Текст книги "В вихре страсти"

Автор книги: Кристи Келли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 19 страниц)

Глава 13

Виктория выбежала из зала. Слезы застилали ей глаза, сердце разрывалось от обиды. Зная, что Сомертон в первую очередь станет искать ее в спальне, она решила не подниматься наверх. Очевидно, библиотека послужит более надежным убежищем. Она тихо проскользнула в темное помещение, закрыла за собой дверь и направилась к камину, в котором еще теплился слабый угасающий огонек.

– Добрый вечер, миссис Смит.

Виктория вздрогнула и обернулась в ту сторону, где расположился лорд Энкрофт с бокалом бренди в руке.

– Добрый вечер, милорд. Я не знала, что здесь кто-то есть.

– Вы плачете?

– Нет, – ответила она, поспешно смахнув слезу, катившуюся по щеке.

– Пусть будет так, – согласился он и легким кивком указал на соседнее кресло. – Почему вы одна, без Сомертона?

Виктория посмотрела на Энкрофта. Как странно устроена жизнь. Вот сидит мужчина. Бесспорно, красивый. Мало того – дружелюбный, внимательный и сердечный. Кажется, ему, в самом деле, нравится общаться с ней. А она? Почему ей представляется совершенно неотразимым именно Сомертон, а не этот, во всех отношениях более достойный, человек?

– Он был резок со мной, поэтому я предпочла уйти и побыть в одиночестве.

Энкрофт понимающе кивнул:

– Сомертон – сложный человек. – Он прищурился, глядя на огонь. – Хотел бы я знать, почему он стал таким ожесточенным.

– Стал?

– Зря я заговорил об этом. – Он поднял бокал и неторопливо отпил немного бренди. – Прошу простить.

Не желаете ли бренди или хереса?

– Нет, спасибо – поблагодарила Виктория, рассеянно перебирая пальцами складки на юбке. – Но мне было бы интересно узнать побольше о лорде Сомертоне. Вы дали понять, что он изменился. Я не ошиблась?

Некоторое время Энкрофт молча смотрел на нее, словно взвешивал про себя, что именно ей ответить.

– Да, раньше он был совсем другим. Быть может, он изменился просто потому, что повзрослел.

– Обычно, становясь взрослыми, люди не меняются столь разительным образом.

– С ним что-то произошло. – Он снова посмотрел на огонь. – Десять лет назад… Не знаю, когда именно, но где-то вскоре после его дня рождения. То, что случилось, превратило его из юноши, неравнодушного к людям, в жесткого, ко всему безразличного мужчину.

Десять лет назад. Интересно, это было до или после того вечера? Всякий раз, когда Виктория видела Сомертона до их рокового знакомства, он улыбался ей и, его глаза лучились добротой. И вот, спустя годы, она встретила его снова, но в нем и следа не осталось от прежней мягкости.

– Он не захотел рассказать вам, что случилось? – тихо спросила она.

– Нет. Несколько раз я пробовал поговорить с ним откровенно, потом оставил свои попытки. Я понял одно – событие, которое оставило столь глубокий след в его душе, он никогда и ни с кем обсуждать, не намерен.

– Спасибо за то, что согласились поделиться со мной, лорд Энкрофт.

– Будьте осторожны. Если вы полюбите его, он неизбежно заставит вас страдать.

Ну, это, слава Богу, ей не грозит. Она никогда не сможет полюбить человека, желающего причинить ей боль. Влечение, даже самое сильное, не имеет ничего общего с любовью. И все же, как было бы хорошо помочь Сомертону побороть демонов, которые поселились в его душе.

– Я не полюблю его, милорд. Разрешите попросить вас об одолжении?

Энкрофт допил остатки бренди и посмотрел на нее:

– Конечно.

– Я знаю, вам рассказали о том, кто я на самом деле. – Она покачала головой, предупреждая его возражения. – Прошу вас только об одном – сохраните мою тайну. Я не перенесу, если мои друзья узнают, кто я и чем занимаюсь здесь с Сомертоном.

Энкрофт прикрыл глаза и кивнул:

– Хорошо, мисс Ситон. – Он открыл глаза и улыбнулся: – Как же так получилось, что мы ни разу не встретились раньше?

