Текст книги "Роза Тибета (ЛП)"

Автор книги: Лайонел Дэвидсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 21 страниц)

Поскольку определенные комбинации (дерево-дракон, земля-бык, огонь-тигр) традиционно считались неблагоприятными, на протяжении веков они привлекали значительное количество предсказаний. Большинство прогнозируемых событий сбылось, в частности, непальское вторжение 1791 года, британская экспедиция Янгхасбанда 1904 года и китайское вторжение 1910 года. Говорят, что те, которые не оторвались, были "предотвращены’.

Однако ни один год не давал такого количества зловещих предсказаний, как год Земного Быка в его нынешнем цикле.

Было сказано, что о событиях возвестит комета, хорошо видимая из трех главных городов – Лхасы, Шигацзе и Гьянце. Затем в строгом порядке последовали бы четыре катастрофы: сдвинулась бы гора; река Цангпо сошла бы со своего русла; страну охватил бы ужас; и династии Далай-лам пришел бы конец.

Хотя все эти предсказания были довольно древними, то, что касалось Далай-ламы, было самым почтенным. Череда оракулов предсказала, что линия закончится Тринадцатым. На самом деле, Тринадцатый умер в 1935 году, а его преемник, 4-летний мальчик, был признан в 1939 году. Однако к 1949 году, году Земного Быка, он все еще был бы несовершеннолетним и юридически неспособным принять на себя всю полноту власти в качестве духовного и временного главы страны.

Из-за тревожного характера этих предсказаний было запрошено подтверждение у оракулов, прикрепленных к наиболее важным провинциальным монастырям. Их выводы полностью совпадали с выводами Государственного оракула; более того, они смогли внести значительные уточнения.

Таким образом, женщина-оракул Ямдринга могла с точностью сказать, что для ее монастыря несчастья начнутся в шестой месяц Земного Быка (август 1949 года); и что между тем и «ужасом» монастырь посетит «из-за заката» прошлый завоевательстраны, которая увезет настоятельницу вместе с сокровищами монастыря.

(Ожидалось, что посетитель будет воплощением татарского принца Ху-Цзуна, который в 1717 году вторгся с северо-востока, разграбил провинцию Ходзо и отступил только после того, как настоятельница Ямдринга отдалась ему. Из-за того, что он принял благосклонность настоятельницы, этот принц впоследствии был убит Чен-Рези, Богом-Защитником Тибета. Ибо, согласно традиции, настоятельница была божественной – доброжелательной дьяволицей, которая была исконной жительницей Гималайского плато, прежде чем бродячая обезьяна из Индии выманила ее из пещеры, соединилась с ней на острове в озере Ямдринг и, таким образом, породила тибетский народ.)

Другие монастыри давали столь же мрачные предсказания, однако один из них (второй по величине в стране, в Сере) предоставил важный вариант. Это означало, что «террор», упомянутый в прогнозе, на самом деле произойдет не в Земном Быке, а в следующем году, Железном Тигре, и начнется в первую неделю восьмого месяца (октябрь 1950 года).

Столкнувшись с этими мрачными и все более утонченными прогнозами, регент созвал кабинет из пяти министров. Он собрался в апреле 1948 года и к середине лета разработал ряд положений.

Чтобы умилостивить дьяволов, живущих в горах, будут предприняты национальные духовные усилия: это примет форму молитв и подношений по всей стране. Кроме того, чтобы не дать дьяволам повода для провокации, кочевникам будет запрещено их традиционное право зимовать у подножия гор.

В случае, если дьяволы откажутся от умиротворения (то есть, если гора сдвинется с места или Цангпо собьется с курса), должны быть приняты дальнейшие меры, чтобы предотвратить остальные предсказания.

Поскольку под ‘террором’ подразумевалось новое китайское вторжение, было бы необходимо изучить все обстоятельства, которые могли бы дать китайцам повод для вторжения. Все контакты с западным миром должны быть сокращены, а все иностранцы, которых можно считать «западными империалистами», должны быть уволены.

Поскольку в то время только пять европейцев постоянно проживали в Тибете, и все они поддерживали повседневные контакты с правительством, кабинет министров не видел причин для немедленных действий в этом отношении.

