Текст книги "Огневой вал наступления "

Автор книги: Константин Казаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 24 страниц)

Освобождение Нарвы

В один из весенних дней 1944 года я докладывал Николаю Николаевичу Воронову о группировке артиллерии по фронтам. В это время зазвонил телефон. Командующий Ленинградским фронтом генерал Л. А. Говоров попросил передать трубку Н. Н. Воронову. Закончив разговор, главный маршал артиллерии встал и долго ходил по комнате, о чем-то сосредоточенно размышляя. Затем спросил меня, какими артиллерийскими средствами РВГК мы располагаем на Ленинградском фронте. Я доложил о всем составе артиллерии фронта. Николай Николаевич снова задумался.

– Ленинградский фронт, – сказал он, помолчав, – готовит крупную наступательную операцию с целью разгрома нарвской группировки противника и освобождения города Нарва. Леонид Александрович Говоров просит назначить командующего артиллерией Второй ударной армии. Как вы на это смотрите?

Я немедленно выразил готовность отправиться на Ленинградский фронт. Николаю Николаевичу, видимо, не понравилась та поспешность, с которой я дал согласие на его предложение. Он строго взглянул на меня и сказал:

– Служба на должности начальника оперативного отдела Штаба артиллерии Красной Армии столь же ответственна и не менее почетна!

Я поблагодарил главного маршала артиллерии за доверие, но вновь твердо сказал, что мне хотелось бы снова вернуться на самостоятельную работу в строй.

Николай Николаевич спросил, знаю ли я генерала Федюнинского. Заметил: у него сложный характер, с ним не просто сработаться. Я рассказал о том, как в начале войны на Юго-Западном фронте тяжелые пушки-гаубицы 331-го гаубичного полка, которым мне довелось тогда командовать, поддерживали части корпуса полковника Федюнинского, при каких обстоятельствах познакомился о комкором, как сразу же нашел общий язык.

Н. Н. Воронов молча выслушал меня, а потом снова вернулся к артиллерийским группировкам фронтов. Когда все вопросы были решены, спросил:

– Итак, вы хотите получить назначение командующим артиллерией Второй ударной армии?

– Так точно!

Мое назначение состоялось. [112]

В Ленинграде я не бывал лет пятнадцать, с конца двадцатых годов. И вот еду туда опять. Июнь – самая, пожалуй, прекрасная и лирическая пора года в Ленинграде. Вспоминаю белые ночи, силуэты мостов и башен на незакатных небесах, гудки буксиров на Неве.

Поезд идет на север, за окнами вагона, по обе стороны железной дороги, видны разрушенные дома, сады, где на черных, обугленных деревьях ни единого листочка, и всюду воронки, воронки, воронки... Здесь шли тяжелые бои, эта территория недавно освобождена от фашистских войск, движение по железной дороге Москва – Ленинград восстановлено после двух с половиной лет перерыва. Три тяжких блокадных зимы пережил героический город, и, хотя враг отброшен от его стен на запад, отпечаток этого периода лежит на всем. Уже на вокзале меня поразил суровый, истинно фронтовой вид города. Людей на улицах мало, окна домов заложены мешками с землей, баррикады и противотанковые ежи перекрывают дороги, оставляя узкие проезды, на площадях и пустырях глубоко вкопанные в землю огневые позиции зенитных батарей. Везде и всюду строжайший порядок – и в поведении людей, даже штатских, и в той особой атмосфере, которой, кажется, насыщен сам воздух.

Пока штабная машина везла меня от вокзала через город, нам встретилось несколько разбитых и сгоревших зданий. Это – работа немецко-фашистской артиллерии. Самые тяжелые ее калибры были доставлены из Германии под Ленинград, с тем чтобы испепелить его и стереть с лица земли саму память о колыбели пролетарской революции. Гитлеровцы, просматривая с наблюдательных пунктов ленинградские улицы и площади, вели огонь по школам, госпиталям, музеям и просто по скоплениям людей. Трофейные документы – журнал боевых действий 768-го немецкого тяжелого дивизиона – так, например, фиксировали «боевые действия» 5 декабря 1941 года: «С 14.35 до 14.46 дивизион выпустил 25 снарядов по скоплению людей на Крестовском острове в северной части Петербурга. По-видимому, это было скопление эвакуируемых»{38}. Эту и другие ей подобные записи пленный фашист из того же артдивизиона объяснил: «Мы знали точно, что в Ленинграде много гражданского населения, по нему мы и стреляли. У нас вошло в обычай, когда стреляли по городу Ленинграду, говорить так: «Это привет Ленинграду» {39}. [113]

Обстрелы города враг вел по плану, методично. На артиллерийских картах, захваченных нами впоследствии, все невоенные учреждения также были занумерованы, как цели для обстрела. Всемирно известный музей Эрмитаж стал целью № 256, больница имени Нечаева – целью № 99, Дворец пионеров – целью № 192 и так далее. Непрерывно насыщая свою осадную артиллерию все более тяжелыми калибрами, фашисты пытались разрушить город, и если это им не удалось, то только благодаря мастерским и самоотверженным контрдействиям артиллеристов Ленинградского фронта. Борьба с вражескими тяжелыми батареями велась централизованно, ее возглавлял штаб специально созданного контрбатарейного артиллерийского корпуса, которым командовал опытный артиллерист Николай Николаевич Жданов.

К осени 1943 года, когда борьба двух артиллерийских группировок – вражеской, созданной для уничтожения Ленинграда, и советской, созданной для его защиты от артиллерийских обстрелов, – достигла высокого напряжения, соотношение сил и по числу орудий и по их калибру складывалось еще в пользу врага. Его осадная артиллерия располагала 240 орудиями, из которых 42 орудия имели калибры от 170 мм и выше. А 3-й Ленинградский контрбатарейный корпус имел только 195 орудий, из которых 12 имели калибр от 180 мм и выше. Однако, как и в любом другом военном противоборстве, исход многолетней контрбатарейной борьбы под Ленинградом решило не только число и калибр орудий, но и мастерство артиллеристов. Защитники города эту борьбу выиграли. Они умело маневрировали своими ограниченными средствами, разрабатывали все новые тактические приемы, непрерывно усовершенствовали все виды разведки ну и, разумеется, метко вели огонь по врагу.

Особые условия боевых действий непосредственно под Ленинградом, длительная стабилизация линии фронта, создание глубоко развитой, насыщенной инженерными сооружениями обороны, болотистая местность – все это способствовало выработке у артиллеристов Ленинградского фронта своих, часто весьма оригинальных тактических и огневых методов. Тон в этой творческой деятельности командиров и штабов задавал командующий артиллерией Ленинградского фронта генерал-лейтенант артиллерии Георгий Федотович Одинцов – старый артиллерист, блестяще владевший самыми сложными видами артиллерийской стрельбы, отличный организатор и обаятельнейший человек. Да и командующий войсками фронта Леонид Александрович Говоров [114] смолоду, с первой мировой войны, был артиллеристом и в этом качестве прошел и гражданскую войну, и начало Великой Отечественной. Став затем командующим армией и фронтом, генерал Говоров всегда деятельно помогал своим артиллеристам.

Высокая профессиональная квалификация старших начальников, несомненно, сказалась и на успехе, который одержали артиллеристы Ленинградского фронта в единоборстве с немецкой осадной артиллерией, и в конечном счете на авторитете, завоеванном артиллеристами этого фронта в Штабе артиллерии Красной Армии. Напутствуя меня в Москве, маршал артиллерии Н. Н. Воронов говорил:

– У ленинградских артиллеристов есть чему поучиться. Их методику контрбатарейной борьбы вообще, и контрминометной в частности, можно назвать классической. Ну, а насчет «сползания огня» – это тоже их творческий поиск, и, хотя это новшество нас пока еще не убедило и рекомендовать его другим фронтам мы не можем, присмотритесь к нему, послушайте товарищей... Во всяком случае, вам придется на практике применять этот метод. Ленинградцы очень им дорожат.

И действительно, прибыв в. Ленинград, в штаб фронта, и представившись Маршалу Советского Союза Л. А. Говорову (он только что получил это звание), я среди первых его указаний услышал и такое: «Прошу все наши нововведения проводить строго в жизнь».

В беседе со мной командующий фронтом в общих чертах изложил свои соображения по Нарвской операции: одновременными ударами с севера через реку Нарва силами 2-й ударной армии и с юга, с нарвского плацдарма, 8-й армии выйти в тыл группировки противника, оборонявшей город, окружить и разгромить ее, освободить Нарву...

Представившись членам Военного совета генерал-полковнику А. А. Жданову и генерал-лейтенанту А. А. Кузнецову, я полчаса спустя в кабинете командующего артиллерией фронта генерал-лейтенанта Г. Ф. Одинцова прослушал интереснейшую беседу о том самом методе «сползания огня», о котором говорилось выше. Кстати сказать, одной из особенностей Георгия Федотовича как человека было умение говорить просто, перемежая речь образными примерами и даже шутками, о вещах самых сложных и серьезных.

В самом общем виде этот метод «сползания огня» был одним из методов артиллерийской поддержки атаки стрелковых подразделений. Если при огневом вале артиллеристы, стреляя по рубежам впереди своей пехоты, переносили огонь [115] скачками в 100–200 метров, то есть на два – четыре деления прицела, то «сползание огня» вполне отвечало своему названию – артиллерийский огонь «сползал» с переднего края противника в глубину его обороны минимально возможными переносами – по 50 метров (одно деление прицела), а зачастую и это маленькое расстояние делилось надвое с помощью уровня. Подобные переносы огня перекрываются рассеиванием снарядов, поэтому с наблюдательного пункта вы не видите никаких скачков. Артиллерийский огонь действительно ползет в глубину обороны противника, пропалывая ее дочиста, как хороший огород. Разумеется, по такой «прочищенной» местности наступать пехоте и танкам много легче. Естественный вопрос: почему этот метод не применять повсюду? Почему Штаб артиллерии Красной Армии не рекомендовал «сползающий огонь» артиллеристам других фронтов? Во-первых, потому, что он требовал значительных затрат боеприпасов. А возможности для их пополнения были у нас не беспредельны – заводы давали столько снарядов, сколько могли дать. И если бы Главное артиллерийское управление удовлетворило полностью потребности одного фронта, широко применявшего «сползание огня», оно оставило бы без боеприпасов другие фронты.

Вот почему Штаб артиллерии Красной Армии не мог рекомендовать метод «сползания огня» для всеобщего использования. Были и другие «но» – не менее веские. К 1944 году наш противник уже широко использовал в обороне разные хитрости – ложный передний край, например. Или преднамеренный отвод своих войск с переднего края в глубину обороны, и не только во вторую или третью траншеи, а еще глубже – на вторую позицию. Представьте на минуту, что наша артиллерия обрушивает всю силу «сползающего огня» на опустевшую оборону. А чем пробивать оборону противника на следующей позиции, когда мы, пусть и легко, но с громадными затратами боеприпасов, пройдем эти три-четыре километра?

Так представлялись мне недостатки этого метода, но Георгий Федотович Одинцов пояснил, что затраты боеприпасов при «сползании огня» лишь незначительно превышают затраты на обычный огневой вал. «Если артиллеристы хорошо подготовлены!» – подчеркнул он.

Это верно! Дело мастера боится – вот в чем соль. Сколько раз на протяжении войны, особенно в первом ее периоде, многие из нас были участниками боевых эпизодов, где самые лучшие тактические или огневые приемы не оправдывали себя из-за слабой подготовки исполнителей? И наоборот: [116] простейшие и очень старые приемы боевых действий давали отличные результаты, если их исполнители были хорошо подготовлены.

На методе «сползания огня», на присущих ему плюсах и минусах, я остановился подробно для того, чтобы напомнить, как непросто, в диалектических противоречиях рождались и утверждали себя новые тактические и огневые методы. А иногда, после широкой проверки, и отвергались. Это естественно, это и есть поиск, и он никогда не бывает легким.

В этой первой беседе с командующим артиллерией фронта я получил и первую боевую задачу как командующий артиллерией 2-й ударной армии. Войска фронта готовили наступательную операцию с целью разгромить нарвскую группировку немецко-фашистских войск, освободить город Нарва и тем самым создать выгодные условия для последующего наступления в Прибалтике{40}. Помимо нашей 2-й ударной армии в операции должны были участвовать 8-я армия, а также 13-я воздушная армия и часть сил Краснознаменного Балтийского флота.

Генерал Одинцов спросил, приходилось ли мне как артиллеристу прорывать оборону противника, насыщенную дотами и прочими сооружениями из железобетона, и пояснил, что оборона противника под Нарвой и в самом городе именно такого типа. Она опирается на две старые крепости – Нарвскую и Ивангородскую. Поэтому в распоряжение нашей армии фронт передаст два дивизиона орудий особой мощности, а также морскую дальнобойную артиллерию на железнодорожных платформах.

Получив задачу, я тотчас выехал в расположение 2-й ударной армии, представился командующему генерал-лейтенанту И. И. Федюнинскому, начальнику штаба генерал-майору П. И. Кокореву и членам Военного совета генерал-майору Н. И. Шабалину и генерал-майору К. Г. Рябчему, познакомился с начальником политотдела полковником К. И. Калугиным и товарищами из штаба артиллерии, а на следующий день, к вечеру, вместе с артиллерийскими разведчиками вышел на передний край – надо было своими глазами взглянуть на крепостные сооружения. Придорожными кюветами, по-пластунски выбрались мы к кладбищу, что южней шоссе Ленинград – Нарва, и отсюда, с высокого дерева, открылся нам вид на Ивангород и Нарву и обе крепости. Сразу вспомнился роман «Петр Первый»: «Нарва была [117] видна, будто на зеленом блюде, – все ее приземистые башни, с воротами и подъемными мостами, на заворотах стен – выступы бастионов, сложенных из тесаного камня, громада старого замка с круглой пороховой башней... На другой стороне реки поднимались восемь мрачных башен, покрытых свинцовыми шапками, и высокие стены, пробитые ядрами, крепости Иван-города, построенной еще Иваном Грозным»{41}.

Красочное описание, не правда ли? И надо сказать, что минувшие два с половиной столетия незначительно изменили этот крепостной пейзаж над рекой Нарва. Побольше стало домов, повыше они стали и вышли за пределы крепостных стен и на ближнем к нам берегу реки, в Ивангороде (он назывался «пригород Янилин»), и за мостами, на дальнем берегу, в Нарве. Обе крепости по-прежнему возвышались над домами, и, глядя на эти могучие стены и башни, представляя себе мысленно засевших там вражеских наблюдателей и укрытые огневые точки, я думал трудную думу. Мало того что крепостные сооружения сами по себе крепкий орешек, они ведь еще господствуют над этой, в общем-то, очень плоской и заболоченной местностью, она полностью и на многие километры контролируется артиллерийским огнем противника. Надо изыскивать средства, которые сведут к минимуму это превосходство фашистов.

Началась напряженная будничная работа. Мы, артиллеристы, наш штаб во главе с полковником Ф. В. Горленко, вел эту работу в теснейшем контакте со штабом армии, которым руководил генерал-майор П. И. Кокорев. Оба они, и Кокорев и Горленко, были люди думающие и очень инициативные, отличные товарищи, и совместную нашу работу я всегда вспоминаю с большим удовлетворением и благодарностью, ибо общение с ними, их дружеская помощь помогли мне быстро войти в курс дела.

Прежде чем говорить о нашей подготовительной работе, следует, пожалуй, хотя бы общим штрихом обрисовать сложившуюся на этом участке фронта обстановку, а также топографические особенности местности, оказавшие большое влияние на выбор участка прорыва, а следовательно, и на действия нашей артиллерии.

В ходе Ленинградско-Новгородской операции в феврале 1944-го войска Ленинградского фронта, нанеся крупное поражение немецко-фашистской группе армий «Север», отбросили ее левое крыло в Прибалтику, на территорию Эстонии. [118]

В целом фронт тогда стабилизировался по реке Нарва, которая здесь, перед впадением в Балтийское море, делает широкий, похожий на натянутый лук выступ. 2-я ударная армия охватила выступ с северо-востока, а 8-я армия, форсировав реку, создала плацдарм юго-западней города Нарва. Таким образом создалась выгодная для дальнейших операций советских войск конфигурация фронта. Двухсторонний охват нарвского выступа, нависающие над фашистскими войсками с севера и юга 2-я ударная и 8-я армии создавали хорошие предпосылки для сильных фланговых прорывов с последующим окружением нарвской группировки противника.

В одном только месте фашистам удалось удержаться на восточном берегу реки Нарва – в том самом Ивангороде (Янилине) и у поселка Долгая Нива. Это предмостное укрепление, расположенное как раз напротив города Нарва на шоссейной дороге, идущей вдоль моря к столице Эстонии городу Таллин, противник укрепил особенно тщательно. Уже после взятия Нарвы и Ивангорода мне довелось осмотреть предмостное укрепление. Весь примерно пятикилометровый его участок был опоясан противотанковым рвом четырехметровой глубины. Впереди рва – проволочный забор, а также минные поля и проволочные препятствия в виде так называемой спирали «Бруно». Эти спирали и противопехотные мины были установлены и по дну рва. Кроме старых крепостных сооружений и вновь построенных железобетонных и деревоземляных огневых точек противник широко использовал для размещения своей артиллерии и пулеметов старинные дома и подвалы, а в качестве убежищ – подземные ходы Ивангородской крепости. В глубине предмостного укрепления, на улицах, перекрестках и вдоль дорог были вкопаны в землю пулеметные бронеколпаки и бронированные, похожие на большие цистерны убежища, снабженные принудительной вентиляцией, печками и прочими удобствами. Землянки же и блиндажи на переднем крае и поблизости имели как минимум четыре наката бревен, а многие – до восьми накатов. Врытые в землю танки и танковые башни на деревянных срубах дополняли сильную оборону предмостного укрепления.

Естественно, что, готовя войска к наступлению, командующий 2-й ударной армией стремился заранее улучшить свои позиции и одновременно ослабить позиции противника в центре его обороны – на предмостном укреплении. И первая задача, которую Иван Иванович Федюнинский поставил перед артиллеристами, состояла в том, чтобы прервать или [119] по меньшей мере сильно затруднить транспортную связь гарнизона предмостного укрепления с тылом, с городом Нарва. Железнодорожный мост через реку был разрушен артиллерией еще раньше, однако фашисты поддерживали регулярное сообщение со своим тылом по автодорожному деревянному мосту. Его и предстояло разрушить.

Мост находился между крутыми берегами, крепость Ивангорода закрывала его от наших наблюдателей. Поэтому для наблюдения и корректировки артиллерийской стрельбы был назначен самолет-корректировщик с опытным экипажем. Этот вид стрельбы, достаточно трудный, требующий высокого мастерства и от летчиков и от принимающих целеуказания артиллеристов, во 2-й ударной армии хорошо отработали еще во времена контрбатарейной борьбы с вражеской осадной артиллерией под Ленинградом. Однако, как увидим далее, даже солидный боевой опыт не позволяет почивать на лаврах. Пропустишь какую-то мелкую деталь, не усмотришь в привычной боевой работе нечто новое – и вот вам неудача налицо!

Поскольку мост был закрыт от наземных наблюдателей, его координаты определили по аэрофотоснимку и карте. Цель оказалась довольно узкой – около 5 метров, длиной 135 метров. Для разрушения моста решили выделить две батареи – одну 203-мм гаубиц большой мощности, другую – 152-мм пушек-гаубиц. Подключили эту батарею, чтобы сэкономить снаряды большой мощности. С той же целью – сэкономить осколочно-фугасные 203-мм снаряды – отпустили вместо них бетонобойные. А мост-то был деревянный!

Так две оплошности – назначение разнохарактерных орудийных калибров для стрельбы по одной цели и замена осколочно-фугасных снарядов бетонобойными – привели к неудаче. Во-первых, летчику трудно было наблюдать и корректировать огонь батарей разного калибра. А во-вторых, оказалось, что не только бетонобойные 203-мм снаряды, пробив настил моста, рвутся на дне реки, но такое же действие производят и 152-мм фугасные снаряды{42}. После обстрела и аэрофотосъемки выяснилось, что мост получил семь сквозных пробоин, настил в целом не был разрушен, саперы противника быстро залатали пробоины, и движение по мосту возобновилось.

Пришлось нам в штабе призадуматься. Мой заместитель [120] старый, опытный артиллерист генерал-майор Шаманков Леонид Андреевич подсказал выход. Решили на следующий день изменить метод стрельбы по мосту: будем стрелять одним только орудием и только осколочными снарядами. Так и сделали. 203-мм гаубица, корректируемая с самолета, произвела 30 выстрелов, в результате чего настил моста был сильно разрушен. А ведь накануне шесть орудий выпустили более 140 снарядов с гораздо меньшим эффектом. Словом, мы могли доложить командующему армией генералу И. И. Федюнинскому, что артиллеристы 21-й гвардейской артиллерийской бригады большой мощности поставленную перед ними задачу выполнили.

Вторая боевая задача, тоже связанная с предмостным укреплением, потребовала привлечь к ее решению значительные артиллерийские силы. Командующий армией приказал командиру 191-й стрелковой дивизии провести разведку боем, ворваться в мощный узел сопротивления в поселке Долгая Нива и закрепиться в нем. Овладение Долгой Нивой и грядой холмов, на которой стоит поселок, позволило бы значительно улучшить наши позиции перед наступлением. С этой гряды местность в сторону противника хорошо просматривалась, включая и город Нарва.

Для разведки боем командир дивизии выделил четыре роты 552-го стрелкового полка, то есть 200–250 пехотинцев. А для их поддержки штаб артиллерии назначил 26 батарей легких пушек и гаубиц, 13 батарей тяжелых пушек и пушек-гаубиц, 6 батарей полковых и батальонных минометов, то есть около 200 артиллерийско-минометных стволов{43}. Примерно по одному стволу на каждого пехотинца.

Две недели дали нам на подготовку, и артиллерийские командиры хорошо использовали это время. Круглосуточное дежурство на наблюдательных пунктах выявило много новых, в том числе долговременных, огневых точек противника. Два дня наша артиллерия, главным образом тяжелая, разрушала эти сооружения, затем, после десятиминутного огневого налета по всей обороне противника, пехотинцы атаковали Долгую Ниву. Вскоре этот узел сопротивления был захвачен. Однако противник предпринял несколько сильных контратак. Взаимодействие между нашими пехотинцами и артиллеристами было нарушено, и к исходу дня стрелковые роты оставили Долгую Ниву и отошли на старые позиции.

Когда мы – начальник штаба артиллерии Филипп Владимирович Горленко, мои заместители Леонид Андреевич [121] Шаманков и Борис Анатольевич Носов – разбирали детали этого боя, то пришли к выводу, что в ходе атаки и захвата вражеских траншей наши артиллерийские командиры действовали гораздо успешней, чем в последующей фазе боя – например, при контратаке противника и других неожиданностях, которые требовали быстрых, а зачастую и рискованных решений. Этот вывод помог и нашим политорганам соответственно нацелить политическую работу в предвидении будущего наступления.

Начинался июль, и подготовка к наступлению день ото дня становилась все интенсивней и зримей. Ночами дороги, ведущие к реке Нарва с востока, оживали. Шли колонны пехоты, артиллерия, автомашины. Все новые дивизионы, полки и бригады легких и тяжелых орудий, минометов, реактивных минометов входили в подчинение штаба артиллерии 2-й ударной армии. Если к началу июля на участке, намеченном для прорыва фронта, артиллерийские плотности составляли в среднем 72 ствола на один километр, то к середине июля эта цифра возросла до 142 стволов. Причем в 191-й стрелковой дивизии она была еще выше – до 158 стволов на километр{44}.

Сам план Нарвской операции, разработанный штабом Ленинградского фронта, базировался на сложившемся еще в зимних боях охватывающем положении советских войск. 2-я ударная армия должна была нанести удар в обход города Нарва с севера, 8-я армия – с юга и, таким образом замкнув окружение, ликвидировать главные силы фашистской армейской группы «Нарва». Наш левый сосед наносил удар с плацдарма, нам предстояло форсировать реку Нарва в нижнем течении, где ее ширина близ впадения в море достигает 700 метров. Несмотря на эту трудность (а наступление с форсированием водной преграды всегда трудно), командование Ленинградского фронта рассматривало полосу наступления 2-й ударной армии как более перспективную для достижения успеха, чем полосу наступления 8-й армии. Дело в том, что там, у наших соседей, южней и юго-западней Нарвы, местность представляла собой сплошные труднопроходимые болота. А когда зимой здесь нашими войсками был захвачен плацдарм, фашистское командование перебросило сюда значительные силы, в том числе танковые, и стало укреплять это направление инженерными заграждениями. Да и сейчас, летом, по сведениям, которыми мы располагали, противник ожидал главный удар Ленинградского [122] фронта именно с плацдарма юго-западней Нарвы, в полосе 8-й армии.

План командования нашей 2-й ударной армии был такой: обороняясь на левом фланге и в центре небольшими силами, главным образом артиллерийско-пулеметными батальонами 16-го укрепленного района, нанести удар через реку Нарва правым флангом армии на шестикилометровом участке, что между впадением реки в море и городом Нарва. Каждая из двух дивизий (131-я и 191-я), прорывавших фронт, получила полосу три километра шириной, причем, как мы видели выше, 191-я дивизия обеспечивалась более сильной артиллерией{45}. Это было связано с тем, что дивизия наступала ближе к городу Нарва и должна была первой оседлать гору Германсберг и проходящую тут дорогу, то есть, как иногда говорят, «сесть» на вражеские коммуникации. Интересная деталь: 191-й дивизии предстояло форсировать реку как раз в том месте (остров Гроб-Холм – деревня Васа), где в 1700 году переправлялась по наплавному мосту армия Петра Первого для штурма Нарвы. А гора Германсберг, что западней города, стала тогда центром сражения русской армии со шведской армией Карла XII.

Итак, основные усилия нашей артиллерии переносились на правый фланг армии с целью обеспечить быстрое форсирование реки и продвижение в обход Нарвы и навстречу частям 8-й армии. В состав различных артиллерийских групп – поддержки пехоты, общего назначения, группы разрушения, группы дальнего действия и других – мы по мере подхода включали артиллерию 109-го стрелкового корпуса (сам корпус во втором эшелоне), 8-го Эстонского корпуса (резерв командарма), 3-й тяжелой гаубичной бригады, отдельных дивизионов особой мощности, дивизион морской дальнобойной артиллерии, бронепоезда и так далее. Артиллерийский «молот», занесенный над вражеской группировкой, выглядел очень увесистым – не столько по числу стволов, сколько по их калибру. К двадцатым числам июля мы располагали 30 гаубицами большой мощности (203-мм) и 18 орудиями особой мощности (305-мм). Величину этих орудий и разрушительную силу их снарядов трудно даже с чем-либо сравнить. Единственное, с чем сравнишь, так это с главным калибром артиллерии линейных кораблей и крейсеров.

Эти орудия остались у нас в огневом резерве. Мы готовили их к весьма серьезной задаче – к разрушению особо [123] прочных крепостных сооружений и дотов. Днем и ночью артиллерийские разведчики, командиры батарей и дивизионов вели наблюдение за крепостями Нарвы и Ивангорода, пробираясь не только за линию боевого охранения, но и еще глубже – на пригородное кладбище, в развалины домов, всюду, где можно было вести разведку различных участков крепостных стен и башен. Смело могу сказать, что обе крепости, их слабые и сильные места были изучены артиллеристами дивизионов особой мощности так тщательно, как изучают здания только специалисты-строители.

Однажды утром я вел наблюдение за противником с наблюдательного пункта 328-го артиллерийского дивизиона особой мощности, а НП этот был устроен на дереве. Слышу голос, приятный такой тенор меня окликнул: «Товарищ Казаков, что это вы там, на ветвях, вдруг загрустили?» Гляжу вниз – там, в траншее, в кожаном пальто стоит Андрей Александрович Жданов – член Политбюро ЦК ВКП(б), руководитель ленинградских большевиков и член Военного совета Ленинградского фронта. Не ожидал я увидеть его здесь, на передовой, и потому несколько растерялся. Смотрю сверху, а он улыбается: «Так что вы грустный, товарищ артиллерист?» А я и в самом деле задумался. Было отчего. До наступления считанные дни, артиллерию мы уже почти всю вывели в позиционные районы, а снарядов, необходимых для наступления, нам еще не подвезли. Это тревожит, спать спокойно не дает. Уверяешь себя, что будут снаряды, будут, и никто не позволит начать наступление без боеприпасов, и без тебя начальство знает, что орудие без снарядов – это просто железо... А все равно муторно ждать.

Быстро спустился я в траншею с мыслью доложить Андрею Александровичу про дела с боеприпасами, вернее, с их отсутствием. Один раз я до этого с ним беседовал, но впечатления этой беседы жили во мне. Очень умный, простой, заботливый человек. Это было, когда я приехал в Ленинград из Москвы. Генерал-полковник А. А. Жданов тогда сказал, что 2-я ударная армия в основном состоит из ленинградцев, подсказал, на какие вопросы надо обратить внимание в работе с подчиненными, особо подчеркнул, что, поскольку ремонтом артиллерию обеспечивают ленинградские заводы, мне необходимо учиться работать с гражданскими товарищами и организациями. А прощаясь, заметил: «Еще увидимся. Я к вам приеду». Вот он и приехал.

Развернул я перед Андреем Александровичем разведывательную карту, она вся испещрена пометками. Это вражеская оборона – доты, дзоты, бронеколпаки, артиллерийские [124] батареи, пулеметные гнезда, отдельные орудия и минометы. Несколько сотен различных синих значков было на этой карте. Он посмотрел и говорит:

– Серьезная работа.

– А сделать ее чем, Андрей Александрович?

– Как это – чем?

– У меня, – говорю, – более тысячи артиллерийско-минометных стволов. А снарядов по шесть – восемь на каждый ствол. Как же быть?

– Все просто, – говорит он. – Все идет по плану. Так что не тужите. Сегодня и завтра, по ночам, вас полностью обеспечат боеприпасами. Мы выделили двести грузовых машин.