355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Константин Соловьев » Гниль » Текст книги (страница 28)
Гниль
  • Текст добавлен: 20 апреля 2017, 11:00

Текст книги "Гниль"


Автор книги: Константин Соловьев



сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 43 страниц)

Последнее чудо превращения. Отмирание социальных связей. Он ждал этого симптома, не догадываясь лишь о том, в какой форме он придет. Все оказалось даже проще, чем он думал. И мысль о том, что все так просто и естественно, внезапно понравилась ему настолько, что Маан издал несколько нечленораздельных звуков, похожих на скрежет.

Когда-то ему казалось странным, как Гнильцы могут находить удовольствие в сырых каменных мешках, полных холодного камня и неверных теней, в норах из гнилой арматуры, наполненных ржавой водой. Ему казалось, что никакой живой организм, вне зависимости от того, на какой планете он был рожден, не запрет себя добровольно в руинах трубопровода, где нет ничего кроме шелеста крысиных лап и сочащегося запаха разлагающихся подземных миазмов.

Он ошибался. Собственный дом сейчас казался ему несоизмеримо более отвратительным. Он был наполнен звуками и запахами, которые рождали внутри Маана лишь непонимание и страх, этот дом оглушал, сводил с ума. Этот дом медленно переваривал его, выдавливая живительные соки, стискивал со всех сторон, нависая над головой тоннами мертвого безжизненного пространства, растворял в себе. Иногда, особенно в ночные часы, это ощущение наваливалось на него так, что, казалось, вот-вот заскрипят претираемые друг о друга внутренности. В такие моменты Маан вскакивал, не отдавая себе отчета в собственных действиях, его увечное колченогое горбатое тело трепетало в судорогах смутного всеподчиняющего желания. Так не сознающий себя вампир, должно быть, мечется, ощущая рядом теплую податливую плоть, наполненную горячей кровью. Несколько раз приступ был столь силен, что Маан едва не рванулся прямо в окно, раздирая в звенящие куски податливую раму. Но что-то в нем оставалось неизжитое, тянущее назад, трясущееся от страха, безнадежно человеческое. Какой-то отголосок, едва слышимый в общем скрежете руководящих им теперь желаний. Маан тщился оборвать его чтобы закончить мучения, но тот тянулся, долгий и серый, как гнилой нерв из зуба, слишком прочный, слишком человеческий…

Кло и Бесс он не видел уже два дня. Но судя по тому, что под окнами с визгом тормозов не останавливались безликие и оттого еще более страшные фургоны Контроля, их уговор все еще был в силе. Сейчас это было едва ли не безразлично Ману. Он хотел тишины и пустоты. До тех пор, пока из него не вылупится, разорвав ветхие человеческие обрывки, то существо, для которого он был лишь биологической подпиткой, как парализованный осиным жалом жук для отложенных в его плоть личинок. Маан давно не думал о том, что последует за этим. Просто потому, что «это» было последним событием в его жизни, которое он сможет почувствовать. Не смерть, но хуже нее. Не прекращение существования, но нечто еще более отвратительное.

В этот момент зазвонил войс-аппарат. Несколько секунд Маан осоловело глядел на него – резкая, рвущая душу, трель, заставила его растеряться, как и всякий резкий звук – но этот был куда более опасен. Войс-аппарат. Злая, хитрая машина, следящая за ним из своего темного угла. Сверчок, отлитый из стали и пластика. Маан дернулся в его сторону, затрещали ставшие ломкими и непослушными пальцы правой руки, готовясь смять тонкую трубку. Но он заставил себя остановиться, защитный механизм, единственное, что осталось ему в наследство от Джата Маана, инспектора Контроля, предостерег его от решительных действий. Еще не время. Пока нельзя. Будь терпелив. Скоро ничего этого не будет, но для этого тебе придется постараться. Не дай им поймать тебя на последнем шагу.

«Пусть возьмет Кло, – шепнул ему кто-то, – Ты уверен, что еще способен говорить?..»

Но это была плохая мысль, неправильная. Кло сейчас не в том состоянии чтобы руководить своими действиями. Даже окажись это кто-то из соседей, нет гарантий, что она не сорвется, не наговорит чего-нибудь из того, о чем потом можно будет пожалеть. О чем пожалеет сам Маан перед тем, как рука, обтянутая белым комбинезоном, полоснет его скальпелем.

