Текст книги "Невеста в бегах. Гуси, грядки... герцог?! (СИ)"

Автор книги: Константин Фрес

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 17 страниц)

Глава 4

Владелец повозки оказался человеком жалостливым.

Увидев мое перепуганное лицо с синяком на виске, мою растрепанную одежду, он взял меня к себе на воз без лишних вопросов.

Наверное, подумал, что на меня разбойники напали.

Да так оно и было.

От удара камнем в висок я стала редкостной красавицей.

И без зеркала можно было оценить масштаб бедствия.

Вся левая половина лица налилась болью, веко нависло над глазом. Наверное, еще и посинело.

Щека и губы распухли.

Я даже плакать не могла, потому что было больно.

– А есть ли поблизости место, – прошепелявила я, – где можно на работу устроиться? Мне любая работа сгодится. Жить-то на что-то надо…

Возница оглянулся на меня, зарывшуюся в его сено, перевел взгляд на мою курицу, торчащую из свертка из шали.

– Вероятно, – неуверенно произнес он, – если ты в птицах разбираешься, тебя на фермах могли бы принять…

– На фермах? Что за фермы?

Возница снова с любопытством на меня глянул.

– Ты издалека, наверное?

– Да, так и есть, – легко согласилась я. – Из далекого… далека.

– Фермы мамаши Ферро, – охотно пояснил возница. Он не прочь был поболтать. – Там всегда нужны рабочие руки. Только… выдюжишь ли?

Он окинул меня недоверчивым взглядом.

– Больно уж тощая, – поделился возница своими соображениями. – А работа там не сахар.

– Ничего, выдержу, – я сжала зубы, чтоб не разреветься. Работенка, на которую меня подряжала маман, была еще тяжелее. И мамаша о моей хрупкости не заботилась.

– Ну, так тому и быть, – ответил возница.

Мы ехали долго, несмотря на его уверения, что фермы матушки Ферро где-то рядом.

Когда начало темнеть, он высадил меня в поле.

За длинной оградой виднелся маленький покосившийся домик. Огороды простирались до самого горизонта.

– Ну, вот, – он указал на эту хижину. – Это дом работников. Поди туда, спроси, не нужны ли им помощники.

На прощание он сунул мне в руки узелок с остатками его обеда. Хлеб, немного сыра, три вареных яйца.

Пару медяков выудил из кармана.

И, подстегнув лошадку, поехал по своим делам дальше.

А я осталась стоять на дороге.

В горле у меня стоял ком.

Этот незнакомый человек сделал для меня больше родной матери. И дал больше нее. Практически все, что у него было.

Впрочем, горевать было некогда. И я двинула по направлению к домику.

Дом показался мне запущенным, грязным и необитаемым.

Хотя вокруг него огороды были ухожены, лишней травинки не росло.

А в жилище темнота, паутина.

Печь давно погасла, и, кажется, не топилась много дней.

Три дощатых лежанки. Только на одной подобие матраса, тонкого, драного. Остальные пустые.

Нехитрая мебель – стол и лавка. Деревянное ведро в углу, да метла за дверью.

И все.

Если раньше я тревожилась, а пустят ли меня на ночлег, то теперь все сомнения улетучились.

Видно было, что живут тут люди совсем не чванливые. Точнее, один человек.

«Вернется с работы голодный, – размышляла я, стряхивая пыль и крошки со стола, – а я ему ужин… Вот и сговоримся».

Становилось все темнее, а работничек все не шел.

Я успела и воды принести – колодец был рядом с домом, под старой кривой яблоней, – и отмыть стол с лавкой, и нарезать тонкими ломтиками хлеб и сыр.

Зажгла огарочек свечи, чтоб было хоть немного светлее.

А все никого не было.

Я уж начала сомневаться, а живет ли тут кто вообще. Проглядела все глаза в окошко.

Но никого не увидела.

Устав, я уселась за стол, привалилась плечом к стене.

И начала уж задремывать, как вдруг по двору прошелестели быстрые шаги и вслед за этим стукнула дверь.

Я подскочила, протирая сонные глаза.

На пороге, таращась на меня, стояла девчонка с корзинкой.

Совсем еще маленькая, лет десяти, двенадцати. Тощенькая, серенькая. В огромном сером переднике и с такой же огромной серой блинообразной шляпой на голове.

Наверное, когда-то эта шляпа была высоким чепцом. Но потом передумала.

– Здра-а-а…– протянула девчонка, в испуге прижимая к груди корзинку и пятясь к дверям.

Ее мордашка была заревана.

Она перестала плакать, наверное, чтоб испугаться меня. Еще бы, такую-то рожу! Наверное, я наполовину лица синяя была. Редкостное косорылое чудовище.

– Нет-нет-нет! – я выставила руки вперед. – Только не бойся меня. Я ничего дурного не сделаю! Я пришла спросить… то есть, узнать… Можно ли на работу устроиться?

Мой голос прозвучал почти робко, и девчонка передумала рыдать и пугаться.

– Куда на работу? – мрачно спросила она. – К матушке Ферро, на фермы?

– Ну да, – кивнула я. – Ты же тут работаешь?

– Да, – слабо вздохнула она. – Но тут получить денег почти невозможно. Так что подумай сто раз, прежде чем проситься в работники.

Она всхлипнула и прошла к столу.

С отчаянием бухнула свою корзинку на лавку.

Оттуда с тревожным писком вылезли пять желтеньких гусиных головок.

Крохотные гусята. Сколько им, день, два?

– Ой, хорошенькие какие, – умилилась я.

– Хорошенькие, – мрачно буркнула девчонка. Она терла глаза грязными кулаками и готова была разрыдаться. – Это погибель моя!

– Почему? – удивилась я.

– Маленькие они-и-и, – провыла девчонка, уже не сдерживаясь. – Гусышку недоглядели, остались они без мамки. Вот мне их отдали и велели выкормить.

– Ну так что с того? – удивилась я.

– Да как же я их выкормлю, – с отчаянием выкрикнула девчонка, – если на мне огород?! А эти еще сами есть не умеют, бестолковые! Да и без мамки орут! С ними целый день надо возиться! А если сдохнет хоть один, с меня шкуру спустят! Итак штрафов в счет жалования мне приписали!

Она жалобно всхлипывала.

– Я в последний раз жалование получала в позапрошлом месяце, – убито сообщила она мне.

– Как же так?! – поразилась я, припоминая ухоженный образцовый огород.

– Ну вот так. По мелочи набегает… То недогляжу рассаду, то не полью, то перелью… Дома у меня грязно, не успеваю я убраться. На мне же двадцать шагов города!

– Двадцать шагов! – ахнула я. По местным меркам, это было очень много. На такую маленькую девчонку… – Да где же тебе все успеть?!

– А никого это не волнует. Должна, раз подрядилась на работу. Теперь еще и гуси! Они знаешь, какие дорогие? Сдохнут – до нового года бесплатно буду работать! Так что ты подумай как следует, прежде чем наниматься к матушке Ферро. Она найдет способ, как отнять у тебя то, что тебе причитается. Бесплатно будешь работать. За кров и ложку каши.

– Что же ты ешь? – ахнула я. – Во что одеваешься?

Она снова всхлипнула и грустно повесила голову.

Ее странный чепец унылым блином сполз на сторону.

– Вот, – пробормотала она, вытаскивая из-под гусят холщовый мешочек с крупой, – этим пшена дали. Велели варить и их кормить. Если они сдохнут, то мне как раз на неделю хватит…

От этих откровений у меня здорово поугас энтузиазм.

Да уж, положение…

Меж тем гусята разпищались. Они тянули шеи и орали до хрипоты.

– Есть хотят, – прошептала девчонка.

– Так, не реветь! – тут же скомандовала я. – Ты знаешь что? Садись-ка, поешь. А я их покормлю.

– Чем? – удивилась девчонка.

Но ее взгляд уже был прикован к столу. Нехитрое угощение – сын и хлеб, – захватили ее внимание целиком. Она живенько уселась к столу и жадно ухватила краюшку хлеба. Я же подступила к гусятам.

Желтенькие пуховички, как же мне их было жаль!

