Текст книги "Короли и Звездочеты"
Автор книги: Лана Туулли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 27 (всего у книги 31 страниц)
Перестань хныкать, – спустя несколько минут велел себе промокнувший до костей Лот. При таком раскладе есть несомненный плюс – о моей провальной миссии спасения Громдевура теперь точно не узнают. Другой плюс – можно будет взять в ученики Сашку, подтянуть его по теоретической магии, попробовать составить несколько новых заклинаний, адаптированных к этому миру…
Надо идти, – решил Лот. Стоять на месте бессмысленно.
Полуэльф вытер с лица талую воду, щелчком нейтрализовал заклинание, повернулся к ведущей наверх лестнице… и подумал, что грезит наяву. В первый миг ему показалось, что на ступеньках стоит изящная белая лошадка – чуть крупнее ослика и намного изящнее, чем выведенные для тяжеловооруженных рыцарей кони умбирадской породы. Потом Лотринаэна будто ударило молнией – он понял, что стал свидетелем необычайного, редкого даже по стандартам эльфов явления.
На ступеньках стоял единорог.
Он был белым, ослепительно белым, за исключением глаз, копыт и кончика витого рога – они казались светло-золотыми. Магическое создание кивнуло, будто приветствуя полуэльфа, легко развернулось и заспешило вверх по лестнице.
Если это не чудо, – решил Лотринаэн, разом забыв о своих бедах, и вприпрыжку устремившись следом, – То я тролль. Или Человек-Морковка.
Тем временем Черно-Белый Кот переживал эпоху открытий. Он опытным путем, на собственной шкуре – в буквальном смысле слова, – установил, что человеческие маньяки-женщины намного опаснее, чем их маньяки-мужчины.
Спеленатого наволочкой Кота заботливые Марина Николаевна и Галя отнесли в чулан, который располагался на первом этаже, под лестницей, ведущий на этаж второй; и начали оттирать краску и приклеившиеся перышки всеми возможными средствами. Кадавр познакомился с действием олифы, ацетона, семи стиральных порошков, жидкости для снятия маникюрного лака и разведенного укропной водой кефира. Потом жалостливая Галя, причитая о несчастной судьбе Черно-Белого, принесла средство для полировки мебели, а Марина Николаевна сосредоточенно испробовала на измазанной зеленой краской морде животного чистейший медицинский спирт.
Медленно-медленно, со скоростью дрейфа континентов, или, может быть, спешащего на экзамен заядлого двоечника, зеленое уродство со вмерзшими перышками отступало с кошачьей шерсти.
– Где же Ленка спряталась? – негодовала Марина Николаевна. Галя время от времени бросала на Лукину опасливые взгляды: медсестра редко видела, чтобы жена доктора так сильно нервничала. С чего бы? Из-за какой-то чужой кошки? – Почему она нам не помогает?!
– Ой, Марина Николаевна, вы блузку испачкали!
– Вот черт… Теперь еще и ее стирать!
– Марина Николаевна, да не расстраивайтесь так, она обязательно отмоется…
– Мяууу… – страдальчески простонал Кот, покорно, безропотно отдавая себя на растерзание двум женщинам.
Марина Николаевна вдруг опомнилась. «Фу, и как тебе не стыдно! Выплескиваешь свои эмоции на ни в чем не повинное животное! Возьми себя в руки! Где твое достоинство?» Лукина сделала протяжный вдох, заставляя сердце биться ровнее и медленнее.
– Вы Лену ищите? – по коридору прошаркали шаги. Через минуту в чулан заглянул добродушно улыбающийся Гильдебран. – Мы с ней только что разговаривали. Вот, она просила передать вам записку.
– «Дорогие Марина Николаевна, Галя и Евгений Аристархович,» – прочитала Лукина, задумчиво погружая Черно-Белого Кота в мыльную пену с головой и полоща им по окружности тазика. – «Мы с Журчаковым решили пожениться. Алексей говорит, что если мы уедем сейчас, то утром, ко времени открытия ЗАГС, будем в городе. Не волнуйтесь, со мной будет всё хорошо. Евгений Аристархович, я увольняюсь. Потом сообщу адрес, куда переслать трудовую книжку и другие документы. С любовью – Лена». И как это понимать? Вот курица!…
– Ой, как здорово! – обрадовалась Галя. Марина Николаевна, отметив, как расцвело бледное личико ее помощницы от упоминания о чужом счастье, решила, что она слишком строга и несправедлива к окружающим. И в самом деле? Чего это она взъелась на Лену и Журчакова? Чем дальше они будут от происходящих вокруг клиники и Объекта событий, тем лучше.
Тут она заметила, как внимательно смотрит на нее Гильдебран, и смутилась.
– Как ваше самочувствие, дядя Бран?
– Лучше всех! – бодро ответил старик. Галя улыбнулась, собралась поддержать знакомую шутку – и вдруг испугалась. Прямо на глазах лицо Гильдебрана из старчески-розового стало пепельным, губы синими; он пошатнулся и схватился за стену.
– Дядя Бран! – вскрикнули хором Марина Николаевна и Галя. – Что с вами?!
– Не волнуйтесь, девочки, – прошептал старик. – Это просто сердце…
Забытый в пене Черно-Белый Кот осторожно, крадучись, всплыл на поверхность, и, замаскировав нос большим переливающимся мыльным пузырем, проследил, как женщины помогают больному человеку дойти до ближайшей палаты. Стоило печальной троице скрыться из виду, Кот выпрыгнул из тазика и, оставляя за собой хлопья чистящих средств и мокрые зеленые пятна, побежал прочь. Прятаться.
Через минуту после того, как ЧБК юркнул наверх, на второй этаж, Марина Николаевна выбежала из процедурного кабинета и побежала искать Евгения Аристарховича.
– Женя! Где ты? Быстрей иди сюда! У дяди Брана инфаркт! Поторопись! Ну где же ты?! – закричала в темноту погружающейся в вечернюю дрему клиники женщина.
Она бросилась к лестнице, перепрыгивая через ступеньки – и, наступив точно в оставленную Котом лужицу воды, поскользнулась и со всего маху рухнула вниз.
От боли, пронзившей локоть и сверлом отдавшейся в плече, у Марина выступили на глазах слезы, она поднялась и едва удержалась от того, чтобы не зарыдать в голос.
– Женя! – окликнула она темноту. Подтянулась к перилам, зажала ушибленный правый локоть и начала медленно вставать на ноги. – Женя, ну где же ты… Хоть кто-нибудь…
– Простите, единорог мимо вас не пробегал? – внезапно раздался незнакомый голос.
Марина Николаевна повернулась – рядом с лестницей стоял тот самый странный парень из одиннадцатой палаты, тот, что с острыми эльфийскими ушками, и придирчиво осматривался по сторонам.
– Какой еще единорог?… Неужели вас не заперли? – автоматически спросила Лукина, совершенно позабыв правила хорошего тона.
– Да что ваши замки. Тьфу, особенно перед цинцем, страждущем выпивки. А я за единорогом сюда пошел. Значит, вы его не видели? Шустрые звери, – посетовал Лотринаэн. – Шаг – и уже в другой реальности. Мне бы так…
Марина Николаевна глубоко вздохнула и велела себе решать проблемы в порядке значимости: сейчас главное – разыскать Женю, чтобы он помог Гильдебрану, а с Белокуровым, который наверняка где-то спрятался со своими приятелями-охранниками, и забыл запереть палаты цокольного этажа, она потом разберется.
– У вас, я вижу, вывих локтевого сустава, – с выражением искреннего, хотя и немного преувеличенного сочувствия, заметил Лот: – Позвольте, я вправлю. Я умею лечить подобные мелкие травмы, не сомневайтесь. И не волнуйтесь – уверяю вас, всю будет хорошо.
Прежде, чем Марина Николаевна нашлась, что ответить – ее очень смутил тот факт, что пациент из одиннадцатой был мокр, будто долго стоял под дождем; – по ее плечу скользнула приятная, теплая волна, напрочь смывая и боль, и даже воспоминание о ней.
– Как это… – удивилась Лукина, пораженно рассматривая свои руки.
– Обыкновенная магия. Вы не подскажете ли, где я могу найти отца Гильдебрана? Я должен с ним обсудить несколько крайне важных для моего будущего вопросов.
Лукина стряхнула наваждение, подскочила и, как в последнюю надежду, вцепилась в неожиданного помощника:
– Дядя Бран умирает! У него инфаркт! Надо что-то делать, а я нигде не могу найти Евгения Аристарховича!…
– Успокойтесь, сударыня, – решительно и уверенно объявил Лотринаэн. Наскоро просканировал состояние женщины и счел необходимым прошептать релаксирующее заклинание – Я сделаю всё, что в моих силах.
Он поспешил в процедурный кабинет, а Марина Николаевна, еще раз, правда, без последствий, споткнувшись на лестнице, побежала на второй этаж, искать Евгения Аристарховича.
– Ну, и что тут случилось? – тоном заправского целителя спросил Лотринаэн, входя в маленькое, тесное помещение, казавшееся еще меньше из-за двух громоздких шкафов – деревянного и стеклянного. Гильдебран лежал на узкой кушетке, весь серый, задыхающийся, рядом хлопотала бледная, как смерть, девушка в белом халатике и уродливом платке. – Позвольте, я попробую оценить ваше состояние. Ага…
Лотринаэн осторожно провел ладонью в трех дюймах выше первой астральной оболочки «пациента».
– Мою микстуру, как я понимаю, вы проигнорировали. Ш-ш, можете не отвечать, это был риторический вопрос.
– Это старость, – прохрипел Гильдебран. – Обыкновенная старость. Ты, конечно, можешь придумывать любые другие кошмары, но это действительно всего лишь старость…
– Не смею спорить, – согласился Лотринаэн. – Однако осмелюсь порекомендовать воздержаться от заклинаний восьмого уровня и сложнее, выдерживать пост четыре дня в неделю, избегать усиленных медитаций и не участвовать в магических войнах как минимум ближайшую вечность.
Старик сделал попытку засмеяться, болезненно поморщился, закрыл глаза и притих.
– Дядя Бран! – вскрикнула Галя.
– Не будите его. И я не буду так нервничать, демонстрируя свои незнания перед столь маститым пациентом. – Лот пощелкал пальцами, размышляя. – Прелестное дитя, а вы не знаете, торгует ли кто-нибудь поблизости артефактами-маноконденсаторами?
Глаза у Гали стали очень-очень большими.
– Я пошутил, – спохватился Лотринаэн. – Это просто шутка такая. Не очень удачная… Хм, как же его лечить-то без волшебных зелий?
– Я могу заварить травяной чай. С шиповником, боярышником, и зверобоем… – с готовностью предложила девушка.
– Травы – это, конечно, хорошо… Особенно если брать самые сильнодействующие – чумовку, экалитью пупырную, лосевняк шаровидный, трицену болотную… Это тоже шутка. – На второй раз Лотринаэн успел с объяснениями вовремя. Еще пощелкал пальцами. И почувствовал, как его остроухую голову посетила по-настоящему хорошая идея. – Скажите, милое дитя, а вот эти экзотические цветы, которые расставлены на окнах… Никто не обидится, если мы возьмем пару листочков?
«Наверное, так и должно быть,» – размышлял Лот, колдуя над пятнистыми орхидеями, – «Круговорот добрых дел. Сначала мы совершаем ошибки, сожалеем о них, но если бы не сделали эти ошибки мы бы не сумели ничему научиться».
– Что это? – благоговейным шепотом спросила девушка, смотря, как поднимается из руки остроухого волшебника чудесный серебристый росток.
– Познакомьтесь: ее зовут Альвинара. Конечно, не настоящая, а всего лишь призванный магический аналог. Но это даже и к лучшему – мы попросим у Альвинары пару листьев и несколько капель сока, а потом отпустим. И она вырастет в том месте, которое окажется ей по нраву. Купаясь в лучах Луны и магических росах… Что это за шум?
– Какой шум? – не поняла Галя.
– Мне кажется, кто-то стоит у входа, громко стучит и требует помощи, – перевел Лот одному ему слышимые звуки. – Кажется, голос знакомый.
Полуэльф опустил Альвинару на верх стеклянного шкафа, попросил Галю присмотреть за недужным стариком и поспешил выйти.
Черно-Белый Кот в дикой панике, отчаянно и безнадежно метался по темным коридорам клиники. Добрался до чердака, едва не сломал клык о навесной замок; сшиб на пол несколько горшков с цветами и, с горя, попробовал корни орхидей в качестве заместителя любимой валерьяночки. Повыл, попрыгал, отталкиваясь четырьмя лапами от пола. Забрался на стену – приблизительно на высоте двух метров вдруг вспомнил, что летать не умеет и сполз вниз, оставляя в краске глубокие царапины.
Потом он услышал тоскливый вой добычи сфинкса. Тут Черно-Белого, как говорят отшельники с Шан-Тяйских гор, долбануло Дао: кадавр перепугался так, что у него проклюнулось… нет, не понимание сущности Вселенной, а воображение. Вообще-то, Кот мог считаться заслуженным экспертом по вою разнообразных существ: он и сам любил попеть, особенно после порции валерьянки, или когда в Чудурский Лес приходит весна; и был знаком с самыми разнообразными оборотнями, которые с самими искренними намерениями обзывали себя «организациями по спасению лесного фольклора» и каждое полнолуние проводили заседания оргкомитетов… Волчий вой – это вообще разговор особый, Кот был знатоком и ценителем, и иногда даже сбегал из башни своего создателя, мэтра Вига, чтобы насладиться каким-нибудь концертом.
Но вой сфинксовых безумцев… Он пробирал до костей. Тоска, одиночество, беспробудная печаль. И внезапно открывшееся воображение нарисовало Черно-Белому Коту картинку простую и натуральную: вот он, распотрошенный и дохлый. А вот те, которые его едят. Смакуют, облизываются, прижимают лапой к земле непокорную кошачью голову, запускают пасть в черно-белый животик и с хрустом выдирают что-нибудь трепещущее…
Кот подпрыгнул вертикально вверх, перевернулся в воздухе и бросился прочь, не разбирая дороги. В отчаянной попытке спасти черно-белую шкурку он готов был спрятаться даже в желудке дракона! А что? Уж туда-то точно дракон редко заглядывает…
Прижимаясь к полу и быстро-быстро перебирая лапами, Кот бежал, бежал, бежал, пока его не подхватили чьи-то руки.
– Что, маленький? – заботливо спросила Марина Николаевна. – Тебе тоже не по себе?
– Мяу… – пожаловался Кот.
– Тсс, – прошептала женщина. – Тише.
Не то, чтобы Марина Николаевна была любительницей подслушивать – совсем напротив, подобное шпионство было глубоко противное ее душе. Но пришлось научиться – Евгению Аристарховичу не нравилось, когда на середине терапевтической сессии вдруг на пороге появлялись сотрудники клиники и сбивали ритм беседы психиатра и пациента своими, без сомнения, важными, но не своевременными вопросами. Вообще-то, Лукин натренировал весь персонал клиники, и коллег, и подчиненных, терпеливо дожидаться его появления. Если дверь в кабинет заведующего закрыта, значит, закрыта, и никто, за исключением импульсивной Леночки, да, до недавнего времени, самоуверенного Игоря, не смел нарушить этот запрет. Вот Марине Николаевне и пришлось осваивать новый способ общения с мужем. Чуть-чуть, на пол-ладони, приоткрыть дверь и внимательно вслушаться в чужую беседу. Может, действительно обсуждается проблема защит внутреннего Эго? А может, быть – как уже неоднократно бывало во время визитов Саши Глюнова, – с психиатрией покончено, и предметом разговора служит сеанс одновременной игры, проведенный Александром Алехиным в тысяче девятьсот замшелом году?
Последние пять шагов до кабинета Евгения Аристарховича Марина Николаевна сделала на цыпочках, стараясь задержать дыхание (Кот, на всякий случай, исключительно из чувства солидарности, сделал то же самое). Осторожно приоткрыла створку двери и прислушалась к происходящему в кабинете.
Первые звезды робко выглядывали в просветы темных ночных облаков. Воздух посвежел, дразнясь обещаниями дождя и сырости. Ха, – подумал Кирилл, – держите карман шире. Мы люди ученые, верим статистики. А статистика безжалостна – никаких осадков, с мая по сентябрь…
Свет фар автомобиля кидался от одного темного ствола к другому. Мотор ревел негромко, будто смущаясь ночной тишины.
– Долго еще? – простонал Кубин с заднего сидения.
– Минут шесть, – ответил Кирилл. – И не прибедняйся! Стонешь еще… тоже мне, художественный самодеятельность!
– Я репетирую, – обиделся программист. Откинул со лба мешающие волосы, посмотрел на свое отражение в зеркале заднего вида: – А как сделать так, чтобы лицо стало побледнее? И покрылось потом?
– Водой побрызгаешься. А чтоб быть бледным – надо бы тебе месяцок посидеть в подвале, на хлебе и воде.
– Не, я не согласен, я от такой жизни похудею. Лучше я еще одну тварь из лаборатории Журчакова съем… Ой…
– Что?
– Ты будешь смеяться, но мне и в самом деле не по себе. И зачем я съел ту золотую рыбку, которую Алексей Павлович держал в персональном аквариуме? А вдруг она какая-нибудь ядовитая?
– Лёнь, ты сейчас серьезно или прикалываешься? – вскипел Зиманович. – Я же сказал: нам нужен повод пробраться в клинику. Так что готовься – в любом случае тебе сделают промывание желудка.
Кубин поморщился.
– А если я скажу, что говорю серьезно, можно, меня не будут лечить такими варварскими, грубыми, примитивными способами?… Ты слышишь? – Леонид поднял палец, призывая к вниманию, и завертел головой, пытаясь определить, откуда доносится настороживший его звук.
– Слышу – что? – переспросил Зиманович.
А в следующую секунду врезал по тормозам и до предела вывернул руль в сторону, чтоб уйти от столкновения с вырвавшимся на дорогу всадником.
Громдевур вцепился в поводья, еле сумев удержаться в седле; жеребец зло заржал, сделал свечу и с размаха опустил передние копыта на капот машины.
– Ты,…, к…, чтоб вам…, – выругался Октавио. – А, старый знакомый. А это кто? – он строго посмотрел на Кубина.
Лёнька сделал попытку уменьшиться до размеров молекулы.
– Вы откуда? Что вы здесь делаете? Где Сашка Глюнов? Он пропал вчера вместе с Серегой Барабановым, и до сих пор от него ни слуху, ни духу! Мы на Объекте с ума сходим, не знаем, чем закончились ваши подвиги!
– Хреново закончились, – ответил Громдевур, перебираясь на сидение машины и привязывая поводья к ручке. – Поехали.
– Куда?
– К мэтру Лукину, он где-то рядом прячется. А пока объясняю по порядку. Первое. Тварь мы поймали. Второе. Потом поймали нас. Третье. Сейчас я сверну шею той заразе, которая постоянно вмешивается в мои дела, и всё будет замечательно. Можно даже устраивать фейерверк, чтоб отметить завершение дела.
– Ты что-нибудь понял? – спросил Кубин у Зимановича.
Кирилл промолчал.
Когда из темноты показалось здание экспериментального оздоровительного Центра, Зиманович заглушил мотор и решительно повернулся к самоуправному «ролевику».
– Я должен объяснить вам весь расклад. А то как бы мы, действуя по одиночке, не наделали бы глупостей. Сегодня днем Лукин о чем-то долго секретничал с Монфиевым и Серовым. Потом Серов собрал шестнадцать человек и уехал куда-то в степь.
– Догадываюсь, куда они могли отправиться, – задумчиво пробормотал Громдевур.
– Но потом началось самое интересное. Лукин и Монфиев договорились отправить заявление в прокуратуру о несчастном случае, повлекшем за собой смерть сотрудника Объекта. То есть Сереги Барабанова. Лукин звонил в город, советовался с адвокатами, пытался выяснить, будет ли считаться уликой, если кто-то в частном порядке представит на экспертизу пулю, которая и стала причиной смерти человека.
– Это мы видели с помощью камеры, которую я установил в государственном гербе, который висит над столом Монфиева, – объяснил Кубин.
– И сейчас мы пытаемся вычислить, кого так по крупному хочет подставить наш «добрый доктор». Сашку? Но у него даже пистолета нет! Хотя подкинуть всегда можно… И повод для ссоры с Барабановым найдется, если поискать.
– Хотя мне гораздо более надежной кандидатурой кажется дядя Вася Догонюзайца, – заспорил Кубин. – Лукин его терпеть не может, дядя Вася у нас слишком самостоятельный и независимый, чтоб каждому лысому Боулингу в ножки кланяться.
– То есть, если я правильно понял, – прищурился Октавио, размышляя относительно услышанного, – этот хитрец собирается обвинить мэтра Сашку в смерти того парня, который вчера истек кровью после ранения?
– Мы слушали разговоры Монфиева, Серова и Лукина, – продолжил Зиманович. – Я понял, что для Евгения Аристарховича было крайне важно, чтобы сегодняшнее предприятие, которое он поручил Сашке, было выполнено. Потому-то и не спешил давать официальный ход дела: прождал до вечера, а потом, видимо, забегался, друг сердечный, еще не успел прокуратуру известить. Завтра приступит. На свежую голову…
– И поэтому, – перебил товарища Кубин. – Мы решили выкрасть улики.
– Разумно, – согласился Громдевур.
– Я проверю все файлы и компьютеры Лукина. Надо знать, какой он располагает информацией, а Лёня отвлечет внимание.
– Мне выпал жребий жертвовать собой, и я съел суши из золотой мутировавшей рыбки, – скривился Кубин. Вспомнил о том, что должен изображать ослабевшего от страданий больного и застонал. Октавио скривился – стон получился неубедительным.
В итоге к парадному входу клиники они подошли втроем: Зиманович, прижимая к груди сумку с ноутбуком и прочими необходимыми инструментами своего компьютерного ремесла, решительно постучался, громко позвал Леночку, Тыквина или кого-нибудь – здесь человеку плохо! Кубин картинно повис на крепком плече Громдевура, который, в свою очередь, надеялся, что его в темноте примут за одного из охранников таинственного Объекта – должна же на что-то сгодиться его уродливая пятнистая одежда. Услышав, как за дверью загремели задвижками, Октавио на всякий случай врезал самозваному комедианту в живот – так, слегка, чтоб стоны казались убедительнее.
– Что слу… А, это вы, – буднично поприветствовал отряд «диверсантов» появившийся на пороге Лотринаэн. – Я как раз хотел с вами поговорить. А это…
– Это свои, – объяснил Громдевур, сведя процедуру знакомства союзников к минимуму. Вошел в темное помещение, велел магу прикрыть дверь и хищно осмотрелся по сторонам. Леня Кубин, пользуясь случаем, начал возмущаться, что он, оказывается, зря симулировал пищевое отравление – здесь, оказывается, уже всё схвачено, мы держим руку на пульсе врага.
– Я поищу какую-нибудь микстуру, – рассеянно пообещал Лот.
– Лень, не трать время на спектакли! – окликнул заигравшегося товарища Кирилл. – Идем, нам надо разобраться с Лукиным.
Громдевур перехватил волшебника и, понизив голос, приказал:
– Усыпи их.
– Зачем? – не понял Лот.
– Затем, что я не идиот, устраивать разборки при свидетелях!! Быстро колдуй на них что-нибудь смирительное, чтоб они не мешались мне под ногами!
– Что вы задумали, господин генерал? Кажется мне, или ваши дальнейшие действия действительно будут отрицать свободу воли разумного существа и умалять его внутреннее достоинство? В этой связи я должен заявить решительный протест…
– А в рыло? – рассвирепел Окатавио. Лот на ходу перестроился:
– И, пожалуй, заколдую не только данных странноватых алхимиков, а вообще всех обитателей здешней богадельни, чтоб не возникло ненужных эксцессов.
Как раз в этот момент Кубин громко звезданулся с мокрых лестничных ступеней, и Октавио утвердил план волшебника.
– У вас с собой клока шерсти оборотня нет? – переспросил Лот у генерала, рисуя в воздухе какие-то символы.
– Нет.
Тогда Лот выдрал требуемый ингредиент из прически Октавио. Пострадавший от мага воин коротко взвыл, объяснил заковыристой фразой, что он думает по поводу магических заклинаний, а потом, проходя мимо заснувших прямо на лестнице Кирилла и Лёни, уточнил, почему подобными волшебными «штучками» не пользуется придворный маг, мэтр Фледегран. Удобная, оказывается, вещь для нейтрализации ненужных свидетелей…
– В Кавладоре такое заклинание оценивается в полгода тюремного заключения, – вздохнул Лот. – А если маг или его сообщники за время, пока все спят, успевает обокрасть или убить кого-нибудь – то все десять… Поэтому изучают его исключительно теоретически. Жаль…
Октавио издевательски захихикал и побежал вверх по лестнице, подобравшись и насторожившись, как вышедший на охоту зверь. «Скотина!» – мысленно выругался Лот, поспешив следом, – «Из-за тебя мои благие намерения вести праведную жизнь продержались всего девятнадцать минут!»