Он едва не выронил трубку войс-аппарата – пальцы оказались слишком твердыми и окостеневшими чтобы сразу ухватить ее. Какой-то момент ему казалось, что он поднимает к виску заряженный необычайно легкий пистолет. Нет нужды в свинце, он выплюнет лишь одно слово. И конец. Просто и быстро. «Выходи», – скажет трубка голосом какого-нибудь знакомого человека, человека из его прошлой жизни, которую он стал постепенно забывать, – «Выходи и садись в фургон. Только без глупостей. Ты знаешь, что у нас есть право сделать с тобой что угодно».

– Слушаю, – произнес Маан в мертвое холодное нутро трубки и ощутил отражение собственного дыхания на твердой, как сам пластик, щеке. Голос не подвел его, хоть и звучал хрипло. Если бы вместо слов вырвался лишь скрежет, в этом не было бы ничего странного. Голосовые связки разрушаются одними из первых.

– Здравствуй. Не помешал?

– Не помешал, – сказал Маан, хрустнув челюстью. Он подумал о том, что даже не знает, какое время суток сейчас на улице. Еще два дня назад он завесил оконный проем тяжелым одеялом. Хронометр он уничтожил вскоре после этого – равномерное злое щелканье механизма было ему невыносимо.

– Хорошо, – отозвался голос и, действительно, по нему было слышно, что говоривший обрадовался, – Хорошо, что не помешал.

– Ты никогда не помешаешь мне, Гэйн.

Тот рассмеялся. Смех был обычный, слышанный тысячу раз, но отчего-то сейчас он показался Маану наигранным, синтетическим. Смех уставшего человека, который, должно быть, сейчас устало щурится воспаленными глазами в пустоту и усмехается уголком мятой губы. Маан попытался представить, где сейчас Геалах. Представилось обычное – комнатушка Конторы, тлеющая в пепельнице сигарета, обязательная чашка эрзац-кофе на столе, восьмая или девятая за сегодня. Привычный натюрморт.

– Никогда, говоришь? Отлично… Прости, старик, давно не слышал твой голос, вот и… Давно мы не виделись, а?

– Недавно, – сказал Маан, и прозвучало это чересчур сухо, – Я испортил тебе дело, помнишь?

– А брось. В тот день, когда мне станет жаль какого-то вшивого Гнильца ради друга, я сам уйду на пенсию и примусь писать мемуары.

– Это будут самые паршивые мемуары из всех, должно быть.

– Пусть так. Какая разница? – он опять засмеялся, – Забудь о нем. Пожалуй, я бы сам не удержался и развалил ему голову по дороге… А у тебя точно было на это право.

– Право? – что-то сухое перехватило дыхание, заперхало в горле, – Ты имеешь в виду, я правильно сделал, что пристрелил его на месте? Просто потому, что был зол и мне так захотелось?

Маан подумал, что Геалах смутится, слишком уж зло это прозвучало. Для инспектора Контроля. Но Геалах не смутился. Может, по голосу ожидал чего-то в этом духе.

– Конечно, – сказал он спокойно, и спокойствие это было натуральным спокойствием выдержанного и хладнокровного человека, – Это был Гнилец. Не человек.

– Но был им когда-то.

– Глядя на него, в это трудно было поверить. Эй, только не говори, что тебя гложет совесть, Джат. Это было бы слишком нелепо даже для тебя.

Маан несколько раз сжал и разжал ладонь, держа ее перед лицом. Пальцы быстро теряли чувствительность. Суставы выглядели разбухшими, как подгнившее дерево. Интересно, что станется с ними. Возможно, Гниль наградит его подобием копыт, жестких, способных сокрушать даже камень. А может, она спешит сбросить балласт, и пальцы просто отомрут, отсохнут. Трудно быть в чем-то уверенным, когда имеешь дело с Гнилью.

– Не обращай внимания, – сказал он медленно, – Нервы. Устал.

– Давненько мы с ребятами не сидели в «Атриуме», да? По себе знаю, бокал хорошего джина здорово помогает.

– Точно.

