Текст книги "Смерть с отсрочкой"

Автор книги: Крис Хаслэм

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 22 страниц)

– Симбиозные, – поправил Ник.

– Все равно, – кивнул Ленни. – Пойду в бар. – Выходя из туалета, он задержался, прислонился спиной к двери. – И еще одно: ваше с ним воркование вовсе не означает, что ты должен кишки перед ним выворачивать.

– В каком смысле?

Ленни постучал себя по носу:

– Ленни знает. У него чуткий нос. Не хочу, чтоб ты завоевал симпатию, используя свое тюремное заключение.

Ник взбесился.

– Пошел в задницу! – крикнул он, брызнув слюной.

Ленни снова постучал себя по носу:

– Пока мы договорились на этот счет. Ленни Нос.

Чем больше он пил в пустом баре, тем лучше понимал, что в течение ближайших дней за Ником надо хорошенько присматривать. Маленький гаденыш номинально уже получил пятьдесят процентов имущества Сиднея, и Ленни ясно видит, как он сматывается со своей долей, если не проявить предусмотрительность. Ленни крайне редко в жизни совершает ошибки, но, взяв с собой Ника, подорвал прежнюю непогрешимость. Откуда ему было знать, что старик решит выложить карты на стол именно в ту ночь, когда он явился с помощником? Несомненно, Сидней давно оценил способности и надежность Ленни и выбрал тот вечер, чтобы рассказать ему о воображаемом золоте. За каким хреном он привлек к делу Ника – тайна, покрытая мраком. Допустим, тридцать три процента несуществующего сокровища погоды не делают, но с завещанием полная чертовщина. Старый сукин сын знает Ника меньше недели и отдает жалкому неудачнику половину своего имущества. Если бы Ленни не была обещана другая половина, он усомнился бы в здравом уме Сиднея Стармена, но в сложившейся ситуации лучше, пожалуй, подыгрывать. Подобную ситуацию надо точно и тонко улаживать, а тонкость – одно из мощнейших орудий в арсенале Ленни. Он подмигнул барменше – пухлой крошке француженке с ореховыми глазами и прыщами, – а та в ответ нахмурилась, стараясь держаться как можно дальше. Ленни многие завидуют, но эффект, который он производит на женщин, – еще одно проклятие кровей кокни. Запив пиво очередной рюмкой водки, он поднялся со стула, возобновив атаки на игральный автомат. Когда закончит, барменша будет на том же месте, никуда не денется.

На второе утро в море Сидней Стармен проснулся с окостеневшей шеей и болью в горле. Медленно встал, повертел головой, пока боль не утихла, выпил глоток арманьяка для смазки глотки. Снаружи было светло – больше сквозь заросшие солью стекла ничего видно не было, – а когда он вышел на палубу, бледное небо покрывали арьергардные клочья разорванных ветром туч, волны катились, как масло, темный иберийский берег маячил на горизонте приближавшимся грозовым фронтом, низким, зловещим. Сидней ухватился за мокрые поручни и поднялся на цыпочки, глубоко втягивая носом в легкие бискайский воздух в надежде, что слабый запах Испании оживит его память. Он смотрел на берег Кантабрии со страхом и волнением блудного отца, возвращавшегося к брошенному семейству, и нервное предчувствие сглаживала только вера в справедливость своего решения. Почти огорчительно, что он вновь прибывает в страну после шестидесяти девяти лет душевных мучений, вытерпев двадцать часов физических страданий. Безусловно, море противилось возвращению. Захочет ли земля его снова принять?

Он зашагал вперед к носу, где стоял Ник с взъерошенными ветром волосами.

– Спасибо, что позаботились обо мне прошлой ночью, – сказал Сидней, приподняв кепку.

Ник пожал плечами, глядя вперед:

– Вы босс.

На берегу уже виднелись строения, маленькие рыбацкие лодки, возвращавшиеся в гавань.

– Что означает присловье мистера Ноулса, знаете, когда он стучит себя по носу?

– «Ленни Нос»? Он читал книгу о Бернарде Мэтьюсе и решил, что ему необходима фирменная фраза вроде «преквасно». Ленни Нос – нечто вроде имени и фамилии: Ленни Ноулс. – Ник огляделся. – На нервы действует, правда?

