355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Константин Ковалев-Случевский » Юрий Звенигородский. Великий князь Московский » Текст книги (страница 26)
Юрий Звенигородский. Великий князь Московский
  • Текст добавлен: 9 октября 2016, 19:29

Текст книги "Юрий Звенигородский. Великий князь Московский"


Автор книги: Константин Ковалев-Случевский



сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 38 страниц)

Вот и возможное объяснение событий. Повторимся – лишь вероятное объяснение. И не только потому, что нельзя доверять одному из вариантов текста Жития (автор данной книги как раз с большим вниманием относится к Житиям русских святых как к источникам для восстановления исторической справедливости), а и потому, что необходимы некоторые более точные и косвенные подтверждения этому факту. Ведь не случайно же появились расхождения в текстах. Так бывает, когда интерпретация событий вызывает разные мнения различных сторон…

* * *

Итак, Василий Васильевич вернулся в Москву. Беда ждала многих его врагов. Главными из них стали сыновья Юрия Дмитриевича – Василий Юрьевич и Дмитрий Шемяка. Но они были далеко от столицы. Хотя собирали силы для уже откровенной войны со своим московским врагом.

Василию следовало себя обезопасить. Лишить братьев любого сильного союзничества. Для этого, как мы уже говорили, и была заключена докончальная грамота между ним и Юрием Дмитриевичем. Уникальный документ эпохи является удивительным образцом того, как быстро на Руси могли «отцы» превращаться в «братьев молодших».

Для подписания грамоты собрались главные действующие лица великого княжества Московского на тот момент (исключая двух вышеупомянутых сыновей Юрия Дмитриевича – Василия и Дмитрия-старшего). Кроме двух главных подписантов (Василия Васильевича и Юрия Дмитриевича), участие в договоре приняли и другие. С одной стороны – другой дядя Василия II, князь Угличский Константин Дмитриевич, а также другие его двоюродные братья, сыновья покойного Андрея Дмитриевича – Можайский князь Иван да князь Верейский и Белозерский Михаил, оба – Андреевичи. Присутствовал на той же стороне князь Василий Ярославич, к тому времени уже окончательно вошедший в коалицию племянника Юрия.

С другой (Юрьевой) стороны грамоту подписал его младший сын – Дмитрий Красный. Таким образом, мы имеем исторический документ, который подтверждает реальные мирные намерения, в частности, со стороны Юрия Дмитриевича, которые бы могли привести страну к завершению любых междоусобиц. Но, как водится, не для всех законы писаны.

Когда был заключен данный докончальный договор – точно сказать нельзя, ибо дата не указана. Но скорее всего это произошло уже летом 1433 года, когда князь Юрий принял решение о передаче Москвы племяннику.

По грамоте Юрий Дмитриевич вновь признает Василия «великим князем, собе братом старейшим». Но конечно же не «отцом» или кем-то «вместо отца» (такая формула, как мы уже говорили, была в грамоте Дмитрия Донского, который призывал сыновей «вместо отца» почитать старшего брата).

Основные позиции по отношению к власти князь Юрий сформулировал абсолютно однозначно – он отдавал всё Василию безоговорочно, с подтверждением всех родственных связей семьи потомков великого князя Дмитрия Ивановича. «Имети ми тобя, великого князя, собе братом старейшем. А брату нашему молодшему, князю Костянтину Дмитриевичи), имети ему меня себе братом старейшим. А князю Ивану да князю Михаилу Андреевичем имети им меня собе дядею. А князю Василью Ярославичю имети ему меня себе дядею жо. А добра вам мне хотети везде, во всем, где бы ни было… А кто будет тобе, князю великому, друг, то и мне друг. А кто тобе недруг, то и мне недруг».

Еще раз подчеркивались властная субординация и отсутствие взаимных притязаний: «А держати ми тобя, великого князя, собе в старишиньстве. А тобе мене держати в братстве, и во чести, без обиды».

