Текст книги "Книга Противоречий. Голубь"
Автор книги: Кристофер Зах
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 26 страниц)
Глава 1
Начало лета
Темные кондра – детища Тьмы.
Оканду… Светом они рождены.
Шикендо, чистейшей крови дитя,
В истории место найдет для себя.
А кто воедино с днем сольет ночь,
Та Светотень – Создателей дочь.
Из Мифа «О создании Силаны ».
Перевод Пэмилля Энтрегори я 102 0 г от. н. п. С.
Свет и Тьма . Две противоположности. Два ориентира, по которым мы выбираем свой жизненный путь. Как бы мы ни бежали от одного и как бы ни стремились к другому, мы все равно навсегда останемся в полутонах, где каждый цв ет открывает свою истинную суть. Но в эт их полутон ах очень трудно понять, где свет, а где тьма….
Так начинается история, которую я хочу вам рассказать. Она никогда не происходила, но оставила след в нашей истории. Рассказавший ее человек никогда не существовал, но стал известен. Я не смогу точно перевести ее с языка Света, потому что он слишком сложный, а автор виртуозно использовал все его богатство, но постараюсь пересказать ее как можно лучше. Потому что такие не происходившие истории, должны знать и вы, и я.
***
В комнате все спали. Хотя она была небольшая, в ней поместилось восемь старых железных кроватей. Краска на стальных каркасах облупилась, демонстрируя скрывающуюся за ней ржавчину. Тяжелые ножки впивались в старый линолеум, под которым скрипел деревянный пол. Обоев на стенах не было. На потолке разместилось четыре продолговатые лампы. Одна из них давно не горела, зато три оставшиеся во время работы издавали равномерный, но очень действующий на нервы гул. Дети спали, иногда ворочаясь во сне, отчего ржавые пружины кроватей жалобно скрипели.
Не спала только одна девушка. Она молча лежала на спине, сверля взглядом потолок. Ее звали Цекай. За это ей пришлось вынести целый град насмешек: как над ней только не издевались, изменяя ее имя самым странным образом. Но Цекай оно нравилось, хотя и плохо сочеталось с ее фамилией и отчеством – Смирнова Цекай Александровна. По паспорту у нее было другое имя, которое, как она считала, ей не подходит – Светлана. Оно, на ее взгляд, было некрасивым, а имя Цекай ей дала мама, еще до ее рождения. Паспорт лишь формальность, сухой документ. Так что она всегда представлялась всем как Цекай.
У нее было круглое лицо с немного вздернутым носиком, усеянным рыжими веснушками, которые плавно переходили на щеки. Густые волосы, абсолютно белые, разметались по всей подушке. Они были чуть длиннее плеч, непослушные и строптивые, то вьющиеся, то абсолютно гладкие. Единственное, что относительно нравилось Цекай в ее внешности, – это глаза, темно-оливковые, с едва уловимым серым оттенком. Еще одна незначительная деталь, которую сама Цекай обязательно упомянула бы, описывая свою внешность, – небольшое родимое пятно сзади на шее. Оно напоминало месяц, причем эта форма не просто угадывалась, а была явной.
Цекай была среднего роста, но выше всех девочек из ее группы. В целом она не считала себя красивой, хотя, периодически крутясь перед зеркалом в общей душевой, могла допустить такую возможность.
Сейчас под общий храп Цекай лежала с раскрытыми глазами и думала. Она часто могла вот так лежать и думать о своей жизни. Она прокручивала у себя в памяти события последних лет, иногда плакала, а иногда смеялась, но тихо, чтобы никто не услышал. В эти моменты ее мысли были далеко отсюда, от этой комнаты со старыми кроватями. Они витали где-то в прошлом, теряясь в воспоминаниях.
Завтра ей и ее одноклассникам предстояло сдать экзамен. Цекай заканчивала девятый класс, и поэтому ее, как и других несчастных девятиклассников, ждал последний и заключительный экзамен. Всего их было четыре. Два обязательных – русский язык и математика – и два по выбору. Цекай выбрала биологию и географию. Предыдущие экзамены она сдала на четверки, но по географии рассчитывала на лучший результат. Ей очень хотелось получить пятерку хоть за какой-нибудь экзамен.
