Текст книги "Пьесы"

Автор книги: Ларс Нурен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 22 страниц)

Ночь рождает день

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

МАРТИН, 1904 г. р.

ЭЛИН, 1906 г. р.

ГЕОРГ, 1930 г. р.

ДАВИД, 1940 г. р.

Время действия: 9 мая 1956 года

Место действия: Просторная кухня в гостинице

Акт первый

(8.00–11.45)

Церковные колокола звучно бьют пять раз.

Одинокий голубь семенит по сцене и вылетает в окно в другом конце помещения.

В темную кухню спускается ДАВИД, он раскрывает все двери, проверяет, нет ли кого поблизости, хочет убедиться, что ни во дворе, ни в столовых никого нет, открывает окно во двор, ставит на плиту кофе, берет чашку, включает радио – звучит музыка – снова выключает, заглядывает в отцовскую стеклянную будку, рассматривает себя в зеркале с разных сторон. Заходи чулан, берет крысоловку с двумя маленькими крысами, достав ведро, наполняет его водой, бросает в него крысоловку, затем опять поднимает, дразнит зверьков. И снова бросает в воду. Опять смотрится в зеркало, на этот раз с совершенно серьезным видом, подходит ближе, затем отступает, бежит к зеркалу, останавливается, принимает разные позы. Подходит к окну и раздвигает занавески – возвращается к зеркалу – игра становится немного серьезнее, он изображает разные эмоции – ненависть, страсть, отчаяние, кровожадность, страх, женственность, мужественность, пытается подражать различным кумирам – Монтгомери Клифту в фильме «Отныне и вовек» и Стену Гетцу на концерте, делает вид, что у него в руках фотоаппарат, фотографирует себя в зеркале и стоит неподвижно, обводя свои контуры в зеркале маминой губной помадой, подходит ближе, всматривается в свое отражение, целует его, спускает штаны, прячет член между ног, изображая девушку, отходит и достает длинную сигарету из отцовской пачки «Риц», курит, кривляясь, как женщина. Не слышит шагов на лестнице.

ГЕОРГ. Ты чем тут занимаешься, черт бы тебя побрал?

ДАВИД (вздрогнув, оборачивается). Кто? Я? Ничем! А что я такого сделал?

ГЕОРГ. Ах ты сукин сын…

ДАВИД (натягивая штаны). О чем речь? Тебе что-то не нравится? (Роняет сигарету.) Я просто одеваюсь.

ГЕОРГ. Да ты совсем сдурел! Вот скотина!

ДАВИД. А что такого?

ГЕОРГ. Ты ненормальный. Ты – не нормальный. (Подходит к окну и раздвигает занавески.) Разве нет?

ДАВИД. Конечно, конечно. (Поднимает окурок.) О чем ты? Не понимаю.

ГЕОРГ. Ничего, скоро поймешь.

ДАВИД. Да в чем дело?

ГЕОРГ. Побереги свою проклятую шкуру – слышал, что я сказал?

ДАВИД. Да-да, конечно, я все прекрасно слышал.

ГЕОРГ (смотрит в упор). Кошмар какой. А ну вали отсюда. (Толкает ДАВИДА.) Вали, кому говорят!

ДАВИД (отодвигается). Никуда я не пойду.

ГЕОРГ. Проваливай!

ДАВИД. С какой стати?

ГЕОРГ. Не могу рядом с тобой находиться.

ДАВИД. Вот сам и уходи.

ГЕОРГ (смеется). Что ты несешь! Я здесь на законных правах, не то что некоторые.

ДАВИД. Это кто же такое сказал?

ГЕОРГ. Угадай.

ДАВИД. Ты! (Стоят лицом к лицу.) Не трогай меня.

ГЕОРГ. Нет, ну надо же! Вот скотина.

ДАВИД. У тебя словарь есть?

ГЕОРГ. Это еще зачем?

ДАВИД. Нам надо посмотреть значение слова «остроумный».

ГЕОРГ. Что?

ДАВИД. По-моему, тебе сложно выражать свои мысли, Георг. Чего ты от меня хочешь?

ГЕОРГ. Не смей произносить мое имя!

ДАВИД молча ковыряется в ухе.

ГЕОРГ протягивает к нему правую руку, трясет ею, пытаясь что-то сказать, затем постепенно успокаивается. ДАВИД ждет.

Смотри, как бы я не выразил их на твоей заднице!

ГЕОРГ подходит к плите, замечает в ведре клетку с крысами, достает ее и ставит на мойку, вода вытекает. Затем в гробовой тишине наливает кофе, подходит к столу, кладет рядом с собой свежую почту, жестом давая понять ДАВИДУ, чтобы тот к ней не притрагивался, иначе ему не поздоровится.

Ишь ты, как мы изъясняемся!

ДАВИД. Ты думаешь? (Протягивает крысам стакан воды.) Не понимаю, зачем надо выращивать это у себя на лице, если в заднице у тебя и без того такие дикие заросли?

ГЕОРГ. Что?

ДАВИД. В зеркало посмотри.

ГЕОРГ (молча пьет кофе). В этой семье достаточно одного педика, который вертится перед зеркалом.

ДАВИД наливает кофе, раздумывая, остаться на кухне или уйти. Остается. Подпрыгнув, садится на барную стойку. ГЕОРГ читает газету. ДАВИД насвистывает «Конкорд», «Модерн Джаз Квартет», фортепьянную прелюдию Джона Льюиса, затем вибрафон Милта Джексона.

ГЕОРГ смотрит на него.

ДАВИД. Где хочу, там и сижу. А в свою комнату я пойду тогда, когда мне самому захочется.

ГЕОРГ. Ты ведь столько лет ныл, что тебе нужна отдельная комната, и вот ты ее получил! Почему бы тебе не побыть там? Ты вообще понимаешь, сколько мы на этом теряем – каждый день выходит на одного постояльца меньше – и все ради того, чтобы тебе было где бездельничать и валяться. А ты даже свистеть как следует не научился.

ДАВИД. Я свищу виртуозно, и ты это знаешь. У меня абсолютный слух.

Пауза.

А у тебя?

ГЕОРГ. И где же он, этот слух? (Без всякого интереса.) Скажите пожалуйста – виртуозно!

ДАВИД насвистывает.

(Продолжает читать газету.) Отвратительно. (Поднимает глаза.) Ты не слышал, что я сказал? Не слышал?

ДАВИД (поспешно). Ты что-то хотел? Чем я могу помочь?

Пауза.

Нет. (Насвистывает «Джанго», «Модерн Джаз Квартет».)

ГЕОРГ (после долгой паузы). И что же ты пытался изобразить?

ДАВИД. А ты не знаешь? Это же соло Джона Льюиса в «Джанго» – все точно, вплоть до мельчайших нюансов.

ГЕОРГ. Ну, тогда я Сара Леандер. (Совершенно спокойно.)

ДАВИД. С лица или с задницы?

ГЕОРГ. Слышь, ты! В этом доме девятнадцать комнат, неужели надо непременно находиться там же, где я?! Черт бы тебя побрал!

ДАВИД спрыгивает со стойки.

Я ему расскажу, что ты тайком куришь его сигареты.

ДАВИД. Давай, мне наплевать.

ГЕОРГ. Я матери расскажу, что ты воруешь у него сигареты.

ДАВИД. Давай, давай.

ГЕОРГ. Куда пошел?

ДАВИД (вежливо). Пока еще не решил, но, наверное, в киоск.

ГЕОРГ. Там только в восемь откроется.

ДАВИД. Сейчас уже восемь.

ГЕОРГ. Тогда вообще в девять.

ДАВИД. У меня сегодня день рождения.

ГЕОРГ. Ты останешься здесь, пока не спустится мать.

ДАВИД. Мама?

ГЕОРГ. Мы должны поговорить с тобой, мальчик мой.

ДАВИД. Со мной? (Хохочет.) Обязательно вдвоем?

ГЕОРГ (пропускает его слова мимо ушей. Отложив газету, просматривает остальную почту). Конечно же и на этот раз никаких писем от Бенгта Халлберга[1]1
  Выдающийся шведский джазовый пианист и композитор.


[Закрыть] тебе не пришло. Кто бы сомневался.

ДАВИД. Ну и что, мне наплевать.

ГЕОРГ (встает. Забирает у него чашку, когда тот отворачивается). И чему же ты тогда радуешься?

ДАВИД. Верни мою чашку! (В ярости.) Дай сюда!

ГЕОРГ. Неужели ты такой идиот, что веришь, будто Бенгт Халлберг будет писать тебе письма?

ДАВИД. Отдай чашку, я сказал.

ГЕОРГ. Не пора ли посмотреть правде в глаза?

ДАВИД. Дай сюда чашку, не то убью.

ГЕОРГ. Тот, кто ни копейки не зарабатывает, ни на что не имеет права… Согласен? Раз не работаешь, так и не шастай сюда. Думаешь, тебе можно брать все что угодно, чтобы потом жрать по ночам у себя наверху? Что за хамские привычки! Ты что вообще о себе возомнил?

ДАВИД. Тебя не касается, что я о себе возомнил.

ГЕОРГ. Ну давай, ударь же меня. Попробуй ударь!.. Чего ты медлишь? Я жду! Давай же!

ДАВИД. Это не твой кофе.

ГЕОРГ. Да что ты говоришь! Каждая капля, выпитая тобой в этом доме, заработана моим трудом – в то время, пока ты валялся с книжкой и читал сутки напролет. Знаешь что, с меня хватит! Теперь ты пойдешь работать, хочешь ты того или нет. Хватит!

ДАВИД. Вот как.

ГЕОРГ. Да-да! И мама со мной согласна. Что, не веришь?

ДАВИД. Я верю только, что ты сам в это веришь.

ГЕОРГ. Давай-давай, посвисти мне тут еще. (Ставит чашку на стол.) Посмотрим, кто свистнет последним. Посмотрим… кого она выберет.

ДАВИД. Но ведь я тоже помогаю… Я делаю… Я ведь делаю… Что-то я делаю.

ГЕОРГ. Как же, делаешь! Все делаешь, только не умеешь ничего.

Пауза.

Какого черта ты вдруг возомнил, что станешь пианистом? Это тот самый педик из Стокгольма, что сюда приезжает, вбил тебе в голову такую идею? Да ты ведь даже в школе с горем пополам учишься, у тебя в голове все шиворот – навыворот. (Бьет себя по лбу.)

ДАВИД. Сильней бей!

ГЕОРГ. Предупреждаю: если я еще раз увижу тебя с этим гнусавым придурком, то… Только попробуй попадись мне в темном переулке со своим извращенцем, я тебе такое устрою – забудешь, кому надо жаловаться.

ДАВИД не уходит. Включает радио.

Голос Арне Турена[2]2
  Арне Турен (1927–2003) – шведский журналист и дипломат.


[Закрыть]: «В ближайшее время будет написана последняя глава о жизни Чессмана. Найт повторяет свой приговор: Чессмана нельзя помиловать. Вчера вечером губернатор Гудвин Найт еще раз подчеркнул, что не собирается смягчать наказания Кэрила Чессмана, но новый адвокат последнего сообщил, что все еще надеется помочь молодому писателю избежать газовой камеры Сан-Квентин. Если ничего непредвиденного не случится, последняя глава жизни отчаянного тридцатидвухлетнего писателя Кэрила Чессмана будет написана в тюремной газовой камере через пять дней, в пятницу, в 10 часов утра. Последняя попытка спасти Чессмана предпринята сегодня. Доктор Вильям Ф. Грасвел, старший врач Сан-Квентина, телеграфировал губернатору: „Я твердо убежден в том, что этот человек психически нездоров. Я также уверен в том, что он совсем не ‘Бандит с Красным Фонарем’“. Писатели детективного жанра и другие представители литературных кругов Нью-Йорка заявили, что собираются ходатайствовать о помиловании Чессмана. Доктор Нигли К. Титерз, доцент университета Темпл и один из ведущих специалистов страны в области пенитенциарной системы, в обращении к губернатору предложил пощадить Чессмана, „чтобы использовать его в качестве подопытного кролика для науки. Он не рядовой преступник. Это очень одаренный человек. Моя просьба основывается на том факте, что обществу крайне мало известно о криминальной психологии. Наука должна извлечь пользу из этого случая, попытаться изучить, как и почему человек становится врагом общества“. После внимательного изучения ходатайства Эрл Уоррен, бывший губернатор штата, который в настоящее время исполняет обязанности председателя Верховного суда Соединенных Штатов, пришел к следующему заключению: „Раз население США всерьез отнеслось к принятию закона о смертной казни за похищение людей, то сейчас перед нами именно тот случай, который требует подобного наказания. Нет никаких особых предписаний о том, что закон не распространяется на людей, пишущих книги“. Кэрилу Чессману осталось жить двадцать семь часов. В очередном выпуске новостей в полдень мы сообщим, как…»

(Слушает, глядя на ДАВИДА, затем выключает радио.) Я тебе очень советую обратить внимание на одну вещь. Послушай, я не шучу…

ДАВИД. Как мне надоели твои упреки! Что там еще?

ГЕОРГ. Что еще? Сколько раз тебе говорить, чтобы ты не смел ходить в мою комнату?!

ДАВИД. Как тут сосчитаешь, сколько раз ты мне это говорил, ты ж все время талдычишь одно и то же!

ГЕОРГ. Трогаешь мои пластинки… мой саксофон…

ДАВИД (кричит). Да не ходил я в твою комнату! Слышишь? Не ходил!

ГЕОРГ. Почему тогда мундштук вчера был весь в слюнях, когда я вернулся домой? Чего ты орешь?

ДАВИД. Ты разве вчера не запирал дверь в свою комнату? (Дверь открывается. Оба прислушиваются.) Вот и твоя мать.

Пауза.

Что это?

Кто-то спускается по лестнице, напевая нервным голосом: «Ах утро, ты прекрасно». Братья переглядываются.

МАРТИН входит на кухню, неся поднос с кофейником, чашкой, очками и пепельницей. На нем темно-серый костюм, белая рубашка, полосатый галстук-бабочка. На лице отчаяние. Застывшие волосы тщательно расчесаны на пробор и покрыты гелем. МАРТИН нервничает, пытается это скрыть, зная, что больше не в силах противостоять желанию выпить: сегодня то же, что и всегда? – тяжелые времена, одиночество, непонимание окружающих, презрение к самому себе. Дает выход своей нервозности, то и дело поправляя бабочку, одергивая манжеты, стряхивая с одежды невидимый пепел, переставляя вещи с места на место, ковыряясь в зубах и т. д. Насвистывает. Периодически притоптывает ногой, словно в такт своему внутреннему ритму. То и дело в его речи появляются интонации, полные жалости к самому себе, проскакивают свидетельства давно утраченного величавого изящества. Еще одно обстоятельство: он метрдотель, лакей, подавальщик, в пошлой роли подчиненного с его символическим ожиданием, откровенно демонстрирующий счастье и гордость оттого, что это все сделал он: смотрите, как я накрыл на стол и т. п.

МАРТИН. Кого я вижу! Good morning, good morning. Good morning[3]3
  Доброе утро (англ.).


[Закрыть].

ДАВИД. Ведь я не могу зайти в твою комнату, когда дверь заперта.

ГЕОРГ. Правда?

МАРТИН. Как спалось? (Пауза.) В чем дело?

ГЕОРГ наблюдает за тем, как тот суетится.

А? Я сказал «с добрым утром».

ДАВИД. С добрым утром, с добрым утром.

МАРТИН. Уже проснулся? Ты что, болен?

ДАВИД. Да, да, да, конечно.

МАРТИН. Есть в жизни место чудесам.

ДАВИД. Какой же ты у нас необычный. Ты что, пукнул, что ли?

МАРТИН. Вовсе нет.

ДАВИД. А чего тогда от тебя так пахнет?

МАРТИН (бросает крысоловку в ведро). Кофе, конечно же, не осталось. Интересно, кто это посреди ночи жарил тут турнедо на петрушечном масле – кому сказать спасибо? Почему ты не можешь есть вместе со всеми, как нормальные люди?

ГЕОРГ. Я тебе сто раз уже говорил – потому что он не нормальный! Ты что, не замечаешь?

ДАВИД (развеселившись). Какое опасное словечко.

ГЕОРГ. Про что ты?

ДАВИД. «Нормальный».

МАРТИН. Вот как. (Садится. Закуривает сигарету. Сидит в характерной позе, наклонившись вперед и облокотившись о стол. Курит, помешивая ложечкой в чашке, прокашливается, делает вид, что все в порядке.)

ГЕОРГ. Разве нет?

МАРТИН. Ты ко мне обращаешься? Да, вполне возможно.

ГЕОРГ. Что?

МАРТИН. Да так, ничего. Неважно… Похоже, сегодня будет жарко. Купаться поедете?

Пауза.

Я спросил, поедете ли вы купаться.

ГЕОРГ. Я, кажется, слышал эхо.

МАРТИН. Сегодня наверняка опять будет жарко. (Прокашливается.) Мы могли бы съездить искупаться все вместе… как раньше.

ГЕОРГ. Когда это такое было?

МАРТИН. Когда? Да хотя бы когда мы ездили в Копенгаген… неужели не помнишь?

ГЕОРГ. Я?

МАРТИН. Ты что? Зачем ты так говоришь? (Расстроен и обижен.) Это был самый приятный момент в нашей жизни.

ДАВИД. Очень мило с твоей стороны рассказать нам об этом.

МАРТИН. Неужели ты не помнишь, мы ведь ездили в Копенгаген каждое воскресенье.

ГЕОРГ. А ты помнишь?

МАРТИН. Да, конечно, прости… Прости, что спрашиваю… Ты сегодня в город не собираешься?

ГЕОРГ. Что я там забыл?

МАРТИН. Ничего, я просто спросил…

ГЕОРГ. Просто так?

МАРТИН. Ну да. (Насвистывает «Покоюсь я в твоих объятьях».) У тебя ведь там девушка, да? А вы, милостивый государь?

ГЕОРГ. Он будет торчать как приклеенный возле зеркала.

МАРТИН. Возле какого зеркала?

ГЕОРГ. А может, ты проведешь весь день, лежа в ван ной? Ты разве не замечаешь, он целые дни проводит в ванной с книжками и чашечкой кофе. Ты чем там занимаешься? Учишься плавать?

ДАВИД (успевший прочитать газету раньше МАРТИНА). Смотри!

МАРТИН. Что там такое?

ДАВИД. Ты что, не видел? Не видел, что Стен Гетц в среду выступает в Копенгагене? Норман Гранц представляет «Джаз в филармонии» – Стен Гетц… Вот это да… Ты пойдешь? Можно мне тоже с вами? Папа, можно мне тоже пойти?

ГЕОРГ. Ни за что.

ДАВИД. Но мне так бы хотелось.

МАРТИН. Почему бы и нет?

ДАВИД. Я поеду туда во что бы то ни стало.

ГЕОРГ. Откуда же ты возьмешь деньги?

ДАВИД. Ничего, где-нибудь раздобуду.

ГЕОРГ. Снова своруешь из кассы?

ДАВИД. Ты здесь ничего не решаешь. Все зависит от мамы.

ГЕОРГ. А вот здесь ты не прав, черт бы тебя побрал, только не в этом вопросе.

МАРТИН. Ладно вам, хватит ругаться.

ГЕОРГ. Больше тебе сказать нечего?

МАРТИН. Мое мнение здесь роли не играет.

ГЕОРГ. Это точно. И все-таки?

МАРТИН. Можно я возьму? (Перебирает газеты, распечатывает письмо, читает, внезапно мрачнеет.)

ГЕОРГ. Что случилось?

МАРТИН. Это просто удар наповал.

ГЕОРГ. О чем ты?

МАРТИН. О погашении долга.

ГЕОРГ. И что? Ты ведь его уже выплатил.

МАРТИН. Когда я, по-твоему, успел это сделать? Я писал им и просил об отсрочке платежа…

ГЕОРГ. Ну и?..

МАРТИН. Они отказали, здесь так и написано, черным по белому.

ГЕОРГ. И что из этого?

МАРТИН. В каком смысле?

ГЕОРГ. Ну что такого?

МАРТИН. Ты что, глупый?.. В понедельник – то есть через два дня – я должен выложить двенадцать тысяч крон.

ГЕОРГ. Ну и?..

МАРТИН. А у меня только восемь. Где мне взять остальные, скажи на милость?

ГЕОРГ. Найдешь где-нибудь.

МАРТИН. Как, по-твоему, я их найду?.. (Почти срывается на крик.) Вы небось думаете, я деньгами сморкаюсь?!

ДАВИД. Разве нет, папа?

ГЕОРГ. Ведь это повторяется каждый месяц, чего ты так удивляешься?

МАРТИН. Что ты несешь! Ты знаешь, насколько снизился оборот? И знаешь, почему?

ГЕОРГ. Да плевать я на это хотел.

МАРТИН. А я тебе скажу, почему. С тех пор как алкоголь стали продавать свободно и упразднили талончики, наш оборот упал на шестьдесят восемь процентов… (Хохочет.) Шестьдесят восемь – уму непостижимо! Ты понимаешь, что это значит? Когда мы писали отчет в прошлом году, чистая прибыль была двести десять тысяч крон – это тебе не птичий помет… А в этом году, по моим подсчетам, – подумать даже боюсь – хорошо если хотя бы семьдесят заработаем… Вот такие дела, малыш.

ГЕОРГ. Я тебе не малыш.

МАРТИН. Да-да, конечно. Но тем не менее вот такие дела. Остается только не падать духом, правда? На что это ты так смотришь? Стараюсь, как могу. На большее я не способен.

ДАВИД. Ты не мог бы дать мне немного мелочи?

ГЕОРГ. На тебя.

МАРТИН. Ах да, прости, что спрашиваю.

ДАВИД. Не мог бы?

МАРТИН. На кой черт – извини за выражение – тебе нужна мелочь? Ну правильно, я и говорю, по-вашему, я по утрам деньгами сморкаюсь. На что ты их тратить собрался?

ДАВИД. Я тебе все верну.

МАРТИН. Ага, плюс по три эре за каждый четвертак. Нет, даже не проси.

ДАВИД (подходит к кассе и берет оттуда несколько монеток по двадцать пять эре).

МАРТИН (безразлично). Перестань, я сказал.

ДАВИД (кладет монетку в автомат для измерения скорости реакции, с молниеносной быстротой нажимает на кнопку). Ура, я самый быстрый, вот это скорость! Я снова вышел на красный! У вас никаких шансов – ну что, сразимся?

ГЕОРГ. Это ж для детей.

ДАВИД. В этой твоей неспособности приблизиться к нижнему порогу реакции «нормального человека» есть что-то глубоко обескураживающее. Сколько бы ты ни стоял, ни потел и ни пыжился… все без толку. Если получится, я отдам тебе своего Мейнарда Фергюсона – помнишь тот огромный граммофон, что я купил в «Магасин дю Норд»?.. Ну что, кишка тонка? Ха-ха-ха!

ГЕОРГ. Мне это не интересно.

ДАВИД. Не интересно? Да что ты говоришь. А если я левую руку уберу за спину? Или зажмурюсь? Ну мало ли что на меня найдет.

ГЕОРГ. Да ну… Нет у меня времени тренироваться тут целыми днями, как ты.

ДАВИД. Ну давай же. Я плачу.

ГЕОРГ. Вот дерьмо. (Нажимает на кнопку.) Чушь собачья.

ДАВИД (хохочет). Ну что, куда попал? Инертный? Буржуазный? Бессмысленный? (Удирает оттуда.) Пап, теперь твоя очередь. Давай же, черт побери. Ты тоже должен попробовать. (Аккуратно подталкивает сопротивляющегося отца к аппарату. Кладет в него монетку. Подначивает его.)

МАРТИН. Удивительное транжирство.

ДАВИД. Закрой рот и жми на кнопку.

МАРТИН (нажимает, показывает лучший результат, чем ДАВИД). Ха-ха, ну что, видали? Не ожидали небось?

ГЕОРГ. Да это все потому, что ты все время трясешься.

ДАВИД. Полный провал – ты нажал на кнопку до того, как лампа погасла.

МАРТИН. Неправда!

ДАВИД треплет МАРТИНА по волосам. Тот выглядит смешным. ГЕОРГ взволнован. МАРТИН слегка обрадован. Поправляет волосы.

Да-да, радуйтесь, пока есть такая возможность. (В кабинете звонит телефон.) Так, кто-то звонит. Теперь оставьте меня в покое. (Идет в кабинет.) Нет у меня времени с малышней возиться. – Гостиница, доброе утро… Нет, к сожалению, сегодня мы закрыты, у нас инвентаризация… Мы открываемся завтра в восемь утра… Конечно, все необходимые лицензии у нас есть, девять номеров для путешественников… Столовые первого, второго и третьего класса, на любой вкус… Как вы сказали? Секундочку, я запишу. Сколько? Да-да, завтра вечером, превосходно, номер на двоих и одноместный… Будет сделано… Милости просим… Большое спасибо… Всего доброго, до свидания.

ДАВИД. Я понимаю, что ты должен лизать задницу постояльцам, но неужели надо делать это с такой готовностью, с таким рвением? Я тут написал сочинение про Авраама, не оставшееся без внимания, – про того самого, который принес в жертву своего сына, – и сделал из него официанта… Смешно получилось, мне пятерку поставили.

МАРТИН. Из тебя бы вышел отличный поэт.

ГЕОРГ. Тебе самому в поэты пора.

ДАВИД. Кстати, завтра Чессмана отправят в газовую камеру.

МАРТИН. Неужели они еще не казнили этого негодяя?

ДАВИД. Он невиновен. Зачем ты так говоришь?

ГЕОРГ. Конечно виновен. Так же, как и ты.

ДАВИД. В чем же это?

МАРТИН. А вот и Элин. (В кухню входит ЭЛИН, в руках у нее чашка и два подарка. Во рту сигарета.)

ЭЛИН (глядя на крысоловку). Я же говорила, чтоб вы не смели выставлять крысоловку на видное место! (Вынимает ее из ведра.) О господи! Да они до сих пор живы!.. Давид! Вынь их оттуда! (Отодвигает крысоловку подальше от себя.) Выпусти их в лесу.

ГЕОРГ. В каком лесу?

ЭЛИН. И чтоб это больше не повторялось!

ДАВИД (берет крысоловку, идет к двери, потряхивая ею, как маракасами). Выступает Кармен Миранда вместе с партнером.

МАРТИН. Доброе утро, дорогая. Наконец решила спуститься?

ЭЛИН (кашляет). Почта пришла?

МАРТИН. Все же с этим кашлем тебе следует обратиться к врачу.

ГЕОРГ (раздраженно). Не забудь его с собой прихватить, хватит тут перхать уже.

МАРТИН. Почему ты так говоришь? Мне просто жаль маму, она уже давно ходит с таким кашлем… Очень действует на нервы. Ты и сам это понимаешь.

ГЕОРГ. Тебе ее жаль? Это что-то новенькое.

МАРТИН. В каком смысле?

ЭЛИН (наливает себе кофе, смотрит в окно. Слышится голубиное воркование). Давид.

ДАВИД (из-за дверей). Что?

ЭЛИН. Это ты ночью расхаживал под окном?

МАРТИН. Вот будет здорово, когда здесь построят настоящую автостраду… Наверное, и народ скорее сюда потянется.

ЭЛИН. Может быть. (Входит ДАВИД.) Что ты с ними сделал?

ДАВИД. Искусственное дыхание.

МАРТИН. Хотя в таком случае они просто-напросто будут проезжать мимо.

ЭЛИН (садится, закуривает). И я тоже.

ДАВИД. Что это?

ЭЛИН (протягивает ему подарки). У тебя ведь сегодня день рождения.

ДАВИД. Ах да, точно. На день рождения ведь дарят подарки.

МАРТИН. Открой и посмотри.

ДАВИД. Что это?

ГЕОРГ (с иронией). Что это?

ДАВИД (Разворачивает свертки. Это сборник стихов Экелёфа «Бессмыслицы» и белая футболка). Как мило… Большое спасибо, у меня как раз есть точно такая же.

МАРТИН. Давид, мальчик мой… сегодня у тебя день рождения… никогда бы не поверил в то, что… (Внезапно его переполняет сентиментальное воодушевление, жестокость временно отступает.) Что когда-нибудь буду вот так вот сидеть за одним столом с такими прекрасными молодыми людьми, правда, мать? И за что нам, собственно говоря, это счастье? Я все вспоминаю тот августовский день в тридцать девятом, когда мы ездили смотреть виллы… Мы как раз только что уговорили твоего отца подписать поручительство. Проходили весь день и успели посмотреть бог знает сколько вилл. Под конец, ближе к вечеру, ноги у меня стали заплетаться, и я подумал: «Все, больше ни шагу не сделаю, хватит, едем домой, в город, в нашу двухкомнатную квартирку в Скиллингренде – там и останемся»… Но тут Элин говорит: «Нет, давай обойдем еще один квартал – тот, что за углом». – «Да там и домов-то никаких нет, – сказал я. – Только горы щебня». И тут перед нами появляется самый прелестный домик из тех, что я когда-либо видел. Ну я и говорю: «Такой дом наверняка не продается». – «Это точно, – ответила ты. – Но мне так хочется пить, может быть, позвоним в дверь, попросим стакан воды?» – «Ну что ты, не стоит». Но она все-таки позвонила. Дверь ей открыла маленькая женщина, первое, что она сказала: «Неужели маклерское бюро уже дало объявление?» А Элин сделала вид, будто ни капельки не удивилась… А к следующей пятнице мы уже купили дом и начали переезд. У меня был свободный день, и я помогал Элин вешать занавески… Помнишь тот день, когда мы вернулись в город? Мы были так счастливы…

ГЕОРГ. Ты что, издеваешься?

МАРТИН. Ты тогда оставался у бабушки.

ГЕОРГ. А где твой подарок?

МАРТИН (еще безразличнее). Поди его разбери, что ему надо. У него ведь есть все что душе угодно. (Достает старый коричневый бумажник, вынимает оттуда пятьдесят крон.) Вот тебе полтинник, ступай и купи то, чего тебе хочется. Сделай одолжение, Давид.

ДАВИД. Спасибо, папа. Большое спасибо.

ЭЛИН (считает, что МАРТИН дал слишком много, но ничего не говорит). Что это за книга?

ДАВИД. Стихи. Бессмыслицы.

ЭЛИН. Но ведь ты именно такую хотел.

ДАВИД. Так она называется: «Бессмыслицы».

ГЕОРГ. Значит, у тебя сегодня день рождения?

ДАВИД. Похоже, что так… Ты-то наверняка мне ничего не купил? Да-а, бьюсь об заклад, ты не такой дурак.

ГЕОРГ. Купил, конечно. (Выходит за дверь.)

ДАВИД. Ничего себе.

ЭЛИН. Очень мило с его стороны.

МАРТИН. Да… ты становишься взрослым, Давид.

Пауза.

(Себе под нос.) И что с тобой дальше будет?

ДАВИД. Наверняка какая-нибудь пластинка.

МАРТИН. Люди не могут не волноваться о том, как сложится судьба их детей.

ДАВИД. Все будет хорошо.

МАРТИН. Ты ведь понимаешь, что мы с мамой за тебя переживаем.

ДАВИД. Почему? Неужели я даже день рождения не могу отметить в тишине и спокойствии?

ГЕОРГ (возвращается). Да уж, будь так любезен.

ДАВИД. Это мне? Да? (Очень доволен.) Спасибо, не стоило беспокоиться. (Снимает обертку, достает книгу.) Большое спасибо.

МАРТИН. Можно взглянуть?

ЭЛИН (берет книгу, рассматривает ее). Да, ты сегодня разжился книгами.

МАРТИН. Как она называется?

ЭЛИН протягивает книгу ему.

ГЕОРГ. Называется «Насилие».

МАРТИН. «Насилие»? Куда подевались мои очки?

ГЕОРГ. Это книга о том, как в Америке два еврея-педика убили маленького мальчика, а тело запихнули в канализационную трубу. Потом они пытались отмыть его член селитрой.

МАРТИН. Вот оно что… А эти двое, их, случайно, звали не Леопольд и Лейб или что-то вроде этого? Да, ужасная была история. Просто ужасная.

ГЕОРГ. Черт его знает, как их там звали. Надеюсь, эта книга тебя хоть чему-то научит.

ДАВИД. Спасибо тебе, Георг, большое-большое спасибо. Никогда не забуду этот подарок.

ЭЛИН. А что ты будешь делать со своими голубями. Давид?

ДАВИД. В каком смысле?

ЭЛИН. Тебе не кажется, что скоро их станет слишком много? По-моему, во время жары здесь стоит ужасны)! затхлый запах.

МАРТИН (раздраженно). Что с тобой?

ДАВИД.(Книга приводит его в ужас, он дрожит и чувствует слабость, которая снова вернется к нему позднее, но он уже не поймет, откуда это взялось. Он тотчас начинает вытеснять мысли о возможной причине.) Ничего… Ничего страшного.

ЭЛИН. Ты пьешь слишком много кофе.

МАРТИН. Да, но это мы виноваты… Помню, как бабушка давала тебе кофе, когда тебе был всего один год. Ты сидел у нее на коленях и прихлебывал кофе. Она так любила тебя.

ДАВИД. Неправда! Подлые враки! Я всегда убираю за ними.

МАРТИН насвистывает «Wonderful, wonderful Copenhagen».

ЭЛИН. Ну что тебе за радость от них?

ДАВИД. Дождь все дерьмо смывает. Я имею в виду с крыши.

ЭЛИН. Ночью сверкала молния.

МАРТИН. Сегодня ночью?

ЭЛИН. Ты ведь не лег спать, как обещал?

ДАВИД. О чем ты? Вчера я пошел спать и лег под утро.

ЭЛИН. Если у тебя проблемы со сном, позволь Мартину дать тебе таблетку.

ГЕОРГ. Никаких проблем не было бы, если б он днем делал что-то полезное.

МАРТИН. Тебе было сложно уснуть, еще когда ты был младенцем. Я укачивал тебя ночи напролет. В конце концов мы отвезли тебя в больницу, где тебя научили засыпать.

ГЕОРГ. Неужели поговорить больше не о чем?

ДАВИД. А как насчет торта?

МАРТИН. Какого торта?

ДАВИД. Ну того, дурацкого, со взбитыми сливками.

МАРТИН. Дурацкого? Ведь он всегда тебе нравился!

ДАВИД. А теперь разонравился.

ЭЛИН. Не придумывай, ты всегда обожал торт со взбитыми сливками.

МАРТИН достает сигареты и золотую зажигалку.

Куда ты собрался?

МАРТИН направляется в свою стеклянную будку.

Неужели нельзя хоть минуту побыть вместе с нами? Обязательно надо забиться в какой-нибудь угол? Останься. Куда ты спешишь?

МАРТИН (кашляет). Просто хотел просмотреть заказы.

ЭЛИН. Боже мой, но сегодня же еще только девятое мая!

МАРТИН. Знаю, знаю. Но у меня еще не просмотрены заказы за предыдущие дни. Сама потом будешь ругаться: что у тебя тут творится? Не видишь?

ЭЛИН. Что ответили с пивоварни?

МАРТИН качает головой.

Покачали головой?

МАРТИН. Можно сказать, что так.

ЭЛИН. Согласились?

МАРТИН. Вот, сама прочитай. (Протягивает ЭЛИН письмо.)

ЭЛИН (читает). И что теперь делать?

МАРТИН. Понятия не имею. Даже не спрашивай. Не знаю, что делать. От меня тут уже мало что зависит. Время ушло.

ЭЛИН. Какое бессовестное письмо! Почему ты не написал им раньше? Они не могут просто взять и послать тебя к черту! Мы ведь всегда аккуратно погашали долг.

МАРТИН. Им на это наплевать.

Пауза.

Им наплевать, что с нами будет! Я могу выложить восемь тысяч, а после этого остаться ни с чем. Больше у меня нет ни копейки…

ЭЛИН. А как же Шмидт?

МАРТИН. Никогда. Ни за что на свете. Даже не проси.

ЭЛИН. Почему нет? Тебе надо поговорить с ним.

МАРТИН. Я сказал, никогда! Только через мой труп.

ЭЛИН. Вместо того чтобы сидеть здесь и закупать еду и спиртное, когда у нас тут ни одного посетителя.

МАРТИН. Я не пойду к нему на поклон! Слышала, что я сказал?

ЭЛИН. Хватит кричать.

МАРТИН. Есть границы тому, что можно сделать, не теряя… Не теряя…

ЭЛИН. А вот и нет. Только не в твоем случае.

МАРТИН. Не могу я, черт бы тебя побрал!

ГЕОРГ. Не кричи.

МАРТИН. А ты не лезь, тебя это не касается.

ГЕОРГ. Почему ты не решаешься попросить Шмидта?

МАРТИН. Не решаюсь? Думаешь, я чего-то боюсь?

ЭЛИН. Ведь у него столько денег, что он может вообще за себя не платить.

МАРТИН. Это наш лучший клиент. Как, по-твоему, будет смотреться, если я заявлюсь к нему и попрошу в долг? Понимаешь? Ты ни капли не смыслишь в том, как надо себя держать.

ГЕОРГ (злобно хохочет). Что? Держать себя? А как он здесь наблевал, помнишь? Хорошо он тогда себя держал?

МАРТИН. Говори что хочешь.

ЭЛИН. Вчера он досидел тут до половины одиннадцатого. Он приподнял край скатерти и блеванул на клеенку. А затем опустил скатерть обратно, аккуратненько разгладил ее и поставил на место вазу с цветами и пепельницу.

МАРТИН. Вот это хамство… Кто его обслуживал?

ЭЛИН. Агнета.

ГЕОРГ. А помнишь, как на прошлой неделе он так нажрался, что Бергрен не решился даже домой его отвезти. Его положили в седьмом номере, и там он то же самое сделал: заблевал всю постель, а потом накрыл ее одеялом и покрывалом и ушел домой. Представляю, какие там цветочки наутро выросли.

МАРТИН. Да, такого я еще не слышал. Почему мне не рассказали?

ЭЛИН. Пусть оплатит хотя бы счета из прачечной.

МАРТИН. Ну и свинья этот Шмидт.

ДАВИД. Не сдавайся, пап. Нет ничего хуже, чем смириться и опустить руки. Испробуй свои силы!