– Честное слово, не знаю. Прежде мы чаще всего собирались в доме Эвис, а сейчас, когда она, Дженнет и Элизабет вышли замуж, нам стало труднее находить время для общения друг с другом.

– Наверное, в этом и состоит объяснение.

– Вы очень добры, лорд Энкрофт.

Глядя на его улыбку, Виктория вновь поймала себя на мысли о причудливом устройстве собственного сердца. Добрый, внимательный и красивый Энкрофт вызывал в ней исключительно дружеские чувства. Ничего похожего на то звенящее напряжение, которое возникало, как только Сомертон оказывался где-то поблизости. – Николас, ты здесь?

Помяни дьявола, он и появится. Виктория отвернулась к огню, чтобы не видеть вошедшего в библиотеку Сомертона.

– Я у камина, – ответил Энкрофт.

– Проклятая темнота, ни черта не разглядеть. – Сомертон шагнул вперед. – Ты не видел Викторию? Я нигде не могу ее найти.

Энкрофт встал и повернулся к Сомертону: – Возможно если бы ты обращался с ней по-доброму, как она того заслуживает, то не терял бы ее так легко.

– Какого дьявола ты несешь? Энкрофт прошел мимо Сомертона.

– Ты можешь выяснить все у нее. Я оставляю вас вдвоем.

Виктория вздрогнула.

– Виктория? – окликнул ее Сомертон, когда Энкрофт закрыл дверь, и они остались одни.

– Что вам нужно?

Он подошел к камину и сел в кресло, которое освободил Энкрофт.

– Почему вы убежали от меня?

– Вас действительно интересует ответ на этот вопрос?

– Меня интересует правда, Виктория.

– Вы назвали меня шлюхой.

Она встала и отошла на несколько шагов, старательно избегая его пытливого взгляда. Меньше всего на свете ей хотелось, чтобы он заметил, как больно ранили ее его слова.

– Приношу вам свои извинения. – Он приблизился и остановился позади нее. – Почему вы отказались танцевать со мной?

– Я не хотела танцевать.

– Не хотели? Или не знали, как это делается? Он взял ее за плечи.

– Когда я могла научиться танцевать? В промежутках между карманными кражами? Или, по-вашему, я нанимала учителя танцев на деньги, вырученные за апельсины?

– Простите меня, – прошептал он и поцеловал ее в ключицу. – Я был бесчувственным болваном, когда не понял, что вам раньше не приходилось танцевать.

Виктория попыталась не обращать внимания на дивное ощущение, которое возникло от прикосновения его губ.

– Нет, вы были бесчувственным болваном, когда назвали меня шлюхой.

– Вы совершенно правы.

Он улыбнулся, и эта улыбка согрела ее.

Энтони еще никогда не чувствовал себя таким глупцом. Действительно, когда она убежала от него, он не сомневался, что все дело в том, как он обозвал ее. И только через несколько минут задался очевидным вопросом: умеет ли она танцевать? С другой стороны, он не знал о ней практически ничего и уже устал теряться в догадках.

– Виктория, вы меня окончательно запутали. Мне хочется многое о вас узнать, но ни на один свой вопрос я не получаю честного ответа.

– Я могла бы обратиться к вам с тем же упреком. – Она отстранилась от него и снова села в кресло. – Вероятно, мне просто стыдно рассказывать о себе.

– Чего вы стыдитесь? – мягко спросил он.

– Того, чему научилась в детстве.

– В своей жизни я сделал много такого, чем никак не могу гордиться. Спросите ваших друзей, и они, скорее всего, посоветуют вам держаться от меня подальше. Такова моя репутация. А вы были просто ребенком, который ворует, чтобы выжить.

– Это не может служить оправданием моих дурных поступков. Кроме того, на прошлой неделе я уж точно не была ребенком.

Энтони посмотрел на Викторию и улыбнулся:

– Но вы искупаете свою вину, заботясь о сиротах и оберегая их от повторения тех ошибок, которые пришлось совершить вам.

Она немного помолчала, словно мысленно взвешивала его слова, потом тихонько попросила:

– Расскажите мне что-нибудь о ваших ошибках. Почему ей хочется узнать о его промахах? Она – вот самый страшный грех, лежащий на его совести.

– Тогда и вы будете откровенны со мной? Она кивнула:

– Да, насколько возможно.

– Хорошо. Думаю, одной из самых больших моих ошибок было то, как я поступил с вами десять лет назад.

– Расскажите о чем-нибудь, чего я не знаю. Откинувшись на спинку кресла, Энтони задумчиво уставился в потолок:

– Иногда я выполняю поручения человека из правительства. Несколько лет назад я был во Франции. Лорд Селби и Трей, лорд Кесгрейв, помогали мне. Предполагалось, что я в определенный момент должен сообщить им некие сведения. Они решили покончить с делом раньше, чем ожидалось. Я не успел вовремя добраться до них. В результате погиб ребенок, а лорда Селби ранили.

– Но, по вашим словам, Селби и Кесгрейв поторопились. Вы же не могли предвидеть этого.

Энтони посмотрел на нее, покачал головой и закрыл глаза, чтобы не видеть осуждения, которое отразится на ее лице, когда она дослушает до конца.

– Я не успел, потому что остановился в трактире и… Боже, как трудно признаться в этом вслух!

– И?… – тихо произнесла Виктория.

– Со мной была женщина. Если бы я не задержался, то мог оказаться на месте раньше – до того как они начали действовать. И предупредил бы их о ребенке.

Она слегка наклонилась к нему и осторожно погладила его по ноге. Открыв глаза, он смотрел на тонкие пальцы, лежащие у него на колене. Что она делает с ним – физически и духовно? Он никогда не вдавался в подробности той давней истории и никому не сообщал, какого рода препятствия помешали ему добраться до Селби и Кесгрейва.

– Как жаль, – прошептала она. – Вы не знали, чем может обернуться ваша остановка.

– Это не меняет дела, не так ли?

Виктория откинулась на спинку кресла и медленно покачала головой:

– Нет, не меняет. И, кажется, я догадываюсь, почему вы приехали сюда. Поручение того человека из правительства?

Кому повредит, если он ответит честно, но коротко?

– Да.

Она улыбнулась, него сердце забилось значительно сильнее. Что такого в этой улыбке? Она мгновенно вызывает самые разнообразные мысли… все до единой – неприличные.

– «Да»? Это все, что вы можете мне сказать?

– К сожалению, так. Виктория, я не имею права разглашать информацию. – Энтони встал, наполнил два бокала бренди и один из них протянул ей. Настало время поменяться ролями. – Можно мне задать вам вопрос?

Она прикусила губу и сосредоточила взгляд на своем бокале.

– Да, конечно.

Он понимал, что не стоит сразу затрагивать слишком, личные темы, и начал с вопроса, казавшегося ему вполне безобидным:

– Кто научил вас читать?

Она быстро взглянула на него и отвела глаза:

– Да так, обычный человек.

– В таком случае, откуда такая таинственность?

Он расспрашивал ее не из праздного любопытства. По определенным причинам он не сомневался – то, что произошло, повлияло на ее жизнь. Теперь ему нужно было понять, насколько драматичным оказалось это влияние.

– Меня научила женщина, с которой мы жили в одном доме.

– То есть миссис Перкинс?

– Нет, она умерла, когда мне было шестнадцать, – ответила Виктория, но тотчас прикрыла рот рукой и густо покраснела.

– И чем же вы занимались после смерти миссис Перкинс?

Виктория закрыла глаза. Она уже наговорила лишнего, однако Сомертон раскрыл перед ней какую-то часть своей жизни, и она вынуждена ответить тем же. А если, узнав неприглядную правду, он брезгливо отвернется и уйдет? В таком случае можно будет отдохнуть от постоянной борьбы с его проклятой привлекательностью.

– У миссис Перкинс не было родных. Однажды утром я обнаружила, что она умерла, и позвала человека, который забрал ее.

Сомертон нахмурился:

– Какого человека?

– Охотника за трупами. – Она искоса взглянула на него. – Он заплатил за тело. И эти деньги помогли мне еще три месяца прожить в ее доме.

– Почему вы не ушли оттуда?

Виктория повернулась и с укором посмотрела на Энтони:

– Вы шутите? У меня было только два пути – либо до последнего оставаться на прежнем месте, либо отправляться торговать собой на улице. Я пыталась найти какую-нибудь работу. Но кому нужна девушка без рекомендаций? Только мужчинам – для их собственного удовольствия. В таком случае отсутствие опыта даже приветствовалось.

– Я не хотел вас обидеть, – пробормотал Энтони, отводя глаза. – А что произошло через три месяца?

Ох, какой опасный вопрос! Сомертон часто посещает заведение, расположенное по соседству с приютом, поэтому необходимо отвечать с особой осторожностью.

– Я стала работать в борделе, – нехотя призналась Виктория.

Сомертон посмотрел на нее:

– Я знаю, что это ложь. Вы были девственницей, когда я… мы…

– Когда мы занялись любовью, Сомертон.

– Я бы назвал это несколько по-иному. – Он встал и принялся мерить шагами библиотеку.

Виктория наблюдала за ним. Судя по всему, подробности ее жизни произвели на него отталкивающее впечатление. Однако на ее отношение к Сомертону, кажется, уже ничто не способно повлиять. Даже когда он рассказывал о гибели ребенка, ей хотелось только одного – утешить его. Обнять покрепче и облегчить боль. И она не желала, чтобы он испытывал к ней отвращение. Нужно объяснить ему, чем она занималась у леди Уайтли.

– Разве я говорила, что была проституткой? Просто сказала, что работала в борделе. Я убиралась в комнатах.

Он остановился у дивана и смял в руках обивку.

– Почему хозяйка заведения согласилась на это? Она могла получать большие деньги за ваши молодость и красоту. И очень выгодно продать вашу девственность.

– Хотите верьте, хотите нет, она была доброй женщиной и не принуждала девушек делать то, к чему они еще не готовы. Она только сказала, что позволит мне работать наверху, если я передумаю.

– Значит, после того как мы с вами, по вашему образному выражению, «занимались любовью», вы отправились работать наверх?

Виктория лихорадочно пыталась сообразить, что ответить, но, в конце концов, правда вырвалась наружу:

– Нет, я никогда не работала наверху.

Кажется, это заявление окончательно вывело его из себя. Выделяя каждое слово, он задал сакраментальный вопрос:

– Тогда каким образом вы получили возможность жить в собственном доме?

– За дом плачу не я.

– Ну, разумеется, – с отвращением пробормотал он.

– Почему вы так разволновались? Я вам никто.

– Вы правы, – согласился он и вышел из библиотеки. Виктории хотелось кричать от отчаяния. Всякий раз, когда ей казалось, что они вот-вот начнут доверять друг другу, между ними возникала какая-то преграда. В этом есть доля ее вины. Но она не может нарушить обещание. А он? Совершенно невыносимый человек. У него нет никакого права допрашивать ее. Она всю жизнь только и делала, что боролась за существование, а этот баловень судьбы с рождения купался в роскоши.

Очевидно, она никогда его не поймет.

Так и не притронувшись к бренди, Виктория оставила бокал на столе и направилась в свою комнату, по дороге продолжая размышлять о Сомертоне. Интересно, есть ли на свете человек, с которым он разговаривает более или менее откровенно? И почему его так занимает ее жизнь? Ведь она для него никто. Через неделю они расстанутся, а их общение сведется к редким случайным встречам у общих знакомых.

От этой мысли у Виктории сжалось сердце. Неужели она будет видеть Сомертона только один-два раза в год? Ей хотелось помочь ему разглядеть то хорошее, что наверняка еще оставалось где-то в тайниках его души. Но если он не может быть честным с ней, на что надеяться?

Виктория остановилась перед дверью их комнаты.

На что надеяться, если она сама не может быть честной с ним?

Энтони медленно вошел в спальню и с облегчением вздохнул, когда увидел в постели спящую Викторию. Он быстро снял вечерний костюм и осторожно забрался под одеяло, стараясь не разбудить ее. Она, не просыпаясь, повернулась к нему лицом.

Он не мог оторвать от нее глаз. Черты ее лица во сне смягчились, губы слегка приоткрылись. Она доведет его до сумасшествия. Сколько бы он ни пытался сдерживать себя, желание обладать ею превосходило все мыслимые пределы. Ни одной женщине до сих пор не удавалось привести его в такое состояние. По правде говоря, он сознательно затевал с ней споры, единственно для того, чтобы вбить клин между собой и ею. Потому что если она хотя бы намеком поощрит его, он не выдержит и мигом превратит ее из мнимой любовницы в самую настоящую.

Огонь, горящий в камине, придавал ее лицу и шее золотистое сияние. Она была похожа на спящего ангела, а никак не на женщину, продававшую себя кому попало за несколько фунтов. Он лежал рядом с ней, чувствовал, как растет и крепнет его возбуждение, и сходил с ума от мысли, что она никогда не будет принадлежать ему.

Необходимо продержаться всего несколько дней. Скоро его адские муки закончатся. Он вернется в Лондон и утолит свою жажду.

Сколько женщин потребуется для того, чтобы забыть лицо Виктории?

Энтони посмотрел на ее манящие губы и усомнился в том, что сможет держать себя в руках еще хотя бы один день. Он всегда получал любую женщину, какую хотел. Почему теперь ему захотелось получить именно ее?

Энтони протянул руку и слегка прикоснулся пальцем к ее подбородку. Она вздохнула. А если поцеловать ее прямо сейчас, когда она спит? Конечно, ей это не понравится.

Он быстро отдернул руку. Время шло. Он лежал, смотрел на ее лицо и мучился. Сколько раз он повторял себе, что с этим наваждением нужно покончить? Много. И без малейшего успеха. Более того, вчера вечером, обнаружив ее с Николасом, он едва сумел справиться с ревностью. А ведь до сих пор ему не приходилось ревновать женщин.

В ней определенно есть что-то особенное.

Глава 14

Следующее утро Виктория провела на свежем воздухе, помогая Ханне срезать ветки остролиста, ели и сосны для украшения дома. Хотя, честно говоря, совершенно не могла понять, почему леди Фарли не поручила эту работу слугам.

Ханна с улыбкой подошла к ней и протянула свежую сосновую ветку:

– Понюхайте.

Виктория почувствовала смолистый аромат хвои и вздохнула:

– Волшебный запах. Однако считается, что вносить в дом рождественские растения до наступления сочельника – плохая примета. Вы не боитесь навлечь на себя злой рок?

– Энн, плохие приметы – совершеннейшая чепуха. А злого рока просто не существует.

С таким смелым заявлением Виктория никак не могла согласиться. Она выросла в нищем Уайтчепеле и насмотрелась на людей, которых преследовали несчастья. Поэтому твердо верила в то, что не стоит искушать судьбу. – Пойдемте, – радостно сказала Ханна. – Думаю, этого нам хватит. Если нет, я пошлю слуг срезать еще. А прямо сейчас мне необходима чашка горячего крепкого чая.

Виктория кивнула, и они отправились домой. Вообще-то она надеялась сегодня утром понаблюдать за Харди, но раз Ханна выбрала себе в помощницы именно ее, пришлось уступить настойчивым просьбам и заняться заготовкой пресловутых веток. Войдя в холл, Виктория сняла накидку, оставила ее у лакея и решила поискать Сомертона.

Однако по дороге из холла в столовую она краем глаза увидела Харди. Он выходил из библиотеки, засовывая в жилетный карман какую-то бумагу.

Должно быть, ту самую, за которой охотится Сомертон. Он упоминал о важном письме в разговоре с Энкрофтом. Как быть? Рассказать ему? Он поймет, что она подслушивала, и придет в ярость. А если самостоятельно раздобыть письмо и вручить ему? Очевидно, тогда его таинственное задание будет выполнено и все это безумие закончится. Она сможет вернуться домой, к детям, и заняться нормальными человеческими делами.

Между тем Харди двинулся ей навстречу. Виктория улыбнулась ему:

– Добрый день, мистер Харди.

– Добрый день, миссис Смит.

Если повезет, за столом она снова будет сидеть по левую руку от него – как раз с той стороны, где находится карман с письмом.