Сидней кивнул:

– Со временем, думаю, надоедает.

Он прислонился к поручням и посмотрел на Ника. Чайки кружили над траулерами, в воздухе слышался первый смолистый запах земли. Младший спутник старался сохранить незаинтересованный, даже скучающий вид, но губы выдавали волнение. Обнадеживающий признак.

– Хотите узнать больше о золоте? – спросил Сидней, вытирая носовым платком очки.

– Дело ваше, – пожал плечами Ник, изображая бесстрастие.

Сидней с улыбкой придвинулся ближе, оглядываясь по сторонам, не слышит ли кто.

– Как я уже говорил вам в Норфолке, там главным образом старые монеты. Слитков совсем мало. Они прибыли с испанских территорий в Южной Америке и составляли основную часть государственного золотого запаса, который хранился в Мадриде. В тридцать шестом году испанская армия под командованием генералов Франко, Молы и Кьепо де Льяно выступила против правительства в защиту государства и церкви от так называемой «красной угрозы». Немцы и итальянцы встали на ее сторону, а законное правительство поддерживали Мексика и Советский Союз. – Он поднял глаза на буревестника, как бы зависшего над головой. – Вы любите историю, мистер Крик?

Ник смотрел, как приливные волны разбиваются о дугообразный мол пляжа Сомо, чуял запах незнакомой еды и дыма, слышал корабельное радио, шипение моря под килем, взволнованные крики чаек, далекий грохот приближавшегося порта.

– Я свободу люблю, мистер Стармен, – ответил он. – Разве не ради этого велась война в Испании?

Сидней вздохнул:

– Не думаю.

– Так что там насчет золота?

– Да-да, – медленно кивнул Сидней, – в том-то и дело. Государственный резерв хранился в подвалах Испанского банка в Мадриде, а к концу лета тридцать шестого силы Франко были на окраинах города. Республиканское правительство ударилось в панику – будущее сулило лишь повязку на глаза и последнюю сигарету, – поэтому любой совет выглядел лучше, чем ничего. Джо Сталин высказывал массу советов. Отмечал, что потеря Мадрида не обязательно погубит страну, а потеря капитала наверняка погубит. Советовал для надежности перевезти весь золотой запас в Москву, пользуясь им, как валютным счетом, для закупки оружия и снаряжения. Посмотрите вон на тот военный корабль.

Светло-серый фрегат шел вдоль мола Пуэрточико, моряки в белой форме стояли у поручней со стороны моря.

– F-73, – прочел Ник на носу корабля. – «Каталунья».

– И у меня было когда-то такое же зрение, – с ворчливым восхищением вздохнул Сидней.

– Память у вас, видно, в полном порядке, – заметил Ник. – Испанское правительство приняло план Сталина?

Сидней кивнул:

– Что еще оно могло сделать? Попало в тиски между двумя идеологиями, и только одна казалась дружественной. – Он снял кепку, провел рукой по голове. – У Сталина был один гнусный подонок по фамилии Орлов, служил консультантом по безопасности при республиканском правительстве, которое поручило ему руководить транспортировкой золота. Он должен был сотрудничать с испанцем Негрином, бывшим тогда министром финансов, но, по-моему, действовал исключительно по своему усмотрению. Негрин организовал отправку золота из Мадрида на средиземноморское побережье в строжайшей тайне. Пятьсот шестьдесят тонн было спрятано в Карфагене в военно-морском арсенале. Орлов вызвал за ним из Одессы четыре русских корабля, и ночью двадцатого октября тридцать шестого года золото на сорока грузовиках доставили в порт. Никто не знал, что везет, а если у кого-то возникли догадки, они либо их проглотили, либо подавились. Говорят, Сталин хохотал до потери сознания, когда золото прибыло в Москву, и сказал: «Больше они своего золота не увидят, как не смогут за локоть себя укусить».

Ник улыбнулся:

– Хорошая история. Зачем же мы едем в Испанию, если золото ушло в Россию?

Воздух расколола громоподобная баритональная отрыжка. Сидней оглянулся: на палубе стоял Ленни. Он наклонился ближе к Нику:

– Затем, что сто ящиков в порт не попали. И если вы сообщите, что знаете сказку получше, мистер Крик, я Богом поклянусь, что соврали.

