Текст книги "О том, что видел: Воспоминания. Письма"

Автор книги: Корней Чуковский

К сожалению, от Бобы нет вестей. Боюсь, что и не будет.

Не можешь ли ты переслать мне письмо с кем-нибудь, кто едет или летит в Ташкент или Куйбышев.

От Марины мы регулярно получаем известия: она очень тоскует, что ты не в Устюжне, но живет сносно. От Гули я получил открытку, которая начинается словами: «Дед, я живу прекрасно». Марина – дивный человек, я по ней скучаю, только теперь я понял, какой это благородный характер, мне хочется – если ей будет возможно – выписать ее сюда, и я предпринимаю для этого соответствующие шаги. Крепко целуем тебя, надеемся, что скоро увидимся, – мама только и думает о тебе и о Бобе, шлем привет – не дружеский, а родственный – Марии Николаевне, Иннике и всем дорогим ленинградцам. При первой возможности вернемся в Москву.

Твой отец.

170. К. И. Чуковский – Н. К. Чуковскому

Февраль 1942 г. [749]749
  Датируется по почт. шт. получения: «5.3.42. Ленинград» (на конверте только один этот штемпель).


[Закрыть]ТашкентДорогой Коля!

Мы здоровы. Наш адрес: Ташкент. Ул. Гоголя, 56.С нами Лида, Ида, Люша, Женя. О Бобе у нас нет никаких сведений. Его жена осталась в Москве.

Чагин в Москве. Пришли ему свою рукопись.

Мы хотим, чтобы Марина приехала к нам. Здесь жить можно, но трудновато.

Я пишу в газетах. Написал две книги. Здесь есть хорошее издательство, которое печатает мои «Сказки».

Много работаю для Информбюро. Тебе дважды писал С. А. Лозовский, звал тебя в Москву.

Не можешь ли ты приехать на побывку сюда?

Если есть у тебя копия твоих «Летчиков», пришли сюда. Здесь весна. На деревьях почки. Зеленая трава. Скоро зацветет урюк.

Целую тебя крепко. Привет Н. С. Тихонову и Вам всем.

Твой отец.

171. Н. К. Чуковский – К. И. Чуковскому

7 марта 1942 г. Ленинград

Милый папа!

Из Устюжны мне сюда переслали твое письмо от 15-го января. Как я обрадовался ему! Я так соскучился по вам всем. Милая мама, вот бы повидать ее. Вы так далеко от меня и живете такой странной непохожей жизнью.

Я очень скучаю по Марине и детям. У меня мало надежды повидать их в скором времени. Если со мною что-нибудь случится, папа, не забудь о них.

Пока я не хочу, чтобы они ехали в Ташкент. Краснокамск все же ближе ко мне. Вдруг летом так повернется судьба, что мы с Маринкой встретимся. Если она уедет в Ташкент, эта надежда пропадет окончательно.

А вы не собираетесь домой? Ты ничего мне об этом не пишешь. Вообще, какие у тебя планы на ближайшее будущее? Если вы поедете в Переделкино, захватите с собой Марину с детьми.

Что ты пишешь? Я пробую писать, да времени нет, ничего не получается. И обстановка неподходящая, и мысли не те.

Отсюда все мои знакомые уехали, я здесь совсем один. Я здоров, только похудел немного.

Нашлась ли твоя машина? Как Лида и дети? Попроси ее мне написать. Скажи ей, что дом ее в порядке.

От Бобиной Лидочки получил на днях две телеграммы. От Бобы у нее вестей нет. Она в Москве.

Пишите мне, пожалуйста, почаще. Для меня такое счастье – письма.

Ваш Коля.

Целую всех.

7 марта 1942 г.

Мой адрес: Краснознаменный Балтийский Флот, военно-морская почтовая станция № 1101 почтовый ящик № 924.

172. К. И. Чуковский – Н. К. Чуковскому

9 марта 1942 г. Ташкент [750]750
  Дата и место – по почт. шт. на конверте.


[Закрыть]

Дорогой Коля.

Я обратился к тов. Щаденко [751]751
  Щаденко Ефим Афанасьевич(1885–1951), генерал-полковник, в 1937–1943 гг. заместитель наркома обороны.


[Закрыть]с личным письмом по поводу Бобы. Получил немедленно такую телеграмму:

«Приказанию заместителя наркома обороны о вашем сыне запрошено фронтовое командование. По получении ответа сообщим. Генерал-майор Беляков».

Наряду с этим я попросил Наркомат сообщить мне о тебе – ведь я даже адреса твоего не знал. Здесь у меня много друзей среди высшего комсостава, они обещали установить с тобой связь; мне и маме страстно хочется помочь Марине и детям повидаться с тобой. Марину я зову сюда; хлопочу о переводе сюда всего лагеря; привлек к этому делу Ал. Толстого и Пешковых, которые, когда я ближе пригляделся к ним, оказались очень милыми людьми. Здесь сейчас солнце, трава, теплынь, – как будто конец мая. Но скоро наступит жара – и вот я боюсь, не вредно ли будет Гуленьке и Таточке попасть сразу в этот азиатский климат.

Здесь у меня неплохие заработки. Я пишу сказку в стихах [752]752
  Чуковский К.Одолеем Бармалея. Ташкент: Госиздат УзССР, 1943 (одновременно сказка вышла в ташкентском «Советском писателе», ереванском «Армгизе» и пензенском «Сталинском знамени»).


[Закрыть]! Много читаю лекций! Знаешь ли ты, что тов. Лозовский вызывал тебя в Москву еще в сентябре?

Твои письма до востребования все получены. Я тоже верю, что мы еще увидимся. Чагин – в Москве. Здесь есть отделение «Советского писателя». Не пришлешь ли книгу о летчиках сюда? Редакторы: Ал. Толстой (который живет за углом), Тихонов и Лежнев.

Кому писать о тебе, о твоих детях, о Марине, о Марии Николаевне, об Иннике, об Идином сыне Матте? Как бы мне хотелось оказать им какую-нибудь помощь!

Кланяется тебе Леля Арнштам (он в Алма-Ата), делает сценарий о Джамбуле [753]753
  Джабаев Джамбул(1846–1945), казахский народный поэт-акын. В поэтических соревнованиях (айтысах) он победил видных акынов XIX – начала XX века – Кулмамбета, Сарбаса, Досмагамбета и Шашубая. Фильм «Джамбул» в 1953 г. выпустил режиссер Ефим Львович Дзиган (1898–1981).


[Закрыть]; кланяются Толстые, кланяется Анна Ахматова, которая только что закончила чудесную поэму [754]754
  Речь идет о первой редакции «Поэмы без героя».


[Закрыть].

Ах, если б ты знал, каким чудесным мальчиком – оригинальным, поэтичным – стал Женя.

От Гуленьки я получил письмо: «Дед, мне хорошо. Я прекрасно живу. Я живу в Краснокамске в интернате. Учусь в школе и мне скоро 9 лет. Гука».

Мама целует крепко – Лида пишет тебе особо.

Твой отец.

Узбеки – очень хороший народ – среди них, как среди своих. В Москву мы сейчас не собираемся. Но, м.б., поедем к лету. Как твоя нога? Не хотел бы ты полечить ее?

173. Н. К. Чуковский – К. И. Чуковскому

22 марта 1942 г. Ленинградская область

Милый папа.

Я в командировке за городом. Ночую в землянках, мороз, сосны, снег, мартовское солнце. Через неделю вернусь в город.

Постоянно думаю о вас всех. Ваша жизнь кажется мне невероятной, я смутно ее представляю, вы так редко пишете мне. Поздравляю тебя с шестидесятилетием. Увы, Маринке на этот раз не удастся прислать тебе наполеон. Что ты делаешь? Что пишешь? Собираешься ли ты в Переделкино? Умоляю тебя, если поедешь туда, захвати с собой Марину и моих детей. Как бы хорошо это было! У Маринки достаточно денег, я ей выслал свой аттестат, и она не будет тебе в тягость.

Как мама? Как Лида? Целую их. Как их здоровье? Почему они мне не пишут?

Бесконечно тоскую по Марине и детям. Не хочу, чтобы они ехали в Среднюю Азию – пусть будут поближе ко мне.

Вот в Переделкино – другое дело.

Как хотелось бы мне сидеть за столом и переводить «Янки».

Твой Коля.

Краснознаменный Балтийский Флот, военно-морская почтовая станция № 1101, почтовый ящик 924.

Неужели от Бобы так до сих пор ничего?

22 марта 1942 года.

174. Н. К. Чуковский – К. И. Чуковскому

3 апреля 1942 г. Ленинград

Милый, милый мой папа!

Разом получил три твои письма. Даже рассказать не могу, как взволновал меня твой почерк. На адрес Марьи Николавны писать больше не надо – я отправил ее, еле живую, вместе с Ириной к Марине – и теперь туда не хожу. Мой адрес: Краснознаменный Балтийский Флот, Военно-Морская почтовая станция № 1101, почтовый ящик № 924.

Телеграмм от Лозовского я не получал. Да и вряд ли они могли бы мне помочь. Здесь нужно действовать через самые высокие военные инстанции. И не в смысле приезда к Вам, а в смысле перевода меня в любое другое место.

Твой привет через армейского комиссара мне передали. Благодарю.

Книжонку свою о летчиках кончаю. Она получается сырой и поспешной – совсем нет времени работать над ней, слишком много другой работы. И всякие другие причины. И все же в ней есть мысли и наблюдения свежие, никем не высказанные, и она может быть живой и интересной. Когда кончу, попытаюсь переслать тебе рукопись.

Как бы хотел я повидать и тебя, и маму, и Лиду! Неужели из нас четверых остались только двое – я и Лида. Я очень рад, что здоровье ее лучше. Передай ей привет, попроси написать мне. Скажи ей, что дом ее в порядке.

С бобиной женой я переписываюсь. Вчера получил письмо. Она о Бобе ничего не знает.

Имущество мое пропало окончательно – разграбили. Пропала библиотека, пропали твои милые умные письма, которые ты писал мне всю мою жизнь.

Папа, скоро ли ты поедешь в Москву? Если поедешь, захвати с собой Марину и моих детей. Я хотел бы, чтобы Марина подыскала в Москве или под Москвой для нас какое-нибудь жилье. Здесь я больше жить не хочу. Да и негде.

