Текст книги "Смерть с отсрочкой"

Автор книги: Крис Хаслэм

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 22 страниц)

Она устремила на Сиднея огромные зрачки темно-карих глаз и спросила:

– Вода есть?

– К сожалению, нет. – Он разорвал на ней одежду, отбросил окровавленный берет, сунул коричневую вату в пулевое отверстие.

На ее губах мелькнула слабая улыбка.

– Ты из Андалусии. По голосу слышу.

– Нет. Просто учился испанскому у андалусцев.

– Я тебя не слышу. Взрывы…

– Я говорю, учился испанскому у андалусцев. Сам никогда там не был.

На нее упала черная тень Кобба.

– Ты кто?

Она взглянула на него, оценивая и сравнивая его грубость с тем, что еще могла потерять.

– Я из команды Дуррути. Мы из Теруэля. Отправились отбивать Виллафранку.

– Почему?

– Он герой. Нельзя было позволить националистам обращаться с ним как с преступником.

– Сколько вас тут?

Девушка прищурилась, сморщилась.

– По-моему, одна я. Что-то не сложилось. Думаю, астурийцы заложили в машину слишком много взрывчатки. – Она похлопала по рюкзаку, снятому с убитого товарища.

– В какую машину?

– В ту, которая взорвалась. В багажник заложили взрывчатку, но при взрыве наши люди погибли.

Кобб вздернул брови.

– Превратили машину в бомбу? Мне нравится твой стиль, куколка.

– Большинство наших прятались в доме напротив. После взрыва на них рухнула стена.

– А как, черт побери, вы собирались выбраться из Теруэля?

Девушка, напряженно моргая, пристально смотрела на Сиднея с понимающей печальной улыбкой на синих губах. Голова перекатилась набок.

Кобб схватил ее за подбородок, крепко ущипнул.

– Как отсюда выйти, куколка?

Виллафранка думал, что она пошлет его в преисподнюю.

– Через канализацию, – ответила девушка. – Товарищ Салазар, лежащий на площади, был городским инженером. Вел нас к канализационной системе. Фашисты обоих нас подстрелили. Видите?

Жаркая волна, обжегшая сильней стыда, нахлынула на щеки Сиднея. Он крепче прижал к ране вату, которая уже почернела от крови, стала скользкой, как разогретое мыло.

– Я все вижу, милая, – кивнул Кобб. – Мы перебили гадов. Где та самая канализация?

Девушка закрыла глаза, как бы сдерживая слезы, и прошептала:

– Странно, правда? – От пола словно повеяло холодом, проникшим в кости, словно бром. – Никогда не думала, что все так кончится.

– Детка, времени нет, – вздохнул Кобб. – Если не вытащить Виллафранку, вся затея действительно прахом пойдет. – Он наклонился поближе и шепнул ей в ухо: – Помоги, куколка. Облегчи мне жизнь, и я ее тебе максимально облегчу в подходящий момент. Идет?

Девушка облизнула губы, по-прежнему не открывая глаз.

– На той стороне площади. Люк за аркой на центральной улице… должны оставить открытым, установить заграждение и навес для дорожных рабочих. Недалеко.

Кобб стиснул ее плечо.

– Ты уже ангел. – Он оглянулся на Кройца. – Готов?

– А?

– Я спрашиваю, ты готов?

Сидней оторвал кусок от пыльного савана воскресшего Христа, скомкал, затолкал в рану.

Девушка улыбнулась ему с полными слез глазами:

– Не оставляйте меня солдатам. Лучше пристрелите.

Сидней покачал головой:

– Мы вас с собой возьмем.

– Забудь, – буркнул Кройц.

– Я ее понесу, – настаивал Сидней.

– Она умрет, прежде чем мы выйдем на площадь, – заявил Кобб.

– Он прав, hermano, [75]75
  Брат (исп.).


[Закрыть]– подтвердил Виллафранка.

– Застрелите, – прошептала девушка. – Пожалуйста.

Сидней попятился, она схватила его за руку, крепко стиснула.

– Н-не могу, – пробормотал он. – Почему нельзя ее с собой забрать?

– Считаю до трех, – предупредил Кобб.

– Не могу я ее застрелить, – твердил Сидней.

