Текст книги "Юрий Звенигородский. Великий князь Московский"

Автор книги: Константин Ковалев-Случевский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 38 страниц)

Василий Темный на Московском троне

И имения, и высоты престольныя, и нести обещая.

Слово Григория Назианзина, XI в.

Из Севернорусского летописного свода 1472 года: «В год 6933 (1425). Скончался благоверный и христолюбивый князь великий всея Руси Василий Дмитриевич двадцать седьмого февраля во вторник в три часа ночи. В ту же ночь митрополит Фотий в Звенигород Иоакинфа послал за братом князя Юрием, но тот, не заходя в Москву, направился к Галичу, а на великое княжение сел Василий Васильевич. И князь Юрий заключил перемирие с ним до Петрова дня… В год 6938 (1430). В Смоленске объявился волк голый, без шерсти, и многих людей поел, а на Троках озеро стояло семь дней кровавым. И в год тот Витовт умер, пробыв на великом княжении тридцать восемь лет. А сел на княженье после него Свидригайло. Князь же Юрий расторг мир с великим князем и, Галич оставя, захватил, пойдя, Нижний Новгород; и князь великий послал на него войско с дядею своим, князем Константином».

* * *

Сын Василия I стал великим князем вопреки всему.

Вопреки завещанию деда – Дмитрия Донского. Вопреки желанию настоящего наследника – князя Юрия Звенигородского и Галичского. Вопреки естественному желанию любого ребенка остаться в своем детстве и не бросаться в гущу «взрослых» проблем.

Он только отметил свое десятилетие, а его возвели на Московский престол. По воле отца – Василия Дмитриевича. По горячему хотению другого деда и родной матери – великого князя Литовского Витовта и Софьи. По слабохарактерности родных дядей – сыновей Дмитрия Ивановича.

Так в 1425 году Русь встретила нового великого князя Владимирского и Московского, Василия Васильевича, в будущем прозванного Темным.

Он пока еще не был утвержден ханом-царем, без ярлыка которого ничего не могло быть признанным окончательно. Но в духовной грамоте покойного Василия I он назван наследником, что перечеркивало текст такой же грамоты его великого деда.

Князь Юрий Дмитриевич оказался перед дилеммой: признать племянника или соблюдать право наследования?

И он взял, как принято нынче говорить, паузу. В таком деле спешка – не лучший способ решения проблемы.

А для мальчика-правителя (по летописи – отроду 10 лет и 16 дней) наступила новая жизнь, исполненная тревог, борений и трагических последствий. Он сделает немало хорошего, но и натворит не меньше – того, о чем лучше не вспоминать. Память о нем осталась неоднозначная. В официальных источниках ему поется панегирик, они выстраиваются в тома хвалебных характеристик, а редкие записи иного свойства исполнены горькой правды.

Как, например, та, что была оставлена на книге XV века (то есть сделана рукой очевидца событий), где под 1462 годом рассказывается о кончине Василия II (умер он от туберкулеза легких – «сухотной болести»): «В лето 6 тысящное девисотное семидесятое месяца марта 28 день на память святаго преподобнаго отца нашего чюдотворца Стефана и святаго Лариона Новаго в 3 час ноши об нощь святаго воскресения преставися раб божий князь великий Василий Васильевич». И далее на полях есть запись более красноречивая, которая сделана, возможно, рукой летописца: «Июда душегубец, рок твой пришед».

* * *

Родился Василий Васильевич по разным данным в разные дни. Путаница связана с тем, кого считать его святым покровителем. По крайней мере, точно известен год – 1415-й. А вот месяц и дата могут быть такими: 10 марта, 15 марта или 21 марта.

Именно последняя дата приближает нас к некоторой точности. Это канун праздника памяти святого Василия Анкирского. Похоже, что именно его лик изображен над гробницей Василия II в Архангельском соборе Московского Кремля.

Мы помним, что рождение князя предсказал выходец из Галичских земель, святой Иаков Железноборовский, который, собственно, и посоветовал родителям дать ему имя Василий. Хотя у младенца и его тезки-отца небесные покровители были разные.

На трудные роды в 44 года могла решиться не каждая женщина. Но Софье так был нужен еще один мальчик! Ребенок оказался крайне дорогим для родителей не только по этой причине. Это был нужный для них на тот момент еще один реальный наследник. Потому, когда он вообще остался один среди мальчиков, – его пестовали как могли. Внук Дмитрия Донского, правнук Ивана Ивановича Красного, должен был стать по плану отца великим князем.

Он будет у власти 38 лет – почти рекордный срок для его родственников. За редкими месяцами исключений, когда ему пришлось освобождать Московский престол для дяди – князя Юрия Дмитриевича (и его двух сыновей).

В момент малолетства Василия II фактически правил митрополит Фотий. Это с его именем потом будут связывать происхождение на Руси известной шапки Мономаха, ставшей символом царской власти в Москве. Позднее возникали версии, что именно по приказу Фотия ее изготовили в митрополичьих мастерских, а затем он создал легенду, будто сам византийский император Константин Мономах когда-то передал ее в дар князю Владимиру Мономаху. Именно данную шапку, чем-то напоминающую головной убор, который носили современные Фотию ордынцы, он и готовил к венчанию на великое княжение юного Василия Васильевича.

Новой власти требовались новые символы. И эти символы должны были быть еще более «старыми», нежели «грамоты или документы» других претендентов на Московский престол.

Вот что писал о начале правления нового великого князя историк А. А. Зимин: «Сразу после смерти Василия I реальная власть в Москве перешла в руки энергичных правителей – властолюбивой княгини-вдовы Софьи Витовтовны, волевого митрополита Фотия и деятельного боярина Ивана Дмитриевича Всеволожского. Наибольшим влиянием из них при дворе пользовался митрополит. Решив сразу же покончить с какими-либо недомолвками (в первую очередь с претензиями Юрия Дмитриевича на великокняжеский престол), митрополит Фотий уже в ночь смерти великого князя направляет в Звенигород к князю Юрию своего боярина Акинфа Ослебятева. Он должен был передать приглашение дяде малолетнего великого князя явиться в столицу и присягнуть на верность Василию II, т. е. подчиниться его воле. Выбор гонца был сам по себе удачным: родич героя Куликовской битвы Осляби должен был внушить доверие к себе сыну победителя Мамая. Однако князь Юрий, собравшись было ехать по собственному почину в Москву, переменил решение. Вероятно, он усмотрел в приглашении опасность для себя и повернул к Галичу. Это было в Великий пост, т. е. между 25 февраля и 7 апреля 1425 года».

Интерпретация событий, увиденных историком с позиции общего и полного приятия «правильности» власти, полученной Василием Васильевичем, требует, однако, некоторого осмысления и даже корректировки. По мнению А. А. Зимина, «виновником» всего происходящего стал князь Юрий Звенигородский. «Жребий был брошен, – пишет историк. – Непослушание удельного князя подлежало наказанию, что, конечно, понимал и сам князь Юрий. Приняв решение сопротивляться намерениям московских властей, он тем самым показал свое стремление начать борьбу за великое княжение. В той обстановке Юрий Дмитриевич должен был или покориться, или победить. Третьего исхода теперь уже не существовало. Князь Юрий избрал борьбу за власть и, очевидно, сразу предъявил свои права на великое княжение, опираясь на завещание Дмитрия Донского».

Нам кажутся неудачными эпитеты или определения по отношению к князю Юрию, вроде таких: «непослушание», «сопротивление», «борьба за власть». Разве наследник, имеющий свои права и умеющий подтвердить их, мог быть «непослушным» и «сопротивляющимся»? Будучи «нелюбимым» братом покойного великого князя, он при этом не был «незаконным»! Юрия могли отстранять, «отодвигать», «забывать» в документах, делать вид, что его вовсе и нет, но ведь это не значило, что его на самом деле не существует! У него было достаточных «рычагов», чтобы его правота была признана мирным путем. Но его правота была гораздо большей, нежели Василия-младшего. Если вообще доказательства последнего могли бы быть принятыми. Ведь и позднее он избегал ссылок на документы, которые утверждали вовсе не то, что бы ему хотелось.

А значит, князь Юрий поступал по праву, а не по желанию сопротивляться!

Таким образом, отъезд Юрия Дмитриевича в Галич не являлся неподчинением или началом войны против племянника. Это был естественный поступок, связанный с личным самосохранением, учитывая обстоятельства, при которых само существование законного наследника могло стать причиной его гибели. Ведь, даже предъявив документы, подтверждающие его власть, он мог лишиться не только их самих (они могли быть уничтожены), но и собственной жизни.

Юрий выбрал единственно правильное для себя решение – отойти в сторону, не делать поспешных выводов и не совершать обостряющих поступков. И уж тем более – не развязывать военных действий и не применять иных силовых акций, которые ему так упорно приписывают многие историки.

Дальнейшие события лишь подтверждают эту мысль. Не Юрий начал поход на Москву, а как раз наоборот – Василий Васильевич немедленно пошел на Кострому и Галич, нарушив заключенное перемирие. То есть – воевал за престол не сын Дмитрия Донского, а наоборот – как будто обретший его внук!

Таким образом, происходившее в тот момент можно охарактеризовать так. Юрий пытался решить проблему с наследством путем переговоров, а Василий II – с помощью силы. А значит, вместо понятий «непослушание» и «сопротивление» (по отношению к Юрию) правильнее было бы употребить определения «агрессия» и «захват власти» (по отношению к Василию).

Эти важные положения могли бы в корне изменить отношение наших современников к происходившим событиям. Тем более что факты подтверждают их очевидность.

* * *

Интересен факт, зафиксированный в поздней Софийской II летописи, связанный с моментом кончины Василия I. Когда митрополит Фотий в день смерти великого князя послал «по брата его князя Юрия», то оказывается, что Звенигородский и Галичский князь уже «иде на Москву из Звенигорода». То есть он сам направлялся в столицу. И, возможно, по двум причинам: либо занять престол в качестве наследника, либо обсудить это с опекунами юного Василия Васильевича. Видимо, он предполагал начать родственное обсуждение сложившейся ситуации и конечно же принять участие в похоронах брата.

Но тут послали «по него Акинфа». И все переменилось. Да и кто такой был этот Акинф?! Похоже, что он был отправлен со специальным отрядом просто… арестовать князя Юрия. Задержать временно, на всякий случай (или нейтрализовать, а может – убить?!). Потому летопись и сообщает: «…тое же весны князь Юрьи Дмитреевич иде в Галич».

Не собирался он никуда «бежать» из Звенигорода. Его просто вынудили это сделать. А отвечать силой он не желал.

Поэтому почти сразу же было заключено перемирие между дядей и племянником. Это произошло до конца Петровского поста – до 29 июня (по старому стилю). Как сказано в летописи – не Василий заключил его, а Юрий! Что прямо говорит о том, кто был «наступательной», а кто – «обороняющейся» стороной.

Как известно, на Руси любят страдальцев или не заслуженно униженных. Неожиданным образом у Юрия стали появляться многочисленные союзники, те, кто считал его правым в споре за великое княжение. Мы намеренно говорим здесь о «споре», а не о «борьбе за престол». Тогда борьба еще не началась, никто ее в развитии не предполагал.

Князь Юрий провел в Галиче нечто вроде общерусского съезда, напоминающего, как писал Зимин, древнерусское вече или московский земский собор. Такой «вечевой» опыт у него уже был с тех пор, как он княжил в Новгороде. Это важное обстоятельство совсем не изучено историками. Ведь именно этот особенный съезд (напоминающий древний снем), куда приехали многочисленные участники, среди которых были князья и бояре, имел ключевое значение для развития всей последующей истории. По летописи, Юрий «розосла по всей своей отчине, по всех людей своих». Так когда-то делал и его отец – Дмитрий Донской (вспомним здесь 1374 год – когда родился князь Юрий). Зимин подтверждает, что в Галиче собрались «вси к нему изо всех градов его, и восхоте пойти на великого князя».

То есть князь Юрий действовал не в одиночку, а был поддержан в большом числе. Русь реально признавала его наследником Москвы.

* * *

Племянник поступил проще. Он решил объединить всю семью против дяди. И, как считается, ему это на первых порах удалось. В особенности, после раздачи дополнительных уделов братьям Юрия. Последовательно собирая силы, Василий Васильевич (или, точнее, тот, кто действовал от его имени) решил наказать ушедшего в затворное ожидание Звенигородско-Галичского князя.

Собрав войско, Василий двинулся на Кострому. К нему присоединились князья-Дмитриевичи: Андрей, Петр и Константин. Их участие было крайне важно для Василия. Ведь это означало, что они полностью признают его власть.

Кострома фактически была ключом к Галичу. Соседство значило многое. Именно с Костромы на протяжении десятилетий начинались всяческие наступления на галичские земли.

Штурм Галича не состоялся только по причине того, что Юрий оттуда съехал.

Тогда Василий решил действовать другим способом. Он подключил к уговорам о подчинении ему Юрия митрополита Фотия. Трудно сказать – сколько раз митрополит встречался с Юрием (например, бывал в Галиче), так как сведения в летописях на этот счет весьма противоречивы. Однако точно известно одно, главное посещение им северо-восточного княжества. То самое, когда князь Юрий, как утверждают летописи, выстроил вдоль пути митрополита свое войско, чтобы показать всю свою мощь. А тот язвительно заметил: «Не видах столико народа в овчих шерьстех, вси бо бяху в сермягах», намекая на то, что это было не войско, а одетый в простые серьмяжные одежды народ, который согнали для пущего виду.

Фотий смеялся над тем, во что была одета звенигородская дружина: мол, видно, что средства у князя есть, а выглядят его воины все равно бедновато, а значит, и армия слаба. Ничего себе «сермяги»! У Москвы тогда и такого не было! Да и кто себе мог позволить выстроить вдоль многоверстных дорог ратников в таком количестве, к тому же одетых «по форме», пусть даже и в «шерстех»! Митрополит знал, что большинство сермяжников-черемисов (о них – чуть позже) к тому времени не были христианами, и это также вызывало его иронию.

Как ни старался Фотий умалить войско Юрия, но не сумел он стать предсказателем, потому что Юрьевы полки ни разу не будут биты дружинами Василия II.

Духовное лицо, митрополит, смеялся в тот момент над тем, кто по праву являлся наследником Дмитрия Донского, кто был крещен самим Сергием Радонежским и стал духовным сыном Саввы Сторожевского! Кто построил новые соборы в Звенигороде и Троицком монастыре, кто победил громаду Волжской Булгарии и не знал поражений ни в каких баталиях!

На этот смех князь Юрий не ответил ничего. Он умел прощать обиды. Но поразительно, как быстро менялись времена! И как незаслуженные оскорбления становились почти историческими аксиомами…

Иронию митрополита передают нам официальные летописи. Однако в настоящее время можно заметить в данном событии совсем другое. И мы расскажем об этом.

Один из современных марийских историков (С.К. Свечников) обратил внимание на то, что часть большого сводного войска, которая находилась под руководством князя Юрия в те времена, включала также и полки, состоявшие целиком из представителей народа «черемиса» (марийцев). Еще в 1394 году, перед вторжением Тимура в Орду и походом Юрия Звенигородского в Волжскую Булгарию, в Ветлужском кугузстве (где проживали черемисы), как пишет исследователь, «появились “узбеки” – воиныкочевники из восточной половины Улуса Джучи, которые “забирали народ для войска и увезли его по Ветлуге и Волге под Казань к Тохтамышу”». Скорее всего, князь Юрий Дмитриевич тогда же, в 1395 году, покорил Ветлужское кугузство (об этом есть сведения в Ветлужском летописце, как сообщает марийский ученый). И – самое любопытное – «в 1425 г. ветлужские марийцы вошли в состав многотысячного ополчения галичского удельного князя, начавшего открытую борьбу за великокняжеский стол. Внешний вид ополченцев ошеломил митрополита Фотия, прибывшего к Юрию Дмитриевичу с целью переговоров». Именно эти черемисы и были по традиции облачены в особенные одежды из овечьих шкур, похожие на те самые пресловутые «серьмяги». А это означает, что у Юрия не только уже была собрана большая дружина, но и то, что в ней состояли многочисленные союзники из разных народов, населявших тогда Русь. Это была целая армия, а не «театральный» сбор окрестных крестьян! Не случайно летописец отметил, что встретил князь Фотия «з детми своими и з боляры, и с лучшими людьми своими, а чернь всю собрав из градов своих и волостей, и из сел, и из деревень, и бысть их многое множество».

Не язвить следовало тогда митрополиту, который «в глум сии вмени себе», а реально оценить силу, которую князь Юрий имел, но сдерживал и пока не собирался применять.

Эти события подтверждают совершенно потрясающую мысль о том, что на самом деле у Юрия было грандиозное войско и он мог уничтожить племянника Василия в любое время. Но он не делал этого. Продолжал «не воевать». Дальнейшие события (если забегать вперед по времени и повествованию) подтверждают эту мысль. Как только Юрий выступил всерьез – все дружины Василия были разбиты наголову. Быстро и эффективно. Князю Юрию пришлось сделать то, чего он никак не хотел. Таким образом, Московский престол не пришел к нему сам, а сдался на милость, как победителю. Не так Юрий это предполагал. Не к тем реалиям стремился. Но исход стал все-таки триумфальным.

А вот некоторые цитаты из других источников, которые не были связаны с официальной Москвой, а имели отношение к Костроме и Галичу. Это уже цитированное нами «Сказание о чудотворном образе Богоматери Овиновския иже явися во граде Галиче» (по рукописи середины XVII века). И в Сказании мы видим совершенно другую интерпретацию событий, связанных с приездом в Галич митрополита Фотия. Вот она:

«Преставися великий князь Василий Димитриевичь Московский… На великом же княжении Московском седе сын его великий князь Василий Васильевичь. И того ж лета преосвященный Фотий, митрополит Московский, ходил в Галич ко князю Георьгию Димитриевичу, и благословил землю Галическую. Князь же Георьгий Димитриевичь зело возрадовася о пришествии преосвященнаго Фотия митрополита, понеже прежде его никаков святитель в Галиче не бывал. Сей же великий святитель, пришествием своим возвесели благовернаго князя Георьгия Димитриевичя и всю страну его, понеже благословение дарова ему и всей земли Галической».

Оказывается, митрополит благословил галичан и князя Юрия, который, будучи назван благоверным князем (!), возрадовался приезду Фотия. И никаких «серьмяг», иронии или взаимных выпадов!

Так что же там случилось в Галиче Мерьском на самом деле?!

По официальным летописям известно, что митрополит тогда не смог уговорить Юрия подчиниться Василию Васильевичу, а потому «в гневе» уехал из Галича. И вот тут официальные летописцы добавляют «мистического ужаса» в исторический текст. Как только Фотий покинул Галич, в городе (по записям) начался такой страшный мор, что Юрий «испугался» и немедленно упросил его вернуться обратно. И эпидемия тут же прекратилась! История, достойная того, чтобы обратить внимание православных на «неправильное поведение» Галичского князя. Хотя, как известно, мор одновременно прошел в эти недели почти по всем русским землям, а не только проявился в Галиче.

О чем же, собственно, вел переговоры митрополит Фотий? Это важно, чтобы понять суть происходящего.

Вариантов решения возникшей проблемы было три.

Первый, как мы уже и говорили, – полное подчинение князя Юрия Василию Васильевичу.

Второй – если не подчинение, то отказ Юрия от личных притязаний на великое княжение и от официального решения Орды в виде ярлыка от хана-царя, подтверждающего великокняжескую власть.

Третий – отказ Юрия хотя бы от личных притязаний и действий до решения, которое примет ордынский хан-царь.

Митрополиту Фотию довелось (с помощью возникшего мора или с помощью других, неизвестных нам методов) уговорить Юрия Дмитриевича только по третьему варианту.

Князь Звенигородский и Галичский, как и прежде, подтвердил, что не ищет ничего личного в споре с племянником, а стремится соблюсти установленные правила наследования престола. Но ведь кто-то должен был эти правила либо подтвердить, либо отменить. Кто мог тогда стать арбитром в данном споре?

Одним из вариантов решения проблемы могло стать участие в этом, как мы уже говорили, хана-царя Орды. Митрополита устроил такой поворот в переговорах с Юрием. И Фотия проводили из Галича в Москву всем народом.

Затем в столицу приехали от Юрия бояре, которые сообщили мнение своего сюзерена – заключить мир с Москвой, а «князю Юрью не искати княжениа великого собою, но царем, которого царь пожалует», и крест на том целоваше».

Таким образом, Юрий не отказался от своего наследства, хотя и подтвердил мирный характер утверждения справедливости о престолонаследии. А племянник не получил никаких гарантий, что его власть может быть окончательно утвержденной на Руси. Для Василия такое решение не было достаточным. И он продолжал замышлять различные действия против своего соперника.

Одним из первых реальных его походов стало выдвижение на Юрия войска его брата (и соседа по уделам) Андрея Дмитриевича, которое было осуществлено по приказу Василия Васильевича. Известно, что князь Андрей «норовил» своему брату Юрию, то есть сочувствовал, или не был вполне его противником. Не по этой ли причине он до войска князя Юрия «не дошед»? То есть дружины не встретились, битва не состоялась, кровопролития не произошло.

Получалась странная, двойственная ситуация даже среди родственников. Противостоять Василию многие просто боялись, да и права Юрия – уважали. Русь снова возвращалась от благочестивых идей нравственного управления, сформулированных во времена преподобных Сергия Радонежского и Саввы Сторожевского, к «разборкам по понятиям и силе». Аргументы стариков не действовали, документы прошлого не принимались в расчет.

* * *

Однако события стали происходить и ситуация меняться с невероятной скоростью по довольно грустным причинам. Подряд, в течение трех-четырех лет, скончались главные действующие лица, которые участвовали в определении наследника.

1428 год – ушли из жизни Петр Дмитриевич, брат Юрия и ярый сторонник Василия Васильевича (оставив в наследие «вымороченный» Дмитров, который уже давно был спорным уделом); а также преподобный Никон Радонежский, преемник Сергия Радонежского и Саввы Сторожевского на игуменстве в Троицком монастыре, который мог авторитетно влиять на спорные решения или мнения.

1430 год – скончался великий князь Литовский и всея Руси Витовт, не успев короноваться. Сила его влияния была непререкаемой. Но лишь при жизни. Теперь Софья Витовтовна оказалась в некотором одиночестве. В тот же год (как предполагается) не стало и великого иконописца, воплотителя идей князя Юрия, – преподобного Андрея Рублева.

1431 год – почил в бозе митрополит Фотий, временно оставив Русь в очередном церковном безначалии.

1432 год – отдал Богу душу другой брат Юрия – Андрей Дмитриевич.

Из ближайших родственников князя Звенигородского и Галичского остались лишь Константин Дмитриевич да молодой племянник – Василий Васильевич (о других племянниках и племянницах мы говорить здесь не будем). Константин, кстати, также благоволил Юрию.

Страна осталась без митрополита, святого старца, могущественного литовского покровителя престола и главных удельных князей – союзников Василия. Да и литовец Свидригайло после Витовта был более расположен к Юрию, а не к Василию.

Так кому же было править на Руси?! Всё было за то, чтобы Юрий стал великим князем. Но он последовательно и в ущерб себе продолжал «не воевать»! А Василий, как мы уже догадались, не уставал сопротивляться, причем всеми способами.

Оставалось ехать на суд в Орду, к хану-царю.

Что и сделали.

* * *

Однако до этого испробовали еще несколько попыток договориться. Все с той же помощью известных «докончальных» грамот (тексты сохранившихся до наших дней документов приведены в конце книги в разделе «Приложения»). Сразу после кончины Петра Дмитриевича (23 февраля 1428 года) Василий II поспешил как-то определиться с дядей о дальнейшем владении землями (11 марта). В особенности всех волновал освободившийся Дмитровский удел, на который еще со старых времен претендовал Юрий Звенигородский.

Василий пригласил оставшихся братьев – Андрея и Константина. Вместе они и заключили докончание.

В нем мы впервые встречаем подписанное Юрием утверждение, что он является «молодшим братом» Василия («брате молодшии, князь Юрьи Дмитриевич, целуй ко мне крест, к своему брату старейшому»). Князь Звенигородский и Галичский, доживший до седин, в возрасте 53 лет подписывался как младший брат собственного племянника, которому было всего 12 лет (оставались считаные дни до 13-летия)!

Считается, что таким образом князь Юрий признал свое «поражение» по вопросу о великом княжении. Однако не будем спешить с выводами. Это совсем не так. Ведь великий князь всегда становился не «старейшим братом», а «отцом» для других родственников. Так было при Дмитрии Донском, Василии Дмитриевиче и так будет, когда докончальные грамоты станет заключать сам Юрий Дмитриевич, после своего появления на Московском престоле (его все признают именно «отцом»). Только Юрий затем будет иметь юридическое и моральное право написать в своих грамотах так: «целуй ко мне крест, к своему отцу, великому князю Юрью Дмитреевичю, и к моим детем. Имети вам мене собе отцем. А мне, великому князю, вас держати в сыновьстве и во чти, без обиды… А в вотчину в мою в Москву, и во все великое княжение, и чим мя благословил отец мои, князь великыи». Племянник в роли «старшего брата» (а не «отца») попадал в странное положение и выглядел немного незадачливо в глазах ближайшего княжеско-боярского окружения.

В докончальной грамоте Юрия и Василия есть и еще весьма важные положения. Например, то, что князь Юрий апеллировал по некоторым вопросам к завещанию отца – Дмитрия Донского: «А жити нам в своей вотчине в Москве и в вуделех по душевной грамоте деда твоего, а нашего отца, великого князя Дмитриеве Ивановича». А это означало, что данный важный документ – духовная великого князя Дмитрия – признавался обеими сторонами как основной источник для юридических положений. Получалось, что и Василий Васильевич это признавал, подписываясь под таким текстом. Двусмысленность происходящего продолжалась во всем своем «великолепии».

Интересны и некоторые другие положения документа. К примеру, что Юрий Дмитриевич подтверждал освобождение Звенигорода от выплаты дани Орде через Василия (предположительно, в связи с мором, но, возможно, и по причине угождения со стороны Василия за признание Юрием хотя бы «молодшества»): «А з Звенигорода и з Звенигородскых волостей отложил ти есм дани и яму на четыре годы». Уже тогда русские князья прогнозировали возможное освобождение от Орды и дани, утверждая буквально следующее: «А переменит Бог Орду, не иму давати татаром, и тобе имати дань и ям с своее отчины собе». Междоусобные неурядицы разрешались по справедливости, включая следующие формулы: «А что были межи нас в наше нелюбие воины и грабежи, или дани иманы, или где что взято и положеное, и тому погреб на обе стороне» или «что будет взято право, то остало, а что будет взято криво, то отдати по исправе».

Мы также встречаем множество уникальных юридических и выверенных терминов, которые активно употреблялись в то время: «А суженое, положеное, заемное, поручное, кабалное по исправе дати. А холопа, робу, должника, поручника, беглеца, татя, розбоиника по исправе выдати». Как видим, спорные вопросы разрешались тогда с определенной точностью в формулировках. Вот почему мы смеем утверждать, что докончальные грамоты князей Юрия Дмитриевича и Василия Васильевича ни в какой мере не умалили положения и достоинства дяди и никак не продвинули племянника в сторону «закрытия» вопроса о престолонаследии. Каждое слово или фраза в документах имели колоссальное значение.

Дмитровский удел князья так тогда и не поделили. И он остался пока у Москвы.

Историк А. А. Зимин предполагал, что «в том же 1427/28 (6936) г. были составлены еще два договора с князем Юрием. Они до нас не дошли, но сохранилось упоминание о них». Однако вполне возможно, что речь идет о том же самом, уже известном договоре, состоявшем из двух частей (грамота Василия – Юрию и Юрия – Василию).

Все же докончальный договор 1428 года принес некоторое успокоение юному Василию II или по крайней мере – его покровителям: Софье и Витовту. А потому уже в сентябре 1430-го семья почти полностью собралась в Литве, в Вильно – на коронацию великого князя Литовского. Витовт пригласил Василия Васильевича, которого сопровождал митрополит Фотий, а также великие князья – Тверской и Рязанский. И хотя коронация так и не состоялась, а гости разъехались, митрополит стал очевидцем важнейшего события: 27 октября Витовт скончался.

Почему же все это время откладывалась поездка князей в Орду для решения вопроса о престолонаследии? Возможно, по нескольким причинам.

Во-первых, не спешил это делать сам Василий, Ведь он уже имел власть, а в Орде – мог ее лишиться. Во-вторых, за его спиной был Витовт, со всей мощью своего войска, умелыми отношениями с Ордой и крепким положением. Пока это было так, не стоило и торопиться. В третьих, помешали несколько эпидемий (моровых поветрий), которые охватили русские земли в эти годы.

Терпение Юрия Дмитриевича, однако, было не беспредельным. Зимой 1430 года он, видимо, проявил некоторую активность по данному вопросу, потому что летописи отметили очередную военную вылазку против него со стороны Василия II. Но поразительно, что младший брат Юрия – Константин – которого Василий послал воевать, так и не сразился с ним. Казалось, что родственники не особенно хотели поднимать руку на того, кого внутренне считали реальным наследником.

И этот «спектакль» мог бы продолжаться долго, если бы, как мы уже говорили, в июле 1431 года не скончался митрополит Фотий. Это он вместе с Софьей Витовтовной фактически правил Москвой. Юный Василий остался лишь со своей матерью да еще с кругом бояр, пусть даже и влиятельных. Маловато было для сильного правителя. Наступало время решительных перемен.

* * *

Многократно в исторической литературе (особенно – в беллетристике) князя Юрия Дмитриевича обвиняли и обвиняют в том, что, дескать, он развязал междоусобную (феодальную) войну между братьями и родственниками. Таким образом, пытаются свалить всё с больной головы на здоровую.