Текст книги "Пьесы"

Автор книги: Ларс Нурен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 22 страниц)

Холод

Яркий солнечный свет.

Появляются три молодых парня. Останавливаются.

Вдруг один из них издает дикий вопль.

Потом орут все трое, яростно, жутко.

Замолкают, когда уже нет больше сил кричать.

КЕЙТ берет пластмассовый стул, который валяется на земле, и разбивает его.

АНДЕРС доламывает стул.

КЕЙТ. White…

АНДЕРС и ИСМАЭЛЬ. Power![27]27
  Белая сила! (англ.).


[Закрыть]

КЕЙТ. White…

АНДЕРС и ИСМАЭЛЬ. Power!

КЕЙТ. White…

АНДЕРС И ИСМАЭЛЬ. Power!

КЕЙТ (бегает за ИСМАЭЛЕМ, сбивает его с ног и бьет. Устает). Ну же. Козел… Вставай, придурок… А то еще не так огребешь у меня.

ИСМАЭЛЬ. Блин. Сосиски небось уже в пюре превратились.

АНДЕРС. Мы че, тут остаемся?

КЕЙТ. Ну да, блин.

ИСМАЭЛЬ. Че тут делать-то?

АНДЕРС. Я думал, мы на озеро идем.

ИСМАЭЛЬ. Озеро там.

АНДЕРС. Ну да, там… А кто сказал, что мы тут остаемся?

КЕЙТ. Я.

АНДЕРС. Ты?

КЕЙТ. Я, я. Ты чем-то недоволен?

АНДЕРС. Да нет.

КЕЙТ. Чего же ты хочешь?

АНДЕРС. Бороться.

КЕЙТ. А еще чего?

АНДЕРС. Вера, надежда, борьба.

КЕЙТ. Вера, надежда, борьба.

АНДЕРС и КЕЙТ. Вера, надежда, борьба. Вера, надежда, борьба. Вера, надежда, борьба.

ИСМАЭЛЬ. Да, блин… Alcohol, violence & drugs! Alcohol, violence & drugs! Alcohol, violence & drugs![28]28
  Алкоголь, насилие и наркотики! (англ.).


[Закрыть]

АНДЕРС. Заткнись.

КЕЙТ. Ну давай… Бей…

КЕЙТ бьет АНДЕРСА в живот.

Сильнее, мать твою. Давай же, козел… Неплохо – ты, смотрю, подкачался…

КЕЙТ бьет АНДЕРСА в живот.

Я черномазый, а вы меня преследуете. Только попробуйте меня не поймать.

АНДЕРС и ИСМАЭЛЬ гоняются за КЕЙТОМ.

АНДЕРС. Настало время очистить расу.

КЕЙТ. Э, не по яйцам же.

АНДЕРС. Вот бы кого-нибудь замочить. Небось вставляет – круче не придумаешь. Круче, чем трахаться.

КЕЙТ. Следи за своей речью. Уважай священный шведский язык.

АНДЕРС. А что, «трахаться» – шведское слово.

КЕЙТ. Хоть чему-то я тебя научил.

АНДЕРС. Ну и что будем делать?

КЕЙТ. Наслаждаться природой.

ИСМАЭЛЬ. Мой отец сидит с одним чуваком, который был в Боснии и убивал мусульман, и он говорит, что ничто, блин, так не вставляет.

КЕЙТ. Офигительная шведская природа, самого Бога природа… вот такой она и должна быть. Вот как, я считаю, должна выглядеть природа. Вот как должна выглядеть шведская природа – до тех пор, пока все не полетит к чертовой матери.

АНДЕРС. Отсюда по крайней мере видно, если кто-то заявится.

КЕЙТ. Надеюсь.

АНДЕРС. Отсюда видно, если кто-то заявится.

КЕЙТ. Надеюсь. Так мне кажется.

ИСМАЭЛЬ. Кто?

АНДЕРС. Кто?

КЕЙТ. Да какая, блин, разница? «Кто, кто». Только бы кто-нибудь пришел, хоть когда.

АНДЕРС. Ну да.

ИСМАЭЛЬ. Кто?

АНДЕРС. Я знаю, о ком ты думаешь.

КЕЙТ. А кто не знает?

АНДЕРС. Он же там живет.

ИСМАЭЛЬ. Кто? Кто это? О ком вы?

АНДЕРС. Он сюда собирался. Он сказал на перемене.

ИСМАЭЛЬ. Ну кто? Кто?

КЕЙТ. Заткнись.

АНДЕРС. Он так сказал… Я слышал, как он кому-то сказал…

ИСМАЭЛЬ. Блин, ну и свет… Так и ослепнуть можно.

КЕЙТ. Иди в тень, придурок.

ИСМАЭЛЬ. Проклятый свет. Вообще ничего не вижу.

АНДЕРС. Это солнце.

КЕЙТ. Было б на что смотреть…

ИСМАЭЛЬ. Сам знаю, что солнце. Это ж оно светит.

Пауза.

АНДЕРС. Тебе ответили из армии?.. А?

КЕЙТ. А тебе?

АНДЕРС. Я туда не собираюсь.

КЕЙТ. Умереть и так можно. Необязательно для этого идти в армию.

ИСМАЭЛЬ. Когда мы будем есть? Мы прошли уже не меньше мили.

АНДЕРС. Какой мили? Английской, что ли?

ИСМАЭЛЬ. Ну да, если считать от центра.

АНДЕРС. Да четырех километров даже не прошли. Ну ты и слабак. Когда мы шли в горку, запыхался, как последняя польская блядь.

ИСМАЭЛЬ. Ну…

КЕЙТ. В школе же теперь отменили физкультуру. Хотят, чтобы шведы разжирели и расслабились, чтобы ими было еще легче управлять. Вот зачем это все нужно.

АНДЕРС. Когда тебя призовут, от тебя будет ноль толку. Да ты сразу скопытишься, если начнется война и надо будет мочить чурок.

ИСМАЭЛЬ. Я же пьяный.

АНДЕРС. Это не оправдание. Я тоже пьяный. Нажрался в жопу.

КЕЙТ. Я вообще не пьянею. Чем больше пью, тем трезвее становлюсь. Я уже много лет не пьянею.

АНДЕРС. А кто здесь не пьян?

ИСМАЭЛЬ. У меня еще бывают галлюцинации.

КЕЙТ. Заткнись. Достал уже.

ИСМАЭЛЬ. Да-да. Это правда. У меня бывают видения. Они это так называют. Я все время их вижу.

КЕЙТ. Помолчи, а?

ИСМАЭЛЬ. Это как-то связано с каталепсией.

АНДЕРС. Кто тебе это сказал?

ИСМАЭЛЬ. Ученые. Врач, который меня обследовал.

КЕЙТ. Эпилепсия у тебя оттого, что папаша лупил тебя в детстве.

АНДЕРС. Тебя так сильно били по башке, что у тебя отвалился член. Ну и что же ты видишь? Что ты видишь? Что ты видишь?

ИСМАЭЛЬ. Да все что угодно. Разное, чего не существует.

АНДЕРС. Откуда ты знаешь, что этого не существует, раз этого не существует?

ИСМАЭЛЬ. Как будто видео смотришь.

АНДЕРС. Ну назови хоть что-нибудь, что ты видел.

ИСМАЭЛЬ. Когда?

АНДЕРС. Да, блин, когда угодно. Что угодно. Неважно. Что ты видел. Какое-нибудь видение.

ИСМАЭЛЬ. Ну они все время приходят. Я и не знаю, когда будет следующее. Да мне вообще плевать на это. Я же привык уже.

АНДЕРС. Ну что ты видел в последний раз?

ИСМАЭЛЬ. Ну… блин, что же это было?

АНДЕРС. А я откуда знаю?

ИСМАЭЛЬ. Не знаю.

АНДЕРС. Ну придумай что-нибудь, твою мать.

ИСМАЭЛЬ. Ну… когда мы проходили там… мимо приходской конторы, в Салеме…

КЕЙТ. Салем – священное место. На иврите значит «спокойный». По-арабски – «Салам».

АНДЕРС. М-м.

ИСМАЭЛЬ. Там я увидел… двух парней впереди, они шли нам навстречу, но далеко от нас, но я видел их очень отчетливо… у них сбоку, вот тут, наверху, были такие большие косы.

Указывает на свое левое плечо.

АНДЕРС. Какие еще косы? Что это?

ИСМАЭЛЬ. Ну да. Они были как бы с нами. А потом исчезли. Я их видел, я мог почти дотронуться до них, а потом они просто пропали.

АНДЕРС. Почему?

ИСМАЭЛЬ. Ну я не знаю… Так всегда, оно появляется, а потом исчезает… как будто ничего не было.

АНДЕРС. Какие еще косы?

ИСМАЭЛЬ. Ну то, чем траву косят.

КЕЙТ. Крестьяне косят косами траву, когда она слишком высокая. Когда они хотят трахнуть корову и не могут к ней подобраться.

АНДЕРС. Ясно… Ну и зачем они появились?

ИСМАЭЛЬ. Понятия не имею. Я просто их видел, и все. И на них еще была кровь, сверху.

АНДЕРС. Ты не принимал сегодня лекарство?

ИСМАЭЛЬ. Нет.

Указывает на татуировку на плече у КЕЙТА.

Будешь делать еще?

КЕЙТ. Зачем? По-моему, и так красиво.

ИСМАЭЛЬ. Ну, ты говорил как-то.

КЕЙТ. Посмотрим. Может быть. Посмотрим, что принесет нам будущее в своем поганом чреве. Какие оно таит темные замыслы.

ИСМАЭЛЬ. Ты говорил, что хочешь сделать еще на груди «Eternal Hate»[29]29
  Вечная ненависть (англ.).


[Закрыть].

КЕЙТ. Те, кто там был, говорят: пока не застрелишь своего первого врага, считай, что ты не был на войне. Только тогда понимаешь, что это такое.

АНДЕРС. Надеюсь, тут тоже скоро будет война.

КЕЙТ. Расовая война.

АНДЕРС. Да.

КЕЙТ. Если мы только не одряхлели настолько, что не сможем защищаться… Да вообще, поздно уже.

АНДЕРС. Ничего, скоро все…

КЕЙТ. Раньше надо было думать. Когда черножопые убили Даниэля Вретстрёма в Салеме. Да весь шведский народ должен был подняться и вышвырнуть отсюда этих уродов. А тот чувак, который до смерти забил трехлетнего ребенка… ему дали всего три года – по году за каждый год жизни ребенка. Если бы в приговоре не было сказано, что после отбытия наказания он высылается из страны, никто бы и не узнал, что он черножопый. Они же не люди.

АНДЕРС. Они мусульмане.

КЕЙТ. Мусульмане – не люди.

АНДЕРС. Но ты же, блин, мусульманин.

КЕЙТ. Да, но он же с нами.

АНДЕРС. Да, ну ты, блин, попал.

КЕЙТ. Индивиды, совершающие такие отвратительные преступления, не имеют права называться людьми.

ИСМАЭЛЬ. Нас было только семь белых в моем классе, в нашем классе.

Пауза.

КЕЙТ. Блин, какой кайф.

ИСМАЭЛЬ. Да, лето – это клево.

КЕЙТ. Да, блин… У кого пиво?

ИСМАЭЛЬ. Да, у кого пиво?

АНДЕРС. У тебя.

ИСМАЭЛЬ. У меня?

АНДЕРС. У кого же еще?

ИСМАЭЛЬ. Разве?

АНДЕРС. Кто еще мог согласиться переть его всю дорогу?

ИСМАЭЛЬ. А оно не в пакете?

АНДЕРС. В каком еще пакете?

ИСМАЭЛЬ. Который ты нес… У меня были сосиски… Вот они.

АНДЕРС. Ну да, а сюда я положил пиво.

ИСМАЭЛЬ. Ясно. Вот оно где… А я думаю, почему так тяжело.

АНДЕРС. Сам виноват, если ты такой тупой, что ничего не заметил.

КЕЙТ. Хватит трепаться, давай сюда… Как же вы меня достали. И чего я с вами связался?

АНДЕРС. Извини. Я тут ни при чем.

КЕЙТ. Придурок. Что мне с твоего «извини»?

АНДЕРС. Что?

КЕЙТ. Не порти мне настроение. Мне сейчас так хорошо.

Берут каждый по банке и пьют.

АНДЕРС. Сколько я сегодня выпил?

КЕЙТ. Какая, блин, разница?

АНДЕРС. Ну да. Кажется, это… девятая, что ли.

ИСМАЭЛЬ. Я выпил пять, считая эту.

АНДЕРС. Всего пять.

КЕЙТ. Чего считать-то? Надо пить, пока не сможешь вспомнить, сколько ты выпил. Потом купим еще.

ИСМАЭЛЬ. Когда мы будем есть?

АНДЕРС смотрит на КЕЙТА.

КЕЙТ. Чего уставился? Ешь когда хочешь.

ИСМАЭЛЬ. В школе сегодня ничего не давали… последний звонок.

АНДЕРС. Да он только о жратве и думает. Если его не кормить каждые четыре часа, он с ума сходит.

ИСМАЭЛЬ. Да, схожу… Тогда-то и происходят все неприятности… Когда я голодный.

АНДЕРС. Тяжело тебе в жизни придется.

ИСМАЭЛЬ. Да, могли бы все равно покормить нас, мало ли что последний звонок. Мы же пришли и должны есть. Сегодня же четверг. На обед был бы гороховый суп и блины. Нам вообще ничего не дали. А мы налоги платим, между прочим.

АНДЕРС. Какое лучше?

КЕЙТ. Что?

АНДЕРС. Пиво – бельгийское или шведское? Какое лучше?

КЕЙТ. Немецкое.

АНДЕРС. Немецкое?

КЕЙТ. Да, по крайней мере то, которое я пил в Германии в Карлсруэ, когда ездил туда в гости.

АНДЕРС. Как оно называется?

КЕЙТ. По-разному.

АНДЕРС. Темное?

КЕЙТ. Нет.

АНДЕРС. Светлое?

КЕЙТ. Нет.

АНДЕРС. Какое же тогда?

КЕЙТ. Цвета пива.

АНДЕРС. Пиво бывает разного цвета. Пиво.

ИСМАЭЛЬ. Вот тут тень.

АНДЕРС смеется.

КЕЙТ. Ты че, жирный?

АНДЕРС. Вспомнил просто этого бегуна. Блин, как же он испугался. Чуть не обосрался от страха.

КЕЙТ. Фу, у тебя сопля на носу. Бегун, да… Вообще, блин, в коматоз впал.

АНДЕРС. Как тот фанат «Юргордена», которого мы избили в парке Васа. Тоже, как отмороженный, стоял и пялился в одну точку. Можно было просто подойти и дунуть, он бы и упал. Блин, надо же так испугаться…

КЕЙТ. Во-во.

АНДЕРС. Ага, видишь… И таких козлов навалом.

КЕЙТ. Да, хорошо бы жить где-нибудь в деревне.

ИСМАЭЛЬ. Да.

КЕЙТ. Завести небольшое хозяйство…

ИСМАЭЛЬ. Да, хорошо бы.

КЕЙТ. Собак, кур, коз и разное прочее дерьмо… только так, наверное, никогда не будет.

ИСМАЭЛЬ. Я никогда не был в деревне, в настоящей деревне… только мимо проезжал как-то.

АНДЕРС. А разве этот приют, где ты был, не в деревне?

ИСМАЭЛЬ. Да, но я не помню… как там было… Я был совсем маленький… Может, года четыре или пять.

КЕЙТ. Но нельзя допускать таких мыслей.

АНДЕРС. Я, может, искупаюсь потом.

ИСМАЭЛЬ. Где?

АНДЕРС. В озере… Мы же теперь свободны.

КЕЙТ. Свободны?

АНДЕРС. Да, теперь мы хотя бы свободны.

КЕЙТ. А раньше что, нет?

АНДЕРС. Ну сегодня же последний звонок… Теперь можно насрать на школу.

ИСМАЭЛЬ. А раньше тебе было не насрать?

КЕЙТ. Только ты сам можешь решить, свободен ты или нет. Иначе за тебя решат другие.

АНДЕРС. Ну да, вообще-то.

КЕЙТ. Свободен только тот, кто сам отстаивает свою свободу. Она никогда не достается просто так. Если она тебе нужна, ты должен сам добиться ее. За свободу надо быть готовым умереть. А иначе ты не свободен.

АНДЕРС. Ну да, вообще-то.

КЕЙТ. Свободным нельзя стать просто так. Свобода не бывает даром. За нее надо быть готовым отдать свою жизнь, в борьбе за свободу своего народа. Вот так-то.

АНДЕРС. Ну да, вообще-то, да… Ясное дело.

КЕЙТ. Еще бы.

АНДЕРС. Я же просто говорил о школе. Сегодня типа последний звонок. Я пошел просто потому, что сегодня последний звонок. Иначе я, может, и не пошел бы.

КЕЙТ. Так я, во всяком случае, считаю. Это мое личное мнение. То, как я это вижу.

АНДЕРС. Нет, ну это просто потому, что сегодня последний звонок.

КЕЙТ. Ну и что, блин, с того?

АНДЕРС. Ну, что я пошел туда. Просто так, потусить.

КЕЙТ. Можно подумать, у тебя есть другие дела.

АНДЕРС. Я пошел туда просто так, потусить.

КЕЙТ. Ага, с этими обдолбанными боснийцами.

АНДЕРС. Уж точно не с ними.

КЕЙТ. Ну и что, кто-нибудь что-нибудь говорил?

АНДЕРС. Чего?

КЕЙТ. Обо мне, блин. Кто-нибудь что-нибудь говорил?

АНДЕРС. В смысле – о тебе?

КЕЙТ. В школе, блин.

АНДЕРС. А, понял… Нет.

КЕЙТ. Ну ты тормоз.

АНДЕРС. Не… Я ничего не слышал.

ИСМАЭЛЬ. Не, мне никто ничего не говорил.

АНДЕРС. Не.

ИСМАЭЛЬ. Да они не посмеют.

КЕЙТ. А что они могут сказать?

АНДЕРС. Нет вроде… Не, я ни с кем не говорил.

ИСМАЭЛЬ. Я тоже.

АНДЕРС. А что они могут сказать? Ты же когда там был в последний раз.

ИСМАЭЛЬ. Я ни с кем не говорил. Только с Андерсом.

АНДЕРС. Я ничего не слышал.

ИСМАЭЛЬ. Тебя же там не было.

КЕЙТ. Блин, я и сам знаю, что меня там не было.

АНДЕРС. Они забыли про тебя… ну про это…

КЕЙТ. Про меня? Ни фига. Меня никто никогда не забудет.

АНДЕРС. Ну ты же когда там был.

ИСМАЭЛЬ. Ты же старше… нас.

КЕЙТ. Да там же ничему не учат, только антипатриотической пропаганде и прочей херне, даже нашей собственной истории не учат. Такая депрессуха.

АНДЕРС. Я ходил туда, только когда нечего было делать.

ИСМАЭЛЬ. А я только из-за жратвы, хотя сегодня вот ничего не давали.

КЕЙТ. Только у идиотов хватает терпения выслушивать, что они там гонят. И все, что эти идиоты умеют, когда заканчивают школу, это размалевывать стены и гадить на каждом шагу.

АНДЕРС. Да, это печально. Печальная глава.

ИСМАЭЛЬ. Ты будешь купаться?

АНДЕРС. Ну буду, если захочу.

ИСМАЭЛЬ. А ты взял плавки?

АНДЕРС. На хрен мне плавки? Ты что, волосатых мужиков не видел?

ИСМАЭЛЬ. Ну ты, блин, даешь.

АНДЕРС. Своего-то папашу ты видел, надеюсь… Хотя у тебя же его нет.

ИСМАЭЛЬ. Это у меня-то нет?

АНДЕРС. А что, есть?

ИСМАЭЛЬ. А что, нет?

АНДЕРС. Ну нет, понятное дело, что у тебя есть отец. У всех есть. У всех есть отец, даже у тебя… только когда ты его видел последний раз?

ИСМАЭЛЬ. А ты своего отца когда последний раз видел?

АНДЕРС. Ну мы иногда встречаемся. Он ушел от нас, но я к нему езжу иногда.

ИСМАЭЛЬ. У меня есть отец.

АНДЕРС. Да у всех есть. У меня тоже, к сожалению.

КЕЙТ. А у меня нет. Я сам себе отец.

АНДЕРС. Только когда ты его видел последний раз?

ИСМАЭЛЬ. А что?

АНДЕРС. Ну когда?

ИСМАЭЛЬ. Ну мы ездили к нему… когда это было… в апреле… Ну да, на Пасху. Ездили к нему. Вот тогда я его и видел.

КЕЙТ. Только тогда он не стал открывать дверь в туалет и показывать свой член… Ради твоей мамаши старался, может.

ИСМАЭЛЬ. Нет… ее с нами не было.

КЕЙТ. Не было?

ИСМАЭЛЬ. Нет.

КЕЙТ. Почему?

ИСМАЭЛЬ. Она не разговаривает с ним с тех пор, как младший брат застрелился. Уже вот три года… Он был в приюте. Хотел вернуться домой, говорил, что его там бьют. А отец не разрешил. И он застрелился, у них там было какое-то ружье. А отец же мусульманин, ему пришлось самому обмывать тело перед похоронами. Так что ему было не очень хорошо.

КЕЙТ. Да, нехило.

ИСМАЭЛЬ. Я был там с моим вторым братом. Он со мной ездил.

АНДЕРС. Тони.

ИСМАЭЛЬ. Да. Мы с ним только вдвоем были.

КЕЙТ. Ну и как?

АНДЕРС. Как там вообще?

ИСМАЭЛЬ. Ну я же и раньше там бывал… много раз… Ну как, не знаю… Мы с ним просто сидим и разговариваем.

КЕЙТ. В камере?

ИСМАЭЛЬ. Нет, не в камере… Такая комната просто обычная. У них есть там комната для посетителей. Маленькая комната. Обыкновенная комната с диваном и занавесками. Правда, на окнах решетки. Ну вот мы там сидим и ждем. А они идут за ним. Можно попить кофе, например. Потом мы сидим и разговариваем… Ну да, сидим с ним и разговариваем.

КЕЙТ. Просто все время сидите и разговариваете?

ИСМАЭЛЬ. Ну да, там больше особо нечего делать.

КЕЙТ. А ты видел других, которые там с ним?

ИСМАЭЛЬ. Нет… ну кого-то видишь во дворе на улице… которые мимо проходят.

КЕЙТ. Они там качаются, все дела.

ИСМАЭЛЬ. Да, качаются и играют в волейбол. У них там есть тренажерный зал в подвале.

КЕЙТ. А он качается?

ИСМАЭЛЬ. Там больше нечего делать… Ну он расспрашивает немного, ясное дело… как там дома и все такое. Это нормально… Но вообще он же иногда звонит, так что он в курсе, что да как.

КЕЙТ. Ну да, надо же поддерживать связь со своими.

АНДЕРС. Когда его выпустят?

ИСМАЭЛЬ. Через семь лет.

АНДЕРС. Блин, дико долго.

ИСМАЭЛЬ. Только если его не освободят досрочно.

АНДЕРС. В приятной компании время быстро летит.

ИСМАЭЛЬ. Мне тогда будет 24… Они там говорят, что Лазер[30]30
  Лазер (шв. Lasermannen) – букв. «Человек-Лазер», реальное лицо. Имеется в виду Йон Аусониус – преступник, преследовавший иммигрантов в Стокгольме и Упсале. С августа 1991 по февраль 1992 года он убил одного и ранил десять человек. Свое прозвище он получил за то, что сначала пользовался ружьем с оптическим прицелом.


[Закрыть] сидит в бункере, во дворе… Мне показалось, что кто-то смотрит на меня через решетку. Мне как бы показалось, что я вижу чьи-то больные темные глаза, но не знаю, он ли это. Они говорят, что он. Что это он там сидит. Но его никто никогда не видел.

КЕЙТ. Да… вот ему-то надо написать письмо и поблагодарить за все, что он сделал.

АНДЕРС. Да. Он же типа мученик.

КЕЙТ. Его, наверное, никогда не выпустят… Так оно, скорее всего, и будет.

АНДЕРС куда-то идет, падает, встает на ноги. Мочится.

ИСМАЭЛЬ. Они никогда не говорят про других зэков… про тех, которые с ними сидят. Они не говорят про других зэков.

КЕЙТ. Ну ясное, блин, дело.

АНДЕРС. Но он явно не первый и не последний. Это уж точно. Нет… Швеция все равно офигительная. Как вот сейчас.

КЕЙТ. Швеция, да.

АНДЕРС. Офигительно красивая.

КЕЙТ. Могла бы быть еще красивее.

АНДЕРС. Вон та заправка «Статойл» офигительно красиво расположена.

АНДЕРС и ИСМАЭЛЬ поют псалом «Пришла пора цветенья»[31]31
  Этот псалом ученики обычно поют в последний школьный день


[Закрыть].

КЕЙТ. Включите, блин, что-нибудь нормальное. Я хочу слушать музыку нашей расы.

КЕЙТ и АНДЕРС отстукивают «Skinhead Moonstomp», ИСМАЭЛЬ пытается к ним присоединиться.

Считай, блин, Иссе.

ИСМАЭЛЬ. Раз, два, три…

КЕЙТ. Ну ты и слабак, блин.

АНДЕРС. Как же офигительно жить на свете!

ИСМАЭЛЬ. Да, классно летом. Если не бьют… если только не бьют все время.

КЕЙТ. Нет ничего круче.

АНДЕРС. Во-во.

ИСМАЭЛЬ. Швеция. Я даже уже не помню, как там было в Мостаре.

КЕЙТ (о пивной банке). Блин, все в горчице.

ИСМАЭЛЬ. А я что, виноват, что ли?

АНДЕРС. Повезло, что нам хватило ума тут родиться.

КЕЙТ. При чем тут везение? Дело в планировании… А ведь как могло быть круто. И я говорю это не только потому, что я швед и здесь родился. А потому, что это наш народ и наша история. Наша великая раса.

АНДЕРС. Да, если сравнить с другими странами.

КЕЙТ. Но скоро здесь будет так же, как в других странах, потому что мы слабаки и стелемся перед всеми, как бляди.

АНДЕРС. Ну, кстати, в других странах они уже это поняли и, в отличие от нас, всерьез относятся ко всем проблемам.

КЕЙТ. А с чем ты можешь сравнивать? Где ты вообще был?

АНДЕРС. Ну со странами, с которыми можно сравнивать. Типа Швеции.

КЕЙТ. С какими, например?

АНДЕРС. Ну типа Дании, Бельгии, Голландии там.

ИСМАЭЛЬ. Норвегии.

КЕЙТ. Ты же дальше Кристианстада не ездил.

АНДЕРС. Почему, я был в Англии. Вот.

КЕЙТ. Ага, смотрел футбол, но у тебя же там нет никаких политических связей.

АНДЕРС. А футбол что, не политика? Но все равно, я был за границей и видел, как там.

КЕЙТ. Да что ты видел? Ты же там не просыхал.

АНДЕРС. Да уж, пили мы там нехило, помню, мы нажрались еще до того, как добрались до Альвесты.

КЕЙТ. Это ты помнишь?

АНДЕРС. Я помню, что у меня отшибло память.

ИСМАЭЛЬ. А кто выиграл, помнишь?

АНДЕРС. Нет, мне потом рассказали, когда мы плыли на пароме домой.

ИСМАЭЛЬ. Случайно, не «Манчестер юнайтед»?

КЕЙТ. Кто же еще?

АНДЕРС. Мы как раз и поехали в Олд-Траффорд, чтобы посмотреть на их победу, а не на их проигрыш.

КЕЙТ. Единственный достойный клуб. Верные, как смерть.

ИСМАЭЛЬ. А этот Кантона…

КЕЙТ и АНДЕРС. Кантона.

ИСМАЭЛЬ. Чем он теперь занимается?

КЕЙТ. А тебе какое дело?

ИСМАЭЛЬ. Ну просто интересно. Тебе же он нравился.

КЕЙТ. Да, нравился. Я очень уважаю этого человека. Настоящий герой. И он ничуть не упал в моих глазах оттого, что избил зрителя, когда его спровоцировали. Нечего терпеть, когда тебя унижают.

АНДЕРС. Он стал бизнесменом в Испании.

ИСМАЭЛЬ. А может, он сидит в «Халле».

КЕЙТ. Он никогда не халтурил. И ушел вовремя. Вот как надо жить.

КЕЙТ. Кинь мне майку.

АНДЕРС. Где она?

КЕЙТ. У тебя за спиной. Ты что, слепой?

АНДЕРС кидает майку КЕЙТУ.

КЕЙТ. Ну и видок у тебя. Кто тебя стриг?

АНДЕРС. Ты же и стриг.

КЕЙТ. Да, офигительно круто.

АНДЕРС. За кого бы ты болел, если бы в финале Лиги чемпионов в Уэмбли играли AIK и «Манчестер юнайтед»?

КЕЙТ. Хороший вопрос.

ИСМАЭЛЬ. Тихо…

КЕЙТ. Чего тихо-то?

ИСМАЭЛЬ. Какой-то шум.

АНДЕРС. Чего там?

ИСМАЭЛЬ. Я слышал какой-то шум там внизу…

АНДЕРС. Тебе небось и голоса мерещатся.

ИСМАЭЛЬ. Нет, я правда что-то слышал.

Пауза. Слушают.

КЕЙТ. Я ничего не слышу. У меня контузия после всех этих драк и разборок.

ИСМАЭЛЬ. Но я что-то слышал… Неужели вы не слышите? Кто-то идет.

Тишина.

АНДЕРС. Где? Да, там кто-то есть.

КЕЙТ. Блин.

АНДЕРС. Там, внизу, кто-то идет. Может, это он.

ИСМАЭЛЬ. Где?

На поляне появляется КАЛЛЕ, замечает их, останавливается, оглядывается по сторонам.

АНДЕРС. Ты кто – орангутанг или китаец?

ИСМАЭЛЬ. Это Калле. Из нашего класса.

КЕЙТ. Знаю, блин… Да, да, это я.

КАЛЛЕ. Привет.

Тишина. КАЛЛЕ оглядывается по сторонам, думает, идти ли ему дальше или развернуться и убежать.

АНДЕРС. Че ты тут делаешь?

КАЛЛЕ. Просто гуляю.

АНДЕРС. И куда ты собрался?

КАЛЛЕ. Просто иду к нашей даче.

АНДЕРС. Ясно. Я смотрю, у тебя шампанское, мобильный, все дела, да?

КАЛЛЕ. Да.

АНДЕРС. Как мило.

КАЛЛЕ. У нас там встреча…

АНДЕРС. Да что ты говоришь? Как мило. С кем же?

КАЛЛЕ. Что?

АНДЕРС. С кем встреча, говорю.

КАЛЛЕ. С моими знакомыми… с друзьями.

АНДЕРС. У тебя есть друзья?

КАЛЛЕ. Ну да… Человека три, четыре.

ИСМАЭЛЬ. Сосиску не хочешь?

КАЛЛЕ. Нет, спасибо.

ИСМАЭЛЬ. Точно? У нас полно сосисок. Целый мешок.

АНДЕРС. Как мило. И что вы будете делать?

КАЛЛЕ. Что будем делать?.. Ну, поговорим об искусстве, стихи почитаем, послушаем классическую музыку и балет потанцуем… Да нет, просто пообщаться хотели.

АНДЕРС. Блин, как мило. Офигительно мило.

КАЛЛЕ. Да… Все путем.

АНДЕРС. Как мило. Правда же мило?

КАЛЛЕ. Ну да, пожалуй. А что?

АНДЕРС. Не знаю.

Пауза.

КАЛЛЕ. По крайней мере школа кончилась, теперь мы свободны… да?

АНДЕРС. Свободны?

КАЛЛЕ. Да.

Молчание.

Ну я пойду… Пока.

АНДЕРС. Тебе в ту сторону?

КАЛЛЕ. Я должен идти.

АНДЕРС. Ну раз должен, значит, должен.

КАЛЛЕ. До встречи.

КЕЙТ. Нет… Единственное, что ты должен, это умереть.

КАЛЛЕ. Ты прав. Хотя до этого еще далеко, надеюсь.

КЕЙТ. Надежда – это хорошо.

КАЛЛЕ. Они будут волноваться, куда я пропал. Мне пора. Я немного опаздываю.

АНДЕРС. Почему?

КЕЙТ. Тебе наша компания не нравится?

АНДЕРС. Тебе с нами плохо?

КЕЙТ. Не понимаю.

КАЛЛЕ. Да нет… Я так не…

КЕЙТ. Мы что, какие-то не такие?

КАЛЛЕ. Да нет.

КЕЙТ. Мы что, какие-то не такие? Тебе не нравятся обычные, белые, здравомыслящие, здоровые шведы?

КАЛЛЕ. Да нет…

КЕЙТ. Ты считаешь, что плохо уважать и любить свою страну?

Пауза.

Отвечай, твою мать.

КАЛЛЕ. Нет. Все это вообще-то неплохо.

АНДЕРС. Как-то неубедительно.

КЕЙТ. Неубедительно ты как-то говоришь.

АНДЕРС. Да уж… Тебе страшно?

КАЛЛЕ. Нет.

АНДЕРС. Не страшно?

КАЛЛЕ. Нет.

КЕЙТ. А я бы испугался.

АНДЕРС. Я тоже.

КАЛЛЕ. Чего мне бояться? Я не боюсь.

КЕЙТ. Ну и хорошо, чего бояться-то. Хочешь пива?

КАЛЛЕ. Пива? Нет, думаю, я не успею.

КЕЙТ. Нет, ты просто обязан с нами выпить.

КАЛЛЕ. Я должен идти.

КЕЙТ. Все будет хорошо.

ИСМАЭЛЬ. Жарко же. Приятно выпить пивка в такую жару. В жару всегда пить хочется. Вот мне очень хочется пить.

АНДЕРС. И мне тоже.

КЕЙТ. И тебе тоже.

КАЛЛЕ. Не знаю… Ну, баночку, пожалуй, выпью.

АНДЕРС. А я?

КЕЙТ. Ну конечно. Ты же закончил школу. Выпей пива, как нормальный швед.

ИСМАЭЛЬ. Хуже не будет.

КЕЙТ. Ты же нормальный, хоть у тебя и не шведские гены.

КАЛЛЕ. Да… надеюсь, нормальный.

КЕЙТ. Да, блин… Вы же, азиаты, с полбанки «Ред булла» напиваетесь, у вас же нет энзимов. За окончание школы!

АНДЕРС. За окончание школы!

ИСМАЭЛЬ. Каких еще бензинов?

АНДЕРС. Что у тебя за мобильный? Можно посмотреть? Дай посмотреть, что за модель.

КАЛЛЕ достает свой телефон, протягивает АНДЕРСУ.

ИСМАЭЛЬ. Мы тут сосиски жарить собирались.

КЕЙТ. Ты же любишь сосиски?

КАЛЛЕ. Ну да…

КЕЙТ. Когда по утрам на «Скане»[32]32
  Предприятие, производящее мясные полуфабрикаты.


[Закрыть] включают машины, крысы бьются в предсмертной агонии. Они кричат: «Ааа, нет, мама, мама, я не хочу, чтобы из меня сделали сосиску»…

КАЛЛЕ. Мы вообще собирались ужинать.

КЕЙТ. И что же у вас на ужин?

КАЛЛЕ. Не знаю… Думаю, мама приготовила жаркое из косули и печеную картошку.

КЕЙТ. Ясно. Красота. И немного божоле, да?

АНДЕРС (про мобильный). А камера тут есть?

КАЛЛЕ. Да. Но она не очень хорошая. Качество не такое, как у обычного фотоаппарата.

АНДЕРС пытается сфотографировать КЕЙТА.

КЕЙТ. Отвали.

АНДЕРС (фотографирует ИСМАЭЛЯ). И сколько такой стоит?

КАЛЛЕ. Я не знаю. Я не смотрел.

АНДЕРС. Не знаешь?

КАЛЛЕ. Нет, мне бабушка подарила его на окончание школы.

КЕЙТ. Она тоже из Кореи?

КАЛЛЕ. Нет, из Оскарсхамна.

АНДЕРС. Такой стоит штук пять-шесть, не меньше.

КАЛЛЕ. Может быть. Наверное, так и стоит примерно. Зависит еще от тарифа.

АНДЕРС. Ну и какой у тебя тариф?

КАЛЛЕ. У меня смарт-карта. Я не очень много говорю.

ИСМАЭЛЬ. Пять крон за минуту.

Телефон КАЛЛЕ звонит.

Звонит. У него звонит.

КЕЙТ. Это, блин, его гребаная мамаша.

АНДЕРС. Мама. Поговоришь с ней?

КЕЙТ. Еще чего? О чем мне говорить с этой сучкой?

АНДЕРС (говорит по телефону). Алло. Алло… Привет, мам! Да, это я, у меня горло немного болит, слишком громко пел в школе… Где я? Я в лесу… Уже иду, я скоро… Что? Что? Вы уже начали? Садитесь, не ждите, только мне немного оставьте. Я слегка задержусь. Не волнуйтесь… Я скоро буду, скоро… Нет, просто выпил пару бутылок шампанского. Садитесь за стол… Алло, алло… Передавай привет бабушке и скажи спасибо за телефон… Целую. (Разговор прерывается.) Отстойный звук. Сука.

КАЛЛЕ. Очень похоже. Долго репетировал?

АНДЕРС. У меня была возможность научиться, пока ты стоял у доски и гнал пургу.

КЕЙТ. Сядь, твою мать.

КАЛЛЕ садится. ИСМАЭЛЬ начинает напевать мелодию, обычно звучащую из автофургончика, продающего мороженое.

КАЛЛЕ. Какие у вас планы на лето?

АНДЕРС. Ненавидеть, убивать и купаться.

АНДЕРС. Мороженого захотелось?

ИСМАЭЛЬ. Нет, хотя, может, было бы и неплохо после сосисок.

АНДЕРС. Ну и урод же ты.

Пауза.

КАЛЛЕ. Спасибо… мне пора. Спасибо за пиво.

ИСМАЭЛЬ. Ты же хотел сосиску. Пиво с сосиской. Пивную сосиску. У нас есть кетчуп, и горчица, и даже майонезный соус, правда, булочек для хот-догов нет. Мы хотели купить, но они кончились.

КАЛЛЕ. Нет, спасибо… Я дома поужинаю.

КЕЙТ. Да, но мы же нормальные парни. Мы же ничего против тебя не имеем.

АНДЕРС. Ну правда, ты нам вполне симпатичен.

КЕЙТ. Кто ж виноват, что ты – кусок дерьма в шведских сливках?

КЕЙТ, АНДЕРС и ИСМАЭЛЬ смеются.

Смешно, да? Правда же, отличная шутка? И в кого я такой остроумный? Тебе было не смешно?

КАЛЛЕ. Не очень.

КЕЙТ. Что с тобой? У тебя нет чувства юмора?

КАЛЛЕ. Не знаю…

КЕЙТ. Ну чего ты?

КАЛЛЕ. Наверное, я просто не понял шутки.

ИСМАЭЛЬ. Ну что, разводить огонь?

КЕЙТ. Давай.

АНДЕРС. Иссе у нас немного пироман. Когда вырастет, будет пироманом. Серьезным причем. Да у него стоит на огонь. Только увидит, что что-то горит… Сразу возбуждается.

ИСМАЭЛЬ. Обожаю огонь. Огонь – это круто.

АНДЕРС и ИСМАЭЛЬ начинают драться.

АНДЕРС. Да, он далеко пойдет. До самого «Халля». Твой папаша небось не успеет выйти на свободу, а ты уже будешь там.

ИСМАЭЛЬ. Он же сидит в «Кумле».

АНДЕРС. «Шпандау», «Кумла», «Халль», одна хрень… Ай!.. Это, кстати, Иссе развел костер в учительской, когда мы закончили девятый класс. Его рук дело.

ИСМАЭЛЬ. Ну хватит… хватит трепаться-то. Хорош уже. Нечего болтать об этом.

АНДЕРС. А что такого? Он же никому не скажет. Ты же не настучишь, надеюсь? Или настучишь?

КАЛЛЕ. Нет.

ИСМАЭЛЬ. А кто его знает. Если кто-то настучит, то меня могут посадить. Это же не я вообще. Это не я сделал.

АНДЕРС. Калле не настучит.

КАЛЛЕ. Нет. Я даже не знаю, кому я мог бы это рассказать.

АНДЕРС. Ну и отлично. Просто чтоб ты знал.

КЕЙТ. Да хватит уже. Подростки хреновы. Ведете себя как четырнадцатилетние сопляки.

ИСМАЭЛЬ. Все равно, нечего было трепаться.

КЕЙТ. Детский сад.

ИСМАЭЛЬ кидает банку из-под пива в АНДЕРСА.

КЕЙТ. Хватит, я сказал, а то я тебе эту банку в жопу вставлю. Понял? Хочешь снюса[33]33
  Снюс – шведский жевательный табак, который кладут под верхнюю губу


[Закрыть]?

КАЛЛЕ. Да, спасибо.

КЕЙТ. Ну правда, скажи честно, ты что-то имеешь против нас, шведов?

АНДЕРС. Мы же нормальные парни, мухи не обидим.

КАЛЛЕ. Я тебя не очень хорошо знаю… Ты же уже несколько лет в школе не появлялся.

КЕЙТ. Тебе не нравятся обычные белые шведы, порядочные и работящие, которые пытаются создать нормальное будущее своим потомкам?

КАЛЛЕ. Да нет, не знаю…

КЕЙТ. Что ты сказал?

КАЛЛЕ. Да нет, это неплохо. Все люди этого хотят.

КЕЙТ. Вот именно так мы и считаем.

КАЛЛЕ. Да… но мне правда пора.

КЕЙТ. Да расслабься ты. Я же с тобой разговариваю. Скажи, разве гомогенная нация – это плохо? Можешь ответить?

АНДЕРС. Гомофилы – это плохо.

КЕЙТ. Если люди предпочитают жить со своими соотечественниками, и обитать в стране, основанной их предками, и не хотят смешиваться с другими расами… Я не говорю, что другие расы хуже или имеют меньше прав на существование, но это еще не значит, блин, что они должны приезжать и порабощать другие культуры и религии и хапать то, что построили другие народы, просто потому, что их, мол, преследуют на родине и им якобы нужно убежище. Сюда же понаехали, блин, со всего света, мы же скоро задохнемся… Почему нам нельзя придерживаться наших взглядов, если мы считаем, что мы правы, и отстаивать свои права? Это просто вопрос.

КАЛЛЕ. Да… но почему же нельзя?

КЕЙТ. А что, можно? Как, скажи пожалуйста?

КАЛЛЕ. В демократическом государстве каждый может придерживаться своих взглядов.

КЕЙТ. Да, ты считаешь, может?

АНДЕРС. Это что-то новенькое.

ИСМАЭЛЬ. Кто будет сосиски?

КЕЙТ выливает пиво в мангал.

А как же сосиски?..

КАЛЛЕ. Да, каждый может думать что хочет, но нельзя избивать и преследовать других за то, что они думают иначе.

КЕЙТ. Вот как.

АНДЕРС. Ну слава богу. Значит, я могу сказать, что мне жаль, что Адольф Гитлер не успел замочить всех евреев? Если он вообще кого-то мочил.

КАЛЛЕ. Каждый может думать что хочет. Только, к сожалению, мне сейчас некогда продолжать этот разговор.

КЕЙТ. Да ладно. У тебя куча времени. Все ясно. И кто же, интересно, кого преследует? Кому, интересно, запрещают носить свою собственную символику в школе? Кого, интересно, вечно обвиняют в прессе и по телевизору и преследуют за то, что они вслух говорят о том, во что верят?

КАЛЛЕ. Да, но есть группы, которые преследуют иммигрантов и беженцев и поджигают лагеря беженцев.

КЕЙТ. Да?

КАЛЛЕ. Это преступно.

КЕЙТ. Преступно? Это же война. Это же война, твою мать… А когда идет война, то иногда случаются неприятные вещи, такова природа войны. Те, кто участвует в войне, сами виноваты в своих несчастьях. Они сами должны понимать, во что ввязались.

АНДЕРС. Ну да, в Германии же была война… и ведь из-за нее сдохла куча евреев, но когда война, то надо в первую очередь думать о своем собственном народе и заботиться, чтобы у него были пища и топливо, а все остальное уже второстепенно… Это же естественно.