Цекай тяжело вздохнула и, перевернувшись на бок, закрыла глаза. Потом она резко села, стянула с шеи красивый медальон из желтого металла, который ей когда-то подарила мама, и сунула его на дно большой черной сумки с надписью «NIKE» на переднем кармане, что стояла у нее под кроватью. Потом она снова легла и уткнулась носом в подушку. Ей не понадобилось много времени, чтобы уснуть, так что через несколько минут ее мерное дыхание присоединилось к общему сопению всех спящих.
***
Утро началось, как и предполагала Цекай, с противного крика их воспитательницы, Марии Федоровны, которая призывала всех встать и вспомнить об экзамене.
Все в комнате лениво и нервно заерзали. Цекай тоже недовольно села на кровати и широко зевнула.
– Блин! – воскликнула рыжеволосая девушка, чья кровать была прямо перед Цекай. – Блин, всю комары искусали!!!
– Марина! – закричала на нее Наташа, брюнетка с прямыми волосами. – Ты бесишь уже – орать с самого утра!
– Хотите тишины, – протянула Саша, – заткнитесь обе! Привет, Цекай.
Наташа и Марина на секунду замолчали, недоумевая, а потом принялись дружно кричать на Сашу. Цекай в это время с самым невозмутимым видом достала из сумки свой медальон, надела его на шею, а потом стала медленно одеваться, натягивая на себя старые джинсы, доставшиеся ей от кого-то из старших. Она видела, как взгляд Саши скользнул по красивому золотому диску.
– Зачем ты его постоянно носишь? – фыркнула она.
– И тебе привет. Не знаю… Нравится, и все, – ответила Цекай.
Саша была подругой Цекай. Конечно, это было понятие относительное. Они просто были друг с другом в хороших отношениях. Саша вечно что-то бурчала себе под нос, хотя слыла душой компании. У нее была довольно яркая внешность: иссиня-черные волосы и выразительные карие глаза. На руке она всегда, сколько ее помнила Цекай, носила бинт, потому что постоянно сдирала кожу до крови, лазая по деревьям. «Это мой отличительный знак!» – смеялась она, когда медсестра делала ей новую повязку.
Вскоре комнату наполнили голоса других проснувшихся. Девушки стали медленно выходить из комнаты в душевую умываться. Цекай тоже поплелась с ними. Душевая была достаточно большой комнатой, состоящей из двух зон. У самого входа разместилось четыре умывальника, а дальше, за небольшой стенкой, висел старый, как мир, душ. Все: и стены и потолок – было покрыто желтой плиткой. Только перед умывальниками на полу были расстелены старые полотенца.
Цекай плеснула себе в лицо холодной водой и протерла глаза, стараясь прогнать остатки сна. Всегда говорят, что для этого лучше всего умыться прохладной водой. Цекай же делала это скорее по привычке, зная, что ей это все равно не поможет.
– Двигайся! – заявила Саша и, пристроившись к ее умывальнику, стала щедро намазывать пастой зубную щетку. Цекай тоже последовала ее примеру.
После утреннего туалета кто-то снова вернулся в комнату и стал одеваться, а те, кто уже был готов, шли в столовую. Она была гораздо больше всех остальных комнат в детдоме, все пространство в ней было занято множеством столов и стульев.
Цекай, как всегда, села за один стол с Сашей, Наташей и ее лучшей подругой Кларой. За этим же столом сидели и остальные девушки, которые жили в одной комнате с ними: Марина, Аня с Любой, две самые большие сплетницы, и еще одна Наташа, которую здесь все называли Топор – за характерную фамилию Топорова.
Цекай с угрюмым видом ковыряла омлет, а Саша с аппетитом уплетала свой. Все в столовой шумели: кто-то разговаривал, кто-то быстро повторял билеты, кто-то кричал, призывая всех замолчать.
– Че не хаваешь? – кивнула Саша на омлет, который Цекай так и не начала есть.
– Да не знаю, – протянула она, – будешь – бери.
– Буду! – моментально оживилась та и быстро схватила тарелку.
– Девки! – неожиданно к ним подскочила девчонка лет десяти, с двумя кривыми хвостиками. – Вы еще не заценили новость?
– Че это еще за новость? – скривилась Марина, откинувшись на спинку стула.
Это была веселая заводная девчонка, ее звали Лена, но никто из группы Цекай не называл ее так. Все именовали ее Ляля: хотя она постоянно старалась проводить больше времени с их группой, по возрасту она все равно оставалась ребенком. Попала она сюда сравнительно недавно, но знал о ней уже весь детдом. Прежде всего потому, что она была очень общительная.
– Мои предки сейчас подают документы на мое усыновление!
– Да? – вскинула брови Наташа. – А разве им можно тебе усыновлять, ведь они колются?!
– Они прошли лечение в какой-то клинике, получили бумажку, что, типа, здоровые! – самодовольно крикнула Ляля. – Схавала?!
Ее глаза просто светились от счастья.
– Так что я, блин, скоро вернусь домой!
– Ну не знаю, – посмотрела на потолок Клара, – это еще совсем не факт!
– Хм! – пожала плечами девочка, – да тебе просто обломно это слышать!
Клара поджала губы.
– Вот видишь! – завопила Ляля. – Так что иди…
Цекай, потупив глаза, слушала их разговор: она не очень любила, когда люди матерятся, но в приюте это было нормой, так что ей пришлось так или иначе привыкать к этому, но она сама старалась не использовать подобные слова в речи.
– Все, пошли, – сказала Цекай, мельком бросив взгляд на часы, – уже почти восемь.
– Да забей! – махнула рукой Саша. – Рано еще!
– Как хотите, – Цекай встала, – а я пойду.
– Дура! – прокомментировала ее поступок Саша. – Полная.
– Сама дура! – фыркнула на нее Ляля.
– А ты, мелочь, вообще заткнись!
– Че?! И на…!
– Засунь это себе знаешь куда?! – рявкнула на нее девушка.
Цекай покачала головой и направилась к выходу из столовой. Хотя их весь год усиленно пугали этими экзаменами, все перестали нервничать сразу после первого, который многие откровенно списали. Но Цекай все равно хотелось, чтобы они поскорее закончились.
Этот последний. Отмучиться уже, и все!Когда она дошла до кабинета, где должны были принимать географию, она увидела еще пять человек. Цекай давно знала, что вместе с ней этот предмет будут сдавать все двоечники, но все равно это было ей неприятно.
– У тебя на какие билеты шпоры? – спросила одна девчонка с большими безумными глазами.
– У меня их нет, – ответила Цекай. Она решила, что должна сама сдать этот экзамен, сама думать.
– Ну ты и дура… – протянула девушка.
Цекай печально отметила, что так ее за день назвали уже дважды.
– Заходите, – бросила их учительница, отворив дверь аудитории.
Цекай глубоко вздохнула, а девочка с большими глазами приставила к виску руку, изобразив ей пистолет. После этого девятиклассники скрылись в аудитории.
***
– Все! – кричала Саша, прыгая на Цекай со спины. – Теперь халява!
Они шли по коридору на улицу.
– Ты-то что получила за русский? – отпихиваясь от нее, спросила Цекай.
– Три, – ответила Саша таким тоном, словно это было само собой разумеющееся, – да у нас почти все тройки получили, только вот Димон получил четыре, а Настя вообще!..
– Че у нее?
– Пять! – выпучив глаза, завопила Саша. – Пять! Да ей простое предложение дали…
Настя была чуть ли не самой умной девушкой у них в классе, всегда получала если не пятерки, то четверки с плюсом.
– А у меня четыре, – невесело заметила Цекай.
– Ну, ты мозг! Откуда вы, нафиг, такие умные беретесь?!
Цекай хмыкнула.
Девушки как раз подошли к большим тяжелым дверям, ведущим во двор. Саша бесцеремонно толкнула их и проскочила вперед, Цекай же не успела за ней и здорово получила по плечу.
Погода сегодня стояла по-летнему теплая. Солнце светило в глаза, а воздух был горячий. Потепление было неожиданным, потому что первые дни лета выдались дождливыми и холодными. Наверное, даже погода не любит экзамены.