– Вы направляетесь в столовую? – поинтересовался мистер Харди, подойдя совсем близко.

Нужно поощрить его на тот случай, если, вопреки ожиданиям, за едой они будут сидеть далеко друг от друга. Он галантно подал ей руку:

– Позвольте сопровождать вас.

– С удовольствием.

Боже, только бы в обеденном зале не было Сомертона! Он наверняка рассвирепеет, увидев, как она вплывает под руку с Харди.

По дороге в столовую ей пришлось сосредоточить все свое внимание на чудесных пейзажах, украшавших стены коридора. Иначе она задумалась бы о том, каких размеров мурашки ползут по ее коже, и просто бы убежала.

Тем не менее, до столовой Виктория добралась благополучно. Однако, как только вошла туда, испуганно поежилась, увидев Сомертона, беседующего с Энкрофтом. Сомертон окинул ее ледяным взглядом и шагнул вперед, но Энкрофт предусмотрительно положил ему руку на плечо.

Харди, казалось, не заметил внезапно возникшей напряженности и сказал:

– Вот мы и пришли, миссис Смит. К сожалению, мы не будем сидеть рядом.

– Вероятно, мы могли бы поговорить чуть позже? У Харди загорелись глаза.

– Где нам лучше встретиться?

– В кабинете лорда Фарли.

– Я буду ждать вас там, – согласился он и направился к своему месту на противоположной стороне стола.

Теперь Виктории осталось только пережить трапезу, сидя между Сомертоном и лордом Бингемом. Поскольку старый граф был большим любителем вздремнуть непосредственно за столом, рассчитывать на то, что он развлечет ее спасительной беседой, явно не приходилось.

Сомертон неторопливо приблизился к Виктории. Любому стороннему наблюдателю он показался бы совершенно спокойным. Только не ей. Она заметила его крепко сжатые губы и легкое подергивание щеки. Он выдвинул для Виктории кресло и прямо-таки обжег ее плечо своим дыханием.

– Мы обсудим все это после завтрака, – прошептал он ей на ухо.

– У меня были другие планы. – Она опустилась в кресло и улыбнулась паре, сидящей напротив.

– Встретимся в нашей комнате.

– Хорошо.

Только ему придется подождать. Сначала она встретится с Харди. Если все пройдет удачно, можно будет вручить Сомертону послание и начать паковать свои вещи.

Сомертон сел рядом, и в его присутствии Виктория неожиданно почувствовала себя спокойной. Никакого сравнения с Харди. Хотя, если рассуждать здраво, ее ощущения выглядели весьма странно, Сомертон куда более опасный человек, чем Харди.

Спокойствие спокойствием, но сидеть между Сомертоном и лордом Бингемом было невыносимо. Первый не желал с ней разговаривать, а второй уже не просто клевал носом, а, кажется, погрузился в глубокий сон. К тому же те двое, что сидели напротив, были всецело поглощены друг другом и вовсе не замечали ничего вокруг.

Как только унылая трапеза закончилась, Виктория поднялась из-за стола и пошла к выходу, но уже через мгновение Сомертон крепко сжал ее локоть:

– Думаю, теперь самое время побеседовать. Она высвободила руку из его железных пальцев.

– Сначала я должна поговорить с леди Фарли. Она просила меня помочь украсить зал перед балом.

– В вашем распоряжении ровно час, – жестко заявил он. – Если вы не явитесь в нашу спальню, я сам разыщу вас.

– Я поняла, – ответила Виктория, испытывая определенные сомнения. Слишком многое может случиться за этот час, если она проведет его наедине с Харди. Надо как-нибудь исхитриться и заполучить письмо побыстрее.

Она отвернулась от Сомертона и направилась в кабинет лорда Фарли. Войдя внутрь, она обнаружила мистера Харди, вальяжно расположившегося в глубоком кресле с бокалом бренди в руках.

– Еще раз добрый день, миссис Смит. – Он приветственно поднял свой бокал. – Не желаете ли присоединиться?

– Никаких крепких напитков. – Она с улыбкой села в кресло напротив него.

– Итак… – медленно произнес он. – О чем именно вы желали поговорить со мной?

Виктория расправила складки платья.

– В последнее время мы с лордом Сомертоном перестали понимать друг друга. Мне любопытно, зачем вы просили поставить вас в известность, если наши с ним отношения закончатся.

– Думаю, вы догадываетесь. – Он сделал глоток бренди. – Вы уверены, что не желаете немного выпить?

– Я предпочитаю обсуждать вопросы подобного рода на трезвую голову.

Харди ухмыльнулся самым гнусным образом:

– Приятно видеть, с какой серьезностью вы воспринимаете наши переговоры.

– А как иначе? В конце концов, мы обсуждаем мою жизнь и благополучие. Если мой разум затуманится от крепких напитков, вы окажетесь в более выгодном положении. – Она улыбнулась ему: – Я никогда не допущу такой оплошности.

Он кивнул:

– Мне нравятся сообразительные женщины.

– Тогда, мистер Харди, поведайте, чего от вас ждать.

– Всего, чего пожелаете. Я готов быть нежным любовником, требовательным любовником…

– Меня больше интересует, – перебила она, – какой уровень благосостояния вы готовы мне обеспечить. Не забывайте, ради вас я решаюсь покинуть очень щедрого мужчину.

Харди слегка наклонил голову и устремил на Викторию испытующий взгляд:

– Да, действительно. Скажите, миссис Смит, какие мотивы побуждают вас сменить такого покровителя, как Сомертон, на такого, как я? Что ни говори, но в один прекрасный день он станет графом. А я всего-навсего скромный второй сын в семье.

Виктория жеманно улыбнулась:

– Видите ли, лорд Сомертон… деликатно выражаясь, человек весьма сложный. Он чрезвычайно привередлив буквально во всем и требует, чтобы я исполняла любую его прихоть. Меня тяготит недостаток гармонии в наших взаимоотношениях.

Губы Харди медленно растянулись в улыбке.

– Понимаю. Если бы мне нужна была женщина, которая делает только то, что я говорю, я бы женился.

Господи, до чего же отвратительный субъект! Виктория снова взглянула на Харди в попытке отыскать в его чертах хоть что-нибудь привлекательное. И не нашла ровным счетом ничего. За исключением одной пикантной детали – из кармана полосатого жилета выглядывал уголок письма. Совсем скоро бедняга Харди лишится своего единственного украшения. Письмо сменит владельца, задание будет выполнено, и она сможет вернуться домой.

Харди, выводя ее из задумчивости, выразительно кашлянул и заговорил:

– Итак, в вашем распоряжении будет дом в Мейфэре. Разумеется, с полной обстановкой и тем количеством прислуги, которое вам понадобится. Я буду оплачивать ваши наряды и любые другие траты. Кроме того, вы станете получать, ежемесячное денежное содержание. Вас устраивает мое предложение?

– О, мистер Харди, ваша щедрость не знает границ, – мягко произнесла она. – Однако прежде чем дать вам окончательный ответ, я должна поставить точку в отношениях с лордом Сомертоном. И мне никак не хочется делать это на глазах у изумленной публики. Прием закончится, мы возвратимся в Лондон, и я тотчас сообщу лорду Сомертону о том, что желаю положить конец нашим отношениям. А до тех пор, полагаю, нам следует проявлять чрезвычайную осмотрительность. Если Сомертон раньше времени обнаружит нашу чувствительную привязанность друг к другу и с вами что-нибудь приключится, мне будет, ужасно жаль.

Виктория встала, словно собиралась уйти, но про себя точно знала, что сначала ей надо оказаться к нему поближе.

– Разумное решение, миссис Смит, – согласился Харди и поднялся с кресла, чтобы проводить ее к дверям.

Виктория остановилась и повернулась к нему. Глаза Харди потемнели от нескрываемого вожделения.

– Возможно, стоит скрепить наше многообещающее соглашение поцелуем?

Он плотоядно ухмыльнулся: – Более чем согласен.

Не дав ей и шагу ступить, он рывком притянул Викторию к себе и жадно впился в нее мокрыми губами.

