Текст книги "Римская волчица. Часть 2 (СИ)"

Автор книги: Корделия Моро

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 18 страниц)

Глава 10

После заседания и разговора с дуумвиром она чувствовала себя измочаленной, как тряпка, а ведь день едва начался. Надо было закрыться у себя, еще раз прокрутить в голове все, что было сегодня сказано. Только факты, выкинув из головы, кто, что и с каким лицом произнес. Эмоциональная подача очень мешала. Надо было вернуться еще на шаг назад и точно так же вылущить рациональные зерна из личного рассказа Гая. Перед инаугурацией и сразу после у нее не было времени подумать о давнишних идеях и мечтаниях их с Люцием родителей. Что Гай в сущности сообщил ей, если убрать обертку из его чувств (тревоги, злости, любопытства), ее чувств (каких? она ничего, кажется, не испытала тогда, кроме, пожалуй, удовлетворения от того, что кусок прошлого встал на свое место). Каким-то образом Горацио и Поппея Флавии, Альбин и Фелиция Аурелии обошли один из главных римских законов и отредактировали будущих детей по своему усмотрению. Как именно, Тарквиний не знает. Зачем – можно лишь гадать. Но кому какое дело до фантазий тех, кто был молод сорок лет назад. Какие последствия будут у этих фантазий? Вот это стоит выяснить.

Электра почувствовала, что концентрация ускользает, и сосредоточилась. Результаты экспериментов с генетической модификацией могли касаться как непосредственно ее тела, так и положения в обществе. Любой закон подразумевает ответственность за его нарушение, а закон Рима был несомненно нарушен. Нарушили-то родители, но они с Люцием – живое свидетельство преступления. Хуже того – воплощение. Интересно, как повернется дура лекс, если все это всплывет. Как лягут камушки на весах безличных алгоритмов. Как отреагируют сограждане. Спектр возможностей открывался самого неприятного свойства.

Одно утешало: совершенно очевидно, что никаких доказательств у Тарквиния нет и никогда не было. И базовые программы руфа ничего необычного ни в ней, ни в Люце отродясь не находили. Но с благим намерением писать каждый свой чих в облако придется распрощаться.

Больше всего хотелось позвать Антония, попросить у него кофе, бутерброд и решить проблему. Он бы наверняка сумел как-то змеино выкрутиться и представить уязвимость козырем, а еще – утешить и объявить затруднение пустячным. Увы, на этот раз воззвать к кузену было нельзя. Секрет касался не только ее, а Люций не был обязан доверять Антонию и уж гарантированно не пожелал бы принять от него никаких утешений. Но главное – Электре почему-то совсем, категорически не хотелось, чтобы Антоний узнал о какой-то ее генетической аномалии. И так уже она диктатор, хватит с нее недостатков. Она улыбнулась в темноту окна, потом налила в кружку кофе и снова велела себе сосредоточиться. Раз нельзя привлечь Антония, нужно заняться делом самой.

Все поступки диктатора фиксируются. Как спал, что ел, что приказывал, какие сведения искал в сети. Все это можно отследить – и во время действия диктаторских полномочий, и после. Если, конечно, диктатор не сожжет обличающий его архив, как некогда Марк Лициний Доминатор безвозвратно спалил все записи своей последней кампании. Помогло ли ему это. Биографии предшественников, легкодоступные с ее нынешним статусом, обещали стать душеполезным чтением. Но не сейчас, сейчас нужно поторопиться.

Электра умело закопала личные запросы в потоке рабочих. Важно было хотя бы очертить границы возможных бедствий: что могло в случае огласки ждать их с Люцием, что – непосредственных виновников. Родителей, мысленно поправилась она. Не потому ли они убрались на далекую Степь, что хотели оказаться подальше от плодов своих юношеских фантазий? Впрочем, Аурелии остались на Золотом Марселе, не прятались. Альбин болел, Фелиция сохраняла высокую социальную активность.

