Текст книги "Огневой вал наступления "

Автор книги: Константин Казаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 24 страниц)

Другая дивизия корпуса генерала Поленова – 46-я в это время вела столь же напряженный бой за вторую траншею противника и расположенные поблизости опорные пункты в северной части Глодово и в Госьцеево. 176-й стрелковый полк, точнее, его командир получил в свое распоряжение много танков и артиллерии и умело воспользовался этими средствами. Ему были непосредственно подчинены еще три полка – 888-й артиллерийский, 1476-й самоходно-артиллерийский и 94-й тяжелый танковый {58}. Когда красноармейцы залегли под огнем перед северной окраиной Глодово, вперед вышли самоходно-артиллерийские установки для стрельбы прямой наводкой. А дивизион гаубиц накрыл вновь выявленные огневые точки. Этот комбинированный огневой налет принудил врага к молчанию, бойцы, обходя опорный пункт, захватили третью траншею и стали переправляться через реку Пелта. Оставить опорный пункт противника далеко [165] за своим флангом, фактически в тылу, прикрывшись одной стрелковой ротой, – это было смелое решение.

В результате маневра стрелковый полк при мощной поддержке артиллерии и танков перерезал рокадное (проходящее вдоль линии фронта) шоссе от Чарностува на Пултуск, прорвал полностью первую оборонительную позицию фашистов и вышел ко второй позиции.

Южней Глодово было старое кладбище, каменную ограду и памятники которого фашисты тоже использовали для обороны. Кладбище было опутано колючей проволокой, его обороняли автоматчики, взвод пулеметов и батарея штурмовых орудий. 1-я стрелковая рота 588-го полка 142-й дивизии получила задачу сковать боем противника и дать возможность другим ротам обойти этот опорный пункт. То есть здесь осуществлялся примерно тот же маневр, что и 176-м полком 46-й дивизии. Поддерживала роту батарея 76-мм пушек. Командир взвода управления батареи лейтенант Зубарев пробрался с двумя разведчиками близко к кладбищу и, давая по рации целеуказания и корректируя артогонь, помог сломить сопротивление фашистов. Они пытались отойти по дороге к деревне Глодово, но с помощью того же лейтенанта Зубарева были накрыты артогнем и уничтожены.

В то же время главные силы 588-го полка, обойдя этот опорный пункт, вели уже бой за третью вражескую траншею и крупный опорный пункт в деревне Тшцинец. Все командиры батарей 334-го артполка находились в стрелковой цепи вместе с командирами рот, поэтому их заявки исполнялись немедленно. Управление боем со стороны противника было нарушено метким артогнем, стрелки ворвались в Тшцинец, захватив в исправности две батареи полковых минометов.

Надо сказать, что в первой половине дня и вплоть до двух часов организованного артиллерийского огня противника нигде не было. Вели огонь лишь отдельные орудия. Приведу здесь некоторые из радиограмм, перехваченных у противника нашими радистами. Они дают представление о том, что происходило в стане врага в первой половине дня 14 января.

11 часов 30 минут. «Блиндажи разбиты. Положение тяжелое. Первая траншея занята противником. Что делать? Что делать?»

11 часов 45 минут. «Тридцать стрелков вышло из строя от танкового удара. Не могу больше держаться. Что делать?» [166]

13 часов 00 минут. «Русские танки движутся прямо на меня».

Ответ: «Знаю»{59}.