3

Сидней сошел на берег вместе с другими пассажирами, успешно проскользнул сквозь испанскую иммиграционную службу с такой же легкостью, с какой избежал паспортного контроля в Плимуте, и ждал хрипло пыхтевшую «глорию» у портовых ворот.

– Не верю в прикол насчет забытого паспорта, – объявил Ленни, когда старик влез в кабину. – По-моему, он у вас есть, а вы разыгрываете представление с плащом и кинжалом, чтобы произвести на нас впечатление.

– Зачем мне производить на вас впечатление, мистер Ноулс, скажите на милость? – спросил Сидней.

Ленни закурил, ища подобающего ответа, и нечаянно встретился взглядом с парой полицейских на мотоциклах, проезжавших мимо фургона с другой стороны.

– Кого они ищут? – пробурчал он.

Ник подался вперед, наблюдая за мотоциклистами в боковое зеркало.

– Никого, – доложил он. – Проехали.

– С испанской полицией лучше не ссориться, джентльмены, – предупредил Сидней.

– Вся английская наполовину со мной не сравняется, – заявил Ленни. – Что тут едят на завтрак?

– Хлеб, оливковое масло, помидоры, – перечислил Сидней, – пожалуй, немного сыра и колбасы.

Ленни качнул головой.

– Чертовски убого живут люди в странах третьего мира. У нас теперь глобальная экономика – можно было б подумать, жаркое уже готовится во всех четырех концах света. Тогда пойдем в «Макдоналдс».

– Я не ем в «Маконалдсах», – объявил Ник.

– Нечего теперь привередничать, Никель, – указал Ленни. – За границей надо есть то, что есть, если нету кафешек с фастфудом.

– Остановите, – велел Сидней, указывая на придорожное заведение под названием «Каса Пепе».

– Да оно ж иностранное, – возмутился Ленни.

– Разумеется, мистер Ноулс. За границей все иностранное.

– Иностранной бурды есть не стану.

– Очень хорошо, – кивнул Сидней. – Вы со мной, мистер Крик?

Ленни смотрел, как старик с Ником входят в кафе, чувствуя приближение головной боли, от которой ничто не помогало. Измена Ника хуже боли – она грозит смертью. Он тихо-мирно беседовал с парнем в Норфолке, в дороге, на пароме, доходчиво объясняя, чего от него ожидает, а маленький говнюк по-прежнему в ус не дует. Место Ника, закадычного друга, рядом с Ленни, а не со старым немощным сукиным сыном, который просто из чувства противоречия требует есть никуда не годное заграничное дерьмо. Иностранная еда Нику не нравится – дома он никогда не ходит в заведения, где готовят кебаб, – поэтому его готовность съесть какой-то бредовый континентальный завтрак не что иное, как предательство. Наверно, лопают сейчас оливки, анчоусы, прочую пакость, сговариваясь удрать от Ленни, когда он в очередной раз зайдет в туалет. Ленни бессознательно постучал себя по носу. Нечего миндальничать с двумя этими типами. Двое – компания, трое – толпа, значит, кому-то – трусливому и ненадежному – придется отвалить. Он поддернул штаны, запер дверцу фургона и ввалился в кафе, сморщив нос в жаркой волне черного табачного дыма, чеснока и громкой болтовни, поразившей его на пороге.

Сидевшие за общим столом водители грузовиков прервали дискуссию, разглядывая проходившего Ленни, и Сидней мгновенно почуял, что вновь прибывший невольно привлекает внимание. Он окинул взглядом Ника, отметив с неудовольствием, до чего довели себя оба его компаньона в дороге за очень короткое время. Если сам он умылся, побрился, переоделся в свежую рубашку, то ни один из его помощников не сделал к тому ни малейшей попытки. Оба остались в том, в чем уезжали из Норфолка два дня назад. Оба лохматые, измученные, несчастные, и, даже если это не имеет значения, они фактически производят подозрительное впечатление.

Ленни вытащил стул, уселся, скрестив руки и вытянув ноги, которые глубоко проникли в личное пространство Ника. В ответ Ник сдвинул свой стул вправо, беззаботно отправив в рот кусок хлеба с помидором.

– Зашли закусить, мистер Ноулс? – поинтересовался Сидней.