Это было невероятное ощущение свободы. Так здорово после долгих дней переживаний и волнений отдохнуть и расслабиться! Цекай просто гуляла, дышала воздухом… Хотя погода и была жаркая, ветер, как это обычно бывает в начале лета, был холодным и приятно ерошил волосы на голове.
После прогулки они пошли на обед, а потом снова гуляли… Их освободили от приборки и других обязанностей на время экзаменов, так что сегодня был последний день блаженного безделья, который каждый мог провести по своему усмотрению. Она же просто гуляла…
Цекай медленно проходила мимо деревьев и останавливала взгляд практически на каждом. Она любила рассматривать деревья, хотя все из приюта, застающие ее в этом состоянии, уверяли, что она ненормальная. Цекай очень нравилось одно дерево, точнее молодая веточка, прорастающая на одном из его изгибов. Она была еще совсем зеленая и тоненькая, в то время как само дерево состарилось и было ужасно некрасивым, темным, кривым и сморщенным. Цекай было интересно наблюдать за тем, как выделяется красота молодого побега на фоне уродства старого дерева. Внезапно тень на дереве резко двинулась в сторону. Девушка обернулась, но за ней не было никого, кто бы мог пройти, тем более что тень была не там, где положено быть тени от ветки. Цекай с интересом подошла к темному пятну, лежавшему уже на вполне освещаемой солнцем траве, девушка подняла глаза к солнцу, но ничто не перекрывало его света. Она опустила нахмуренный взгляд вниз – пятно исчезло. Цекай печально пожала плечами, допустив мысль, что экзамены очень плохо влияют на психику.
Последние дни прошли без приключений, рутинные и неинтересные, как и почти все дни в приюте. Днем они выполняли свои обычные обязанности, а вечером занимались своими делами. В один из таких вечеров, когда все уже готовились ко сну, к ним в комнату неожиданно влетела Ляля. Ее лицо было красным, глаза горели, а волосы смешно растрепались из ее кривых хвостиков. Цекай, Саша и Марина как раз доигрывали партию в дурака, на желание. Марина никак не отреагировала на появление девочки, а Саша сразу же поинтересовалась:
– Че приперлась, мелочь? Надоедать нам?
– Неа, – протянула Клара, – она попрощаться, ее же теперь удочеряют.
Клара произнесла слово «удочеряют» с такой интонацией в голосе, что сразу стало понятно: она завидует. Но Лялю это нисколько не смутило, она гордо встряхнула головой и заметила:
– Я вообще не к вам, а к Свете.
– Какой Свете? – оглянулась по сторонам Марина.
– Цекай у нас Света, – протянула Саша.
– Ляля, – поморщившись, сказала Цекай, – я же просила тебя не называть меня так!
– Да забей, – махнула рукой девочка, – я-то вот о чем! Тебя, Цекай, тоже хотят удочерить!
– Что? – напряглась Цекай.
– У-до-че-рить! – по слогам произнесла Ляля. – Как меня.
В комнате наступило молчание. Слышно стало, как гудят лампы. Все взгляды были прикованы к Цекай.
– Ага! – резко нарушила тишину Клара. – Что за сумасшедшие люди станут усыновлять пятнадцатилетнюю?!
Ляля пожала плечами.
– С чего ты это вообще взяла? – подняла брови Цекай.
– Ну, ко мне сегодня приходили мои родители, – начала девочка, и все девушки напряженно уставились на нее, – они говорили, что уже почти все готово и я скоро смогу вернуться домой. Они мне даже конфет принесли! Вот!
Ляля продемонстрировала всем мешок с шоколадками в ярких обертках.
– Ну! – поторопила ее Саша.
– Так вот, – продолжила Ляля, – они говорили с директором, спрашивали… Типа, часто ли у вас детей усыновляют, а наша Петровна им и говорит, что сегодня интересовались Цекай, ну … – она замялась, – она, конечно, тебя не так назвала, а по имени отчеству, как и положено, я имею в виду, настоящее имя она твое назвала, Светл…
– Ну и!.. – требовательно перебила Цекай.
– Ну и все! – развела руками Ляля. – Сказала, что тебя хотят усыновить какие-то люди, вроде как уже пожилые… Ах да! Я ведь их, кажется, даже видела!
– Как? – спросила Марина, заинтересовавшись.
– Ну, вы, вроде, гуляли, я мимо кабинета Петровны проходила, там люди сидели, говорили про усыновление…
– Да они Цекай даже в глаза не видели! – воскликнула Саша. – Как они могут хотеть ее усыновить?..
– Удочерить, – поправила ее Ляля.
– Пофиг! Так как?
– Да, поди, видели ее, когда она гуляла, – протянула Наташа.
– А ты не видела, как выглядел тот мужчина? – неуверенно спросила Цекай.
– Видела! У него волосы такие кудрявые, темные, где-то уже седые…
– Нет, это не он, – тихо протянула девушка.
– Кто? – быстро спросила Саша.
– Мой папа, я думала, вдруг он…
– Размечталась! – прервала ее Клара. – Не может всем так часто везти!
– Заткнись! – прикрикнула на нее Марина.
– Так что вот! – завершила свой периодически прерывающийся монолог Ляля. – Это, типа, все. Ну, я пойду.
– Иди, – посоветовала ей Саша.
В ответ ей Ляля сделала страшную гримасу и ушла, громко хлопнув дверью.
Цекай погрузилась в свои мысли. Значит, теперь ее могут усыновить! И никто не знает, что это за люди. Она попадет в какую-нибудь семью, которая имеет свои, уже сложившиеся традиции. Нет! Она не хотела в другую семью, тем более что она искренне надеялась, что папа все-таки заберет ее отсюда. А если ее усыновит какая-нибудь другая семья, то он не сможет ее найти и она больше никогда его не увидит. Нет! Я не хочу уезжать отсюда!
– Все, – заметила Саша, – отвлеклись и хватит! Давайте играть!
– Ага, – кивнула Марина, – кто ходит?
– Цекай.
– Кто, я? – спохватилась девушка и стала рыться в картах, стараясь откинуть прочь мысли об усыновлении. – Бери.
Она кинула на стол бубнового короля.
– Ха! – воскликнула Саша. – Как раз! Перевожу!.. Все, я вышла!
С этими словами она выкинула на стол короля крестового.
– Угощайся, Мариночка, – ангельским голосом пропела она, – тебе бить!
– Ишь! Какая довольная! – ухмыльнулась Марина. – Вот вам!
Она бросила еще одного короля, на этот раз он был пиковый. Цекай уставилась на карты, которые ей теперь предстояло отбить.
– Ну, у меня есть козырный… – протянула она.
– Неа! – замотала головой Марина. – У меня всего одна карта, отбивай!
– Ладно, я беру, – выдавила она.
– Все, я выиграла! – торжественно воскликнула девушка. – Я к тебе хожу тузом, а больше у меня карт нет!
Цекай невесело посмотрела на своих подруг, молча дожидаясь их приговора и гадая, что за безумное желание ей предстоит выполнить.
– Хм, – задумалась Саша, – пусть она спит на полу!
– Нет, – возразила Марина, – это неинтересно! Пусть лучше на двери мальчишечьей комнаты что-нибудь напишет!
– Ну… Давай!
– Напиши: «Я люблю Антошу!» – пропищала Люба, оторвавшись от разговора с Аней. Все девушки засмеялись. Антон был, наверное, самый некрасивый парень во всем детдоме.
– Да! – согласилась Марина. – Это ты и напишешь!
– Ну это же глупо! – вздохнула Цекай.
– Да, – улыбнулась Саша, – ты же не ожидала от нас благородства!
– А еще, – Марина захихикала, – можешь пририсовать сердечко или солнышко! А лучше – подпись «от» и многоточие…
Она произнесла слово «многоточие» с таким серьезным лицом, что девушки в комнате весело засмеялись.
Марина нагнулась и начала рыться в своем ранце. Через несколько мгновений она с торжественным видом вытащила из него старую ручку и, подняв высоко над головой, чтобы все видели, передала ее Цекай.
– Иди, – так же торжественно произнесла она, – действуй!
– Достали! – проворчала Цекай и, выхватив у Марины ручку, встала с кровати и вышла вон из комнаты, закрыв за собой дверь.
Одинокий коридор с погашенными лампами принял ее в свои холодные объятия. Простой, покрытый линолеумом пол, бежевые стены. Где-то в глубине – тусклый свет настольной лампы. Там тоскливо сидит Мария Федоровна и с интересом изучет газету. Цекай тихо повернулась и пошла в другую сторону. В руке она крепко сжимала Маринину ручку, но думала совсем о другом.
Новость об усыновлении ее напугала. В их детском доме детей на самом деле усыновляли очень редко, почти никогда. Только однажды пара американцев усыновила у них маленькую трехлетнюю девочку. Еще ей рассказывали, что до того, как она здесь оказалась, у них усыновили мальчика, которому было около восьми лет. Это все. А тут ее хочет усыновить, как сказала Ляля, уже давно не молодая пара. Тогда мой папа больше никогда меня не увидит!Цекай давно лелеяла мечту сбежать отсюда и отправиться на поиски своего отца. Она надеялась, что когда он ее увидит, то сразу все вернется на круги своя и снова будет так, как раньше. Пока она в детском доме, она может быть почти свободна, а когда она окажется в другой семье, возникнут новые правила, ее переведут в другую школу, возможно, более сильную, ее будут ругать из-за оценок, будут заставлять одеваться так, как им нравится…
Цекай замотала головой, ей стало страшно. Кто знает, что это вообще за люди, вдруг они грубые, а может, им просто нужна уборщица в доме, а если они будут ее бить…
Она уже стояла напротив двери в комнату мальчиков. За ней не было слышно ни звука. Наверное, все уже спят.Она аккуратно села на корточки и поднесла ручку к двери. Осторожно придерживая, чтобы та ненароком не открылась, Цекай стала выводить слова, тихо нашептывая их себе под нос, чтобы не ошибиться:
– Я… люб…лю… черт!
Ручка неожиданно перестала писать. Цекай встряхнула ее и попыталась написать снова, но ничего не вышло. Она, стиснув зубы, перевернула ручку вниз острием и стала терпеливо ждать, пока чернила не скатятся. Через некоторое время она снова продолжила писать:
– Ан…то…ш…
Сзади послышались шаги, и Цекай в ужасе отпрянула от двери. Она повернулась и замерла: Мария Федоровна уже встала со своего кресла и потягивалась. Девушка отступила в угол, в надежде, что там, в тени, воспитательница ее не заметит. Мария Федоровна отвернулась от Цекай и стала рыться в стопке газет на столике, где стояла лампа. Цекай в надежде, что шорох бумаги ее прикроет, тихо подошла к двери. Всего одна буква!
– …у, – вывела она и поспешила отскочить от двери, но от ее резкого движения медальон на ее шее покачнулся и резко ударился о деревянную дверь. Мария Федоровна повернулась. Цекай стояла и смотрела на нее. Внутри у девушки все похолодело.
– Что это ты там делаешь? —противным голосом спросила воспитательница, уперев руки в бока.
– Я…– Цекай запнулась, – …я ходила в туалет!
Мария Федоровна еще несколько томительных секунд сверлила ее взглядом, а потом снова принялась рыться в газетах.
Цекай вздохнула и поспешила вернуться в комнату.
Как только она перешагнула порог, ее окружили девушки, явно слышавшие голоса. Цекай только отмахнулась от них и повалилась на кровать.
– Блин, ну ты и выдала! – смеясь, заявила ей Саша, подсев к ней на кровать. – Я ходила в туалет! Ха!
– Я больше не играю с вами в карты! – ткнула в нее пальцем Цекай.
– Ой-ой-ой, – скорчила физиономию Марина, – кто-то уже под себя наделал!
– Отстаньте! – отмахнулась от них Цекай. – И вообще, я буду спать!
И тут, словно прочитав ее мысли, в комнату ввалилась Мария Федоровна и начала орать, что свет у них в комнате все еще включен.
Девушки, недовольно ворча, улеглись в кровати, но разговоры еще долго не стихали: Аня и Люба обсуждали, какова будет реакция самого Антона на то, что Цекай написала на двери, Саша с Мариной тоже о чем-то переговаривались. Цекай опять погрузилась в свои невеселые мысли.
Она снова и снова представляла себе те ужасы, которые, возможно, ее ожидают после усыновления. Она вспоминала папу и маму, дом – все, что было тогда и так неожиданно исчезло, растворившись в прошлом. Цекай часто казалось, что все произошедшее с ней – какая-то ошибка или недоразумение. Все случилось слишком быстро, ее спокойная и счастливая жизнь вмиг обернулась адом. А раньше все действительно было хорошо, даже, наверное, слишком хорошо…
Она родилась в обычной семье. Ее папа, его звали Сашей, хотя Цекай никогда не называла его по имени, был менеджером в магазине. Зарплата была не самая большая, но им вполне хватало. Он был добрый, мягкий, и редко ругал Цекай. Если ей и доставалось, так только за дело. Ее мама не работала, а сидела дома и вела хозяйство. Мама у нее была очень добрая, хотя она больше занималась воспитанием Цекай, чем папа. Цекай было легче с мамой, ей казалось, что она ее лучше понимает, тем более что у них был свой секрет. Мама Цекай рассказала ей, что они на самом деле родом не с Земли, а из другого мира, который называется Силана. Это мир магии и волшебства. Мама говорила, что, хотя Цекай и родилась на Земле, она все-таки может попасть в тот мир, только для этого надо иметь специальный ключ, который может открывать портал между мирами, но такой ключ – редкость, поэтому они и живут на Земле. Мама часто показывала ей небольшие чудеса: превращала одни предметы в другие. Иногда она учила и Цекай таким трюкам, но девочке удавалось лишь превращать конфеты в маленьких паучков, которые потом разбегались в разные стороны, а через некоторое время превращались в кусочки рассыпанного шоколада. Из-за этого она часто расстраивалась. А ее мама могла превратить пишущую ручку в стрекозу, салфетки в бабочек… Она могла практически все! Цекай очень хотелось поскорее овладеть всей магией, но мама говорила, что не нужно спешить, все вскоре придет само собой. Также она строго-настрого запретила девочке демонстрировать волшебство кому-нибудь еще. Хотя Цекай и самой не очень хотелось показывать кому-нибудь превращение еды в насекомых. «Это наш секрет, нельзя, чтобы кто-то другой его узнал», – говорила ей мама. Этот «кто-то другой» мог быть даже папой, хотя она сама не понимала, почему ему нельзя говорить. Он же папа, ее родной человек, их родной человек. Конечно, Цекай пробовала возражать, но мама просто качала головой: мол, нельзя, и все, и приговаривала, что, если Цекай ее ослушается, она превратит ее в маленького жучка, вроде тех, которые получались у девочки из конфет. Других тайн или секретов в их семье не существовало, все трое всегда доверяли друг другу. В выходные они гуляли все вместе в парке. Днем Цекай была дома, а когда вечером приезжал отец, они вместе ужинали, разговаривали и смеялись.
Все рухнуло в момент. Цекай знала, что никогда не забудет тот день, когда все так изменилось. Это был вечер, обычный зимний вечер. Цекай не очень любила зиму за то, что в квартирах становилось холодно, а она была теплолюбивым ребенком. Она сидела дома и играла с отцом в карты, в «дурака». Мамы не было дома: она уехала к своей школьной подруге. Цекай все время проигрывала, но от этого у нее лишь рос и рос азарт. Они провели уже много времени за игрой. Мама уже должна была вернуться домой, почти полчаса назад она звонила им, предупреждая, что уже возвращается. Но они с отцом не волновались, зная мамину особенность еще долго разговаривать с людьми, стоя на лестничной клетке. Неожиданно в доме раздался телефонный звонок.
– Цекай, возьми, пожалуйста, – попросил ее папа, который как раз в это время сдавал карты.
Девочка поднялась и поплелась к телефону в гостиной.
– Алё! – звонко воскликнула она в трубку.
– Здравствуйте, – ответил ей сухой мужской голос, – Смирнов Александр Сергеевич здесь проживает?
– Ага!
В трубке воцарилось молчание.
– Э-э-эй, – протянула Цекай.
– Так дайте ему трубку, – удивленным и даже с какими-то нотками раздражения голосом сказал кто-то.
Цекай сморщилась и поскорее понесла трубку папе:
– Пап, тебя там какой-то дяденька…
Папа взял трубку…
– Да, – ответил он человеку на другом конце города, – да, а что случилось?
Через несколько секунд его лицо побледнело.
Как потом узнала Цекай, ее мама погибла в ужасной аварии. Она переходила дорогу, и ее сбила неожиданно выскочившая из-за угла машина. Водитель вызвал скорую, но было уже поздно. Приехавшие врачи констатировали смерть, так как, говоря их языком, полученные травмы были не совместимы с жизнью.
Они с папой похоронили ее на городском кладбище. Денег хватило лишь на место и скромный гроб. Похорон, какие показывают в фильмах, где много народу, скорбящих о потере, не было. Не было музыкантов, не было людей, рассказывающих о том, какой прекрасный человек был покойный и как несправедлива судьба. Были только Цекай, ее папа и двое мужчин, грузчики или гробовщики, – Цекай не знала, как их называют, – которые молча опустили гроб в выкопанную для него яму и так же молча эту яму закопали.
Это было все. Последующие два года превратились для Цекай в настоящий кошмар. Она помнила, что плакала целыми днями, захлебываясь слезами. Она не могла смириться с тем, что ее мама погибла. Ее мама! Та, которая всегда была рядом, та, которая так любила ее. Она могла колдовать, так почему она ничего не сделала?Ее папа тоже не находил себе места от горя. Он начал пить. Сначала немного, но потом все больше и больше. Пьяный, он часто что-то бормотал, словно разговаривая сам с собой. Цекай очень боялась его в такие минуты.
Однажды, когда он был трезв, Цекай не выдержала и рассказала ему, что она не человек, а силанка, как и ее мама. Сначала отец начал говорить ей что-то о волнениях, стрессах, но девочка показала ему, что не врет, превратив карамельку в паучков. Она только хотела рассказать, что есть другой мир, родной для нее, где им будет лучше, где им могут помочь!.. Папа был в шоке.
Он отреагировал на эту новость совсем не так, как ожидала Цекай: он стал сторониться ее, еще больше пить, пропускать работу… Скоро его уволили, и деньги в доме постепенно кончились. Их дом, это когда-то теплое, надежное место, перестал быть таковым. Цекай стало страшно возвращаться туда. Она стала скитаться по улицам, в поисках ответа на два вопроса: что поесть и где папа. Она до вечера сидела во дворе, чтобы вернуться домой тогда, когда папа будет уже спать. Ее соседи помогали, кто чем мог. Звали ее ночевать, приносили из дома еду. Чаще помогала одна сеьмя, жившая с ними на одной лестничной клетки. Девочка часто ночевала у них.
Дальше события стали происходить так быстро, что девочка не успевала разбираться в них. К отцу стали приходить какие-то люди, после их прихода он нервничал, со странным видом ходил по квартире и пил. Цекай помнила, что он стал куда-то уходить, все время говорил о каком-то суде. Иногда он хватал ее за плечи и говорил, что все будет хорошо, они как-нибудь выкарабкаются.
Но они не выкарабкались, и Цекай оказалась в детском доме. Сначала в одном, где она впервые пошла в школу проучилась до третьего класса. Потом ее перевели сюда. Цекай уже давно не видела отца, он не приходил. Ей оставалось только надеяться, что с ним все в порядке.
С тех пор прошло почти одиннадцать лет. Сначала ей было трудно и очень одиноко, она постоянно плакала, но потом она привыкла, познакомилась с другими детьми. Она был сильно удивлена тем, что у некоторых из них пили оба родителя, иногда они даже били своих детей. Находясь здесь, Цекай стала понимать, что то, что произошло с ней, еще не самое страшное. От многих детей родители отказались еще в роддоме, и они находились в этом приюте с самого рождения и не помнили, как выглядят их мама с папой.
Сейчас, оглядываясь назад, Цекай невольно поражалась тому, как круто и неожиданно изменилась ее жизнь. Она очень хотела попасть в тот мир, о котором говорила мама. Ее волшебный мир. Кроме папы, она никому так и не рассказала о нем, но ей до сих пор было стыдно за то, что она не выполнила мамину просьбу и рассказала-таки обо всем отцу. Она просто надеялась, что тогда все станет так, как было…