Не хочу я также, чтобы Марина ехала в Ташкент. Если она заберется в такую даль, я не увижу ее до конца событий. Да и перенесет ли Гулька летнюю среднеазиатскую жару. Вот разве осенью. Но к осени, надеюсь, вы все уже будете дома.

Пиши мне почаще. Попроси писать маму и Лиду. Целую вас всех.

Ваш почти тридцативосьмилетний сын Коля.

3 апр. 1942 г.

175. Н. К. Чуковский – К. И. Чуковскому

9 апреля 1942 г. Ленинград

Милый папа!

Очень тороплюсь и потому пишу только о делах.

А дел два.

Ты написал мне, что хочешь мне помочь. Вероятно, сделать это ты можешь, но не знаешь как. А суть вот в чем. Я работаю на Балтике в газете. Я хотел бы работать в какой-нибудь другой военной фронтовой газете, в другом месте. Здесь мной руководит Пубалт. Мной мог бы руководить и кто-нибудь другой. Решить это может только высшее командование. Подумай и помоги.

Второе дело – семейное. Таточка скоро кончит школу. Мне не хотелось бы, чтобы она лето проболталась в Краснокамске. Возьмите ее к себе. Ведь осенью она уже студентка.

Приедет ли к Вам Марина – не знаю. Признаться, я ее пока задерживаю. Если она уедет в Ташкент, я потеряю всякую надежду ее увидеть. Хочу немного подождать, как решится моя судьба.

Обнимаю тебя и маму, и Лиду.

Ваш Коля.

9 апр. 1942 г.

176. Н. К. Чуковский – К. И. Чуковскому

29 апреля 1942 г. Новая Ладога

Дорогой мой папа!

Мой адрес теперь: Новая Ладога, Ленинградской области, до востребования.

Здесь очень хорошо – словно попал на дачу – весна, прелесть, леса, пески – конечно, с дачей кое-какая разница есть, но уж одно то хорошо, что я не в городе.

Вот что вышло из твоего письма Льву Захаровичу [755]755
  Мехлис Лев Захарович(1889–1953), нарком Госконтроля СССР, в 1941–1942 гг. одновременно занимал пост заместителя наркома обороны СССР.


[Закрыть], – его переслали моему начальнику, а тот вызвал меня и стал журить за то, что я не пишу тебе о своем здоровье. Вот и все. А все потому, что ты писал о моей ноге, а нога у меня прошла – она болела зимой, а теперь я вполне здоров. Тут нужно говорить совсем о другом – я хочу работать в большой московской газете, военной (м.б., не газета, а ТАСС или информбюро, если они имеют право отзывать), хочу быть к ней прикомандирован. Кроме того, прошло 10 месяцев, я имею право на отпуск. Для того, чтобы меня пустили туда и сюда, нужен приказ очень больших людей.

Книгу о летчиках я написал и сдал Вишневскому. Но это меня устраивает мало. Если бы мне удалось побывать в Москве, я напечатал бы ее в толстом журнале, продал бы в приличное издательство. Но в Москву мне пока не добраться. При какой-нибудь верной оказии я пришлю тебе экземпляр.

Безумно тоскую по Марине и детям. Не собираешься ли ты домой? Если собираешься, захвати с собою мое семейство. Мне не хочется, чтобы Марина ехала в Ташкент – во всяком случае до осени.

Обнимаю тебя и маму. Привет Лиде. Отчего она мне не пишет?

Коля.

29 апр. 1942 г.

177. К. И. Чуковский – Н. К. Чуковскому

Конец апреля – начало мая 1942 г. [756]756
  Письмо было послано с оказией и опущено в почтовый ящик в Ленинграде 10 мая 1942 г.


[Закрыть] Ташкент

Дорогой Коля. Наконец-то могу побеседовать с тобой – имея хоть минимальную уверенность, что письмо дойдет. Я писал тебе около 20 писем, причем посылал их через Информбюро, через знакомых летчиков, – при всякой оказии, но все это кануло в Лету. Поэтому в настоящем письме я должен повторить «все пройденное».

Итак, Ташкент прелестный город – весь в тополях, в арыках, – сейчас в нем яркая, как огонь, трава – но жить в нем трудно. Я в первый месяц перенес сразу все ташкентские болезни – и даже провел дней пятнадцать в больнице. Хотя Правительство отнеслось к нам, писателям, очень радушно, но все же устройство было очень трудно. Покуда я лежал в больнице, писатели оттяпали данную мне квартиру. Но все же квартиру я достал: 2 комнатки в разных местах одного двора. Двор шумный, крикливый, южный. Детей около 50, кричат под окнами, визжат с утра до ночи. Никакой возможности заниматься. А между тем я работаю, как никогда. Вдруг – неожиданно для себя – написал большую сказку стихами – еще не кончил, но все понимающие люди – Анна Ахматова, Толстой, А. Н. Тихонов, Лежнев – говорят, что это будет лучшая моя сказка. Она на военную тему – о гитлеровщине, о демократизме, о гуманизме. Очень хотел бы прочитать тебе. Сказка будет печататься здесь в изд-ве «Советский писатель» [757]757
  См. примеч. 752.