– Правильно, черт побери, – согласился Кобб, оттолкнул его в сторону, одной рукой закрыл девушке рот, другой приставил к сердцу тонкий толедский стилет. Она протестующе завертелась под ним, пока он поворачивал лезвие, будто вдруг поняла, что совершила страшную ошибку. – Тише, куколка, – прошептал он, вытащил из тела кинжал, издавший шипение, вытер лезвие об ее окровавленную рубаху. – Теперь можно идти? – спросил Кобб, глядя на Сиднея. – И нечего на меня так смотреть. Это ты ее убил. Я только укоротил агонию. В будущем грязь за собой будешь сам подчищать. – Он открыл рюкзак, одобрительно кивнул, чуя просочившийся сладкий запах взрывчатки, пробормотал: – Динамит, – и сунул мешок Сиднею. – Бери, держи в сухости.

Кройц прислонился к Понтию Пилату, перезарядил винтовку, качая головой.

– Боже всевышний, – вздохнул он. – Теперь еще ползти по канализационным трубам.

12

Ника тошнило. Желудок возмутило либо самодовольное поведение Ленни, либо езда, либо то и другое. Разумеется, свой вклад внесла жирная непрожаренная яичница, съеденная на завтрак, и горный серпантин, но тошнило его главным образом от Ленни Ноулса.

– Потише, – простонал он, когда Ленни на скорости взял крутой поворот. – Можно не вписаться.

– Я всегда вписываюсь, – ответил Ленни с похотливой ухмылкой. – Знаете, ничего нету лучше старушек.

– Не такая уж она старушка, – возразил Сидней, вклинившись между двумя своими наемниками и щурясь в старинных очках, которые Ленни позаимствовал на постоялом дворе.

– Для вас – может быть, мистер Стармен. – Ленни вильнул к самому краю дороги, пропуская водителя бензовоза с побелевшим лицом. – Не поймите неправильно – не собирался я его сбивать. Проснулся сегодня совсем окосевший ко всем чертям.

– Ох, ради бога… – протянул Ник.

Ленни весело вздернул бровь.

– Завидуешь, Никель? Сам давно баловался морковкой? Года два назад? Удивительно, что вообще встрепенулся. Ты как бы превратился в неполый организм.

– В бесполый, – поправил Сидней.

– Придержи язык, Казанова, – посоветовал Ник. – Наверняка настоящей любови-моркови не пробовал за последние годы.

– Просто бывшей жене хранил верность. Знаешь, Николас, у некоторых еще остались моральные принципы.

– Это не ответ, – возразил Ник. И покосился на Сиднея. – Извините, мистер Стармен.

Сидней сбросил новые очки, протер глаза. Оправа слишком широкая, на носу слишком узкая, грязные линзы, в которые надо щуриться, вызывают головную боль.

– Не извиняйтесь, мистер Крик, – вздохнул он. – Вы переживаете, что обидели старика, не понимая, что в своей жизни он видел людей похуже вас обоих. Гораздо, гораздо хуже.

– Правда? – переспросил Ленни.

– О да, – кивнул Сидней, – только я вам об этом не стану рассказывать. Сосредоточимся на неотложной насущной задаче.

Задача заключается в том, чтобы ехать в горах до тех пор, пока он чего-нибудь вспомнит. Почти семьдесят лет стерли воспоминания, исказили черты и расплавили твердые факты в податливую резину. Высокие сверкающие скалы с черными лесными анклавами одновременно казались знакомыми и чужими, словно реальность была зеркальным отражением памяти. Твердый факт: сразу за перевалом должна быть дорожная развязка. Оттуда несколько миль по запутанным узким дорогам до другого перекрестка, где произошел другой кровопролитный инцидент. Дальше лесная колея идет вверх и в сторону от развилки, Сидней мог по памяти нарисовать воображаемую топографию. Гарганто-де-ла-Бальса, Сьерра-де-лас-Кабрас, Лома-дель-Фуэнте-дель-Райо. Красной точкой отмечена Махада-де-Марин, другой Касерия-ла-Алькария, еще двумя поместья Эль-Пенитенте. Все они разбросаны в долине выше, ниже, слева, справа от извилистой дороги. Детали скорее домысливаются, чем помнятся, хотя на точной карте долина обладает конкретными признаками настоящей долины. Проблема в отсутствии полной уверенности, что она та самая.

– Как насчет вон той колеи? – спросил Ник, прервав его сомнения.

Сидней пожал плечами, кивнул:

– Что ж, давайте попробуем.

– Ну, приехали, – фыркнул Ленни. – Начинаем на картах гадать. – Он свернул с потрескавшегося на морозе асфальта в неровную каменистую колею.