Пятью европейцами были: Хью Ричардсон, Реджинальд Фокс, Роберт Форд, Генрих Харрер и Питер Ауфшнайтер.

Ричардсон был главой недавно созданной индийской правительственной миссии; хотя он был англичанином, он действовал в интересах другой азиатской державы, и к тому же той, которая только что сбросила империалистическое иго: таким образом, он пользовался высочайшим дипломатическим статусом.

Фокс и Форд были радистами по контракту; было бы достаточно просто позволить их контрактам истечь. Харрер и Ауфшнайтер были бывшими военнопленными, бежавшими из британского военного лагеря в Индии; у них не было официального статуса, и их могли выдворить в любой момент.

Поэтому на данный момент все было под контролем. Однако, если, несмотря ни на что, китайцы все же вторгнутся, потребуется последний и гораздо более потрясающий шаг. Семисотлетняя традиция должна быть нарушена, и Далай-лама должен быть назначен еще несовершеннолетним, чтобы обеспечить преемственность.

Это был не тот шаг, который кто-либо из министров хотел спланировать в деталях; но поскольку они сделали все, что от них можно было ожидать, заседание, длившееся несколько недель, было отложено. Регент решил следить за ходом событий.

Исторически известно, что они взяли именно то, что было предсказано.

В октябре 1948 года появилась комета, вызвав всеобщую тревогу и беспорядки в Лхасе, Шигацзе и Гьянце. В июле и августе 1949 года «гора сдвинулась», вызвав огромное сейсмическое возмущение, которое затронуло весь Гималайский регион и отклонило Цангпо на восемь миль от его курса. (В августе следующего года она снова «сдвинулась», еще более угрожающе.) И в октябре 1950 года (в ‘первую неделю восьмого месяца Железного Тигра’, как предсказал оракул Сера) китайцы должным образом вторглись.

Столкнувшись с этой последней катастрофой, регент сделал свой ‘последний шаг’. 12 ноября несовершеннолетний Далай–лама был официально назначен главой государства, а три недели спустя, 9 декабря, бежал.

Такие предсказания и такой рекорд для года Земного Быка.

Исполнились ли подобным образом многие региональные предсказания, должно оставаться предметом для размышлений. Однако среди беженцев на контролируемой Индией пограничной территории в начале 1951 года, по-видимому, существовало твердое убеждение, что, по крайней мере, некоторые из предсказанных событий произошли; в частности, те, которые были предсказаны для монастыря Ямдринг.

В отчете калькуттской газеты «Амрита базар Патрика» от 3 февраля того же года приводится цитата одного беженца: "Несомненно, неприятности в Ямдринге начались в шестой месяц Земного Быка… . Как всем известно, настоятельница была похищена вместе со своими сокровищами стоимостью в четыре кроры рупий (три миллиона фунтов стерлингов).

Эта история была подхвачена другими газетами и вызвала много спекуляций (и некоторые политические беспорядки) по поводу значения фразы в предсказании "визит из-за заката’. Некоторые редакторы считали, что это может означать только «с запада», и что, поскольку китайцы, несомненно, атаковали с севера и востока, оракул, должно быть, предвидел грабежи из Ладакха на западной границе Тибета.

Это было с горечью опровергнуто (9 февраля) пристрастным членом Лок Сабха, индийской нижней палаты, который отверг "грязные инсинуации определенных людей в Калькутте, которые могут приписывать ладакхи только низменные мотивы, которые привели бы их в действие в подобных обстоятельствах. Не подлежит сомнению, что любой житель Ладакхи или Кашмира мог участвовать в разграблении монастырей...’

Несмотря на это и другие опровержения, индийская пресса поддерживала эту историю в течение нескольких недель, взволнованная, даже посреди таких трагических ужасов, странной историей о похищенной настоятельнице и четырех крорах рупий.

Однако, когда погода на приграничной территории потеплела, и беженцы начали возвращаться в свои собственные горы, населенные дьяволами, сообщения прекратились. К июню 1951 года они полностью закончили.

F. B.–V. ПАРИЖ

1960

*

Это был месяц, когда Чарльз Хьюстон вернулся в Лондон на носилках. Он отсутствовал семнадцать месяцев. По его словам, мне казалось, что прошло столько лет.