– Только не этим дерьмом, мистер С. В любом случае я пустой.

– Не понял?

– На мели. Без гроша. – Жестокая измена утренней удачи с игральными автоматами на пароме лишила его средств.

– А вы, мистер Крик? Чем будете расплачиваться за завтрак?

Ник изумленно взглянул на него.

– Я думал, вы заплатите, – промямлил он, набив рот хлебом.

Сидней вздохнул:

– Ну, даже подданные милостивого диктатора не должны рассчитывать, что я буду оплачивать повседневные нужды. Какова ваша стандартная ставка per diem?

Не имея понятия, Ник оглянулся на Ленни, который, судя по выражению его лица, не имел понятия, что такое per diem.

– Суточные, – объяснил Ник. – Per diem значит «в день».

Ленни испепелил его взглядом.

– Не ты один понимаешь французский, приятель! – Он почесал подбородок. – Я обычно беру где-то от трех и выше, в зависимости от обстоятельств.

– От трех чего? – уточнил Сидней.

– Сотен.

Сидней улыбнулся:

– И что вы предлагаете за триста фунтов в день, мистер Ноулс?

Ленни открыл спичечный коробок и принялся ногтем большого пальца расщеплять в длину палочки.

– Общие строительные и земляные работы, штукатурка, ремонт, вывоз мусора… э-э-э… кровля, водосточные трубы, чистка каминов…

– Борьба с вредителями, – вставил Ник. – Он отлично справляется с осами.

Ленни кивнул:

– Угу, с осами, крысами, мышами, тараканами, муравьями, кроликами, голубями, бродячими собаками, ослами, с чем угодно.

– Еще что? – спросил Сидней.

– Услуги консультанта, знаете, маркетинг, имидж фирмы, размещение продукции, связи с общественностью и все такое прочее. – Он разжег сигарету расщепленной спичкой, глубоко затянулся, прикрыл рукой рот, ожидая момента, когда Сидней проглотит наживку. Старик устремил на него ответный взгляд с прохладным любопытством на лице бумажного цвета. Ленни вновь затянулся. – Информационные технологии, – продолжал он. – Я настоящий спец по компьютерам, факсам, теликам, микроволновкам, стиральным машинам, по любой технике. – Он обождал реплики, которой не последовало, и продолжил: – Личные и служебные автомобили, техосмотр, покраска, порой покупка и продажа. У меня чуткий нюх на выгодные сделки. Ленни Нос.

– Как я понимаю, «глория» – исключение из правила? – ехидно заметил Сидней.

– «Глория» – особый случай, – заявил Ленни. – Вы любите хорошие вещи, мистер С. Как насчет произведений искусства и древностей? Знаете Лавджоя из телика? Симпатичный мошенник-антиквар из Восточной Англии? Это шоу на мне основано. Я продал камин телевизионщикам, хозяевам перестроенного амбара в Суффолке, после чего пошел сериал. Это не совпадение. Когда речь идет об искусстве и старине, обращайтесь ко мне.

Сидней задумчиво смотрел на него, потом перевел взгляд на Ника:

– А вы, мистер Крик?

– М-м-м… страховка… Я был помощником заместителя регионального менеджера по управлению рисками.

– У него был свой конторский стол, – добавил Ленни.

– Неплохо звучит, – кивнул Сидней. – Ваша ставка?

– Согласен на все, – пожал Ник плечами. – У меня больше нет своего конторского стола.

– Вот что я вам скажу, – объявил Сидней. – Поскольку я практически полностью оплачиваю ваше проживание в гостинице и питание, не видя особенной необходимости в ваших многочисленных профессиональных талантах, готов выдавать на побочные расходы по тридцать евро в день.

Ник был доволен предложенными условиями, Ленни пришел в бешенство, но прикусил язык, предпочитая остаться наедине с Сиднеем и тогда уже повысить ставку. За Ника тридцать евро в день слишком много, а Ленни опытный профессионал. Оплачивать его наравне с Ником – оскорбление. Причем есть подозрение, что намеренное. Он сделал глубокий вдох, мочась в треснувший унитаз. Ему в лицо брошены камни, но вокруг и над ними бурлит могучая река, которая в конечном счете затянет их илом.

Болтовня в заведении стихла, когда он вернулся из мужской кабинки, и поэтому Ленни почти ожидал, что Ник с Сиднеем исчезли, в зале остались только ухмыляющиеся заграничные морды. Но никто не улыбался, вольные беседы сменились скрипом стульев по кафельному полу – испанские дальнобойщики вставали и уходили. Привалившись спиной к стойке бара, стояли двое полицейских, оглядывая зал. Ленни узнал затянутую в кожу пару, проехавшую на мотоциклах мимо фургона у портовых ворот. Из всех баров в Сантандере им надо было зайти именно в этот. Человек, склонный к паранойе, вполне мог испугаться, но Ленни давно привык к неожиданным совпадениям, связанным с появлением полицейских. Он поднял брови, привлекая внимание компаньонов, и указал глазами на дверь. Сидней кивнул, бросил деньги на стол и поднялся. Ник последовал за ним. Полицейские смотрели им вслед.

– Возникла некоторая напряженность, – сказал Ник, когда они вышли под бледное утреннее солнце.

– Гражданская гвардия, [14]14
  Гражданская гвардия – испанская жандармерия.


[Закрыть]– объяснил Сидней. – Профессиональные мерзавцы, призванные Второй республикой ставить людей на место. Видели, как опустел зал, когда они вошли?

– Невинных дальнобойщиков не бывает, – заявил Ленни, возясь с ключами от фургона.

– Мистер Ноулс, пустите за руль мистера Крика, – спокойно распорядился Сидней.

– Все в порядке, мистер С., – заверил Ленни. – Я в отличной форме.

– Вы пьяны, от вас несет, как с винокуренного завода. Если жандармы увидят вас за рулем, нас всех заберут. Пусть машину ведет мистер Крик, и не оспаривайте мои решения.

Ленни с глубоким тяжким вздохом бросил Нику ключи.

– Еще пожалеешь, – предупредил он.

«Глория» завелась с первого раза, но отказалась трогаться с места. Пока Ник старался включить первую передачу, кабина наполнялась едким дымом горевшего сцепления.

– Ничего не выходит, – пожаловался он.

– Попробуй сначала дать задний ход, – посоветовал Ленни. – Она иногда любит подать назад, прежде чем пойти вперед.

Ник дернул рычаг и кивнул:

– Есть.

Он отпустил педаль сцепления, и «глория» медленно покатилась назад, слегка задев ржавой задней подножкой переднее колесо одного мотоцикла гражданской гвардии. Не ведая об этом, Ник нажал на акселератор, и «глория» рывком попятилась еще на четыре фута, сбив оба мотоцикла с подпорок и протащив по стоянке.

– Стой, Никель! – крикнул Ленни. – Ты на что-то наткнулся. – Он открыл пассажирскую дверцу и вылез как раз в ту минуту, когда двое объятых ужасом полицейских выскочили из бара.

– Повредил что-нибудь? – задохнулся Ник.

Ленни быстро оценил ситуацию. Его незарегистрированный, незастрахованный фургон, с которого не платятся налоги, только что смял в лепешку два полицейских мотоцикла, причем за рулем сидит условно освобожденный, обязавшийся не выезжать из собственной страны. На него самого наложено точно такое же ограничение, а третий член компании предположительно разъезжает без паспорта. Не похоже, чтобы у обоих быстро приближавшихся полицейских было чувство юмора. Наконец Нику удалось врубить первую. Ленни мигом прыгнул на сиденье.

– Жми, – велел он.

Выражение мрачного любопытства на жандармских физиономиях переросло в потрясенное изумление. Они разинули рты, глядя, как ржавый «транзит» выскочил на автостраду в низко стлавшейся туче зловонного синего дыма.

– Что вы делаете, господи помилуй? – крикнул Сидней. – Обратно к порту едете!

– Не оспаривайте моих решений, – отрезал Ленни. – Ник, притормози, пусти меня за руль.

В трехстах метрах позади разъяренные полицейские пытались поднять мотоциклы. Ленни скользнул на водительское сиденье.

– Не могу поверить, – пропыхтел он. – Мы тут всего-навсего пять минут, черт возьми.

– Абсолютно согласен, – кивнул Сидней. – Все равно что путешествовать с Лаурелом и Харди. [15]15
  Лаурел и Харди – американские киноактеры-комики 1930–1940-х гг., один высокий и тощий, другой маленький, круглый.


[Закрыть]

– Сохраняйте спокойствие, – посоветовал Ник.

– Никель!

– Что?

– Заткнись на хрен. Ленни знает.

Глядя одним глазом на дорогу, а другим в боковое зеркало, он идеально точно выбрал момент для правого поворота на замусоренную боковую дорогу к верфи. Прибавив скорости, свернул в первый слева каньон между заброшенными товарными складами, перевалил через бровку и пулей загнал «глорию» в дыру в ржавой проволочной ограде.

Сидней поднял бровь, протирая очки.

– Это жизненно необходимо, мистер Ноулс, или вы просто стараетесь произвести на меня впечатление?

– Жизненно необходимо, будь я проклят, мистер С., – кивнул Ленни, въехав задом на давно опустевшую погрузочную площадку и заглушив мотор. – Наш долбаный Михаэль Шумахер только что раздавил пару полицейских мотоциклов, а «глория» не может себе позволить оплату ущерба. – В осыпавшейся кирпичной утробе эхом разлетался треск мотоциклетных моторов и треск полицейского радио. – Как я уже говорил, – продолжал Ленни, – Никель только вперед ездить умеет. В будущем, мистер С., от всей души советую предоставить тонкие задачи мне.

Сидней закусил губу, стараясь припомнить прежние примеры решавшихся мистером Ноулсом тонких задач. Казалось, приключение обречено завершиться в испанской тюрьме, практически не начавшись, однако с этой парочкой неудача всегда перспективна.

– Фургон краденый, мистер Ноулс? – спросил он. – Я имею право знать.

Ленни поморщился:

– Нет, не краденый. Реквизированный в счет оплаты услуг.

– Что это значит?

– Если вас это касается, мошенники, у которых он был реквизирован, его свистнули.

– У других мошенников, которые его свистнули у бетонщиков, которые его свистнули у строительной фирмы в Диссе, – добавил Ник. – «Глория» переходила из рук в руки в подпольном мире, как сексуальные рабыни из Восточной Европы, о которых сейчас часто слышишь.

– И никогда не видишь, – горестно посетовал Ленни.

– Теперь к ее печальной истории приобщилась испанская жандармерия, – заключил Сидней.

Ленни выпустил сигаретный дым в ветровое окно. Старик начинает дергать его за сиськи своими вопросами и явно ничего не знает про полицию. Ленни с одиннадцати лет удирает от копов.

– По-моему, им больше хочется пнуть Ника в задницу за сбитые мотоциклы. Трагическое прошлое «глории» – второстепенный вопрос.

– Думаешь, они запрашивают подкрепление? – спросил Ник.

Ленни кивнул:

– Может быть, вертолет вызовут, приведут собак, перекроют дороги…

Ник прикусил губу.

– Зачем ты мне велел удирать? Можно было бы договориться. Мистер Стармен говорит по-испански, они наверняка поняли бы…

Ленни испустил долгий выдох, затуманивший ветровое стекло.

– Знаешь, кто ты такой, Ник?

– Не заводись.

– Дерьмовая обуза, вот кто. Лучшее, что можешь сделать, – сесть на следующий пароход, который идет домой, оставив поиски сокровищ профессионалам.

– Значит, теперь ты профессиональный искатель сокровищ?

– Речь не обо мне, Никель. Речь идет о тебе, и, если бы ты принимал решения, мы бы все уже сидели в испанской кутузке. Я сделал то, что надо было сделать в сложившейся ситуации, и чертовски хорошо справился.

– Слушайте, слушайте, – довольно легкомысленно вставил Сидней на манер парламентского спикера. – Хотите хлебнуть арманьяка?