Она подумала, что Малак все-таки кое-чему научил ее; прошлепала в кухонный блок, достала за неимением отвертки какой-то нож и подозвала руфа. Маленький робот доверчиво подъехал, разворачивая гибкую лапу. Она подняла его, уложила себе на левую руку теплой спинкой вниз, погладила круглый бок, усыпляя, а после безжалостно подцепила ножом брюшную пластину, чтобы вырвать из него ту крохотную схемку, кристаллик, который соединял его с сетью. В освободившееся гнездо сунула кусочек антистрессовой жвачки из-за щеки, черт знает, как отреагирует техника на пустоту внутри. Ну вот. Управлять придется голосовыми командами или вручную, зато теперь ее личный врач никому ничего не расскажет. Пластина ловко встала на место. Электра тем же ножом процарапала на ней метку, чтобы случайно не спутать своего полностью внесетевого руфа ни с каким посторонним, постучала по корпусу, пробуждая пациента, и прилепила к себе чуткое щупальце.

Не помнящий зла руф послушно запустил глубинную диагностику. Электра же думала. Что-то она узнает о себе. Функциональные параметры, вроде прямого носа, скорости реакции и способности к устному счету, которыми не скупясь наделили ее от рождения, наверняка не цель, а просто средства. Выданные ей спецсредства для лучшего осуществления программы. Какой?

«Родители предназначили тебя для великих дел». Кто это сказал ей? Может ли тяга к великим делам быть зашитой в генах? Звучит как псевдонаучный бред. Результаты руф выдаст через пару часов, что-то прояснится.

За время, которое Электра щедро отвела себе на личные заботы, ей на голову насыпалась тонна не терпящих отлагательства запросов и проблем. Требования выделить средства на починку разломанного на Луне, на ремонт «Дискордии», других пострадавших кораблей. Даже мстительный запрос от Калеба Тарквиния, который уже преуспел в данном ему поручении, собрал комицию и теперь эта комиция хором требовала баллов и полномочий. Она стремительно разбирала почту, мечтая о том, чтобы не пришлось выбираться из норы и выдерживать новое представление собранию капитанов. Насколько же проще иметь дело с сухими сведениями.

– Одинокий диктатор мается на вершине власти, холст, масло, проектор, пиксели. – Антоний, которому она сразу после инаугурации выдала доступ личную зону, возник без предупреждения. – Ты почему еще не в мундире?

– Погружена в невеселые думы, как и положено на вершине.

– Непорядок. Эта твоя пижама, я имею в виду. К нашей ситуации лучше подходит полный багрец.

– К ситуации – может быть, но не к моему цвету лица.

– Цвет лица прекрасный. И кстати, почему у тебя перед входом еще не маячат бравые преторианцы? Забыла, как тебя засунули в чулан? Сейчас такая ошибка будет стоить тебе влияния, а может и жизни.

– Не драматизируй, сюда пока доступ только у тебя. Антоний, мне правда нужно…

– Побыть одной? От этого отвыкай. – Кузен привалился к косяку и продолжил поучение. – Они должны тебя постоянно видеть. Легионеры, пилоты, капитаны.

– Мне правда нужно идти на это сборище?

– А как ты думаешь? Прислать им алгоритмическое уведомление и тем удоволиться?

– Я уже стояла перед ними как-то раз, растерянная женщина! Придавленная горем от потери возлюбленного. А теперь что? – Электра как могла жалобно сморщила нос, глядя на Антония снизу вверх.

– Растерянная, конечно. Придавленная. Ты, кузина, ври, да не завирайся. Видел я ту запись.

– Я им до звезды.

– Ах вот что! Сама не показываешься им и сама обижаешься, что тебя с назначением никто не поздравил?

– Да зачем мне туда тащиться? Алый мундир и орла на пальце в нос всем натыкать?

Антоний вздохнул, потер виски – незнакомый, усталый жест. Потом посмотрел ей в глаза.

– Как ты считаешь, в чем заключается основная задача диктатора?

– Принимать быстрые человеческие решения в непредусмотренной алгоритмами ситуации. – Электра кратко задумалась. – Служить объединяющим фактором. Мирить непримиримых во имя общей пользы.

– Частный случай. На самом деле задача диктатора в том, чтобы не дать соратникам приуныть. Каждый квирит с детства обучен самоподдержке, но представь, что с нами будет, когда мы начнем терять не только корабли, но и близких? Когда война затянется? Когда отчаяние накопится по капле? Вот тогда им понадобится кто-то, на кого можно посмотреть и выпрямиться. И поверь мне, это будут не наши борзые адмиралы и бравые легат-губернаторы. Им самим нужна будет поддержка.

– Антоний.

– Ну кто тебе еще правду скажет.

– Ты сам-то еще не приуныл?

– Я полон бодрости и оптимизма, – он в шутку пихнул ее и сунул в руки белый мундир. Надевай, голая не ходи! Такого счастья эти гады точно не заслужили.

– Убедил. Пойду сиять отраженным светом. Может и хорошо, что никто не обратит на меня внимания рядом с Люцем-то.

– Если бы я был на твоем месте, то стоял бы и щипал его, как римский гусь! Против родни все средства хороши. Но с появлениями на публике я тебе не могу помочь, дорогая. Только морально! Тут, кстати, Квинт тебе названивает.

– Квинт? Через тебя, что ли? Боится, что я его к планете приколочу гвоздями? А, вижу, в диктаторский канал. Очередной ролик, чтоб его.

Электра развернула изображение, чтобы Антоний тоже сразу просмотрел видео. Это работа, тут у нее от своего первого советника тайн нет. Минуту оба смотрели неподвижно, потом Антоний нащупал стул и сел, а Электра скинула спортивный костюм и торопливо влезла в форменные штаны, прыгая на одной ноге и не отрывая глаз от экрана. Отсветы и блики ходили по ее обнаженным плечам и груди. Вопрос, имеет ли она право на белый флотский китель, стремительно отошел на второй план. На десятый.

Запись была двуцветная, в сепию, с сильным сжатием и потерей качества, Электра даже не знала, на чем ее передали – на чем-то уж совсем не приспособленном для хранения информации. Довольно легко можно было различить прихотливые очертания черепичных марсельских крыш, на планете совсем другой тип архитектуры, отличный от высокотехнологичной земной, много старых или реконструированных зданий, со всеми усовершенствованиями внутри, конечно. Откуда это снимают? Камера медленно сделала оборот, показала широкую площадь. Дрон висел в удобной точке, где-то на уровне башни Союза, напротив дворца. У столицы Марселя и названия не было, все звали ее просто «столица». Остальное – разбросанные по планете частные владения, иногда тянущиеся на сотни километров, небольшие городки вроде Миры и Фазелиса, да университетские кампусы. Дворец, занимавший одну из сторон площади, просторной (на ней часто проходили праздники или соревнования), специально выровненной и покрытой зеленым газоном, сейчас тоже служил трибуной для мероприятия. Электра сощурилась.

Снимали так, чтобы все было видно предельно хорошо. Камера не дрожала, четко держала фокус, сменялись планы – дрон был явно не один. На трибуне, которая проходила под фронтоном дворца (синие кони и красные всадники на этом фронтоне казались сейчас серо-черно-белыми, как все остальное изображение), стояли люди, много. Большая, даже огромная толпа собралась и на самой площади.

Эти, на трибуне – в не римского кроя черных мундирах, знаки различия ей тоже неизвестны. Незнакомый рослый офицер с обтянутыми скулами и плотно сжатым ртом повернул голову и словно бы глянул прямо ей в глаза. Выпуклые глаза, она по наитию поняла – зеленые, брови непривычно тонкого рисунка, коротко по-римски остриженные волосы. Высокий расшитый воротник кителя подпирает подбородок. На тулье фуражки и на рукаве – силуэт какой-то птицы. Офицер отвел взгляд от камеры и обратился к своему спутнику. Тот был невысокий, с седыми уже висками и признаками возраста на худом лице, в сером штатском костюме, самого невоенного вида. В следующую секунду Электра с изумлением поняла, что узнает и этот профиль, и эту манеру – Гонорий Лициний, марсельский патриций, к тому же ректор ее университета. Да что же это такое!

Гонорий заговорил, встревоженно, очевидно негромко, не для всех собравшихся. Движения губ еле видны, но квинтовы сбшники постарались, восстановили разговор и сделали для нее субтитры.

– Est-ce que nos invités sont contents?

– Pour l’instant. Mais souriez, – ответил светлоглазый офицер. Гонорий хотел еще что-то добавить, беспокойно шагнув вперед, но его собеседник поднял руку.

– Regardez bien, les «Fauсons de nuit», mes favoris.

Звука в записи не было, но небо потемнело и стремительные, быстрые тени помчались над площадью и толпой, ныряя, выкручиваясь, пикируя почти к земле и расходясь в стороны смертоносными стрелами. Воображение само достроило оглушительный рев турбин и восторженные крики толпы.

Потому что как ни плоха была копия, как ни размыто изображение, Электра видела хорошо – люди в толпе приветственно машут этим чужим, страшным птицам. Машут и рукоплещут.

В амфитеатр они с Антонием почти вбежали, с опозданием – запись пришлось пересмотреть, Электра все никак не могла поверить своим глазам. Эти ликующие крики, радостные лица. Халифатцев на Марселе встречали, как долгожданных освободителей. Черт побери, может, на этой войне нам и понадобится чудовище, дракон.

Новый статус Электры присутствующих ожидаемо не заинтересовал. И хорошо, флот – это теперь ответственность Люция, и душевное состояние его капитанов – тоже. Пусть заряжает их своей харизмой, как солнечные батареи, а она будет делать свою часть работы.

Зал был уже полон, набит. Народу оказалось еще больше, чем в прошлый раз когда она была тут, в свой первый день на флоте. Люций, само собой, не позвал пехотных легатов, зато с капитанами явились их старшие офицеры. Сплошь летные части. Какие-то пилоты стояли в проходах, сидели на лестницах. Протискиваться не хотелось, она остановилась у дверей, но Антоний не позволил, потащил ее на скамью в верхнем ряду.

Электра знала, что капитаны встретят появление адмирала ликованием, но такого зрелища все равно не ждала. Люций, невзирая на плохое самочувствие, на совет капитанов явился во плоти, никаких голограмм – его встретили овацией. Тысячу раз прав был Антоний насчет личного присутствия! Она, как и вечность назад, оглядела амфитеатр, на сей раз никто не плакал. Встретилась глазами с Еленой Метеллой. Елена отвела взгляд. Что ж, ее можно понять. Должно быть, лояльность Люцию перевесила завязавшиеся между ними ростки приязни.

Аэций сиял от облегчения, куда только делся его скепсис по отношению к молодому адмиралу! Еще бы, ему больше не нужно брать на себя ответственность за весь флот, вести куда-то войска. Арджентина рвалась в бой, Ливий выглядел мрачным, собранным – и тоже избегал встречаться с Электрой глазами. Подавлены ее новым положением? Поспешили от нее отречься, стоило Люцию вернуться, доказывают ему свою преданность? Не могут простить ей демарш с Кастором и легионерами? Наверное, это. Настоящее мучение разбираться в человеческих чувствах, когда они не явлены миру в виде мгновенно начисленных или отобранных баллов. А ведь если верить Антонию, ей придется стать чутким барометром настроений. Пока же без всякого барометра было ясно, что за попытку отобрать обожаемого адмирала сразу после речи плюсов ей в карму не упадет. Как хорошо, что диктатору это неважно.

Адмирал обратился к переполненному амфитеатру со словами ободрения, и лица осветились, исполнились воодушевления и обожания. Для него это просто как дважды два, для нее – неподъемная задача.

– Он умеет и ты научишься, – подбодрительно шепнул ей Антоний.

Боги, эти капитаны напоминают детей, к которым приехали родители в спортивный лагерь. Тихий гул, переговоры – роятся, как золотистые пчелы в улье. Все взгляды прикованы к сияющей фигуре адмирала, все внимание направлено на него. Вспомнит ли он хотя бы на секунду, что в зале диктатор? Нет, нашел ее взглядом, подмигнул и после начисто забыл, вытеснил.