ГЛАВА ПЕРВАЯ

1

ЯN летом 1949 года, когда ему было 27 лет, Хьюстон обнаружил, что у него роман с замужней женщиной. Ей было 30, и он не был влюблен в нее, и он пошел на это только потому, что ему было скучно и одиноко. Он не думал, что роман продлится лето, но это произошло, и к осени, когда он снова пошел в школу, он задавался вопросом, как это закончить. Он был немного недоволен собой.

В то время Хьюстон жил в Баронз-Корт в квартире, которую он делил со своим сводным братом Хью, который был на два года младше, гораздо более шумным и довольно склонным брать его рубашки и носовые платки, когда он был дома. Хью не было дома. Он был в Индии. Он уехал в июне с съемочной группой, уехал очень поспешно, потому что разрешение пришло в последний момент; и одним из последствий стало то, что планы Хьюстона на отпуск пришлось изменить. Он собирался провести месяц со своим сводным братом, гуляя по Франции.

Как бы то ни было, он решил остаться дома, осмотреть галереи и немного заняться живописью; и он бы так и сделал, если бы не случилось так, что лето в Лондоне выдалось самым жарким за последние десять лет. Вместо этого его дни потекли по знакомой ленивой схеме.

Он вставал каждое утро, пускал уголь, завтракал и читал газету. После этого он повозился с эскизом, а затем вышел и выпил.

Время от времени он ходил на вечеринки. Он даже сам держал одну в квартире. Но люди ему наскучили; они были скорее друзьями Хью, чем его собственными. Он чувствовал себя намного старше своего брата.

Однако на двух вечеринках за одну неделю он столкнулся с Глинис и в обоих случаях поймал себя на том, что размышляет о ней и о ее маленьком, сварливом и очень пьяном муже.

Она была высокой и несколько стеснялась своего роста; она немного сутулилась и носила туфли на плоской подошве. Но в ее лице был какой-то странный и незащищенный характер, который больше всего понравился Хьюстон.

Она жила со своим мужем в Фулхэме, совсем рядом с Баронз-Корт, и после нескольких дней споров с самим собой Хьюстон позвонил ей.

Это был июльский полдень, высокий синий день невыносимой жары. Хьюстон сказал ей, что собирается в Роухемптон.

‘Тебе повезло’.

‘Почему ты не идешь?’

Пауза. ‘О, я думаю, что нет’.

‘Ты не умеешь плавать?’

‘Да, я умею плавать’.

‘Тогда я заеду за тобой’.

Так все и началось. Годы спустя все то странное и бесцельное лето, казалось, выкристаллизовалось для него в один момент; момент, когда он положил трубку в жаркой пустой квартире и почувствовал первый слабый толчок: волнение, отвращение, опасения.

Он очень хорошо помнил душевные поиски того лета, время, когда он оценивал свое положение.

У него было четыреста фунтов в банке, арендная плата за квартиру и работа преподавателем рисования в средней школе для девочек на Эдит-Роуд в Фулхэме; именно из-за этой работы он снял соседнюю квартиру.

С годами у него вошло в привычку присматривать за своим братом. Когда он демобилизовался из военно-морского флота в 1946 году, он думал о том, чтобы обеспечить себя на год своими чаевыми и деньгами, которые оставила ему мать, и устроиться художником на полный рабочий день. Он знал, что если случится худшее, он всегда сможет научить. Но затем Хью, в свою очередь, был уволен со службы и получил работу в кинокомпании за пять фунтов в неделю, и Хьюстон пришлось отложить карьеру художника; вместо этого он поступил в среднюю школу для девочек на Эдит-Роуд, расписался за квартиру и оставил Хьюна пару лет.

Его брат, конечно, больше не нуждался в присмотре. Он зарабатывал более чем вдвое больше, чем Хьюстон, и с радостью тратил его. Хьюстон не винила его. Он знал, что если захочет, Хью перестанет растрачивать свои деньги и оставит его в очереди. Он мог бы попрощаться с главой средней школы для девочек на Эдит-роуд, женщиной, которую он оплакивал, и в любой подходящий день стать художником.