Двигались медленно, машина с трудом втискивалась между пластами горной породы, ограждавшими колею вроде Геркулесовых столпов. Дальше хуже – кругом валуны размером с телевизор и промоины глубиной по колено.

– Скоро перевернемся, – предупредил Ленни.

Ник вцепился в приборную доску, костяшки пальцев побелели.

– Наверняка не та дорога, мистер Стармен. Раз мы сейчас не можем проехать, вам тогда точно не удалось бы.

Сидней сморщился, слыша сердитый каменный скрежет по днищу фургона.

– Любая дорога в здешних местах может быть той. Вы весьма удивились бы, если бы знали, что нам тогда удавалось.

Колея все больше смахивала на камнепад, поднимаясь выше, виляя в застывшем сыром лесу, куда порой только на три часа пробивается солнечный свет. Не шевелилось ничто живое, и Ника, вышедшего в той мертвой тишине убрать с дороги сломанные бурей ветки, охватила агорафобия. [76]76
  Агорафобия – боязнь открытого пространства.


[Закрыть]

– Доисторическое местечко, – пробурчал он, садясь обратно в кабину.

– Идеальное для охотников за динозаврами, – заметил Сидней. – Помните нашу легенду, джентльмены?

– Всякий раз на вас глядя, вспоминаю про динозавров, мистер С., – кивнул Ленни и оглянулся проверить, как будет воспринята хохма. – Святители небесные! Что с вами? Смотри, какой он бледный, Ник!

Ник взглянул на старика и повторил вопрос.

Сидней глубоко вдохнул, дернул подбородком.

– За меня не волнуйтесь. Смотрите вперед.

Ник тряхнул головой:

– По-моему, надо остановиться, дать вам отдохнуть. Спешить некуда. Время есть.

Сидней скорчил гримасу:

– Как раз времени нет, джентльмены. Я просто себя неважно почувствовал. Сейчас пройдет, поехали.

Ник, пожав плечами, закурил сигарету.

Ленни пришел в негодование.

– Николас, сукин сын! – рявкнул он. – Ты настоящий эгоист!

Ник открыл рот.

– Почему?

– Выброси на хрен конфету вонючую! Совсем без мозгов? Пассивное курение вредно для сердца. Может быть, дашь шанс Эль Сиду?

– Одна сигарета разницы не составляет, – возразил Ник, опуская стекло.

– В его возрасте может оказаться той самой соломинкой, которая сломала спину ослу, – заявил Ленни.

– Верблюду, – поправил Сидней.

– Фактически это был отрез шелка, мистер С., но роли не играет. Ему надо бы знать. Сейчас же выбрасывай, Ник.

«Пежо» со стоном и скрежетом елозил в колее, продвигаясь зигзагами сквозь темный лес, пока не выскочил выше деревьев на бледный утренний свет. На северных склонах ущелья лежали плотные пласты сырого пятнистого снега, глухо капая на голые обледеневшие камни. Отсюда колея шла прямо и ровно по контуру северо-восточного склона хребта, который вонзался в холодное синее небо зубами рептилии.

– Звякнул звоночек? – поинтересовался Ленни.

Сидней покачал головой:

– В этих очках трудно сказать. Где вы их свистнули?

– У мертвеца, – признался Ленни, повышая тон в целях самозащиты. – И не свистнул. Спросил разрешения.

– Каким образом? – полюбопытствовал Ник. – Ты же не говоришь по-испански.

– На языке жестов. – Ленни принялся размахивать руками, поясняя. – Очки… ему уже ни к чему… а моему старому китайцу… очень даже пригодятся… mucho gracias. [77]77
  Большое спасибо (исп.).


[Закрыть]Старая курочка все мне теперь отдаст. Я говорю совершенно свободно на языке жестов и на языке любви, причем оба чертовски полезнее твоей латыни и другой заумной дребедени, которую ты учил в школе, Николас.

– Я латынь не учил, – возразил Ник, хотя знал, что Ленни просто языком болтает.

– Учил, могу поспорить, – утверждал Ленни. – Так или иначе, очки вам нравятся?

– В высшей степени, – кивнул Сидней. – Было бы еще лучше, если б я в них что-нибудь видел.

– Тогда идите в «Оптику», – хмыкнул Ленни. – Слушайте, есть вообще хоть какой-нибудь шанс, что мы правильно едем? – Фургон резко ухнул в яму.

– Трудно сказать, – пожал плечами Сидней. – То, что вижу, кажется знакомым, но и другие окрестности выглядят точно так же.

