Текст книги "Огневой вал наступления "

Автор книги: Константин Казаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 24 страниц)

Известно, что стрельба прямой наводкой – самый быстрый и требующий минимума снарядов способ поразить цель. Однако эффективен он лишь на дальностях 800–1000 метров. Между тем на Донском фронте в ноябре – декабре были случаи, которые иначе не назовешь, как увлечение прямой наводкой. Один старший начальник выставил на прямую наводку каждые восемь из десяти орудий. Они смели с лица земли цели в первой траншее врага. Но в его второй-третьей траншеях и дальше, на артиллерийских позициях и в районе расположения резервов, потери были минимальные. Отсюда и неуспех нашего наступления на этом участке. Другой начальник вывел орудия так близко к противнику, что артиллеристы оказались в зоне ружейно-пулеметного огня. Третий требовал, чтобы артиллерия, поставленная на прямую наводку, уничтожала блиндажи и землянки, то есть цели, расположенные горизонтально, а следовательно, более подходящие для обстрела на крутых траекториях – из минометов и гаубиц.

Все эти издержки, своего рода пристрастие к прямой наводке, Казаков и Надысев спокойно и подробно разобрали, объяснив, почему отличный в принципе метод огневого поражения, если он не сбалансирован, не дополняется другими видами и методами стрельбы, приносит отрицательный результат. Столь же интересны были примеры и выводы, [85] относящиеся к разведке целей, к наблюдению и корректировке стрельбы, к проводной связи в наступлении, ко многим другим аспектам боевой работы артиллеристов, к опыту, приобретенному в недавних боях.

Готовящееся наступление войск Донского фронта включало в себя запланированный на глубину до одного километра огневой вал и некоторые другие составные части артиллерийского наступления, которые до сих пор не применялись или применялись весьма ограниченно. Разработка планов использования артиллерии на полную ее мощь захватила всех нас и принесла большое моральное удовлетворение. Лично мне впервые с начала войны довелось заниматься артиллерийской подготовкой такого масштаба и таких потенциальных возможностей. Да и все мои товарищи работали с воодушевлением. В штабах артиллерии нас встречали очень хорошо, отношения сложились доверительные. Сорок лет спустя, когда Василия Ивановича Казакова уже не было среди нас, я прочитал его оценку деятельности опергруппы маршала артиллерии Н. Н. Воронова (он получил это звание в январе) в ходе Сталинградской наступательной операции. Документ он заключил так: «Можно также с уверенностью сказать, что артиллерийские штабы вследствие малочисленности и неподготовленности к руководству операцией такого масштаба не справились бы со своими задачами без помощи, которую оказали им командиры Главного управления командующего артиллерией Красной Армии»{32}.

Начало операции «Кольцо» было назначено на 10 января 1943 года. Ночь накануне выдалась очень хлопотливая. 11-я артиллерийская дивизия после длительного марша от станций выгрузки с железной дороги только что прибыла в район огневых позиций. Все необходимые меры, для того чтобы ее полки и дивизионы могли немедленно открыть огонь, были заранее приняты. Огневые позиции (около 70) и наблюдательные пункты (более 100) саперы оборудовали, связисты обеспечили проводной связью, артснабженцы подвезли боеприпасы, топографы «привязали» эти боевые порядки к местности. Артиллерийская дивизия могла вести огонь по любым, в том числе очень дальним и невидимым с наблюдательных пунктов, целям. Колонны, продвигавшиеся по степи, встречали особо назначенные командиры-операторы. Они разводили полки и дивизионы по огневым [86] позициям, вручали карточки целей с координатами и прочие необходимые боевые документы.

Эта работа заняла почти всю ночь, и на Казачий Курган мы вернулись часа за полтора до рассвета. Сюда же, на наблюдательный пункт командующего 65-й армией генерала П. И. Батова, примерно в половине восьмого утра прибыли представитель Ставки маршал артиллерии Н. Н. Воронов и командующий фронтом генерал К. К. Рокоссовский. Последующие полчаса, как и обычно перед атакой, прошли в томительном ожидании. Помню, что Константин Константинович Рокоссовский что-то спросил у Николая Николаевича о группировках 120-мм минометов, тот ответил. После паузы сказал:

– Сейчас тут фронт. А ликвидируем Паулюса – будет сразу глубокий тыл.

Эта мысль меня почему-то поразила. Действительно, от нашего внутреннего фронта окружения до фронта внешнего несколько сот километров, и стоит нам ликвидировать 6-ю немецкую армию...

Внезапно раздалась команда:

– Проверить часы!.. Семь часов сорок пять минут.

Это приказал командующий артиллерией 65-й армии генерал И. С. Бескин. Радисты и телефонисты повторили команду в свои аппараты, и во всех звеньях приготовившейся к наступлению армии командиры сверили часы. Взглянули на часы и все присутствующие в блиндаже.

– Зарядить! – скомандовал Веский и повторили связисты.

Опять томительная пауза – и новая команда:

– Наводчикам – взять шнуры!

Для того чтобы первый залп артиллерийской подготовки был строго одновременным, наводчики сотен орудий ровно за две минуты до часа Ч натянули спусковые шнуры. Но вот и он, час Ч – восемь часов пять минут утра 10 января 1943 года.

– Огонь!

Ударила артиллерия. Знакомо – ходуном заходила под ногами земля, и, чтобы не оглохнуть, пришлось открыть рот. Артподготовка началась 5-минутным огневым налетом по переднему краю обороны противника. Орудия и минометы били бегло, взрыватели мин и снарядов были поставлены на осколочное действие, чтобы нанести наибольшее поражение живой силе врага, которая, будучи застигнута внезапным огнем, металась по траншеям, окопам, артиллерийским и минометным площадкам. Затем наступил так называемый [87] период разрушения. Фугасные снаряды пушек и гаубиц, глубоко врезаясь в заледеневший снег и землю, разбивали окопы, ходы сообщения, убежища. А дальнобойная артиллерия посылала свои двух-, трех – и даже шестипудовые снаряды за многие километры, громя артиллерийские батареи, штабы, места скопления резервов и склады противника.

Если при артналетах огонь велся бегло, всей массой артиллерии, то в период разрушения каждая батарея имела свою цель. Стреляла по ней методично, с паузами между выстрелами, что давало комбату возможность вносить на ходу исправления в прицел и угломер и таким путем накрывать и уничтожать тот или иной объект.

Полчаса такой стрельбы, и по всей полосе прорыва последовало три артналета подряд: сначала по переднему краю, затем – в глубину обороны и опять по переднему краю. Это – чтобы запутать врага. Он думает, что, если огонь перенесен в глубину, значит, сейчас пойдут русские танки и пехота. Выбегает из убежищ, вылезает из снежных нор, чтобы встретить атакующих, и попадает под новый артналет. И хотя прием этот далеко не нов (он называется «ложный перенос огня»), однако эффективен. Ибо солдаты, которые слишком засидятся в укрытиях, считая, что очередной перенос огня – ложный, рискуют услышать из-за дверей приказ на чужом языке: «Бросай оружие! Руки вверх! Выходи по одному!»

Но вот во время артналета включилась в дело и пушечная артиллерия, поставленная на прямую наводку. Ее задача – разгромить все огневые точки на переднем крае, особенно пулеметные гнезда и противотанковые орудия, чтобы наши танки и пехота, поднявшаяся для броска в атаку, понесли наименьшие потери.