Почему же тогда, подумал он, он этого не сделал? Хьюстон не знала почему. Он чувствовал себя очень расслабленным. У него было угнетающее чувство, что он каким-то образом опоздал на автобус, что часть добродетели покинула его за последний год. Он не хотел рисовать так сильно, как раньше. Он был смутно не склонен к тому, чтобы его брат держал его. Он не знал, чего хотел.

В середине июля он подумал, что это может быть женщина; но к середине августа понял, что это тоже не так.

2

Только в середине сентября он начал сознательно беспокоиться о своем брате; но как только он начал, он понял, что, должно быть, беспокоился уже некоторое время. Он знал, что поисковые работы должны были закончиться в Калькутте и что подразделение должно было подняться к подножию Эвереста. Фильм был о попытке подняться на гору. Почта будет доставляться курьером и обязательно будет нерегулярной. Однако к середине сентября у него уже месяц ничего не было. Он не знал, что с этим делать. Он не хотел звонить в кинокомпанию, что казалось ему излишне суетливым занятием. Он подумал, что подождет немного.

Он ждал неделю, а потом ему было все равно, суетливо это или нет.

Девушка на коммутаторе соединила его с секретаршей. Секретарь соединила его с неким мистером Шталем.

Хьюстон слышал об этом мистере Штале; он думал, что тот был одним из руководителей компании. Он был несколько поражен тем, что так быстро оказался связанным с великим человеком.

«Кто это?» – спросил тихий голос.

‘Мистер Хьюстон, по поводу Хью Уиттингтона", – услышал он голос секретаря на линии.

‘О, да. Мистер Хьюстон. Я провожу день на телефоне ’, – сухо сказал голос американца кому-то на заднем плане. ‘Мы получили телеграмму, мистер Хьюстон. Я подумал, что вам будет интересно это услышать. – Он начал читать телеграмму мягким, спокойным тоном, прежде чем Хьюстон как следует осознал ее смысл. Казалось, что группа из шестидесяти шести человек была замечена под западным склоном горы; они были на неровной тропе, которая соединялась с торговым путем. Еще не было известно, заблокирован ли этот маршрут.

‘Подписано Листер-Лоуренс", – сказал Шталь. ‘ Он британский представитель в Калькутте и наш единственный источник информации на данный момент. Конечно, мы отправляем человека на границу как можно скорее, но пройдет день или два, прежде чем мы что-нибудь услышим. Землетрясение разрушило все телеграфные линии.’

‘ Землетрясение, ’ ошеломленно сказал Хьюстон и почувствовал, как телефон у его уха задрожал.

"По-видимому, это был довольно тяжелый удар. Мы предполагаем, что это перекрыло им путь назад, и они собираются обогнуть гору. Тем не менее, мы настроены очень оптимистично. С местными людьми, нанятыми там, наша партия должна прийти к шестидесяти шести ... .’

Разговор продолжался, возможно, еще минуту или две, и Хьюстон дал необходимые ответы, но впоследствии не мог вспомнить, что еще было сказано. Вскоре он положил трубку и ошеломленно уставился на нее.

Это было первое, что он услышал о землетрясении.

Хью было 8, а ему 10, когда они впервые поняли, что в них есть что-то немного другое. Это было, когда он уехал в школу-интернат, а Хью был слишком мал, чтобы последовать за ним. Он был болен весь семестр, и Хью тоже был болен, и его забрали из той школы, и эксперимент никогда не повторялся. Он думал об этом во время войны, когда однажды они расстались на пятнадцать месяцев без каких-либо неприятных последствий. Но ни один из них не подвергался реальной опасности во время войны. Теперь у него было ощущение опасности.

К концу сентября он услышал гораздо больше о своем брате. Он слышал, что он в безопасности, что съемочная группа отдыхает в деревне, но что их возвращение может задержать три жертвы, ни одна из них, однако, не очень серьезная.

Все это он услышал в трех разговорах с секретаршей Шталя, молодой женщиной по имени Лесли Селлерс, с которой у него теперь были наилучшие телефонные отношения.

