Текст книги "Юрий Звенигородский. Великий князь Московский"

Автор книги: Константин Ковалев-Случевский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 38 страниц)

В это время уже существовали два деревянных храма – прежний Успенский (на месте нового) и Рождественский – на горе Сторожи. Новый собор на Городке, в самом центре Кремля, был необходим по нескольким причинам.

Первая – присутствие новой епископской кафедры в Звенигороде. Необходимо было поднять ее важное положение, особенно в связи с предстоящим переездом сюда старца Саввы из Троицкого монастыря.

Вторая – престиж. Князю Юрию надо было показать Москве и старшему брату Василию свою мощь и умение заботиться о своем уделе. Ведь будущее было непредсказуемым. А Юрий оставался по завещанию отца официальным претендентом на великокняжеский престол, как говорится, под «номером 1».

Третья – уже тогда могла зародиться идея династического брака с большими перспективами, дабы еще более усилить и возвысить положение Юрия перед Москвой. Литовцы изгоняют в 1395 году из Смоленска великого князя Юрия Святославича, Он вполне мог появиться со своими чадами, включая дочь – Анастасию, в Москве или даже в Звенигороде (у бывшего епископа Смоленского, а теперь – Звенигородского Даниила). Познакомившись с юной невестой, Юрий мог уже тогда предположить будущий брак, который приносил фантастические возможности – возможность претендовать на Великое княжество Смоленское, одно из самых важных и старейших в истории Руси. Храм же – большой, новый и каменный – нужен был и для исключительного события – венчания в столь представительном окружении. Хотя известно, что венчание Юрия и Анастасии произошло «на Москве», однако это никак не отменяет возможных планов совершить обряд в Звенигороде.

Что же касается каменного Рождественского собора в монастыре Саввы Сторожевского, то на месте одноименного деревянного его стали сооружать почти одновременно с Успенским на Городке. Оба храма были закончены так быстро, что уже к началу 1400-х годов большую их часть успел расписать иконописец Андрей Рублев (подробности – далее).

Но не скорость строительства сегодня приводит в изумление наших современников, в первую очередь – знатоков-искусствоведов. А зарождение нового архитектурного стиля, с которого мы и начали этот рассказ. Стиля, официально признанного как «раннемосковский», а мы, без обиняков, вновь назовем его «звенигородским» (между прочим, без претензий на приоритет в употреблении данного термина).

Многие признают – в нем есть некоторая загадка. В чем же она выражается?

При князе Юрии и его наставнике Савве Сторожевском в Звенигороде начинается условный возврат к принципам и архитектурным традициям Владимиро-Суздальской Руси. Но совершенно на новом уровне. Словно бы кто-то стремился «оживить» забытые черты домонгольской культуры.

Первым делом у искусствоведов принято сопоставлять звенигородские соборы с владимирскими церквами XII века. Особенно – из-за появления внешних украшений – орнаментов на стенах возводимых храмов. Правда, исчезают из такой резьбы диковинные животные, грифоны и персонажи библейской истории. Храм на Городке окружают лишь несколько полос каменного пояса из растительного орнамента. Времена переменились. Восприятие духовных основ жизни становится более символическим.

Для Успенского собора за основу в строительстве принимается четырехстолпная крестово-купольная форма. Главное здание-куб украшается рядами живописных кокошников, возвышающихся к барабану купола. Появляются изумительные, едва заметные порталы на стенах. Глядя на храм, легко вспомнить Дмитровский собор во Владимире и даже – церковь Покрова на Нерли.

Зодчий вспоминает о необходимости возведения хоров внутри храма – для княжеской семьи, так, как это делали на старой Руси. Современный искусствовед В. Г. Брюсова отметила один важный факт, что «наибольшее сходство собор на Городке обнаруживает с церковью Рождества Богоматери Московского Кремля с приделом Лазаря 1393 года. Такие детали, как килевидность арок, наличие освещающих внутренний проход на хоры в стене шестилепестковых окон-розеток, сходная профилировка цоколя, позволяют говорить о работе одной строительной артели». При этом она полагает, что храм на Городке в Звенигороде был заложен даже ранее московского – в конце 1380-х годов и к 1393 году уже был завершен. Получается, что одна и та же артель строила сразу и московскую, и звенигородскую церковь. Скорее всего, зодчие работали последовательно и, закончив Рождественский собор в Москве (1393 год), уже потом – начали строительство в Звенигороде (и, как мы уже говорили, предположительно, все-таки после 1395 года). Кстати, Троицкая летопись упоминает о присутствии князя Юрия на освящении придела Лазаря в Москве, в 1393 году.

Пропорции храма на Городке удивительно удачно вписываются в общие пропорции холма, на котором он стоит. Как писал академик Д. С. Лихачев (в работе «Градозащитная семантика Успенских храмов на Руси»), многочисленные легенды и апокрифы породили обязательное сочетание храмов в честь Успения Божией Матери с возвышенностью. «Эти легенды объясняют не только однотипность Успенских храмов на Руси, но и обычное для них расположение на горе, на крутом берегу».

К сожалению, мы не можем видеть сегодня его внешних украшений такими, какими они были задуманы и осуществлены первоначально. Скаты крыши храма покрыты металлом, кокошники еще «ожидают» восстановления…

Рождественский собор в Саввино-Сторожевском монастыре воплотил собой самые главные чаяния зодчих того времени, создававших свой новый стиль. Здесь применен был принцип «палатного» устроения, его внутреннее пространство – монументально, производит впечатление величия и кажется гораздо большим, чем есть на самом деле.

Общепризнанным временем строительства главного монастырского храма считаются 1404—1407 годы. Но, скорее всего, это произошло намного ранее. Ведь к этому времени уже заканчивались росписи звенигородских церквей иконописцами под руководством Андрея Рублева (о чем чуть далее). Он будет участвовать в работах по расписыванию Благовещенского собора Московского Кремля в 1405 году (вместе с Феофаном Греком и Прохором с Городца). Значит, трудился он в Звенигороде между 1395 и 1404 годами. И этот период стал для него основополагающим, особенно для всей его дальнейшей судьбы иконописца. То есть каменный собор в Саввином монастыре был завершен до 1404-го, и точнее, возможно даже – около 1400 года.

Собор Рождества Богородицы кажется на первый взгляд немного более тяжеловесным и приземленным, нежели храм на Городке. Но когда исчезает первое впечатление, становится ясным, что он воплощает в себе некоторые почти идеальные пропорции крепкого и фундаментального здания, свойственного лучшим традициям не только русского, но и европейского Возрождения.

В нем уже нет изящных и легких линий, свойственных типу «Покрова на Нерли». Скорее он напоминает о мощных столичных соборах, которые составляют опору архитектурного центра большого города.

Внешность его после реставрации приближена к той, что может считаться первоначальной. Особо выделяются и подчеркивают красоту храма три яруса килевидных кокошников: один ряд из трех кокошников по каждой стороне света, другой – из четырех по диагонали, и третий – из восьми по окружности подкупольного барабана.

Мастера тщательно подбирали для здания храма большие белокаменные блоки-кирпичи, каждая сторона которых достигала 45 сантиметров. Три или четыре таких блока составляли толщину стены, в среднем достигающую полуметра. Мощь таких стен могла выдержать еще несколько этажей.

Чудом сохранилась единственная первоначальная дубовая связь, которой пользовались для соединения частей здания. Все другие были уже давно заменены на металлические. Почти шесть столетий не уничтожили крепкое дерево. Основательные приемы строительства на горе Сторожи не перестают удивлять специалистов-реставраторов.

Сейчас даже трудно представить, что в те времена окружающая местность была застроена хоть и многочисленными, но лишь едва заметными деревянными домиками. Не было ни высоких каменных стен, ни какого-либо другого здания из камня выше двух этажей. Возможно, не было так близко и высоких деревьев (для сторожевых отрядов они бы только мешали наблюдению за местностью). Собор «единолично» возвышался над всем многоверстным пространством, словно откликаясь на колокольный зов своего собрата – храма на Городке.

Итак, две церкви – одна в светском Кремле, другая – в монастырской обители.

Они были построены почти одновременно и знаменовали единение духовной и мирской славы и силы.

На Руси в действительности появлялся узнаваемый образ, одухотворенный пример уникального союза и сочетания власти из двух начал. Любой путешественник или паломник, приближаясь к Звенигороду, мог убедиться в этом на большом расстоянии, приметив два храма.

Это была «визитная карточка» нового Града. Но также это было зримое воплощение идеи Небесного Звенигорода, речь о которой еще впереди.

Монастырь на горе Сторожи.
Гипотеза 8

Лазил на колокольню и звонил во все колокола.

Федор Шаляпин о Звенигородской обители

А. С. Пушкин о князе Юрии Звенигородском (по беловому автографу поэта – переложению древнего жития): «Потом некий христолюбивый князь, пришед к блаженному отцу Савве, умолил его построить храм на том месте и сумму, нужную на создание оного, дал святому. И святой прошение князя исполнил и построил храм… и обитель пречудесную и великую».

* * *

Всякий путешественник, приезжающий посмотреть древний Звенигород, сразу замечает, что он словно разбит на две части, расположен на двух холмах. Один занимает крепость, а другой – монастырь.

Как мы уже знаем, именно так и строился город во времена князя Юрия Дмитриевича. Почти одновременно возводились стены Кремля – Городка, а также храмы новой обители.

Об этом повествует и тот же агиограф XVI века Маркелл Хутынский в своем Житии преподобного Саввы Сторожевского: «Христолюбивый же этот князь (Юрий. – К. К.-С.) еще более упрашивает преподобного старца, чтобы тот никогда не разлучался с ним, но пребывал у него и основал монастырь в отечестве его близ Звенигорода, где есть место, называемое Сторожи. Усердный же в послушании Савва, видя душевное желание князя, и от этого не отказался, но все возложил на всемогущего Бога, любя труды пошел в названное место… И поселился на месте том, где воздвиг церковь деревянную во имя Пресвятой Богородицы, честного и славного ее Рождества… И собралось к нему несколько братии, и основали общее житие, которое существует и доныне…»

Когда же и как появился здесь один из самых известных в будущем монастырей Московской Руси?

Для начала предлагаем читателю обычную и общепринятую версию событий, связанных с основанием Саввино-Сторожевского монастыря. Она повторяет в точности рассказ из Жития устроителя обители, написанного Маркеллом Хутынским.

Все начинается с того, что Юрий Дмитриевич Звенигородский просит игумена Троицкого монастыря Савву основать монастырь в его владениях. В 1398 году тот оставляет обитель Троицы, основанную преподобным Сергием Радонежским, и спешит в Звенигород на гору Сторожи.

Писатель XIX столетия комментировал эти события так: «Видно, и князь, и старец поняли, что иночество доброе спасительно не только для людей, ему себя посвящающих, но и для прочих, и что обители монашеские в русской земле должны гореть как светочи, при которых только и возможно православному народу со всею ясностию видеть и сознавать себя народом православным, сильным не столько внешнею силою знания и искусства, сколько всепобеждающею, всепокоряющею, всеспасающею верою».

Предполагается, что место для обители было выбрано князем Юрием, вернее, он указал на него Савве. И оно не просто понравилось игумену, а оказалось «словно небесный рай, благоухающими насаждено цветами». Весьма важным обстоятельством (об этом позднее) явится тот факт, что преподобный старец принесет с собой икону Смоленской Божией Матери. «И ныне, Владычице, призри на место сие, – восклицал он, – и снабди е от враг ненаветно, и Наставница и Окормительница буди ми даже до конца жизни моея».

Здесь же старец заложил деревянную церковь во имя Рождества Богородицы и соорудил рядом «маленькую ке-лийцу», то есть небольшой дом.

С какого момента можно считать монастырь основанным? Возможно, именно с того, как первая служба, первая литургия могла состояться на этом месте. Сколько времени потратил старец на строительство и кто помогал ему в этом – мы не знаем. Предполагается, что все это было сделано быстро, то есть – в том же 1398 году (что на самом деле довольно короткий срок для возведения храма и окружающих его построек). Потому именно с этого времени принято исчислять летописание Саввино-Сторожевской обители.

Игумен Савва ввел в новом монастыре такой же общежительский устав, какой был при Сергии Радонежском в его Троице. Вокруг его домика все появлялись и появлялись другие. Новая братия жила рядом, поблизости, без права на личное имущество, помогая друг другу. А преподобный Савва, будучи уже на склоне лет, на своих плечах таскал воду от нижнего родника на высокую Сторожу, гору довольно крутую. Кто бывал в Звенигороде, тот знает.

Князь Юрий радовался этому благоустройству и щедро помогал монастырю. По обычной версии, где-то на рубеже XIV—XV веков была заложена каменная церковь Успения Богоматери на Городке, а затем почти сразу же завершили строительство каменного Рождественского храма на месте первоначального деревянного.

Кстати, о роднике. Как правило, сказания об основании монастырей связываются с появлением или открытием новых источников. Такое событие – особый символ. Святые источники потом становятся местом паломничества и многочисленных историй, связанных с чудесами. Один из древнейших и почитаемых (и по сей день) родников в Звенигороде уже существовал. Он расположен на крутом склоне соседнего с монастырем холма, называемого Городок, у дороги и Москвы-реки. Еще один источник был открыт уже игуменом Саввой, вернее, вырыт им в виде колодца. Именно оттуда, видимо, и поднимал на своих плечах бадьи с водой прозорливый старец, для того чтобы напоить свою братию. Часть своей жизни, до самой своей кончины, Савва Сторожевский прожил не в монастыре, а в пещерке, которую он, по преданию, выкопал неподалеку. Это место называлось также Скитом и стало позднее частью самого монастыря.

* * *

Такова вкратце обычная история основания обители у города Звенигорода. Отдельные детали можно дополнять или «раскрашивать», но суть не меняется. Это почти все, что повествуют нам Житие и летописи об этом событии.

Читатель уже догадывается, что если мы говорим о версии общепринятой, то наверняка предполагаем рассмотреть и другие.

Теперь становится ясным, что преподобный Савва мог появиться в Звенигороде намного ранее 1398 года. И если жития старца, опубликованные в начале XIX века, упоминают такую дату основания здесь монастыря, как 1377 год, при этом подчеркивая, что игуменствовал он в нем 30 лет (!), то мысль о таком раннем появлении никак нельзя будет назвать «взятой с потолка».

Маркелл Безбородый уточняет: пригласил Юрий Савву, чтобы «основал монастырь в отечестве его близ Звенигорода». И вновь – вопрос. В отечестве кого? Юрия? Но ведь родиной его была Москва (хотя родился он в Переяславле)! А может быть, речь во фразе «в отечестве его близ Звенигорода» идет об игумене Савве? То есть пригласил князь преподобного – в его, старца, «отечество близ Звенигорода»!

Проясним этот филологический казус. «Отечество» – слово многогранное, имеет историческое развитие. И это не только место рождения или Родина. Во времена Дмитрия Донского так называли наследство, полученное от отца. Еще Даль в своем словаре называл отечеством не только землю, где человек «родился, вырос», которая ему «корень», она же – «земля народа, к коему кто по рождению, языку и вере принадлежит». Это и «второе отечество, земля, где выходец поселился, приняв подданство, или прочно, навсегда водворившись». И еще Даль отмечает, что отечество – «государство, в отношении к подданным своим; родина в обширном смысле». Похоже, что речь идет все-таки об «отечестве» князя Юрия, а не инока из Троицы.

Спорной нам показалась лишь одна мелочь. В те времена применительно к наследству чаще употребляли «отчество» (или «отчина»). А у Маркелла написано именно «отечество». О наследстве ли была речь? Или о месте рождения? Смысл появляется двоякий. Как не заметить!

Но вернемся к странной дате основания монастыря – 1377 год. Пусть даже она и ошибочна. Но ведь не случайная же! Почему-то автор версии поставил именно эти цифры, он их связывал с какими-то событиями или обстоятельствами. Какими? Он думает об основании монастыря на горе Сторожи еще до кончины митрополита Алексия (1378). Это случайно? Да ведь, возможно, и возрастом тогда инок Савва еще не вышел, чтобы свою обитель основывать. И рушатся все построения относительно его игуменства в Троице после Сергия и вместо Никона Радонежского (1392—1398). Все не так. Но, однако – почему?

Ничего на первый взгляд не представляется нам «близким» в хронологии русской истории для ответов на эти вопросы. За год до этого появился в Орде Тохтамыш, который много «насолит» Руси. Ну и что? В сам 1377 год – на реке Пьяне москвичи были разбиты ордынским царевичем Араб-шахом. Знаменитое событие, но далекое от нашей темы. Тогда же появился Мамай и пограбил Нижегородское княжество. И лишь год спустя произойдет важная победа на реке Воже русских над татарами.

Последнее событие можно как-то сопоставить с решением Дмитрия Донского и Сергия Радонежского основать на следующий год Успенский монастырь на Дубенке, где, как предполагается, мог быть игуменом Савва. Но эта версия опровергается, так как был на Дубенке другой Савва – Стромынский. Да и к тому же если инок Савва уже основал к этому времени обитель в Звенигороде, то как он мог появиться одновременно в Дубенском Успенском?

Не получается.

Но вот, кажется – есть одно событие, которое останавливает наше внимание. Что же мы видим? В марте 1377 года великий князь Дмитрий Иванович, будущий Донской, отправился в поход на… Булгар! То есть вторгся на территорию Волжской Булгарии, куда два десятилетия спустя пойдет с дружинами его сын Юрий Звенигородский. И не просто вторгся, а подчинил себе местного правителя, стал диктовать свои условия торговли и напоследок оставил в столице древнего государства своих представителей-соглядатаев для учинения контроля над движением товаров и денег.

Надо же! Возможно, для авторов того варианта Жития эти разновременные Булгарские эпопеи в истории Руси как-то объединили и события в Звенигороде. Но как это связано с Саввой и горой Сторожи? Ответ все равно тот же – никак. И даже если сам этот факт неким образом повлиял на датировку, данную автором Жития XIX века, то ни дату – 1377 год, ни ее обоснование принять мы не можем.

Хотя можем принять к сведению и другую – год 1383-й. Письменных доказательств для этого нет. Есть лишь косвенные намеки. А именно – появление за год до этого в Москве Смоленского епископа Даниила, бежавшего от литовцев. Он становится владыкой Звенигородским и получает кафедру в этом городе. О возможном происхождении инока Саввы из Смоленска мы поговорим позднее. Но они могли знать друг друга.

Так же есть предположения, что Савва мог оказаться в это время в Звенигородском крае вместе с Сергием Радонежским. На некоторых более поздних иконах можно видеть клейма, где преподобный Сергий благословляет Савву идти основывать монастырь на Сторожу, в Звенигород. То есть появление здесь Саввы могло произойти до 1392 года, когда Сергий скончался.

Кстати, учреждение в Звенигороде новой епископской кафедры (впервые) и возможное участие в событии великокняжеской семьи (часть из них была крестниками Сергия, а некоторые уже – духовными детьми Саввы) были основательным поводом для такой поездки. Между прочим, первое свое завещание – духовную грамоту – Дмитрий Донской написал перед походом на Тверь, в 1375 году, предполагая возможную гибель в бою. И там уже были наметки – какой сын что получит в результате раздела княжества. Об этом могли говорить и в семье. Старший – Василий – тогда уже безусловно претендовал на Москву. А следующий за ним сын – Юрий (только что к тому времени родившийся) – конечно же на Звенигород, сильный, богатый и близкий к Москве удел. Взрослея и будучи духовным сыном Саввы, молодой княжич мог еще в юности задумать план – о звенигородском благоустройстве вместе со своим наставником.

Вернемся к основанию монастыря на горе Сторожи. Уделы свои Юрий получил по второму завещанию, в 1389 году. Его крестный отец – Сергий Радонежский – скончается в 1392-м. Близким ему учителем останется именно Савва. Но все это время рядом, в Звенигороде находился и другой человек, о деятельности которого мы сегодня знаем крайне мало. Это бывший епископ Смоленский, а теперь – Звенигородский – Даниил. Он не очень нравился митрополиту Киприану, а потому, по одной из версий, тот отстранил его от кафедры в начале 1390-х. Но мы не знаем точно – было ли это так. В любом случае, Даниил около десяти лет (или более) был епископом в Звенигороде, и часть этого времени (а то и половину) – в период удельного княжения здесь Юрия Дмитриевича.

Вот когда, по нашему мнению, и начался первый этап благоустройства этого замечательного города. Напомним хотя бы то, что епископу нужен был хороший кафедральный собор. И желательно – каменный. А князь Юрий никак не мог ударить в грязь лицом перед своим старшим братом. Одна была загвоздка – отсутствие средств. Каменное строительство, а потом – роспись храма стоили очень больших денег. Поэтому такие церкви в ту пору были буквально единичны.

Средства принес, как мы помним, Булгарский поход. В 1395—1396 годах уже можно было приступать к строительству. Так и было сделано. И работы мог отчасти контролировать стареющий Даниил. Скончался он в 1397-м, в Чудовом монастыре. У князя Юрия не стало больше духовного кормчего в его уделе, к тому же поддерживающего «смоленскую» линию (о ней в главке «Смоленская партия»). Вновь возник вопрос о переезде игумена Саввы в Звенигород. И Никон Радонежский его отпускает, соглашаясь вместо него принять игуменство в Троицком монастыре.

В 1398 году Савва оставляет Троицу и приезжает в Звенигород, в уже основанную обитель вокруг уже существующего храма. Начинается новая страница истории удела.

И еще. Возможно, Даниил Звенигородский и преподобный Савва познакомили князя Юрия с княжной Анастасией, дочерью великого князя Смоленского Юрия Святославича (и Савва затем благословил брак). Свадьба состоялась уже после похода на Булгарию – в 1400 году (до этого, например, не было смысла венчаться, в связи с возможной гибелью мужа). Можно вполне предполагать, что к такому событию каменный храм Успения на Городке уже был построен!

А вдохновлял строительство уже давно Троицкий игумен Савва. Он же стал устраивать свой монастырь, чтобы затем переехать туда. Только какой это был год?

* * *

Пора сопоставить некоторые даты. Мы возьмем за основу версию, что поход Юрия на булгар произошел именно в 1395 году. Это мы обосновывали в предыдущей главе. Теперь – о монастыре в Звенигороде.

Считается, что свою первую – деревянную церковку Савва стал строить в 1398 году вместе с кельей. Возведена она была – повторимся – в честь Рождества Богородицы, то есть в память о Куликовской битве. Но почему именно в этом году? И зачем надо было строить деревянную церковь, чтобы потом, буквально год спустя, – начать строить каменную?

А может быть, все было несколько иначе? Вспомним, что вдова Дмитрия Донского Евдокия начала строить храм Рождества Богородицы сразу же после кончины мужа, в память о нем (1392—1393). Логично было бы и сыну – Юрию – сделать подобное в своем уделе. Поле Куликово и покойный отец – достойны были такой памяти. То есть даты – начало 1390-х —для строительства деревянного храма на горе Сторожи начинают проясняться все больше.

Скорее всего, что деревянная церковь Успения Божией Матери на Городке – в Звенигородском Кремле – уже существовала. Иначе где бы проводил свои службы новый епископ Звенигородский Даниил. Он же вполне мог контролировать строительство деревянного храма на соседнем холме.

Мы попробуем утверждать, что деревянный храм Рождества на горе Сторожи начал строиться именно в начале 1390-х, одновременно с появлением аналогичного каменного храма в Московском Кремле, И возводился он не только в память об отце, но и для предстоящего переезда сюда игумена Саввы. Он не мог этого сделать только по причине неожиданного своего игуменства в Троицкой обители с 1392 года. Но замысел о монастыре на горе Сторожи в это время уже существовал.

Такой монастырь был необходим для многих нужд. Во-первых – это духовная опора (как бы высокопарно это ни звучало). Во-вторых – это важнейшая часть городской инфраструктуры того времени, часть сакрального плана мирского града, соседствующего с градом Небесным. В-третьих, монастыри выполняли очень важные общечеловеческие и даже утилитарные функции. А именно – они становились центром духовно-психологической реабилитации, являлись чем-то вроде домов престарелых, наконец, здесь или вокруг располагался некрополь для особо важных персон, например для местного боярства и даже князя. К примеру, Юрий Звенигородский никак не мог знать о том – будет ли он когда-нибудь на великокняжеском престоле или нет. И хотя его родственники были похоронены в московских соборах, он вполне мог предполагать, что упокоится на «отчине» – в Звенигородской земле. А свой монастырь для этого – самое богоугодное место. Не случайно именно в XIV столетии начали формироваться важнейшие усыпальницы Руси: митрополитов – в Успенском соборе Московского Кремля, московских князей – в Архангельском соборе, женщин великокняжеского дома – сначала в монастыре Спаса на Бору, а затем – в Вознесенском, «Стародевичьем», наконец, высшего духовенства и аристократии – в монастырях Богоявленском, Чудовом, а также Спасо-Андрониковом, Рождественском, Симоновом, Даниловом. То есть в Москве и за городом. И теперь также – в ближнем Звенигороде.

* * *

Источники поэтично поведали нам о том, как преподобный Савва впервые попал на гору Сторожи. Это описал Маркелл Безбородый и затем изложил автор его жизнеописания в XIX веке епископ Леонид (Краснопевков): «Звенигород был в то время оплотом для Москвы при нашествиях врагов ея литовцев и поляков. Течение Москвы-реки от запада к востоку наводило их на этот город – щит столицы. Впереди его, на левом возвышенном берегу располагались военные сторожи. Обходя места окрест города, Савва поражен был благоуханием диких цветов и красотою местности Сторожевской, покрытой величественным лесом на горе, открытой по течению реки, совершенно уединенной, хотя и близкой к жилищам человеческим».

Из этого отрывка нам представляется некая «дикая», поросшая бором возвышенность, где не видно было жизни людей. Но теперь известно, что сам Звенигород был довольно густо населен. Археологи подтверждают это многочисленными находками. Говорят так: где ни копнешь на холмах – везде в изобилии будут самые разнообразные предметы обихода людей.

Все это напоминает о том, что здесь не было «дикого места» в буквальном смысле.

Райское ощущение от места на горе Сторожи имело сакральный и символический смысл. Это было место, где старец Савва вместе с князем Юрием собирались начать новое дело и новую жизнь.

Гора ведь тоже – символ. Часто монастыри появлялись на возвышенностях. И не только потому, что они потом считались крепостями. Гора – это мир горний, то есть – небесный. Мы помним, как многие пустынники в древности обосновывали свои обители в горах на Синае. Гора Сторожи – место для будущего монастыря – символически становилась новым Синаем.

Вместе с «горой» символами становились и реки. Считается, что рядышком протекала речушка Сторожка. Получила ли она название от холма или он от нее – неизвестно. По-другому речка именовалась – Разводня (Разварня). Назвали ее так будто бы потому, что тут разводили лодки-ладьи. Хотя скорее всего – название было связано с весенними паводками.

Разводня позднее забылась, но Сторожка осталась в народной памяти навсегда. В имени основателя монастыря.

А откуда пошло это слово?

В старину слово «сторожи» имело несколько смыслов. Так называли небольшие отряды, которые занимались разведкой против врага или выполняли роль авангарда (арьергарда) в бою. Подобное же название носили наиболее опасные места у важнейших дорог, где мог пройти враг и где устраивался постоянный пост или засада. В дальнейшем это наименование даже стало приставкой к названию многочисленных обителей, которые строились вокруг Москвы, а потому и величали их в позднее время монастырями-сторожами…

«Сторожевая Башня» – словосочетание, дошедшее до нас еще с библейских времен и встречающееся в Писании, Символически оно означает духовный дозор, умение и необходимость всегда быть на страже в космическом столкновении добра и зла. Но в реальности «сторожи» не были башнями, о которых иногда любят писать современные авторы. Всегда разогретому воображению, представляющему события давно ушедших дней, рисуются картины каких-то многочисленных укреплений посреди леса, которые будто бы защищали границы земель от напастей врагов.

На горе Сторожи у Звенигорода никаких сторожевых башен не было. В те времена, когда холм получил свое название, не существовало ни серьезного городского Кремля, ни даже самого города. А просто так башни на Руси среди леса не строили. Они просто не были нужны, тем более на возвышенности, откуда и так все видно на версты. Странно было бы, если бы такие башни строили без крепостей. В них не скроешься и не спрячешься. В целях обороны они также не пригодны. Деревянную башню поджечь вместе с ее защитниками, с помощью одной горящей стрелы – дело минуты.

Вот почему «народная» теория, что-де Древнюю Русь окружала цепь сторожевых башен, которые сигнализировали друг другу о появлении неприятеля, – вещь недоказанная. А вот действующие, мобильные охранные разъезды – сторожи – это было делом обыденным.

А еще «сторожей» иногда называли обереги – символы языческих заклинаний. Не случайно могло появиться около древнего Звенигорода такое место. Здесь, на холме, могло располагаться одно из древних языческих родовых капищ.

Западная Смоленская дорога была важной артерией, связывавшей Русь с Западом. И если мы внимательнее присмотримся к слову «сторожи», то заметим в нем глубокие старинные языковые корни. Стор-о-жить. Это ведь буквально – «находиться у дороги», у «главного пути» и его «охранять»! «Тор» – это проложенная дорога (помните – «торить путь»?), бойкое место, где много народа (очень удачно это иллюстрирует современное слово «затор»). Приставка «с» значит «рядом». Вот и получается – сторожить, значит, «быть у дороги», «жить у дороги». Для этого и создавались отрады – «сторожи». Кстати, они, как правило, были конные, и лишь в крайне редких случаях – пешие.