«Брось трубку, – ледяным шепотом сказал в шею защитный механизм, – Человек, с которым ты говоришь, обладаешь чувствительностью лучшего из радаров, нюхом лучшей ищейки. Не позволяй себя обмануть беззаботным тоном. Он чувствует даже то, чего ты не замечаешь. И хладнокровен как удав. Брось, пока не поздно. Уходи. Он затягивает тебя, щупает, раскусывает. Сейчас, в эту минуту. Заканчивай».

Маана обдало ледяным потом. Это было неожиданно – он думал, что система потоотделения давно атрофирована. Нелепо. Как радио, продолжающее играть на идущем под воду корабле.

– Извини, Гэйн, – сказал он в трубку, – Кло зовет. Наверно, надо помочь на кухне. Ты что-то сказать мне хотел?

– Сказать… – на том конце невидимой линии худой человек с рыжеватыми, висящими ниткой, усами, задумался, погладил привычным жестом подбородок, – Да нет, вряд ли. Поболтать хотел. Скучно тут у нас после рабочего дня.

– Знаю.

– Дай, думаю, звякну старику… Хотя был один вопрос. Так, вопросик.

– Давай, только быстрее.

– Как ты себя чувствуешь-то?

Глупый вопрос. Не в характере Геалаха. Маан едва удержался от того чтобы издать вздох облегчения.

– Ты про здоровье что ли?

– Вообще. Как ты себя ощущаешь?

– Слова у тебя… Нормально, Гэйн. Нормально ощущаю.

Геалах хмыкнул.

– Вот как. Ясно. Просто… Не знаю, просто я должен был тебя спросить.

Сперва Маану показалось, что его рука машинально сжалась и раздавила тонкую трубку. Потом он понял, что трещат его собственные зубы, стиснутые чудовищной силой. Он испугался, что чуткий микрофон передаст и этот звук, но испуг был секундный, пустой. Никакой разницы. Это уже было неважно.

За последние три или четыре минуты в мире появилось много куда более важных вещей.

– Я ощущаю себя просто отлично, – выдохнул он, – Спасибо, Гэйн. Спасибо, старик.

Невидимый, затрепетавший, провод передал что-то новое. Спокойный, сдержанный смешок, легкий и едва слышный. Изданный уставшим человеком с воспаленным взглядом, сидящим сейчас где-то на другом конце города. А может, гораздо ближе. Маану показалось, что из трубки повеяло теплом – близкое дыхание Геалаха коснулось его лица.

– Ну тогда пока, Джат, – сказал он.

– Пока, Гэйн. Увидимся, значит?

– Конечно. В «Атриуме»?

– Наверняка. Звякни мне в понедельник. Я выберусь.

– Понедельник. Хорошо. Ну, бывай.

– Давай.

Маан отстранил трубку от подбородка, но не положил на рычаг. С затаенным сердцем он вслушивался в эфир, наполнившийся легкой поземкой помех. Сквозь их шелест он услышал, как Геалах откашлялся. Потом раздалось что-то похожее на скрип стула. После этого щелчок – и тишина. Неподатливая, твердая. Невидимый провод исчез.

Несколько секунд он стоял с бесполезной трубкой в руке. Страха отчего-то не было, только пустота в животе. Зона абсолютного вакуума. Полоса отрицательного давления.

Вот так. Так это обычно бывает, господин старший инспектор.

Маан улыбнулся. И даже потрогал рукой лицо чтобы убедиться, что еще способен улыбаться.

Войс-аппарат он швырнул об стену. Хрупкая коробка треснула, жалобно звякнула, затрещала. Маан не видел, что от нее осталось, в несколько движений он оказался у двери. Попытался открыть, не получилось. Ударил в дверь плечом – и она хрустнула, расщепившись на две части и вылетев из коробки. Хруст дерева напомнил о чем-то давно забытом, но у него было слишком мало времени чтобы вспоминать.

Точнее, времени у него больше не было вовсе.

Как ты себя ощущаешь?

Когда-то он сам задал этот вопрос. Человеку, которого звали Менесс. Ему было интересно. Глупое любопытство.

Что ты почувствовал, Бент Менесс, когда перестал быть человеком?..

Что ты почувствовал?