Подавив подступившую к горлу тошноту, Виктория обвила руками его шею и ответила на поцелуй. Невольное воспоминание о блаженстве, в которое она погружалась, когда ее целовал Сомертон, только усугубило чувство гадливости от мерзких лобзаний Харди. Не желая терпеть эту пытку ни единой лишней секунды, она тихо опустила руки и отстранила его от себя. Разумеется, не раньше, чем письмо перекочевало в ее собственный карман.

– Вы чрезвычайно нетерпеливый мужчина, мистер Харди. – Она старательно изобразила кокетливую улыбку и тотчас повернулась к выходу.

– Когда мы снова увидимся наедине?

– От души надеюсь, что скоро. Да никогда в жизни!

Она направилась к дверям, но Харди нагнал ее, притянул к себе и поцеловал в затылок.

– Очень скоро, – прошептал он.

– Да, дорогой, но сейчас я должна уйти.

Он вздохнул и отступил на шаг, дав ей возможность открыть дверь.

Выйдя в коридор, Виктория задержалась только для того, чтобы перевести дыхание, а затем устремилась наверх. Ей не терпелось найти Сомертона и показать ему письмо. Распахнув дверь, она обнаружила, что он с перекошенным от гнева лицом мрачно меряет шагами гостиную.

Заметив Викторию, он остановился и посмотрел на нее. О, ужас! Опять эти темно-зеленые глаза.

– Вы позволили ему целовать вас?

В этом причина его ярости? Кстати, откуда такая осведомленность?

– Вы подслушали мою частную беседу?

– Да. Увидев, как вы направляетесь в кабинет Фарли, а Ханна поднимается по лестнице, я понял, что вы не собираетесь обсуждать с ней украшения бального зала.

– И решили шпионить за мной?

Он шагнул вперед и грозно навис над ней:

– Я приехал затем, чтобы шпионить. А вот зачем вы целовали Харди?

Его необъяснимое поведение рассердило ее.

– Да какое вам до этого дело? Разве вы единственный мужчина, которому позволено прикасаться ко мне?

– Да, – отрезал он и без промедления привлек ее к себе. Его губы были жесткими, карающими… и совершенно восхитительными. А когда он резко провел языком по ее языку, она ответила на вызов. Неожиданно Виктория поймала себя на странной мысли: если бы ей зачем-то понадобилось представить себе поцелуй, вызванный ревностью, она бы представила его именно так. Впрочем, во-первых, ее никогда не целовал ревнивый мужчина, а во-вторых, Сомертон вряд ли руководствуется в своих поступках подобными чувствами.

Энтони был вне себя от гнева и ревности. Он прожил на свете двадцать восемь лет, но никогда не чувствовал себя так, как в тот момент, когда Виктория позволила Харди поцеловать ее. Пока эти двое беседовали, он находился в комнате секретаря и слышал каждое слово. Потом в кабинете воцарилась тишина. Энтони догадался, что там происходит, и у него потемнело в глазах.

Теперь он целовал ее сам, пытаясь выплеснуть переполнявшую его страсть.

Вряд ли это ему поможет. Он отстранился от нее и подошел к окну, пытаясь умерить бешеное биение сердца. Как она могла целоваться с Харди?!

– Вы не желаете объяснить мне, что все это обозначает? – требовательно спросила она.

– Нет.

– И вас больше не интересует, зачем я целовала его? Энтони сжал кулаки в попытке сдержать новую волну гнева:

– Полагаю, здесь нечего объяснять. Очевидно, вы заключили взаимовыгодное соглашение и намерены приступить к исполнению, как только мы уедем отсюда.

У нее хватило наглости рассмеяться:

– Неужели вы и, правда, поверили в то, что я готова иметь дело с этим в высшей степени омерзительным джентльменом?

– По-моему, вы были чертовски убедительны.

– Большое спасибо, – ответила она. Сомертон повернулся к ней: – Что?

– Если бы я выглядела менее убедительно, мне никогда не удалось бы вытащить у Харди из кармана вот это, – заявила Виктория, доставая из кармана сложенный листок бумаги.

– Вы украли у него письмо? – воскликнул Энтони. Она довела его до совершеннейшего исступления.

– Вам же не удавалось сблизиться с Харди. Я увидела, что он положил в карман эту бумагу, и придумала, как раздобыть ее. Теперь мы можем вернуться в Лондон.