Давно забытое ощущение мурашками пробежало по телу, под кожей, вздыбив волоски на руках. Колени ослабли, желудок сжался, горло пересохло точно так же, как в прошлый раз, когда он нелегально проник в Испанию. Тогда их было тринадцать, шести разных национальностей, в той или иной степени красных. Они ехали из Парижа в кузове мебельного фургона, вскоре после полуночи вылезли с затекшими ногами и болевшими ягодицами в молчаливой, затянутой тучами деревушке на дождливой каменной высоте Пиренеев. Одни несли чемоданы, другие матерчатые мешки, набитые вещами, которые впоследствии проклинали, волоча через горы в Испанию. В сарае на краю деревушки коротко стриженная молоденькая француженка накормила их затхлым хлебом и затвердевшим сыром, налила в крошечные стопки водку из расписной бутылки, а потом они топали в облачной тьме вверх и вниз в подбитых гвоздями ботинках, обернутых мешковиной, скользя кожаными подметками на мокрых каменных осыпях. Внешне мужчины хранили бесстрастный вид, порожденный усталостью и давней скукой, но, несомненно, каждый в душе ухмылялся с таким же восторгом, как Сидней. От Кале до границы никто не потратил ни фартинга на еду и питье, их везде встречали как героев, пусть даже тайно. У них справедливая цель, благородные устремления, победа обеспечена. Несмотря на откровенный атеизм, мужчины из Интернациональных бригад были современными крестоносцами, шли в бой за новую религию, и Сидней был абсолютно уверен, что в один прекрасный день английские джентльмены сочтут себя проклятыми за то, что не присоединились.

Ленни потребовал выждать час, прежде чем выезжать из укрытия, и убивал время, распекая Ника, потягивая водку, покуривая сигареты. Наконец посмотрел на свои воображаемые часы и кивнул.

– Хватит. Надо перекусить. – Закрутил колпачок на водочной бутылке, потянулся к ключам, поймав недовольный взгляд Сиднея. – Еще что?

– Вы пьяны, – объявил старик. – Не можете вести машину.

Ленни тряхнул головой:

– Не волнуйтесь, мистер С. Лучше…

– Вы пьяны, – оборвал его Сидней, – и не поведете фургон. Мистер Крик, займите его место.

– После того, что уже натворил? – вскричал Ленни. – Теперь вообще разнесет машину в клочья к чертовой матери!

Сидней заткнул ему рот грозно поднятым пальцем, пока Ник запускал мотор.

– Давай пошевеливайся, – поторопил его Ленни.

– Никак не заводится, – выдавил Ник сквозь зубы.

– Особенно не налегай, – предупредил Ленни, – доконаешь сцепление.

Ник поставил обе ноги на педаль сцепления, схватился обеими руками за рычаг переключения передач, прилагая максимальные усилия. Наконец из коробки передач донесся мягкий щелчок.

– Есть, – усмехнулся он, нажимая на акселератор.

Мотор взревел, после чего раздался тошнотворный дымный хлопок, возвестивший, что сцеплению пришел конец.

– Ух ты, – сказал Ник, оглянувшись на Ленни.

Реакция на катастрофическую ситуацию была неадекватной. Ленни почесал спину, взглянул в боковое зеркало, потом на Сиднея.

– Просто взял и угробил «глорию», – вздохнул он. – Ленни знает.

Они сгрудились вокруг трупа «глории», бросая беглые взгляды на фатальную рану, как будто никогда раньше не видели смерти. Одного вида почерневшего от дыма капота оказалось достаточно для констатации гибели – заклинившее искореженное сцепление пробило дыру в картере, откуда в сорняки натекла лужица черного масла, словно кровь из разорванной артерии.

– Что теперь? – спросил Ник.

– Полагаю, пешком пойдем, – пожал плечами Сидней.

– Пешком? – вскричал Ленни. Пешком он никогда не ходит. Пешком ходят дети и женщины. Настоящие мужчины ездят. – Почему напрокат не взять тачку?

– Где? – спросил Сидней, оглядываясь. – Все равно придется идти до пункта проката.

Ленни тряхнул головой:

– Никель сходит. А мы с вещами тут обождем.

– У меня нет кредитки, – сказал Ник.

– Эль Сид одолжит.

– Эль Сид? – переспросил Сидней. – Пожалуй, мне нравится.

– Права-то на мое имя, – напомнил Ник.

Ленни покрутил головой и посмотрел на Сиднея.

– Вечно осложняет дело. Вечно других заставляет расхлебывать кашу, которую сам заварил.

– Мне придется пойти вместе с ним, – решил Сидней. – А вы, если хотите, тут ждите до нашего возвращения.

Ленни улыбнулся. Он не раз работал с любителями, поэтому им так легко от него не отделаться.