Кло вскрикнула, когда он вломился в гостиную. Она скорчилась на стуле и по ее бледному лицу, на котором на мгновенье проступили голубые нити жил, сразу пропавшие, Маан все понял без слов. И она его поняла. Кло попыталась вскочить и загородиться от него столом. Он смел стол одним движением руки. Осколки ударили в стену. Он наступал на нее, тяжелый как танк, скрипящий, скрежещущий, с прокушенной губы капало густым и горьковатым. Она закричала.

Слишком поздно он заметил, что в комнате Бесс. Застывшая от ужаса, она вжалась в стул. Глаза – два пятна белой пустоты. Зона вакуума. Отрицательное давление. Он шел и порванный деревянной щепой халат развивался лоскутами на его груди, обнажая влажный серый панцирь, выпирающий наружу. Это было неважно. Все было неважно.

Он схватил Кло за волосы и, тряхнув, впечатал ее лицом в стену. Он видел, как лопнула ее губа. Бесшумно, как перезревшая вишня. Темное уродливое пятно на обоях. Он помнил вкус этих губ.

– Сука… – прохрипел он, стискивая ее каменными пальцами, кости под ними хрустнули, – Когда? Когда?

Она трепыхалась в его хватке, но была несоизмеримо слабее него. Обезумев от ужаса, Кло была похожа на тряпку, которую рвет порывами ветра, на тяжелую мягкую ветошь.

– Когда ты им позвонила? – он осклабился и с удовольствием увидел, как встретив его взгляд, Кло посерела, – Сегодня? Отвечай, сука! Ты ведь позвонила им, да? Или отправила заявку? Испугалась звонить?

Взгляд у нее была сумасшедший, с желтоватым, как луна, отсветом. Маан замахнулся, заранее ощущая, как скрипнет под кулаком, как вперемешку с треском податливого дерева раздастся другой треск, более влажный, мягкий. Как живая тяжесть в руке превратится в тяжесть мертвую, покорную, движимую лишь силой притяжения. Но вдруг вспомнил про Бесс, заворчал, разжал руку. Кло упала на пол и забилась у стенки, как раненное животное. В ее движениях не было никакого смысла, никакой необходимости, просто трепет трусливой плоти. Маан отвернулся в отвращении.

Нет времени. Ни на что нет времени. Уходить. Сейчас же.

Где вещи? Он попытался вспомнить, где оставлял свою самодельную котомку с припасами. Шкаф? Он не помнил. Даже память предала его. Он в несколько движений оказался у шкафа и, выломав дверь, стал рыться в нем, расшвыривая в стороны клочья какой-то женской одежды, пахшей знакомыми духами. Бесс выскочила из комнаты. Маан лишь проводил ее горящим взглядом.

Нет времени. Не бойся за нее. Если повезет – не деклассируют. Геалах заступится за нее перед Мунном. Должен заступиться. Он всегда любил малышку. Геалах джентльмен. Он сделает это.

Маан вдруг замер, бросил шкаф и, оказавшись в два прыжка около окна, рванул вниз плотную штору. Первое, о чем он подумал – на улице день. Он почему-то удивился этому. Отчего-то думал, что ночь. Но осветительные сферы, побелевшие от напряжения, изливали с высоты яркий дневной свет. Улица – аккуратная полоса пустоты, огороженная невысокими силуэтами домов. Она выглядела безлюдной. Человек-Маан подсказал Маану-Гнильцу, что в этом нет ничего странного – все на службе. Хорошо.

Если бы не было так поздно.

Маан выглянул чуть дальше, пытаясь увидеть входную дверь и примыкающую к ней дорожку. Пусто. Успеет. Схватить котомку, выскочить на порог. Четыре секунды на то чтобы пересечь улицу. Самое сложное. Открытое пространство. Охотники всегда любят открытое пространство.

Охотников Маан увидел через несколько секунд. У соседнего дома, полускрытый густыми декоративными кустами, был виден белый кузов полу-грузового фургона. Никаких обозначений. Никаких эмблем. Ничего не говорящий номер. Таких в городе тысячи. Безликие, одинаковые, молчаливые труженики, снующие по всем направлениям всех жилых блоков. В таких перевозят строительные материалы. Продукты. Бытовые отходы. Иногда в них перевозят еще что-то.