Особо выделено отношение к двум другим сыновьям Юрия, которые не приняли участие в подписании грамоты. Их общим решением исключили из состава союзников. Отношение князя Юрия к ним было крайне сложным (возможно, договор составлялся уже после того, как они убили боярина Морозова, хотя он даже в нем упоминается в виде «Семенова Федоровича»), и это подтверждает текст документа: «А детей ми своих болших, князя Василья да князя Дмитрея, не приимати, и до своего жывота, ни моему сыну меншому, князю Дмитрею, не приимати их. А тебе их так же не приимати».

Дядя и племянник даже пошли против решения хана-царя, который распределил между ними вотчины, отдав Юрию Дмитров. Теперь всё возвращалось к Василию Васильевичу. «А чем тобе благословил отец твои, князь великий Василеи Дмитриевич… так же что отчина брата нашего молодшего, князя Петрова Дмитриевича, Дмитров со всеми волостми, того ми всего под тобою, под великим князем, блюсти, а не обидети, ни вступатися, ни моему сыну, князю Дмитрею Меншому», – писал князь Юрий, Следующая же формулировка была уже за пределами даже власти самого Василия II: «А что есмь взял царев ярлык на Дмитров, и тот ми ярлык тобе дати». Забрать ярлык хана без его ведома – не так просто. И можно предположить, что Василий Васильевич этот вопрос успел с Ордой согласовать. Тогда и отказ Юрия от великого княжения становится более понятным, ибо по какой-то причине (пока нам точно неизвестной), возможно, Юрий Дмитриевич не хотел идти против решений хана-царя или воевать с ним из-за власти (к тому времени могли поступить по отношению к нему угрозы такого «наказания» из Орды).

Важно еще отметить то, что по грамоте Бежецкий Верх передавался младшему сыну Юрия – Дмитрию Красному.

И еще. Своеобразная «равноправность» двух князей, даже после признания снова одного из них князем великим, все же оставалась странной формулировкой, не очень распространенной среди докончальных грамот. А именно: «А на сем на всем, брате старейший, князь великий Василеи Васильевич, целуй ко мне крест, к своему брату молодшему, князю Юрью Дмитриевичи), и к моему сыну, князю Дмитрею Меншому» – записано в документе со слов теперь уже вновь удельного князя Звенигородского и Галичского Юрия. Некоторая степень уважения к дяде оставалась в кругу племянника, что и отразилось в тексте в виде прямого побудительного обращения подвластного князя к сюзерену – «целуй ко мне крест, к своему брату молодшему».

* * *

Заключение договора означало, что дядя и племянник встретились лично. А такая встреча была уже немалым событием. И ничего хорошего, особенно для сына Дмитрия Донского, она не сулила. Опыт прошлого это подсказывал.

После подписания грамоты князь Юрий не стал возвращаться в Звенигород. Его вновь подчиненное положение не давало ему гарантии личной безопасности. Ведь он хорошо знал характер Василия II.

Юрий Дмитриевич не медля отправился в надежный и отдаленный от Москвы Галич Мерьский. И не ошибся.

Василий Васильевич не стал ждать вовсе. Он немедленно собрал войско с князем Юрием Патрикеевичем во главе и отправил в сторону Костромы, дабы покончить с последними бунтарями – Василием Косым и Дмитрием Шемякой. Ясное дело, что Юрий Дмитриевич помогать сыновьям не собирался. Ведь он докончальный договор подписал, что не будет этого делать. И, как всегда, его соблюдал, как он поступал еще со времен своего старшего брата Василия Дмитриевича, в ущерб своим собственным интересам.

Но даже он не смог удержать некоторых своих галичских бояр с их дружиной, к которым присоединились воины-вятчане, после чего они направились на подмогу костромским оппозиционерам. Сила против Москвы собралась немалая. Воевода Юрий Патрикеевич даже не представлял – какая. Да и «сторожевой полк» из Галича (так его называли в летописи) подоспел вовремя.

Рати сошлись в осенний день – 28 сентября 1433 года, у реки Куси. Василий Косой и Дмитрий Шемяка легко и быстро расправились с посланным из Москвы войском, а князь Юрий Патрикеевич в итоге попросту попал к ним в плен.

Получалось, что Василию II воевать после этого было нечем и некем. Вот уж момент, так момент. Иди обратно в Москву и занимай престол.

Но сделать такое мог только сам князь Юрий Дмитриевич. Сыновья его старшие, как бы они этого ни хотели, совершить въезд в столицу не могли. Их бы просто никто там за власть не признал.

Призывы Василия Косого и Дмитрия Шемяки – «отче, поиде на княжение!» – уходили как будто в пустоту. Отец не желал их слушать, как и нарушать условия только что подписанного докончания с Московским правителем. Тогда сыновья вернулись обратно в Кострому. Им ничего более не оставалось делать.

Этой передышкой удачно воспользовался великий князь Василий. Он лихорадочно собирал новое войско. И он никогда бы не поверил, что Юрий не участвовал в выступлении против него, а его войска не было на реке Куси. Кроме того, мы можем предположить, что поражение его дружины спровоцировало новое решение великого князя – дядя лишь самим фактом своего существования является совершенно непреодолимой угрозой. Думается, тогда, осенью 1433 года, в Москве появился и созрел план физического уничтожения Юрия Дмитриевича. Проблему для Москвы пора было решить кардинально. И безвозвратно. Навсегда.

Князь Юрий, видимо, как-то узнал о данном решении. Именно по этой причине ближайшие месяцы станут грандиозной развязкой многолетнего родственного противостояния. Теперь сидеть сложа руки князь Звенигородский и Галичский уже не мог.

Но и здесь не он первым нарушил условия докончальной грамоты. Зимой 1433 года Василий II с новой ратью, заручившись поддержкой родственных князей, буквально игнорировав все письменные договоренности, двинулся прямо на Галич. Летописи не преминули отметить: «через мирную руку и правду». То есть нарушив мирные и моральные обязательства.

Севернорусский летописный свод 1472 года скрупулезен: «Князь великий… пошел Галич разорить в зиму ту, а князь Юрий бежал к Белоозеру; князь великий Галич пограбил и сжег и в плен всех увел».

Что-то произошло, видимо, в психике этого правителя. Он не только поставил цель – убрать своего дядю, но и стал совершать особо жестокие поступки, которые время от времени отмечают летописные источники.

Например, перестав доверять перешедшему к нему И. Д. Всеволожскому и предполагая, что тот может опять переметнуться к дяде, он приказывает ослепить несчастного боярина, который мог еще совсем недавно стать его тестем. Это уже потом, после кончины Юрия Дмитриевича, среди воюющих сторон последует целая цепочка взаимных ослеплений и других трудно представимых ужасов родственной брани. Но первым данную «черту» переступил (как похожее бывало и ранее) именно племянник. За что ему самому вскоре и воздастся: быть и ему также ослепленным (конечно же не от Юрьевой руки), а поэтому в потомстве он будет зваться Василием Темным (то есть – слепым, не видящим света). Хотя он сумеет отомстить Юрьевым чадам тем же – ослепит старшего сына князя Юрия Звенигородского и Галичского, который после этого будет зваться Василием Косым.

Нет ничего более символического для характеристики данного периода русской истории, как то, что великим княжеством Владимирским (Московским) успели одновременно (с переменной последовательностью) править два двоюродных брата, оба Василия, и оба – насильственно ослепленных. Один – Темный, другой – Косой. Воистину, Руси требовался некто реально зрячий! Ибо правители «наследовали» тогда лишь мучительные пытки в виде выкалывания глаз…

Объединились ли в тот момент уже войска Юрия Дмитриевича с дружинами его старших сыновей? Трудно сказать. Ведь сам князь Звенигородский ушел из Галича и двинулся на Белоозеро, впервые занимая не свои территории, а земли другого собственного племянника – Михаила Андреевича. Но тут уж было не до родственных сантиментов. Решалась судьба всей семьи.

Думается, что действовал князь согласованно с Юрьевичами. Они немедленно отправились в Галич Мерьский и заняли там оборону. Мы помним, что городская крепость была изрядно потрепана после недавнего набега ордынцев и нескольких серьезных штурмов. Но сыновья Юрия неплохо знали военное дело.

Итак, московское войско быстро подошло к Галичу. И тут Василий II проявил чудеса жестокости. Он не только спалил и разграбил посад и окрестности, но и взял многочисленный «полон», о котором потом упоминали летописные источники. «Люди в плен поведе и много зла сотворив земле той», – отмечалось в документах. Он очень хотел добраться до самого сердца Юрьевичей, до них самих. Но не сумел. Сыновьям помог отец, теперь уже откровенно поспешивший к ним на выручку. И Василий отступил.

А в это время его «подельники», племянники Юрия, князья Иван и Михаил Андреевичи воевали Звенигород, причем грабили удел основательно. То, что не довелось сделать даже татарам, совершили ближайшие родственники.

В знак покорения северо-восточной «столицы» Юрия Дмитриевича, а также для умаления его духовного авторитета, племянник – Василий II – вывез из Галича одну из главных здешних святынь – знаменитую Овиновскую икону Божией Матери. История эта в подробностях изложена нами в главе «Заступники и покровители». Однако стоит упомянуть здесь еще раз вот о чем. Василию Васильевичу важно было лишить Юрьевичей одной из главных их святынь, считавшейся покровительницей Галича. Отдаленный город уж очень стал самостоятельным.

Икона была отвезена в Москву. И ее даже москвичи посчитали плененной (!). Некоторые источники рассказывают о чуде, как на следующий же день Овиновская икона исчезла из столицы и тут же объявилась снова в Галиче. Из Успенского собора Московского Кремля – да вновь в Успенском Галичском монастыре!

Народ православный, как видим, все воспринимал по-своему. И правду о происходящем – знал. Град снова получал покровительство Небесной Заступницы, которое даже Москва отнять была не в силах.

И хотя есть предположения (еще со старых времен), что икона была возвращена в Галич буквально через несколько месяцев самим князем Юрием Дмитриевичем, после того как он взошел на великокняжеский престол, – сказание о чуде так и осталось жить в сердцах русских людей.

А в самом Галиче события 1433 года воспринимали по-своему. Для чего еще раз обратимся к «Сказанию о чудотворном образе Богоматери Овиновския иже явися во граде Галиче» (по списку XVII века). Прочтем этот текст без комментариев. Ибо они здесь – излишни.

«Великий князь Василий Васильевич Московский, со многими силами своими, пойде на своего дядю на князя Георгия Димитриевича Галическаго, и град Галич первой, что был на реке Чолсме взя. Тогда же взя и чюдотворную икону Пречистыя Богородицы, зовомую Овиновскую… И принесе образ той к Москве, и постави его в Соборной церкви, и заключив двери, утверди замками и печатьми, и стражей пристави, да будет храними ияко же пленница… О смирения Божия Матерее… Како венцем и диадимою церковью украшенный, и на престоле великаго княжения росийскаго посажденнный, и многим народом судити вправду устроенный, неправеден суд полагает, и насилием хощет удержати неудержанное. Обаче Господь наш Иисус Христос, видев сего неправосудие… обличи его сицевым образом. Егда убо великому князю Василию, и боляром его церковныя двери утвердившим… самим же отшедшим комуждо восвоя си… образ той чюдотворный невидимо ис церкви изыде, и тоя же нощи обретеся в Галиче».

И даже угрозы от великого князя, обратившегося к галичанам, которые будто икону забрали, что «повелит самих вас посещи, и будете сами себе убиту», не возымели действия!

Икона Овиновская вернулась домой.

* * *

В этот момент и вся семья Юрия Дмитриевича собралась в Галиче. Объединились их дружины. И, наконец, дети уговорили родного отца идти на Москву. Ибо другого выхода в сложившихся обстоятельствах не было. Ясно, что Василий Васильевич будет стоять на своем и уже не остановится.

Да ведь и договор великим князем теперь был нарушен.

И Юрий выступил.

Переждав суровые холода, зиму, в начале весны объединенные силы под мудрым и привычным для ратного дела водительством самого князя Юрия Дмитриевича двинулись на Москву. «В ту же зиму князь Юрий послал за сыновьями и за вятчанами и, собрав силу великую, пошел на великого князя», – отметила летопись.

Василий II следил за действиями дяди. Лазутчики донесли о его выступлении быстро. Великий князь успел также собрать свои силы, привлекая двоюродных братьев и манипулируя докончальными договорами, коих он успел заключить изрядное количество. В его планы входило принять сражение на некотором отдалении от Москвы.

Возможно, было бы символичным для князя Юрия, если бы такая битва произошла у Переяславля-Залесского, рядом с его родиной, в местах, где он был крещен самим преподобным Сергием Радонежским, благословлен митрополитом Алексием, был окружен заботой своих родителей, благоверных князей Дмитрия Донского и Евдокии. Да, по сути, баталия и произошла в этих краях, в ростовских землях. До Переяславля он не успел дойти лишь совсем немного.

В последнем в жизни сражении князя Юрия рати сошлись 20 марта 1434 года на реке Могзе, «у монастыря Николы на горе». В Лазареву субботу. Ничто, даже Великий пост, не могло уже остановить враждующие стороны.

Можно было не сомневаться в том, что от московского войска не останется почти ничего. Ведь князь Юрий, как известно, если вступал в сражения, то в них уже не проигрывал.

Галичские и звенигородские полки вместе с вятчанами разгромили дружины Василия Васильевича наголову, хотя отмечено, что их войска также «побили много». Оставшиеся московские дружинники разбежались – кто куда мог. Сам великий князь сумел скрыться незаметно, хотя Юрий и не ставил своей целью его поимку. Досадовали, видимо, по этой причине его сыновья. Для них расправа с Василием II была одной из важных целей.

Досталось и Ивану Андреевичу, князю Можайскому. Это он потрепал Звенигородский удел князя Юрия. Теперь ему пришлось также бежать с поля боя. Но не в собственный удел, где его достать было легко, а подальше, в княжество Тверское, к сестре. Однако этот странный побег оказался недолгим. Спустя буквально неделю он уже вернулся к Троицкому монастырю, где его ждал… князь Юрий с дружиной. Похоже, «участие» Ивана Андреевича в сражении у Могзе на стороне Василия II было мнимым, и бежал он только для видимости. А союз с Юрием был предопределен заранее. И не ясно, чего здесь было больше – взаимной дипломатии договорившихся сторон или желания выжить во что бы то ни стало со стороны самого князя Можайского.

Спустя десять дней низложенный с великого княжения и бежавший племянник объявился в Новгороде. Но здешние правители всегда поддерживали князя Юрия. А потому и трех недель не прошло, как Василию Васильевичу пришлось двинуться в Тверь.

Сам же Юрий Дмитриевич некоторое время постоял в Троицесергиевой обители, у мощей своего крестного отца. Каменный собор, построенный по его попечительству над ракой преподобного Сергия Радонежского, уже был, видимо, расписан. Да и икона Троицы, созданная преподобным Андреем Рублевым, уже занимала свое место в иконостасе.

Князь ничего не выжидал. Было понятно, что он не стремился на Страстной неделе Великого поста совершать какие-либо активные действия.

Он встретил Пасху (28 марта) и Светлую седмицу у стен Москвы.

Считается, что столица будто бы некоторое время была в осаде и не сразу сдалась Юрию Дмитриевичу. Но это было не совсем так. Не столица была в осаде, а князь просто постился на Страстной и отмечал церковный праздник.

Когда он подошел к Кремлю, то ворота по приказу воеводы московского Романа Хромого отворили, будто его уже давно ждали. Без боя и без крови он с сыновьями появился на Соборной площади. Дружинники во дворце обнаружили напуганную Софью Витовтовну с княгиней Марией Ярославной. Но их не тронули, а чуть позднее просто отправили в подмосковный Звенигород (или в Рузу) до принятия последующих решений.

Летописи снова лаконичны: «И победил князь Юрий, хотя войска его побили много, и подошел к Москве на Страстной неделе в среду, и стоял под городом неделю, а в среду на пасхальной неделе отворили ему город».

Это была среда Светлой недели после Пасхи – 31 марта 1434 года (13 апреля по новому стилю). Так началось второе, главное, снова короткое и к тому же последнее великое княжение Юрия Дмитриевича.

Интересную деталь отметил современный исследователь А. А. Зимин. Уже 7 апреля великий князь Литовский Свидригайло, который внимательно следил за всем происходившим на Руси, сообщал гроссмейстеру Ордена из Вязьмы довольно радостную для него весть – о победе князя Юрия.

Оказывается, в Европе все ждали, когда на Московский престол взойдет мудрый и просвещенный правитель, сместив ставленника и родственника уже покойного Витовта. Князь Свидригайло доносил: «Князь Юрий, великий князь Московский (мы видим, что Свидригайло сразу же признал Юрия верховным правителем Москвы! – К. К.-С), и великий князь Василий, сын его брата, дрались с многочисленными силами и с ужасным упорством и ожесточением. Всевышний помог князю Юрию низложить врага своего, кн. Василия, и разбить его воинство; завладеть городами, селами и всею его землею; взять в плен не токмо старую великую княгиню и супругу Василия, но и всех поднявших против него оружие и, наконец, изгнать самого Василия из его владений; князь же Юрий, с давнего времени искренний и верный наш друг, обещал подать нам помощь и прислать к нам своего сына».

Оказывается, союзники Юрия ждали помощи и от него. Напомню, что с Орденом так или иначе Юрия связывало то, что брат его жены – Федор Юрьевич, был мальтийским рыцарем. Похоже, что у сына Дмитрия Донского были большие стратегические планы на будущее Руси, особенный, цивилизованный подход к построению отношений с Западом и Востоком. Теперь он мог осуществить задуманное.

Ведь он стал «отцом» для других князей да и для всей Руси. Сколько за последнее время в государстве было «братьев», но не было «отца», как раньше, во времена Дмитрия Донского и его предков! А этого стране очень не хватало.

Теперь докончальные грамоты, которые поспешили заключить с Юрием некоторые удельные князья, составлялись со словами: «целуй ко мне крест, к своему отцу, великому князю Юрью Дмитреевичю, и к моим детем. Имети вам мене собе отцем. А мне, великому князю, вас держати в сыновьстве и во чти, без обиды». Он перестал «играть роль» некоего «старшего брата» или «дяди». И ныне мог смело заявить о преемственности власти от своего прославленного родителя: «а в вотчину в мою в Москву, и во все великое княжение, и чим мя благословил отец мои, князь великыи». Формула честная и открытая. И никем, даже позднее, – не опровергнутая.

* * *

Василия Васильевича никто искать и не думал. Положение его было таково, что и бежать ему было некуда. Из Новгорода он отправился в Тверь, где его видели уже 26 апреля. Но тут он встретился с полным нейтралитетом, ведь родственники Ивана Андреевича Можайского, переметнувшегося к Юрию, почти все как раз собрались в Твери.

Дальнейший маршрут Василия еще более запутан. Из Твери он попал на Кострому, оттуда – в Нижний Новгород (как видим, пути перемещения опальных князей на Руси почти всегда совпадали). Но для восстановления нужной ему справедливости князю была уготована только одна дорога – в Орду. Ведь он получил ярлык от хана, значит, этот правитель только и мог защитить проигравшего племянника. Попытка, как говорится, последняя, но все-таки – попытка.

Летописи так и запишут: «въсхоте пойти в Орду, не бе ему стати с кем противу его». Однако пока он все еще находился в Нижнем Новгороде.

Потому, уже в мае, оба Дмитрия – сыновья Юрия (Шемяка и Красный) – выступили в Нижний с войском. Пусть пока отец разбирается в столице. Некоторым важно было добраться до самого Василия. Иначе победа была опять не победой.

Младший Дмитрий совершенно не был заинтересован в поимке своего двоюродного брата. У него вообще не было никакого желания участвовать в кровопролитии. Напротив, Дмитрий Шемяка посвятит этой борьбе всю свою последующую жизнь, вплоть до самой трагической кончины от отравления (естественно, совершенного по распоряжению его заклятого врага).

Они уже проделали большую часть пути и могли бы настигнуть Василия Васильевича. Но тут произошло непоправимое. Они получили сообщение, что отец скоропостижно скончался в Москве.

Это произошло, как мы помним, 5 июня 1434 года.

Все надежды на власть у Юрьевичей рухнули в одночасье.

* * *

Хоронили великого князя Юрия Дмитриевича всей Москвой. Он находился при власти чуть более двух месяцев. Никто не мог понять – почему и как случилась его быстрая кончина. Поговаривали об отравлении.

С утра на Соборной площади толпились люди. Его положили в храме Архангела Михаила, рядом с «равным братом» – Владимиром Храбрым…

Пройдет не так много времени, и, как мы уже знаем, в один гроб к Юрию положат двух его преставившихся сыновей – Дмитрия (младшего) и Василия. В текстах XVIII столетия остались уничтоженные ныне эпитафии, которые были помещены на саркофаге. Одна из них такая: «В сем же гробе положен другой сын князь Юрьев князь великий Дмитрей Красной, преставись в лето 6949 сентября 24». Другая: «В том же гробе положен сын его князь великий Василей Юрьевич Косой, преставись в лето 6956 ноября в 10».

Почему оказалась в Кремле такая неординарная гробница? Ведь подобного Москва еще не видела, да и не увидит более. Что-то демонстративное было в самом этом действе – сделать в Кремле братскую могилу для Юрия и его потомков.

Возможны и такие ответы.

В 1441 году, видимо, положили к Юрию удельного князя Дмитрия Красного. Мотив был понятен. По утверждению вернувшегося на престол Василия Васильевича, Юрий не мог быть великим князем. Да и Дмитрий, естественно, тоже – нет. Потому отдельно положить его нельзя, да и много чести – лежать в великокняжеской усыпальнице удельному правителю Бежецкого Верха. Плюс к этому – таким образом можно показать всему миру людскому, всей Руси, что не был Юрий Дмитриевич князем великим и лежать ему рядом с удельным. Даже не рядом, а вместе (!). Настало, значит, время, когда с соперником можно хотя бы заочно делать все, что угодно.

В 1448-м в гробницу Юрия, наверное, опустили тело ослепленного при жизни князя Василия Косого. Теперь повторить совместное захоронение было и с моральной точки зрения намного проще – ведь такое уже только что совершили. Данный акт был даже важнее предыдущих похорон Дмитрия Красного. Ведь Василий Юрьевич вроде тоже побывал на великокняжеском престоле. Однако похоронное действо словно подтверждало обратное – нет, не был, потому что теперь лежит рядом, вместе с князьями не великими, а удельными. Этим особо подчеркивалось, что и отец, и сын – «птицы одного полета», оба хотели власти, но не имели ее, и вот пусть почивают «один на другом», поодаль от настоящих, главных правителей.

Можно заметить в этом и еще один, в некотором роде – ритуальный смысл. В пылу мщения Василию Васильевичу надо было показать, что вообще не было никаких великих князей по линии Юрия и по линии его наследников, а потому им всем (сколько бы их ни проявилось) уготовано только одно место на погосте во всей Москве! То есть привезли бы в Москву еще одного покойного сына Юрия – положили бы здесь же и его, в ту же могилу!

Так, по всей видимости, Архангельский собор пережил показательные похороны по отношению к семье Юрия Дмитриевича. Вернувшийся на престол племянник (как и его потомки) как будто таким образом удовлетворялся отмщением над останками своих бывших противников, превратившихся для него при жизни в самых страшных врагов…

* * *

Что же сделал, вернее, что успел сделать Юрий Дмитриевич за короткий период своего нового правления? Попробуем это установить.

Вот что пишет историк А. А. Зимин: «Даже ближайшие союзники Василия Васильевича спешили заключить с новым великим князем докончания, признать его старейшинство на Руси. В договорные отношения с ним вступили великий князь рязанский Иван Федорович и князья Иван и Михаил Андреевичи. Иван Федорович, в частности, обязывался “сложити” крестное целование к “князю” Василию Васильевичу и больше с ним в какие-либо переговоры не вступать (не “ссылатися”). То же самое обязательство содержалось и в докончании с Андреевичами.

Придя к власти, Юрий Дмитриевич решил перестроить всю систему взаимоотношений великого князя с союзниками и родичами. Рязанский великий князь отныне рассматривался им “братаничем”, т. е. племянником, а не “братом молодшим” (как его называл Василий II даже в 1447 г.). Дистанция между ним и великим князем московским увеличилась. Иван и Михаил Андреевичи должны были “иметь” его “отцом”, а он обязывался их держать “в сыновьстве”. Это уже не отношения по типу “брат старейший” и “брат молодший”. Великий князь Юрий Дмитриевич пытался сделать более решительный шаг по пути утверждения единодержавия, чем Василий II».

А кто же занял после князя Юрия Московский престол?

Почти сразу же о своем великом княжении возвестил его старший сын – Василий Юрьевич (Косой). Но в связи с этим возникал юридический, как мы бы сегодня сказали, казус. А именно:

1. У Василия Васильевича все еще оставался ярлык на великое княжение, выданный ханом-царем.

2. Если следовать логике покойного князя Юрия Дмитриевича, то по завещанию Дмитрия Донского наследником престола в Москве становится старший в роде (например, следующий по старшинству брат). А таковым являлся в данный момент именно Василий Васильевич – сын старшего сына Дмитрия – Василия I. Все остальные родственники – ушли из жизни.

3. Василий Юрьевич (Косой) не мог претендовать на Москву, будучи старшим сыном великого князя Юрия Дмитриевича просто еще потому, что тогда Юрьевичам пришлось бы признать порядок наследования по схеме «от отца – к сыну», а значит, – и признать праведность наследования престола Василием Васильевичем от Василия Дмитриевича! Для чего же тогда были все эти междоусобицы?!

4. Не оставил завещания Юрий Дмитриевич, в котором он хоть как-то распорядился бы престолом. Нам ничего не известно о таком документе (духовной грамоте) великого князя Юрия, где он бы оставлял престол кому-то из своих сыновей или родственников. Да и был ли такой документ вообще?! Или князь не собирался даже его составлять, предполагая, что великое княжение не есть удел его родных детей?!

Итак, положение Василия Юрьевича в Москве оставалось весьма трудным. Мало кто готов был подтвердить его претензии на власть. Их не приняли даже его родные братья.

А Севернорусский летописный свод 1472 года словно подытожил события столь насыщенного переменами лихолетья: «В год 6942 (1434)… Скончался князь Юрий Дмитриевич на великом княжении в Москве, а сын его, князь Василий, после отца сел на великом княжении в Москве; и княжил один месяц. Ибо князья Дмитрии помирились с великим князем и изгнали князя Василия из Москвы. Князь же великий Василий Васильевич сел на великом княжении московском в своей вотчине».


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю