Текст книги "Гниль"

Автор книги: Константин Соловьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 43 страниц)

ГЛАВА 2

В приемном отделении было сухо, тепло, пахло чем-то неуловимо-тонким, кажется жасмином – все это говорило о том, что хозяин не экономил на вентиляционной системе. Маан подмечал такие вещи автоматически, даже ловил сам себя на том, что оказавшись в новом помещении, в первую очередь принюхивается, пытаясь поймать невидимый букет воздуха и, растрепав на составляющие, понять смысл каждого запаха. Пахло везде по-разному. В штаб-квартире Контроля пахло потом, несвежими рубашками, кофе, табаком и застоявшимся воздухом. Как и должно пахнуть в месте, где постоянно собирается много сосредоточенных, поглощенных работой, мужчин. В транспортных трубах пахло дешевыми духами, алкоголем и мятой. В жилых блоках класса «восемь» – ржавчиной, пылью и гипсовой крошкой.

Здешние запахи Маан успел изучить достаточно хорошо, он бывал здесь не один раз.

– Добрый день, – медсестра в белоснежном халате улыбнулась ему, подняв голову от разложенных на столе карточек.

– Добрый, – Маан приподнял шляпу.

Медсестра, кажется, была новой, в последний раз, когда он здесь был, на ее месте сидела более субтильная, и кажется смуглая… Как и дорогая вентиляционная система, это было одной из привычек того, кто здесь обитал. Снимая тяжелый, набухший от влаги, плащ и вешая его на вешалку, Маан подумал о том, что постоянная смена женского лица в приемной, в сущности, мало чем отличается от замены дивана для клиентов. В конце концов это такой же аксессуар, как и все прочее здесь, призванный подчеркивать положение хозяина и расслаблять посетителя.

– Вы к доктору Чандрама?

– Да. Он свободен?

Медсестра щелкнула изящным пальчиком по клавише инфо-терминала, вызвав на экран какую-то таблицу.

– На который час вам назначено?

– Я не записан на прием.

Кажется, она даже огорчилась. Ее хорошенький ротик образовал печальное «О».

– Простите, но в таком случае я ничем не могу вам помочь. Доктор Чандрама работает только по предварительной записи. Если вы хотите назначить время для посещения, я могу вам помочь.

– Это частный визит. Пожалуйста, сообщите господину Чандрама, что его ждет товарищ. Меня зовут Маан.

Медсестра оказалась понятливой, кивнула и, невесомо оторвавшись от стула, исчезла за ближайшей дверью. В приемную проникла новая порция воздуха, пахнущего не жасмином, а тревожным ароматом антисептиков, но спустя несколько секунд воздушный фильтр устранил этот неприятный запах без следа. Разумное решение. По статистике запах медикаментов неприятен почти девяносто процентам лунитов, причем в равной мере как тем, что регулярно бывают у врачей, так и тем, кто вообще не жалуется на здоровье. «Наверно, это как запах крови, – подумал Маан, – В нем нет ничего опасного, но само его присутствие заставляет напрячься».

В приемной доктора людям нельзя напрягаться. Поэтому там всегда пахнет жасмином и регулярно меняется хорошенькая медсестра. У каждой профессии есть свои законы.

Чандрама вышел в приемную минуты через две. Как обычно, облаченный в белый халат, в своей аккуратной медицинской шапочке, с ухоженной бородкой и блестящими на носу очками он казался не врачом, а жрецом какой-то древней религии, перенесенной на Луну из Земного Средневековья. Многие практикующие врачи в последнее время предпочитали носить обычные деловые костюмы или вовсе одеваться по-домашнему, считалось, что это позволяет пациенту расслабиться во время осмотра, в то время как медицинский халат подсознательно заставляет его приготовиться к худшему. Чандрама никогда не позволял себе появиться в приемном отделении без своего обычного халата, и не потому, что был консервативен, скорее слишком уважал свою профессию, полагая халат таким же неотъемлемым атрибутом его сана, как сутана у священника.

Маан думал об этом, наблюдая за тем, как Чандрама пересекает приемную, поправляя очки. Увидев вошедшего, он на мгновенье замер, взгляд за полированными окружностями из стекла словно потускнел, но это быстро прошло – приветственно махнув рукой, Чандрама улыбнулся.

– Здравствуй. Не ждал тебя… Почему ты никогда не звонишь?

– Здравствуй, Чандрама. Извини, я опять забыл. Да и вообще я редко планирую такие визиты.

Чандрама шутливо погрозил ему пальцем.

– У меня много пациентов. Твое счастье, что тебе обычно везет, ты попадаешь в тот момент, когда я не занят.

«Или счастье информационного отдела Санитарного Контроля, – подумал Маан, мысленно улыбнувшись, – Который имеет доступ ко всем медицинским инфо-терминалам Луны, и к твоему расписанию в частности».

Вслух он этого не произнес. Чандрама был достаточно умен чтобы догадываться о подобного рода вещах. И, что встречалось еще реже, достаточно разумен чтобы не заговаривать на такие темы.

– Я вообще везучий.

– Тогда проходи. Посмотрим, не изменит ли тебе твое везение, когда мы засунем тебя в сканер.

Медсестра выскользнула в приемную, Маан пропустил ее и шагнул в кабинет. Острый тревожный запах лекарств окутал его, несмотря на то, что вся обстановка здесь состояла из письменного стола, книжного шкафа и пары мягких кресел. Видимо, такова природа этого запаха – он способен пробираться даже в самые крохотные щели.

– Проходи в смотровую, – бросил Чандрама, – Я вымою руки.

Следующий кабинет был похож на операционную – много стекла, стали и пластика. Вдоль стен громоздились шкафы непонятного назначения, чья поверхность была усеяна крошечными лампами, гладкими кнопками и многочисленными шкалами. Из-за обилия подобного рода устройств смотровая походила на какую-то сложную лабораторию, и лишь привычные стенды с запечатанными инъекторами, шприцами и хирургическими инструментами напоминали о предназначении этого помещения.

– В последний раз ты был у меня пять месяцев назад.

– Всего пять?

– Я смотрел твою историю.

– Готов поклясться, что прошел год. Но с каких пор тебя беспокоят излишне назойливые пациенты?

Чандрама тихо засмеялся.

– Нисколько не беспокоят. За визит пациента твоего класса государство начисляет мне дополнительные социальные очки.

– Неужели ты становишься меркантильным?

– В таком случае ты превращается в ипохондрика, – парировал Чандрама, – Давай-ка стягивай с себя одежду и ложись.

Маан расстегнул пиджак и снял его, оставшись в свободной белой рубашке, поверх которой его торс был стянут ремнями с наплечной кобурой. Повозившись, он расстегнул небольшой замок, и стряхнул ее с себя, подхватив рукой и положив на какой-то шкафчик. Оружие всегда выглядело неуместным в этом помещении, Маан, отчего-то смутившись, прикрыл его рубашкой.

– И брюки снимать?

– Их можешь оставить. Мы проведем обычный тест, а не полное обследование. Или ты хочешь пожаловаться на что-то ниже пояса?

– Нет, там порядок.

– Уверен? Кло не придет жаловаться ко мне?

– Не думаю, – Маан уже снял майку и осторожно ложился на поверхность сканера. Холодный пластик обжигал кожу, но на ощупь был мягким и почти приятным, как плотная резина, – Правда, и гордиться уже нечем. Мне уже не двадцать лет.

– Верно. В твоем возрасте от некоторых привычек приходится отказываться.

– Эй, я надеялся сохранить эту привычку до шестидесяти! Хватит и того, что Кло запретила мне есть жареное.

– И это совершенно верно. К пятидесяти годам твоя поджелудочная вряд ли годится для рекламы, Маан.

– Каждый раз, когда я выхожу от тебя, я чувствую себя старой развалиной. Пятьдесят два – это еще не старость.

– А с другой стороны, это уже и не молодость, – Чандрама зашел в смотровую, держа перед собой руки в стерильных перчатках, – Тебе надо следить за здоровьем, вот что я хочу сказать. Если тебе лет тридцать, ты еще можешь позволить себе бегать по крышам с пистолетом, но когда тебе уже стукнет пятьдесят, стоит здраво оценивать свои силы.

– Ты совершенно неверно представляешь работу инспектора, – вздохнул Маан, – Единственный риск, которому я себя подвергаю последние годы, это риск геморроя. Не та боевая травма, которой приятно было бы хвастаться перед коллегами за кружкой пива, а?

– Конечно, – кивнул Чандрама, хмурясь и включая свою аппаратуру, – Именно поэтому вместо печени у тебя кусок полимерного термопласта, начиненный электроникой, а правая нога…

– Ладно-ладно, я помню. В молодости здравый смысл никогда не был моим главным достоинством, – Маан заворочался, пытаясь устроиться поудобнее на плоской поверхности.

Приборы приглушенно гудели, некоторые из них изредка неритмично щелкали. Минуту или две Чандрама молчал, потом сказал:

– Кажется, ты утаил еще пару килограмм железа, не считая твоего колена. Вынимай.

– Ты не говорил ничего про железо… – проворчал Маан и, опять чувствуя себя смущенно, повозившись, отстегнул от правой лодыжки небольшую кожаную кобуру. Следом за ней он отдал Чандрама свой складной нож.

– Меня всегда удивляло, сколько хлама ты привык носить при себе. Признавайся, в детстве ты любил играть в войнушки?

– Да. Сам знаешь, от некоторых привычек сложно избавиться.

– А теперь серьезно. Жалобы есть?

Маан попытался пожать плечами, но в его положении это было непросто.

– Не так чтоб очень. Устаю. Отдышка частенько, особенно если приходится подниматься по лестнице.

– А печень?

– Ноет. Не каждый день, но случается. Особенно если съем что-то острое.

– Должен тебе напомнить, что ты на строгой диете до конца дней своих. Твой имплантант очень чувствителен и на твоем месте я бы не проверял его на прочность.

– Я не могу питаться пресными водорослями и салатом из эрзац-спаржи постоянно. Иначе сам позеленею и пущу корни.

– Ну конечно… Куда проще забивать свой желудок мясом и животным жиром. Если бы ты не потерял свою печень на службе, ты бы убил ее самостоятельно. Тебе и так несказанно повезло, что Контроль обеспечивает своих инспекторов полной медицинской страховкой. Знаешь, сколько стоит аппарат вроде твоего?

– Много?

– Да уж. Так что будь добр придерживаться диеты.

– Постараюсь, господин доктор.

Осмотр длился не очень долго, не более двадцати минут. Он проходил в молчании – Чандрама прикладывал к его телу маленькие холодные датчики, некоторые из них неприятно пищали, другие работали молча, ощупывал живот сильными твердыми пальцами, светил в горло маленьким фонариком. Два раза он брал кровь – из пальца и из вены, с помощью специальной трубки-дозиметра распределял ее по разным ячейкам на каком-то лотке, и отправлял в диагностическую установку, стоящую тут же. Маан расслабился. Лежать на прохладной мягкой поверхности в полном покое было даже приятно. Как подремать в кресле у парикмахера. Он привык к тому, как работает Чандрама, быстро и бесшумно, редкие прикосновения чужих рук не мешали ему.

– А теперь займемся твоей ногой… Какие-то ощущения есть?

– Кажется, нет. Я уже привык к этому колену. Даже не хромаю.

– Пять месяцев назад ты говорил то же самое.

– Да и чувствовал я себя так же. Нет, все в порядке, действительно. Из всех неудобств – только метало-детекторы, эти проклятые твари бросаются на меня, как бешенные собаки.

– И тебя каждый раз заставляют раздеваться до трусов?

– Нет. Инспектора Контроля не подлежат обыску или досмотру. Просто действует на нервы. Ты уже закончил?

– Практически. Если стало скучно, можешь одеться и выйти в кабинет. Я скоро приду.

Маан так и поступил. За несколько лет знакомства с Чандрама ритуал не претерпел никаких изменений. Меняться могли только шутки, которыми они обменивались во время процедур.

Чандрама вскоре появился. Он уже снял перчатки, и теперь держал в руках несколько мелко исписанных инфо-терминалом листов.

– Какие у меня шансы?

– Будешь жить, – кратко ответил Чандрама, – К несчастью для многих людей, населяющих эту планету. Если серьезно… Все, кажется, в норме. Эритроциты – порядок. Тромбоциты – порядок. Уровень холестерина повышен, но это ты, наверно, знаешь и без меня.

– Знаю.

– Ну и хорошо. Тогда можем сделать все как обычно. Я потребую чтобы ты держал себя в форме, ты мне в этом поклянешься, и выбросишь все услышанное из головы, как только переступишь порог кабинета. И в следующий раз опять будешь жаловаться на боли и отдышку. Идет?

– По рукам, господин доктор.

– В остальном… Излишний вес остался прежним, все двенадцать килограмм.

– Вот и нет, я похудел на два килограмма в прошлом месяце.

– Значит, в этом набрал четыре. Маан, двенадцать килограмм – это не такая уж огромная цифра, но я опять вынужден тебе напомнить о возрасте.

– Не очень-то тактично.

– Каждый лишний килограмм после пятидесяти лет – это повышенная вероятность осложнений с сердцем. Ты хочешь этого? Серьезно?

– У меня нет времени прыгать на скакалке.

– Есть множество менее трудоемких способов согнать избыточный вес. Хочешь, я отправлю тебя на йогу?

– Благодарю покорно, – Маан поднял руки, – Что еще?

– Давление повышено. Сто сорок пять на девяносто. Вот тебе твоя отдышка. Тебе нужны легкие физические упражнения и сбалансированное питание. Конечно, если ты не хочешь к следующему юбилею получить в подарок от своей конторы искусственное сердце.

Маан покачал головой. Чандрама всегда говорил в высшей степени нужные и правильные вещи, не оставляя своим пациентам возможности спорить. В этом почти все его знакомые медики были схожи. Он механически положил руку на свой живот. В первые месяцы после операции было сложнее всего, он постоянно прикладывал ладонь к тому месту, где раньше располагалась его печень. Ему казалось, что он чувствует изнутри холод, а под пальцами что-то твердое. Но Чандрама уверил его, что это все психосоматическое. Он был прав, как всегда, вскоре это прошло. Лишь иногда, раздеваясь чтобы лечь в постель, в которой уже тихо дышала Кло, он рефлекторно проводил пальцем по узкому розовому шраму в форме полумесяца справа от пупка.

«Все могло быть хуже, – сказал ему Геалах, навестивший его после выписки, – Эта тварь могла схватить тебя за яйца».

Чандрама бросил испещренные мелкими значками листы на письменный стол.

– Так что… Могу сказать, что ты условно здоров. Для своего возраста твой организм еще вполне ничего. Конечно, на плакаты Министерства здравоохранения я бы его не рекомендовал, но в остальном… В физическом отношении я не вижу никакой серьезной опасности или нехороших признаков. Но я опять вынужден тебе напомнить – ты уже не мальчик, Маан. И ты должен относиться к своему телу соответственно.

– Спасибо. Выпишешь мне каких-нибудь лекарств?

– Да. У меня есть отличное средство как раз для таких случаев, – Чандрама открыл сейф для медикаментов, в котором хранил препараты категории «А», и вытащил оттуда маленькую бутылку «Sean nathair» с латунной пробкой, – Пропишу тебе пятьдесят миллиграмм, пожалуй. И себе заодно. Не против?

– Если я откажусь от бренди двенадцатилетней выдержки, ты сам упрячешь меня в больницу, и будешь совершенно прав. А как на счет печени?

– Ее способность расщеплять этиловый спирт не ставится под сомнение, – Чандрама подмигнул, открывая бутылку, – Но опять же, злоупотреблять этим свойством я бы не советовал.

Он достал из ящика стола две чистых рюмки, невысоких и из толстого стекла, плеснул в каждую на два пальца золотистой жидкости, протянул одну Маану.

– Твое здоровье!

– Отличный тост.

Маан выплеснул содержимое рюмки в рот и оценил его отличный вкус. В шкафу у Чандрама ничего иного и не водилось.

– Как дома? – спросил Чандрама, откинувшись на спинку кресла, – Как Кло и Бесс?

– Кло в норме. Иногда ее мучает бессонница, но мне кажется, это все кофе и теле. Она собиралась зайти к тебе на следующей неделе.

– Отлично. Буду ее ждать. А Бесс?

– В порядке, насколько я знаю, – осторожно ответил Маан, – В физическом отношении, я имею в виду.

Чандрама понимающе кивнул.

– Возраст.

– Вероятно. Когда девчонке четырнадцать лет, чувствуешь себя в компании бомбы с часовым механизмом. Которая взрывается по десять раз на день.

– Что-то серьезное?

– Нет, ничего такого. Просто ссоры. Мне уже сложно с ней говорить, такое ощущение, что она меня не понимает. И Кло тоже не всегда справляется.

– Привыкай. Женщины в переходном возрасте – это не подарок. Полностью перестраивается гормональный фон, нервная система, мироощущение… Наверно надо быть женщиной чтоб это понять. А пока постарайся поступать так, как обычно, когда ссоришься с женой – побольше молчи и не попадайся под руку.

– Ты опытный дипломат.

– Я вырастил двух дочерей! В общем, если хочешь, пришли Бесс. Сделаю пару анализов, посмотрю на общее состояние. Кто знает…

– Нет, не стоит, – торопливо сказал Маан, – Она прошла медосмотр в школе.

– Как знаешь.

Некоторое время они сидели молча. Маан рассматривал этикетку бутылки, на которой была изображена стилизованная змея, свернувшаяся в кольцо, и гроздь винограда, а Чандрама разглядывал собственные пальцы, точно пытаясь найти под безукоризненно ровными и чистыми ногтями несуществующую грязь.

– Счет я направлю тебе завтра, – сказал он наконец.

– Счет? А, да, конечно.

– Твоя ипохондрия должна влетать тебе в копеечку, ты же знаешь мои расценки.

– Твоя работа стоит тех социальных очков, что я на нее трачу.

– Ты бы мог и сэкономить, Маан. Насколько я знаю, твоя контора обеспечивает своим инспекторам полный медицинский уход.

– И бесплатный при этом.

– Но ты все равно ходишь ко мне.

– Именно.

– И я даже знаю, отчего, – Чандрама вздохнул. Его обычная улыбка не пропала с лица, но неестественно застыла на губах, – Ты ведь опять за этим пришел, да?

– И за этим тоже.

Чандрама, не спрашивая, налил еще по рюмке. Но пить не стал, начал крутить свою в руке.

– Мне следовало догадаться. Опытная ищейка вроде тебя никогда не придет просто так.

– Может это звучит банально, но я просто выполняю свою работу.

– И весьма рьяно, я бы сказал… Слушай, ты ведь знаешь, что я не имею права этого делать. Если об этом узнает кто-то из наших, – Чандрама ткнул пальцем в потолок, – у меня отнимут лицензию. До конца жизни. Не говоря о том, что я могу лишиться своего тридцать пятого класса. Понимаешь, что это значит?

– Ты обязан сотрудничать с Санитарным Контролем, и сам об этом знаешь. Второй раздел чрезвычайного закона «О Санитарном Контроле» тебе известен не хуже моего.

– Второй раздел? О! – Чандрама опустошил свою рюмку, – Любое лицо, занимающееся врачебной практикой в любом ее виде, или связанное с таковой любым иным способом, в случае выявления случая Синдрома Лунарэ или обоснованного подозрения на него, обязано уведомить об этом местное отделение Санитарного Контроля или жандармерию в срок… Не помню, как там дальше. А заканчивается тем, что нарушители этого раздела понижаются в социальном статусе на десять пунктов, или, в случае особой тяжести проступка, лишаются оного в полном объеме, то есть деклассируются. Так, да?

Чандрама едва заметно покраснел. Маан достаточно долго его знал чтобы отнести это на счет воздействия алкоголя.

– Этот раздел ты знаешь лучше меня. И да, твоя социальная обязанность – содействовать мне.

– Там говорится о том, что я обязан сообщать о случаях выявления Гнили. И тут я ничего не имею против. За этот год я сдал вам троих на первой стадии. Но ты просишь о другом, Маан. Ты просишь меня нарушить врачебную тайну, причем сознательно и в самой грубой непростительной форме.

– Мне нужны только истории болезни. Не столь уж и опасная информация.

– Чтобы испортить жизнь людям, у которых, может быть, этой жизни осталось совсем немного. Я достаточно хорошо знаю о методах Контроля.

– Тогда должен и знать, что мы не врываемся в дома, никогда не пытаем и не истязаем. В тех случаях, когда в этом нет нужды, конечно. Мне просто нужны истории болезни пациентов, которым ты поставил неизлечимый диагноз.

Маан выпил свою рюмку, но вкуса почти не почувствовал. Чандрама сидел перед ним, покрасневший, но молчащий, глаза его за стеклами очков казались холодными и твердыми. Искусственными.

– Каждый раз, когда ты приходишь, повторяется одно и то же.

– Да, – согласился Маан, – И каждый раз, приняв доводы разума, ты принимаешь верное решение. Я занимаюсь этим не потому, что хочу причинять кому-то страдания. А потому, что выявлять Гниль и уничтожать ее – моя обязанность. Не просто работа. И если вопрос стоит так – должен ли я что-то сделать, причинив неприятности десятку людей, если итогом станет выявленный Гнилец, я отвечу «Да», и повторю это столько раз, сколько надо.

– Судя по показаниям сканера, твое тело принадлежит человеку средних лет, об этом же свидетельствуют и анализы. Но иногда я, признаться, сомневаюсь, человек ли ты в полном смысле этого слова.

Маан пожал плечами.

– В первую очередь я инструмент Контроля, и лишь затем уже человек со всеми человеческими слабостями, привычками и мнениями. И я должен быть эффективен. Если я буду неэффективен, завтра кто-то умрет, и ты знаешь это.

– Ты берешь на себя слишком много, Маан.

– Пусть это останется моей проблемой.

Чандрама хотел что-то сказать, но Маан не дал ему такой возможности, заговорил сам:

– Смотришь новости? На рассвете в этом жилом блоке Гнилец растерзал двух детей. Думаю, ты слышал об этом. У тебя есть дети и ты всегда смотришь теле, особенно когда слышишь о смерти детей. Помнишь это? Какой-то старый ублюдок подхватил Гниль, но вместо того чтобы явиться самому, заперся в своей комнате и сидел там, пока не дошел до третьей стадии. Третья стадия в жилом блоке! Когда он проголодался и вылез из своего логова, у него было больше щупалец, чем у осьминога! У него просто окончательно сгнил мозг, и он перестал соображать, иначе досидел бы там и до четвертой стадии – ведь его соседям и знакомым было, вероятно, просто плевать на него. А потом он встретил двух детей, мальчика и девочку. И убил их. Просто схватил и разорвал на части. Говорят, он хотел есть. А мне кажется, ни черта он не хотел… То есть жрать он, может, и хотел, но убил их не поэтому. А просто потому, что он Гнилец, он не контролирует своего тела. Как шизофреник с ножами в руках. Мы вызвали Кулаков, но прежде чем они приехали и прострелили ему голову, он успел покалечить еще двух людей. Этот старик не был из числа твоих пациентов, Чандрама? Может, историю именно его болезни ты не отдал инспектору, спасая свою врачебную тайну?..

Чандрама стиснул зубы.

– Зачем ты мне это рассказываешь?

– Чтобы ты понял, – Маан наклонился над столом, внимательно глядя собеседнику в лицо, – И дал мне то, что я прошу.

– Хорошо. Дьявол с тобой!

Чандрама распахнул тумбу своего стола и стал рыться там, извлекая бумажные папки разных цветов и размеров. Будучи старомоден и в этом, он предпочитал хранить истории болезни в традиционном виде, не доверяя их инфо-терминалу.

– Напомни мне, что ты ищешь, – сказал он уже ровным голосом.

– Мне нужны все случаи неизлечимо или очень серьезно больных пациентов, которые внезапно отказались от медицинской помощи.

– Не думаю, что у меня много таких.

– Я не гонюсь за количеством. И это, как ты понимаешь, не прихоть или фантазия. На второй стадии Гниль начинает серьезно видоизменять тело случайным образом. Вырастают щупальца, глаза, ребра… Черт, да что угодно! Очень интенсивный рост всех тканей, до костных включительно. Но первым делом Гниль подлатывает свое новое тело. Каждый раз, присваивая себе очередное, она заботится о том, чтобы оно прослужило ей долго и верно. Так люди, переезжая в новую квартиру, первым делом устраивают там ремонт. Внезапное излечение раньше считали чудом, теперь же это признак Гнильца, и признак весьма существенный.

– Не могу с этим согласиться. Если неизлечимо больной человек отказывается от врача, это может означать только то, что он отказался от борьбы. Возможно, у него не осталось сил, а возможно – в его случае все усилия тщетны. Поверь мне, я неоднократно видел и такое.

– Предпочитаю проверять, – лаконично отозвался Маан, – Чаще всего действительно оказывается, что эти люди просто устали бороться за собственную жизнь… Что ж, не мне их судить. Но иногда оказывается, что они уже и не совсем люди…

– А значит, с ними можно поступать как вздумается? Хватать на улице без обвинений и арестов, резать в лабораториях как кроликов, а то и просто расстреливать при желании?

– С каких пор тебя стали волновать Гнильцы? Это не люди. Это отвратительное жалкое подобие того, что было когда-то человеком, которое оскверняет даже воздух, которым дышит. Нельзя позволять себе жалости, Чандрама. Ты ведь не жалеешь раковую опухоль, которую вырезаешь, и не беспокоишься о бактериях, которые уничтожаешь миллионами. Гниль – это болезнь, и с ее проявлениями я поступаю соответственно.

– Когда ты так говоришь… – Чандрама вдруг осекся, – Ладно, неважно.

Он с преувеличенным вниманием принялся изучать свои папки. Но по блеску его глаз Маан догадался, какими были непроизнесенные слова.

– Закончи.

– А?

– Ты сказал: «Когда ты так говоришь». Что дальше? Что происходит, когда я так говорю?

Чандрама отвел глаза.

– Пустое. Не обращай внимания.

– Ты ведь хотел сказать что-то обо мне, да? Что-нибудь про то, что я сам отчасти Гнилец? И какое у меня есть право судить тех, от которого я физиологически не очень и отличаюсь?

– Прекрати. Ничего такого я не хотел говорить.

– У меня нулевая стадия Синдрома Лунарэ. Как и у всех остальных инспекторов Контроля. Купированная нулевая. Ты ведь про это хотел сказать?

– Я прекрасно об этом знаю, – немного раздраженно сказал Чандрама, – Как и все прочие врачи на планете. Маленькие тайны Контроля известны и за его пределами, если ты помнишь. Но я никогда бы не позволил себе сказать что-то подобное…

Судя по выражению его глаз, так оно и было. Маан испытал укол стыда. У него не было никаких оснований попрекать Чандрама.

– Прости, – сказал он извиняющимся тоном, – Я глупость сказал, конечно. Просто некоторые… Сам знаешь.

– Некоторые из посвященных в тайны мадридского двора, презирают инспекторов Контроля, я знаю. Я к ним не отношусь.

– Всем инспекторам прививают Гниль искусственно, это необходимое условие для вступления в должность. Нулевая стадия. Никаких проявлений, никаких симптомов, никакого воздействия на организм. Просто инфицирование, – Маан с отвращение прокатил по языку угловатое и колючее слово «инфицирование», – С последующим купированием. Но это не делает меня или кого-нибудь из наших ребят Гнильцом.

– Не кипятись, вся эта процедура мне прекрасно известна. И у меня даже в мыслях не было напоминать тебе об этом. Я знаю, что для многих инспекторов это… м-мм… не самая любимая тема для разговоров.

– Да, вряд ли кто-то любит болтать на эту тему.

– С точки зрения медицины, в этом нет ничего страшного. Полвека назад людям прививали оспу схожим методом, по сути, давали болезни локально инфицировать организм чтобы тот выработал меры для противодействия, и в дальнейшем не испытывал риска заболеть полноценно. Человек, инфицированный Гнилью, но излеченный на нулевой, как вы ее называете, стадии, никогда не заболеет вновь. Эффективный механизм вакцинации, что уж сказать…

Маан посмотрел на него с благодарностью. Иногда Чандрама мог быть язвителен, но он никогда не переступал некую незримую черту. Ту черту, которая разделяет человека и человека с удостоверением инспектора Санитарного Контроля. В любом случае, Маан не стал продолжать этот разговор.

– Вот он, – Чандрама наконец отделил одну из папок от прочих, положил ее на стол. Обычная картонная папка, разве что много толще остальных, – Думаю, кроме него тебя вряд ли кто-то заинтересует.

– Диагноз?

– Аденокарцинома.

– Ты ведь не думаешь, будто что-то объяснил мне этим словом?

– Для человека, работающего на Санитарный Контроль, ты совершенно не разбираешься в медицине.

– Я оперативный работник, а не медик. Что это значит?

– Рак желудка.

– Неоперабелен?

– Уже нет. Четыре месяца назад я диагностировал четвертую, последнюю, стадию рака. Картина… весьма безнадежна. Терапия не дала результатов, через неделю или две он отказался от лечения.

– Отказался уже после того, как узнал, что лечение подобной болезни частично оплачивается государством лишь с сорокового социального класса?

– Перестань, – Чандрама погладил рукой папку, но открывать не стал, отодвинул ее в сторону, – Кстати, у него тридцать восьмой. И, кажется, были собственные накопления. В любом случае, он отказался от лечения и ушел. И я позволю себе заметить еще раз – так поступает достаточно много людей… Я имею в виду – в его положении. Я, видишь ли, врач, у меня со смертью отношения, можно сказать, доверительные…

«У меня тоже», – мысленно сказал Маан.

– …когда человек узнает дату своей смерти плюс-минус несколько дней, он может испытать самые разные ощущения. Кто-то впадает в депрессию, кто-то только с опозданием понимает ситуацию, а кто-то реагирует почти безразлично. На этой планете живут разные люди. И если человек вместо того чтобы провести последние дни своей жизни под капельницей в медицинском боксе, предпочел вернуться домой и закончить свои дела – я в последнюю очередь заподозрю здесь Гниль.

– А я подумаю о ней в первую очередь. Потому что всегда предполагаю худшее. Сколько жизни ты ему обещал?

Чандрама вновь придвинул к себе папку, заглянул внутрь и несколько секунд беззвучно шевелил губами, что-то читая.

– Месяца два. Он был очень плох, Маан. Рак желудка – вообще скверная штука, один из самых распространенных онкологических диагнозов на Луне. Генетический фактор, некачественная пища, неочищенный воздух…

– Я знаю.

– В общем, ему оставалось немного.

– Ты сказал, это было четыре месяца назад. Но ты пообещал ему два. Он мертв?

– Нет, – сказал Чандрама неохотно, – Судя по всему, он жив. Я был его последним лечащим врачом, а значит, если где угодно на планете медики констатировали его смерть, меня должны были поставить в известность, и я бы сделал соответствующую пометку. А тут чисто.

Маан скрипнул зубами. Звук вышел неприятный.

– Так значит, у тебя в пациентах уже пару месяцев ходит покойник? Ого.

– Не готов оценить шутку. Если человек прожил дольше, чем я предполагал, я этому не огорчусь.

– Он уже прожил в два раза дольше, чем ты ему обещал.

– И дай Бог чтобы прожил еще год! – воскликнул Чандрама, – Человеческий организм – сложнейшее устройство, Маан. И если ты можешь влезть в него с микроскопом, это еще не говорит о том, что ты все про него знаешь. В медицине регулярно встречаются случаи, объяснить которые не возьмется и самый опытный врач этой Галактики. Исцеления смертельно-больных людей – редкость, которая нет-нет, да и случается. Впрочем, не знаю, уместно ли говорить об исцелении… – лицо Чандрама потускнело, – Возможно, речь просто идет о скрытых резервах организма. Он мог выиграть время, только и всего.

– Или он уже опутал всю квартиру паутиной, а сам висит под потолком вниз головой, – вставил Маан, – Четыре месяца – это очень большой срок.