Текст книги "Цель (СИ)"
Автор книги: Лаванда Риз
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 18 страниц)
– Ева!!! – возмущённый крик Адама где-то у задней двери, вырвал её из прострации. – Ева, где ты?! – видимо это была его последняя отчаянная попытка её найти.
– Я здесь, – отозвалась она, и уже через пол минуты рядом послышались его шаги и возмущённое сопение.
– Я даже в подвале смотрел. …Что ты тут делаешь?
– Запоем ушла в хандру, – вздохнула она. – Из-под меня будто выбили опору и теперь я тону в собственных невесёлых размышлениях о жизни в целом.
– Значит, я появился как раз вовремя, – Адам уселся рядом с ней на низкую скамейку, и Ева машинально протянула ему край своего пледа.
И то, что было совершенно нормально для неё – для Адама, проявление заботы со стороны, послужило очередным всплеском эмоций, ещё одним крючком, которым он цеплялся за эту девушку.
– Давай, послушаем теперь эти мысли вслух, люблю, когда всё разложено по полочкам.
– Мне кажется, что мои биологические родители пытались избавиться от меня как от бракованного создания. Вот поэтому меня и бросили во время прилива, но какой-то идиот меня спас. Зачем? – Ева хотела выговориться и поэтому даже была благодарна Адаму за компанию. – Я приношу в эту жизнь одни неприятности и страдания. Всем. Разбиваю парням сердца, изменяю тем, кого люблю, оставляю друзей, даже собственного ребёнка наградила смертельной болезнью. У меня такое ощущение, что снова что-то пойдёт не так, что в самый ответственный момент – я сплохую и кто-то близкий мне будет мучиться. Ведь я уже подвожу нашего сына, я никак не могу забеременеть. Тебя это жутко расстраивает, я вижу и просто восхищаюсь твоей стойкостью Пирс, потому что у нас всё равно нет никакой гарантии, что наш следующий ребёнок будет подходящим донором. В этом мире очень мало людей, которые меня любят, но даже их я заставляю проклинать меня.
– Это всё? – со странной иронией хмыкнул Адам. – Конечно, можно пойти утопиться и завершить начатое теми ублюдками, которые тебя бросили. И в принципе малодушные ничтожества так и поступают – опускают руки и не хотят бороться. Выживает только тот, кто уверенно сражается до последнего, даже когда все вокруг кричат, что всё кончено. Я абсолютно уверен, Ева, что ты-то как раз борец, ты не сдашься проблемам. Все когда-то кому-то разбивают сердца, кого-то предают, лажают и совершают ошибки. Сейчас ты смотришь на всё с тёмной стороны в вихре эмоций. На самом деле ты делаешь нашего сына счастливым ребёнком, своими улыбками, нежностью и вниманием. Мою жизнь ты тоже изменила и некоторые моменты в ней просто совершенны. К тому же, ты делаешь отличную рекламу, – легонько толкнул он её своим плечом, пытаясь закончить шуткой.
Горько усмехнувшись, Ева покачала головой:
– Пойдём лучше делать ребёнка.
– Зачем куда-то ходить? – интонация Адама тут же изменилась, наполнившись томлением. Его тело уже попало в зависимость от химических субстанций, которые выделял его мозг в процессе занятия любовью.
Стащив с себя джинсы, Ева забралась к нему на колени и он укутал её сверху пледом. Это были как раз те мгновения спонтанной страсти, когда она невозможно хотела его. И тогда упоительные поцелуи и наэлектризованные прикосновения получались особенными, дерзкими, сексуальными, влекущими, а стоны чувственными и неконтролируемыми.
– Господи, какое же это блаженство, – тяжело дыша, прошептал Адам, ловя касание её губ. – Это компенсирует те нервные срывы, которые ты мне доставляешь, – добавил он с поцелуем. – Я никогда тебя не отпущу Ева. У меня есть все права на тебя. И больше не смей мне хандрить!
Глава 16
Утром, приободрившись духом и прекрасным рассветом, Ева выскользнула из их общей постели несмотря на то, что это было утро субботы, когда можно было понежиться чуть дольше. Адам застал её на кухне как раз уже свежую после душа, светящуюся изнутри каким-то необыкновенным настроением.