Она снова позвонила ему в понедельник в начале октября, в школу, и спросила, как он себя чувствует. Хьюстон сказала очень хорошо и поинтересовалась, какие у нее новости.

‘Самый лучший, чудо-мальчик", – сказала молодая женщина. ‘Они на обратном пути. Босс вчера вечером получил сообщение от Листер-Лоуренса, и он ожидает звонка от Радкевича завтра в ближайшее время. ’

Хьюстон перевел дыхание; Радкевич был директором подразделения, и это действительно было новостью.

Он сказал: ‘Откуда он будет звонить’.

‘Из Калькутты. Для них там заложен самолет, так что они должны быть дома очень скоро. Я подумал, тебе будет интересно узнать.’

‘Что ж, спасибо. Большое спасибо.’

‘И это все, что приносящий радостную весть получает – благодарность?’

‘Что еще ты имел в виду?’

‘О, я бы оставил это тебе. Ты мог бы сказать мне, когда мы встретились. Мы еще не сделали этого, не так ли?’

Ее голос был неприятно слышен в общей комнате для прослушивания. Хьюстон тихо сказал: "Возможно, первым делом нужно было бы организовать это. Когда вы предлагаете?’

Она рассказала ему о своем предложении, и пару ночей спустя он впервые встретился с ней.

Она ждала на углу Уордор-стрит, маленькая, хорошенькая, живая, дрожащая в своем меховом воротнике в порывистый вечер. Она, не стесняясь, взяла его под руку, и они вошли в Сохо.

– Так ты художник? – спросил я.

‘Это верно’.

‘ Ты не очень похож на Хью, не так ли?

‘Мы только наполовину братья’.

‘Интересно, кому досталась лучшая сделка’.

Она нравилась Хьюстону. У нее был косой взгляд, который был провокационным, но не вызывающим; маленькое подвижное лицо эльфа. Они свернули к Дженнаро, и, разглядев ее более отчетливо при свете, он удивился, почему никогда не встречал ее. Он встречался с большинством людей, с которыми работал Хью. Он спросил ее об этом.

«О, хорошо», – сказала она. ‘Я не из тех девушек, которые любят соревноваться’.

‘С кем бы вы соревновались?’

‘Шейла, не так ли?’

‘Шейла?’

‘Шейла Вулферстон’. Она взглянула на него. ‘ Ты знаешь о ней.

Он мог смутно припомнить Шейлу на вечеринке, но он не знал, что там было, в частности, знать о ней.

Он сказал: "Вы хотите сказать, что они очень дружелюбны?’

– Именно это я и имею в виду.

‘Она работает в офисе?’

‘ Да. Что ж. Не только сейчас. Она там со сломанной ногой. Ты действительно не знал? ’ спросила она, с любопытством глядя на него.

‘ Нет, – беспечно ответил Хьюстон, но он был странно встревожен. Он удивился, почему Хью не упомянул о девушке.

Но он наслаждался вечером; и он думал, что она нравится ему больше, чем большинство друзей Хью. Он отвез ее домой, в Мейда-Вейл, и некоторое время слонялся в холле многоквартирного дома.

«Возможно, теперь мы будем чаще видеться друг с другом», – сказала она.

‘ Да. Мне бы это понравилось.’

‘Единственное, в данный момент моя жизнь немного сложна’.

‘ И моя тоже.

Они посмотрели друг на друга, улыбаясь.

Хьюстон наклонился и поцеловал ее. Он ожидал холодного и беззаботного ответа, а получил гораздо больше.

«Возможно, нам лучше начать без осложнений», – сказала она через мгновение.

– Возможно, нам лучше.

Она сказала ему, что в честь подразделения будет организован прием, если оно вернется, как ожидается, в субботу, и они договорились встретиться там.

– Тогда вернемся к твоему затруднению, чудо-мальчик, ’ беспечно сказала она. ‘Я думаю, что позвоню тебе в четверг’.

Но она позвонила до этого.

Она позвонила в среду и спросила, может ли он позвонить сегодня днем, чтобы повидаться со Шталем.

Он сказал: ‘Я не знаю. Я полагаю, да, ’ на мгновение смутился. ‘Ты знаешь, о чем это?’

‘Я думаю, ему лучше сказать тебе самому. В три часа вас устроит?’

‘ Да. ДА. Хорошо.’

По ее лицу он понял, что новости не из приятных, но вопросов не задавал. Она сразу же провела его к Шталю.

Он не встречал его раньше и был удивлен тем, что увидел. Несмотря на властность своего голоса, режиссер был маленьким человеком, почти карликом; маленький тощий мешок с костями. У него был крючковатый нос с красным гребнем поперек и странное состояние глаз, которые постоянно двигались за очками в золотой оправе. Он обошел большой письменный стол, чтобы пожать Хьюстон руку.

‘ Садись. Сигарета. Боюсь, у меня для вас неутешительные новости, ’ прямо сказал он.

Хьюстон молча взял сигарету и попытался держать ее неподвижно, пока Шталь прикуривал от большой настольной зажигалки.

‘Произошла небольшая задержка. Твой брат не вернется на этой неделе.’

Хьюстон уставился на него, облизывая губы. Он сказал: "Он не болен, не ранен или что-то в этом роде...’

‘О, нет. Наоборот. Он остается, чтобы присматривать за теми, кто есть. Г-н Радкевич, наш директор, спешил двигаться дальше. Перевалы там рано занесло снегом, и ему нужно было перенести громоздкое оборудование. Он чувствовал, что потребуется еще две или три недели, чтобы пострадавшие удовлетворительно поправились, поэтому они остаются, пока не поправятся. Твой брат предпочел остаться с ними.’

‘ Понятно, ’ сказал Хьюстон. Беспокойный взгляд привел его в замешательство. ‘Интересно, почему он должен это делать?’

Шталь слегка улыбнулся. ‘Я думаю, потому что он добродушный мальчик", – сказал он. ‘Нет никакой опасности, если это тебя беспокоит. У них будет адекватный транспорт, гиды и так далее, и пропуска можно обменять для обычных целей большую часть года. Он подумал, что они оценят дружелюбное лицо и кого–то, кто может говорить по-английски, хотя, по-видимому, несколько человек в монастыре немного говорят. ’

‘ Монастырь, ’ сказал Хьюстон. ‘ В каком монастыре?

‘ Та, в которой они остановились. В Тибете. Вы, конечно, знаете это, ’ сказал он, наблюдая за лицом Хьюстон.

Поскольку было очевидно, что Хьюстон этого не сделал, он вынул сигарету изо рта, тревожно кашляя. ‘О, прошу прощения. Я думал, что говорил тебе. Разве я не упоминал, что маршрут был заблокирован, поэтому им пришлось обогнуть гору? ’

‘ Ну, да, ’ сказал Хьюстон. ‘Да, вы упоминали об этом’.

"Ну, – сказал Шталь, снова слегка улыбаясь, – если вы обойдете гору где-нибудь в этих краях, вы можете оказаться в Тибете. Это то, что они сделали.’

В комнате воцарилась тишина. Хьюстон наблюдал, как пепел от его удлиняющейся сигареты медленно скручивается и падает на ковер.

‘На самом деле, мистер Хьюстон, ’ сказал Шталь, подавая ему пепельницу, ‘ я бы не стал беспокоиться об этом. Конечно, Тибет звучит очень странно, очень отдаленно. Но где это далеко в наши дни? Вчера вечером я разговаривал с Радкевичем в Калькутте. И через сорок восемь часов Радкевич будет прямо здесь, со мной, в этой комнате. Поверьте мне, ничто сегодня не отдалено. ’

‘ Вполне, ’ сказал Хьюстон. Он не был уверен, что уже понял это. ‘Вы случайно не знаете, где находится этот монастырь?’

‘ Конечно. Она у меня прямо здесь, – сказал Шталь, роясь в своем столе. ‘Я понимаю, что это прекрасное место. Им там очень комфортно. У них хорошая еда, врачи, все. На самом деле, – сказал он, поправляя очки, чтобы рассмотреть незнакомые слова на бумаге, ‘ это женский монастырь.

Но название, когда он прочитал его вслух, ничего не значило для Хьюстона.

‘Они называют это, – сказал Шталь, – Ямдринг’.

3

Прием для вернувшихся членов подразделения состоялся в отеле «Савой» в субботу, 8 октября 1949 года. Это была оживленная вечеринка, с родственниками и прессой, и хотя его брата на ней не было, Хьюстон пошел. Он поговорил с Радкевичем и оператором по имени Келли, другом его брата, и с некоторыми другими, и то, что они ему сказали, должно было его удовлетворить. Как и сказал Шталь, женский монастырь был превосходным местом. За ними хорошо ухаживали, кормили хорошо, были врачи, все. Тибет оказался совсем не таким, как ожидалось; в долинах летом было пышно, на полях был урожай, и люди ухаживали за посевами, приятные, дружелюбные люди. Для членов отряда это было просто другое место; в данных обстоятельствах более гостеприимное место, чем то, которое они покинули, но физически мало чем отличающееся от него.

Келли очень привязалась к местным жителям.

‘Очень хорошие воги", – сказал он. ‘Я бы хотел, чтобы мы остались подольше, но там было много дел, которые нужно было уладить. Несколько наших собственных вог отказались приехать. Они остались там на фестиваль.’

Келли не была уверена, что это за фестиваль, но он должен был состояться в середине сентября.

‘Они были на взводе, когда мы уходили – молитвенные колеса гремели, как хлопушки, и все было вычищено. Ах, совершенно чудесное место, – сказала Келли.

И действительно, это звучало чудесно, как он это описал. Деревня Ямдринг лежала на дне долины. Монастырь был построен на склоне холма и располагался террасами на семи уровнях. Они впервые увидели его с холма в полумиле выше, и солнце сверкало на его семи золотых крышах. Под ним раскинулось овальное озеро изумрудно-зеленого цвета с островом посередине. На острове было небольшое святилище с зеленой крышей; мост из кожаных лодок соединял остров с материком. Они смотрели на нее вниз ближе к вечеру, и по мосту проходила процессия.

«Всегда устраивают процессии», – сказала Келли. ‘Милые люди. Действительно, ребячество.’

Было уже больше девяти, когда они ушли, слишком поздно, чтобы куда-то идти, слишком рано, чтобы идти разными путями. Хьюстон отвез девушку домой.

«Заходи и выпей чего-нибудь».

‘ Хорошо, ’ сказал Хьюстон и пошел с ней наверх.

Это была светлая, современная маленькая квартира, непохожая на его собственную несколько беспорядочную квартиру; и более захламленную.

‘Не обращай внимания на смешение стилей", – сказала она ему, снимая с него пальто. ‘Нас здесь трое, у каждого свой хлам’.

‘ Друзья или родственники?

‘О, друзья. Девушки-холостяки, как говорится. Джин и что-нибудь еще?’

‘ И тоник.

‘Сядь и поразмышляй. Ты весь вечер размышлял на ногах.’

Хьюстон сел и задумался.

‘ Ваш напиток на подлокотнике дивана, ’ сказала девушка через некоторое время.

‘Спасибо’.

‘ Теперь все в порядке?

‘ Прекрасно. Он чувствовал себя далеко не в порядке. Он начал необъяснимо дрожать в каждой конечности. Но из вопроса девушки и предыдущих тихих намеков он понял, что, возможно, демонстрирует гораздо больше беспокойства, чем того требует ситуация, поэтому он криво улыбнулся и сказал: ‘Ты должен присматривать за младшими братьями’.

‘ Вы двое довольно близки, не так ли?

‘Справедливо’.

‘Ну, кажется, все в порядке. Он должен быть дома довольно скоро, не так ли?’

‘О, конечно. Конечно.’

"Тебе здесь не холодно? Ты немного дрожишь.’

«Я, должно быть, простудился», – сказал Хьюстон. Он не знал, что на него нашло, но он знал, что это был не озноб. Ему захотелось выйти и пройтись по улице; он чувствовал беспокойство и задыхался в квартире.

«Стало теплее?» – спросила она некоторое время спустя.

‘ Да, ’ сказал Хьюстон, и так оно и было, потому что молодая женщина лежала в его объятиях. ‘Когда возвращаются твои коллеги-холостяки?’

‘О, позже’.

Что-то в ее голосе заставило его сделать вывод, что они вообще не вернутся этой ночью. У него также было подозрение, что он должен был вывести это. Он не думал, что хочет что-то делать с этим в данный момент. Он ушел довольно рано.

Девушка в некотором замешательстве проводила его до двери.

‘Я думаю, тебе лучше позаботиться об этой простуде’.

‘Я буду’.

‘ Кровать – это место для тебя, – сказала она неуверенно.

Хьюстон улыбнулась. ‘Я иду прямо к этому’, – сказал он.

Но он этого не сделал. Вместо этого он отправился на долгую прогулку. Его забавляло, что он довольно долго обходился без женщин, а теперь вдруг оказался с двумя. Так было с ним в некоторых случаях во время войны. Он задавался вопросом, относится ли он к тому типу мужчин, которые обращаются к женщинам в моменты кризиса; и он задавался вопросом, в чем кризис сейчас. Хью возвращался. Он должен был вернуться в конце месяца. Все, что ему нужно было сделать, это пережить месяц.

4

Вспоминая об этом позже, Хьюстон вспоминал октябрь главным образом как месяц, когда он пытался избавиться от Глинис. Это была неудачная попытка. Были слезы и взаимные обвинения, а также угрозы, потому что девушка сказала, что не может жить без него. Хьюстон, как и многие художники, далекие от романтики, думала, что она очень легко могла бы, если бы захотела; но когда он увидел боль в ее глазах, не смог заставить себя сделать последний шаг.

Он сказал Лесли Селлерс, что теперь у него нет проблем; потому что, как она сказала, она была девушкой, которая не любила соперничества; и, соответственно, его жизнь стала сложнее, чем когда-либо. Его встречи с Руководителем становились не менее язвительными; он постоянно отставал с серией занятий по оценке искусства, которые он должен был подготовить для вечерней школы; и у него постоянно заканчивались идеи для его внештатной работы. Казалось, он карабкается по все более скользкому склону. Все в его жизни внезапно стало ненадежным и неопределенным. Он не мог понять, как это произошло.

Он обнаружил, что начинает все больше полагаться на Олифанта, преподавателя классической литературы, такого же холостяка, как и он сам, чья терпкость манер казалась ему освежающей.

"Олифант, ты находишь себя способным строить какие-либо планы в эти дни?’

"Я никогда не строю планов’.

"Кажется, со мной происходит что-то странное. Я не знаю, где, черт возьми, я нахожусь в последнее время. ’

"Может быть, ты влюблен’.

"Может быть, так оно и есть. Хотел бы я вспомнить что-нибудь, что мне особенно хотелось бы сделать. ’

‘Я хотел бы переехать в квартиру побольше и провести Рождество в Риме’.

И вдруг все заговорили о Рождестве.

"Где ты звенишь своими колокольчиками в этом году, чудо-мальчик?’

‘ На самом деле я еще не дошел до этого.

‘Я скорее вижу себя в Париже. Есть интерес?’

‘Звучит очень привлекательно’.

‘Дай мне знать в ближайшее время. Мне нужно пораньше устроить свою семью.’

И, казалось, прошло всего несколько часов. ‘Чарльз, я тут подумал. Рой хочет поехать в Борнмут на Рождество. Мы каждый год останавливаемся в одном и том же отеле. Как ты думаешь, ты тоже можешь случайно оказаться там?’

‘ Я не знаю, Глинис. Это немного зависит от Хью. Я должен был бы увидеть, чего он хотел. ’

‘Ну, естественно. Я вижу это. Как ты думаешь, он тоже хотел бы приехать?’

‘Он мог бы", – сказал Хьюстон, сильно сомневаясь в этом.

‘Как ты думаешь, когда ты узнаешь о нем?’

‘Я не совсем уверен. В последнее время я мало что слышал.’

Он ничего не слышал. Шла третья неделя октября, и никаких новостей не было. Лесли сказала, что Листер-Лоуренс не ожидала никаких особых новостей. Теперь не было и речи о пропавшей партии. Группа просто прибудет на территорию Индии. Они, вероятно, прибудут между 25-м и 30-м, когда ожидается торговый караван.