Где-то в амфитеатре был Квинт, он тоже не захотел подойти к ней. Наверное, она должна была бы поговорить с ним. Сказать, что не собирается мстить, отлучать его от флота, ссылать на планету. Месть будет непозволительно личной роскошью. Квинт может работать спокойно. У диктатора нет задачи лишать адмирала его преданных кадров.

– Друзья!

Амфитеатр примолк.

– Как я рад видеть всех вас. Бой-то я пропустил! А вы справились. Сохранили нам планету и флот. Я и дальше спать мог бы спокойно!

По лицам замелькали улыбки, раздались радостные смешки, потом снова стало тише. Электра нетерпеливо постукивала ногой, Антоний внимательно слушал.

«Вынужден с отвращением признать, что твой избранник прекрасно смотрится на трибуне. Вас надо бы вдвоем снимать, для воодушевления масс».

«Для воодушевления масс нам нужна какая-нибудь впечатляющая победа. И чтобы это дикое видео с Марселя нигде не всплыло».

«Все равно учись. Видишь – не важно, что он говорит, важно, как».

– Спасибо вам, что вы здесь. Особенно вам, Юлия Квирина, Публий Пульхр. Спасибо, что выжили и сохранили свои команды. Это главное. – Люций нашел глазами капитанов «Криоса» и «Ариадны». – Сочувствую утрате ваших кораблей. Они честно сослужили свою службу, и Рим не оставит вас без мостика под ногами.

Он взял паузу, обвел своих капитанов взглядом.

– Как жаль, что с нами больше нет Фабии Лентиллы. Нет никого, кто ходил на «Цефее». В бою над Праматерью мы потеряли многих. Давайте вспомним их сейчас.

Зал встал. Люций сделал знак рукой, и на развернувшемся над ним белом фоне в тишине поплыли имена. Много имен.

– Не буду лгать вам о несокрушимости нашего флота. Вы, не я, были в том бою. Видели технические возможности, силу, свирепость нашего врага. Гибель кораблей. Гибель товарищей. Не буду внушать ложные надежды на легкую и быструю победу. Мы уже понесли достаточные потери, чтобы протрезветь. Но вот что я вам скажу – истинно несокрушимы вы сами. Корабли горят, сталь уязвима, а человеческие сердца – нет. Флот – это люди. Я твердо знаю, что ни один римлянин не дрогнет перед лицом врага. Мы сплотимся и победим, чего бы нам это ни стоило и сколько бы времени ни заняло.

Адмирала слушали с жадным вниманием, в молчании. Впивали каждое слово.

– Хорошо сказал, – неохотно резюмировал Антоний. – Пламенно. Интересно, верит ли сам хоть на йоту в наши несокрушимые римские сердца.

Электра неожиданно разозлилась.

– Люций всегда говорит только то, во что верит.

– А еще он пока не видел запись, – хмыкнул Антоний.

Люций закончил речь и наконец принял ее панический запрос на встречу.

Покидая амфитеатр она приметила, как Елена тихо что-то говорит Ливию, касаясь пальцами рукава его мундира. Капитан склонил темноволосую голову и улыбался, еле заметно, не отрывая от нее взгляда. Что-то личное. Кажется, Люция он вовсе не слушал. Электре на мгновение стало стыдно своих давешних мыслей. Абсолютно не важно, как эти люди относятся к ней. Важно, что флот двинется прочь от древней колыбели человечества, к хаосу войны, а любящие будут разделены холодной бездной. Каково Ливию будет с борта «Кроноса» видеть, как разламывается во тьме «Гадес». Или наоборот.

Пусть будут преданы своему адмиралу и Риму, этого довольно.

– Почему они так радовались? Марсельцы. Римляне! – с яростью спрашивала она через полчаса, собрав у себя соратников, кого во плоти, а кого по дальней связи. – Как это понимать!

– Нихреновые у них заатмосферные истребители, – невпопад ответил адмирал, вглядываясь в запись. – Не хуже наших. Что это там, очертания тяжелого крейсера в небе? И не старого римского, вообще мне неизвестный какой-то.