– Это приготовление блинчиков на тебя так действует? – подал он свой голос, после пяти минутного наблюдения за ней.
– Ага, сейчас налопаюсь углеводов и начну пухнуть в ширь от счастья, – улыбнулась она, подставив ему лицо для поцелуя, не отдавая себе отчёта как магнетически действует на него её преображение.
– Это пугает даже меня, – выдавил Адам не сводя с неё глаз. – Ты так обворожительна, что я сам себе завидую. По фигу всё, я хочу сделать это прямо сейчас! – и резко отодвинув сковородку, он рывком усадил Еву на разделочную поверхность стола, нетерпеливо раздвигая её бёдра, теряя голову от того, что она подаётся ему навстречу с таким же желанием. – Ты невероятная, вероломная … да ты просто ведьма, ты сводишь меня с ума,… я ни за что уже не хочу … жить без тебя.
…Через пять минут Ева снова продолжила жарить блинчики, время от времени с улыбкой косясь на Адама.
– Можешь ответь мне на один вопрос? Пять лет назад, в какой момент ты понял, что я та, которая тебе подходит? Сразу или именно в тот рождественский вечер?
– В тот вечер я уже пришёл с твёрдым намерением переспать с тобой, собственно поэтому и принял приглашение Миранды. А понял что ты та самая … во вторую нашу встречу, вы тогда приехали с Эриком в мой дом, и ты … с таким смешным видом разглядывала картину в гостиной, – Адам хмыкнул. – Кто бы мог подумать, что через пять с половиной лет ты будешь соблазнять меня своими блинчиками, нося мою фамилию, и мы станем называться таким странным для меня словом «семьёй».
– А что если ты случайно встретишь другую совместимую с тобой женщину? – проведя ладонью по лбу, Ева оставила там белый след от муки. – Например, через год при знакомстве с какой-нибудь дамой ты поймёшь, что хочешь оказаться с ней в одной постели из-за своего загадочного внутреннего зова. Ты попробуешь её ради разнообразия?
Адам возмущенно прыснул, а потом рассмеялся:
– Такое только ты могла придумать. Ева, разнообразие в данном контексте абсолютно для меня не применимо, я действую практично, по принципу целесообразности использования. Уж прости за терминологию. Если ты будешь полностью меня удовлетворять, даже если в наших отношениях будет процентов двадцать от того, что есть сейчас – я никогда не посмотрю на другую. Потому что в нашем с тобой случае главную роль ещё играют эмоциональные привязки, всё вращается вокруг Ника, а какое отношение может иметь посторонняя женщина, если у меня есть ты. … Ты что же, примеряешь к себе ревность? … Ева, ты сегодня для меня просто ходячий феромон, с этой лопаткой и испачканным лицом, – Адам снова приблизился, собственнически обнимая её за талию. – Сегодня какой-то особенный день?
– Обычный. Я всего лишь выясняю для себя чего мне от тебя ожидать, – повела она плечом, мило поморщившись, – А что стало с теми, кто был слишком настойчив в своих приставаниях к твоей одиозной персоне?
– Я исключил всяческое пересечение с этими личностями.
– Говорят, почти все работники твоего главного офиса лечатся от неврологических расстройств. Ты специально доканываешь людей, или это у тебя происходит само собой?
– Что тут скажешь, не все в состоянии вынести моего очарования, – Адам был всё ещё в замешательстве от непривычно нахлынувшей на него эйфории, этим якобы обычным семейным утром.
– Значит, мистер Пирс, если отдельно взять наши с тобой личные отношения, в данный момент ты абсолютно счастлив, раз уж оговорился, что тебя устроило бы и двадцать процентов от существующего? – пытливо сузив глаза, Ева впилась взглядом в Адама, которого словно застукали на горячем.
– Да, – не совсем охотно выдавил он, словно его заставили признаться в своих слабостях. – Мне конечно не с чем сравнивать, но если взять ситуации из прошлого, то теперешняя – мой идеальный план. …Я посмотрю как там Ник.
– Надо же, да ты сбегаешь от меня!