Представление о результатах нашей контрбатарейной борьбы, то есть о боевой работе 81-й и 56-й пушечных артбригад и корпусных артполков, мы получили уже в ходе боя, когда вражеские минометные батареи были подавлены все, а из назначенных к подавлению артбатарей вели огонь, да и то отдельными орудиями, только пять. После прорыва начальник оперотдела майор Михаил Киселев доложил мне, что его офицеры обследовали часть подавляемых батарей. Всего было обследовано 47 артиллерийских и минометных огневых позиций. Судя по воронкам наших снарядов, все позиции находились в зоне поражающего огня. На одиннадцати позициях брошены разбитые орудия и минометы, на четырех позициях орудия и минометы брошены в исправном виде, на других оставлены боеприпасы, автомашины, тягачи{60}. Этот итог можно было бы считать вполне удовлетворительным, если бы не одно настораживающее обстоятельство. Среди батарей, назначенных нашими специалистами по разведке к подавлению как батарей истинных, оказалось десять ложных. Противнику удалось нас ввести в заблуждение и вынудить тратить снаряды на пустое место. Я уже писал о разных хитростях, применяемых фашистскими артиллеристами. И то, что нам тоже удавалось их в этом отношении водить за нос – и очень крупно! – никак не оправдывает промахов наших разведчиков в определении истинных и ложных батарей. Пишу об этом, разумеется, без всякого удовольствия, но писать надо. Война – это борьба не только оружием, это и борьба умов, военных хитростей, смекалки, и представлять себе противника недотепой и простофилей – значит нанести вред прежде всего самому себе и своему делу.

К исходу дня 14 января наступающие соединения армии, отбив несколько контратак, в основном в полосе 90-й стрелковой дивизии, продвинулись в глубь обороны противника от 3 до 6 километров и вышли на рубеж Чарностув, Тшцинец, Громин Майерат, Бяловежа. Перед нами была вторая оборонительная позиция противника, и, судя по всему, он готовился дать нам на ней серьезный отпор. Всю ночь, как докладывали с передовой, в расположении противника гудели [167] десятки танковых моторов. Видимо, на завтрашний день фашистское командование намеревалось ввести в бой танки.

Это обстоятельство штаб артиллерии армии должен был учесть. Подписанное мной боевое распоряжение № 13, разосланное вечером 14 января, требовало от артиллерийских начальников создать сильную противотанковую оборону. Ночью я выезжал в полосу 108-го корпуса, за ночь спешно были созданы противотанковые опорные пункты в Швелице (90-я стрелковая дивизия), в Госьцеево и Закренте (46-я стрелковая дивизия), которым поставил задачу: не допустить контратак противника с направлений: Бышево – господский двор; Вуйты-Трояны – Баранец; фольварк Козлово – Выгода, то есть с северо-запада, запада и юго-запада. Артиллерия, подчиненная 98-му корпусу, должна была прикрывать наступающие части от возможных контратак с юга, со стороны города Пултуск.

Однако основная наша задача на 15 января оставалась прежняя: сопровождать огнем свою пехоту и танки, завершающие прорыв, и обеспечить ввод в этот прорыв 8-го гвардейского танкового корпуса. Корпус в составе 252 танков и самоходно-артиллерийских установок вводился в прорыв в 9 утра после короткого, но сильного артналета по фашистской обороне{61}.

К семи утра все артиллерийские начальники доложили мне о готовности, и каждый хоть что-нибудь да сказал о плохой погоде. Сильный туман опять, как и в предыдущую ночь, лег на землю.

Запланированный нами артналет противник упредил своей артподготовкой всего на полчаса. В 8 часов 30 минут утра в туманном сумраке открыла огонь его артиллерия, загрохотали танки. Поступавшие к нам доклады говорили о том, что фашисты контратакуют главным образом в полосе 108-го стрелкового корпуса в стыке его фланга со 142-й стрелковой дивизией 98-го стрелкового корпуса. На этом пространстве, от Чарностува на севере и до деревни Тшцинец на юге, и завязался напряженный бой, который с чередованием атак и контратак продолжался до четырех-пяти часов вечера, пока не стемнело.

Когда выяснилось направление главного удара противника и в какой-то мере его цель (видимо, она была ограниченной – отбросить нас на исходные позиции), командарм генерал Федюнинский приказал отбивать атаки огнем с места. «Пусть сами в тумане напарываются на наши пушки, – сказал [168] он. – А мы свои танки побережем». И фашисты действительно напоролись!

