Текст книги "Короли и Звездочеты"
Автор книги: Лана Туулли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 31 страниц)
И Ленчик вовсе не шутил, когда заявил вернувшемуся из поездки Кириллу, что на Объекте всё в полном порядке и в еще более полном ажуре. Всё тип-топ, все занимаются важными делами, ах, где же запись разговора Лукина и Сашки Глюнова… Да ни о чем таком секретном они и не разговаривали…
Скелет крысо-тюлене-и так далее попрыгал. Хлопнул косточками крыльев. Посмотрел на своего создателя взглядом, полным почтения, обожания и пустоты.
– Как же тебя выключить? – размышлял Сашка.
Упрямое костяное создание продолжало издеваться над материалистической диалектикой, современной биологией и еще более современной физикой – оно явно хорошо себя чувствовало, и выключаться – а также любыми другими способами прощаться с существованием – не собиралось.
Ага! есть идея!
Глюнов подхватил толстую кипу листов с распечатанной информацией о внутреннем устройстве сфинкса, прикинул общий вес, примерился… Склетик, хоть и был лишен кожи, нервов, а следовательно – и возможности выразить свое настроение мимическими реакциями, как-то очень понятно вздохнул (шевельнув ребрышками), уныло свесил крысиный череп вниз, ссутулился собачье-тюленьими позвонками и побрел в сторону коробки сам.
– На меня дурно влияет постдипломное образование, – подвел итог Сашка. – Еще года не прошло, как поступил в аспирантуру, как уже стал запанибрата с набором костей…Эй, как тебя… Черепунчик!
Скелет-монстр радостно подскочил и завилял каждым сегментом.
– Ладно уж, пошли наверх. Только, чур, уговор – Петренко я скажу, что ты на батарейках. А при виде Зимановича или Кубина ты будешь прятаться в шкаф. Хорошо?
На мгновение Сашка задумался, как будет Черепунчик, не имея глаз, опознавать компьютерщиков. Потом махнул рукой – говорят, несть числа секретам загробной жизни.
Выводя нового питомца из лаборатории, Сашка чуть из собственной шкуры не вывернулся, стараясь, чтобы Черепунчик не попал в поле видеонаблюдения.
В коридоре, ведущем к лифту, было темно – после шести вечера, когда официально заканчивался рабочий день, три четверти ламп, по спецраспоряжению экономного Монфиева, выключали. Раздавшееся в тишине цокание когтей в первый момент испугало Сашку, но потом он понял, что львиную долю шума производит разъезжающий костистыми лапами по полу деятельный скелетик.
– А, Серега, – совершенно успокоился Глюнов, когда из-за поворота показался старый приятель Барабанов. – Решил поработать сверхурочно?
Серега не среагировал на шутку даже формальной улыбкой. До Глюнова только начало доходить, что лаборант ведет себя… как-то неадекватно, а Барабанов, передвигающийся широким, скользящим шагом, уже поравнялся с аспирантом, легко взмахнул рукой и со всей силы впечатал Глюнова в стену. Удар был нанесен предплечьем, резко и неожиданно; Сашка буквально отлетел в сторону, ударился и съехал по стене вниз.
На грудь ему тут же прыгнула черная, с сизыми орлиными крыльями сфинкс.
Жесткие кошачьи усы коснулись щеки лежащего человека; морда была так близко, что даже в полутьме Сашка сумел различить каждую морщинку, каждую шерстинку гибкого кошачьего тела. Уверенный, что жить ему осталось секунд семь, не больше, придавленный шестьюдесятью килограммами живого веса, Сашка замер, вглядываясь в глаза таинственного чудовища.
Они были человеческими. Нормальными, то есть – обычными, как у того же Сашки, Ноздрянина, Зимановича, Барабанова или миллионов других людей на Земле; обычными, с светло-карей радужкой, может быть, чуть большими по размеру – но уж точно вполне знакомыми по выражению легкой заинтересованности и отсутствию в них воплощения вселенского зла.
Сфинкс мигнула, осмотрелась кругом, будто проверяя, нет ли рядом возможных соперников, жадно втянула запах пойманной добычи. Фыркнула. И изящным прыжком, оттолкнувшись четырьмя лапами от груди Глюнова, поспешила вслед за удаляющимся Серегой.
Он остался в полутемном коридоре один, среди разлетевшихся листов отчета и со звенящим от страха Черепунчиком в качестве морального утешения.
Когда послышались шаги приближающегося человека, Сашка едва сдержался, чтобы не броситься к ближайшему пожарному щиту, вооружиться топориком и встретить таинственного пришельца паническим воплем. Обнаружив на разбитой губе кровь, Сашка поступил еще хуже – нащупал спрятанный в заднем кармане джинсов отобранный четыре дня назад у Барабанова пистолет и трясущимися руками сжал рукоятку, собираясь выстрелить при первых же признаках опасности.
– Евгений Аристархович! – с облегчением выдохнул Глюнов, разглядев очередного путешественника по подземельям Объекта.
– Саша! Что случилось? – удивленно огляделся Лукин. – Что тут произошло? Да у вас кровь!
– Пустяки! – отмахнулся Сашка. Он поспешно спрятал пистолет в карман и потянул доктора следом за собой: – Евгений Аристархович, пойдемте скорее! Там Серега, Серега Барабанов! А с ним – последняя сфинкс!
– Саша… откуда вы… Вы сказали – сфинкс? – чуть заикаясь, и уже с настоящим, не наигранным удивлением, переспросил доктор.
– Я говорю – сейчас, буквально минуту назад, мимо меня, вот по этому самому коридору, прошла черная, с орлиными крыльями сфинкс! Да-да, я успел рассмотреть ее в деталях, могу покляться, что размер груди у нее второй, хотя при такой форме плеч, рук и шеи и повышенной лохматости ей явно противопоказано ходить топлесс. И не надо объявлять меня сумасшедшим, вы прекрасно знаете, что это не так! Чего же вы стоите, Евгений Аристархович? Быстрее, надо спасать Серегу, пока она его не сожрала! Быстрее, Евгений Аристархович, пожалуйста!
«Наверное, я испугал его до полусмерти,» – решил Сашка, – «Не стоило вываливать все новости одной большой… кхмм… кучей. Чего доброго, удар старикашку может хватить от таких новостей – доисторический, вернее, иномирный монстр свободно разгуливает по Объекту!»
«Наверное, парень испуган до полусмерти,» – думал Лукин, когда старое доброе заклинание, «Ладонь Ноадина», не сработало с Глюновым и в третий раз. – «Испуган, взволнован, тянет меня за руку, мешая как следует сконцентрироваться. Потому-то заклинание и не срабатывает. Да уж… Неужели он и в самом деле решил в одиночку сражаться с голодным сфинксом? Хотя, если там был Барабанов… Не так уж сфинкс и голоден.»
– Саша, да успокойтесь же! – прикрикнул Евгений Аристархович на своего молодого спутника. – Дайте мне вызвать Волчановского!
– А почему не Серова?
«Серов менее внушаем[11]11
Внушаемость, иначе – гипнабельность, – характеристика, показывающая потенциальную восприимчивость к гипнотическому воздействию. Считается, что гипнабельность выше у людей истерического склада характера и у лиц с пониженным интеллектом. Хотя на самом деле внушаемость определяется целым комплексом причин, в число которых входят и состояние здоровья гипнотизируемого, и степень заинтересованности в результате внушения, и доверение к гипнотизеру.
[Закрыть],» – хотел сказать Лукин, но вовремя прикусил язык.
Через три минуты, точно по внутреннему распорядку действий в чрезвычайных ситуациях, по коридору застучали тяжелые ботинки «волчат».
Черепунчик вжался в нишу дверного проема и провожал каждую мелькнувшую мимо него ногу внимательным выражением пустых глазниц крысиного черепа.
XVII. СФИНКС
Она шла по длинному пустому коридору, внимательно вслушиваясь в темноту, принюхиваясь к незнакомым запахам, наслаждаясь упругостью, энергией каждого шага. Рядом цокало когтями ее второе, вернее, первое тело.
Заимствованная память подсказала, что надо повернуть направо. Десять шагов. Приложить ключ к замку. Ага, вот эта смешная металлическая штучка называется «ключ», а где замок?
Длинные подвижные, но лишенные острых когтей человеческие пальцы, к которым она еще не успела привыкнуть, неловко выполнили требуемые операции.
Пусто. Холодный мертвенный свет с потолка. Ряды стеклянных и металлических предметов. Запах…
Обе ее половинки одновременно чихнули, фыркнули, по-кошачьи, лапой, вытерли нос.
Здесь нет ничего, для нее интересного. Идем дальше.
Со вторым замком она справилась чуть быстрее. Шагнула через порог и довольно облизнулась. Наконец-то повезло.
Еда зашипела, оскалилась и попыталась спрятаться в своих тесных маленьких клетках. Пальцы сами нашли железную скобу, запирающую первую клетку, повернули. Еда выскочила из клетки с жалобным визгом, со всех лап, и мгновенно нашла свою смерть от зубов ее второй половинки. Человечек, умирающий внутри нее, попробовал было подать голос, возмутиться, вспомнил какую-то муху, но после первого глотка сочного, дымящегося мяса заткнулся и больше не пытался вмешиваться в происходящее.
Отлично, отлично…
– Что тут происходит? – хмуро поинтересовался Волчановский.
Догонюзайца зыркнул в сторону Сашки, нахмурился. Остальные «волчата», числом восемь человек, распределялись по коридору, держа автоматы наготове и очень трепетно реагируя на мельчайшие тени.
– Понимаете ли, – начал объяснять Лукин. – Понимаете ли, мы тут увидели Сережу Барабанова, и нам показалось… э-э… Мне, если быть точным, показалось, что он ведет себя… э-э… не вполне адекватно.
Сашка судорожно кивнул, подтверждая слова психиатра. Да уж, ведёт себя Серёга страннее некуда.
Волчановский перевел взгляд с Лукина на Глюнова. Потом обратно. Вопрос «А вы что, Пингвин с Боулингом, здесь в такое время делаете?» не прозвучал, но явственно прочитался.
Откашлявшись для солидности, Глюнов объяснил, пискливо и сбивчиво:
– А мы тут это… реферат по философии обсуждаем.
Догонюзайца фыркнул. Волчановский решил, что выяснит подробности потом, и приступил к более насущным вопросам:
– Так что с Барабашкой опять случилось? Он хоть трезвый?
– У меня не было возможности его обследовать, – сразу же «застолбил» путь отступления Лукин, – Но, по словам Саши, иначе, как белой горячкой, поведение Барабанова не объяснить.
– Допился, Барабашка, – подытожил Волчановский. На лице Догонюзайца прочиталась краткая экспрессивная проповедь о вреде пьянства в одиночку и патологической жадности сотрудников Объекта, имеющих доступ к техническому спирту.
– У него там… – попытался объяснить Сашка, но Лукин резко повернулся к аспиранту и буквально впился в него жёстким, злым взглядом, едва не срываясь на примитивный, исключающий ненужную вежливость вопль «НЕТ!»
– Чего у него там? – спросил Догонюзайца. – Он опять у кого-то оружием разжился?
– У него там животных… полно… – борясь с одуряющей, до тошноты, внезапно нахлынувшей головной болью, прохрипел Глюнов. В глазах мельтешили лиловые искорки. «Что это со мной?» – попытался понять Сашка, утрачивая интерес к ловле сфинкса и тихо съезжая в район плинтуса.
– Опять стресс, – откуда-то сверху донесся голос Лукина. Евгений Аристархович опустился на корточки, пощупал у Сашки пульс, а тем временем Волчановский и его команда приступили к операции «Выкуривание Барабашки».
– Эй, Серый! – окликнул Догонюзайца через дверь. – Давай, выходи! Дело есть! Поговорить надо!
Один из «волчат» подключил аппаратуру к кабелям, снабжавшим помещение Х-938 энергией и информацией; и теперь на черно-белом, с ладонь, карманном компьютере была видна часть лаборатории, ряды полок, дверца большого холодильника, приоткрытая дверь в питомник и…
– Это что за хрень? – поморщился Волчановский.
– Позвольте-ка, – не сдержал любопытства Лукин. – О, кажется, я знаю, что это. Голова кролика.
– Чья голова? – не поверили «волчата».
– Да кролик это, точно говорю. Посмотрите – вот передние резцы, вот уши, а вот здесь, у края стеллажа, его хвостик валяется… а может, и лапка. Потом надо будет спросить Алексея Павловича, не практикует ли он вуду на досуге…
Волчановский недоверчиво посмотрел на разбросанные по лаборатории части.
– Что-то великоват для кролика, – не поверил он.
– Его папой был Tyrannosaurus rex, а маму родили чемпионы среди белых шиншилловых великанов[12]12
Белые великаны, шиншиллы – породы кроликов.
[Закрыть], – подсказал Сашка, пребывающий в легкой прострации.
У всех «волчат» мигом зачесалось в затылках.
– Э-э… – протянул Волчановский. – Чего встали! Вы что, не видите, какой макар выходит? У Барабашки, видать, крыша совсем поехала, раз он насмерть белых крысатых тираннозаврусов грызь начал!
– Не боись, братва! – поддержал начальника Догонюзайца. – Он этого кроля совсем обглодал, значит, наелся, на нас не бросится! Держи прицел! Да, и в голову его бить не надо – чего доброго, не выдюжит парень… Ну, – прикрикнул охранник на парня, который пытался совладать с запертой дверью в лабораторию. – Что у тебя там?
– Сейчас, сейчас, – торопился тот.
– Барабанов, открывай! – загрохотал кулаком Волчановский. И спросил помощников: – Он вообще что там делает?
«Волчонок», наблюдающий за ситуацией с подсказкой видеокамеры, протянул комп начальнику. Сашка увидел краешек изображения – Серега, странный, неуловимо изменившийся, неторопливо вышел из питомника и застыл, сложив руки на груди, посередине лаборатории. Отпирать дверь он явно не собирался.
А где же сфинкс?
– Есть! – доложил специалист по вскрытию замков.
– Так, входим, – объяснил диспозицию Волчановский. – Ты – открываешь дверь; Вась, ты держи его на прицеле, ты и ты – заходите с двух сторон, берете его и выволакиваете сюда. Постарайтесь ничего не разбить, а то Монфиев с Журчаковым нас вместо каши съедят.
– А… – подал голос Сашка.
– Чего тебе, Глюнов? – голосом детсадовской нянечки, у которой исчерпались запасы терпения и вот-вот подойдут к концу свободные горшки, спросил Волчановский.
Лукин сжал кулаки, едва сдерживаясь, чтобы не вмешаться.
– А вы не заметили, что с Серегой что-то не так? – с наивным выражением физиономии спросил Глюнов.
– Ты не представляешь, – издевнулся в ответ Догонюзайца. – Заметили! Он только что сожрал сырым кролика величиной с динозавра! А значит, он окончательно спятил! Эй, вы, лоботрясы, – махнул он двум «волчатам». – Уведите гражданских из места проведения операции!
Лукина и Сашку тут же заботливо оттерли в сторону – проще говоря, проволокли двадцать шагов по большому коридору и велели сидеть тихо в развилке между кладовкой и лабораторией аналитической химии.
– Да нет же, – пытался объяснить Глюнов, но никто, кроме Евгения Аристарховича, его не услышал, – почему Серега стал на египетского фараона похож? Я имею в виду – где и как он успел раздобыть этот черный парик? И почему у него глаза черные, всё жизнь карие были… кажется…
Что произошло дальше, Сашка видел только мельком, в половину глаза и запотевшей от сбившегося дыхания линзы очков.
Дверь в лабораторию распахнулась рывком, но на этом успехи команды Волчановского и закончились. Буквально через секунду один из охранников заорал: «Плавлюсь! плавлюсь! меня отравили!», размазывая по лицу и одежде густую фиолетовую жидкость с резким рыбным запахом – стеклянная плошка была закреплена на дверном косяке в лучших традициях боевых пионерских дружин.
В бегущих на него людей Серега кинул бутылку с красной жидкостью. Кинул легко, изящным, кошачьим в своей пластичности движением; полет бутылочки закончился громким звоном разбившегося о потолок стекла и еще более сочным матом Догонюзайца, на которого попали осколки и остатки кетчупа.
Здесь надо сказать, что бутылочка, до того, как стать химическим оружием, простояла в генетической лаборатории шесть лет – Журчаков поспорил со своими друзьями-конкурентами из ближнего зарубежья, что сумеет повторить знаменитые опыты по самозарождению протобактерий и вывести из полимерных молекул искусственных красителей, стабилизаторов, усилителей вкуса, эмульгаторов, разрыхрытелей, солей и прочего томатного сока пригодную к существованию форму жизни.
Всё остальное произошло очень быстро, буквально в несколько секунд. Волчановский только и успел, что еще раз напомнить – это ж псих, наш, Объектовский, обойдемся без оружия, он ведь всего-навсего ботан лабораторный, от него угрозы – меньше, чем от тети Люды, а один из охранников уже орал блажью – по полу лаборатории скользила пятнистая змея длиной метра два. Вторая змея свалилась на Волчановского, опрометчиво приостановившегося у стеллажа с правой стороны помещения. Третий расчетный номер столкнулся лоб в лоб с тяжелой полированной столешницей; она сорвалась с крепления на стеллаже и упала ему на ногу, частично лишив охранника возможности передвигаться и напрочь – способности адекватно оценивать действительность.
Атакующий номер четыре бросился на неподвижного Серегу, агрессивно вопя и намереваясь сразу же, с разбегу, ударить лаборанта пинком в живот. Барабанов увернулся – легко, будто репетируя балетное па; подпрыгнул, оттолкнулся от стеллажа, изогнулся и с разворота ударил нападающего ногой в висок. Заметив, что «Барабашка» перешел в нападение, в лабораторию с боевыми воплями бросились трое охранников, стороживших коридор. Их Серега просто перепрыгнул, – двигаясь картинно, изящно, будто снимаясь в кино с единоборствами. «Лабораторный ботан» пролетел над головами ворвавшихся в помещение «волчат» и прежде, чем они успели сообразить, что к чему, захлопнул за собой дверь ловушки.
– Эй, Серый, – услышал Сашка голос Догонюзайца. – Ты это… брось чудить, хорош? Успокойся, ладно? Это ж я, Вася Догонюзайца, мы с тобой давно корешим. Уж года четыре почти. Когда ты у меня сигаретку спросишь, когда я у тебя, а когда и водочки грамм двести на брата вместе раздавим… Серый, это ж я. Ты ж меня знаешь…
Голос охранника звучал осторожно, успокаивающе, умиротворяюще. Сашка рискнул высунуть нос из-за угла, увидел, как неторопливо приближается Серега к неподвижно застывшему Догонюзайца. Охранник наставил на Барабанова пистолет, целясь точно в середину грудины, и подглядывающий Глюнов просто физически ощутил, насколько напряжена, буквально до судорожного состояния, его рука.
Серега двигался медленно, крошечными шажками, и казалось, что его огромные черные глазищи смотрят сквозь пространство, не замечая стоящего на пути человека.
– Стоять! – не выдержал Сашка. – Серега, стой!
Он хотел, чтобы сработало так же, как тогда, когда Барабанов чуть не застрелился, или тогда, когда сцепились Лот и Громдевур, но на этот раз чуда не произошло. Серега чуть вздрогнул, и сделал еще один шаг; а Догонюзайца дернулся на Сашкин крик, отвлекся – и сразу же, заметив слабину противника, Барабанов атаковал. Он прыгнул на Догонюзайца сбоку, тот рефлекторно нажал на курок, но пуля ушла в потолок. К ужасу наблюдающего за дракой Глюнова, Серега набросился на Догонюзайца как дикий зверь, сипло и зло рычал, и не останавливаясь бил упавшего и пытающегося закрыть лицо и живот Догонюзайца, метя в колени и шею.
Один из двух оставшихся сторожить «гражданских» охранников не выдержал, и с воплем выскочив навстречу опасности, выпустил в Барабанова автоматную очередь; второй бросился на пол и попытался стрелять по ногам.
Нервничающий Лукин втянул любопытную Сашкину голову, чтоб не зацепило шальной пулей. А ведь могло бы – несколько секунд в коридоре бушевала самая настоящая перестрелка. Потом что-то скрипнуло, раздался звон гильз о бетонный пол, несколько шагов – и замерла тревожная тишина.
Выглядывать за угол, чтоб выяснять, что же случилось, очень не хотелось.
– Сейчас Волчановский выберется из лаборатории, – очень тихим, мертвым голосом пообещал Лукин. – И они что-нибудь сделают.
– Ага, – стуча зубами от страха согласился Сашка. – Что-нибудь…
Она оглядела добычу и довольно облизнулась. О да, смотрите на меня! У кого еще вы увидите такие красивые крылья, такую гладкую шерсть, потрясающую силу и великолепие? Смотрите на меня!
Одна из змей, выпущенных из заточения ее вторым телом, зашипела и посмела напасть. Заурчав, она ловко подхватила извивающуюся гадину когтями, рванула, отбросила прочь. Фрр! Невкусная еда! Прочь! Сегодня я королева этой норы!
Эта ночь и эта добыча принадлежит мне, и только мне!
Догонюзайца пришел в себя, застонал и открыл глаза. Спятивший Барабашка никуда не делся, он сидел рядом, очень странно скрючившись – до сих пор Догонюзайца думал, что так могут сидеть только обезьяны в зоопарке: глубоко согнувшись, приседая и опираясь, для равновесия, на согнутые костяшки пальцев. На когда-то белом халате лаборанта отчетливо виднелись три медленно расплывающихся красных пятна – на руке, в левом плече и в боку, на уровне поясного ремня.
Рядом ведь, скотина этакая, сидит. Сейчас бы приставить ему пистолет к виску и нажать на курок – вон ведь как беднягу прижало, он, чего доброго, просто не заметит, как умрет. Сидит, сопит, зенки свои вылупил…
Тут Догонюзайца почувствовал, как сердце сжалось холодом: глаза у Сереги были черные. Не в смысле «очи черные, очи страстные», а по настоящему черные, будто он сдуру залил себе глазницы расплавленной пластмассой.
– Стоять, – неуверенно скомандовал, медленно, осторожно подходя ближе, «волчонок». Догонюзайца забыл, как звать этого новичка (месяца четыре, как наняли) по имени – Ваня, Коля?
Ваня или Коля держал Барабанова на прицеле, но автомат у него дрожал так, что гораздо больше шансов быть застреленным имел лежащий на полу Василий, чем застывший в неподвижности Серега.
Тяжелая дверь в чертову лабораторию Х-938 беззвучно повернулась на стальных петлях. Догонюзайца вдруг понял, что ожидает появления какого-нибудь зомби, монстра, дракона, чем черт ни шутит – ожидает, затаив дыхание и мысленно прощаясь с женой и пацанами – простите, милые, что был вам плохим папкой…
Порог переступил Волчановский. Хищно принюхался, осмотрелся, проверяя обстановку. Ваня-Коля и его напарник тут же, рысью, бросились к нему, сбивчиво докладывая о проделанной работе и тыча трясущимися дулами оружия в медленно выпрямляющегося Барабанова.
Волчановский махнул рукой, показывая, что тем, кто еще не вышел из лаборатории, нужна помощь и Вани, и Коли, и всех остальных. Когда мальчишки скрылись из виду, Догонюзайца совсем уже решил перестать изображать мертвого и подняться с полу; но тут Волчановский сделал несколько шагов вперед и остановился аккурат под работавшей лампой.
Его глаза тоже были залиты черной смоляной жижей.
«Приехали,» – подвел итог своей жизни Догонюзайца.
– Волчановский, что происходит?! – выскочил из-за угла Евгений Аристархович. Ей-богу, никогда раньше Вася и не думал, что может радоваться появлению психиатра. – Вам удалось нейтрализовать животное? Я требую, чтобы…
В ответ на требование Лукина, как по заказу, появилось то самое животное, о судьбе которого доктор беспокоился. Огромную черную пантеру, непонятно зачем укрытую орлиными перьями, несли на руках сразу шесть человек.
И у всех, как понял Догонюзайца прежде, чем успел рассмотреть, были черные глаза и нечеловеческое, сверхъестественное каменное выражение застывших лиц.
– Ее надо вернуть в лабораторию 012, – твердо приказал Евгений Аристархович. – А Барабанова везите ко мне в клинику. И я бы посоветовал руки ему на всякий случай зафиксировать. Волчановский, вы меня слышите? Я говорю…
Волчановский находился в трех шагах от Лукина, когда низкорослый доктор, наконец, заметил изменения во внешности своего собеседника.
– Чч-тто? Что это с вами? Почему вы молчите? Я…
Старый человек, выскочивший из-за угла, сиял жаром летнего полдня. Опасный, серьезный противник.
– Взять его! – скомандовала она своей добыче.
И лишь потом поняла, как ошибалась. Сиял вовсе не старик; позади него была еще одна добыча, моложе, сильнее, упрямее – тот самый человек, который встречался им раньше и которого отказалось есть ее второе тело. Тогда она не стала настаивать – сил едва хватило на то, чтобы идти на двух прямых ногах и не поскальзываться на поворотах. Теперь, когда она так хорошо поохотилась на жирных, откромленных зверенышей, она не собиралась отступать – мало ли, что второе тело пытается возражать, она ДОЛЖНА подчинить себе полыхающую огнем добычу! или порвать ей шею, чтоб не мешались под ногами, чтоб все знали, кто хозяйка этой норы…
Добыча попыталась сопротивляться; более того, она была достаточно сильна и быстра, чтобы выхватить старика прямо у нее из-под носа.
Раздраженная неудачей, она зашипела. Фрр… Ты еще узнаешь, кто королева этой норы! Мы с тобой еще встретимся, и я отведаю твоей крови!
А пока… мрр… Она, наверное, впервые за свою жизнь чувствовала, что не может больше съесть ни кусочка. Мрр… Ее второе тело хорошо потрудилось – привело туда, гда можно было без проблем наесться свежего кроличьего мяса, а потом помогло поймать остальную добычу.
Потом, – решила она, – моя добыча сама будет добывать мне еду. Потом будет видно. А сейчас… Она жадно втянула воздух. Сейчас пора выбираться на свободу.
Второе тело двигалось позади добычи, чуть пошатываясь, медленно и неуклюже. От него пахло вкусной свежей кровью; тонкие красные струйки бежали по рукам, одежде и падали вниз то редкими, то частыми капельками. Но она была чрезмерно сыта, чтоб обращать внимание не такие мелочи.
Пойдем. Нас ждет свобода.
А ведь будь на моем месте торгаш Курезадов, – глубокомысленно размышлял Догонюзайца, вытирая с лица вонючую дрянь, которая пролилась на него из разбитой Барабашкой бутылки, – он бы, пожалуй, сумел точно высчитать, стоит ли зрелище тающих в сером облачке Лукина и Глюнова полученных мною синяков и… ай! да, и сломанного взбесившимся психом ребра. Будто корова языком лизнула! Вот фокус! И как это им удалось сбежать прямо из-под носа Волчановского и его странной компании?
Охранник, убедившись, что его сослуживцы в торжественном молчании несут странную черную кошку в направлении лифта, а псих-Барабашка ковыляет следом, максимально осторожно отполз в сторону, подхватил оброненный кем-то пистолет и принялся извлекать из кармана рацию.
В лаборатории послышалось цоканье когтей, и у Василия чуть сердце не убежало в пятки. «Ну, гнида, теперь тебе не уйти,» – решил Догонюзайца и твердо наставил на возможного агрессора оружие.
Из лаборатории выскочила, помахивая хвостиком, лысая толстенькая собачонка. С розовым бантом на шее. Увидев человека, животинка испугалась, сделала лужу и убежала обратно.
– Тьфу ты… – выругался Догонюзайца. Тяжело, с трудом, поднялся, как можно быстрее захлопнул дверь лаборатории. Сплюну, вытер кровь на разбитой губе, попробовал, не шатаются ли зубы, и попробовал брести в направлении аварийного выхода.
Ему постоянно слышалось цокание когтей у себя за спиной. Несколько раз Василий оборачивался – в первый раз увидел разбросанные кучкой кости на полу, а во второй раз даже этого не было. «Нехорошее местечко наш Объект,» – решил Догонюзайца. «Даже меня на глюки пробрало… Хорошо, что Боулинг в тумане растворился, не поймает, в свою клинику не закроет. Или плохо, ведь теперь нас лечить некому?»
Черепунчик, таясь в тени, поспешал следом.
Сашка и сам не понял, что заставило его выскочить из укрытия, схватить Лукина за воротник и улепетывать в неизвестном направлении.
От сфинкс исходило какое-то… сияние, что ли. Другого слова Сашка не знал, и, пожалуй, не смог бы передать то странное ощущение, которое возникло у него при приближении сфинкс и ее сопровождающих.
Действительно… И от этой мысли впору стучать зубами. «Сопровождающих». Сашке показалось, что люди соединены с таинственной иномирской гостьей невидимыми, но от этого не менее прочными узами, что они уже безвозвратно утратили что-то… что-то важное, то, что делало их самостоятельными и полноценными существами, то, без чего они превратились в марионеток, участвующих в костюмированном представлении.
Спешите видеть! Только у нас: драма из жизни древних египтян! Фантазия на тему мифов древних греков! Жертвоприношение сфинксу! Полная реальность происходящего!
Брось дурить, – приказал себе Сашка, судорожно всхлипывая и сжимая кулаки. Сейчас не время. Потом…
Будет ли это «потом»?
Вторая за Сашкину жизнь телепортация прошла относительно успешно. Они с Лукиным оказались в лифте. То есть… Сашка не знал, как это получилось, но он действительно оказался в лифте, а Евгений Аристархович впечатался в металлическую стену, погрузившись наполовину, и его пришлось в спешном порядке оттуда вытягивать. Сейчас заднюю стенку лифта украшал своеобразный барельеф, точно повторяющий контуры тела доктора Лукина, но даже не это было главным.
Главным было то, что Сашка не знал, что делать дальше. Надо бы подняться наверх, поднять тревогу… Но что, если следующая команда попадется также, как и Волчановский со товарищи?
И потом… Догонюзайца среди людей, несших сфинкс, не было. Он мертв, ранен, может быть, ему нужна помощь?
Лифт медленно поднимался вверх, Лукин молчал, тяжело дыша – ему непросто дались три секунды пребывания в техно-саркофаге. Когда Сашка попытался вызвать дежурного, тот пьяным голосом отозвался, что «быва-аали дни вясё-ооолые-е, гуля-ааал я маладоооой…» и посоветовал пойти подальше. А потом лифт дёрнулся и остановился. Лампа под потолком мигнула.
– Что это?
Лукин то ли всхлипнул, то ли фыркнул, явно глотая истерический смешок:
– Вирус в системе. Кажется…
– …, – высказался Сашка. – Простите. Кажется, этой твари сам дьявол ворожит…
«Обычное совпадение», – промолчал Лукин. Вслух он сказал:
– Не переживайте, Саша. Сейчас наши гениальные техники и программисты сообразят, что к чему, запустят антивирус, минут через десять-пятнадцать все наладят… Не беспокойтесь.
– За эти десять минут сфинкс, чего доброго, успеет подняться на поверхность и снова убежит.
Доктор опустился на пол, прислонился к стенке лифта и глубоко вздохнул. Мальчишка прав, очень даже прав…
Когда Лукин решил попробовать использовать в качестве лекарства волшебную воду, которой Гильдебран отпаивал пребывающего в бессознательном состоянии обожженного полуэльфа, разве мог он предполагать, что лечение пройдет настолько успешно? Вы только подумайте – ведь еще вчера эта тварь едва не подыхала, и даже сегодня утром, когда Лукин на секунду забегал ее проведать, пребывала в столь понятном для тяжело раненого создания обездвиженном и бессознательном состоянии. И вот – вы только посмотрите. Бегает, скалит страшные зубы, заколдовывает всех подряд…
Пятнадцати минут ей, может быть, хватит, чтобы подняться по лестнице и покинуть пределы Объекта. С одной стороны – это хорошо, чем быстрее сфинкс уберется прочь, тем в большей безопасности будут все здешние обитатели. С другой…
С другой стороны, все возможности изучать необычное создание и экспериментировать с иномирским существом пойдут прахом. Когда еще выпадет подобный случай? Ведь стольких трудов стоило ее поймать!
Хвостов и еще три человека, войдя в азарт погони, снарядили настоящее сафари – вывели внедорожник в степь, подхватили оружие и преследовали черную сфинкс несколько часов. Она была уже утомлена сражением с магом, который сжег вторую особь и бункер Теплакова, но по-прежнему оставалась смертельно опасной. Ей прострелили крыло, сбили автомобилем, переломав задние лапы, ранили в грудь и шею – и только тогда сумели скрутить и доставить на Объект.
Может быть, стоило забрать «пациентку» в клинику. Но Лукин догадывался, что отец Гильдебран не допустит, чтобы рядом с немощными и выздоравливающими людьми находилось такое опасное существо. Спорить с Гильдебраном Евгений Аристархович так и не научился, вот и рискнул доверить драгоценную добычу под ответственность Монфиева. Сам лично вытащил из зверя пули, зашил раны, сложил сломанные кости, перевязал и оставил сфинкс на попечение Журчакова (тот, как-никак, биолог, да еще доктор наук). И тут такой пассаж! Из-за каких-то дохлых крыс и женской истерики Журчаков отказался сотрудничать! «Я собираюсь эту тварь усыпить при первой же возможности,» – заявил Алексей Павлович в их последнюю встречу. – «И на этом поставить точку. С меня достаточно смертей, я чувствую, будто это я сам загрыз Витьку и тех, остальных! У меня что ни сон – так кошмар, будто я забрался в питомник, придушил кроля и начал раздирать парную тушу на части и захлебываться свежей кровью…»