– Как ты там хоть что-то рассмотрел? Увеличить.

– Там вон, кусок, видишь. Часть силуэта. Я бы сказал, это усиленная энергоустановка. И при такой форме броня тоже впечатляющая.

– А у нас такие есть?

– Конкретно таких нет. Впрочем, на Агоне новая серия достраивается, скорее бы.

– Магистр эквитум несомненно должен показывать именно такого рода компетенции, как определение кораблей противника по кусочку паззла, – прозрачным голосом сказал Гай. Его голограмма колебалась по краю. Наверное, ее дуумвир, не теряя времени даром, отправился распаковывать крепость Деймоса и летит к Марсу где-то по другую сторону от Солнца.

– А что ж еще?

– Бои выигрывать?

– Дайте мне противника и я все у него выиграю. А пока объясните, с чего бы этот хрен с чайками позирует на балконе главного архитектурного украшения марсельской столицы? Поддерживаю, так сказать, вопрос предыдущего оратора.

– Я думаю, – Антоний задумчиво сложил пальцы домиком, – может быть, это пропагандистский ролик? Точно не запись с чьего-то чипа: снято уж слишком четко, хорошо, с планами. А аплодирует массовка. Мало ли как людям угрожали.

– И что они по-твоему пропагандируют, – с сомнением протянула Электра.

– Радость от прихода оккупантов? По крайней мере, мы знаем, что в момент записи Золотой Марсель был цел и не разбомблен.

– Что ж, это главное, – констатировал Гай. – А где синие?

– Думаете, это не они «гости»? Что-то хозяева праздника не выглядят радостными.

– И кораблей характерной формы не видно.

– Кораблей никаких не видно, и в частности это заставляет меня полагать, что ролик пропагандистский. Кто же будет подробно показывать, сколько у него военной силы.

– Я бы обязательно показал!

– Поэтому вы и не занимаетесь пиаром, адмирал. И вот еще что – звука нет, наверное, дорожка была наложена отдельно. Любопытно, с каким текстом.

– Чьи это гербы?

– Правящий дом Раззии. Алая чайка в золотом круге. Сейчас дом аль Раззия возглавляет его королевское высочество Асар Камил Ардаши, – пояснил молчавший до той поры Квинт. – Их звездная система включает четыре обитаемые планеты. Интересно, что на одну из этих планет когда-то посылали римский колониальный зонд. Судьба его мне неизвестна.

– Понятно, и какой-то принцев гнусный генерал топчет нам площадь Просвещения. Ногами своими.

– Симпатичный генерал! – с идиотским энтузиазмом заявил Люций, вглядываясь в повторявшуюся запись.

Электра передернулась от этих слов. Антонию с Люцем будто бы все нипочем. Ей лично не понравилось сообщение о четырех планетах. У Рима их девять. Всего.

– Ладно, а где само королевское высочество? Где его фотография хотя бы?

– К сожалению, фотографии нет, – Квинт развел руками.

– Что сказать, отлично нам удавалось игнорировать вероятного противника последние сто лет, – не удержалась Электра.

– Да что вам всем этот принц дался, на Раззии своей сидит, наверное, или откуда он там. На военачальников смотрите. – Антоний попытался вернуть их мысли к гнусному генералу. – Если это тоже не массовка!

– Ну мы могли бы его дома навестить! – не сдавался Люций.

– По-французски лопочут не как массовка. До презренной латыни не опускаются, надо же. Но Гонорий, вот уж не ждал от него, – Гай сделался задумчив. – И другие римляне с ним рядом. Узнаю интеллектуальную элиту Марселя, когда вижу ее!

– Может быть, правда у них семьи в заложниках? – предположила Электра.

– Ну да, в заложниках! Вот этот смотри как таращится на генерала твоего, – ревниво буркнул Люц. – Как давний поклонник. Вот-вот автограф попросит.

– А кто это?

– Сципион Порций Фуррий, глава Академии Искусств, – бесстрастно информировал Квинт.

– Ну не знаю. Хорошо, что в целом планета, очевидно не пострадала. Может быть, это значит, что Золотой Марсель – не первоочередная наша задача?

– А как мы вообще эту запись получили? Откуда дровишки? И почему она в таком виде, ее по килобайту что ли пропихивали?

– Примерно, – неохотно ответил Квинт. – Сообщение отослали с линкора «Мгла», приписанного к Третьему флоту. Оно попало на буек связи в двадцать втором секторе. Прибыло с частной почтой, адресат отдал письмо нам. Файл был битый как черт знает что, мы еле его восстановили. Звук, как видите, потерялся.

– То есть они нагло идут своим курсом и не прячутся? Настолько, что почту можно посылать? – Антоний пытался докопаться до сути.

Электра уже увидела, что Люц перестал инфантильно шутить и нахмурился.

– Возможности связи блокируются с адмиральского доступа, алгоритмически, – медленно сказал он. – Возможен только один вариант – проходя в секторе, где работает наша система «Меркурий», надеть скафандр, выйти на обшивку корабля и физически врубить трансляцию с антенны. Один импульс себе можно обеспечить таким образом, пока не сработают предохранители. Антенна очень мощная. Конечно, рядом с ней нельзя находиться, когда она включена, сваришься за секунду. Но и включить ее изнутри не выйдет.

– Но… – Антоний замолчал и стал смотреть в стол.

– Да, все так, – Квинт тоже смотрел в стол. – Кто-то из экипажа «Мглы» пожертвовал жизнью, чтобы мы получили эту горсть пикселей. И точные координаты бакена, мимо которого шел флот – сам-то он их не мог знать в условиях радиомолчания.

– И какие они, эти координаты?

– Такие, что теперь очевидно – Третий идет к Форпосту, быстро и скрытно, – ответил за Квинта адмирал. – Так что и обсуждать нечего. Из расчета текущей массы Третьего, они будут там через десять дней.

– Что же, это окончательно расставляет все по местам, – после краткой паузы заключил Тарквиний. – Один диктатор останется в Солнечной, а второй – вторая, как вы догадываетесь – пусть идет на Форпост с флотом. Да поскорее. Вам нужно успеть туда первыми.

Вернувшись к себе, Электра еще несколько раз пересмотрела запись, пытаясь запомнить каждого человека из тех, что стояли на трибуне. И этого, смуглого, в мундире с алыми чайками. И римлян из окружения Гонория.

Как же так! Она прекрасно помнила ректора, вечно занятого, увлеченного своим делом человека, далекого от политики. Как так вышло, что он стоит на одной трибуне с захватчиками и обсуждает комфорт «друзей»?

Теперь перед сном придется в поминальном списке перечислять не только имена погибших легионеров Фулька, не только людей Мария Тарквиния и добровольцев, отправленных на Марсель или же в никуда, но и этого, безымянного пока римлянина. Навсегда закрывшего за собой дверь шлюза, чтобы послать нам письмо. Первых погибших. Первых героев войны.

Какой он скоро станет длинный, этот список.

***

Римский космический флот покидал Праматерь. Впервые на памяти ныне живущих – вне календаря. Впервые за века – так много кораблей сразу. Так много квиритов. Каково будет остающимся? Должно быть, столько людей одновременно уходило от Земли лишь однажды, в первую волну исхода, время великого расселения. Что тогда чувствовали те, кто остался? Надежду? Облегчение? Страх? А что теперь думают и чувствуют римляне?

У Антония был на это ответ, выраженный в цифрах. Чем дальше от Земли – по информации, поступавшей из доступных для обсчета кластеров – тем сильнее поддержка диктатора наступающего, уводящего флот в нападение на врага. Чем ближе к колыбели человечества, тем выше популярность диктатора охраняющего. Им уже и прозвища дали, dictator squalus и dictator patronus. Сеть наводнили карикатурные изображения Электры в кроваво-алом мундире и с акульими зубами в неправдоподобно огромной пасти.

– Небось тарквиниевские пиарщики и запустили в оборот! Себе в плюс. А я не догадался вовремя, – огорчался Антоний. – Придется постараться, чтобы ты стала хотя бы vindex, а лучше salvator.

– Вот только внутривидовой борьбы среди правящей верхушки мне не хватало!

Электра упорно не соглашалась вовлекаться в мелочную игру, пока Антоний не привел относительно здравый аргумент.

– Существенная разница в личном рейтинге даст одному из вас преимущество, когда вы рано или поздно не сможете договориться. А это, учитывая ваши противоречия, неминуемо.

– Мы с Гаем разрешили свои противоречия.

– Сиюминутные. Не ценностные. Ох, дорогая кузина, военная политика – это не спринт. Это долгий нудный марафон. Ну, будем работать.

Флот двигался прочь от центра мира, оставляя за спиной Солнце – и Землю в руках Тарквиниев. В движении менялась его конфигурация. За орбитой Марса корабли всем числом выстроились в выпуклый тетраэдр, за поясом астероидов конфигурация флота усложнилась до октаэдра. Схему этих превосходных, точных построений, напрямую влияющих на качество и скорость хода, можно было в любой момент увидеть на экране или в чипе. Электра любовалась. Из мира солнечного света и порядка, из колыбели человечества римские корабли уходили в мрачную тьму за поясом Койпера, где летели в ледяной пустоте мертвые черные куски камня, транснептуновые объекты, не получившие даже статуса планет.

И только миновав орбиту Юноны, девятой планеты Солнечной, с ее таинственными свечениями и газовыми приливами (Электра не могла от иллюминатора отлипнуть, пока шли мимо), флот принял окончательную форму малого звездчатого додекаэдра, оптимальную для стремительных дальних перебросок. Что за корабли шли сейчас бок о бок! Никогда раньше не было такого, чтобы в одном построении двигались «Светоносный» и «Геката», «Ананке» и «Немезида». Исторические кадры передавали сейчас с бортов кораблей на Землю, занятую подготовкой к обороне. Скоро прямая связь оборвется и подключение останется только через систему радиобуйков «Меркурия».

Адмирал не зря проложил курс флота мимо Юноны – словно магнитом он собирал разбросанные по системе древние корабли, мегалитические чудовища, которые давно уже не участвовали в календарных перемещениях флотов. В пространстве близ потерянной планеты в первичном мраке дремал «Вулкан», поставленный на прикол мастодонт, побратим «Гефеста» из Третьего. Теоретически он охранял большую исследовательскую платформу, на которой изучали какие-то квантовые флуктуации глубокого космоса, но фактически стал уже почти памятником самому себе.

Люций оперативно переправил на корабль команду и техников. Электра представляла себе, как оживают темные коридоры, наполняются ярким светом рубки и технические отсеки, как увеличивается подача кислорода и расконсервируются жилые помещения – будто спящий колосс делает глубокий вдох. Как выходят на полную рабочую мощность три его реактора, поднимаются бронированные заслонки, активируются поля, вспыхивает горная гряда двигателей. Как он неслышно, обманчиво медленно отходит от дрейфующей в космосе платформы, сопровождаемый серебристой макрельей свитой – дюжиной судов помельче. Люций безжалостно ободрал с платформ все военные объекты, а недовольных ученых отправил на охраняемые территории, на Землю и Луну. Ох, и проклинали они и адмирала, и обоих диктаторов, хотя лучше бы – Халифат и эриниев.

Гигант «Вулкан» поднял суммарную массу флота на четыре процента и увеличил скорость на тринадцать. Ради этого преимущества можно было вытерпеть недовольство и проклятия всех ученых в мире. Самые оптимистические расчеты показывали, что флот, даже ускоренный добавочной массой, подойдет к Форпосту впритык. Снова и снова расчеты, бесконечные и мучительные, перепроверки и бесплодные догадки. «Успеем – не успеем – кто успеет раньше»: массу Третьего они знали, но есть ли у него компания. «Пришлось заключить союз не на тех условиях», сказала Анна в своем сумбурном сообщении. Нетрудно догадаться, с кем! А вот сколько вражеских кораблей теперь усилили ее флот, оставалось неизвестным. И еще одна догадка мучила и беспокоила Электру, которая по памяти практически полностью восстановила стершееся сообщение.