– По всем правилам, значит… – пробормотал Маан с ненавистью, – Хорошо. Хорошо. Очень хорошо…

Изнутри опалило жаждой действия. Захотелось стремительности, скорости, бьющего в лицо воздуха. Движение стало необходимостью, единственным смыслом жизни. Злой смех рванул грудь. Хотите взять? Давайте. Берите. Только учтите, вы приехали не за обычным Гнильцом, одуревшей от страха «двойкой». Вы пришли к Джату Маану. Про которого вам рассказывали, когда вы еще были стажерами. Над которым вы беззлобно посмеивались, выпроваживая на заслуженный отдых. К Джату Маану, которого сам Мунн называл своим лучшим агентом.

Берите.

С негромким визгом тормозов к дому подлетел еще один белый фургон. Этот уже не маскировался, действовал открыто. Вероятно, за домом установили наблюдение заранее и, услышав крик Кло, решили действовать в открытую. Время охоты. Никаких масок. Отныне все просто и привычно, только работа. Работа, которой занимался Контроль со своего первого дня. Рутина. Процедура. Штатная ситуация.

Отскакивая от окна, Маан все же успел заметить, как распахнулась широкая дверь и из кузова на асфальт посыпались люди. На фоне черных доспехов Кулаков виднелись нелепые строгие костюмы, полускрытые панцирями легких бронежилетов. Загонщики в полном сборе. Сейчас начнется самое интересное. Улица больше не была пуста. Маан слышал топот множества ног. Из первой машины, припаркованной по соседству, тоже кто-то бежал. Маан, на мгновенье точно отключившись от происходящего, проводил взглядом один из бегущих ко входной двери костюмов. Его обладатель был ощутимо полон, когда он бежал, прижав к груди короткий автомат, живот смешно колыхался на ходу. «Мвези», – понял Маан и рассмеялся, сам не поняв, мысленно или вслух.

Значит, и остальные где-то здесь. Интересно, где Геалах. Должно быть сидит в одной из машин, координирует действия инспекторов и Кулаков. Тогда плохо – сказал Маан-человек – Этот не упустит. Природная гончая. Инстинкты, чутье, злость. Такие не упускают.

Маан не заметил, как в руке оказался «ключ». Когда заметил, едва не рассмеялся – так нелепо выглядел небольшой тусклый цилиндр по сравнению с тем, что происходило на улице. Один выстрел. Простой, примитивный механизм. Снимаешь предохранительную скобу, направляешь, нажимаешь на спуск. Массивная пуля, состоящая из многочисленных стальных фрагментов, не предназначена для стрельбы на поражение, она теряет убойную силу уже через несколько метров. А в бронежилет можно стрелять и в упор. Не оружие, лишь нелепое подобие его. Единственное, для чего годится – приставить к голове и выстрелить. Быть может, он еще успеет услышать треск двери, вышибаемой Кулаками. Когда они ворвутся в гостиную, для них тут уже не останется работы. Только обезглавленное тело в коричневой луже, нелепо дергающее ногами. Забавно – Мунн опять выговорит Геалаху. Не уберег. Операция условно успешна, но основная поставленная цель не выполнена. Уникальный экспонат Гнильца утерян без возможности восстановления. Маан не знал, насколько сильно его тело изменилось внутри, но был уверен в одном – без мозга оно долго не протянет.

Глупая концовка. Как в банальной теле-постановке.

Он уже не видел, что происходит снаружи. Но мог это представить. Две или три группы застыли у входа, держа в напряженных руках оружие. Двое или трое Кулаков, убедившись в том, что дверь заперта, раскладывают свое мудреное оборудование, заранее подготовленное для случая. Возможно, снимают с предохранителей свои собственные «ключи», или даже снаряжают «римскую свечу». Последнее не лишнее, когда берешь старую опытную «двойку». В таких делах не рискуют.

Маан ощутил забавное наваждение – ему показалось, что он сам сейчас стоит снаружи, привалившись плечом к теплой стене, проверяет пистолет, чувствует острый тревожный запах чужого пота, ободряюще подмигивает Лалину, поправляет микрофон… Ощущение было столь натурально, что Маан на несколько секунд потерял ориентацию в пространстве.

Сегодня он играет за другую команду.

И, наверно, свисток уже был.

Бесс не было в ее комнате. Это порадовало Маана – значит, успела где-то укрыться. Конечно, стрелять в нее никто не станет, но когда здесь станет по-настоящему жарко, никто не сможет поручиться за каждую пулю. «Пусть она будет в безопасности», – пожелал Маан и, отшвырнув с дороги маленький письменный стол, за которым Бесс готовила уроки, подступил к окну.

С этой стороны дом почти вплотную подступает к соседнему. Конечно, они взяли под прицел все. Не дураки, знают, куда идут. Сам ведь учил, повторял… Первое дело – не оставить ни малейшей лазейки. Перекрыть самую крошечную дырочку. Все пути к отступлению. Потом ввести несколько отрядов и удушить, как охотничий пес лису в собственной норе. У Контроля много обученных псов, стоивших ему немалых средств. Личная свора Мунна. Уже почуявшая запах крови.

Единственная надежда – на то, что они не успели стянуть кольцо окружения, понадеялись на внезапность, неожиданность. Тоже хорошая тактика, но работает не всегда. На неожиданность можно взять молодого Гнильца, испуганного, только и ждущего возможности сбежать. Кто постарше и похитрее – уже сложнее. Такие не прут на рожон, затаиваются, бьют в стык. Геалах это знает. Если он руководит операцией…

Не время размышлять. У него будет только одна попытка, и в нее он вложит все свои оставшиеся силы.

Выломать окно. За ним его будут ждать. Кто бы ни руководил операцией, он явно не дурак, если Мунн доверил ему такое дело. Значит, обложили всерьез. Когда он вывалится наружу, его там будут ждать.

Маан с удовлетворением заметил, как с негромким гудением гнется стальной прут толщиной с палец. Что ж, по крайней мере Гниль наградила его физической силой.

А дальше… Он оборвал эту мысль. Не будет никакого «дальше». Никаких планов, никаких догадок. К черту тактику и знакомые, не раз помогавшие прежде, приемы. Останется поручить свою жизнь новому животному чутью, прорываться не глядя, поставив на внезапность. Бить в лоб, рваться, рвать тело на части. Вытягивать жилы, крошить кости. Прорываться. Идти насквозь.

Самое сложное – пустырь позади дома. Небольшое открытое пространство, метров семь от стены. Когда-то Кло хотела разбить там небольшой садик, Маан даже купил несколько центнеров настоящей земли и органические удобрения. Но у Кло нашлись другие заботы, и задний двор их дома так и остался полосой необработанной земли. Проскочить ее – вот что ему надо. На одном дыхании, кто бы ни преграждал путь. Дальше будет проще. Там есть узкий проход между домами, тесный, едва пролезть, но ему хватит. Через него и дальше, дальше… Там лабиринты узких улочек, таких тесных, что не каждый пройдет. Местами беспорядочно заросшие неухоженным кустарником, заваленные мусором и остатками старой кладки, они послужат отличным путем для бегства. Когда охотники поймут, что он прорвал их кольцо, им потребуется несколько минут чтобы понять его местоположение и цель движения. Эти несколько минут составят весь его капитал, всю его жизнь.

За ним будут идти. У них есть фургоны, есть легковые автомобили, есть не меньше десятка тренированных Кулаков, не знающих усталости и готовых гнать его хоть сутки напролет. И еще у них есть чутье, рудиментарное чутье купированных «нолей», вполне достаточное чтобы выследить его, разбившись на небольшие отряды.

Маан вдруг понял, что и собственное его чутье, до того дремавшее, подает ему отчетливые сигналы, которые он прежде не замечал. Просто прикрыл глаза, как делал всегда во время работы, и почувствовал их присутствие. Много. Человек пятнадцать, если не больше. Зудящие точки на периферии сознания, каждая из которых отчетлива и ярка, как сполох фонаря в темном подвале. Не было привычного покалывания в затылке, по которому он привык ориентироваться, новое ощущение было куда глубже и вместе с тем расплывчатее. К этому надо было привыкнуть, но Маан не был уверен, что располагает достаточным количеством времени. Новая картина, которая встала перед глазами, была рисована теми красками, о существовании которых он прежде не знал. Подобное он ощущал, когда смотрел на пойманного Гнильца несколькими днями ранее. Это новое чувство не было человеческим, но оно позволяло ему видеть то, что не могли передать человеческие органы чувств. И Маан принял его помощь без колебаний.

Пятнадцать человек – значит, подняли два отряда. Много. Очень много. Столько поднимают для зачистки глубокого опасного «гнезда», но не для поимки одной «двойки». Пятнадцать к одному. Без учета Кулаков, которых не меньше десятка. Но в некоторых случаях, видимо, такой расклад вполне объясним. Мунну виднее. При мысли о Мунне, сидящем сейчас в своей крошечной коморке, потирающем маленькие старческие ладони, ждущем отчета о проведенной операции, Маан задохнулся от ненависти и сам не заметил, как прутья разошлись в стороны. Зазор получился невелик, парой месяцев раньше он ни за что бы не пролез в эту щель. Но за это время многое изменилось, и не только его тело. Маан повел плечами, отходя на шаг. Он был готов.

Сделать несколько глубоких вдохов, сосредоточиться. И броситься вперед. Он чувствовал близкое присутствие помеченных печатью Гнили, но зыбкой, слабой, колеблющейся. «Нули». Инспекторы. Псы Мунна. Маан ощутил присутствие двоих неподалеку от пустыря. Он не привык к новому ощущению и не ориентировался в расстоянии. Они могли быть под окнами или в двадцати метрах от них. Двое грамотных сильных ребят из Контроля. Быть может, из его, Маана, отдела. Двое славных ребят, которые с удовольствием разрядят в него свои пистолеты. С чувством выполненного долга. С ненавистью к отвратительному порождению Гнили. И потом будут рассказывать об этом другим славным ребятам за бокалом джина в «Атриуме». Они все славные ребята, но если кто-нибудь из них преградит ему дорогу… Маан крепче сжал свой бесполезный «ключ».

Он не успел сделать и двух вдохов. Из прихожей раздался негромкий треск, точно кто-то наступил ногой на старую прогнившую половицу. Но в этом звуке звучала какая-то недосказанность, звук не был полон, и Маан, разворачиваясь к окну, вдруг понял, что сейчас услышит.

Но он не услышал ничего. Потому что спустя крошечный отрезок времени, которого ему сердцу не хватило бы даже для одного удара, в гостиной что-то скользнуло – белесое, почти невидимое, тонкое, как разряд крошечной белой молнии, плывущее над полом, прерывистое. Точно кто-то начертал тончайший, стелющийся над полом пунктир. Но еще прежде, чем он коснулся стены, мир вдруг дрогнул, сжался упругим комом, завибрировал, прыгнул в сторону, покачнулся, просел. Воздух отчего-то стал невообразимо прозрачен, звонок, но окружающие предметы – покосившаяся дверь, письменный стол Бесс, оконный проем – вдруг причудливо выгнулись, поплыли, точно в искривленных зеркалах, стали переплетаться друг с другом. Маан оказался в центре искаженного мира, знакомая комната обернулась лабиринтом, в котором постоянно что-то плыло, менялось, скользило. Маана удивило, что все это происходило совершенно бесшумно. Он видел, как медленно, как в замедленной съемке по теле, осыпается, распухая на глазах, облако штукатурки в том месте, где белесая линия коснулась стены гостиной, но не слышал ни малейшего звука, лишь ощущал удары своего сердца, медленные и низкие.

«Оглушило», – понял он и стал протискиваться в окно.

Он никогда прежде не ощущал, как воздействует «римская свеча» на находящегося в замкнутом помещении человека. Но догадывался, что Кулаки решат применить тяжелую артиллерию.

Продираясь через решетку, он изо всех сил зажмурился, и не зря – в комнате что-то полыхнуло, запахло горелым пластиком и чем-то еще, на сетчатке отпечаталась ослепительно-яркая клякса. Если бы он не успел отвернуться, сейчас бы валялся на полу, скорчившись от нестерпимой боли в выжженных глазах. Но и без того его тело слушалось неохотно, шаталось, как у пьяного, дрожало, едва держалось на ногах. Обычный человек при воздействии звуковой волны подобной мощности чаще всего лишается чувств на месте. Некоторым разрывает барабанные перепонки. Тело Маана оказалось крепче обычного человеческого, но Маан не собирался задерживаться здесь достаточно долго чтобы проверить это наверняка. Он знал, что сейчас через развороченный дверной проем протискиваются люди с оружием в руках, кажущиеся неуклюжими в тесном коридоре, целеустремленные, стучащие тяжелыми подошвами по полу. Они рассыпаются по дому, прикрывая друг друга, выносят прикладами тонкие внутренние двери, обмениваются лаконичными и четкими командами.

«Чисто» – говорит где-то сейчас Геалах. И эфир, этот маленький невидимый мирок, существующий лишь в шлемофонах и наушниках, сейчас гудит как потревоженный улей, полнится голосами знакомых ему и незнакомых людей.

«Понял. Вторая группа – контроль».

«Двигаюсь».

«Чисто. Прием».

«Продолжаем».

«Наружное наблюдение – порядок».

«Комната два – чисто».

В какой-то момент Маану показалось, что он не протиснется в проем. Его тело застряло между прутьями, зацепившись каменно-твердыми струпьями на боку, так, что захрустели остатки рамы. Маан выдохнул и потянулся вперед, понимая, что первая его попытка станет и последней. Он рванулся сквозь сталь, забыв про то, что способен чувствовать боль, что в мире вообще есть боль. Будь его покров не так крепок, он бы, наверно, разорвал себя на части. Хрупкая плоть не смогла бы сопротивляться этой силе, лопнула бы, как перегнившая ткань. Но его новое тело было куда крепче. Он услышал скрежет чего-то твердого по металлу и почувствовал, как сопротивление медленно исчезает. Слишком медленно. Он еще не мог ничего слышать, но ощущал вибрацию сродни небольшому землетрясению – это люди, пришедшие за ним, бежали по гостиной, расшвыривая в стороны то, что когда-то было мебелью. Жалко Кло. Она любила эту мебель, и любила этот дом, который уже наполовину уничтожен. Но у Кло сейчас должны быть другие проблемы.

Они успели раньше, чем он ожидал. В комнату ворвались сразу трое. Двое Кулаков впереди – Маан даже не успел рассмотреть их обычно безразличные глаза в прорезях масок – сосредоточенные, невероятно гибкие фигуры, двигающиеся с пленительной и гибельной грацией. Точно и не люди, а хитрые механизмы, разворачивающиеся в боевое положение, упруго, быстро, контролируя каждый квадратный миллиметр окружающей поверхности. За ними Маан разглядел знакомый костюм и ежик светло-русых вихрастых волос. Лалин. С пистолетом в руке, бледный от напряжения, до такой степени, что лицо выглядело заострившимся, хрупким, он ничуть не походил на вчерашнего мальчишку.

– Контроль! – рявкнул он, опережая Кулаков, которые наводили на Маана свои уродливые черные автоматы, – Стоять!

Маан даже не понял, как ему удалось выскочить. Кажется, он бессознательно вложил в последний рывок все свои силы, и прутья все-таки не выдержали. В первое мгновенье он даже не понял, что у него получилось. Просто небо кувыркнулось перед глазами, скакнуло куда-то вверх в облаке мелкого сора, и несколько раз перекатилось. Тупая боль в животе – наверно, ударился при падении. Как кулаком поддых. Он лежал на земле, чувствовал ее отталкивающий и в то же время невыразимо приятный сырой запах, и пытался восстановить выбитое из груди дыхание. Стена собственного дома, уходившая вверх, казалась высоченной башней, поднимающейся до самого купола. Где-то там, в высоте, горели осветительные сферы, безжалостные и ослепляющие.

Слух вернулся удивительно быстро. А может, очереди выстрелов, прозвучавшие в небольшой комнате, породили гулкое эхо. Маан видел как разлетается в клочья рама и удивился тому, как буднично и некрасиво выглядят перемалывающие дерево и металл пули. Словно чьи-то невидимые, но наделенной чудовищной силой руки деловито отщипывали небольшие кусочки, вырывали с мясом петли, отколупывали неровные ошметки облицовочных панелей.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю