Текст книги "Генри, ты - Охотник! (СИ)"

Автор книги: ла Пьетро

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 19 страниц)

– Как можно было совершить подобное варварство и сколоть всю лепнину? Там были такие чудесные лепестки огненных цветов! – Шарлотта сделала два круга вокруг Эльзы и в итоге замерла, пойманная сильными руками и прижатая к груди Бэр. На этом мини-взрыв закончился к счастью для Эльзы и к несчастью для самой Марк. Рабочие, не наученные горьким опытом, всё время норовили сделать по-своему.

Зал под ресторан занимал половину площади первого этажа. Небольшое помещение на два десятка изящных резных столов со стульями. Вдоль стен зала – небольшие диванчики, с краю зала средних размеров сцена и перед ней – небольшая площадка для танцев. Чтобы помещалось пять или семь пар. Зал походил на маленький антикварный магазин, в котором мебель и старинные предметы интерьера были наставлены друг на друга в хаотичном порядке. Столики были похожи между собой, но не принадлежали к одной коллекции. Вдоль стен – кроме диванчиков – стояло несколько широких полок разного времени, и на них были выставлены разные предметы, словно на витрине. Стульям заменили обивку, сделав её одинаковой, но они всё ещё принадлежали разным временам и мастерам. Одинаковыми были только древние портьеры на окнах.

Шарлотта всё свободное время проводила за декорированием зала. Вот и сейчас она ходила по нему. Её вьющиеся крупными кольцами волосы были заколоты в высокий хвост, чтобы не мешались. Она увлечённо расставляла по столикам небольшие вазы для цветов, фарфоровые сахарницы и хрустальные солонки, вертя их на каждом столике между собой и пытаясь найти нужный вид. Она обходила столики по кругу, чтобы оценить композицию со всех сторон и делала снимок – на цифровой фотоаппарат – каждой. Шарлотте было важно, чтобы в будущем все композиции выглядели так же, как сейчас она выставит.

– Шарлотта! – зычный голос звучал со стороны кухни, женщина развернулась, держа в руках фарфоровую вазу с букетом разноцветных лилий на боку. Она поставила её на край стола и пошла к большим двустворчатым дверям, к которым, по её же идее, были приделаны внизу колёсики для лёгкого открывания. Она легко толкнула их вперёд и те сами раскрылись. На кухне никого не было.

– Шарли, – в просторное помещение заглянула высокая полная женщина с лохматыми медными волосами. Она окинула кухню взглядом, ни на что особенно не обратив внимание. Шарлотта отбросила мешающие пряди чёлки с лица, улыбаясь позвавшей её, – Там рабочие занялись спальней Чарли и бухтят, что твоя идея насчёт второго яруса, на котором кроме кровати ничего не будет – нежизнеспособна. Я им сказала, чтоб делали, как сказано, но сейчас опаздываю. Когда вернусь – заставлю их переделать как надо, если не послушают тебя.

– Спасибо, Эльза, – Шарлотта широко улыбнулась.

Бэр подошла к ней, поцеловала в щеку и обняла на прощание. После чего торопливо покинула кухонное помещение – нырнула в прихожую с лестницей, схватила свой коричневый плащ и покинула дом.

Шарлотта качнула головой, глядя на закрывшуюся дверь и думая о том, что ресторану нужен будет отдельный выход. Её не приводило в восторг, что кто-то будет так же с кухни выходить в коридор с лестницей и выходить на улицу покурить. Она и Чарльз, безусловно, могли бы смириться, но Эльза будет чувствовать себя неловко. Шарлотта с таким трудом – когда-то давно – убедила женщину жить с ними, и не была готова к каким-то очередным сложностям. Ей нужно было посоветоваться с братом. Как жаль, что они не могли пообщаться нормально. Шарлотта вздохнула, вспомнив об их "проблеме с общением" и покачав головой вернулась в зал.