Адам слукавил. Был в теперешней ситуации один пугающий его нюанс – Ева начинала слишком много значить для него, и это чувство было для Адама совершенно неведомо, его натура не была готова к такой спонтанной трансформации. Женщины никогда не играли для него такой роли и вот теперь вулкан эмоций, подорвав многослойные пласты его твёрдости и равнодушия, вырвался наружу, угрожая затопить выстроенный порядок его жизни. Ева была везде, начиная с похожих черт их сынишки, до небрежно брошенной на кресло футболки, запахе на подушке, и волос на расчёске в ванной. Не говоря уже о её живых глазах и улыбке, когда он имел удовольствие за ней наблюдать, и бесконечно стучащихся мыслях о ней.
– Мамины блины самые вкусные, – уплетая завтрак, радостно заявил Ник, по-детски подмечая изменившееся поведение родителей. – Я так тебя люблю, мамочка.
От простой детской искренности у Евы мгновенно навернулись слёзы.
– У меня есть предложение съездить в океанариум, – сразу же нашелся Адам, пока сентиментальный момент не стал слишком угрожающим. – Ник давно уламывал меня посмотреть на огромных рыб.
– Ура!!! – завопил Ник, не дожидаясь согласия матери. – Мы поедем все вместе!
– Готов сделать вылазку на люди, чтобы развеять сомнения на счёт настоящая мы семья или нет? – в который раз за это утро Ева пытливо взглянула на Адама.
– Общество конечно может смотреть и делать выводы, но сегодня я просто хочу испытать новые ощущения в первую очередь для себя.
– Ну да, большие рыбы это ещё те ощущения, – шутливо поддела его Ева.
– О да, миссис Пирс, вы определённо напрашиваетесь, но у меня сегодня на редкость хорошее настроение, – его голубые глаза действительно улыбались, что случалось не часто, и по его взгляду Ева видела, что если бы не их сын, он бы снова занялся с ней любовью прямо посреди кухни.
Бостонский океанариум, насчитывающий более двухсот видов подводных обитателей, совершенно потряс впечатлительного Ника и за три с половиной часа они обошли его несколько раз. Обедать пришлось в огромном торговом центре, откуда Ник наотрез отказался уходить из-за шумной детской площадки.
– Ему так весело, – задумчиво протянула Ева. – В свои четыре с половиной он очень общителен, ему не хватает сверстников. Откуда в нём столько энергии так скакать?
– Уверен в следующем году он начнёт посещать частную начальную школу и недостаток общения пополнится сполна… – Адам резко вскочил, недоговорив, кинувшись бежать к сыну. Ева бросилась за ним, толком ещё не сообразив в чём дело, но её душа оборвалась уже в тот самый миг.
Всю дорогу до клиники, Адам не отпускал малыша из рук, пытаясь привести его в чувство, разговаривал с ним, целовал маленькие ладошки и лобик.
А Ева, сидя за рулём его машины, как сумасшедшая гнала на красный, замкнувшись в одолевающем её ужасе. Что-то было не так, её материнское сердце тревожно било набат и почему-то никакая надежда не могла рассеять эту наползающую тьму. Ник не приходил в сознание.
В срочном порядке бригада реанимирования подключила его к системе жизнеобеспечения. Возле её малыша хлопотало сразу несколько врачей и медсестёр, Адам о чём-то горячо спорил с заведующим отделения, а Ева обессилено сползла по стенке прямо на пол. С каждым вздохом – грудь разрывало страшной болью, она не могла дышать, не могла говорить – только глотать слёзы в немом горе.
…Часть её самой уже была мёртвой, когда к ней подошёл Адам с почерневшим от случившегося лицом. Ему даже не нужно было ничего говорить – она и так всё поняла. Их жизнь, их планы и цели, их счастье оборвалось безжалостно и внезапно, в то время как мир вокруг продолжал пьянеть от ощущения жизни.
Из её груди вырвался протяжный крик. Закрыв лицо ладонями, она безутешно разрыдалась, мечтая умереть в каждую последующую секунду.