173-й и 19-й стрелковые полки дивизии генерала Лященко овладели Чарностувом, точнее, уже западной его частью, которая раскинулась за рекой Пелта, и продвигались к лесу. Вдруг комдив звонит:

– Танки! Полки залегли. Дайте огня! – И сообщил координаты.

С моего наблюдательного пункта фашистские танки не просматривались – мешал туман. Пришлось вести огонь по площади. Я зачертил на карте квадрат, соответствующий переданным комдивом данным, вызвал к телефонам командиров тяжелых гаубичных и пушечных бригад. Дал целеуказание. Все дело заняло пять – семь минут, и вот уже четыре сотни стволов мощно ударили где-то за спиной. Когда отстрелялись, позвонил Лященко:

– Ну, – говорит комдив, – спасибо! Мы тут еле-еле на ногах устояли.

– Но хорошо?

– Отлично!

– А танки?

– Какие горят, а какие драпают. Тут еще пехота скапливается на опушке. Надо бы пощекотать.

– Дай-ка Сергея Ивановича!

Трубку взял полковник Новожилов, командующий артиллерией дивизии, я передал ему управление двумя тяжелыми бригадами, и он быстро управился с фашистской пехотой на опушке. 90-я стрелковая дивизия закрепила за собой Чарностув и стала продвигаться дальше на запад – к опорному пункту в господском дворе Кшемень.

Более трудным, длительным и ожесточенным был бой, завязавшийся в своеобразном четырехугольнике, который образуют на этой местности село Баранец, лесной хутор Выгода, деревня Тшцинец и рокадная дорога на Пултуск. Разновременно, в течение дня, противник бросал в атаку большие группы танков в двух направлениях: через Баранец в сторону рокадной дороги – на боевые порядки 176-го и 340-го стрелковых полков 46-й стрелковой дивизии и через хутор Выгода и Тшцинец – на стык этой дивизии с 588-м стрелковым полком 142-й стрелковой дивизии. И опять наша артиллерия сказала свое веское слово. Отлично поработали в этом бою артполки обеих дивизий – 888-й и 334-й, а также 760-й истребительно-противотанковой.

Мне доложили, что несколько танков прорвались к наблюдательному пункту командира 888-го артполка майора [169] Згуры. Один его дивизион стоял на огневых позициях за рекой Пелта, примерно в километре от него, но помочь командиру уже не мог. Танки двигались на НП, ведя огонь и по нему, и по отходившим группам стрелков. Майор Згура вместе с разведчиком сержантом Крюковым кинулись к брошенному неподалеку 105-мм немецкому орудию. Оно оказалось исправным, снарядов много. Згура встал за прицел, Крюков зарядил пушку. Первым же снарядом командир полка поджег немецкий танк. Он горел, а снаряды Згуры уже рвались рядом с другими танками, и они не выдержали и стали пятиться. Попытались обойти огневую позицию стороной, через речку Пелта, но она, хотя и мелкая, не пропустила танки – вязли они на ее раскисших берегах. А из-за реки орудия артдивизиона уже били танкам по бортам. Оставив еще четыре подбитых танка, противник отошел в лес.

Откровенно порадовался я за майора Згуру. Думаю: он или не он? Фамилия-то редкая. Уже после боя связался с ним по телефону:

– Товарищ майор, это вам была объявлена благодарность в 1936 году в Москве, в Кремле, за отличную стрельбу прямой наводкой на полигоне?

– Так точно, товарищ генерал! Я-то вас видел на днях, да постеснялся напомнить.

– Ну, – говорю, – спасибо! Достойно поддержал боевую славу кремлевских курсантов.

Лет десять назад он был одним из лучших курсантов конно-артиллерийского дивизиона в училище имени Верховного Совета РСФСР, а мне довелось тогда командовать этим дивизионом. Остался в памяти плотный, курносый, веселый курсант Згура, у которого все спорилось. И на коня он сел сразу крепко, и на турнике работал отлично, и за орудийного наводчика действовал очень хорошо.

Но я отвлекся от боя 15 января. Всего в этот день фашисты бросили против нас более 100 танков. Основная их масса вклинилась на стыке флангов 46-й и 142-й стрелковых дивизий. Они буквально проломились через Тшцинец, окружили несколько рот 588-го стрелкового полка и дивизион 334-го артполка. Командир дивизиона майор Мащенко организовал круговую оборону, батареи капитана Сулейманова и старшего лейтенанта Кирсанова били по танкам прямой наводкой. Помогая окруженным, командир артполка подполковник Шатохин тоже открыл огонь по танкам оставшимися вне окружения двумя дивизионами. Упорное сопротивление стрелков и артиллеристов не позволяло фашистским танкам с ходу расширить прорыв в обороне 142-й стрелковой [170] дивизии. Однако прорыв был, и это, видимо, встревожило командование не только армии, но и фронта. Ко мне на наблюдательный пункт позвонил маршал К. К. Рокоссовский:

– Что у вас происходит?

Докладываю, что отбиваем атаки 7-й немецкой танковой дивизии и пехоты 5-й и 7-й дивизий. Он спросил:

– Это точно, что 7-я танковая? Не путаете?

– Нет, товарищ командующий фронтом. Взят пленный танкист с документами.

– Что предпринимаете?

– Вывожу на прямую наводку 760-й противотанковый...

Противотанкисты подполковника Капустина уже мчались на своих машинах к месту прорыва. Леонид Михайлович быстро развернул батареи и встретил наступающие танки метким огнем с дистанции 200–300 метров. Часа два продолжался этот поединок, и мало-помалу 7-я немецкая танковая стала сдавать назад, танки горели по всему полю перед рокадной дорогой, по моей команде к месту прорыва поспешили, с ходу вступая в бой, артполки 79-й и 166-й легких артбригад полковников Алферова и Михайленко. Пехота 142-й стрелковой дивизии при поддержке самоходно-артиллерийских установок пошла вперед, противник был сломлен и отброшен и опять оставил деревню Тшцинец.

Член Военного совета армии генерал Шабалин сообщил мне по телефону, что снова звонил маршал Рокоссовский и что он благодарит артиллеристов. Быстро и четко, сказал командующий, расстреляли танковую дивизию. Эти слова и благодарность маршала мы тотчас передали тем, кому они предназначались, – бойцам, командирам и политработникам артиллерийских полков.

По данным, которые сохранились в архиве нашей армии, за два дня боя было сожжено и подбито около 120 танков и штурмовых орудий противника{62}. Конечно, эти подсчеты потерь 7-й немецкой танковой дивизии весьма относительны. Важно другое. В ходе дальнейшего наступления нам встречались только небольшие, в несколько танков, подразделения этой дивизии. А в конце пути, под Эльбингом, 7-я танковая уже сражалась, как говорится, «танковый по-пешему». Значит, потери ее в боях 14–15 января были столь велики, что восстановить свой боевой состав она уже не смогла.

15 января с наступлением темноты бой стих по всему фронту армии, однако не надолго. Генерал Федюнинский [171] приказал продолжить прерванное контратаками противника наступление действиями, как мы их тогда называли, «ночных батальонов». Они выделялись каждой стрелковой дивизии, усиливались артиллерией и самоходками.

Из населенного пункта Тшцинец фашисты отошли в направлении населенного пункта Козлувка и расположенного еще западней населенного пункта Александрово. Командир первого батальона 588-го полка получил приказ сбить боевое охранение врага на окраине Ковлувки, овладеть обоими населенными пунктами. Атаку поддерживали два дивизиона – самоходно-артиллерийский и легкий пушечный майора Мащенко из 334-го артполка. Мащенко хорошо подготовил личный состав дивизиона к ночному бою, особое внимание уделил разведке и взаимодействию своих разведчиков с огневиками и пехотой. Все целеуказания давались ракетами и трассирующими пулями. Например, направление на танки – красной ракетой и короткой очередью трассирующих пуль, сосредоточенный огонь дивизиона – двумя зелеными ракетами и тому подобное. Командир разведывательного отделения сержант Пеняев и разведчики красноармейцы Поляков и Курилкин выучили таблицу сигналов на память. Они первыми направились к Козлувке, чтобы вместе с разведчиками-стрелками изучить расположение противника.

В ночь на 16 января, в два часа, отряд выступил к Козлувке. Совершили марш. Разведчики донесли, что в деревне находится колонна автомашин – около 50 и до 15 танков. Боевое охранение фашистов расположилось только на восточной и южной окраинах деревни.

Майор Мащенко послал одного разведчика вместе с отделением стрелков в тыл к противнику, чтобы тот мог давать целеуказания, а пехотинцы, в случае чего, могли имитировать окружение. Сержант Пеняев, забрав с собой наводчиков орудий сержантов Гороха, Скрипку и Рожановича, скрытно подобрался вместе с ними к вражескому боевому охранению и указал разведанные заранее цели. Потом, в полной тьме и тишине зимней ночи, артиллеристы на руках выкатили орудия в стрелковую цепь. Когда все изготовились к бою, командир батальона дал сигнал белой ракетой. Расчеты открыли огонь прямой наводкой, пехотинцы вслед за самоходными установками, ведущими огонь с ходу, с криком «ура!» ворвались в деревню. Бросая технику и вооружение, фашисты кинулись на шоссейную дорогу к Александрово. Наткнулись на засаду отделения автоматчиков, а разведчик Курилкин указывал цели ракетами. Огнем артдивизиона отступавшие гитлеровцы были накрыты прямо на дороге и [172] почти полностью уничтожены. Ни стрелковый батальон 588-го полка, ни артиллеристы майора Мащенко потерь не имели.

Успешно действовали и другие «ночные батальоны». Они не дали врагу передышки, и он был вынужден отходить, и чем дальше, тем быстрей. В ночь на 16 января войска 2-й ударной армии продолжали продвигаться правым флангом на город Цеханув, левым флангом обходя Пултуск, чем помогали 65-й армии овладеть городом. Теперь нам противостояли только арьергарды – мелкие подразделения пехоты с танками и самоходками. Они стремились задержать наше продвижение, заставить нас развертываться перед каждым населенным пунктом. Однако с этими группами справлялись наши передовые подразделения.

В ночь на 19 января мы получили новую задачу: армия развернулась фронтом с западного направления на север и северо-запад и продолжила преследование противника в сторону южной границы Восточной Пруссии.

Командующий армией ввел в бой второй эшелон – 116-й стрелковый корпус генерала Ф. К. Фетисова. К вечеру, продвинувшись еще на 30 км, передовые части армии вышли на рубеж населенных пунктов Плосница, Вылязлово, Зелонь, Лобовидз{63}. За ними была польско-германская граница. До Восточной Пруссии нам оставалось сделать буквально считанные шаги.

«На вашем пути много крепостей»

Маршал Советского Союза К. К. Рокоссовский приехал на командный пункт армии, когда ее соединения уже развернулись фронтом на север и приближались к границе Восточной Пруссии. Константин Константинович, наверное, никогда и ничего не забывал. Еще в ноябре 1944 года, принимая командование 2-м Белорусским фронтом, он побывал и у нас, во 2-й ударной армии. Поскольку мы стояли в резерве, в лесах близ Острув-Мазовецки, генерал И. И. Федюнинский предложил провести обычный в таких случаях воинский церемониал – строевой смотр частей и соединений. Командующий фронтом сказал, что этого делать не надо. «Вы отстояли Ленинград, – добавил он. – Это и есть лучшая характеристика боевых качеств вашей армии. А ближе познакомимся в бою». Трудно передать, как воодушевили всех нас слова [173] прославленного полководца. Это ведь очень важно, чтобы при первом знакомстве с большим воинским коллективом новый его начальник дал понять, что знает и ценит этот коллектив, что разделяет с ним его воинскую гордость. Это сразу создает необходимую внутреннюю связь между начальником и его подчиненными, является залогом их дальнейшей успешной работы.

Приехав к нам два месяца спустя, маршал сказал: «Вот мы и познакомились в бою. Армия показала прекрасные боевые качества. Как и положено армии, ядро которой составляют ленинградские рабочие. Спасибо, товарищи!» Потом он еще раз уточнил нашу задачу в операции – отрезать Восточную Пруссию с запада, выйти на Балтику и овладеть городом Эльбинг. Особо подчеркнул насыщенность полосы наступления армии укрепленными районами. Мне как артиллеристу он сказал: «На вашем пути много крепостей. Прошу всегда иметь под руками артиллерию тяжелых калибров». Эти слова мы потом не раз вспоминали в Восточной Пруссии.

Утро 20 января застало нашу оперативную группу на переправе через пограничную речку Древнца. Туман слоился над стылой водой, в тумане водители, высунувшись из кабин, осторожно вели тягачи с пушками по понтонному мосту. Это 760-й истребительно-противотанковый полк пересекал польско-германскую границу. А на севере грохотала артиллерия, частили пулеметы. Еще не знаю, что там впереди, но по темпу и плотности огня чувствую, что дело серьезное.

– Отвыкли! – смеется майор Киселев. – Надо опять привыкать. Одно слово – Восточная Пруссия!

Действительно, за минувшие четверо суток почти непрерывного движения мы несколько отвыкли от жестокого сопротивления. Главные силы стрелковых корпусов маршировали в колоннах, артиллерия тоже в колоннах продвигалась перекатами, и только передовые отряды вырывались далеко вперед. Обычно стрелковый батальон размещался на автомашинах приданного ему артиллерийского дивизиона и десантом на самоходно-артиллерийских установках и по отличным здешним дорогам мчался вперед так, что ветер свистел в ушах. Подобная стремительность для передовых отрядов нужна и важна, однако надо сочетать ее с постоянной боевой готовностью, с действенной разведкой, с передовыми и командирскими разъездами – со всеми проверенными войной средствами «освещения» пути. Пренебрегая ими, передовой отряд как бы слепнет, что всегда чревато неприятностями. [174]

Накануне мне доложили, что 941-й артполк 372-й стрелковой дивизии потерял несколько человек убитыми и ранеными. Сожжены три автомашины, два артиллерийских передка разбиты. Война без потерь не бывает, но оказалось, что этих потерь можно было избежать. Передовой отряд в составе батальона 1238-го стрелкового полка и артдивизиона без разведки, без мер охранения, в ночной темноте мчался на машинах по шоссе и на перекрестке наскочил прямо на колонну из пяти вражеских танков и нескольких машин с пехотой, с ходу попав под огонь танковых пушек и пулеметов. И хотя наши стрелки и артиллеристы быстро развернулись в боевой порядок, подбили два танка и заставили противника отступить, этот эпизод настораживал. Тем более что упоение успехами наблюдалось не только среди артиллеристов передовых отрядов, но и в артиллерийских бригадах, следовавших за пехотой в своих колоннах. Эти бригады, состоявшие во время марша и преследования противника в непосредственном подчинении (в резерве) армии, иногда теряли контакт с продвигавшейся впереди пехотой, отрывались от нее. Мы были вынуждены в ту же ночь строго напомнить всем артиллерийским командирам не только уставные положения, но и ряд правил, утвержденных опытом войны. Это были простые, но необходимые вещи. Связь с пехотой должна осуществляться многосторонне – это и связные офицеры при штабах стрелковых корпусов, и передовые артиллерийские разъезды в головных отрядах, и, наконец, постоянная и надежная радиосвязь на всех уровнях. Боевое распоряжение за моей подписью, разосланное в артиллерийские части и соединения, требовало от их командиров совершать марш «в постоянной боевой готовности поддержать огнем наступающую пехоту»{64}, вне зависимости от того, была ли данная артбригада легкой, тяжелой или большой мощности.

Эту же цель преследовал и установленный порядок продвижения артиллерии. Например, специальные противотанковые части и легкие артбригады, зачастую тоже выполнявшие задачи противотанкистов, продвигались по дорогам в 4–5 км от передовых стрелковых частей, с тем чтобы всегда иметь пространство для маневра и вдоль и поперек полосы наступления. Утром 20 января 760-й истребительно-противотанковый полк подполковника Капустина как раз и совершал такой маневр к правому флангу армии, чтобы прикрыть его от контратакующего противника. И на переправу наша [175] опергруппа выехала с целью выяснить обстановку, сложившуюся ночью на этом фланге, и конкретизировать задачу противотанкистов. Связались с командованием 372-й стрелковой дивизии, выяснили, что необходимо, и начальник оперативного отдела майор Киселев сам повел полк Капустина по дороге на Лидзбарк.

Весь день 23-я немецкая пехотная дивизия, усиленная танками, пыталась сбить наши авангарды. Она предприняла шесть контратак и значительно замедлила наше продвижение. Лишь поздно вечером передовые отряды 108-го стрелкового корпуса сломили сопротивление противника и заняли Лидзбарк. На следующий день, отбросив части 61-й и 363-й пехотных дивизий, мы овладели городами Нове-Място и Любава. Впереди, в самой гуще Мазурских озер, запирая дорогу на север, стоял город Дейч-Эйлау (Илава). От него до Мариенбурга (Мальборка) и Эльбинга (Эльблонг) оставалось соответственно 75 и 105 км. А там уже низовья Вислы и Балтийское побережье.

Правее 2-й ударной армии в таком же высоком темпе и в том же направлении – к Балтике – продвигались 5-я гвардейская танковая и 48-я армии. Этот огромный клин, неумолимо врезавшийся в оборону противника и отсекавший Восточную Пруссию от остальной территории фашистской Германии, вызвал панику и целый ряд поспешных, непродуманных и несогласованных решений вражеского командования. Уже после войны я узнал некоторые подробности событий, происходивших в эти дни и в Восточной Пруссии, и в Берлине. Распадавшийся фронт группы армий «Центр» и группы армий «А» Гитлер попытался восстановить чисто «волевым» приказом от 19 января. В нем он возлагал ответственность даже на командиров дивизий за любой не санкционированный им лично маневр, любое наступление, за каждый отход и оставление занимаемой позиции. Документ по-своему знаменательный. Конечно, он не мог возникнуть ни в 1939 году, ни даже в 1943-м. Но его возникновение в январе сорок пятого, за четыре неполных месяца до окончательного разгрома гитлеровской Германии, вполне закономерно. Советская военная мощь ломала военную силу фашизма, генералы перестали доверять Гитлеру, он перестал доверять генералам, все метались в поисках выхода, а его не было.

В эти же дни, в двадцатых числах января, когда наш 2-й Белорусский фронт наступал на Мариенбург, Эльбинг, а 3-й Белорусский – на Кенигсберг, командующий 4-й немецкой армией генерал Госбах, понимая, что скоро, через [176] считанные дни, его армия окажется между молотом и наковальней, принял решение пробиться с армией из Восточной Пруссии на Вислу и в Восточную Померанию, пока есть еще выход вдоль моря через Эльбинг и Данциг (Гданьск). Разумеется, ничего из этой затеи не вышло. 4-я немецкая армия, снявшись с позиций, попала под удары советских танковых частей и начала распадаться на ходу.

22 января около полудня передовой отряд 372-й стрелковой дивизии генерала П. И. Радыгина вышел с юга к городу Дейч-Эйлау. В состав отряда входили второй батальон 1238-го стрелкового полка и первый дивизион 941-го артполка. Выше я рассказывал, как еще на подходе к границе этот передовой отряд неожиданно ночью столкнулся с группой танков противника, понес потери, и только мужество и стойкость пехотинцев и артиллеристов помогли им одержать верх в этом столкновении. Урок, как говорится, пошел впрок. Теперь передовой отряд продвигался, соблюдая все меры охранения, выслав далеко вперед разведку. Разведчики доложили командиру отряда, что подступы к городу перекрывает противотанковый ров и что фашисты встретили их сильным ружейно-пулеметным огнем из окраинных домов. Оттуда же бьют самоходные штурмовые орудия.

Командир отряда немедленно выдвинул приданную ему артиллерию на прямую наводку. Особенно отличилась вторая батарея 941-го артполка. В огневой дуэли ее расчеты подбили штурмовые орудия, а когда откуда-то из глубины города фашистская 105-мм батарея накрыла их несколькими залпами, выведя из строя одно орудие, остальные орудия продолжали вести огонь прямой наводкой, разбили дома, где оборонялась вражеская пехота, расчистили дорогу стрелкам.

Сбив этот заслон, передовой отряд ворвался с юга в Дейч-Эйлау. Начался напряженный уличный бой. Как выяснилось впоследствии, город обороняли несколько сводных подразделений 23-й и 68-й немецких пехотных дивизий, гренадерский батальон, две роты Гданьской морской школы и батальон местного фольксштурма.

Это был первый сильный уличный бой после прорыва в в Восточную Пруссию. Дома здесь каменные, с толстыми стенами и прочными подвалами. Противник заранее приспособил их под огневые точки для жестокой обороны, и командир 1238-го стрелкового полка, поспешивший к городу с главными своими силами и остальными дивизионами 941-го артполка, прямо в бою создал штурмовые отряды и группы. Главной их огневой силой стали легкие пушки и [177] гаубицы артполка, придававшиеся командирам стрелковых рот, а иногда и взводов. Расчеты катили орудия на руках в боевых порядках пехоты, расстреливая прямой наводкой огневые точки противника. Для этой цели были выделены три батареи. Остальные батареи артполка, а также выдвинутый из глубины 258-й минометный полк вели огневую дуэль с вражескими батареями с закрытых огневых позиций и вскоре заставили их замолчать.

Пока второй батальон с боем продвигался через город, командир 1238-го полка направил свой первый батальон в обход, на железнодорожную станцию. Маневр удался. Пехотинцы и артиллеристы вышли к станции, когда на путях метались гитлеровские офицеры и железнодорожники, пытаясь «вытащить» на север хотя бы важнейшие из трех десятков скопившихся здесь воинских эшелонов. Орудия седьмой батареи 941-го артполка ударили по эшелонам прямой наводкой, разбили три паровоза и этим как бы усилили всю эшелонную пробку.

Фашисты пытались еще удержать за собой железнодорожный мост, но дома, где были их огневые точки, разгромили прямой наводкой гаубицы 8-й батареи. Все двадцать восемь эшелонов были захвачены нашими пехотинцами. Два из них были с артиллерией, один с танками, один с автомашинами, остальные с продовольствием и обмундированием. В ночь на 23 января город был очищен от врага окончательно. Кроме эшелонов были захвачены два десятка орудий различного калибра, полторы тысячи винтовок и автоматов и много другой военной техники и снаряжения{65}.

Докладывая нам об этом бое, штаб артиллерии 108-го стрелкового корпуса среди других практических выводов сделал и такой: снаряды легких 76-мм пушек и 122-мм гаубиц, которыми вооружены артполки стрелковых дивизий, зачастую дают слабый эффект в противоборстве со здешними весьма прочными каменными строениями. Поэтому следует включать в штурмовые отряды тяжелые орудия – 122-мм пушки и 152-мм пушки-гаубицы и гаубицы. Это предложение было тотчас же осуществлено. Штаб артиллерии армии взял под жесткий контроль все передвижения частей и соединений тяжелой артиллерии, потребовав от их командиров «установить постоянную связь с первыми эшелонами стрелковых корпусов и перемещаться на расстоянии 5–6 км от них»{66}. Это позволяло при необходимости, в том числе при [178] начале боя в городе, быстро выдвинуть тяжелую артиллерию для поддержки и усиления штурмовых отрядов и групп.