– От развилки было далеко? – допрашивал Ник. – Долго вы добирались, не помните?

– Час или полтора.

Ленни взглянул на воображаемые часы:

– А мы сколько едем? Полчаса?

– Сорок минут, – уточнил Сидней.

– Значит, не тут, – заключил Ленни. – У меня чуткий нос, и я вам говорю, в этих горах нет никакого золота. Знаете, почему? Потому что никто никогда не провезет семь тонн по такой колее, не свалившись в пропасть к чертовой матери. Очевидно, правда?

Когда они вернулись на асфальтированную дорогу, долина застыла в тени, и Ленни испытывал искушение объявить дело конченным. Ему хотелось вернуться в отель пораньше, закусить, отдохнуть после еды, а уж попозже, днем, может быть, совершить второй выезд. Однако при голосовании он остался в меньшинстве.

Следующая колея, как предсказывал Сидней, оказалась идентичной первой, только находилась в худшем состоянии. «Пежо» переваливался и скакал по камням, кабина наполнялась знакомым запахом горящего сцепления, пока машина прокладывала себе путь по дороге, предназначенной для burros. [78]78
  Ослы (исп.).


[Закрыть]Разговоры умолкли, стал понятен непомерный масштаб стоявшей перед ними задачи и сомнительность удачного исхода. Каждая следующая гора похожа на предыдущую – слоистый пирог из осадочных пород, вырастающих из густого влажного соснового леса. Слоистые скалы покрыты трещинами и кратерами, основания прячутся в грудах камней и щебня. Семь тонн золота могли навеки бесследно исчезнуть в этих первозданных местах.

Сильно угнетавший Ленни первобытный пейзаж с не меньшей силой волновал и пугал Ника, который пристально смотрел в открытое окно, сдерживая тошноту и пытаясь установить причину своих страхов. Окружающее, сведенное к первичным элементам, производило как будто бы прозаический благотворный эффект: камень, дерево, вода, земля и глубокое синее небо. Но было еще нечто видевшее, но невидимое, ощущающее, но неощутимое. Давно бездействовавший орган чувств улавливал что-то коварное и злонамеренное. Его власть над этой землей объясняла, почему тут никто не живет, почему не поют птицы и козы не бродят по Сьерра-де-лас-Кабрас, [79]79
  Букв.:Козьи горы (исп.).


[Закрыть]которым они дали имя. Если золото действительно захоронено в этих горах, тот, кто его хоронил, правильно выбрал место, зная, что случайно на него никто не наткнется.

– Мы все делаем неправильно, – объявил Ник. – Давайте бросим эту колею и вернемся в отель. Есть лучший способ. – Он не просил возражений и не услышал их.

Гваделупе все утро ждала возвращения Ленни. Обмыла и одела покойного отца, оставив тело в постели, усыпанной свежими веточками розмарина. Днем должен прийти похоронщик, но ему она ничего не скажет. Убрала в комнатах, вымыла полы, растопила камины, покормила свиней, переоделась в туго облегавшее фигуру платье, высоко взбила волосы, наложила два слоя помады и выплыла в холл в ожидании своего мстителя.

– Что она говорит? – спросил Ленни, следуя за Сиднеем.

– Спрашивает, нашли ли мы нынче утром чьи-нибудь кости.

– Скажите, я припас для нее одну вкусненькую.

– Не скажу. Она спрашивает, будем ли мы обедать.

– Конечно. Что нынче в меню?

– М-м-м… для нас с мистером Криком форель, а для вас, очевидно, бифштекс, – с некоторым неудовольствием ответил Сидней. – Я бы сам с радостью съел кусок мяса. Бифштекс всего один?

– Один, – кивнула Гваделупе. – Только для него. Мне надо, чтоб он был сильным.

– Гм, ну да, – промычал Сидней.

Обед был подан на скошенной деревянной веранде, которая высоко нависала над белой водой в ущелье внизу. Сидней с Ником ели жаренную на решетке форель с хлебным соусом, лимонадом и какой-то купоросной подливкой, которой Ленни щедро полил гигантский обугленный бифштекс, окруженный теми же крошками жареного хлеба и увенчанный главной деталью – куском яичницы. Гваделупе наблюдала, как он ест, наполняя стакан специально заказанным светлым пивом и улыбаясь при каждом сделанном им глотке.

– Postre? – шепнула она, когда Ленни отодвинул тарелку.

Он вытащил сигареты из рукава футболки и покачал головой.

– Тут стоит уже, милая.

