Текст книги "Генри, ты - Охотник! (СИ)"

Автор книги: ла Пьетро

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц)

Им понадобилось порядка пяти минут, чтобы добраться от отеля до библиотеки. Огромное здание, с соответствующими окнами, в которых вставлены цветные витражи. Сейчас, почти на рассвете, можно вдеть, как солнечные лучи падают на здание и яркие краски в витражах переливаются, сверкают. Библиотека похожа на блестящий, на солнце бриллиант. Не смотря на то, что здание похоже в аварийном состоянии, что каменная кладка в нескольких местах потрескалась и уже обвалилась, она прекрасно выглядит. В древней арке – старые двустворчатые двери. Сейчас, не занятый расследованием и готовый отвлекаться от своих мыслей, на что угодно Генри наконец-то увидел, что толстая деревянная дверь окована ажурными металлическими цветами, и само дерево заметно погрызли насекомые и время. Генри остановился, задирая голову, рассматривая арку вокруг углубления, где была дверь. По краю шли не известные Блэку символы. Он рассматривал внимательно тонкие линии и крючки со спиралями и думал о том, что же они могут означать. Реджина стояла рядом со ступенями, наклонив олову к плечу и недовольно глядя на Генри. Тот оглянулся, чувствуя сверлящий его взгляд. Замер удивлённо, попытался улыбнуться и получил в ответ хмурое покачивание головы:

– Вы так и будете тут стоять?

Генри приоткрыл было рот, моргнул, и закрыл его, клацая зубами. Реджина уже развернулась, чтобы обойти здание. Она направилась к узкому проходу между зданием библиотеки и мэрией. Каменная кладка между ними была просто разбита, словно здесь была когда-то стена, соединяющая их, а потом кто-то её сломал. Между зданиями и словно было ещё одно помещение. Без крыши, и без стен, начиная со второго этажа. Но было чёткое ощущение помещения. Может быть всему виной две двери. Они были очень простыми, просто деревянные окованные железом двери. Такие же были в самой мэрии.

Смотрительница вытащила ключи, замерла перед дверью, с растерянностью глядя на связку в своих руках. Она повертела ключи, через плечо оглянулась на Генри и, вздохнув, отпёрла двери.

Блэк неуверенно помялся перед дверью, а потом скользнул следом.

– Там где-то в ящиках, – Реджина махнула рукой в сторону двери справа, – Есть бахилы. Я заставлю тебя вылизать все залы, если ты что-то испачкаешь.

Генри приоткрыл рот, удивлённо, но ничего не сказав захлопнул его, поморщившись и на мгновение, сжав кулаки. Он слабо кивнул в спину Реджине, и развернулся к указанной двери. В комнате, в которую она вела, не было окон. Маленькое помещение не больше трёх метров в длину и ширину. В помещении пара комодов и Генри в течение нескольких минут ищет, где в них бахилы или одноразовая обувь. Он тихо ругается себе под нос и чихает от пыли, которая скопилась в помещении. Блэк ворошит вещи в одном из ящиков, когда за его спиной открывается дверь. Он, не оборачиваясь, говорит сквозь зубы:

– Сейчас найду.

На его слова не знакомый ему голос отвечает мягким сопрано:

– Они кончились.

Генри настороженно оборачивается, смотрит с подозрением, хмурится. Перед ним Тереза Вольна. Стоит, прислонившись к двери, сцепив руки за спиной, и разглядывает его. Девушка кладёт на ближний к двери комод свёрнутые голубые мешочки и выходит, шелестя юбкой белого атласного платья. Генри с сомнением посмотрел на бахилы. Они точно новые?

Блэк вернулся в предыдущее помещение, чтобы последовать за Реджиной и недавно скрывшейся там Терезой. Он распахнул деревянную дверь, не отличимую от входной, и замер. За ней оказался длинный коридор с множеством дверей, в конце которого была развилка в три стороны. Генри потопал по полу, нервно вздохнул и пошёл вперёд. Он открыл несколько первых дверей, чтобы увидеть узкие комнаты с узкими окнами с одной стороны и комнаты вовсе без окон с другой.

Генри широко раскрыв глаза, замер перед одной из дверей. В комнате был полупрозрачный мужчина в монашеской рясе. Блэк раскрыл удивлённо рот, сжал кулаки и шарахнулся назад, ударяясь о дверную ручку двери напротив. Естественная реакция здорового человека, который увидел привидение. Призрачный мужчина оглянулся к нему. Его лицо исказилось гневом и злостью, он потёк в сторону Генри, но перед ним резко закрылась дверь. Рядом стояла Реджина и сердито смотрела на Генри. Даже не сердито, а просто невероятно недовольно. Блэк сглотнул, посмотрел на дверь за спиной Смотрительницы, перевёл взгляд на неё саму. Ламорте рассматривала Генри, из-за не большого роста ей приходилось задирать голову, чтобы смотреть в его глаза. Качнув головой, она ничего не сказав развернулась и пошла вперёд. Генри поспешил следом, несколько раз он оглянулся, чтобы посмотреть на ту дверь, за которой был призрак.

========== 6. ==========

Неуверенность Генри сродни тому чувству, что бывает на пересдаче. Преподаватель планирует задать вам вопросы из какого-то билета, а вы можете только ждать, когда она выберет что у вас спросить. Генри сидел напротив Смотрительницы. Он проследовал за ней до публичной части библиотеки, где почувствовал себя спокойней. По крайней мере, он знал, что тут уже был, и здесь не было странных прозрачных фигур. Мозг Генри лихорадочно работал, в холостую, пытаясь создать для своего владельца разумное рациональное объяснение. Может быть, если бы мимо не проходила иногда Тереза Вольна, в платье с открытой спиной, то создание объяснения даже увенчалась успехом. Но убеждать себя в не существовании призраков, когда мимо ходит девушка, на чьей спине совершенно нет кожи – немного глупо. Поэтому Генри был оставлен один на один с осознанием.

Реджине было всё равно, чем он занимается. У неё была работа, и она собиралась её выполнить. Она была одной из тех увлекающихся натур, что могут насыпать вам в чай мышьяк, или в лучшем из вариантов соль, просто задумавшись. И сейчас она с отсутствующим видом была занята реставрацией книги. Тонкие руки, покрытые сеточкой шрамов, осторожно выполняли свою работу. Генри наблюдал за ней. Вокруг Ламорте по столу были разложены книги и расставлены разные мисочки и коробочки с не большими бутылочками. Генри понятия не имел, для чего они все нужны и мог только гадать. И он смотрел, как она соединяет листы и наносит на них нечто похожее на штукатурку, а потом осторожно дует и кривой иголкой и щипцами подтягивает страницы, чтобы те не выпадали. На столе лежали кусочки бумаги, предназначенные для того, чтобы подклеивать страницы, нитки которых нельзя было подтянуть.

Каждая Смотрительница знала, что необходимо следить за состоянием книг. Когда-то, довольно давно, в Библиотеке был отдельный штат людей, которые занимались реставрацией книг. Они были врачевателями книг, их спасителями. Эта работа ценилась и тех, кто её выполнял, звали Хранителями. Но это было давно, а сейчас в Библиотеке не было больше никого кроме Смотрительницы и Терезы, у которой кроме "библиотекарь" не было другой должности.

Книги имели огромную ценность. И не было разницы в том, когда и кем они были написаны. В словах, а значит и в книгах, всегда была особенная магия. Слова создавали новые миры и в какой-то момент, в третьей закрытой секции, могла появиться книжная полка, на которой бы сами собой появлялись книги. Летописи новых миров. Книги, которые не нужно реставрировать или читать. Они просто должны где-то быть.

Смотрительница осторожно работает над книгами, а Генри смотрит. Он то и дело вскидывается, чтобы о чём-то спросить, что-то сказать, но замирает и ничего не произносит, чувствует себя не на своём месте. Генри кусает губы и вздыхает, так, не произведя ни звука. Он опускает глаза и продолжает наблюдать за тем, как работает Смотрительница. Ничего другого в тишине Библиотеки ему не остаётся.

Смотрительница не обратила никакого внимания на уход Генри, когда тому надоело наблюдать за её работой. Воспитание не позволило ему отвлечь её, или как-то ещё помешать. Он поднялся и неслышно задвинул массивный деревянный стул. Оглянувшись Генри, решил, что может рассмотреть и узнать библиотеку. Он ожидал чего угодно, но не тишины и бездействий. Он думал, ему что-то объяснят, но у Смотрительницы была работа, и он мог понять её молчание. Работа важней. Генри остановился перед ковровой дорожкой, вздохнул, рассматривая внутреннюю сторону огромных врат Библиотеки. Огромный механизм с множеством шестерёнок и сцеплений между собой. Похоже, что он был прочно закрыт. Там, где вырезали дверцу, чтобы выходить и входить, была удалена часть механизма. Генри мог бы восхищённо замереть, глядя на тонкую резьбу на железе, завитки и узоры, огромные странные железные лозы и цветы которыми был увит механизм. Но Генри никогда не интересовался металлом или работой с ним, у него не было даже в подростковом возрасте тяги к металлическим украшениям или коже. Генри был покладистым подростком. Что очень радовало его мать, той хватало старшего ребёнка и проблем, которые тот обеспечивал.

Генри бродил по библиотеке около часа, разглядывал книги и с интересом косился вверх. Ему казалось, что где-то там, в темноте теряется потолок, но, конечно же, ему просто казалось, потолка в библиотеке не было. Генри был из рискованных людей, из тех, кто может, не заплатив проехать в автобусе или даже перейти дорогу на красный свет. Однажды Генри даже прогулял целый день занятий в Академии, сказавшись больным. И по причине собственного бесстрашия Блэк смело полез по одной из старых лестниц на помост второго этажа. Длинные, в полтора метра шириной, мосты шли вдоль книжных полок, образуя скорее второй этаж с дырами в полу, чем зал, в котором были ярусы. Впрочем, это был случай зебры. Чёрная ли она, в белую полоску, или белая в чёрную? Так и в библиотеке было не ясно. На уровне каждого этажа прорезали отверстия в полу, чтобы полки росли вверх, или кто-то очень много сил потратил на то, чтобы помосты всё же не рухнули однажды. Генри это в голову не пришло, куда интересней ему было читать названия книг. К собственному стыду он не мог прочитать почти всё. И дело конечно было не в его образовании, просто Генри знал всего три языка. Родной уэльский, английский и польский. На корешках книг он опознал немецкий и чешский. Задумался над иероглифами, но так и не решил японский, корейский или китайский перед ним. Он мог бы и дальше бродить по помостам, разглядывать второй этаж и может быть полез бы выше и может даже пропал бы так же, как когда-то Последняя Старшая Смотрительница истории, которой пока ещё не знал.

Но Генри увидел арку, перед которой была толстая решётка с несколькими замками. Спускаясь по ещё более гнилой лестнице, чем та, где он поднимался, Генри услышал хруст дерева и поспешил скрыться, надеясь, что никто не услышал его. В пустой библиотеке, в которой он прекрасно слышал шелест страниц, с которыми работала Смотрительница не было ни шанса, что сломанная ступенька обойдётся без внимания. Блэк не успел и пары метров пройти, как перед ним оказалась Реджина Ламорте. Женщина, не смотря на маленький рост, выглядела угрожающе и Генри растерянно замер, прикусив губу. Тяжело и виновато вздохнув, он попытался сделать как можно более грустное лицо. Это всегда срабатывала с матерью.

Смотрительница и бровью не поняла. На самом деле причина отсутствия реакции была элементарно в том, что она просто не заметила, но Генри этого не знал, конечно же. Он снова вздохнул и немного громче необходимого попытался загладить вину:

– Я могу её отремонтировать, я не думал, что они такие хрупкие!

– О чём ты? – Реджина удивлённо моргнула, фокусируя взгляд на Охотнике и наклоняя к плечу голову. Генри облегчённо выдохнул и расцвёл доброй сияющей улыбкой в ответ:

– Нет, я, ну...

– Забудь – вздохнула Смотрительница, ей было не интересно, что там повредил новый подопечный. Книги он не трогал, она бы знала, а прочее и не важно. Не при условии, что ей его учить тут, работать. Сам же всё и починит, правда что, – Я постараюсь научить тебя, дам некоторые знания, которые помогут тебе выжить.

– Некоторые?

– Большую часть информации ты должен приобрести сам, – проигнорировала Реджина заданный вопрос, впрочем, вместе с тем отвечая на него, – Таковы традиции.

– Традиции? – переспросил Генри, вспоминая, что в последний раз он слышал про традиции, когда вступал в студенческое братство, и это были не лучшие его воспоминания в жизни.

В этот раз Смотрительница не стала игнорировать его и, наклонив к плечу голову, задумчиво пожевала губы, потом кивнула:

– Традиции это то, на чём стоит общество Нелюдей. Может быть, я смогу объяснить тебе. Кажется Охотники не слишком глупая раса.

Реджина оставила Генри и Терезу одних в Библиотеке. Она не надеялась, что они не поругаются. Не считала, что им нечего делить. Не думала. Пожалуй, это самое подходящее определение. Реджина и не думала о том, что между Генри и Терезой могло что-то произойти. Для неё они оба были в большей мере функциями, чем личностями. Тереза должна работать. Генри... Смотрительница не имела понятия, куда пристроить Генри и не была уверена в том, сможет ли найти ему занятие в Библиотеке. Но в основном ей было невдомёк, что люди, а тем более нелюди, могут иметь некие разногласия.

Реджина Ламорте покинула Библиотеку, чтобы отправиться к маяку. В её личной системе, в том, как она видела реальный мир, у неё висел долг. Она была должна Владыке этого Убежища. Хотя бы благодарность. Сама Владыка ни о чём подобном не думала, по меньшей мере, потому, что Владыка просто живёт, создавая Пространство вокруг себя. Делая в Ничто некое Место. Если бы кто-то задался вопросами о том, как это Пространство работает и где находится, и если бы он смог найти ответы, то этот Кто-то рисковал бы умереть от ужаса. Пространства не существовали, находились в Бездне, в Ничто. Висели в сердце Чёрной дыры, что управляется своим Владыкой. Пространства это Место-в-нигде. Неверный шаг, разрушенное сердце, и можно уничтожить тот мир, с которым Тропами объединено Пространство. Владыки же в некотором роде стражи пустоты, Хранители.

Убежищем их Пространство назвали уже другие, те, кто никогда не знал о том, чем же это не-место является.

И потому ни один Владыка никогда не сумеет понять того, почему многие хотят жить в Пространстве, сколь бы безопасным оно ни было. Во всяком случае, ни один Владыка не говорил о своём понимании.

Реджина замерла на краю набережной. Тут широкие каменные плиты не заметно и плавно переходили в поле. Город обрывался как на детском рисунке, без переходов. Смотрительница с сомнением разглядывала маковое поле и жёлтую каменную тропу между маками. Она терялась где-то в цветах, утекала к маяку. Реджина смотрела на большие круглые камни и не могла поймать скачущую в голове мысль. Она качнула головой, сбрасывая из головы сомнения, и направилась к маяку. Её маленькие каблуки тихо стучали по камням, пока она быстрым шагом продвигалась к маяку. Расстояние казалось, не уменьшалось, пока внезапно маяк не оказался перед Реджиной. Она удивлённо моргнула, но мысль о том, что произошло нечто странное, плавно утекла из её головы, ни за что не зацепившись.

Реджина остановилась перед деревянной дверью старого маяка. Она подняла руку и постучала медным молоточком. Глазки маленького Уробороса раскрылись, и черные провалы уставились на Реджину. Она удивлённо отдёрнула руку, прежде чем мелкие клыки сомкнулись на её пальцах.

Дверь распахнулась через несколько мгновений, во время которых где-то в небе, очень далеко за пределами Сферы, лопнула искрами маленькая медуза.

Небольшая светлая продолговатая комната, с круглым столом в центре, лишённая индивидуальности. Окрашенные в песочный цвет голые стены, пара пустующих полок в углу.

В помещении несколько человек, среди которых находится и Эльза. Капитан Бэр стоит в конце стола, опирается ладонями в деревянную поверхность, смотрит на присутствующих. Если бы взгляд можно было взвесить, то, безусловно, взгляд капитана был бы лидером среди взглядов средней тяжести. И если бы взгляд имел физическое воплощение, то присутствующие вполне возможно имели бы травмы средней тяжести. За безразличие.

– То есть в принципе вам плевать?

– Это совершенно не наше дело, – поправил капитана один из присутствующих мужчин. Как будто у его слов был какой-то иной смысл нежели "нам плевать".

– Мы полиция, – резонно возразила Капитан, она выпрямилась, убирая со стола руки. Обвела ещё больше потяжелевшим взглядом присутствующих. Некоторые наконец-то ощутили физический его вес. Вжали голову в плечи, слегка съехали под стол, сталкиваясь коленками. Говоривший ранее мужчина сильней выпрямился:

– Одно название.

– Так почему не исправить это? – рявкнула, взрываясь, Эльза, с силой опуская руки на стол, нависая над присутствующими и почти рыча на них.

Последний оплот смелости среди присутствующих за столом пал, и мужчина тоже съехал под стол. Не стал проверять, покалечат ли его, если он ответит что-то вроде "кому оно надо?"

– Кому оно надо? – В дверях стояла женщина. Если бы требовалось как-то её описать подошло бы "идеально красивая". В ней совершенно всё было правильным, идеальным и красивым. Красивые ноги, руки, грудь и губы. Красивые вместе, по отдельности и при пристальном осмотре. Если бы женщина учувствовала в каком-то конкурсе красоты, её бы признали настолько красивой, что нельзя сравнивать. И это воплощённое совершенство заработало яростный агрессивный взгляд капитана Бэр.

– Лилит, – сквозь зубы выдохнула Эльза, после чего поджала губы и выпрямилась, скрещивая на груди руки.

Названная "Лилит" откинула на спину свои вьющиеся каштановые волосы и пленительно улыбнулась. Возможно, раньше Эльза считала, что так улыбаться нельзя. Пленительно можно автомат на противника наводить или наручника надевать. Но Лилит справилась улыбкой. Все присутствующие сразу как-то приободрились. Дальнейшие слова её, впрочем, повергли их в куда большее уныние, чем до этого ругань капитана:

– Это никому не надо, но если это надо нам, то у нас есть на это право.

– Не говори глупостей, женщина! – возмутился тот же офицер, что до этого пререкался с Эльзой. После пережитого страха с собственной похотью справиться было ему куда проще.

– Мэр назначила нас "полицией", – фыркнула в ответ Лилит, одарив мужчину таким взглядом, что все присутствующие задумались, есть ли в их гардеробе чёрный костюм для похорон.

– Это просто название, – продолжил упорствовать и рисковать мужчина.

– Я не хочу с этим соглашаться, но Мэр не может вот так просто решать за других в этом городе. Вроде как она не сильнейшая и древнейшая, чтобы приказывать и решать. Правила Тайной Игры так не работают.

– Может быть полно тех, кто мудрей, сильней или древней, чем наш мэр, но они сами признали её главной здесь, так что пусть подчиняются теперь. И она назначила нас, дала название именно "полиции".

Если бы Лилит верила в Леди Мэр немного сильней, то возможно она бы даже предположила, что этого от них и ждали. Поддержаний законов. Но законы Тайной Игры поддерживают себя сами, так что это просто была глупая семантическая ошибка, о которой сообщила Лилит и которой капитан Бэр так хотела воспользоваться теперь.

Маленькая квартира-студия с канареечно жёлтым, бронзовым и персиковым оформлением. Окно раскрыто, и слабый ветер играет с прозрачной занавеской. В помещении тихо и слышно, как тикают старые напольные часы, что не сочетаются ни с чем, и капает вода с плохо закрытого крана. Идёт время, и свет за окном меняется. Уходит раннее утро и приходит день. Солнце светит ярко, свет длинными полосами пробивается в комнату, отражается от стекла в часах, от поверхности крана и холодильника. Распадается осколками и проникает везде. И на смену дню медленно вступает вечер. В квартире никого нет, хотя на мебели видно следы когтей и шерстинки. Чёрная и белая шерсть так же в маленьких трещинках на деревянных ножках стола. В квартире словно живёт большой кот, которого просто пока нет.

На маленьком столике в углу комнаты стоит старый телефон с автоответчиком, он звонит пару раз и когда никто не берёт трубку – включается автоответчик.

– Хэй-Хо! Вы звякнули Пенни, когда услышите длинное "пииип" можете начинать говорить, я прослушаю, как вернусь домой и перезвоню вам!

После звукового сигнала:

– Пен? Я на некоторое время застрял из-за расследования. Я говорил тебе в прошлый раз, я в не большом городке, Суойя. Если что – не теряй меня. Буду продолжать звонить как обычно. Люблю тебя, сестрёнка.

В квартире вновь наступила почти тишина. За окном медленно заняла место ночь.

Последние несколько дней хозяйка квартиры не возвращалась. С ней такое происходит частенько. Вообще-то Хельга Пенелопа Блэк, так звучало полное имя Пенни, редко сидит на одном месте и не часто возвращается к себе домой.

И никаких кошек не держит. И не любит.

За дверью квартиры раздался топот ног, грохот упавших на камень ключей и тихое чертыханье. Через несколько секунд ключ подняли и вставили в замок. Попытались повернуть не в ту сторону, закрыли, наконец-то, дверь до конца. И подёргали. После чего ключ четыре раза повернулся снова. И наконец-то распахнулась дверь. Являя в квартиру хозяйку. Яркую, как двухсотваттная лампочка, платиновую блондинку с двумя чёрными прядками во вьющихся волосах. Пряди были широкими и шли ото лба до затылка. Пенни бросила походный рюкзак с яркими брелоками и наклейками у двери, скинула грязные джинсовые кеды и стянула потемневшие белые носки. Она захлопнула дверь и, войдя комнату, на ходу стянула с себя короткие шорты, и жёлтую маечку оставшись в одних коротких трусиках. Чья длинна не намного уступала шортам. Пенни рухнула на узкий диванчик, слабо протянула руку к мигающему автоответчику, нажала кнопку и тихо уплыла в страну сновидений, необеспокоивись закрытием двери.

Из сладких снов девушку выдернул голос брата. Вначале она ощутила какое-то беспокойство, которое вытекло в широко распахнувшиеся глаза. Пенелопа поднялась на руках, посмотрела на автоответчик, словно тот мог что-то ей объяснить.

Тот прокручивала ленту.

Пенелопа вскочила с дивана и начала решительно хаотично собираться. Несколько раз она запнулась свои шорты, потом отпнула их в сторону, чтобы продолжить бегать кругами. Немного успокоившись, Пенелопа оглянулась в поисках шорт.

Найдя телефон, она прикусила губу, хмурясь, и набрала номер автовокзала:

– Можно один билет до Щёцына?

На третий день Блэк понял несколько важных истин. Во-первых: он ненавидит бездействие, никогда в жизни у него не было возможности бездельничать, всегда было что-то, чем он должен был заниматься. Генри родился почти в лесу, дом его дедушки и бабушки был сильно на отшибе, в окружении многовековых деревьев. И не далеко от их старой фермы была река – Белая Леди, так её называли местные. У Генри было насыщенное детство, он бегал с местными мальчишками и старшей сестрой по лесу, они искали Фейри – каждый же знает, в Уэльсе живут эльфы, фейри, пикси и прочая яркая сказочная нечисть. Маленький Генри мечтал о встрече. Теперь он вырос и был знаком с А-Соль, эльфийкой, что работала на регистрации в маленьком семейном отеле. Ребёнком же он мчался в любую свободную минуту в лес, носил с собой карамельки, в качестве угощения. Между уходом за зверями фермы и за садом, работой по дому и учёбой – времени для этого было не так уж и много. Переехав в Польшу, он должен был изо всех сил готовиться к учёбе, у их семьи не было денег на то, чтобы оплачивать его обучение на английском, так что Генри, что было сил, учил польский, и тот вначале давался ему с трудом. И позже во время учёбы Генри позволили работать в архиве одного участка. И уж ни о каком безделье не могло идти речи, когда Генри стал полноценным офицером. Блэк был занят всегда, иногда даже во сне ему снились дела, над которыми он работал, после таких ночей у него, конечно же, случались озарения, и дело сдвигалось с мёртвой точки. Связано это было с его происхождением, способности охотника пробивались сквозь толщу реальности и скептицизма и подстраивались под то, как их может воспринять носитель. Сам же Блэк считал, что всё нормально, просто его мозг как у Менделеева, так нагружен мыслями, что не прекращает работать. Безусловно, информация о том, что Менделеев так же принадлежал к охотникам и так же не знал об этом – никому не известна и потому никого ни к чему не обязывает. Теперь же, здесь и сегодня, Генри не имел никакой цели и деятельности. Если бы это было единственным, что он понял, но ведь Блэк дошёл не только до этого. Во-вторых, было куда более глобальным – Генри выяснил, что ничего не знает о мире. Вокруг него происходило странное, и он с трудом это замечал, его зрение, и разум упорно старались не замечать ничего, что можно было назвать не обычным. Удивительная способность человеческого мозга не видеть в этот раз стала его противником. И Генри проигрывал.

Единственным выходом, который Блэк видел – найти другие книги, в которых будет написана правда о том, как выглядит мир, иного выхода просто не было, не зря же он просиживал штаны в библиотеке, таская тяжёлые книги и наблюдая за работающими там женщинами.

Время было около обеда, когда Генри отправился на поиски информации. Он снова бродил между полок, рассматривал названия книг. Блэк замер перед одним из стеллажей, ровно напротив его лица была старая книга с выцветшим переплётом. На корешке ажурным шрифтом от руки было написано "Мавки, история рождения". Генри заинтересованно протянул руку к книге, провёл кончиками пальцев по старой коже и аккуратно снял её с полки. Он держал её обеими руками, прижимая к груди, надеясь выяснить, кто же такие Мавки и как ему к ним относиться. В книгах всегда был ответ, на любой вопрос. В книгах всегда можно было узнать что правильно, а что нет.

Генри испытал облегчение. Он столкнулся с Терезой в одном из проходов, та выгнул тонкие брови, разглядывая книгу которую он держал в руках. На её лице появилось выражение сомнения, она нахмурилась, поджимая губы и раздумывая. Генри неуверенно замер.

– Тебе не стоит это читать, – после раздумий сказала Тереза и, протянув руки, с лёгкостью вынула книгу из хватки Генри. Тот от растерянности не знал, что сказать и как возразить. В его голове мгновенно выстроилась картинка того, как он решительно забирает книгу назад и вежливо отбивается. Девушка же замрёт поражённая его острыми, как бритва, словами и не будет знать, что сказать, а он, такой саркастичный гордо пройдёт с книгой к читальным местам и будет получать наконец-то новую информацию.

Генри промолчал, а Тереза обогнула его и осторожно, с лаской, поставила книгу на место, погладив корешок.

– Эти книги не для тебя.

Генри удивлённо моргнул несколько раз, на его лице появилось выражение, которое легко можно было бы приписать обиженному щеночку. Лысому такому и с кривенькой, для собаки, мордочкой, но всё же щеночку, которого обидели. Тереза Вольна не любит собак. Никаких. Поэтому спокойно ставит книгу о себе подобных на полку, стирает ладошкой пыль с деревянной поверхности. Генри сердито хмурится и ищет слова, надеется, что подберёт.

– Разве книги не для всех?

– Только для тех, кто умеет читать и смотреть, – Реджина стояла за спиной Генри и тот, вздрогнув, развернулся. Он только что нашёл правильные слова, чтобы возмутиться и ответ Смотрительницы был словно ушат кипятка. Больно не только когда вода на тебе, но и после. Она снисходительно смотрела в зелёные глаза и, качнув головой, развернулась, чтобы вернуться к реставрации книг. Смотрительница остановилась в конце ряда стеллажей. Она стояла боком к Генри, уже развернувшись, чтобы уйти. Она собиралась что-то сказать, и замерла, раздумывая, стоит ли или нет. Реджина Ламорте промолчала. Ушла. В своей голове она создала красивое объяснение, многословное и правильное. Но говорить вслух ей уже не захотелось.

Тереза ушла при появлении Смотрительницы. Нырнула в другой ряд, скрываясь в длинной веренице стеллажей.

Генри прикусив губу, стоял в тени отбрасываемой книжными полками, в полосах света клубилась пыль, сам он чувствовал себя такой же пылью. Прикрыв глаза Блэк тихо вздохнул, и, расстроившись, сел в конце читального зала. Там он провёл всё время до закрытия библиотеки, и первый выскочил за двери, получив в спину безразличный взгляд Реджины и недовольный Терезы.

– Думаете, ему тут место?

В ответ на вопрос Реджина молча посмотрела на Терезу, но ничего не сказав закрыла дверь и, развернувшись, пошла вдоль книжных стеллажей. Тереза недовольно поджала губы, но не стала снова повторяться, не желая раздражать свою Наставницу.

Билеты до Щёцина были только на вечер субботы. Пенни прибывает на вокзал заранее, хмурится глядя на толпы народа и думает – лучше бы она поехала автостопом, – и сразу же поправляет себя – у неё мало времени и много вещей, не лучше.

– Лучше бы поехала автостопом, – говорит мысленно себе Пенелопа, когда приходит время посадки, и она видит, как много народу едет вместе с ней. Очередь вьётся змейкой вокруг столбов и скамейки, люди тянутся медленной вереницей. И все выглядят не довольными, даже те, кто в самом начале очереди. Пенни пристраивается в конце и, глядя на вереницу людей, вспоминает документальный фильм про СССР. Там и то люди в очередях выглядели куда как жизнерадостней, хотя Блэк допускала, что дело в том, что это были постановочные кадры. Посадка длится и длится и периодически в очереди тут и там вспыхивают ссоры.

А потом автобус по дороге застревает из-за какой-то неожиданной поломки и Пенни бормочет себе под нос:

– Лучше бы поехала автостопом.

И когда женщина рядом с ней меняется местами с маленькой девочкой, Пенелопа только закатывает глаза, повторяя про себя, что не надо было ехать на автобусе.

Тяжело вздохнув, Блэк старается не обращать внимания на вертящуюся на месте девочку. Пенни не любит детей, она сама, по мнению окружающих – как ребёнок, поэтому никто не удивляется, что Пенелопа Блэк не собирается рожать. Себе Пенни ничего не объясняет, не хочется и не хочется. У неё всё просто устроено.

Пенелопа роется в карманах, разыскивает наушники, когда к ней обращаются:

– А вы не могли бы поменяться местами с Ольхой?

Блэк с недоумением поворачивается на голос, смотрит в усталое лицо женщины, которая нависает над ней. Пенни косится в сторону ребёнка, рассматривает девочку, той что-то около шести и вообще-то, по мнению Пенни это самый мерзкий возраст.

– Не хочу.

Блэк затыкает уши наушниками и отворачивается к окну, игнорируя недовольный взгляд ребёнка и матери. Через какое-то время девочка вертится всё сильней и дёргает Пенни за руку, пихает в бок, вертясь на месте. Это продолжается какое-то время, сердитые взгляды не успокаивают ребёнка, девочка ничего не боится, а её мать сидит позади и дремлет.