– Вот что я вам скажу, – изрек он. – Лучше будем держаться все вместе.

Они находились на мертвых обочинах когда-то оживленного порта, на участке с битым стеклом, сгоревшими автомобилями и граффити. Заржавевшие таблички на сломанных оградах напрасно пугали немецкими овчарками с волчьей кровью и приговорами угрюмых судей. Единственным признаком жизни вокруг оставались железнодорожные рельсы с длинными шеренгами вагонов, ожидающих разгрузки в доках.

– Может быть, безопаснее идти вдоль линии, – предложил Сидней, когда они подошли к неохраняемому переезду со шлагбаумом. – Наибольшая вероятность не напороться на полицию. – Его вещи лежали в старом матерчатом рюкзаке, свободно свисавшем с худых плеч.

Ник следовал за ним с небольшим чемоданчиком, последним шел Ленни, таща непомерную спортивную сумку «Найк». Железнодорожная колея изящно извивалась между заброшенными складами, украшенными старыми выцветшими рекламными плакатами, потом вышла на людный товарный двор.

– Может быть, в поезд сесть? – предложил Ник, заглядывая в пустой товарный вагон.

Сидней остановился, оглянулся на него, кивнул:

– Может быть.

Ленни рванулся вперед, тряся головой.

– Будь я проклят, не сядем мы ни в какой поезд. Возьмем напрокат «корсу». И кончено.

Ник пожал плечами, побрел вдоль железнодорожного полотна. Сидней остался стоять у открытых дверей товарного вагона.

– Знаете, мысль не такая плохая, – сказал он. – Судя по табличке, этот вагон идет на юг до Паленсии. Сэкономим кучу денег, получим немалое удовольствие.

Ленни шел дальше.

– Не думаю, мистер Ноулс, будто жизнь доставляла вам чертовски много радостей и развлечений! – крикнул вслед ему Сидней. – Когда я был в вашем возрасте… – Он не закончил фразу.

Когда Сидней был в возрасте Ленни, путешествие не обеспечивалось простой покупкой путевки в туристическом агентстве. Нынче искусство запрыгивать в поезд забылось, а в 1937 году Сиднея учили люди, которые обучались у тех, кто объездил по рельсам весь мир от Берлина до Билокси, от Кавказа до района пыльных бурь на западе США. Они сами давно превратились в пыль, но и через семьдесят лет испанский подвижной состав, похоже, ничуточки не изменился. Он провел пальцами по ржавым перекладинам лестницы на крышу, ностальгия оживила постаревшие органы чувств. Железо, дерево, смазка пахли и чувствовались на ощупь точно так же, тяжелые двери точно так же могли отрубить пальцы, а вместо прежнего совета не грузить в вагон больше ста человек или двадцати лошадей ныне красуется предупреждение, запрещающее перевозить опасные вещества. И за этим грязным двором Испания наверняка осталась прежней, кроме новых указателей на старых дорогах и современных зданий в древних городах. Люди будут выглядеть как прежде, хлеб будет иметь прежний вкус, разве что в стране стало безопаснее, чем на протяжении многих столетий. Сидней коснулся холодных полозьев вагонных дверей и повернул голову в тот момент, когда Ленни двинул Ника по спине, после чего пререкавшаяся пара исчезла за изгибавшимися дугой вагонами. Он подумал, не дать ли им уйти, дальше действуя в одиночку, потом взглянул налево, откуда за ним наблюдали трое юнцов в надвинутых на глаза капюшонах. Давно следят?

– Твоя проблема в том, – объявил Ник, – что ты параноик. Постоянно думаешь, будто каждый старается тебя надуть.

– Кто тебе сказал, будто я параноик? – потребовал Ленни ответа, хрустя кроссовками по гравию в пятнах смазки. – Нехорошо расхаживать, отпуская вольные замечания насчет психического здоровья людей, Никель. Это грубо.

– А по спине меня бить хорошо?

– Ты этого заслуживаешь, потому что кидала.

– Теперь я уже кидала?

– Ты всегда был кидалой, Ник. Никакой верности. Через две минуты после приезда сюда меня предал.

– Предал? Согласие на континентальный завтрак вместо гамбургеров вряд ли можно назвать предательством.