В артнаступлении 10 января артиллеристы Донского фронта применили и новый прием. Обычно гвардейские реактивные минометы заключали артподготовку мощным залпом. А в этот день время залпа (по свидетельству пленных, страшный для врага момент) было как бы оттянуто. Наши танки и пехота уже пошли в атаку, и только пять минут спустя (на артиллерийском языке это называется «Ч+5») ударили гвардейские минометы. Клубы черного дыма, растекающееся пламя вставали в глубине вражеской обороны над обратными скатами высот, над оврагами, там, где немецко-фашистские войска могли сосредоточиться для контратак или других активных действий.

А впереди пехоты, как бы ведя ее за собой, уже продвигался скачками по 100–200 метров огневой вал снарядных [88] разрывов. Он «прочесал» развалины первой траншеи, потом вторую и пошел дальше. За ним уходили к реке Россошка танки и цепочки пехотинцев. Мимо нашего наблюдательного пункта проезжали конные упряжки и тягачи с орудиями. Легкая артиллерия меняла позиция, чтобы не отстать от пехоты. Тяжелая артиллерия продолжала посылать снаряды за Россошку. Кончался второй период артнаступления, когда артиллерия сопровождала огнем, в данном случае огневым валом, атакующую пехоту. Наступал третий период – бой в глубине. Централизованное управление артиллерийским огнем теперь было децентрализовано, артиллерийские части и подразделения перешли в подчинение общевойсковых командиров, ведущих бой.

Оборона противника в западном ее секторе была вскоре прорвана. 65-я армия генерала П. И. Батова через Дмитриевку и совхоз № 1 вышла в долину реки Россошка. Правее, через укрепления у Мариновки, устремились к той же реке дивизии 21-й армии генерала И. М. Чистякова. Наносившая вспомогательный удар, эта армия быстро добилась успеха, командующий фронтом усилил ее двумя артиллерийскими дивизиями, в их числе и 19-й тяжелой генерала В. И. Дмитриева с ее могучими 152-мм пушками. Немецко-фашистские дивизии отходили на восток, к Сталинграду.

Финал операции «Кольцо» и капитуляция остатков 6-й немецкой армии во главе с командующим генерал-фельдмаршалом Фридрихом Паулюсом описана уже в воспоминаниях Николая Николаевича Воронова, Константина Константиновича Рокоссовского, Павла Ивановича Батова и других участников Сталинградской битвы. Не хочу повторяться, поэтому приведу здесь только несколько эпизодов, в большей или меньшей степени связанных с действиями артиллерии.

Начну с памятного мне разговора. Было это на наблюдательном пункте незадолго до капитуляции противника. Николай Николаевич Воронов смотрел в окуляры стереотрубы, я передавал по телефону его приказание, когда в блиндаж спустился артиллерийский командир в черном полушубке и доложил:

– Командир 4-й артиллерийской дивизии полковник Игнатов по вашему приказанию прибыл.

Маршал артиллерии Воронов усадил его, сел сам и начал расспрашивать про его дивизию и как ему ею командуется. Полковник Н. В. Игнатов сначала отвечал на вопросы, а потом стал рассказывать сам. Человек с большим боевым опытом, недавний командир отличного артиллерийского [89] полка, умный и очень наблюдательный, он метко охарактеризовал достоинства и недостатки своей и вообще всех артиллерийских дивизий.

– Да, артиллерийская дивизия – это огневой таран в наступлении, – говорил он. – Это настоящая дивизия артиллерийского прорыва. Но у нас, товарищ маршал, есть масса орудий, да нет еще кулака. Возьмем, к примеру, мою четвертую дивизию. Легкие пушечные артполки придали пехоте. Нужное дело? Нужное! Кому же еще сопровождать пехоту огнем и колесами, отбивать танковые контратаки? Однако ушли оба артполка с пехотой, и связь с ними я на какое-то время потерял. А был бы штаб легкой бригады, он бы полками управлял и со мной, со штабом дивизии связь держал бы. То же самое и с гаубичными полками. Тоже ушли от меня, встали на позиции, а кто ими будет управлять? У гаубичников тоже штаба бригады нет, пришлось создавать не то чтобы штаб, но нечто подобное ему. А возглавил оба полка один из полковых командиров.

Самого меня назначили командиром левой подгруппы артиллерии дальнего действия, а проще сказать, опять-таки как бы комбригом моих дальнобойных пушечных полков. У меня конкретная боевая задача, конкретные цели. Уничтожил – дают новые, и заниматься остальными четырьмя полками, да еще находящимися далеко, у меня нет ни времени, ни возможностей. Вот и получилось у нас в бою вроде бы три отдельные бригады, каждая со своим предназначением. Однако ни штаба настоящего у них нет, ни средств связи, ни средств снабжения, ни своей разведки... Боевые задачи выполнили, но с большим напряжением и массой лишних хлопот. Товарищ маршал, бригадное звено, бригадные штабы для объединения однотипных полков сами напрашиваются...

Конечно, здесь я передаю беседу не дословно, но смысл ее. Причем и до этой беседы, и после нее мне доводилось примерно те же мысли слышать и от других артиллерийских командиров. Просто полковник Игнатов высказал их в более полном и законченном виде. Маршал Н. Н. Воронов спросил:

– Как ваше мнение: артиллерийская дивизия РВГК – это высшее соединение? Или пойти дальше? Например, сформировать артиллерийский корпус из двух-трех таких дивизий? Будет ли корпус в шестьсот, а может, и больше стволов достаточно управляемым?

– Будет! – убежденно сказал Игнатов. – И корпус, и даже артиллерийская армия... [90]

Николай Николаевич улыбнулся:

– Эка хватили, товарищ полковник: артиллерийская армия! А впрочем, если бы год назад мне сказали насчет артиллерийской дивизии, право слово, удивился бы еще больше...

Как известно, артиллерийские армии созданы не были, но артиллерийские корпуса прорыва в составе нескольких артиллерийских дивизий каждый сыграли крупную роль в операциях второй половины Великой Отечественной войны. А что касается дивизий, структура и состав которых прошли жесткую боевую проверку в Сталинградской битве, то они значительно усовершенствовались и стали истинно огневым тараном всех последующих прорывов советских войск. Были созданы гвардейские минометные дивизии, в каждой по три бригады реактивных установок; пушечные артиллерийские дивизии из четырех бригад дальнобойной артиллерии; артиллерийские дивизии прорыва из 6–7 бригад различного назначения – легких пушек, легких и тяжелых гаубиц, тяжелых пушек, орудий большой мощности, а также бригад обычных и реактивных минометов. Бригадная организация и соответствующие штабы такой дивизии, большое разнообразие ее боевых средств позволили сразу усилить артиллерийское обеспечение прорыва. Одни бригады разрушали особо прочные укрепления, другие подавляли и уничтожали вражескую артиллерию, третьи включались в артгруппы, поддерживающие пехоту, четвертые сопровождали эту пехоту как ее противотанковый щит. Штабы бригад обеспечивали оперативное управление артиллерией.

Ничего подобного, никакого развития артиллерии не наблюдали мы в стане противника. Правда, в сорок третьем году, копируя нас, Гитлер приказал создать артиллерийские дивизии. Насколько мне известно, сформирована была одна такая дивизия из остатков разгромленной танковой дивизии. Просуществовала она всего полгода, ее расформировали как не оправдавшую своего назначения. Действительно, собрать вместе несколько сот орудий – это же не задача. Задача в том, чтобы умело, гибко, оперативно управлять этим крупным соединением. Нужен сильный артиллерийский штаб, нужны квалифицированные специалисты различных, иногда с очень узкой специализацией, профилей. В фашистском вермахте таких штабов не нашлось, и создать их на ходу, на войне, оказалось делом невозможным. У нас был фундамент, заложенный и теорией и практикой еще довоенных лет. У них такого артиллерийского фундамента [91] не было. Сказывалось явное предпочтение, оказываемое фашистами танковым войскам и авиации, с одной стороны, и взгляд на артиллерию как на второстепенный род войск – с другой.

По этому поводу довелось мне вскоре после капитуляции 6-й немецкой армии там же, в Сталинграде, беседовать с пленными фашистскими офицерами. Маршал артиллерии Н. Н. Воронов вновь поручил нам с полковником Ростовцевым, нашим разведчиком, допросить взятых в плен немецких артиллеристов, Разговор был примерно такой:

– Почему немецкая артиллерия вышла на войну слабо подготовленной, в том числе в техническом отношении?

– Мы новую артиллерию не создавали, – ответил пленный. – Вы, конечно, знаете, что большинство наших орудий либо образца первой мировой войны, либо немного улучшенные. Гитлер делал ставку на танки и авиацию. Нам уделяли минимум внимания и минимум средств. Большинство артиллерийских заводов переоборудовали в авиационные или танковые. Потом мы захватили артиллерию у чехословаков, у поляков, у французов и англичан. Так, с разнокалиберной артиллерией, пошли войной на вас. Наше высшее военное руководство считало, что при наличии превосходства в танках и авиации пехота вполне обойдется легкими минометами и пехотными орудиями. Они просты в производстве и очень дешевы. Но провести с ними артподготовку... ну что могут легкие минометы и пехотные пушки? Так, пощипать ваш передний край, и только.

– Объясните: ваши артиллеристы предпочитают короткие артналеты не по цели, но по площади, на которой предполагается цель. В чем причина этой пустой траты снарядов?

– Причина в том, что у нас слабая артиллерийская инструментальная разведка. Вы засекаете наши батареи главным образом звуковыми артиллерийскими станциями, мы – с помощью авиационной разведки. И огонь ведем, если есть над целью наш самолет-корректировщик. А если нет, я ничего не знаю и не вижу, я не могу стрелять, я могу только пугать выстрелами. У вас есть командующие артиллерией с помощниками – со штабом. А я всего-навсего инспектор артиллерии. У меня нет ни людей, ни средств связи. Я вроде советника при пехотном командире.

– Нам сказали, вы недавно, уже из окружения, летали самолетом в Берлин к жене.

– Я летал не к жене. У меня два магазина в Берлине. [92]

У меня было предчувствие, что не вернусь с войны. Надо было устроить все дела.

– В окружении до последних дней при вас была большая группа артиллерийских унтер-офицеров. Мы знаем, группа была еще боеспособной. Почему вы с ними не пытались прорваться вниз по Волге, по льду? Такой план был?

– Да, был. Я его отверг.

– Почему?

– Ах, господа! Я тоже хочу жить. И все артиллерийские унтер-офицеры тоже. После всех ужасов, которые мы здесь испытали, не хватало еще напоследок вмерзнуть в волжский лед. Нет, господа, нет!..

* * *

4 февраля 1943 года наша оперативная группа получила приказ вернуться в Москву, в Штаб артиллерии Красной Армии. Вылетели транспортным самолетом. Была прекрасная погода – мороз и солнце. Внизу, под крылом, тянулись через развалины сталинградских улиц длинные черные колонны плененной 6-й армии. И там, в городе, и в окрестностях, и на горизонте не видно было никаких признаков боя. Прав был Николай Николаевич Воронов: ликвидировали окруженного врага – и сразу Сталинград стал глубоким тылом.

Противотанкисты

Еще осенью сорок второго года, в разгар Сталинградской битвы, я впервые услышал о новом немецком танке Т-VI – «тигр». Артиллеристы Ленинградского фронта прислали обстоятельный отчет о бое с «тиграми». Эти машины, опытные образцы, буквально вползли в артиллерийскую засаду на широкой лесной заболоченной просеке. Наши противотанкисты расстреляли «тигры» огнем по бортам и в корму. Такая довольно быстрая расправа с новым тяжелым танком не возбудила у нас особого интереса к этой боевой машине. Да и обстановка на южном крыле советско-германского фронта складывалась так, что никто из нас не мог отвлекаться для изучения третьестепенных в тот момент вопросов.

Вторая встреча наших артиллеристов уже с батальоном танков «тигр», имевших 100-мм броню и мощную 88-мм пушку, произошла в декабре 1942 года под Сталинградом. Действовал этот батальон в составе армейской группы «Гот», пытавшейся деблокировать 6-ю армию. [93]

В марте 1943 года «тигр» о себе напомнил. Мы получили разведывательную информацию из Германии. Уже два крупных танковых завода – Хеншеля и Порше – почти полностью переключились на производство тяжелых танков «тигр» и еще более тяжелых истребителей танков «фердинанд» (так они официально именовались в отличие от штурмовых орудий, вооруженных большей частью короткоствольными пушками или гаубицами). Даже те неполные данные, которые мы имели, говорили о мощи этих машин. 100-мм лобовая броня «тигра» и 200-мм броня «фердинанда» делали их трудно уязвимыми для бронебойных снарядов пушки ЗИС-3. Да и орудие, которым были вооружены вражеские машины, заставило задуматься. Были сведения о том, что дальность прямого выстрела этих 88-мм немецких пушек достигала полутора километров. Очень высокий показатель!

Ранней весной наши войска под Белгородом захватили несколько поврежденных машин. Все разведсведения подтвердились. Опытные стрельбы артиллеристов Воронежского фронта показали, что орудиям среднего калибра, вплоть до зенитных 85-мм пушек, придется маневрировать огнем и колесами, с тем чтобы вести по возможности фланкирующий огонь. Взять эти машины огнем в лоб будет тяжело. Правда, на фронт уже шли новые снаряды – подкалиберные и кумулятивные (бронепрожигающие), способные пробивать более толстую броню, чем мог пробить обычный бронебойный снаряд. Но таких боеприпасов было еще недостаточно, да и не для всех калибров они выпускались.

Как-то весной к нам в отдел зашел известный артиллерийский конструктор Василий Гаврилович Грабин. Бывая в Главном артиллерийском управлении (оно располагалось в том же здании, что и Штаб артиллерии РККА), он обычно навещал и нас. Интересовался, как ведут себя в бою его «детища» – модернизированная 45-мм пушка, новая 76-мм пушка и другие орудия. Я дал ему нужные сведения, в том числе и документы опытных стрельб по захваченным «тиграм». Вижу, Василий Гаврилович нахмурился. Действительно, оптимизма из этих сведений не почерпнешь. Я спросил насчет 57-мм противотанковой пушки – скоро ли пойдет в серийное производство. Он ответил, что уже пошла, что к лету мы сможем вооружить новой пушкой несколько противотанковых частей. Это было хорошее известие, поскольку в качестве чисто противотанкового орудия 57-мм пушка превосходила все наши пушки по основным показателям. Дальность прямого выстрела была у нее 1100 метров, на [94] дальности 500 метров пробивала 100-мм броню, то есть лобовую броню «тигра».

Василий Гаврилович добавил, что его конструкторское бюро работает над 85-мм танковой и 100-мм противотанковой пушками с еще более сильными боевыми характеристиками и что к концу года, самое позднее в начале будущего, 1944 года эти системы поступят на вооружение.

Вскоре наши заявки на 57-мм пушки Главное артиллерийское управление стало удовлетворять, и штаб артиллерии мог вооружить ими первые противотанковые части и соединения. Среди них была и 3-я истребительная бригада полковника В. Н. Рукосуева. Это был истинный боец прямой наводки – немногословный, крепкого характера, всегда собранный, решительный и смелый. Мне довелось лично знать Рукосуева, принимать участие в формировании его бригады, а после Курской битвы анализировать ее боевую работу. Превосходно проявил себя этот воинский коллектив! И в тяжелейшей борьбе с массированными танковыми атаками фашистов людям полковника Рукосуева помогли выстоять и победить новые, 57-мм противотанковые пушки. Далее расскажу об этом подробнее, а пока что вернусь к нашей работе в весенние месяцы 1943 года.