…Горе всегда приходит непрошено и не вовремя, к нему невозможно до конца подготовиться. Оно уродливое и холодное, оно гасит души не только умерших, но и тех, кто остался их оплакивать. Некоторые люди, познав горе, сплотившись, становятся крепче, некоторых же оно стирает в пепел.
– Как? …Почему у него не оказалось больше …времени? – выдавила Ева шатаясь. Адам забрал и отвёз её домой. Ни на ней, ни нём не было лица, а их голоса изменились до неузнаваемости.
– Доктор сказал, что такой вариант не исключался. Болезнь начала резко прогрессировать и буквально сожрала его в считанные дни, без явных признаков, что бывает в редких случаях, – глухо ответил Адам, глядя куда-то в одну точку. – Мне сказали, что наш сын и так прожил слишком долго, с таким диагнозом не доживают и до двух лет. … Ева, … Ника больше нет. … Мой сын…, – выплёскивая эмоции, Адам со всей силы ударил кулаком по столу, застонав совершенно от иной боли.
– Ненавижу тебя, – прохрипела Ева, в истерике тряся головой, опухшая от слёз, и почти теряющая сознание от головной боли, – Ты забрал у меня три года жизни, лишив возможности радоваться моему мальчику! Три года, мать твою! Ты украл у меня моего сына, и готов был выбросить меня на помойку, вместо того, чтобы дать Нику возможность узнать свою мать получше! Ненавижу тебя за это и не прощу! Не хочу и минуты оставаться рядом с тобой!
– Ева прекрати! – он то ли злился, то ли умолял.
Но её уже понесло, помутневшим от горя рассудком, Ева видела всё именно в таком свете. Адам снова вдруг стал для неё врагом.
– Больше не прикасайся ко мне! – со злостью прокричала она. – Тебе больше не зачем меня использовать, а мне терпеть твоё присутствие! Не желаю больше тебя видеть, никогда! Слышишь? Не смей появляться в моей жизни! – с этими словами, как бы отчаянно Адам не пытался её удерживать, одурманенный своим горем, она всё же вырвалась, покидая его дом растрепанная и босая.
Она даже толком не помнила, как добралась до своей старой квартиры в чёрном квартале. Больше не было цели и смысла. Больше не хотелось осознавать и существовать. Горе захлестнуло её с головой. Ева была не способна рассуждать про похороны сына или про то, в каком состоянии находится Адам. Она сражалась с непринятием и отрицанием, забыв про пищу и потребности. В таком состоянии она больше не ощущала ни жизни, ни времени. Будущего для неё больше не существовало, а в сердце скопилось слишком много боли и зла на то, что происходило за стенками её скорлупы.
В основном она спасалась сном, когда же заставить себя уснуть было уже не возможно – Ева прокручивала в памяти все моменты связанные с Ником, опять и опять заливаясь слезами. Кто-то периодически колотил в её дверь, но она с безразличным упорством не реагировала на звуки из вне.
Пока спустя несколько дней эту дверь не снесли с петель, и на пороге её комнаты не возникла взбешённая Ванда.
– Скажи, кого ты истязаешь сильнее, себя или тех, кто действительно переживает о тебе?!! – с напускной строгостью выкрикнула Ванда, хотя её сердце облилось кровью, при виде осунувшейся, прибитой горем девушки. – Тебе нужно быть рядом с близкими людьми, это не даст тебе рехнуться. Ева, я искренне хочу тебе помочь. Эджей звонит мне каждый день, волнуется, собирается бросить съёмки и прилететь. Он ведь всё-таки принял предложение, … хотя тебе сейчас не до этого.
– Мне уже никто не поможет, – бесцветным тоном пробормотала Ева, не открывая глаз. – Разве ты можешь оживить моего мальчика, того, кто был смыслом моей жизни, моим сердцем и радостью?
– Нет, – вздохнула Ванда, подойдя ближе. – Но тебе, моя девочка, предстоит пережить это глубокое, разъедающее чувство потери. Я сожалею и скорблю одновременно с тобой. …Но пожалуй, скажу тебе страшную вещь – ты не первая и не последняя мать, похоронившая своего ребёнка. Ты сильная молодая женщина Ева, и ты просто обязана жить дальше. Необходимо отвлечься, например, отправиться в путешествие…
– Замечательная идея! – со злостью перебила её Ева. – Подальше от всех вас, ваших нравоучений и сочувствия! – вскочив с постели, она нервно схватила сумочку, сгребла в неё все попавшиеся документы и вылетела за дверь, даже не оглянувшись на опешившую Ванду.