Парадный вход ресторана ещё не был закончен: двери по эскизу Шарлотты привезут только через пару дней, а пока стояли старые деревянные с облупившейся краской и разбитыми витражами вместо которых была прибита фанера. Женщина вернулась к оформлению столов. Каждый из круглых столиков был укрыт двумя скатертями. Огромные накрахмаленные белые в пол – внизу, а поверх – небольшие, закрывающие столик лишь на треть, цвета спелой черешни. Шарлотта расставляла старые вазы на столики, в центр, пока – без букетов. Она мысленно добавила себе в план следующих действий пункт – нужно будет оформить заказ, чтобы каждый день из цветочной лавки присылали разные цветы.

Нужно только выяснить, есть ли вообще в городе цветочная лавка, или только оранжерея с розами. Розы это слишком вульгарно, но если нет выбора – то сойдут и они. Тем более, что говорят – мэр предпочитает фиолетовые, а это не так уж и банально.

У Марк было множество дел, которые никому нельзя было перепоручить. Собеседования для официанток, и ещё нужен помощник повара. Обязательно заказать продукты, оформить заказ на постоянные поставки, и встретить шеф-повара, когда тот приедет: сама Шарлотта хочет готовить лишь под настроение.

И следовало закончить с оформлением. Осталось совсем немного, только детали: повесить тяжёлые бархатные шторы и лёгкий шёлковый тюль, развесить несколько картин, купленных ею ещё в прошлом веке, показать, куда должны быть переставлены статуи и тяжёлые напольные часы, что принадлежали ещё её первому мужу.

***

Генри привычно открывает глаза за пять минут до будильника, валяется расслабленно в кровати – потягивается и, перевернувшись на бок, – разглядывает как медленно бегут стрелки на часах. Не бегут, а вяло, сонно и осторожно делают шаги вперёд. Тик-Тик-Тик-Так. Стрелки подрагивают, шагают – словно вальсируют. Генри прикрывает глаза, расслабленно лежит и ждёт, тихо вальсирует время.

Когда проходят пять минут – и будильник начинает звенеть -Блэк трёт сонно глаза и поднимает себя с кровати. У него нет, и не было никогда, проблем с тем, чтобы вставать по утрам. Он относился к тому типу людей, которые поднимались рано утром – и рано ложились – и под которых в полной мере был заточен этот мир. Генри был жаворонком.

Он выбирается из кровати, быстро надевает спортивную форму – с нежно-лососевой толстовкой и чёрными мягкими спортивными штанами. Блэк достаёт из спортивной сумки принадлежности для чистки зубов и уверенно направляется к ванной – единственной двери в номере кроме той, что ведёт в коридор.

Он чистит зубы так, словно делает это по таймеру. Двигает щёткой вверх-вниз, проводит по языку, поворачивает на другую сторону и потом тщательно споласкивает рот. У Генри утром – одна и та же комбинация действий. Он поднимается – одевается – и чистит зубы – и идёт на пробежку. Оказавшись в новом городе – он делает тоже самое и, надев кеды, – сбегает по лестнице вниз. Он послушно оставляет ключ на ресепшен и уходит, предупреждая:

– Вернусь через час, пани.

Генри не ищет парк в который может пойти – он понятия не имеет есть ли в городе вообще место где можно бегать – поэтому бежит просто по пустынным улицам. Отсутствие людей в шесть утра не удивляет его, а вот отсутствие транспорта и каких-то животных – кажется ему самую малость странным. Нигде вдоль дороги не стоит никаких машин или мотоциклов, как будто в городе никто ими просто не пользуются. Единственное пришедшее ему в голову объяснение – горожане пользуются платными стоянками. Все. Их Генри пока не видел. Их с Анджеем служебный автомобиль стоит перед Теремком и это единственная машина за утро. Генри не помнит сколько жителей в городе – наверное, около 4 тысяч или чуть больше, Суойя маленький городок, где самые высокие здания – которые Генри пока видел – были в три этажа. И всё же он сомневался, что бывает так, чтобы все жители были такими послушными.

Генри решил, что ему не стоит пока об этом думать – он же вот сейчас был в самом обычном, не большом, городе и здесь на улице не было ничего. Был? – Был. Значит он просто плохо ещё знает людей.