[Закрыть], членом редакции коего я теперь состою. (Я говорю о Ташкентском отделении). Во главе изд-ва Ал. Толстой. – Главный редактор – Тихонов. Поэтому, если ты не сможешь выехать с этим эшелоном, – пришли вместе с ним свою книгу о летчиках, я уверен, что ее здесь издадут. Кстати, Лида Чуковская составила очень любопытную книжку – записи подлинных рассказов эвакуированных детей о немецких зверствах – и книжка тоже печатается в здешнем изд-ве [758]758
  Жукова Л. Л., Чуковская Л. К.Слово предоставляется детям. Ташкент, 1942. В середине 1960-х годов Л. К. Чуковская сделала запись в дневнике: «Лидия Львовна Жукова. Это поэма. Я знала ее еще в Ленинграде (она и ее муж, Жуков, японовед, ездивший в Японию – лучшие друзья Коли и Марины). С ее братом, С. Цимбалом, я училась в Институте. Она приехала в Ташкент с дочкой и племянником, нищая, голодная. Мать и сестры погибали в Ленинграде. Жуков был расстрелян, второй муж тоже арестован. Я ее полюбила. Меня от нее предостерегала Люша („она тебя обманет“), К. И-чу она тоже не понравилась, но он 1) добился ее прописки, 2) устроил племянника в детсад цк, о чем она молила. Она голодала: не член Союза (как и я). Со мною Тихонов заключил договор на книгу детских рассказов; я решила делать вместе, чтобы и ей дали карточку на обед в Союзе. К. И. умолял меня не заключать договор на два имени, я не послушалась, заключила на два, деньги пополам, а писала я одна(Лида собрала материал на два или три рассказа, но писала все я). Рассказы печатались в газетах и журналах, вышли книжкой – все деньги пополам. Затем с помощью Лели Арнштама, который был с киностудией в Алма-Ата, я заключила договор на сценарий; опять на два имени и деньги пополам. Кое-что мы придумали вместе, но опять писала я одна» (цит. по: Чуковская Л. К.Записки об Анне Ахматовой. В 3 т. М., 1997. Т. 1.С. 511).


[Закрыть]. Конечно, тиражи небольшие, но ведь это не мешает издать книжку и в Москве.

О Марине. Ее письма к нам полны тобой. Я постоянно посылаю ей письма и телеграммы с изъявлением полной готовности приютить ее и детей, и ее маму, и Ирину в Ташкенте, я поддерживаю ее всячески как могу (морально), но письма мои к ней почти не доходят, и ее телеграммы ко мне свидетельствуют, что она получает далеко не каждую мою телеграмму. Недавно она прислала телеграмму, что хочет ехать в Ташкент. По целому ряду причин, вполне уважительных, в Ташкент сейчас не пускают одиночек (вне эшелонов). Я отправился к Наркому Внутренних дел, с которым случайно знаком [759]759
  С Лаврентием Павловичем Берия (1899–1953) К. И. Чуковский познакомился через Марфу Максимовну Пешкову (р. 1925), ее мужем тогда был сын наркома внутренних дел Серго Лаврентьевич Берия (р. 1924).


[Закрыть], и этот любезный человек послал просьбу Краснокамскому НКВД наладить поездку Марины в Ташкент самым комфортабельным образом. Но от Марины по этому поводу нет никакого отклика. Ехать ли ей в Ташкент? Не знаю. Советовать боюсь. Для 9/10 населения Ташкента этот город (в бытовом отношении) не лучше Ленинграда. Многие ленинградцы, только что приехавшие из Ленинграда, говорят, что в Ленинграде им было лучше, что суп там гуще и дешевле. Наступают летние жары, о которых говорят с ужасом даже закоренелые ташкентцы.

О работе Марины все отзываются с восторгом. Сейчас мама видела человека, который видел Марину недавно, и он утверждает, что она отлично выглядит, бодра и здорова.

Что касается мамы – конечно, ей очень трудно. Ее тоска по Бобе дошла до физической боли. Она страшно волнуется о тебе. Много хлопот доставляет ей Женя, которого мы отдали теперь в чудесный детский сад (Совнаркома). Очень ей трудно жить в одной комнате с Лидой и Идой, трудно одолевать большие пространства Ташкента, но все же держится она молодцом.

Лида здесь живет вовсю. Здесь живет обожаемая ею Анна Ахматова, и Лида, когда разговаривает с нею, набожно сюсюкает и вообще говорит как-то очень мармеладно. Конечно, я полон всякого уважения к Лиде, это действительно большой человек, здесь она работает много в детских домах (в порядке шефства), пишет статьи, выступает на собраниях общественниц, все ее любят, но какой это жесткий, трудный, несгибаемый человек. Она очень поправилась, здоровье ее в тысячу раз лучше, чем до операции.

Я получаю Совнаркомский паек. Кроме того, у нас были деньги, которые сейчас пришли к концу. Я в общем зарабатывал не больше 1500 р. в месяц, но тратили мы тысяч пять, и были сыты. Авось, проживем неплохо и с Мариной, и с детьми. Я, главным образом, для того хочу Марининого приезда, чтобы устроить Тату в высшее учебное заведение – наиболее серьезное.

Здесь я близко познакомился с семьей Пешковых, с внучками Горького, Марфой и Дарьей [760]760
  Пешкова Дарья Максимовна(р. 1927).


[Закрыть]. Семья мне очень нравится, и к нам все они относятся очень хорошо. Ал. Толстой живет за углом – я бываю у него довольно часто, – он к старости стал лучше, чем был; его пьеса «Иоанн IV» [761]761
  Речь идет об «Орле и орлице» – первой части пьесы А. Н. Толстого «Иван Грозный».


[Закрыть]– отличная пьеса и т. д.

Теперь о тебе. Получив твое письмо, что у тебя «застужена» нога, я забеспокоился и написал письма трем лицам: М. М. Громову [762]762
  Громов Михаил Михайлович(1899–1985), генерал-полковник авиации (1944), Герой Советского Союза (1934), звание присвоено за мировой рекорд дальности полета, в феврале – апреле 1942 г. – командующий ВВС Калининского фронта, затем командовал 3-й и 1-й воздушными армиями.


[Закрыть], А. В. Белякову [763]763
  Беляков Александр Васильевич(1897–1982), генерал-лейтенант авиации (1943), Герой Советского Союза (1936), звание присвоено за беспосадочный перелет Москва – остров Удд, совершенный вместе с В. П. Чкаловым и Г. Ф. Байдуковым.


[Закрыть]и Мехлису. Всех просил о предоставлении тебе отпуска. Если я поступил неправильно, прости, пожалуйста. Если бы ты мог заехать за Мариной и привезти ее сюда с детьми, или хотя бы пожить недели две в Краснокамске или в Ташкенте. Об этом хлопочет и Толстой. – Ну, целую тебя, обнимаю и желаю поскорее встретиться с тобою – и да будет проклят Гитлер!

Твой отец.

178. Н. К. Чуковский – К. И. Чуковскому

7 мая 1942 г. Ленинградская область

Милый папа, я уже сообщал тебе, что живу в г. Новой Ладоге Ленинградской области, но на всякий случай повторяю. Пиши и телеграфируй до востребования. Сейчас я в командировке до 15-го, в грязной скучной деревне, засыпанной майским снегом. Сижу в холодной избе у окошка, курю, читаю «Виргинцев» Теккерея [764]764
  Вероятно, речь идет о переводе романа английского писателя Уильяма Мейкписа Теккерея (1811–1863) «Виргинцы», выпущенном издательством «Academia» (т. 1–2. М.; Л., 1936).


[Закрыть]. В Новую Ладогу вернусь через неделю.

Выдумал я два больших романа, которые напишу потом, если это потом когда-нибудь будет. И оба – не «войны и миры». После войны все кинутся писать «войны и миры», а я – нет. Я почему-то твердо решил написать о Софье Перовской и народовольцах [765]765
  Перовская Софья Львовна (1853–1881), член исполкома «Народной воли», организатор и участница покушения на императора Александра II, успешно осуществленного 1 марта 1881 г. Замысел не был осуществлен.


[Закрыть]. Печальный роман – все в мире не так, как они себе представляли, и мир пошел не туда. Уже и тогда было ясно видно, что мир пойдет не туда, да они не хотели видеть. Много было в них и смешного, и гаденького, и очень величавого.

Еще хочу написать большой роман, сюжетный, с тайнами, для юношества и для простодушных читателей [766]766
  Возможно, реализацией этого замысла стала остросюжетная повесть «Морской охотник», послужившая основой для одноименного кинофильма для детей (1955, режиссер и автор сценария В. В. Немоляев).


[Закрыть]. О защите Ленинграда, которая так необычайна, что ничего в мире подобного никогда не бывало. Все слова о героизме малы и плоски для такого великого до странности дела. Если писать правду, так получится гротеск – то есть как раз то, что нужно для простодушного романа с сюжетом и тайнами.

А о летчиках я хочу сделать книгу просто своих записей и наблюдений – слишком близко я все видел, чтобы делать повесть или роман. Поступаю я вот как: в начале войны я написал две брошюры о летчиках и выпустил их в Военмориздате [767]767
  Чуковский Н. К. Комиссар боевой эскадрильи Сырников. Л.: Военмориздат, 1941; Чуковский Н. К. Морские летчики. Л.: Военмориздат, 1941.


[Закрыть]. Потом объединил их, обработал заново, увеличил и напечатал в 9 № «Звезды» [768]768
  Чуковский Н. К. Как работает комиссар // Звезда. 1941. № 9.


[Закрыть]. Потом сделал кучу еще новых записей и, соединив их с прежним, сделал книжку «Ленинградское небо» [769]769
  Книга вышла под названием «На защите Ленинграда: Летчики-балтийцы в боях» (М.: Военмориздат, 1943).


[Закрыть], которую перед отъездом в Ладогу сдал Вишневскому. Что сделает с ней Вишневский – не знаю, да и не очень интересуюсь, так как работа еще не закончена, я продолжаю записи, и настоящая книга о летчиках будет у меня к концу мая. Если бы ты был в Москве, я прислал бы ее для устройства в каком-нибудь хорошем издательстве или журнале, но, к сожалению, ты в Ташкенте и я никак не могу понять – почему.

Мне втройне жаль, что вы все в Ташкенте, так как в июне мне, возможно, удастся побывать в Москве. Вот было бы счастье – три дня прожить в Переделкине со всеми вами! Это было бы блаженство, о котором не позволяю себе даже думать. Повидать маму! Такое может только во сне присниться. Вот уж почти год как я живу, словно колобок в сказке: ушел и от деда, и от бабы, и от папы, и от мамы, от жены, от детей, и все спрашиваю: «Уж ты зверь ты зверина, ты скажи свое имя, ты не съешь ли меня…» Но звери пока меня не трогают, я бодр, здоров, сыт и только слишком тоскую по семье.

Неужели вы все действительно собираетесь сидеть все лето в ташкентской духоте и глотать среднеазиатскую пыль? Не понимаю.

Как Лида? Отчего она мне не пишет? Вот рад был бы получить от нее хоть открытку. Где Цезарь Вольпе? Жив ли он [770]770
  Ц. С. Вольпе погиб осенью 1941 г. под Ленинградом.


[Закрыть]?

Что ты пишешь? Сюда ничего не доходит. Не прислать ли тебе мое «Ленинградское небо» для какого-нибудь ташкентского издательства или журнала?

Целую вас всех и обнимаю.

Твой Коля.

7 мая 1942.

Если поедешь в Москву, вызови туда Маринку и моих детей. После войны я хочу жить в Москве, назад не вернусь ни за что, да и некуда – квартира погибла. Вот Маринка и подыскала бы нам исподволь помещение. Кроме того, в Краснокамске ей слишком тошно.

Если можешь что-нибудь сделать для меня – сделай.

179. Н. К. Чуковский – К. И. Чуковскому

Начало июня 1942 г. [771]771
  Датируется по фразе: «Я вот уже больше месяца, как в Новой Ладоге».


[Закрыть] Новая Ладога

Милый, милый папа!

Получил от тебя, наконец, большое письмо, написанное, видимо, в апреле. И как обрадовался! Постоянно думаю о тебе, о маме, о Лиде, и вы даже представить себе не можете, до какой степени я чувствую себя частью вас, вашим представителем. Мы все-таки замечательная и совсем особенная семья, и здесь это особенно остро чувствуешь.

Какой странной, неправдоподобной и обольстительной кажется мне ваша ташкентская жизнь. Как хотелось бы мне прочесть твою новую сказку. Не поленись переписать, пришли ее мне. Меня она очень интересует, как родной голос. Я, зная тебя, так много по ней отгадаю.

Ты пишешь, что большинство твоих писем ко мне не доходят. И знаешь отчего? Оттого, что ты обычно прибегаешь к оказиям. Нет ничего хуже оказий. Мною давно испытано и проверено, что почта гораздо вернее.

Я вот уже больше месяца, как в Новой Ладоге, но, кажется, на днях вернусь туда, где прожил вторую половину зимы. Но адрес там у меня будет другой – КБФ, военно-морская почтовая станция 1101, почтовый ящик 704.Пиши либо по этому адресу, либо, как сейчас: Новая Ладога Ленинградской, до востребования. В данный момент, к сожалению, ничего точнее сообщить не могу, так как сам не знаю, где буду завтра.

Очень меня волнует вопрос – отчего вы остались на лето в Ташкенте? Я никак этого не могу понять. Отчего Маршак в Москве, а ты в Ташкенте? Отчего вы ютитесь в двух комнатах, когда у вас есть отдельная отличная квартира и отличный отдельный дом? Величайшая моя мечта сейчас – чтобы вы вернулись. Это единственный шанс повидать вас – Москва для меня досягаема. Это единственная моя надежда хоть как-нибудь устроить мою несчастную семью.

Я смертельно истосковался по детям и по Марине. Им там очень плохо. Посылать их в Ташкент я не хочу – куда их еще в ваши две комнатушки в такую адскую жару. Это для меня значит уж наверняка их не увидеть. Это значит – лишиться радости аккуратно получать их письма. А между тем Татке необходимо учиться, Марине – хоть сколько-нибудь отдохнуть и пожить человеческой жизнью. Кроме того, у нас ведь нет жилья, никакого. Об этом необходимо подумать сейчас, Марина могла бы что-нибудь сыскать в Москве, потом будет труднее. А как она сама, бедняжка, мечтает о Москве, она пишет мне об этом в каждом письме, она предлагает даже поехать туда раньше вас, чтобы подготовить ваш переезд.

Я очень благодарен тебе за твои хлопоты обо мне, но из Ташкента хлопотать бесполезно. К тому времени, как ты начал хлопотать, нога моя, действительно очень болевшая зимой, к счастью, совершенно прошла. Если бы ты был в Москве, я бы сам указал тебе, что нужно сделать, а ведь для меня это вопрос жизни.

Есть у меня и много других соображений, почему мне не хочется посылать в Ташкент Марину и почему мне хочется, чтобы и вы оттуда уехали. В Москве сейчас сытно, много работы и совершенно безопасно. По всем этим показателям там лучше, чем в Ташкенте.

Отчего мне не пишет Лида?

Отчего ты так редко пишешь Марине и не отвечаешь на ее письма?

Книжку свою о летчиках я закончил. Если удастся устроить лишний экземпляр, я непременно вышлю ее тебе.

Обнимаю тебя. Как соскучился я по милой маме, которую не видел уже больше года. Целую вас и люблю.

Ваш преданный Коля.

180. К. И. Чуковский – Н. К. Чуковскому

10 июня 1942 г. Ташкент [772]772
  Дата и место – по почт. шт.


[Закрыть]

Милый Коля. У меня есть возможность послать Марине письмо с оказией – посланные по почте не доходят. Я предлагаю ей прислать мне Тату – здесь очень хорошие высшие учебные заведения. И будь покоен: непременно буду хлопотать о твоем водворении в Москве. Марину и семью твою, конечно, возьму с собою. Скосырев телеграфировал мне, что он хочет печатать твоих «Летчиков». Получил ли ты его телеграмму. О тебе буду разговаривать по прямому проводу с высшим начальством. Здесь чудесно: тополя, розы, сплошной сад. Мама крепко тебя целует. Она работает через силу – похудела, состарилась.

Я написал сказку – большую – в стихах.

Твой отец.

К кому обратиться с хлопотами о тебе?

181. К. И. Чуковский – Н. К. Чуковскому

Около 17 июня 1942 г. [773]773
  Датируется по почт, шт.: «17.6.42. Москва». Письмо было послано с оказией и опущено в почтовый ящик в Москве.


[Закрыть]Ташкент

Милый Коля. Я надеюсь скоро быть в Москве и, конечно, перетащу твою семью к себе, хотя в Переделкине сейчас жить нельзя за отсутствием у меня машины, которую украл мой шофер.

Сотый раз пишу тебе, чтобы ты прислал мне «Летчиков». Я здесь издам. Здесь материал о Ленинграде на вес золота.

Здесь чудесно – прохладно – цветут розы, много интересной работы. Еду в Москву, гл. обр., из-за тебя и буду счастлив увидеться с тобой, скажем, в середине июля.

Твой отец.

Мама целует.

182. Н. К. Чуковский – К. И. Чуковскому

17 июня 1942 г. Ленинградская область

Милый папа!

Судьба занесла меня в глухую дальнюю деревушку, и я до 10-го июля не буду в Новой Ладоге, где теперь мое постоянное местожительство. Это значит, что до 10-го июля я не получу ни одного письма ни от тебя, ни от Марины.

А между тем к моему приезду в Ладогу мне очень хотелось бы узнать, как проникнуть в твою квартиру или в Переделкино. Дело в том, что в конце июля или в начале августа я, возможно, буду в Москве (вот достижение!). И мне очень хотелось бы остановиться в вашей квартире. Кроме того, я вывез из моей погибшей квартиры кило пятнадцать всяких бумажек и книг, которыми дорожу. (Письма писателей, например.) При моей бродячей жизни эти пятнадцать кило очень мне мешают, деть их здесь мне некуда, и я хотел бы сложить их у вас на квартире.

Напиши мне, пожалуйста, или телеграфируй в Новую Ладогу, Ленинградской обл. до востребования, где ключ или кто меня впустит. Может быть, и ты к тому времени приедешь в Москву? Вот повидались бы!

Сегодня здесь первый теплый летний день, и на смену комарам появились мухи. А до сих пор здесь было холодно, и почти каждый день шел дождь. Я здесь работаю пока мало, очень много ем, и от отдыха, от сытости еще больше тоскую по всем своим.

Читаю «Литературное наследство» – о Толстом [774]774
  Литературное наследство. М., 1939. Т. 35–36 (Л. Н. Толстой I); Литературное наследство. М., 1939. Т. 37–38 (Л. Н. Толстой II). Значительную часть второго выпуска занимает впервые публикуемая переписка писателя.


[Закрыть]. Читала ли это мама? Вот ей было бы интересно – особенно выпуск второй.

Твой Коля.

17 июня 1942 г.

183. К. И. Чуковский – Н. К. Чуковскому

3 июля 1942 г. Ташкент [775]775
  Дата и место – по почт. шт. на конверте.


[Закрыть]

Дорогой Коля! Я подал заявление, что хочу вернуться в Москву. Бомбежки я нисколько не боюсь. Оказалось, что я выношу ее весьма хладнокровно – и мне даже дико было смотреть на многих более юных писателей, которые дрожали, как кролики, при всяком взрыве снаряда.

Я бы поехал сейчас, но прихворнул – и ослаб. За последние 2 месяца я потерял 22 кило и хочу сперва поправиться чуть-чуть в каком-нибудь доме отдыха. Путевки есть, но не могу оставить маму, которая превратилась почти в инвалида. У нее было что-то вроде слабого удара, это скоро прошло, теперь она молодцом, но был такой месяц, когда ей пришлось обслуживать Лиду, Люшу, меня, Женю, т. к. Ида уехала, а новой работницы не было. Мама переутомилась, тревога о тебе, тоска по Бобе – и жара – все это истомило ее.

Я решил так: если не поправлюсь в эти две недели, поеду в августе так, как есть, чуть только окончу сказку. Сказка моя кончена, но во второй части хромает композиция, и я бьюсь, как проклятый, над выпрямлением линии.

Звери напали на Айболита.