– Postre – это десерт, мистер Ноулс, – объяснил Сидней. – А пепельница – cenicero.

– Знаю, – соврал Ленни. – Просто перед десертом хочу покурить. – Он сделал длинную затяжку и встал из-за стола. – Извините меня, джентльмены. Англия ждет и так далее.

Ник с Сиднеем смотрели, как он следует за Гваделупе в ее будуар.

– В самом деле необходимо вот так вот подмигивать? – вздохнул Сидней.

– Будет посвистывать, когда вернется, – предупредил Ник. – Расскажите мне еще про золото.

Сидней поднял брови, вытащил фляжку из внутреннего кармана твидового пиджака, встряхнул перед глазами Ника в качестве приглашения.

– Я не пью. Забыли?

– Ах да. Замечательно. – Налил глоток арманьяка в винный бокал. – Как я понял, один симпатичный цыган по имени Ангел Виллафранка по приказу анархистов украл золото из дома Орлова. Если бы их руководство призналось, то сказало бы, что вернуло богатства, украденные не иностранной державой, а одним иностранцем. Понимаете, Орлов набивал свои собственные карманы. Начинались сталинские чистки – слишком много свидетелей слишком многих преступлений, – и Орлов знал, что его имя записано в расстрельных списках крупными буквами. Он нарочно указал в документах на двести ящиков меньше, чем вписали испанцы, тогда как фактически разница составляла лишь сотню. Рассчитывал, что русские так обрадуются бесплатному подарку, что не станут придираться к пропаже еще ста ящиков. Их отвезли в Валенсию и сложили в подвале местной штаб-квартиры русской разведки, где им предстояло лежать до запланированного Орловым побега. Вам, конечно, не надо рассказывать, что стало с бедными придурками, которые вели и разгружали машины. Я слышал, Орлов собирался плыть в Мексику, а оттуда ехать в США, но, лишившись своего пенсионного фонда, в конце концов очутился без гроша в Канаде. Очень досадно, так же, как и для анархистов, которые вскоре после совершенного ограбления поняли, что Виллафранка вор без чести и совести. – Сидней хлебнул арманьяка, фыркнул. – С первого взгляда было видно, что он не заслуживает никакого доверия. Знаете, небритый, длинноволосый, в тесных брюках… Ухватил куш, где-то спрятал. – Он махнул бокалом в сторону гор. – Далеко за линией фронта, так сказать.

– Как же вы его нашли?

– Виллафранка сам показал, – улыбнулся Сидней.

– Очень любезно с его стороны.

Старик вздернул брови, анализируя прошлое.

– У него особого выбора не было, – объяснил он. – Ну, пойду сосну. Только вы меня надолго не оставляйте. Не стоит перегружать работой похоронщика, правда?

Пока Ленни был занят, а Сидней спал, Ник проводил время, расхаживая по террасе в поисках вдохновения. Он знал, что должен быть более легкий способ найти тайник Виллафранки, чем ездить взад-вперед по случайным колеям, ожидая неверного шанса, что восьмидесятилетний старик припомнит картину. Проблема в том, что свидетель рассказывает не всю историю, а открытые главы в основном бесполезны. Сидней избирательно излагает правду, больше старается заинтриговать, чем снабдить информацией, описывает события так, будто сам при том не присутствовал. С самого начала говорит о войне объективно, полностью опуская собственное участие. Ник щелчком вышвырнул за перила окурок и решительно направился к комнате Сиднея.

– Впустите меня. Это Ник.

– Что вам нужно?

– Поговорить. Откройте.

– Я стараюсь немного поспать, мистер Крик.

– Некогда. После смерти поспите.

Послышался хруст старческих костей. Сидней устало шаркал к двери.

– Чего вам? – буркнул он, отодвинув засов.

– Разрешите представиться: Ник Крик, очень рад познакомиться, – объявил Ник. – Два года назад я напился в компании, сел за руль, не справился с управлением, автомобиль упал в реку Бур. Я убил свою жену и дочь, отсидел за это полтора года. Считал, что должен просидеть гораздо дольше, но, с другой стороны, как заметил судья, мысленно буду всю жизнь себя проклинать. Поэтому не пью, мистер Стармен. Это мой секрет. Почему бы вам не оказать мне такое же уважение и доверие, открыв свои секреты?

Сидней секунду смотрел на него, облизывая усы и быстро моргая в новых очках.

– Хорошо, – кивнул он наконец. – Может быть, прогуляемся?

Ушли недалеко. Сидней явно испытывал боль, спускаясь по грязной тропинке к реке. Дойдя до каменистого берега, прислонился спиной к валуну, объявил, что дальше не пойдет.

– Похоже, я быстро слабею, – признал он. – Знаете, эта поездка меня доконает.

Ник пнул камешек, сбросив в быстрый поток. Солнце плыло за западными пиками, и, хотя еще не было трех часов, в долину заползал сумеречный холодок.

– Боитесь? – спросил он.

– Смерти? Конечно.

Ник тряхнул головой:

– Нет, я спрашиваю, вы боитесь признаться в том, что тут делали? Ведь война была грязная, правда?

Сидней смотрел на воду.

– Я ехал в Испанию убивать немцев. Ни в чем не сомневался, никогда не прикидывался, будто имею какие-то политические убеждения, плевал на демократию, борьбу рабочих и прочее. Скажу лишь, что приехал сюда по ошибочным соображениям.

– Вы служили в Интернациональных бригадах, – кивнул Ник. – Сами сказали, что они сражались за благородные цели.

Сидней покачал головой:

– Я после Харамы оттуда ушел. Вступил в так называемую ремонтно-полевую бригаду под командованием Фрэнка Кобба. Он получал приказы непосредственно от генерала Орлова. Мы считались спецотрядом, а на самом деле были эскадроном смерти. Я убил больше испанцев, чем немцев, больше республиканцев, чем националистов…

– По-настоящему убивали людей?

Сидней вздохнул:

– Ваше поколение считает нас добрыми, благодушными дедушками или согбенными пенсионерами. Вы даже близко не представляете, какие ужасы нам довелось пережить и какие мы сотворили злодейства. Разумеется, я убивал людей, черт побери. Детей, девушек, стариков, которых считал неспособными на ответные действия. Стрелял мужчинам в спину, пускал пулю в лоб упавших с мольбой на колени. Теперь уже выглядит не совсем благородно?

Ник окинул взглядом восточный хребет еще с теплыми от солнца вершинами.

– Меня, собственно, не волнует, в кого вы стреляли, – сказал он. – Возможно, исполняли приказ, а если бы так уж стыдились содеянного, по-моему, вряд ли отправились бы искать неправедную добычу. Я только хочу знать…

На тропинке зазвучали быстрые резкие шаги.

– Вероятно, мистер Ноулс, – предположил Сидней.

– Эй! – крикнул Ленни. – Что это тут такое? Тайное совещание интеллектуалов?

Ник вздохнул:

– Просто разговариваем.

– Обо мне? О золоте? Что за личный и важный вопрос надо в такой дали разбирать?

– Мистер Крик мне признался, что отбыл тюремное заключение за причинение смерти в результате неосторожной езды.

– Угу, – кивнул Ник, встретив негодующий взгляд Ленни. – Кто-то сообщил мистеру Стармену о моей отсидке, я решил, что пора прояснить обстоятельства. Думаю, тебе тоже было бы интересно.

Ленни не понял, доволен он или нет. Был уверен, что против него плетут заговор, хотят вычеркнуть из числа пайщиков, сидят и воркуют, как шерочка с машерочкой. Он слегка поежился.

– Ну ладно. Она своего старика в катафалк загружает. Что такое tio?

– Дядя, – пояснил Сидней. – Например, тио Пепе, владелец.

– Дядя… – задумчиво повторил Ленни. – А mi значит «мой»?

– Верно.

– А matar?

– Matar?

– Matar.

– Matar значит «убей».

Ленни носком кроссовки вывел на земле кружочек.

– Вот дерьмо.

– Неудивительно, что она накормила тебя до отвала, – усмехнулся Ник.

– Обожди, Николас, – насупился Ленни. – У меня дело важное.

– И у мистера Стармена тоже. Он как раз собирался обрисовать свою роль в связи с золотом Орлова.

Ленни минуту стоял, открыв рот, как будто получил оплеуху.

– Э-э-э… Думаю, мои дела поважней исторической лекции, Николас. Бешеная корова хочет, чтоб я убил ее дядю. – Он изобразил пальцами открывающийся рот. – Matar mi tio, matar mi tio… Я не знал, что такое matar, но надеялся, что tio – это задница. – Он тряхнул головой. – Надо выпить, будь я проклят. Потом расскажете.

Они наблюдали, как он бредет назад по тропинке, что-то бормоча и тряся головой.

– Вы ошиблись насчет свиста, – заметил Сидней.