Текст книги "Гниль"

Автор книги: Константин Соловьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 43 страниц)

Но смутить Кло было непросто.

– Ты можешь сходить к своему приятелю Чандрама, – сказала она решительно, – Если так боишься.

– Визит к нему стоит социальных очков, если ты не забыла.

– Пусть. Но я буду знать, что с тобой все в порядке и твое выздоровление… под контролем.

Наверно, ему стоило согласиться. Он-то знал, если Кло что-то решила, переубедить ее в этом – пустая трата времени. Как тогда, когда она запретила ему курить. Лучше согласиться, нанести короткий и необременительный визит к Чандрама, выпить с ним по пятьдесят миллиграмм отличного «Sean nathair» и заручиться его поддержкой и объяснением.

«Какой вздор! – в то же время сказал в его голове чей-то голос, – Идти на поводу чужих домыслов только ради того чтобы погасить раздутые кем-то из искры страхи. Между прочим, она сама уже год как собирается похудеть на три килограмма, но попробуй ей только об этом напомнить!».

Но Маан уже взял себя в руки.

– Я схожу к Чандрама, – сказал он миролюбиво, – На следующей неделе, хорошо?

Кло сомневалась. С одной стороны, она заставила его принять ее решение и могла считать эту битву выигранной, с другой – его обещание выглядело слишком необязательным.

– В понедельник, – сказала она, – И не позже.

– Так точно! – Маан козырнул левой рукой, – Будет исполнено!

Возвращаясь в гостиную, где Бесс все так же смотрела теле, Маан подумал о том, что когда у тебя действительно хорошее настроение, испортить его не так-то и легко.

Но случилось так, что доктора Чандрама ему пришлось увидеть раньше понедельника.

Это случилось неожиданно, в субботу, когда Кло, затеяв большую уборку, снимала со шкафа разноцветные керамические вазочки чтобы почистить их от пыли. Маан стоял рядом, разбирая здоровой рукой книги и водворяя их на места. Книг было не очень много, но Маану нравился звук, с которым перелистывались тонкие пластиковые страницы, и он не спешил.

А потом он услышал возглас Кло и скорее почувствовал, чем увидел скользящую вниз крошечную тень. Все произошло быстрее, чем он успел сообразить. Тело среагировало само, рефлекторно, не задумываясь, и Маан не сразу понял, что случилось.

Сперва он ожидал резкого треска, с которым керамическая вазочка разобьется о плитки пола, треска – и горестного восклицания Кло. Она любила все эти глупые милые безделушки, которые из года в год множились, заполоняя все полки, этажерки и ящики дома. Но треска он не услышал и озадаченно бросил взгляд вниз, пытаясь понять, где закончился полет уроненной вазочки. На полу не было осколков, но и зацепиться в полете было попросту не за что – все полки были забиты книгами так, что свободного места попросту не оставалось.

С опозданием в несколько секунд Маан понял, что сжимает в руке что-то твердое и округлое. Но в его руке была лишь книга, которую он незадолго перед этим снял со своего места. И лишь услышав громкий вздох Кло, он догадался перевести взгляд. Вазочка и в самом деле была в его руке – в его правой руке. Хотя рука практически вся была скрыта тяжелым гипсовым коконом, оставляя свободными лишь немощные бледные пальцы, которые он не мог заставить пошевелиться, теперь эти пальцы сжимали, сцепившись, будто когти, маленький керамический цилиндр.

Маан недоверчиво коснулся их левой рукой – без сомнения, это не было случайностью. Хватка была хоть и слабой, но явно ощутимой. И пусть сама правая рука все еще была бесчувственна, как кусок вареного мяса, ему показалось, что пальцы отзываются, между ними и мозгом протянулась тончайшая теплая нить, реагирующая на его мысленные приказы.

Он приказал пальцам разжаться и они, помедлив, выпустили вазочку. Она упала на пол с тихим хрустом, разломившись на три или четыре ярких черепка. Но на нее уже никто не смотрел.

– Джат…

Он смущенно улыбнулся, как будто его организм произвольно выкинул какой-то неприличный номер.

– Самому не верится. Посмотри, они шевелятся!

Пальцы и в самом деле шевелились, медленно, подрагивая, но в том, что это было отчетливое движение сомневаться не приходилось. Кло глядела на них так, словно прежде ничего подобного не видела.

– Но как так может быть? – спросила она.

– Еще шаг на пути к выздоровлению. Не думал, что он произойдет так скоро.

– Твоя рука!

– Что?

– Но ведь… – Кло прикрыла ладонью рот, точно испугавшись слов, которые хотели вылететь из него, – Я… Мне сказали, что ты никогда больше не сможешь ее использовать.

«Она знала, – подумал он, глядя в ее изумленно распахнутые глаза, – С самого начала. С первого дня. Я врал о скором выздоровлении, и она улыбалась мне, уже зная, что этого никогда не случится. Что ее муж превратится в неподвижный сверток, обреченный провести всю оставшуюся жизнь в постели. Но она делала вид, что верит мне».

Вместо благодарности к Кло эта мысль почему-то родила в его душе злость. Изнутри обожгло, кровь бросилась в голову.

– Кто это сказал? Мунн? Ты говорила с Мунном? Отвечай!

– Это сказал Геалах, – ответила она, испуганная вспышкой его гнева, – Он говорил с врачом. Повреждения слишком серьезны – так он сказал. Сустав слишком поврежден чтобы… чтобы…

– Так смотри! – он пошевелил пальцами перед ее лицом, – Или мне одному это кажется? Ну что? Видишь? Они сказали, что я останусь одноруким, да? Ну так Джат Маан не одного дерьмового врача заставлял удивляться! Гляди!

Несмотря на злость, он чувствовал себя сбитым с толку. К радости примешивалось удивление и даже какой-то затаенный страх сродни суеверному. Он видел рентгеновские снимки своей руки, когда лежал в госпитале – ломанные призрачно-угольные линии, соединенные под нелепыми углами. Это могло быть похоже на какую-нибудь странную головоломку, но не на человеческие кости. И он видел, как смотрели на них другие врачи – презрительно скривив губы, словно их оскорблял сам факт возможности подобного, неподвластного медицине, случая.

Есть раны, которые не могут зажить.

Но есть люди, которые за всю свою жизнь совершили больше, чем это позволено человеку.

– Я позвоню доктору Чандрама, – твердо сказала Кло, выходя из комнаты, – Попрошу чтоб он принял тебя сегодня, если свободен.

– Хорошо, – ответил Маан, не отрывая взгляда от руки, – Если ты настаиваешь, дорогая.

Доктор Чандрама встретил его радушно, как любимого пациента. Белоснежный халат на нем все также казался идеально чистым, минуту назад вынутым из стерилизатора.

– У тебя осталась прежняя секретарша, – сказал ему Маан вместо приветствия, – Я даже удивлен.

– Ты заявился раньше, чем я рассчитывал. Будь уверен, к твоему следующему визиту я что-то придумаю.

– Я скоро выхожу на пенсию, Чандрама. Так что надеюсь, что следующий визит нанесу тебе лет через десять.

– Учитывая, что ты пришел на своих двоих… После того, что я слышал… – пробормотал Чандрама, – Я ничуть этому не удивлюсь.

– Меня хорошо подштопали в госпитале. Там умеют делать такие вещи.

– Да, мои коллеги из Контроля не зря получают свои социальные очки. Итак… Лучше расскажи мне все сам.

– Это все Кло. Я сбросил пару килограмм и она встревожилась. Ты же знаешь ее. Она предпочтет чтоб все было плохо, но по предписанному, а любое улучшение вне графика пугает ее до полусмерти.

– Улучшение?

– Да, и стабильное. Еще неделю назад я лежал дома как выжатая тряпка. Чтобы пройти десять шагов приходилось мучиться, словно пересекая полосу препятствий. Не скажу, что это была приятная пора. Но сейчас, как видишь, я уже на что-то годен. Старики вроде меня, армейские косточки, не рассыпаются от одного удара.

– Если верить тому, что я слышал, это было больше похоже на удар грузовика… Ну-ка, раздевайся. Сразу становись на весы.

Весы в кабинете Чандрама Маан не любил еще больше домашних. Если с домашними он мог общаться наедине, рассчитывая, что они не поделятся цифрами с кем-либо еще, эти безапелляционно высвечивали приговор на большом мерцающем экране. Обычно Чандрама неодобрительно смотрел на цифры, задумчиво кивал, и заводил знакомый разговор – о возрасте, о специальной диете, о сердечных болезнях… Цифра редко менялась, и у Маана была возможность хорошо изучить его реакцию. В этот раз, увидев цифры, Чандрама не стал делать ничего такого. Он только прищурился, несколько раз постучал подушечкой указательного пальца по лбу и сказал:

– Это неожиданно. На сколько, говоришь, ты похудел?

– Семь кило, – неуверенно сказал Маан, глядя на весы, – Это было в среду.

– Тогда, надеюсь, ты расскажешь старому приятелю свой секрет, ведь он должен принести миллионы… Ты весишь на тринадцать с половиной килограмм меньше своей обычной… формы.

– Я и чувствую себя легче, чем обычно.

Чандрама не обрадовался, как и Кло, он казался против обыкновения сосредоточенным, углубленным в собственные мысли.

– Истощение часто становится следствием тяжелой болезни, – наконец сказал он, – И это понятно. Но такая стремительная потеря веса… Кло говорила, ты не очень-то ограничивал себя в еде?

«Конечно, она не забыла это сказать, – подумал он, – Наверно, боялась, что я не признаюсь в этом сам».

– Верно. Я бы сказал, что ел больше обычного.

– Возможно, какое-то расстройство метаболизма, вызванное пережитой травмой и стрессом… – Чандрама добавил несколько слов на латыни, всегда вызывавшей у Маана неприятное ощущение, – В любом случае, если это и процесс выздоровления, то не очень-то обычный.

– Но ведь я всего лишь скинул лишний вес, разве не так? Ты сам говорил мне, что…

– Да, я сам частенько пенял тебе за лишние килограммы, но одно дело – взвешенное и разумное снижение веса, и другое – столь резкий скачок непонятного генеза. Что еще?

– Рука, – сказал Маан, спускаясь с весов и шевеля пальцами правой руки, – Видишь? Мне обещали, что я не смогу взять ей и чайную ложку. Последний Гнилец, признаться, крепко меня приложил. Раздробленный всмятку сустав и все такое.

– Кажется, твой случай пора патентовать. Как думаешь, Синдром Внезапного Излечения Маана – достаточно благозвучно звучит?..

– Более чем. Ну как, будешь загонять меня в сканер?

– А как же. Можешь уже ложиться. Хочу разобрать тебя по косточкам и как следует просветить. Ты ведь знаешь, пациент, выздоравливающий без предписания врача, нас, профессионалов, всегда очень огорчает…

Маан лег на поверхность сканера и прикрыл глаза. В этот раз ему не пришлось выкладывать оружия – впервые за много лет его не отягощала никакая дополнительная ноша. Повинуясь порыву, он даже складной нож оставил дома, на полочке в прихожей.

Чандрама возился долго, дольше обычного. Время от времени он приказывал Маану лечь на бок или запрокинуть голову. По его тону нельзя было сделать вывод о том, каковы дела – как и все врачи, Чандрама во время работы становился сам схож с медицинским инструментом, равнодушным и стерильным.

«А ведь он такой же, как Кло, – подумал Маан, наблюдая за тем, как Чандрама легкими неслышными движениями вращает какие-то верньеры на панели, – Пытается шутить, а взгляд беспокойный, порой даже испуганный. Улучшение, не учтенное графиком, для него табу».

– Можешь вставать.

Маан открыл глаза. Оказывается, он успел задремать, сам того не заметив. Но Чандрама не стал шутить на этот счет.

– Про что ты хочешь услышать прежде всего?

– Про руку.

– Ну да, разумеется. Твоя рука в порядке, Маан.

– В каком смысле?

– В обычном, – Чандрама взглянул на него поверх очков, – У меня нет ее снимков, когда ты поступил в госпиталь. Сам знаешь, ваша Контора не позволит мне на них взглянуть. Хотя я бы положительно от этого бы сейчас не отказался… В общем, я не могу судить, как обстояло дело после твоей госпитализации, но, судя по твоему сегодняшнему состоянию, ситуация вполне удовлетворительна. Видишь эти штуки? Это твои кости. Снимок и в самом деле странный, но ничего сверхъестественного. Вот это, это и это – следы бывших переломов.

– Бывших? – уточнил Маан, пытаясь разобраться в непонятном снимке.

– Если бы мне предложили описать это, не зная истории болезни, я бы предположил, что рука была сломана в нескольких местах, но достаточно удачно срослась. И переломам как минимум два месяца. Когда тебя выписали из госпиталя?

– Три недели назад.

– Тогда я могу лишь позавидовать. Регенерационный потенциал твоего организма и в самом деле впечатляет.

– Я старый вояка. У меня ранений больше, чем можно получить на войне за десять лет. Значит, моя рука осталась при мне?

– Да, можно сказать и так. Я сниму гипс, не думаю что он тебе еще понадобится. Если верить снимкам, срослось качественно, без видимых нарушений. Конечно, рука будет серьезно ослаблена, но несколько месяцев лечебной гимнастики помогут тебе вернуть форму. Ну и пару недель придется поносить повязку.

– В госпитале мне сказали, что силами врачей Контроля ее нельзя восстановить, – серьезно сказал Маан, поглаживая гипс, – А ты говоришь, что…

– Честно говоря, это и меня сбивает с толку, – признался Чандрама, – У меня нет оснований сомневаться в профессиональной пригодности ваших специалистов. Но в то же время я вижу то, что вижу. Вот снимки. Твоя рука подверглась серьезной травме, но без необратимых последствий. Если бы сустав и в самом деле был раздроблен, уверяю, без врачебной помощи шанса срастись правильно не было бы ни одного. Клянусь голеностопной костью Гиппократа! А значит, одно из двух – либо тот, кто ставил тебе диагноз, был сущим олухом, либо ты самый везучий человек из всех, что я знаю. А теперь давай снимем с тебя эту скорлупу!

Чандрама снял гипс ловко и быстро, открывшаяся под ним рука казалась сероватой и очень худой, но Маан все равно был рад ее видеть. И несмотря на уверения Чандрама, он с облегчением вздохнул, когда убедился, что она не имеет каких-либо отклонений, не выкручена, и производит впечатление вполне обычной человеческой конечности. Контролировать ее он пока не мог – рука висела плетью, лишь кисть и пальцы кое-как отзывались, но и они были слабы, как новорожденные котята. Чандрама помог ему приспособить повязку, поддерживающую руку на уровне груди. И Маан ощутил себя легче еще на пару килограмм.

– Что ты еще нашел, пока копался во мне?

– Ничего из того, что представляло бы ценность для науки, – усмехнулся Чандрама, – Или того, что могло бы испугать Кло. Твой организм функционирует нормально, без отклонений. Я бы даже сказал, что он недурно себя чувствует. Кардиограмма сердца стала чище и нравится мне куда больше, уровень холестерина снизился на четыре с половиной процента. Печень… Положительно, она отлично справляется. Никаких следов нарушения обмена веществ или плохого усвоения пищи… Паразитов я тоже не обнаружил.

– Но выглядишь ты куда спокойнее, чем полчаса назад. Значит?..

– Значит, мои подозрения не оправдались, только и всего. И на твоем месте я бы этому порадовался.

– Но почему я похудел?

– Хочешь мнения науки? Понятия не имею, – Чандрама поправил очки, – Но когда медицина сможет объяснить все, что происходит в человеческом теле, я объявлю себя богом. Я проверил и гормональный фон, никаких отклонений. Для твоего возраста – даже удивительно неплохо. Прости, если спрошу тебя о Кло…

– А? Ты имеешь в виду – в этом смысле?..

– Ну да. Сколько раз у вас это случалось за последнюю неделю?

– Пять раз.

– Ничего себе! Вот так болезнь. Когда изловите того Гнильца, сообщи мне, если он меня треснет и со мной произойдут подобные перемены, я буду более чем доволен… Я бы сказал, что ты удивительно легко отделался. И да, твое здоровье вызывает серьезное уважение. Ты ведь это хотел услышать?

– Скорее, это хотела услышать Кло… А что у меня в голове?

Чандрама хмыкнул.

– Не убавилось и не прибавилось. Вижу следы травмы на правом виске, но кости срослись достаточно хорошо чтобы я мог об этом не волноваться. Повреждения мозга не заметил вовсе. Скорее всего, было лишь незначительное сотрясение. Из тех сотрясений, которые лучше всего излечиваются, если не обращать на них внимания.

– То есть мне не грозит ничего такого?.. Потеря памяти, старческий склероз, еще что-то в том же духе?

– Нет, не думаю. Анализ ликвира, как понимаешь, я не брал, неохота сверлить тебе череп, но оснований беспокоиться и здесь не вижу. Так что можешь обрадовать Кло и Бесс от моего имени – их муж и отец возвращается домой почти здоровым человеком.

У Маана отлегло от сердца. Как бы не успокаивал он себя тем, что в его незапланированном выздоровлении нет ничего пугающего или странного, слова Чандрама произвели на него впечатление.

«И произведут на Кло, – подумал он, одеваясь, – Должны произвести. И она наконец перестанет волноваться из-за ерунды и сможет порадоваться вместе со мной».

– Значит, ребята из госпиталя раздули из мухи слона?

– Ну, судя по тем следам, что остались, эта муха была величиной с ротвейлера… Но да, вообще я думаю, что они зря нагнали на тебя страху, Маан. Ты здоров, настолько, насколько это возможно в твоих обстоятельствах, и даже более того. Я наблюдаю тебя не один год и всегда знал, что ты здоров как бык, но видишь, ты сохранил способность удивлять даже меня. Рекомендациями тебя мучить не буду. Ешь сколько нужно, но все-таки не перебарщивай. В режиме стресса твой организм способен сжигать лишние калории, но он не станет делать этого вечно. Работай над рукой. Спи, пока позволяют. И зайди ко мне недельки через две. Ничего такого, просто любопытно будет взглянуть на… дальнейшую динамику.

– Я загляну.

Он уже почти дошел до двери, когда Чандрама спросил вслед:

– Да, забыл… Как вообще самочувствие? Смотрю, шутишь, выглядишь бодрым, значит, жить будешь. Но в медицинскую карту мне тоже записать что-то надо.

– Самочувствие? – Маан остановился. Он попытался прислушаться к собственным ощущениям, и это удалось ему легко. Тело сообщало ему, что оно в порядке, полно сил и готово служить ему, и даже правая рука, висящая на перевязи, казалось, за прошедшие несколько минут набралась жизненных соков, окрепла. Маан глубоко вздохнул и почувствовал то, чего не ощущал уже долго, несколько лет – тихую и ровную, как гул хорошо работающего двигателя, уверенность. Ему вдруг захотелось улыбнуться – широко, искренне, не так, как он улыбался зеркалу все последние годы. И он действительно улыбнулся, – Запиши – превосходно. Лучше в жизни себя не чувствовал.

Он не ошибся, Кло и в самом деле успокоилась, услышав мнение Чандрама. Увидев Маана без гипса, она даже вскрикнула от удивления, но когда он все рассказал, едва не заплакала от радости, даже глаза покраснели.

«Женщины, – подумал Маан, обнимая ее дрожащее, как в ознобе, тело, – Они всегда боятся не страшного, а непонятного».

Но мысли его сейчас были заняты не столько Кло, сколько другими вещами.

Он достаточно много времени провел в госпиталях Контроля и не понаслышке знал профессионализм врачей, работавших на Мунна, быть может лучших врачей на Луне. Это они собирали из кусочков тех, кто пострадал в операциях, сшивали, сращивали, составляли в единое целое. В личном деле Маана было восемь отметок, каждая из которых свидетельствовала о ранении при исполнении служебных обязанностей. Он знал людей, у которых подобных отметок было за два десятка. И они передвигались на своих двоих, производя впечатление вполне обычных людей, несмотря на все то, что им пришлось пережить. Маан привык верить врачам Контроля и у него никогда не появлялось ни малейшего шанса уличить их в ошибке.

Но в этот раз они почему-то ошиблись.

Он вспомнил, как смотрел на него врач в госпитале, с сожалением и вместе с тем легким презрением, как позволительно смотреть на вышедшую из употребления деталь, никогда больше не способную стать частью единого механизма.

Они оставили ему только боль, старость и беспомощность. Выбросили на обочину с почетной пенсией в кармане, как какого-нибудь ветерана ненужной и забытой войны. Пообещали, что он превратится в парализованного старика.

Зачем?

Маан не мог разобраться в этом. Если его повреждения были вовсе не так сильны, к чему этот обман? В ошибку он не верил. Эти люди не умеют ошибаться – так ошибаться. Чандрама по своему характеру мягок, он не сказал того, чего думал, что Маан прочел в его взгляде.

Его просто обманули. Заставили думать, что жизнь кончена и пошатнувшееся здоровье не позволит ему быть полноценным служащим Контроля. А потом к нему приходил Мунн, обещал не забыть и все устроить. И Геалах. Потерпи, старик, мы же тебя помним. Ты вернешься обратно на службу – конечно, как только научишься вновь ходить. Будешь сидеть за своим столом, важный, чувствующий себя полезным, но на самом деле никому уже больше не нужный, украшение кабинета.

Заговор?

От этой нелепой мысли Маан лишь поморщился. Кому выгодно выставлять его из Контроля за несколько месяцев до выхода в отставку? И что это за паршивый спектакль, в котором он, хочет того или нет, уже принял участие? Какие-то подковерные игры? Карьерная война? Вздор. Он сам никогда не был карьеристом, и пост свой, начальника отдела, ни у кого не отбирал. Да и по меркам Контроля – не такой уж и высокий пост, если начистоту. Главы комитетов, определяющие основную политику и выжимающие соки из всех организаций Луны, это реальная сила и власть. Десятый социальный уровень и выше. Почти ровня министров. На таком уровне, пожалуй, вцепиться кому-то в горло уже не зазорно. Но начальник отдела… Не та должность, ради которой стоило бы затевать игру.

Может, Мунн и не знает, что Маана выпихнули со службы под предлогом пошатнувшегося здоровья, которое уже никогда не восстановится? Но кто тогда? Например, Геалах? – подсказал ему услужливый голос. Он мог подговорить врача чтобы тот хорошенько напугал Маана, заставил его бросить службу раньше времени. Только к чему? Чтобы получить его должность на пару месяцев раньше? Вот уж вздор! Геалах и подавно никогда не рвался к должности начальника отдела, в этом Маан, знавший Геалаха не хуже себя, не сомневался.

Но тогда выходило вообще черт знает что. Маан заскрипел зубами. Вот уж верно, неизвестность подчас может быть куда неприятнее той проблемы, чью природу и объем можно понять и проанализировать.

Но хорошее настроение вернулось к нему почти сразу. Заговор, Мунн – ерунда все это. Он просто стал слишком подозрителен. Если темпы выздоровления не снизятся, уже через несколько дней он сможет вновь выйти на службу, а там уже будет видно, что это было – врачебная ошибка или чей-то замысел. И пусть Мунн только попробует не пустить его!

Маан ухмыльнулся. Он вновь ощущал себя сильным, способным справиться с чем угодно, прочным как скала. Жизнь крепко по нему ударила, но не в первый раз, и он устоял, как и все разы до этого. Просто еще один раунд, в котором его опять не смогли сломить. Он вернется в контору и займет свое место. И уж конечно, он разберется с тем, что произошло. Геалах вновь станет его заместителем. Парень он, конечно, толковый, но куда ему брать отдел в такие годы… Придется ему потерпеть. И еще он найдет того Гнильца, что чуть не снес ему голову. Найдет – и выпустит в него весь магазин, будет стрелять до тех пор, пока затворная рама, выбросив последнюю гильзу, не отойдет в заднее положение, открыв дымящийся стальной зев. Потому что он – Джат Маан, старший инспектор Контроля, и он лучший в своем деле.

Увидев, что он улыбается, Кло улыбнулась в ответ и прижалась к нему, обхватив руками за шею. Уткнувшись лицом в ее густые, сладко пахнущие волосы, он все еще чувствовал вкус улыбки на губах.

«Все только начинается, – подумал Маан, – Только начинается…»

К его облегчению и облегчению Кло резкая потеря веса прекратилась на следующий же день и Маан, слезая с весов, показывавших двузначную цифру, которую ему давно уже не приходилось видеть, подумал о том, что болезнь сделала для него больше, чем все те диеты и упражнения, которыми мучил его Чандрама несколько лет. Кажется, в последний раз он столько весил после армии, когда был крепким, жилистым и подтянутым. Добавочный пищевой паек Санитарного Контроля вкупе с поднявшимся социальным классом быстро завязал на его костях жир, с годами аккумулировав его запасы в животе. Расставшись с ними, Маан ощущал свое тело необыкновенно легким, но это была не болезненная легкость больного или недоедающего, все его мышцы дышали силой и были готовы работать, выполнять свои задачи, они буквально стонали, требуя нагрузки, действия. Не удержавшись, Маан напряг руки перед зеркалом, встав в позу виденного когда-то по теле атлета. Плотные узлы мышц набухли на груди и плечах, и Маан даже ощутил секундное чувство удивления – они так долго были спрятаны под рыхлыми пластами тяжелого жира, что собственное тело показалось ему незнакомым.

– Отлично выглядишь, – сказала Кло, наблюдавшая за ним с порога, – Ты как будто помолодел лет на двадцать.

– Серьезно? – не в характере Кло было говорить комплименты его телу, поэтому он удивился.

Он подумал о том, что не слышал подобного от нее с самой свадьбы, если не раньше. Физическая форма его тела всегда была своеобразным табу, темой не запретной, но подчеркнуто несуществующей. О ней просто не говорили, как стараются не упоминать в разговоре разваливающийся шкаф или текущую сантехнику в гигиеническом блоке.

– Да. Ты выглядишь… – она несколько секунд пыталась подобрать нужное слово, – Очень живым. Полным жизни.

– Я и чувствую себя живым, – сказал он.

И это было правдой. Сейчас он как никогда прежде ощущал себя живым, не просто организмом, занимающим объем в пространстве, ходячим примером разнообразных химических процессов, сочетанием пищеварительной, нервной, мышечной и прочих систем, в нем появилось что-то новое, какая-то новая конструкция, подчинившая все остальное, центральная опора, увеличившая прочность всего тела.

Просто психосоматика. Когда его тело было разбито и сломлено, а дух повержен, ему удалось восстановить контроль над собственным разумом, подчинить его цели, развить в себе очищающую злость, от которой по крови разошлись крохотные искорки исцеляющей энергии. Тело приняло безмолвный приказ «Привести себя в форму» и выполнило его, как беспрекословно выполняло и прочие приказы много лет. Оно срастило размозженные кости, затянуло раны, восстановило контроль над собой. Так гибнущий корабль, получив несколько прямых попаданий главным калибром, задраивает переборки, откачивает воду, восстанавливает подачу энергии – лишь бы просуществовать еще минуту и посвятить эту минуту ответному удару, уйти под воду не мертвым островом дымящегося металла, а сражающимся до последней секунды смертоносным механизмом. Именно в такой ситуации возможно чудо. Машины забывают про поломки и идут полным ходом, развивая крейсерскую скорость, помпы выбрасывают за борт тысячи литров морской воды, экипаж, уже принявший понимание скорой смерти, молниеносно выполняет приказы, и все раскалившиеся стволы корабля посылают с губительной точностью в цель снаряд за снарядом…

Ему показалось, что он заметил во взгляде Кло что-то похожее на ревность. Она видела его обновленное тело, полное силы, и чувствовала бурлящую в его недрах энергию. Наверно, сейчас она казалась сама себе едва ли не старухой.

«Она бы не смогла выкарабкаться после такого удара, – подумал Маан и мимолетней жалостью, – Она женщина, а значит лишена способности держать удар, даже тот удар, который по всем признакам должен был стать смертельным. А я выдержал. И стал сильнее».

– Я все еще не могу к этому привыкнуть. Две недели назад ты едва мог подняться с кровати, а сейчас выглядишь как чемпион Луны по боксу, – она тихо засмеялась, как бы приглашая его разделить с ней ее глупую женскую мнительность, – Забавно, да?

– Я всегда был крепкой косточкой, Кло.

– Конечно, дорогой. До сих пор не могу к этому привыкнуть.

– А ты ожидала, что всю оставшуюся жизнь я проведу в инвалидном кресле?

Ее светло-карие глаза моргнули – и ушли в сторону, не принимая его взгляд. Ожидала – понял Маан.

Она уже приняла его будущее таким, каким обрисовали его врачи из госпиталя, Мунн и Геалах. Комок беспомощной плоти, мучающийся от постоянной, сводящей с ума, боли. Огрызок, бывший когда-то человеком, скорчившийся в кровати. Инвалид. Испорченная деталь. Приняла – и смирилась с этим. Делала вид, что все в порядке. Что ж, со стороны Кло, быть может, это и не было столь большой жертвой.

«Она все знала с самого начала, – подумал он опять, – И уже видела меня таким, смирилась с этим. Улыбалась мне, подбадривала, зная, что я обречен и бесполезен».

Она не выглядела убитой горем в те минуты, когда он сожалел об отданном Мунну пистолете и призывал смерть закончить все одним ударом. Ведь это его жизнь подходила к концу, а не ее. У нее оставалось все то, к чему она привыкла – дом, полученный благодаря его служебному положению и статусу, дочь, обеспеченная образованием, привычная жизнь, не отягощенная ни нуждой, ни тяжелой работой. Наверняка при выходе на пенсию Контроль предоставил бы ему двадцать пятый класс, только вот вряд ли он смог бы пользоваться его благами. А Кло смогла бы.

Он сам испугался своей отвратительной подозрительности, но поделать ничего с собой не мог.

«Она знала, – твердил мозг, – Она поставила на тебе крест. Списала тебя, как списал Контроль. Вывела из основного состава. Поэтому она сейчас так удивлена и напугана. Ее пугает твое выздоровление, что бы ни говорил врач».

– Вот увидишь, я буду самым бодрым и здоровым пенсионером в этом жилом блоке, – сказал он нарочито весело, – Обещаю.

Прогнозы Чандрама сбывались, его правая рука, которой он еще не научился управлять, обрела чувствительность, не прежнюю, но уже достаточную для того чтобы ощущать ее частью тела. Она все еще висела на перевязи, но Маан чувствовал, что восстановительные силы, поднявшие его, работают день и ночь, и вскоре рука опять будет повиноваться ему. Пока лишь он с трудом мог шевелить пальцами и кистью, хватка была слабая, как у младенца, но это его не беспокоило – он знал, что всякая рана требует времени, и чем серьезней она, тем большим количеством терпения предстоит запастись.

Но теперь у него было ради чего жить, и он знал, что выдержит все, что необходимо.

Иногда ему казалось, что после того дня, когда Гнилец едва не уложил его в руинах разрушенного стадиона, он родился заново. Что ж, момент, когда ты разминулся со смертью на один волос, часто называют вторым рождением. Если так, второй Маан, родившийся из прежнего, нравился ему куда больше. Он не знал той апатии и равнодушия, которыми были проникнуты его часы, не занятые службой. Он был энергичен и уверен в себе. Близость смерти и последующее выздоровление упрочнили его дух, освежили кровь, заставили сбросить наросшую за последние года скорлупу быта и привычек. Старый Маан был всего лишь служакой, не мыслящим себя вне Контроля, служба была его призванием, его навязчивой идеей, его хобби и любовью. Вечный охотник, не замечающий, как увядает его некогда сильное тело, как старятся его мысли – он гнался бы за очередным Гнильцом до того момента, пока не рухнул бы замертво. Новый Маан, родившийся из его мук, был умнее, разборчивее, осторожнее. Он научился понимать, что такое жизнь и узнавать ее вкус. И, черт возьми, он собирался прожить под этим небом еще не один год, если, конечно, можно считать небом нависающий над головой внешний купол, усеянный осветительными сферами.