 
И поставили злодеи
Девятнадцать батарей.
У двадцатой батареи
Сам разбойник Бармалей.
Он стоит и не шевелится,
В Айболита прямо целится.
 Шестьдесят четыре пушки
Он поставил у опушки
И с акулою вдвоем
Схоронился за холмом,
И смеется, и хохочет,
И кривую саблю точит:
«Ну теперь-то Айболит
От меня не убежит».
 
 
Отвечает добрый доктор:
«Погоди же ты, зверье».
И скликает добрый доктор
Войско верное свое.
 
 
             «Вы, кузнечики,
             Разведчики,
             Побегите по полям
             К тем зеленым тополям
И спросите поскорей
У сорок и снегирей,
Где пехота Бегемота,
У реки
Иль у болота,
Чтобы наши журавли
Разбомбить ее могли,
 
 
И поставьте у калитки
Дальнобойные зенитки,
Чтобы наглый диверсант
К нам не высадил десант.
 
 
Вы, орлицы, партизанки,
Сбейте вражеские танки
И пустите под откос
Бармалеев паровоз…»
и т. д.
 
 
Но с жужжанием веселым
Из окошек и дверей
 Налетели пчелы, пчелы,
Пчелы, пчелы, пчелы, пчелы
Из окошек и дверей
             И давай колоть их жалами,
             Словно острыми кинжалами.
 
 
Укусили бегемота,
И от боли бегемот,
Рот разинув, как ворота,
Так и грохнулся в болото
И белугою ревет.
             А они не унимаются.
             Пуще прежнего кусаются.
 
 
Испугались носороги,
Побежали по дороге.
И в испуге носорог
Носорогу сел на рог.
             А над ними пчелы тучею
             Так и жалят, так и мучают.
…………………………
И звенят над ними птенчики,
Словно звонкие бубенчики:
             «О, хвала тебе, хвала
             Трудовая,
             Боевая
             Беспощадная пчела!»
 

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

 
Победа, победа, но враг не разбит.
Злодей Бармалей за рекою стоит.
 
 
             Он стоит, Бармалей, и позевывает
             На цветы луговые поплевывает.
             А слюна у него ядовитая.
             Где ни плюнет, там змеи и ящерицы.
 
 
Он стоит со своими удавами,
Со своими волками кровавыми.
Вкруг него павианы поганые
На траве развалилися пьяные.
Он стоит над веселыми селами,
Над полями стоит он веселыми,
И бормочет бессмысленным голосом:
             Истребить! Погубить!
             Уничтожить! Убить!
             Погубить! Разбомбить!
                     Ни людей,
                     Ни детей,
             Никого не щадить!
 

Потом тревога: прилетели вражьи самолеты, истребляющие детей и женщин. В самолетах – бегемоты. Их преследуют журавли:

 
Над темными равнинами
За ним они летят
И длинными, предлинными
Носами журавлиными
Долбят его, долбят.
Всего его истыкали,
Истыкали, как пиками.
Истыкали, изранили,
Проткнули, протаранили
И все еще долбят его,
Долбят его проклятого.
Долбят, долбят, долбят.
«Так вот тебе! так вот тебе,
Бессовестный пират!
Чтобы не смел расстреливать
Беспомощных ребят!»
 
 
И глядите: закружился,
Завертелся самолет
И свалился, и разбился
Стопудовый бегемот.
 

Вот тебе бессвязные клочки. Написал я больше 1000 строк. Писал и волновался ненавистью к гитлеристам всех мастей и оттенков. Конец мне дался легко: всеобщее ликование, когда Гитлер побежден. Сказка имеет необыкновенный успех (в моем чтении) в частях Красной Армии – но будет ли она иметь успех у Фадеева [776]776
  А. А. Фадеев с 1939 по 1944 г. был секретарем, а с 1946 по 1954 г. – генеральным секретарем и председателем правления Союза писателей СССР.


[Закрыть]и Кº, не знаю.

Марине пишу часто. Чуть поправлюсь здоровьем (если поправлюсь) – буду в Москве устраивать твою, мою, ее жизнь. Написал ей о Таточке. У нас две огромные комнаты.Лида выехала от нас: она прошла в члены Союза, ее книжка «Слово предоставляется детям» имеет большой успех, печатается в «Красной нови», в Госиздате (в Москве), она пишет отличный сценарий о детях – вообще на пути к процветанию. С мамой она во вражде, ко мне охладела, и прекрасно чувствует себя в стороне от нас.

Поэтому у нас есть помещение и для Марины и для Таты. Денег маловато, но сказка выручит. Это я говорю на всякий случай. А покуда мои установки – Москва.

Хочется писать еще и еще, но торопят. Надо бежать на почту.

Целую тебя, друг мой.

Мама пишет отдельно.

Твой отец.

184. Н. К. Чуковский – К. И. Чуковскому

13 июля 1942 г. Новая Ладога

Новая Ладога 13 июля 1942.

Папа, папа, милый, родной мой! Чем старше я становлюсь, тем больше я люблю тебя и горжусь тобою. Вот бы посмотреть на тебя хоть часок!

Ты мне пишешь, что будешь в июле в Москве. Увы, в июле я в Москве не буду, и пустят ли меня позже – сомнительно. Я вот просился к Марине в отпуск на несколько дней – отказали. Не любят меня – я вот уже стар, а все не умею быть любимым. Вот от чего мне так жестко достается.