Ева находилась в таком нездоровом взбудораженном состоянии, что даже не заметила, что приобрела билет по поддельному паспорту, от которого она в своё время так и не избавилась. То ли таможенник не проявил нужной бдительности, то ли Огги поработал над фальшивкой слишком профессионально. Тем не менее, не прихватив с собой абсолютно никаких вещей, только то, что было надето на ней, Ева взяла билет на самолёт наобум, до Дублина. Это был некий спонтанный импульс, сложновыразимое веление её сердца. Потому что только в самолёте, на высоте восемь тысяч метров, она поняла, что летит в Ирландию.
Помимо её воли, глубоко на подсознании, мысли и все её всплывающие чувства всё равно оставались намертво привязанными к Адаму Пирсу. Иначе Ева никак не могла это объяснить по-другому. Её потянуло на родину её мужа, туда, где началась его история, в итоге соединившая их в одну семью. Семью, которой было уготовано встретить столь жестокий удар судьбы.
Взяв по прилёту напрокат автомобиль, наткнувшись на рекламный щит СТО прямо у аэропорта, где за сравнительно сносную сумму ей вручили ключи от подержанного опеля и карту страны в подарок, Ева колесила по окрестностям Дублина, потеряно бродя по ещё блеклым, покрытым вымерзшей травой холмам, подолгу задерживалась под вековыми дубами, слушая, как завывает ветер в их чёрных голых ветвях. В предрассветной мгле, в качающихся макушках деревьев, в лениво ползущих низких тучах и крике птиц – она пыталась уловить шёпот, ответ вселенной. Ева усиленно пыталась понять, за что же жизнь так сурово с ней обошлась. Но мир таинственно молчал. Лишь иногда смеялся к ней заразительным смехом чужих детей.
В этом мире больше не было её мальчика, и пепел её потери иссушил этот мир.
Скорбь становилась привычным состоянием. Она больше не знала, куда ей идти и нужно ли. Казалось, уже больше ничего не способно принести ей успокоение, всё погасло. И в таком настроении Еве всё чаще вспоминался Адам и его слова об отсутствии эмоций, о том, что он мог ощущать счастье лишь благодаря Нику.
«Каково же тебе сейчас? Насколько глубока твоя тьма Адам Пирс?»
Мрачные мысли истачивали её сутками. Даже в тех же беспокойных обрывках снов. Если ты сам генерируешь свои мысли, если источник чёрной дыры скрыт в тебе самом – от этого невозможно сбежать, ты просто падаешь вглубь себя … и тонешь. И в самый последний момент судьба будто бы сжалилась над ней, бросив ей спасательный круг.
В тот день, проходя мимо булочной и уловив умопомрачительный аромат свежей выпечки, от которого желудок в который раз напомнил о себе, Ева невольно заглянула внутрь. Она уже пару недель жила в маленьком городке Данбойне рядом с Дублином и каждый раз, бесцельно бродя по улицам, она находила обратную дорогу к своей гостинице разными маршрутами.
В тесной булочной создалась очередь, и раскрасневшаяся хозяйка озабоченно крутилась между подносами с булками, хлебом и кренделями, явно нуждаясь в помощнике. И в первый раз за две недели Ева наконец с кем-то заговорила, робко предложив ей свою помощь. И та, наградив её оценивающим взглядом, почему-то тут же согласилась, молча бросив ей белый фартук и перчатки.
Ева, словно всю жизнь проработав в пекарне, ловко складывала заказы в бумажные пакеты, а хозяйка рассчитывала клиентов и через время подносы почти опустели, как и булочная. И дверной колокольчик наконец умолк.
– Ты голодная? Можешь взять себе любую сдобу за труд, – проговорила хозяйка, с любопытством изучая её прищуренным взглядом.
– Я не хочу есть, – мотнула головой Ева, медленно снимая фартук. – Неужели я выгляжу как бездомная нищенка? – удивляясь, она продолжала качать головой, слов за эти дни скопилась так много, но она больше не могла выражать их словами. – Работа всегда помогала мне отвлечься.
– Выглядишь исхудавшей и замученной, вот и подумала. … Случилось что?– из вежливости поинтересовалась женщина, но Ева поняла, что можно не отвечать. – А хочешь молока или чаю? Меня Арин зовут.
– Крепкого чаю я бы выпила. Я Ева.
И пока Арин разливала чай, Ева принялась её расспрашивать:
– Видимо, раньше вам всегда кто-то помогал? Печь хлеб – это прекрасный и в тоже время непростой труд, одной тут никак не справится.
– Да что уж там, конечно одному не потянуть, – вздохнула Арин. – Мой муж Дойл ночью выпек, а утром повёз нашу дочь Мэйди в больницу. А меня на хозяйстве оставили. Раньше-то Мэйди помогала мне отпускать покупателей, но в последнее время наша девочка стала часто жаловаться на боли в сердце. Вот мы и решили.
– Сколько лет вашей дочери?
– Шестнадцать уже исполнилось, красавица, отрада глаз моих, – Арин снова обеспокоенно вздохнула.
– Взрослая. Если вы не против, я могу приходить и помогать вам пока. За просо так.
– Ты не местная, – осторожно заметила Арин. – Зачем ты здесь?
Ева не спешила с ответом, колеблясь, подбирая слова:
– Запуталась. Хочу понять, зачем живу. В Америке, в Бостоне ответов нет, – сдавлено ответила она, опуская глаза.
– Что ж, у нас тут люди простые, узлов не вяжут. Оставайся, может откормим тебя.
И Ева стала приходить и помогать Арин каждый день, уцепившись за такую возможность, мысленно благодаря эту женщину за то, что та не пытается влезть к ней в душу. Живой поток людей, их улыбки, аппетитные запахи, прикосновения к мягкому хлебу, наполняли Еву некой жаждой жизни.
Но от Евы не ускользнуло то, что с каждым днём Арин мрачнела всё больше, затем она стала украдкой смахивать слёзы, а потом и вовсе не открыла булочную, так как её муж не выпек ни одной булки хлеба.
– У вас наверняка случилась какая-то беда и я хочу помочь чем смогу, – Ева нашла угнетённую чету в доме, по соседству с булочной. Дойл держал плачущую Арин за плечи, а та, закрыв лицо руками билась в горькой истерике.
– Врачи сказали, что сердце Мэйди … вот-вот может разорваться, … какая-то тампонада, – потеряно пробормотал Дойл, вздрогнув от собственных слов. – Нужна пересадка. Срочно. И донор вроде имеется. Денег так быстро не соберём, вот ведь беда. Пекарню в срочном порядке не продашь, … а банк не даёт кредит…
– Я достану вам деньги! – решительно заявила Ева. – Сколько нужно?
– Первый взнос двести тысяч, – с горечью ответил Дойл, не воспринимая всерьёз обещание странной американки. – Мы бы успели найти деньги, если бы у нас было время. … Пекарня и булочная стоят дороже.
– Этот бизнес вам и самим пригодится. Вам нужно поехать со мной в столичный банк, где я смогу перевести деньги на счёт больницы. Ну же! – повысила голос Ева. Её серьёзный вид зажёг в безутешных родителях надежду, но они всё ещё сильно сомневались в её состоятельности. – У меня есть друзья и в крайнем случае муж миллионер, – слово «муж» Ева произнесла с большим трудом. – Скорее, дорога каждая минута!
Вообще-то Ева собиралась звонить Ванде, совершенно не сомневаясь, что та если что, даст ей нужную сумму денег, тем более, речь шла о жизни ребёнка. Но когда банковский служащий, проверивший её карточку сообщил ей состояние её банковского счёта – у Евы отвисла челюсть, а Дойл и Арин охнули в один голос.
– На вашем счету – двадцать пять миллионов долларов, миссис Пирс. Какую сумму вы желаете перевести?
С каменным лицом, пребывая в полном замешательстве, Ева положила перед ним реквизиты.
Арин что-то говорила ей, после того, как они вышли из банка, обнимала, тискала, но Ева все её слова благодарности пропустила мимо ушей. Она никак не могла взять в толк зачем Адам отвалил ей столько денег, в том что это был он она ни капли не сомневалась, хотя главный менеджер банка отказался сообщить ей откуда пришли деньги. И невзирая на целый ворох вопросов и неопределённостей, она всё ещё никоим образом не собиралась связываться с Адамом Пирсом, боль не унималась, а его голос, Ева знала, мог разбередить её ещё сильнее.
Мэйди прооперировали на следующий день. Арин не отходила от дочери двое суток пока угроза частично не миновала. Впереди девочку ждала долгая реабилитация и лечение, но врачи давали вполне утешительные прогнозы на счёт донорского органа. И для всех не было утешения лучше.
– Мы не можем просто так взять деньги – мы перепишем на тебя пекарню! – объявил Дойл держа за руку дочь, девчушку, сплошь усыпанную веснушками, с такой широкой тёплой улыбкой, что ей неизменно хотелось улыбаться в ответ.
– Вы меня этим очень обидите, – Ева и вправду сердито нахмурилась. – У вас передо мной нет никаких долгов, мистер Макмастер. Всё что нужно я уже получила. Для меня главное, чтобы дети … не умирали.
Ева не знала, что побледнела при этом, но в эту самую минуту чуткая Арин стала догадываться, какое горе так глубоко засело в этой девушке.
– Такие события сближают людей, и ты нам теперь что родня посланная всевышним. А родне ни к чему мыкаться по гостиницам. Дойл поможет тебе перенести вещи! – твёрдо заявила Арин, приободрившись. Миновавшая их беда, просто преобразила эту женщину. – Я так хочу Евушка, сделай мне приятное ещё разок.
Глядя на их лица, Ева не могла не согласиться. Эта семья, избежавшая худшего – возрождала к жизни и её саму. Чудеса случались – она стала тому свидетелем, и постепенно Ева начала подниматься из своей душевной тёмной бездны. Хотелось жить, непонятно ещё ради какой цели, но стало не всё равно, жива ты или нет.
Гуляя по мосту над живописной рекой Лиффи, Ева ждала Дойла, чтобы вместе с ним вернуться в Данбойн. Облокотившись на перила, задумавшись она засмотрелась на воду, не заметив, как к ней подошёл незнакомец. И только когда он заговорил, Ева вздрогнула, развернувшись к нему в пол оборота.
– Старые люди верят, что если соорудить лодочку, вплетая в неё свои печали – река может их забрать и освободить душу для радости, – на неё смотрели мягкие внимательные карие глаза мужчины. Он обладал глубоким голосом, довольно приятной внешностью и отличным чувством стиля, судя по тому, как он был одет. Но то что резануло слух Евы – у него был американский выговор.
– С чего вы вдруг взяли, что я грущу? – не слишком приветливо выдавила Ева, косясь на незнакомца. – Просто задумалась.
– И всё-таки вы грустите, и мне почему-то захотелось развеять эту грусть.
– Я замужем! – ни с того, ни с сего резко бросила Ева, понимая, что звучит это по меньшей мере глупо.
– Рад за вас, – улыбнулся незнакомец. – Видимо, ваш муж очень занят, если уж решился отпустить жену одну.
– Видимо не ваше это дело мистер, – с иронией парировала Ева, собравшись уходить. – И чтоб вы знали, подобные подкаты давно устарели.
Каждое столкновение с людьми, вызывающее вот как теперь, всплеск эмоций, заставляло Еву выходить из серой зоны, заставляло снова видеть краски и … чувствовать. Всё чаще стало всплывать лицо Адама. И мысли о нём, кружили вокруг неё, как стая голодных волков. И Ева уже начинала понимать, что долго прятаться от этих мыслей ей не удастся.
Перебраться к Макмастерам неожиданно оказалось познакомиться со всеми съехавшимися родственниками. Племенники, кузины, тетушки и девери шумно стекались со всей Ирландии. Мало того, что половина из них обладали огненно-рыжими волосами, так ещё и любовью к разговорам и спорам друг с другом они могли свести с ума кого угодно. Ева просто обалдела от такого количества нагрянувшей проведать Мэйди родни.
Все они конечно уже были в курсе, что американка спонсировала операцию, и все как один пытались выразить ей свою благодарность. Но что приятно поражало Еву – никто не лез с расспросами об её личной жизни, будто перед этим с каждым поголовно провели серьёзный инструктаж.
– Привет, я Тиббот, племянник дядюшки Дойла! – пока Ева пыталась улизнуть через сад, дорогу ей вдруг перегородил долговязый улыбчивый парень, невероятно симпатичный, с такими же смеющимися как у Мэйди глазами.
– Привет, а я тут собралась насладиться тишиной … хотя бы пару часов, – Ева с надеждой потянулась взглядом к калитке.
– Ну, это вряд ли получится, – игриво повёл он плечами. – Мы народ гостеприимный, открытый и по нашим правилам нельзя оставлять гостью скучать одну. Я знаю много занимательных историй про этот городок, об этих холмах и якобы живущих здесь гномах. Я могу рассказать тебе много интересного об Ирландии, – произнёс он серьёзно и в тоже время простодушно, окончательно располагая Еву к себе. – Можно звать меня просто Тит.
– Ладно Тит, нарекаю тебя своим гидом.
Пешком они дошли до развалин замка таинственного лорда Рагнара, три раза обошли вокруг какого-то сарая, заглянули в паб и при этом Тит не замолкал ни на секунду. Он настолько умел увлекательно преподать сомнительные факты и всё это приправить юмором, что Ева не заметила, как начала смеяться. Настолько легко ей оказалось с этим милым человеком, настолько сильным оказался его дух, сумевший пробиться и вытащить её из скорбного кокона.
На одной из узких, мощёных брусчаткой улочек, по которой они устало брели в сторону дома, её вдруг схватила за руку какая-то женщина:
– Твой сын очень обижается на тебя! – выпалила она, до смерти напугав этим Еву. – Он любил вас обоих, а ты бросила его отца! Оставила его страдать!
– Господи боже, – у Евы подкосились ноги, и если бы не Тит она бы точно рухнула наземь, – Кто вы такая?! Что вы такое несёте?! – принялась вырываться она.
– Я медиум, слышу души мёртвых. Так вот твой мальчик давно пробивается к тебе, просит не губить душу его отца, просит успокоиться. Так должно было быть.
– Убирайтесь, – Еву затрясло мелкой дрожью. – Тит, я хочу поскорее убраться отсюда.
Тит, видя её состояние тактично молчал всю обратную дорогу. А Еве наоборот хотелось кричать, пока у неё внутри всё клокотала и бесновалась разбуженная боль. Но она была невероятно благодарна своему новому знакомому за понимание и участие, за то, что находясь радом он удержал её на рубеже живых.
– Спасибо Тит, это была чудесная прогулка, – проговорила Ева, толкая калитку в спустившихся сумерках. – Это явно пошло мне на пользу.
С заднего двора доносился гомон голосов большой ирландской семьи.
– Всегда пожалуйста. Кажется, мы успели вовремя. Чувствуешь, какой аромат разлился по округе? М-м-м, Джед отлично жарит мясо. Пойдём к остальным, компания тебе сейчас очень нужна.
Она слушала их шутки, наблюдала со стороны, как открыты и радостны могут быть люди, как незатейливо счастье, когда беда осталась позади. Рядом с ними ей было легко, тепло и уютно, только вот душу бередила грусть от того, что сама она была лишена такой шумной забавной родни, таких близких отношений, и что единственный человек, который стал ей почти что близок – остался за океаном, вернее она сама его оттолкнула, плюнув в лицо своей ненавистью. После слов той чудаковатой женщины Еву начала терзать тревога, с большим опозданием она наконец поняла насколько жестоко она обошлась с Адамом, какую ошибку она совершила.
– Стоит ли верить тем словам? – тихо спросила она у Тита, когда большая часть семейства уже разошлась. Тит сидел рядом, неторопливо попивая пиво, и что характерно, он тут же смекнул, о чём она у него спрашивает.
