Текст книги "Кодекс поведения"

Автор книги: Кристин Смит

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 25 страниц)

– Никто меня не арестует. Я свалю задолго до того, как они спохватятся. – Он жевал незажженную сигарету. – А эта ваша страшилка о тяжелой жизни беглых… Bы ведь все придумали, правда? Вы – обычная конторская крыса, откуда вам знать все эти подробности? – Он смотрел на Джени, как-то странно улыбаясь. Улыбка, затаившаяся в уголках рта, то исчезала, то появлялась снова. – Выдумали все, чтобы попугать нас с Бетой.

– Ах это… – Джени опустила глаза, – Расколол. Конечно, я немного преувеличила. До завтра, – бросила она на ходу и вышла из кабинки.

Взглянув на часы, Джени направилась к лифту. На ужин с Эваном она сегодня опоздает, но когда она ему все выскажет, он пожалеет, что она вообще пришла.

Глава 19

Джени влетела в обеденный зал и, не обращая внимания на попытку метрдотеля объявить о ее приходе, пронеслась к передвижному бару. Эван, сидевший за столиком спиной к двери, при появлении Джени встал и, пошатнувшись, шагнул ей навстречу.

– Господи, что ты так несешься? – улыбнулся Эван, по привычке помешивая содержимое стакана. – Могла бы не спешить. Я сегодня целый день предоставлен самому себе: такая редкая возможность расслабиться.

Джени налила себе стакан воды, а Эван продолжил с наслаждением потягивать свой бурбон. В выпивке он всегда знал меру. Официальный термин, встречавшийся в отчете, – «контролируемый алкоголизм». Он исправно принимал дегидрогеназу и витамины, а в банке внутренних органов для него хранилась готовая к пересадке печень. Раз в году он проходил комплексное обследование на выявление начальных признаков алкогольного психоза. Он заявил, что не собирается ограничивать себя в выпивке: зачем лишать себя удовольствия, если есть высококвалифицированный персонал, который и должен заботиться о его самочувствии?

Эвай окинул Джени взглядом.

– А я надеялся, что ты оденешься, как на «Арапаго», – разочарованно сказал он. – Я представлял тебя в том наряде.

Сам он был одет в строгом соответствии с требованиями этикета: черный вечерний костюм, снежно-белая рубашка с ониксовыми запонками. Не хватало только красной розы в петлице.

– Тебе наплевать на то, что случилось с Лиссой. Последние два года вы с ней почти не общались. – Джени подошла к сервировочной тележке. В животе сосало. Как же она проголодалась! – Ты узнал, Что комиссия внутреннего расследования взялась за отца и его темные делишки времен гражданской войны. Честь ван Рютеров была поставлена на карту, и тебе понадобился человек, который бы ориентировался в документации Рота Шеры, чтобы раскопать и уничтожить служебные бумаги, подписанные Эктоном как личная корреспонденция, дескать, «искренне ваш». – Завидев корзинку со сдобой, Джени схватила еще горячую булочку и сразу откусила едва ли не половину. – Ты рассчитывал, что я буду помогать тебе из страха за собственную задницу? Может, тебе напомнить, что ту же ошибку совершил твой обожаемый дядюшка Рик?

– Кто тебе все это наплел?

Вместо ответа Джени смерила Эвана испепеляющим взглядом, от которого тот даже поежился.

– Анаис не раз пыталась копаться в прошлом отца, но всякий раз оставалась с носом.

– Пресловутая катастрофа вовсе не была несчастным случаем. Анаис может доказать, что по приказу Эктона на борту была установлена бомба. На пару с Ньюманом они незаконным путем выудили у Лоум имплантационную технологию. В свою аферу они пытались втянуть и меня. Я отказалась. Когда Рикард на меня наехал, я в ответ применила силу. – Джени закрыла глаза. Этот запах жженой кожи опаленной выстрелами перчатки она, наверное, никогда не сможет забыть. – Но Эктон сделал все, чтобы последнее слово осталось за ним.

– Об отце можно много чего рассказать. Он свято верил в Содружество и ни за что бы не поднял руку на его сыновей.

– Ты с такой уверенностью говоришь об этом после того, что случилось с Мартином?

– Тем более после того, что случилось с Мартином. Честь Рода для ван Рютеров всегда была превыше всего, ради нее мы готовы пожертвовать самым дорогим, Джен. Отец не мог допустить, чтобы представитель другого Рода принял из его рук почести и славу. – Эван подошел к бару и снова наполнил стакан бурбоном. Даже льда не положил, не говоря о том, чтобы разбавить водой. – Я не пытаюсь отрицать того, что случилось с тобой, и понимаю, что Рикард был серьезно замешан, но поступки отца – это мое, сугубо личное, дело. О новой технологии Лоум он узнал лишь после окончания войны. Мартин стал первой жертвой во имя величия Рода. Второй – Сирена и Джеральд. Затем пришла очередь Лиссы. И если эти жертвы не были оправданными, то платить за них мне и так, как я сочту нужным. – Он сделал большой глоток. – Вот уж который год Анаис сует свой длинный нос в дела нашей семьи, но до сих пор ей не удавалось ничего разнюхать. А тут вдруг она решила, что ей повезло.

Джени присела на край стула. Ломоть хлеба, глоток воды, сколько раз ей приходилось вот так, наскоро, утолятьлчшод, прежде чем в очередной раз сорваться с места.

– Не забывай, что на этот раз у нее была Лисса. Она сослужила ей хорошую службу: у нее были основания ненавидеть Эктона. Лисса страстно желала, чтобы все кругом знали, что он сотворил с Мартином.

– Но она упорно отказывалась понимать, что при этом может пострадать и ее собственная репутация. Люди непременно спросят, как она допустила это. Сколько раз я пытался ей объяснить, но она и слышать не хотела. Все мои разумные доводы были для нее пустым звуком. Я, как магнит, притягиваю к себе женщин, для которых разумные доводы – пустой звук. – Эван сделал несколько шагов к Джени, но остановился на расстоянии вытянутой руки. – Дюриан рассказывал мне о твоей сегодняшней вынужденной экскурсии. Неужели ты не понимаешь, чего добивается Анаис? Она хочет проложить трещину в наших отношениях и перетянуть тебя на свою сторону.

– Что-то в этом есть. – Джени стряхнула с пальцев крошки. Проглоченный на голодный желудок хлеб лежал в животе слипшимся комом. – Ровно через неделю комиссия внутренних расследований обнародует результаты, при этом будет поднят вопрос об отстранении тебя от должности, – Откуда ты знаешь?

– Я прочла отчет.

В одно мгновение выражение лица Эвана сменилось несколько раз. Удивление, восхищение, гнев, страх.

– Ну… ты… даешь… – наконец выговорил он, нанизывая слова, словно бусины на нить. – Как ты ухитрилась его раздобыть?

– Не важно. – Джени выудила из корзинки вторую булочку. – Кстати, у меня его больше нет. – В буквальном смысле это была правда. Она спрятала его в женской раздевалке возле спортзала. – Да ты как будто и не удивлен его содержанием.

– Мне самому сегодня удалось раздобыть копию. Выдумка чистейшей воды, но интересно, зачитаешься. Хотя в нескольких местах наблюдаются серьезные пробелы, общий ход повествования они не нарушают. Так что комиссия не случайно не удосужилась их заполнить. – Эван вперил в Джени свой пресловутый кобальтовый взгляд, вот уже двадцать лет помогавший ему набрать необходимое количество голосов. – Это, случайно, не Анаис тебе подбросила экземплярчик?

– С чего ты взял?

– Она использует тебя, Джен, выжмет из тебя все соки и выбросит на помойку.

– Ты предлагаешь мне нечто большее?

– Я готов предложить тебе все, что угодно, только скажи. – Эван сел на стоявший рядом стул, но не придвинул его, чтобы ни один его жест нельзя было истолковать как угрожающий. – Я всегда помнил о тебе и всю жизнь жалел о том, что все так случилось. Я был счастлив с тобой в Рота Шере, как никогда в жизни. Я хочу вернуть свое утраченное счастье.

– Эван, не лги мне. Ты привез меня сюда, чтобы спасти репутацию подонка Эктона.

– Я привез тебя сюда, чтобы заботиться о тебе! – Сжавшие стакан пальцы побелели! – Ты натерпелась в жизни, во многом из-за меня, я хотел бы искупить свою вину. Яуже подыскал для тебя дом, работу, если ты захочешь работать. Я обо всем позаботился.

– Я ни в ком не нуждаюсь и могу позаботиться о себе сама.

– Видел я, как ты о себе заботишься, и вижу, что из этого получилось. Хватит копаться в столетнем дерьме, пусть мозги немного остынут.

Но думать – это то, что у-меня лучше всего получается. Планировать. Вычислять. Делать вид, что уступаешь, тем временем собираясь с силами. В библиотеке, сидя за компьютером, ей удалось найти свою служебную характеристику. Что изменилось в ней за эти годы? Я та же, что и была, только опыта прибавилось, а с ним и уверенности в себе.

– Быть содержанкой не по мне, Эван. Я предпочитаю платить за себя сама. – Джени спокойно смотрела в глаза Эвана и, когда заносчивость в них уступила место неуверенности, добавила: – Так, как считаю нужным.

Эван откинулся на спинку стула. Он весь посерел, тени под глазами стали еще глубже.

– Анаис тебя идентифицировала? Она знает, что ты Джени Килиан?

– Нет, они пытались меня сканировать, но в служебном удостоверении данные совсем другие.

– В таком случае тебе нечего бояться. Не позволяй ей себя запугать, у нее против тебя ничего нет! – Наконец Эван решился на прикосновение и положил руку на колено Джени. – Просто помалкивай. Увидишь, она ничего не сделает, Держись за меня, в свое время я не одну атаку отбил. – Расценивая молчание Джени как согласие, Эван нажал кнопку на пульте, лежавшем на столе. Тут же появились официанты в форме и подали первое.

– Что интересного произошло у тебя за день? – спросил Эван, когда они снова остались одни. – Кроме того, что тебя похитили, а потом ты выкрала секретные документы Кабинета?

– Так, ничего особенного, слонялась из угла в угол. – Джени вылавливала из супа кусочки грибов. В последние несколько месяцев ее от них просто воротило. – Сходила в библиотеку.

– Похоже, у тебя завелись интересные знакомства. – Эван до краев наполнил стакан. – Дюриан говорил, что тебя видели со Стивеном Форелом. Он может многое рассказать об этом парне, характеристика получится далеко не лестная.

– Дюриан хочет наложить свои грязные лапы на Анжевин Уайл и ненавидит Стива за то, что тот ему мешает. Если бы он знал, как Анжевин в действительности к нему относится, он бы уписался от досады. – Джени съела то, что было съедобного в супе, и приступила к фруктовому салату. Когда она подняла глаза_? Эван с любопытством смотрел на нее, подперев голову ладонью.

– Сколько времени прошло с тех пор, как мы прилетели? – спросил он.

Он совсем близко. И страх как хочет, чтобы я сейчас протянула руку и прикоснулась к нему. Джени почувствовала, как вспыхнули щеки, и поспешно опустила глаза.

– Сутки. Немного больше.

Салат наполовину состоял из ломтиков яблока. Джени потянулась за перечницей.

– Сутки, немного больше, а ты столько всего узнала! Может, в моем штате еще какие-то любовные интрижки, о которых мне не мешало бы знать?

Джени повертела в руках перечницу. Ее форма ей определенно что-то напоминала.

– Ну, начальник фермерского бюро трахал у себя в кабинете всякую живность и снимал себя при этом на пленку. Правда, он уже с этим завязал, министерство сельского хозяйства запретило.

У Эвана глаза полезли на лоб. Он закрыл ладонью рот.

– Надеюсь, козочку нам сегодня не подают, – невинно добавила Джени.

Плечи Эвана сотрясались от смеха, сначала тихо, затем сильнее. Сколько Джени его помнила, он всегда вот так беззвучно смеялся. Он хотел было что-то сказать, но подавился. Лицо налилось кровью.

Джени продолжала невозмутимо жевать. Спустя минуту она соизволила протянуть руку и стукнула Эвана по спине. Тот судорожно вздохнул и закашлялся.

– Не помню, когда я в последний раз… Черт, Джен, что ты… со мной делаешь. – У Эвана от смеха даже слезы выступили. Он промокнул глаза салфеткой и уронил лицо в ладони, не в силах отдышаться. – Помнишь… как они… вышвырнули нас… из бара… в консульстве… о-о… – Последовал новый приступ смеха, на этот раз, правда, не такой продолжительный. Наконец, когда к Эвану вернулась способность говорить внятно, он спросил: – Ты ведь останешься, если они не могут тебя идентифицировать…

Джени изучала надписи на перечнице. Остановив свой выбор на специи под названием «земляная хабанера», Джени сыпнула ее немного себе в салат.

– Что, если тебя заставят подать в отставку?

– Заставят – подам, перееду в Блавс, в свой очаровательный домик и буду наслаждаться вынужденным досугом. Скажи-ка, Джен…

– Наслаждаться досугом? Да у тебя крышу сорвет. – Она кашлянула. Хабанера оказалась очень даже ничего.

– Не сорвет, если рядом будешь ты. Я и сегодня буду крепче спать, если буду знать, что могу на тебя рассчитывать. Могу ли?

– А что заставляет тебя в этом сомневаться? Эван потер висок.

– Ты опять уклоняешься от ответа, как всегда, держишь в поле зрения путь отступления. В Рота Шере твой увертки сходили тебе с рук, но сейчас я нуждаюсь в однозначном ответе. Я могу рассчитывать на твою поддержку или нет?

Как всегда, дай и дай… А что взамен? Похоже, не только она не изменилась со временем.

– Слепая преданность не по мне, Эван. Я должна знать, на что могу рассчитывать.

– Подобные ситуации в своем развитии следуют определенным тенденциям. Примерно на полгода меня словно вычеркнут из политики, не будет ни одного официального упоминания обо мне, лишь близкие друзья будут иногда названивать, чтобы убедиться, что я по-прежнему в добром здравии. Затем начнутся визиты. Былые единомышленники станут приходить за советом; былые противники – чтобы пощупать мой пульс. Год-пол-тора, и я буду готов к новой попытке баллотироваться. Все вернется на круги своя, будто я никогда и не уходил.

– Звучит, как теорема.

– Так было с отцом, так было и Со мной. – Эван помешал суп, к которому он едва притронулся. – Политика! – скривившись, он смотрел, как Джени ест свой салат. – Ты, помнится, говорила, что мама у тебя большой знаток специй. Никогда бы не подумал, что ты имела в виду это. – Он кивнул на салат. – Я бы сказал, не хватает тонкости. Что происходит, Джени?

Джени посмотрела в тарелку. – В каком смысле?

– Шеф-повар «Арапаго» мог бы рассказать немало интересного о твоих кулинарных привязанностях.

– Ты что, приказал, чтобы за мной следили?

– Не я, Дюриан.

– Ах Дюриан!

– Я допускаю, что он делал это не из самых чистых побуждений, но пару часов назад, когда мы с ним говорили, он казался искренне озабоченным. – Эван поставил локти на стол и соединил вместе подушечки пальцев. – Он попросил меня задать тебе несколько вопросов, например: правда ли, что ты стала пить больше воды?..

Джени отставила наполненный до краев стакан – третий. Хотя нет, уже четвертый…

– …и правда ли, что тебя тошнит от некоторых продуктов, которые ты раньше ела совершенно спокойно. – Эван взглядом указал на салат Джени. – Тебе не кажется, что у тебя изменились вкусы? Стали, как показалось бы большинству нормальных людей, странными? Быть может, ты замечала необычные мышечные боли или необъяснимое расстройство желудка?

– Ты прямо как Джон Шрауд. – Джени деланно засмеялась. – Регулярный опрос, через два дня на третий, в одно и то же время, в одной и той же палате с мягкой обивкой.

Стоило ей закрыть глаза, и в памяти всплывали голые Желтоватые стены и миостимулятор, нахохлившийся в углу, словно неуклюжее орудие пыток.

Голос Эвана рассеял эту безрадостную картину.

– Джени, в колонии один человек умер, а начиналось все

с таких вот симптомов. Не лги самой себе, я бы хотел, чтобы ты показалась врачу.

Джени украдкой взглянула на ладони – правая едва заметно дрожала. Ну и что же, просто ее разозлили. У этого парня из гаража постоянно болел желудок. Допустим, у нее тоже. Потом, его постоянно рвало. Так. Ах да, однажды его перемкнуло, и он решил прикончить свою бабушку. Поскольку бабуля двадцать лет, как почила, он дотла сжег лазером подушку. Доктора назвали это печеночным умопомрачением. У этих ребят диагнозов – на все случаи жизни.

Но я же не покушаюсь на покойных бабушек. Сто лет они ей снились. К тому же в Северном Порту все говорили, что парень загнулся из-за продуктов, купленных у хааринцев. А кто на Вэйлене их не пробовал? Она ими всю сознательную жизнь питалась – и никаких проблем. Успокоившись, Джени с жадностью набросилась на воду.

– А я бы хотела, чтобы ты перестал пить, – сказала она, отдышавшись. – Мало ли чего мы хотим?

Как по команде вошли два официанта. Они молча сновали по залу, убирая грязную посуду и украдкой поглядывая на их столик.

– Уговор, – сказал Эван, когда они ушли, – я решу свою маленькую проблему, когда ты займешься своей. – Он принялся за ростбиф. – Не козочка и не цыпленок, – улыбнувшись, сказал он.

– Я здорова. – Для пущей уверенности Джени сыпнула хабанеры и в мясо. – Прости, если мой колониальный вкус оскорбляет ранимую душу землянина, но твои предубеждения – это еще не диагноз.

– Как знаешь, Джен, я не буду настаивать, по крайней мере пока.

И за столом воцарилось молчание.

Закончив обедать, они перешли в прилегающую гостиную, где их ждали десерт и кофе. Эван подошел со своей чашкой к бару и, вызывающе глядя на Джени, плеснул себе щедрую порцию бренди.

– Ты ведь хотела поговорить о Лиссе. Раз уж ты прочла отчет, наверняка у тебя появились вопросы.

У Джени поднялась изжога – словно горящую головню подложили.

– Я уже и так поняла, что она была имплантирована, результаты расследования только подтверждают это. Если не ошибаюсь, она хотела пройти через то, что пережил Мартин. Но ей неправильно подобрали химиопрепараты для шоковой терапии. Все это не так трудно вычислить, если знаешь, что искать. – Джени вспомнилось хронологическое описание периода кризиса, которое она видела в журнале. Кому-то состояние Лиссы было на руку. Этим людям не составило большого труда представить ее смерть как несчастный случай.

Эван облокотился на стойку бара.

– Казалось бы, напротив, это должно было ей помочь, – сказал он упавшим голосом. – Служба использовала имплантацию для получения безупречных солдат. Она и Лиссе должна была помочь совладать с пережитым горем.

– Лиссе имплантация была строго противопоказана. Ее психика и так уже была надломлена, а операция все только усугубила. Не помогла даже регулярная шоковая терапия. Лисса была обречена на имплантацйонный психоз. Если бы она была на службе, то не прошла бы даже начальную подготовку, ее бы классифицировали как склонную к истощению и исключили бы из программы. Эван грустно улыбнулся.

– Им плантационное истощение. Слышал, на совещаниях о нем частенько упоминают. – Он поднял глаза на Джени. – У тех, кто к нему склонен, галлюцинации гораздо ярче, чем у обычных реципиентов, в пограничных случаях, как у тебя – тоже.

– Смотря что ты называешь галлюцинацией. У меня проблема главным образом с запахами. В активной фазе я просто задыхаюсь от запаха ягод. Слава Богу, до голосов дело не дошло, и всяких там пауков, вываливающихся из стен, я тоже ни разу не видела.

Глядя перед собой невидящим взглядом, Эван медленно подошел к Джени. Он тяжело опустился на стул с той обреченностью, которую Джени испытывала по отношению к миостимулятору. Это неприятно, но хочешь ты того или нет, деваться некуда: надо.

– Как-то раз, примерно через год после гибели детей я заехал к Лиссе без предупреждения. Мы уже дошли до того, что извещали о своих визитах заранее. Она сидела у себя в спальне, одна, и так безмятежно улыбалась, что я подумал было, не накололась ли она. Как врач, она имела доступ к медикаментам. – Он поставил чашечку с кофе, испорченным непомерным количеством бренди, себе на колено, и Джени видела, как поверхность кофе дрожала.

– Она разговаривала. С ними. Наконец она меня заметила, или, скорее, почувствовала, и спрашивает, идет ли Мартину его школьная форма. Он, дескать, только что сказал, что хочет быть врачом, как его мама. Я просто выскользнул из комнаты и удрал. – Эван поднял чашку. – Тогда я пил гораздо меньше, чем сейчас, но после этого случая…

Джени сделала маленький глоток кофе. – Ты что, не знал?

– Насчет имплантации? – Эван покачал головой. – До сегодняшнего дня, пока не прочитал отчет. Говорю, я думал, что она колется.

– Вы же постоянно контактировали, неужели до тебя не дошло?

Эван откинулся на спинку стула.

– Не знаю, может, я отказывался об этом думать. Понимаешь, чувствовал себя не вправе расспрашивать. К тому времени я успел понять, что мы с Лиссой каждый по-своему замкнулись в своем горе, каждый нашел свое убежище, Да, я не позволил сделать вскрытие, и это подтолкнуло Као на тропу войны. Но мне хотелось уберечь ее от… от вторжения. Я считал, что она это заслужила. Так сказать, последний благородный жест во искупление былых ошибок. – Взгляд Эвана был полон неподдельной скорби. – Это может звучать чудовищно, но, по-моему, убийца сделал ей одолжение, и знаешь, иногда у меня возникает желание, чтобы они и мне оказали ту же услугу. – Он налил себе еще кофе.

Джени недовольно поерзала на стуле. Болела спина, угрожающе заурчал желудок. Не хватало еще, чтобы он здесь напился.

– Не волнуйся, – сказал Эван, словно читая ее мысли. – Только кофе, пока ты не уйдешь. Обещаю. – Он погрозил Джени пальцем. – Но я настаиваю, что после ты позволишь мне вернуться в мое убежище. Я его заслужил. В последние месяцы оно стало для меня вторым домом. – Вдруг, повернувшись к задрапированному окну, он сказал: – Я хочу тебе кое-что показать, думаю, тебе понравится. – Он нажал кнопку на пульте дистанционного управления. Шторы раздвинулись. – Ну как?

Взору открылся волшебный мирок, в котором все искрилось и сверкало в свете невидимых прожекторов. По бокам протянулись два ряда коротко остриженного заснеженного кустарника. Местами, словно башни сказочного города, возвышались стилизованные в форме куполов и шпилей вечнозеленые растения. Третий ряд кустарника соединял первые два и был выстрижен в форме подвесного моста, и все это – на фоне ночи в качестве основной декорации.

– Ничего, – безразлично ответила Джени. Весь этот сказочный мир, несмотря на свою воздушность и легкость, оставался холодным и безжизненным. К тому же сейчас она не была расположена к восприятию прекрасного: от очередного спазма в кишечнике ее проняла дрожь.

Эван выбрал на подносе с фруктами яблоко.

– Я заказал это специально для Немы. После приветственной церемонии в большом зале должен был состояться бал. Так сказать, мост дружбы – в подарок великому миротворцу. Незамысловато, быть может, но, по-моему, вполне уместно. – Он задумчиво жевал яблоко. – Као и Уланова, конечно, были против. Они боялись, что это его травмирует. Много они понимают! Пришлось перенести композицию сюда. Если эти две язвы когда-нибудь выберутся сюда пообедать, у них от восхищения челюсти отвиснут. Посмотрим, что они тогда скажут. Да, если погода будет хорошей, я под самим мостом столики поставлю.

Он прикоснулся к руке Джени.

– Как тебе удалось выжить? Когда дети… Я думал, мне конец. Как же ты выкарабкалась? – Он нежно провел пальцем по запястью Джени по левому запястью. Все, что она ощущала, – это только давление. – О чем ты думала, когда выздоравливала? Ты ведь понимала, что все потеряно, как же ты вернулась к жизни?

Джени прижала к животу руку.

– Я сказала себе… – Она запнулась. Вот в чем дело. Она сказала себе, и никому другому. – Я сказала себе, что кроме меня никого не осталось. Если я умру, кто будет помнить о том, что произошло в Кневсет Шере? – На этот раз она произнесла название правильно, дополнив его соответствующим жестом правой руки, изображавшим движение песчаных дюн.

Эван сжал руку Джени.

– Если это послужит тебе утешением, знай, о тебе не забыли. Я видел твое дело. В архиве суда оно двухметровую полку занимает.

– Я не это имела в виду. – Джени замерла. Даже желудок успокоился. – Я помню зной, помню песчаные бури, помню, что мне пришлось пережить, когда я вошла в комнату Евы Ятни – она стала первой жертвой, выдавила себе глаза большими пальцами и проломила глазницы. Ньюман назвал это самоубийством.

Помню и другого пациента, его звали Симеан Бару. Я видела, как он сдирал со щек кожу, словно апельсин чистил. Я не могла войти, чтобы остановить его: замок был заблокирован. Побежала за Ньюманом, чтобы узнать код, а он отказался мне его дать. Мы повздорили. Что произошло потом, ты знаешь.

Помню, как Бару и два других пациента бежали. Мы заботились о них как могли, но все слишком далеко зашло. У них были жуткие галлюцинации, они думали, что мы Лоум и хотим их убить. Они напали на Фелисио и Станлея и угнали автокар для перевозки тяжелобольных – единственное транспортное средство, имевшееся в нашем распоряжении. Мы не сумели их остановить. Я видела, как они исчезли за дюнами, а потом последовала вспышка. Это Лоум остановили их вместо нас.

Я помню завывание сирен, гибель капрала и последнюю ночь, когда я приказала сержанту Бургойну отвести всех в подвал. Я объяснила, что могут снова бомбить. И знаешь, как он посмотрел на меня? Я просто нуждалась в этом взгляде. – Он разжег в ней слабый лучик надежды, заставлявший ее идти вперед.

– Джени, – голос Эвана дрогнул, – если не хочешь, можешь не рассказывать мне все это.

При чем здесь хочешь или не хочешь?

– Я оставила их там, а сама вышла. Проверила пистолет, помолилась: а веста раул – спаси мою душу. Потом разрезала левую руку от запястья до локтя, смочила кровью тряпку и повесила ее над парадным входом больницы. Шозент ха серо – не введи меня во искушение, спаси мою душу. – Грубая красная тряпица и сейчас лежала у нее в сумке. Каким-то образом она попала с ней на корабль и уцелела после катастрофы. Джон Шрауд нашел ее под обломками и вернул Джени. – Было так тихо, нигде ни звука. Я знала, что Кневсет Шера имел большое значение для Лоумро. Они собирались его захватить и очистить от людской скверны. И настала Ночь Единения – причастие и молитва перед решающей битвой. Даже часовые уединились в своих палатках. И я отправилась за дюны, в их лагерь. Я помню, какая тишина там стояла.

– Джени…

– Я помню… двадцать шесть удивленных лиц, когда я двадцать шесть раз входила в палатки и двадцать шесть раз нажимала на спусковой крючок – порвала в клочья двустороннее соглашение и попрала все моральные устои идомени. Убивала их одного за другим, чего никогда не посмел бы сделать ни один идомени.

Она помнила, как перегрелась рукоятка пистолета и ладонь прикипела к ней. В ту ночь я стала с моим смертоносным оружием одним целым. Как настоящий солдат.

– Но главное, я помню о том, что я должна все это помнить, потому что стоит об этом написать, и многое потеряется.

Она должна помнить страх в глазах своих подчиненных, когда Борги вел их вниз по ступенькам, помнить, что только она знала, как сделать так, чтобы они вышли живыми обратно.

– Я должна помнить хотя бы потому, что все остальные слишком хотят об этом забыть.

Джени повернулась к Эвану, тот наклонился вперед, спрятав лицо в ладонях.

– Но не могут, – не убирая ладоней, глухо проговорил он, встал и прямиком пошел к бару. – Насчет того обещания… я беру его обратно. – Он налил полстакана бурбона, взглянул на Джени и наполнил второй. – Не думал, что такое, возможно, – сказал он, сунув стакан ей в руки, – но, по-моему, сейчас ты нуждаешься в этом больше, чем я.

Джени помешала содержимое стакана. Пары спирта проникли сквозь пленку, в глазах защипало. Брызнули слезы. Джени сделала большой глоток. Бурбон обжигал горло, как зной пустыни.

– Вот и молодец. – Эван приподнял стакан в знак тоста и последовал примеру Джени. Странно, он выпил гораздо больше, чем она, но его взгляд по-прежнему казался ясным.

– Как ты думаешь, что произойдет, если они обнаружат, что ты – это ты? – спросил он, глядя на Джени поверх стакана.

Джени сделала еще один глоток, на этот раз совсем маленький. Во рту все онемело.

– Трибунал и скорее всего приведение приговора в исполнение, если только идомени не потребуют моей выдачи. Они, наверное, хотят собственноручно меня прикончить. Представляешь, если они додумаются пригласить бригаду из Неоклоны, чтобы оживлять меня после расстрела? Так можно удовольствие на несколько лет растянуть. – Джени грустно улыбнулась. – Бедняга Джон… Он, наверное, попросит права выстрелить первым.

Джени застыла, боясь шевельнуться от внезапного болевого спазма в желудке.

– До этого не дойдет, обещаю. – Эван погладил руку Джени, а затем кивнул в сторону заснеженного сада. – У тебя не возникает желания просто нажать кнопку, и чтобы все исчезло – прошлое, все, что нас окружает? Чтобы остались только мы с тобой, и к черту все остальное?

Джени заставила себя кивнуть, но тут вдруг желудок судорожно сжался, она вскочила и бросилась к выходу. Эван в замешательстве подхватился было следом, что-то крикнул ей вслед…

Она не помнила, как оказалась у себя в ванной. Едва успела. Теперь она точно знала – спиртное не для нее, больше никогда в жизни… Споем песню настоящего солдата, куплет первый. Она упала на унитаз, и тут все вокруг завертелось. Все погибли товарищи, ты держись за меня. И Джени повалилась на пол, с размаху ударившись головой о кафель.