Текст книги "Кодекс поведения"

Автор книги: Кристин Смит

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 25 страниц)

Глава 30

– Вы и сами понимаете, Ни-Ро, что многое зависит от готовности вашего народа оставить прошлые обиды в прошлом. Тсеша внимательно посмотрел на премьер-министра Као, силясь понять, что она имеет в виду. Женщина приподняла подбородок и едва заметно улыбнулась в ответ, не обнажая зубов. Тсеша знал, что не стоит этому придавать большого значения, Као всегда улыбалась.

– Не понимаю, ниа, – сказал наконец он. – Поясните, прошу вас. – Уголки губ женщины поднялись еще выше. Так, я правильно сделал, что назвал ее ниа. До этого он позволил себе такое неформальное обращение лишь к одной женщине в этдм проклятом холодном городе – дочери Хэнсена Уайла. Та не улыбалась. Она, наоборот, кричала, даже ногой топнула. Она кричала так громко, что служба безопасности хотела выдворить ее за пределы посольства. Как же она была возмущена! Не отождествляйте меня с моим отцом.

– Прошлые притязания, Ни-Ро. – Као поерзала на своем высоком стуле. Как и Уланова, она тоже не доставала ногами до пола. Она пошатнулась и схватилась руками за сиденье, чтобы не упасть. – Мы закроем глаза на то, что хааринцы Илиаса пытаются монополизировать модернизацию транспорта на большинстве планет Внешнего Круга, а взамен ваш Совет перестанет требовать неограниченного доступа на промежуточную станцию Падишаха.

Тсеша кивнул, не сводя глаз с руки премьер-министра, судорожно вцепившейся в стул. Если я сделаю резкое движение, она может свалиться на пол. Именно так случилось с Сеннегретом Наваром. В Академии, во время вступительного собеседования. Помнится, Навар тогда очень расстроился. У него на бедре был огромный синяк, и к тому же порвались брюки. Теперь Тсеша знал, что с этими нервными людьми нужно обращаться осторожно.

– Ни-Ро, вы меня слушаете?

Тсеша внимательно посмотрел в округлое загорелое лицо Као. Ее тонкие, словно нарисованные черным карандашом брови озадаченно сдвинулись.

– Да, ниа, – ответил он. – Вы позволите моим хааринцам беспрепятственно продолжать модернизацию вашего безнадежно устаревшего транспорта, а взамен мы, идомени, должны прекратить попытки проложить более короткий путь к колониям Брена, которые уже сейчас страдают от недопоставок продуктов и медленно вырождаются. Благодарю вас, вы так щедры. Олигарх будет очень доволен.

– Ни-Ро…

– Почему вы не говорите прямо то, что имеете в виду? Почему люди так боятся откровенности? До тех пор, пока Падишах неприкосновенен, вам не приходится волноваться, что хааринцы попытаются обосноваться на Нуэво Мадриде. Ваша служебная больница не попадет под наше наблюдение, и мы по-прежнему ничего не будем знать о ваших экспериментах.

– Ни-Ро!

– Недавно мы узнали, что вы проводите опыты с асцертаном, ваше превосходительство. – Как он и ожидал, общепринятое обращение огорчило Као, ее неизменная улыбка внезапно исчезла. – Нам также известно, что в клиниках Джона Шрауда, расположенных в колониях, практикуется набор хааринцев для проведения медицинских экспериментов. Нашим изгнанникам столько обещают в обмен за их помощь: работу, социальное положение. Не слишком ли много альбинос Джон берет на себя? Интересно, кто позволяет ему давать такие обещания.

С лица Као сошел здоровый румянец. Золотистый загар, как у сиахийцев, уступил место песочному оттенку в тон пиджаку. Солнечные блики, отражаясь от поверхности воды в полынье озера, преломлялись в особых оконных стеклах идомени, плясали по лицу женщины радужными разводами. Тсеша полюбовался игрой света, обвел взглядом всю комнату – просторную, тихую, с окнами, выходящими на озеро, с удобными стульями, которые даже по людским меркам были пригодны для сидения. Как же он все-таки правильно выбрал помещение для приемов. Больше, чем эта комната, Тсеше нравились разве что его собственные покои. Као глубоко вздохнула.

– Коль скоро мы так откровенны друг с другом, Ни-Ро… Так, сарказм.

– …может, вы будете так любезны объяснить ваше странное поведение в последние несколько дней.

– Поведение? – Тсеша сложил руки, спрятав ладони в рукава, и поерзал на своем низеньком стуле. Неужели они обнаружили следы его присутствия в скиммере министерства внешних отношений? Частички одежды, волосы, отпечатки пальцев? Но я был так осторожен. Что, если они будут следить за его тайником сегодня? Сегодня такой ответственный день!

– Министр внешних отношений жаловалась мне… Тсеша затаил дыхание:

– …по поводу вашей странной реакции на нашу просьбу предоставить информацию о способах обработки почвы и очистки воды, применяемых хааринцами Внешнего Круга. Несговорчивость вашего Олигарха, равно как Совета и Храма, нас не удивляет, но мы очень рассчитывали на вас, Ни-Ро. Учитывая ваше давнее расположение к нам, не менявшееся даже в трудные времена, ваше внезапное нежелание пойти нам навстречу нас весьма удивило…

Тсеша любовался белым ковром, укрывшим озеро и искрившимся как удивительный сплав. Джени и Хэнсену наверняка бы понравилась эта комната.

– …не будет даже преувеличением сказать, встревожило. Премьер-министр замолчала и промокнула лоб маленьким белым платочком, который затем заткнула в рукав пиджака. Снаружи от мороза в венах кровь стыла, а в приемной было на удивление тепло.

– Здесь все специально так устроено, чтобы служить вам напоминанием о Рота Шере, Ни-Ро? – спросила Као, указав на песочного цвета стены и каменный пол.

– Да, ниа.

– Это относится и к температуре?

– Разве вам она не кажется комфортной? – Тсеша глубоко вдохнул горячий сухой воздух. – Мне сказали, что вам должно понравиться.

Разумеется, ничего подобного ему никто не говорил. Факт столь откровенной лжи смягчался тем обстоятельством, что впервые с момента прибытия в этот насквозь промерзший город Тсеша по-настоящему согрелся.

Као снова промокнула лоб.

– По-моему, вы водите меня за нос, Ни-Ро.

– Вожу вас за нос, ниа? – Тсеша с тревогой посмотрел на указанную часть тела премьерши. Они сидели на расстоянии вытянутой руки друг от друга, и он и не думал к ней прикасаться. – Я просто люблю тепло, – признался он, – и хотел, чтобы вы думали, будто я для вас стараюсь. – Унизительное признание, ничего не скажешь, но все ж лучше, чем такое недоразумение, такое нарушение порядка.

Као приосанилась на своем насесте.

– Знакомый подход. Кто из ваших Шести научил вас этому, Ни-Ро?

– Мои Уста, он больше всех меня учил. – Тсеша обнажил зубы. – Мой Хэнсен.

– Могла бы и догадаться, – сказала Као, нахмурившись. – Хэнсен Уайл вырос на моих глазах, он учился вместе с моими детьми, значит, это он просвещал вас относительно наших обычаев и нравов. Вы наверняка заметили, как ему не хватает внутреннего порядка. – По лицу Као снова промелькнула тень улыбки. А сейчас вы часто его вспоминаете, Ни-Ро?

Тсеша почти физически ощутил, как от ее взгляда повеяло холодком.

– Я вспоминаю о нем каждый день, ниа.

– А о других тоже?

Когда врешь, нужно относиться к этому, как к игре, Нема. Они с Хэнсеном сидели в комнате, очень похожей на эту. На северо-центральную равнину обрушился сезон ливней, дождь и ветер били в стекла, как заблудшие души грешников, молящие о прощении. Лишь так ты можешь достичь успеха. Не думай о важности того, что говоришь, или о своей цели. Стоит это сделать, и ты проиграл. Это всего лишь игра, Нема, всего лишь игра.

– Нет, ниа, – ответил Тсеша, – больше я ни о ком не думаю. – Я всего лишь играю, как учил меня мой юный наставник.

– Министр внешних отношений Уланова думает иначе, Ни-Ро.

Хороший лжец умеет также правильно использовать правду, Нема, он ценит ее больше, чем кто бы то ни было другой.

– Нашей Анаис, ниа, есть о чем подумать, – нашелся Тсеша. При воспоминании о своем новом друге он закусил губу, чтобы случайно не обнажить зубы. – О молодом лейтенанте, Паскале.

– Это верно. – Као удивленно посмотрела на Тсешу. – Если уж вы понимаете, что происходит, то нужно что-то предпринять, придется поговорить с Анаис. – Она осторожно сползла со своего стула, стукнув каблучками о каменный пол. – Я удаляюсь, Ни-Ро, нашим подчиненным пора приступать к работе. Как всегда, мне было очень приятно с вами беседовать.

Тсеша проводил Као до двери. В холле из затемненной ниши выплыла Саналан и приняла у него эстафету. Оставшись один, Тсеша поспешил в свои покои. Быстро приближалось время вечернего причастия, а он еще должен подготовиться к предстоящему путешествию.

Стоило дверям закрыться у него за спиной, он тут же сбросил одежду и поспешил в ванную для быстрого омовения. Вода еще капала с мокрых волос, а Тсеша уже рылся в бельевом шкафу в поисках необходимых для сегодняшнего вечера вещей: теплого нижнего белья из шелка особой обработки и бронзовой шкатулки, в которой; помня уроки военных лет, он хранил всякие необходимые вещи.

Тсеша оделся. На полке шкафа его ждала бронзовая шкатулка. Взяв шкатулку, оказавшуюся на удивление легкой, он выложил ее содержимое на кровать. Два тонких клинка он закрепил на руках поверх нижнего белья. В нагрудный карман положил пистолет, изготовленный хааринцами Патена. Из собственного опыта Тсеша знал, что при необходимости отсюда его будет легче всего достать.

Со сноровкой, которая удивила бы Люсьена, он рассовал по другим карманам запасные магазины для пистолета и различные сканирующие и блокирующие устройства. Благодаря специальной полимерной оболочке, сканеры посольства их не зафиксируют. Я как самый настоящий хааринец. Последний раз нечто подобное Тсеша испытывал во время войны, когда уступил увещеваниям Хэнсена и заказал для себя этот костюм. Материал, из которого он был изготовлен, применялся в военной промышленности. Решив использовать его не по назначению, Главный Миротворец бросил серьезный вызов вселенской гармонии и порядку.

Я всегда таким был. Тсеша набросил свежую мантию и сел на любимый стул. И поэтому я понимаю мою Джени. Спустя какое-то время светильники, убаюканные отсутствием движения, померкли. Тсеша по очереди потрогал клинки. Из алтарной доносились мягкие звуки приготовлений. Приближалось вечернее причастие.

Я не испытываю страха. Руки не дрожат, ладони сухие, сердце не выскакивает из груди. Еще немного, и я уйду в ночь, как когда-то мой капитан. Эта мысль ничуть не покоробила его, как бывало раньше. Теперь он, как и его Джени, знал, что иногда путь нарушения порядка бывает единственно возможным.

Глава 31

Она лежала на спине. Попытка пошевелить ногами тут же вызвала судорогу в правом бедре. Под грудью вокруг ребер – плотная повязка, едва позволявшая дышать. Запястье правой руки стянуто ремнем. Левой, по-видимому, тоже.

Джени открыла глаза и тут же ощутила, что пленка в правом глазу треснула. Она помигала. Склизкий кусочек гидрополимера сполз по глазному яблоку и дальше, вниз по щеке, оставляя за собой холодный мокрый след.

Час от часу не легче. Она широко раскрыла оба глаза. Левая пленка была цела, а правая продолжала рваться. Ее фрагменты плавали в глазу, мешая смотреть, а затем сползали по щеке как маленькие холодные улитки.

Наконец Джени промигалась и осмотрелась. Освещение оставляет желать лучшего. Белый матовый потолок, голубоватые стены. В углу у двери – низкий столик, застеленный одноразовой скатертью, на нем – грязная пластиковая посуда. Судя по количеству приборов, обедавших было двое.

Похоже, меня тут сторожили? Джени сделала глотательное движение и закашлялась. В горле и во рту пересохло. Наверное, на слизистую полости рта нанесли адсорбент. Джени провела языком по сухим шершавым губам. Она снова попробовала стягивавшие ее ремни. Мышечное усилие тут же вызвало судорогу в правом бедре. Джени обмякла и попыталась собрать разбредавшиеся мысли.

Это не просто комната. Это больничная палата. Окружавшие Джени запахи не оставляли сомнений. В воздухе пахло антисептиком, свежим постельным бельем. Особенно заметным был запах металла – инструментов, холодных, острых и всегда слишком больших.

Это для твоего же блага, капитан. Джени проняла дрожь при воспоминании о своем прошлом пребывании в больнице. Благодаря нынешнему окружению эти воспоминания были необычайно яркими. Во время осмотра Джон, как правило, брезгливо морщился, что ужасно угнетало Джени. Между тем Вэл Парини осматривал ее с равнодушным выражением человека, который и не такое видел.

Но эта скотина де Вриз получал удовольствие, когда причинял ей боль. Поначалу Джени решила было, что ей посчастливилось стать объектом его извращенных ухаживаний, но постепенно она пришла к выводу, что этот человек ее просто ненавидит.

Он меня просто не выносил, считал, что я отвлекаю Джона от более важных задач. Она не раз слышала, как они разговаривали на повышенных тонах за дверью ее палаты.

– Раскрой свои крысиные глазки, Джон! Ее ищут, так отдай ее им. Просто завяжи с этим, иначе из-за нее нас всех с дерьмом смешают. То, над чем мы так долго работали, полетит к чертям собачьим. Мы вытянули из нее все, что могли. Она не нужна нам больше.

Джени провела ладонью по простыне – теплой там, где лежала рука, гладкой и совершенно белой, как Джон. Во время препирательств с де Вризом он никогда не терял самообладания. Бывало, он проскальзывал к ней в палату после очередной перепалки, садился у кровати и просто смотрел на нее, а она притворялась, что спит. Всегда в одной и той же позе: скрестив ноги и сложив руки на коленях – сидел и смотрел на нее, хотя при этом у него было дел еще вагон и маленькая тележка.

Здравствуй, творение, меня зовут Джон Шрауд, сказал он ей, когда она впервые пришла в себя. Не самое удачное имя для врача, не находишь?[1]1
  Shroud (англ.) – саван.


[Закрыть] Палата была залита ярким светом, и казалось, что это светится его молочно-белая кожа. От рокочущего голоса мурашки ползли по спине. Бледно-голубые глаза блестели, как два кристалла. В ступоре, последовавшем за отменой искусственно вызванной комы, он казался Джени неумолимым архангелом, прошедшим медицинскую подготовку.

Это все из-за цвета его глаз, я только потом узнала, что он носит пленку. В действительности, глаза у Джона были розовыми. Он и показал ей, как пользоваться пленкой. Научил ее ходить, одеваться, есть – все с помощью непослушных искусственных конечностей. Быть не таким, как все, поначалу трудно, утешал он ее, но в этом есть и свои преимущества, поверь мне, я знаю, о чем говорю.

Но он так и не научил ее, как освобождаться, когда ты связан по рукам и ногам. Нехороший Джон. Джени изо всех сил попыталась высвободить руки, пока от боли слезы не брызнули из глаз. Тогда она подняла голову и посмотрела на себя. Я ведь была одета или я ошибаюсь? В любом случае теперь на ней была простая белая рубашка. На сгибе локтя правой руки блеснул маленький серебристый диск.

О черт!..

Слишком поздно. Седативный насос включился под действием мышечной активности и повышения кровяного давления. Джени почувствовала легкий зуд в том месте, где был закреплен диск. Мгновением позже по телу разлилось приятное тепло. Я не хочу больше спать, черт возьми! Она снова дернулась, но ремни держали крепко.

На лбу выступил пот, Джени начало знобить, схватило желудок. К горлу подкатил жгучий ком. Меня сейчас стошнит! Она попыталась повернуться на бок, но нагрудный ремень не пускал. Я же захлебнусь! Она заставила себя успокоиться и медленно, глубоко задышала. Во рту появилась неприятная горечь. Маленькая передышка. Если она снова начнет двигаться, по окончании буферного периода снова активизируется насос. Это может произойти через тридцать минут или через тридцать секунд в зависимости от наркотика.

Джени посмотрела на дверь. Странно, что к ней никто не заглядывает. Наверняка ведется мониторинг всех жизненных показателей, неужто никто не заметил повышения активности?

Она заработала руками и ощутила жжение на правом запястье. Мне больно, такие ремни не должны причинять боль. Скорее всего у них тут крепления устаревшей модели и наложены неверно. А значит, здесь не привыкли иметь дело со связанными – это уже кое-что. Даст Бог, они не справятся с ней, если она освободится.

Джени попыталась высвободить левую руку – осторожно, но уверенно. Затем не так осторожно и более уверенно. Она не ощущала никакой боли, лишь давление. Когда ремень врезался в кисть, она потянула еще сильнее. Послышался приглушенный хруст, после чего рука подалась.

Джени посмотрела на кисть, мизинец беспомощно свисал, вывернувшись наружу. Большим пальцем она не могла пошевелить. Вся кисть онемела, Джени не чувствовала даже давления. Она ослабила ремень, стягивавший грудь. Большой палец создан специально для того, чтобы расстегивать пряжки, подумала она, пытаясь расстегнуть ремень, который она не видела, пальцами, которых не чувствовала.

– Как дела, капитан?

Джени встрепенулась. Борги присел на край тумбочки, положив на колени свой Т-40 как букет огромных роз.

– Мог бы и помочь, – ответила Джени.

Молодой человек пожал плечами, и от него пахнуло дымом.

– Не могу, мэм, вы и сами знаете. – Он, казалось, был очень этим удручен. И без того печальный взгляд стал еще мрачнее. – Йолан тоже здесь, – сказал Борги, тут же повеселев. – У нее появилась новая подруга.

Нагрудный ремень спал. Джени села и высвободила правое запястье и обе лодыжки.

– Они что, в коридоре, сержант? Выходит, ты знаешь, где мы находимся? – Она посмотрела на Борги, но у того сразу померкла улыбка.

– Не могу помочь вам, мэм, повторил он, – сами знаете. – Пока Джени сражалась с ремнями, он встал и перекинул Т-40 через плечо. До Джени донесся странный запах. Запах жженых перчаток? Нет, на этот раз было что-то другое, знакомое, но что именно… Пахло чем-то жженым, но не перчатками.

– Класс! – Джени хотела одернуть рубашку и вдруг нащупала голую задницу. Рубашка опускалась до колен только спереди. – Я же была одета. Где, вашу мать, мой костюм? – Она посмотрела на Борги, но тот снова пожал плечами. – Черт возьми…

За дверью послышались чьи-то голоса. Джени попятилась к кровати и приготовилась нырнуть под простыню, если кто-то вздумает войти, но дверь оставалась закрытой, только голоса стали громче.

– …Только через мой труп! Вызовешь протезиста, и – пиши пропало, – неистовствовал кто-то. – Будешь всю оставшуюся жизнь судна выносить!.. – В его голосе явно слышалась паника. Между тем новый приступ тошноты напомнил Джени о седативном насосе. Просунув под тонкий диск указательный палец, она нащупала на сгибе локтя небольшую ссадинку, а по руке уже разливалось пульсирующее тепло, словно червячки вверх поползли.

– У вас нет выбора, доктор, – заговорил другой человек. Этот не паниковал, но буквально вскипал от гнева. – Посмотрите на энзимы печени! Где вы видели такие показатели?

– А вы уверены, что правильно произвели калибровку анализатора? – возразил доктор дрожащим голосом.

Наступило молчание, говорившее само за себя.

– Я сделал пробу на наркотики, – наконец ответил гневный. – Когда-то в прошлом на нее в течение трех суток воздействовали асцертаном. В крови обнаружен метаболит

NCH-12. В последнем бюллетене чёрным по белому написано, что если у пациента положительная реакция на этот метаболит, мы должны немедленно поставить в известность ближайшего протезиста. Так что, доктор, будете звонить Кэлу Монтойе, или мне самому?

Доктор что-то сказал в ответ, но на этот раз тише, слова было трудно разобрать. Борги так и остался стоять у двери, а Джени вернулась к кровати. У изголовья, словно грозный часовой, стоял передвижной штатив. Джени взяла его, приподняла, попробовала на вес, махнула им из стороны в сторону, как бейсбольной битой.

– Тяжелый, капитан? – Борги принялся исследовать содержимое одноразовой посуды, стоявшей на столике, и брезгливо сморщил нос.

– Ничего, сойдет, сержант. – Держа штатив в правой руке, Джени направилась к двери. Та при ее приближении открылась, За дверью, как выяснилось, находилась просторная комната со всевозможным лабораторным и диагностическим оборудованием. Доктор и его разгневанный коллега стояли спиной к Джени, склонившись над письменным столом, и продолжали спорить. Стол был завален стопками книг^ карточками и сотней всяких бумажек.

Разгневанный обернулся. Его лицо показалось Джени знакомым. Кажется, это он за Анж присматривал. От неожиданности врач потерял дар речи. Защищаясь, он неуклюже поднял руку, но было поздно. Джени наотмашь двинула по нему штативом.

Оба мужчины были в белых халатах. Джени сняла халат с доктора: он не так перепачкался кровью. Одевшись, она принялась шарить по стеклянным шкафчикам в поисках жидкости для формирования пленки. Наконец она нашла то, что искала. Пленка сделала её глаза светло-карими. Но, увы, оказалась не очень качественной, зелень просвечивала сквозь нее.

– Вы как привидение, капитан, – сухо заметил Борги, когда они выходили из кабинета.

– Выбирайте выражения, сержант. – Джени хотела улыбнуться, но когда она взглянула на Борги, улыбка застыла у нее на губах. В последние несколько минут его лицо как-то странно переменилось: местами потемнело, местами покрылось волдырями. Вместо одного уха зияла кровавая рана. Неприятный запах, неотступно следовавший за молодым человеком, стал резче.

– Борги, я что, умираю? – спросила она. – Или только мозгами поехала?

Ее подчиненный, погибший сержант, смотрел на нее затуманенными глазами. Его взгляд мутнел на глазах.

– Капитан, ничем не могу вам помочь, это все – вы, – ответил он хриплым от безысходности голосом. – Ваши вопросы, ваши же и ответы.

В коридоре Джени остановилась попить у автомата с питьевой водой. После пятого стаканчика Борги начал нетерпеливо переминаться с ноги на ногу. Она неохотно швырнула пустой стакан в утилизатор и поспешила за своим другом. Джени ловила на себе недоуменные взгляды встречных, но их больше интересовала ее одежда, чем она сама. Странно, никто не попытался их остановить или заговорить с ними. То есть со мной, никто не попытался остановить меня. Ее сержанту не о чем было волноваться, у него был особый камуфляж. Дружище Борги, с нежностью подумала Джени, глядя на дымящуюся спину молодого человека.

– Сержант Бургойн, вы знаете, куда мы идем? – спросила она.

– Да, мой капитан. – Борги обернулся. Второе ухо, а вместе с ним и большая часть щеки успели выгореть. Желто-белые волдыри пузырились на уцелевшей коже. У Джени к горлу в очередной раз подкатил горьковато-кислый ком. Теперь она знала, что это за запах. Между тем Борги вел ее через приемную и дальше – в офис. На стенах висели дорогие полотна, из окна открывался вид на озеро. Все по-прежнему, только теперь ночь. В лунном свете Джени увидела сидевшего за столом человека. Она ожидала увидеть мужчину, но оказалось, что это женщина, ее подруга, мертвая, конечно, как и Борги. Удивительно, этот факт волновал ее все меньше и меньше.

– Йолан. – Джени медленно подошла к столу. Капрал подняла на нее свои печальные задумчивые глаза. Коротко подстриженные волосы были, как всегда, аккуратно причесаны. Но вот форма вся перепачкана кирпичной пылью. Йолан вяло кивнула, и от нее пахнуло дымом. Руины Кневсет Шеры стали ее могилой. Удивительно, ее мальчишеское лицо ничуть не пострадало, но вот тело…

Кости в мешке. Вот все, что от нее осталось. Борги подождал, когда Джени отвернется, упал на колени и сгреб изувеченное тело в объятия. Конечно, они так любили друг друга! Джени знала об этом, но виду не подавала. Но однажды Борги попросил ее убедить Ньюмана не оставлять Йолан на базе в Рота Шере. Ньюман не хотел брать ее в Кневсет Шеру, он не доверял ей еще больше, чем Джени.

– Я убил ее, капитан, – кричал Борги. А полуразрушенные стены вторили ему жутким эхом, неотступно следуя за Джени, когда она шла по коридорам после бомбежки.

А я помогла, сержант.

– Мы были вынуждены прийти сюда, – объяснила Йолан Борги, который смотрел на нее с напускной строгостью. – Она очень боится, боится случайно столкнуться с ним, когда она не будет к этому готова. – Йолан нахмурилась и повернулась к Джени. – Пусть вы и старше по званию, только попробуйте ее обидеть, и обещаю, вы вылетите отсюда. Она достаточно пережила. – Капрал запрокинула голову, и кресло тоже качнулось. Джени стало не по себе, когда она представила, как Йолан будет передвигаться.

– Хорошо, хорошо, – закивала Джени, – понимаю, основное подразделение – можно и покомандовать. – Краем глаза она уловила какое-то движение и повернулась. – Ты?!

Посреди офиса стояла Бета Конкеннон в смятой одежде со спутанными волосами. Она хотела что-то сказать, но сморщилась и прижала руку к горлу. Джени заметила, что вокруг шеи у Беты был повязан голубой шарф, и она вопросительно посмотрела на Йолан. Та, невозмутимо глядя в ответ, пояснила:

– Это я дала ей шарфик, она очень стесняется синяков.

– Бедняжка, – укоризненно сказала Джени, – по ее милости ее лучшего друга обвиняют в её убийстве. Она предала всех, с кем работала и для кого работала. Она лгунья и предательница, и соучастница в убийстве Лиссы ван Рютер! И она одна из нас, черт возьми. Я бы на ее месте не посмела и носа сюда сунуть!

– Если человек из колоний, капитан, то вовсе не обязательно, чтобы он был образцом добропорядочности. – Йолан говорила с расстановкой, словно поучая ребенка. – Вы достаточно долго прожили там, чтобы понять это. Кроме того, в глубине души вы догадывались, что собой представляет Бета. Но вы закрыли на нее глаза лишь потому, что она из колоний, потому что она была инспектором, как вы. Быть может, если бы вы меньше ей доверяли, она была бы все еще жива.

– Ты несправедлива, Йолан, – зашамкал Борги: его губы распухли и покрылись волдырями. – Не вешай на нее еще и это.

– Но ее это устраивает. – Йолан не сводила глаз с лица Джени. – Она сама хочет, чтобы ее распяли, даже молотки и гвозди направо и налево раздает. Инструкция, где прибивать, прилагается. – Голова капрала перевесилась через спинку стула, и Борги заботливо ее поправил. – Ничего не выходит, да, капитан? И не выйдет до того дня, когда вам суждено умереть. А после вам уже будет все равно. – Она посмотрела на Бету. – Но никто не заслуживает такой смерти, какой умерла она. Позаботьтесь по крайней мере об этом. Делайте то, что в ваших силах.

Джени выглянула в окно, посмотрела на под, окинула взглядом стены. Она лишь избегала смотреть в глаза этим троим, которые молчаливо глядели на нее. Трое мертвых. До чего ты дошла, если привидения более человечны, чем ты. 3уд в правой руке был на грани боли. Розовато-оранжевая сукровица проступила сквозь рукав халата. Правое плечо горело, дышать стало тяжело, так, словно она была в респираторе. Джени заставила себя посмотреть на Бету.

– Это был Риджуэй.

Бета медленно кивнула, придержав рукой голову.

– Все это время ты работала на него, так? Последовал еще один натужный кивок.

– Он и помогал тебе подделывать документы, которые Лисса брала с собой в Нуэво. В клинике у него был сообщник – врач, который намеренно вызывал гиперстимуляцию Лиссы во время регулярных сеансов шоковой терапии. Наконец по пути в Ширу под воздействием мощной галлюцинации Лисса разбилась о скалы, и Риджуэй решил, что единственный оставшийся в живых человек, который знал о причастности Эвана к взрыву, погиб.

Джени перевела взгляд на Борги. Что она ожидала увидеть на его обуглившемся лице, выражение удивления?

– Но у тебя были друзья среди людей премьера, – продолжала она, – они и рассказали тебе о подозрениях Улановой и Као. Ты подружилась с Лиссой незадолго до ее последней поездки. Она доверилась тебе и передала для хранения документальные доказательства. Сначала ты хотела преподнести их Риджуэю в обмен на что бы то ни было и пожадничала. Тебе и в голову не приходило, что он может тебя убить.

Губы Беты зашевелились в немой мольбе. Но тут из приемной донеслись чьи-то шаги.

Джени скользнула за высокое, по плечи, комнатное растение. Бета, Борги и Йолан остались на своих местах. В комнату ворвался Дюриан Риджуэй и прошел прямо сквозь Свою скорчившуюся от ужаса жертву. Подойдя к столу, он принялся выдвигать один ящик за другим, словно искал что-то. Наконец со вздохом облегчения он вытащил из нижнего ящика серую папку и бросил ее на стол. Затем, не обращая внимания на Борги и Йолан, читавших у него через плечо, он принялся листать подшивку, бормоча что-то себе под нос.

Джени шагнула из-за растения, невзирая на отчаянную жестикуляцию Борги.

– Там его нет, бабуля.

Риджуэй вздрогнул и медленно поднял глаза.

– Риза!.. – Руки безвольно сползли со стола. – Я думал, что вы в изоляторе.

– Я только что оттуда. – Она шагнула к столу, намереваясь обойти его, но Риджуэй подскочил и кинулся в противоположную сторону. – Распечатка из консульства, та самая, в которой отражен звонок Эвана в депо, – ее там нет. – Джени двинулась к нему, но остановилась, когда поняла, что Риджуэй пятится к двери. – Она в руках у тех, на кого в действительности работает Джинни Дойл, и, судя по вашему поведению, это отнюдь не вы.

– Капитан Килиан, Джени, звонок, зафиксированный в этой распечатке, не является прямым доказательством. Персонал депо поддерживал постоянную связь с сотрудниками консульства. И это оправданно, учитывая сложившиеся обстоятельства. Вы ведь и сами должны помнить.

– Этот аргумент несостоятелен в силу вашего же, Дюриан, поведения. Когда пропала Бета, вы первым подняли панику. Потом вы повели Дойл по ложному следу, подсунув ей Стива. Когда он исчез, вы перевели все стрелки на меня. Что угодно, лишь бы отвлечь внимание от Эвана. Он сказал мне, что вы сделаете все, что считаете необходимым. Не прикидывайтесь дурачком. Если все кругом зелено, к чему лишние хлопоты? Зачем вам метла и грабли, если кругом чистота? – Руки Риджуэя по-прежнему не были видны из-за стола.

У него пистолет. Джени взглянула на Борги, который перешел на другую сторону комнаты и теперь стоял возле софы. Бета встала около, держа одну руку на горле, а другой зажав рот. Йолан сидела на софе, закинув ноги на журнальный столик и сложив руки на коленях.

– Он вооружен, капитан, – сказала она.

– Знаю, – ответила Джеки.

Риджуэй насторожился.

– По-прежнему бредите, Джени. И кто же теперь поддерживает беседу? Рики Ньюман?

– Не угадали, Хорошая галлюцинация тоже может принести пользу. – Жгучая боль в руке утихла, и теперь она лишь немного саднила. – Я вижу Бету, она вон там, у софы. – Джени подняла руку, чтобы показать, и Риджуэй отпрянул, словно ожидал удара. Он выхватил пистолет и направил Джени в грудь. Прямая линия огня, один выстрел – треск грудины, прямое попадание в сердце. Даже имплантант ничего не сможет поделать,

На этот раз получится.

Вот молоток, гвозди. Джени сделала один шаг, другой. Чего же ты ждешь?

Бета зашлась в немом крике.

Прозвучал выстрел. Джени пошатнулась. Удар развернул ее влево. Мимолетная боль в левом плече сразу над локтем и… все. У Джени словно второе дыхание открылось. Она посмотрела на беспомощно свисавшую руку – то, что он нее осталось. Вследствие сквозного ранения произошло отторжение кисти и половины предплечья. Розовато-оранжевая сукровица капала из запекшегося обрубка, разлетаясь брызгами вокруг комка синтетической плоти, лежавшего на ковре. Джени подняла глаза на Риджуэя. Тот ошарашен но смотрел в ответ.