Артиллерийские группировки создавались с учетом непрерывно уточнявшихся данных о развертывании ударных группировок противника на северном и южном фасах Курского выступа. Однажды маршал артиллерии Н. Н. Воронов, вернувшись из Ставки, собрал нас и проинформировал о том, что четыре эсэсовские моторизованные дивизии, сосредоточенные в районе Белгород, Харьков, переформировываются в танковые, в каждую из них включается батальон (45 машин) танков «тигр». С учетом танковой дивизии «Великая Германия», также получившей батальон «тигров», и 10-й танковой бригады, вооруженной тяжелыми танками Т-V («пантера»), стало ясно, что большинство новых тяжелых машин вражеское командование сосредоточивает на южном фасе Курского выступа, вооружая ими лучшие свои соединения.

Николай Николаевич Воронов потребовал от нас еще раз проверить планы распределения по фронтам новых артиллерийских формирований. В результате последовавшей работы была еще более усилена противотанковая артиллерия 6-й гвардейской армии, оборонявшейся на главном направлении предполагаемого наступления немецко-фашистской группы армий «Юг». К июлю армия получила десять отдельных истребительно-противотанковых полков и две истребительно-противотанковые [95] бригады двухполкового состава. Артиллерийские противотанковые резервы располагались таким образом, чтобы при необходимости можно было в кратчайший срок усилить угрожаемый участок, доведя число артиллерийских противотанковых орудий до 20 и более на каждый километр фронта. Это высокий показатель.

Соответствующая подготовительная работа велась и по группировке и перегруппировке артиллерийских частей другого назначения и других калибров. Мне и моим товарищам эта работа приносила большое моральное удовлетворение. Артиллерии было много, что позволяло насытить ею боевые порядки пехоты, создать мощные противотанковые щиты, иметь сильные артиллерийские резервы буквально во всех командных звеньях – от фронтового и до полкового. Легкую и противотанковую артиллерию дополняли тяжелые и сверхтяжелые калибры, объединяемые в корпусные и армейские группы для выполнения различных «дальнобойных» задач.

Вся артиллерия и Центрального и Воронежского фронтов с высокой нагрузкой отлично поработала в ходе оборонительного сражения Курской битвы. Били танки врага прямой наводкой, расстреливали огневые точки и атакующую пехоту, громили штабы, командные пункты, резервы, расположенные на добрый десяток километров от передовой. Но здесь мне хочется все же выделить именно противотанковую борьбу. Она сыграла огромную роль в этой битве, и если сейчас мы с вами полистаем отчетные документы штабов, анализировавших эти бои по свежим следам, то непременно найдем в различных вариантах четко выраженную главную мысль: «Июльские оборонительные бои в основном представляли собой борьбу артиллерии с танками противника»{33}.

Для того чтобы молодой мой читатель, особенно военный, лучше понял, за счет чего именно, за счет каких крупных общеартиллерийских мероприятий наша артиллерия к лету сорок третьего года поднялась на качественно новую ступень, скажу немного о теоретических делах, которыми приходилось мне и моим товарищам по Штабу артиллерии Красной Армии заниматься зимой – весной 1943 года. По указанию Николая Николаевича Воронова, наш оперативный отдел тщательнейшим образом пересмотрел документы годичной давности, особенно те, что относились к артиллерийской тактике. Однажды маршал Воронов вызвал меня, [96] у него уже сидел генерал А. К. Сивков. Николай Николаевич сказал:

– Вот смотрю отчеты и доклады Юго-Западного и Брянского фронтов за весну 1942 года. Артиллерии много, боеприпасов накопили достаточно, боевая подготовка проходит интенсивно, с хорошими показателями. В общем и целом мы имели тогда благополучную картину. А месяц спустя фашисты танковыми таранами прорвали оба фронта, и наша артиллерия, в том числе противотанковая, не смогла их остановить, обескровить. Мы потеряли много артиллерии, а фашистские танки оказались под Воронежем, Сталинградом и на Северном Кавказе. Прошу вас обоих, каждого по своей части, доложить мне и ответить на вопрос: в чем главные недостатки нашей противотанковой артиллерийской тактики, как конкретно выразились они в летних боях прошлого года, что, по-вашему, необходимо предпринять, чтобы новую летнюю кампанию наша артиллерия встретила во всеоружии, эффективно использовала все новейшие тактические приемы?

Я уже достаточно долго работал под началом маршала Воронова, знал, что, коли он ставит подчиненным задачу, он ее сам предварительно и всесторонне уже продумал и ждет, что мы подтвердим или опровергнем его выводы. Действительно: продолжая разговор, он обратил наше с генералом Сивковым внимание на три главных пункта, правильное или неправильное понимание которых ведет артиллерию соответственно к успеху или неуспеху в боях с танками врага. Это эшелонирование опорных пунктов – по возможности, глубокое – на путях вероятного движения танков противника; это круговая оборона опорных пунктов с привлечением инженерных заграждений, с использованием естественных препятствий и всех видов оружия, а не только артиллерии; это, наконец, максимальное приближение всей пушечной артиллерии – даже самых тяжелых калибров – к танкоопасным направлениям.

– Надо преодолеть инерцию, – сказал нам маршал. – Надо смелей включать тяжелые калибры в общую систему противотанковой обороны. А если говорить образно, то ни один орудийный ствол не должен молчать, когда фашистские танки прорываются в глубину обороны.

Сейчас, по прошествии многих десятилетий, этот вывод кажется сам собой разумеющимся. Тогда он был новым шагом в противотанковой тактике. Если в 1941–1942 годах наши тяжелые пушки и пушки-гаубицы вели огонь по немецким танкам только при чрезвычайных обстоятельствах, [97] так сказать, вынужденно, в целях самообороны, то в сорок третьем году, а точнее, с Курской битвы такие калибры пушек, да и гаубицы иногда, включались в общую систему глубинных противотанковых опорных пунктов или районов. Таким образом, в оборонительных боях борьба с танками противника стала делом всей артиллерийской группировки того или иного участка фронта.

Мало того. Дальнейшая разработка тактики противотанковой обороны привела командование артиллерии Красной Армии к мысли практически готовить к борьбе с немецкими танками и реактивные минометы. Их стрельба по атакующим танкам с закрытых огневых позиций практиковалась уже давно. Однако и стрельба прямой наводкой то и дело встречалась и в документах, поступающих с фронта, и в рассказах участников и очевидцев таких, в общем-то, необычных случаев. Николай Николаевич Воронов предложил генералу А. К. Сивкову обобщить эти факты и составить рекомендации для гвардейцев-минометчиков, главным образом для самообороны при внезапном прорыве танков противника к огневым позициям.

Нелегкая досталась генералу Сивкову задача, но он был крупный специалист, хорошо знал все тонкости противотанковой борьбы. На первый взгляд, реактивная установка и стрельба прямой наводкой – это вещи взаимно друг друга исключающие. Вот установка для метания 130-мм мин (М-13), смонтированная в кузове автомашины. У нее отсутствует нарезной ствол, который заставляет снаряд вращаться вокруг своей оси в полете, придавая ему устойчивость, а следовательно, меткость стрельбы. Дальность прямого выстрела очень мала.

Еще менее годными для работы на прямой наводке представлялись новые тяжелые реактивные минометы 310-мм (М-31). Это были специальные рамы, устанавливаемые на земле. Для того чтоб развернуть их, положим, к флангу огневой позиции, навстречу танкам, требовалось очень много времени.