Генри бегает по времени, пока таймер на его часах не оповещает, что пора бежать назад. Он никогда не задумывался о том, чтобы бегать правильно, просто выходит утром и полчаса бежит в произвольном направлении. Задумывается, конечно, о контроле дыхания, но больше и не знает ничего о том, как надо бегать. Дома на самом деле он бегает в парке – но здесь – он ни одного не знает ещё. Генри думает – если он задержится в городке – то стоит найти парк, потому что бегать по тропкам ему всегда нравилось больше, чем по тротуарам. Кроме того – меньше шансов столкнуться с чьей-нибудь собакой.

Генри возвращается в номер, пробегает по тем же улицам по которым двигался до этого и видит, как из домов сонно вытекают люди. Генри вопреки своим привычкам – не рассматривает их и не удиляет никому внимания, он пробегает по ним глазами, отмечает – что судя по всему утро в городе у всех начинается примерно в одно и то же время. Вернувшись в номер? Генри отправляется в душ и выясняет, что забыл одну из своих мочалок, ту, которая предназначена для мытья спины. Это немного расстраивает его и он дважды проверяет сумку со своими ванными принадлежностями, по списку:

– Гель для душа; скраб – для тела и для лица; гель для интимной гигиены; пена для бритья (и не для лица); бальзам после бритья для интимных мест; губка для ног; бритва; соль для ванн; масло для тела; маска для волос; бальзам для волос; два шампуня; жидкость для умывания; тоник; мягкая губка-перчатка для тела; увлажняющие крема – для рук, для лица, для стоп и для тела; мочалка для мытья спины, – Генри заглядывает в сумку, в ней на дне лежат только ватные диски и больше ничего. Генри садится на край кровати и вздыхает: – Да, забыл.

Он откидывается на кровать и пять минут смотрит в потолок, потом берёт себя в руки и всё же идёт в душ. Он внутренне страдает, потому что пользоваться приходиться не той мочалкой, но решает, что это карма и что, пожалуй, он переживёт. Бывает хуже, он мог – например – забыть дома бритву или мыло.

Генри роняет на пол взятый им бутылёк с гелем для душа.

– Я забыл мыло!

Блэк упирается лбом в стенку и мычит про себя ругательства, пытается завернуть их в красивые обороты и прекращает только тогда, когда в двери стучат.

Он выбирается из ванны, заворачивается в привезённый с собой халат и, распахнув дверь, – видит Анджея.

Напарник выглядит не довольным и натянутая улыбка Блэка – заставляет его закатить глаза и фыркнуть. Генри улыбается искренней, когда Гордон входит в его номер. Блэк прихватывает с кровати чистые вещи и скрывается в ванной, чтобы одеться. Когда он выходит, на нём ещё одна – другая – лососевая толстовка, в этот раз без замков, но с большим карманом спереди – подарок старшей сестры.

Они занимают с распечатками и бумагами пол.Бумаг на самом деле -довольно мало, чтобы это выглядело внушительно, а не глупо. Генри поджимает губы – данных недостаточно, но им с ними работать. Он раздумывает:

– Мы могли бы попробовать поговорить с учителями местных школ сегодня.

– Думаешь, что кто-то опознает девушку?

– Всегда есть такой шанс.

– Проверять всех местных, кто подходит под описание? Так мы тут проторчим до старости, и – Анджей вставляет бранный эпитет – Не найдём всё равно.

– Предложи что-то лучше? – Генри складывает руки на груди и, насупившись, отступает, уходит в оборону и Анджею остаётся только фыркнуть на него. Они смотрят друг на друга и смеются спустя пару минут.

Они проводят утро за вознёй с бумагами и потом Анджей отправляется в городскую ратушу. Генри остаётся разбираться с показаниями свидетелей, вычленять из них всё полезное. Они договариваются встретиться за обедом.

***

Генри вспоминает о завтраке около одиннадцати, Анджей час как оставил его одного. Блэк долго раздумывает о том, стоит ли поесть или забить и ждать обеда? Он почти решает, что может пропустить завтрак, но вовремя вспоминает, что Анджей приедет с новыми данными, и что они будут прорабатывать план. И Генри решает, что поесть стоит сейчас. Потому что хорошо себя знает – если в обед узнает что-то нужное и важное – то побежит сломя голову решать новую проблему, разведывать новые данные и вообще. Блэк себя знает – он забудет и к вечеру будет без сил.

Генри поднялся с пола, потянулся и осторожно перепрыгнул через листы с показаниями от свидетелей и данными от местной капитанши. С ней Генри ещё даже не виделся, но заранее ощущал тревогу. Если женщина добилась звания – то женщина эта поистине страшная. Если бы Генри знал, насколько он прав и был благоразумней – то он бы уже сбежал из города. Но он не знал и уж точно не был благоразумным. Поэтому – вышел из номера, закрыл его и спустившись вниз – обратился к девушке за стойкой регистрации с вопросом:

– Пани, не подскажите, где можно бюджетно позавтракать?

Голубые глаза поднялись от какой-то книги, – которую читала девушка – и их обладательница мягко улыбнулась:

– По прямой есть семейная пиццерия, она уже открыта.

– Благодарю, пани.

Генри вышел из гостиницы, поднял лицо к небу и улыбнулся скрытому за облаками солнцу.

Пиццерия оказалась маленькой и не приметной, и если бы Генри не искал её специально – то не заметил бы. Маленькая увитая плющом арка, каменный сплошной высокий забор – так же увитый плющом – и за ним – не большой дворик со столиками. Никакой крыши, но погода располагала посидеть и на улице. И никаких вывесок. Только столики, их Генри заметил случайно через арку. Он уже думал, что умудрился пропустить пиццерию.

Внутри оказалось занята только половина столов. На каждом была большая пицца – на компанию. Генри задумался о том, что похоже попал в пиццерию где есть только и исключительно пицца.Когда из дома вышел мужчина чем-то внешне похожий на мужскую версию Моники Беллуччи – Генри осознал, что возможно – ему посчастливилось попасть в самую что ни на есть настоящую пиццерию с семейными рецептами и тайнами. Блэк приветливо улыбнулся, ощущая внутренний восторг и переживая, что ему светит разочарование. Мужчина – предположительно итальянец – широко улыбнулся, взмахивая руками:

– О, прошу! Любой столик, сейчас вам подадут наше меню! – Генри поймали под руки, отконвоировали к милому столику на границе тени, чтобы ему в лицо не светили яркие лучи и усадили за него. Светлая деревянная поверхность круглого столика была разрисована разными пожеланиями, в центре стола стояла небольшая ваза с цветком.

Блэк растерянно улыбнулся, моргнул и попытался уловить движения мужчины, но те были хаотичны как и его речь. Блэк пропустил мимо часть слов и понял, что выбор пиццы оказывается для него слишком сложным. Поэтому он почти жалобно просит:

– На ваш вкус.

Генри получил широкую открытую улыбку и был оставлен в одиночестве. За его спиной сидела пара мужчин и тихо переговаривалась – они во всяком случае так считали – Генри слышал каждое слово и пришёл к выводу, что те просто не хотят никому мешать.

Их разговор был довольно обычным, хотя Блэк и не помнил, чтобы в заповеднике рядом водились волки. Они обсуждали странное поведение стаи и то, что альфа многое спускает остальным волкам.

– Он мог бы уже их защучить, – вздохнул один из мужчин.

Его собеседник тоже вздохнул:

– Пока они никого не задрали – никто ничего не предпримет.

Генри улыбнулся тому, сколько беспокойства было у этих двоих мужчин. Они, скорее всего, были работниками заповедника – предположил Генри продолжая слушать их речь и ожидать пиццу.

– Знаешь, я начинаю переживать, как бы чего не случилось.

– Зря. Волки себя контролируют.

– Не знаю, Рихтер, не знаю.

Генри перевёл взгляд со своего телефона на арку, за которой иногда проходили люди и задохнулся, увидев девушку которая полностью соответствовала описанию свидетелей. Она стояла ровно напротив арки и о чём-то разговаривала с тем мужчиной, который встретил Блэка. Только увидев её – Генри понял, что означало сравнение с Уэнсдей Аддамс и Белоснежкой. Бледность у девушки и правда была просто невероятная, хотя Генри не видел в ней ничего эротично-притягательного. Блэк поднял телефон и осторожно её сфотографировал в надежде позже выяснить личность.

Когда Генри принесли заказ, не тот же мужчина, – тот продолжал разговаривать с девушкой, – а молодой парень – явно моложе самого Генри – то он выдал благодарную улыбку в ответ на вежливую профессиональную. Парень – на бейдже было написано "Антонио" – улыбнулся искренней и Генри решился у него осторожно спросить:

– Та девушка, у арки, вы не подскажите её имя?

Генри не сильно рассчитывал, что официант сможет ему помочь, но упустить возможность не желал. К его счастью Антонио в ответ на вопрос почти засветился – на самом деле он был романтичным юношей и в этот момент в его голове взрывались фанфары о любви с первого взгляда – он сразу же ответил:

– Тереза. Её зовут Тереза, она работает в городской Библиотеке.

Почему словно "Библиотека" прозвучало со странным придыханием Генри не понял – хотя и уловил нечто в интонациях – и предпочёл пока игнорировать. Вместо раздумий Генри снова улыбнулся, благодарно кивая:

– Спасибо. И за пиццу тоже.

*3*

Одним из самых больших и старых зданий в городе была Библиотека. Ранее это был монастырь от которого не сохранилось названия. Спустя не одну сотню лет оно пришло в аварийное состояние вызванное отсутствием надлежащего ухода за зданием. В самой библиотеке так же плохо наводили уборку, и всюду было пыльно и где-то вверху, по полкам, был слышен мышиный писк. Мало кто заходя внутрь не испытывал дискомфорта от нахождения там. Высокие книжные полки, уходящие в темноту, плохое освещение – это давило на посетителей не меньше, чем тяжёлый подозревающий взгляд Смотрительницы.

Реджина Ламорте, заведующая библиотекой, регулярно писала запросы на реставрацию здания, и так же регулярно получала отказы.

Во всей библиотеке, кроме Реджины, работало ещё двое. Уборщица, приходившая раз в неделю, и девушка за стойкой, которая работала только с читательским залом, Тереза. Реджина нежно относилась к библиотеке, она чувствовала её как себя и всегда знала где ей искать ту или иную книгу. Архив и библиотека были всей её жизнью, она ни с кем не контактировала за пределами этого места, и мир в её понимании ограничивался этим зданием и дорогой до дома. И тремя котами, с которыми она жила. Хотя Реджина Ламорте являлась Василиском и – следовательно – была ночным Нелюдем – она поднималась утром, чтобы появиться в библиотеке к 10 утра и открыть её. Если бы она могла найти в себе силы проснуться – то она приходила бы раньше.

Или не уходила бы вообще, если бы это было возможно.

Часы на городской ратуше пробили шесть раз, извещая об окончании рабочего дня для жителей. Тереза быстро вскочила со своего места, махнула рукой Реджине на прощание, и, быстро схватив своё бежевое пальто, убежала. В другие дни недели она задерживалась, чтобы помочь с уборкой или чем ещё, но сегодня Тереза спешила на группу психологической помощи жертвам насилия.

Сама Смотрительница ни как не отреагировала и не спешила собираться домой, ей было необходимо закончить с реставрацией нескольких старых дневников. Обычно они хранились под стеклом в главном зале и являлись больше музейными экспонатами, чем книгами. Их никто не получал на руки и не листал страниц вот уже два или три десятка лет и всё равно состояние книг ухудшалось – просто от времени. Некоторые из них – почти все – имели своей ценностью только возраст, но не содержимое и потому – не представляли никакого интереса. Так же эти дневники были редкими в своей не ценности для Смотрительницы.

Причиной было их содержание.

Рукописные книги принадлежали сумасшедшему садисту, который занимался охотой на нечисть. Он убивал тех, кого находил мучительными способами и – судя по дневникам – получал от этого удовольствие. Он был подобно мучителям дремучей древности – не благородный палач, а садист, нашедший себе оправдание -он, якобы, действует из "благого" побуждения. Из рьяной защиты детей божьих от ужасающих и пугающих не божьих тварей. Признаки различных существ и способы их убийства он описал в своём дневнике для потомков, чтобы те имели возможность последовать его стопами. Реджина не знала, кто был этот человек, но испытывала нечто близкое к счастью от того, что – судя по возрасту книги – он совершенно точно давно мёртв.

Эти дневники она могла бы сжечь или уничтожить, если бы была немного решительнее.

Покрытая чешуёй обложка заставляла Смотрительницу то и дело передёргиваться из-за подозрений, что эта шкура принадлежала когда-то не обычной змее, а оборотню или другому василиску. Сердце Реджины сжималось, когда она думала об этом. Эта книга вызывала у неё содрогание. К ней так же шло перо и то, что оно вообще сохранилось – доказывало, что принадлежало оно так же оборотню.

Это была вверенная ей книга и Ламорте обязана была сберечь её, если бы не это, то она закопала бы и сам дневник и перо на городском кладбище.

Сотрительница убрала книгу под стекло, вымыла с мылом руки и направилась в сторону выхода. Нужно было, наконец, закрыть главный вход на ключ. Реджина собиралась задержаться ещё немного. Возращаться домой в летней темноте не пугало её.

Реджина уже собралась закрыть парадный вход, как дверь резко распахнули и она едва успела отступить. Смотрительница нервно сжала руку, удерживая себя от того, чтобы потянуться к очкам. В дверях стояла женщина с короткими медными волосами, Смотрительница была с ней знакома, ранее она часто появлялась, чтобы проконсультироваться по законам города. Не то чтобы их было много и они как-то отличались от иных правил их мира. Капитан местной игрушечной полиции, Эльза Бэр. Рядом с ней стояло двое мужчин, один из которых и распахнул резко дверь, не утруждаясь вежливы стуком.

 – У вас работает девушка по имени Тереза, – утвердительно произнёс один из мужчин, оттесняя плечом капитана. Та недовольным взглядом смерила его, но промолчала и отступила в сторону. Сдвинуть Эльзу с пути силой было проблематично, у неё была комплекция медведя перед зимней спячкой и рост два метра – и как будто этого было недостаточно – в любом обличии у неё была сила её звериной ипостаси, которой был медведь.

Второй мужчина с укором посмотрел на первого и представился:

– Криминальная полиция, Генри Блэк, это мой напарник, Анджей Гордон. Простите его поведение.

И то, как терпелива была Капитан с мужчинами – усмиряло и Смотрительницу, и она просто хмуро наблюдала за те, как мужчины в грязной обуви проходят в библиотеку и оставляют за собой влажные следы – на улице шёл дождь, обещанный ещё неделю назад. Они оба с ожиданием смотрели на Реджину, и та поняла, что от неё таки ждут ответ.

Вздохнув – и отказываясь от мыслей о том, чтобы обратить обоих мужчин в камень она ответила:

– Да, Тереза работает здесь.

Она осторожно кивнула и Эльза одни лишь взглядом выразила благодарность за сотрудничество, заставляя Реджину теряться в догадках о том, кем же были пришедшие с ней. Хотя она видела перед собой не оборотней и не Этернидеусов – оставались и другие варианты того, кем же они были. Реджина глубоко вдохнула воздух ртом, пытаясь распробовать, кто же перед ней.

По правилам Игры Реджина не могла никого трогать. Василисков не судят.

Она и капитан Бэр обе это знали. Реджина догадывалась, что и мужчинам это было известно.

Тот из них, что был старше – оглянулся к ней, спрашивая:

 – Где она?

 – Ушла домой. Рабочий день закончился, – Реджина хмуро кивнула на часы на стене, – Два с половиной часа назад.

 – А вы, почему тут? – спросил у неё второй офицер и получил в ответ хмурый взгляд. Он был сильно выше самой Реджины, но вместе с тем было в нём что-то изящное и несколько не человеческое. Заплетённая из чёлки коса гармонично дополняла его внешность и ни как не делала мужественней. Из него получилась бы очень красивая скульптура, жаль, Реджина не умеет обращать в фарфор. Ламорте качнула головой, отталкивая от себя мысли о новой скульптуре. Хотя у неё была большая коллекция – ей стоило быть крайне осторожной. Обращать возможно было только людей которых никто не хватится.

 – Я не обязана вам ничего объяснять, если, конечно, вы не собираетесь предъявить мне какие-то обвинения, – сухо произнесла Смотрительница, очерчивая границы.

 – В противодействии следствию, – тут же отозвался первый мужчина. Он был полным. Не как Эльза, в ней чувствовалась сила, он же был просто... толстяком. В отличие от второго мужчины – он был обычным, насколько это возможно вообще. Если кто-то из них и представлял какую-то угрозу, то именно второй. По какой причине при этом именно толстяк вёл себя как главный – Реджина не понимала.

И они так и не сказали, кем были, хотя Смотрительнице и так было ясно. Всё же их привела Бэр.

 – Тогда оформляйте повестку на дачу показаний, а пока я ничего не обязана, я прошу вас покинуть библиотеку. Мы закрыты, – голос Реджины промораживал насквозь, отчего её собеседников передёрнуло, кроме похожего на статуэтку офицера.

До сих пор молчавшая капитан Бэр раскрыла дверь, придерживая её:

 – Я думаю, нам стоит прибыть позже.

– С ордером, например – хмыкнул, соглашаясь, толстяк.

– И вежливостью, – поджимая губы заметила Эльза. От неё расходились волны недовольства, путая Реджину в том, какая власть всё же присутствовала у посетителей, что уже шли к выходу. И она так и не знала их имён. И Реджина всё же получила немного вежливости:

– Простите нас, тяжёлый день, расследование.

Реджине оставалось только кивнуть, закрывая за ними дверь.

На полпути домой она с удивлением поняла, что забыла надеть перчатки после работы над дневниками. На ладонях отпечатались полумесяцы ногтей и тонкая сеточка шрамов снова болела.

Дождь был просто ужасным временем.

Группа Инквизиторских гончих прибывает в Щецин через сутки после того, как в маленький городок отправляются следователи и Инквизиторский наблюдатель. Если бы ситуация уже была серьёзной – то они бы сразу отправились в город где и произошли события, но им нельзя было привлекать много внимания. Они появляются поздним вечером в одной из маленьких гостиниц, на улице вовсю льёт дождь и слышны раскаты грома.

Группа Гончих выступит в Суойя, если получат отмашку о необходимости вмешательства. До того момента они будут выжидать.

***

Реджина вошла тихо через главную дверь, замерла, разглядывая свою подчинённую. Впервые за всё время, которое Тереза работала в Библиотеке – Смотрительница пришла позже неё. Черноволосая красавица хмуро смотрела перед собой, задумавшись во время сортировки каких-то документов. Это была обычная ситуация, все мы, когда нам не слишком интересно, зависаем, глядя в пространство, обдумывая собственные мысли и не печалясь о работе, которую выполняем.

Тереза сфокусировала огромные бездонные глаза на наставнице и светло улыбнулась:

 – Доброе утро. Вы сегодня поздно, – улыбаясь Тереза положила листы которые читала в сторону, в одну из стопок, и переставила между собой несколько предметов. Она соблюдала на своём рабочем месте идеальный хаос, в котором любой другой ничего бы не нашёл.

И это был тот тип хаоса, о котором другие люди говорят "бардак" и любящая мама просит убрать, называя чадо поросёнком. Так же это был тот тип хаоса, который живёт вокруг любого подростка, каким, без сомнений, оставалась Тереза. И этот хаос никак не отражался на том, как она выглядела. Тереза была одной из тех везучих девушек, кому не нужно сомневаться в своей внешности. Виной этому были не какие-то вешние данные, в конце концов, те были делом вкуса. Основной причиной того, что она не беспокоилась, была её видовая принадлежность. Тереза была Мавкой и потому, родись она когда-то далёкой от эталонов красоты – этого бы никто не заметил сейчас. Человек религиозный и суеверный сказал бы, что она волшебная. И был бы в чём-то прав. Но образованный нелюдь сказал бы, что она выделяет особые феромоны, а её мозг не накладывает ограничений на использование этого ресурса. И тоже был бы в чём-то прав. Тереза, впрочем, ни о чём таком не задумывалась, считая, что это совершенно не женское дело – думать. Она выглядела всегда умиротворённо и изящно: появлялась на работе только в платьях и прекрасно вписывалась в атмосферу библиотеки. Она словно была местным призраком в белом. Прекрасная Мёртвая Дева. Замученная в подвалах монастыря Одарённая, или может быть высланная бесплодная жена, что погибла в келье, отравившись. Тереза почти всегда безразлично улыбалась, и это придавало ей ещё больше сходства с призраком. Главным сходством, конечно, было то, что она мертва уже больше двух лет. Чтобы походить на мертвеца быть таковым, конечно, не обязательно, но точно не мешало.

Реджина остановилась на середине зелёной ковровой дорожки, наклонила голову немного набок и замерла, не мигая, рассматривая Терезу. Та чуть нахмурилась, с непониманием и спросила:

 – Что-то не так?

Реджина оглянулась на двери, обдумывая какое-то решение. Тереза обеспокоенно следила за ней.

 – Займись сегодня разбором архива и не выходи из него, – наконец произнесла Сотрительница, сдвигаясь с места и снимая на ходу своё старое пальто. То, как оно выглядело говорило об огромном безразличии Смотрительницы к своему внешнему виду. Или о её бедности. Цветные длинные шерстинки и катышки говорили точно не о внимательности и деньгах. Глядя на пальто в голову приходило слово "ветхое". Реджина повесила его аккуратно на напольную вешалку, с тремя лапами в основании, рукой провела по потёртому рукаву:

 – Если услышишь, что тебя зовёт кто-то кроме меня – не смей носу совать, ясно? – Реджина развернула лицо к Терезе и вонзилась в неё взглядом серых глаз: – И даже если я позову тебя по фамилии, не смей вылезать, ясно? Только по имени. Тереза, ты поняла?

 – Да, – растерянно кивнула девушка и под подавляющим взглядом начальницы тут же добавила, снова кивая: – Я поняла, только если вы по имени позовёте.

 – Тебя искали. Мне безразлично почему, – Смотрительница положила ладони на деревянную поверхность стойки, – И я не представляю, кто они, кажется, что офицеры, но вели они себя крайне странно. И грубили этой Капитану-Медведице. Поэтому – брысь.

Тереза коротко кивнула и, подхватив со стола бумаги, которые собиралась разбирать, поднялась. Прижимая папки к груди, она неторопливо пошла в сторону дверей в архив. Неширокую дубовую дверь, с вырезанными на ней цветами, обитую железом, не каждый мог сдвинуть с места, и одно это было только гарантией того, что немногие сумеют пройти в помещения архива. Хотя, для начала, им пришлось бы искать нужную дверь, никаких указателей, что где находится, – в залах не было. Библиотека когда-то принадлежала монастырю и, если покинуть главные залы, что уходили полками в бесконечную высоту, то можно заблудиться во множестве коридоров и дверей. Главной гарантией впрочем, было то, что в Архив никто и не рвётся, ибо место это было невероятно пыльным. У любого, кто появился бы в архиве, возникли ассоциации с пустыней. Не из-за температуры, конечно, а от того количества пыли, что хватило бы на хороших размеров бархан. Шевельнись слишком резко или чихни, или не дай бог урони что-то и поднимется настоящая пыльная буря, что скроет тебя от мира. В Суойя можно услышать множество слухов о тех, кто заблудился в Хамсине* в Архиве Библиотеки. Не то чтобы в здании вообще возможен был ветер, но с другой стороны это было такое старое место, что может быть один или два могли и заблудиться в этих коридорах.