Пока они верещали, я покрошила все три яйца в мелкую крошку и положила перед гусятами на тарелке.

Но гусята не понимали, что надо делать.

Шлепали лапами, затаптывая еду.

– Тьфу ты, грех, – расстроилась я. – Впрочем…

О курице-то я о своей забыла!

А та, закатанная в шаль, так и спала в узелке у давно погасшей печи.

Я ее вытряхнула и поставила перед блюдцем с рубленным яйцом.

Лысая, полусонная, она тотчас сообразила, что от нее требуется.

Есть! Пить!

Работая острым клювом, она принялась клевать яйцо, и гусята не сразу, но все же последовали ее примеру.

– О, едят! – радостно прокричала девчонка, набивая рот очередным куском хлеба. – Едят!

Тут мне пришлось оттянуть мою пернатую помощницу за лысую гузку, ибо она уж сильно увлеклась. А пятеро желтеньких крох уже достаточно поняли, что от них требуется.

В глубокую миску мы налили воды, и малютки принялись пить. И купаться пробовали.

– Ах, замерзнут! – сокрушалась девчонка, оттаскивая намокших птенцов от плошки. – Простынут и помрут! Где мы их сушить станем?

– Может, слегка подтопить печку? – спросила я.

– Ага, а дров где возьмем?

– А чем же ты топишь зимой?

– Зимой дают по пять поленьев на день, – серьезно проговорила она. – И по четверть ведра угля. Если мы сейчас это сожжем, то зимой придется в холоде сидеть.

– Значит, пусть сами себя греют, – ответила я.

В корзинку я постелила свою шаль, усадила на нее гусят. Они сбились в кучу, тревожно попискивая. Я аккуратно укутала их, и постепенно они затихли, пригревшись.

– Завтра твоей шали конец, – заметила девчонка.

– Ничего. Постираем, повесим сушиться. К вечеру она будет как новая. Ты наелась?

Девчонка, хоть и была голодна, а все же пару кусочков хлеба мне оставила. Самых маленьких, но все же.

– Да, – прошептала она, совершенно счастливая.

– Ну, будем знакомы? Меня Эстелла зовут, – сказала я.

– Анника, – представилась она.

Глава 5

– Но тебе правда не стоит наниматься к госпоже Ферро, – продолжила Анника. – Она выплатит тебе максимум первых два жалованья. А потом начнет придираться по мелочам. И чем больше ты будешь на нее работать, тем глубже увязнешь. А чтоб выбраться, надо выплатить отступные.

– Вот как?!

– Конечно. Ведь плату за жилье с тебя не будут взимать.

Я задумалась.

– А пожить у тебя можно? – спросила я. – Ну, в твоем доме? Я буду помогать, честно! С гусятами вот помогу, чем смогу. И дом приберу, если что. Глядишь, у тебя штрафов будет меньше.

Я покопалась в кармане и достала пару монеток, которые дал мне возница.

– Этого, конечно, немного, – сказала я, – но ведь можно купить хлеба…

У Анники глаза заблестели.

– Хлеб! – прошептала она. – А тут еще пшено… можно кашу сварить!

– А если уж совсем станет голодно, – подхватила я, – сварим вон суп. Из моей курицы!

Я протянула руку, чтоб погладить несчастную птицу.

Ну да, я ее спасла.

Но такова птичья доля. Я готова была ею пожертвовать ради нас с Анникой.

Но что-то пошло не так. У курицы, как ни странно, на этот счет были свои планы.

– Руки прочь! – выкрикнула вдруг эта пернатая – пардон, лысая! – птица, отпрыгивая и забиваясь в угол между стеной и печкой. – Или я за себя не отвечаю!

Анника подскочила, как ужаленная, отпрянула, и тотчас же упала, споткнувшись о ведро.

Она рухнула задницей прямо в него, задрав ноги и выбив целый фонтан холодной воды.

Но говорящая курица ее так напугала, что Анника не обратила внимание на холод.

Вытаращив глаза, не мигая, она мужественно выдрала себя из ведра, и ухватила метлу.

– Демон! – выдохнула она.

И попыталась прихлопнуть несчастное лысое создание.

Курица, забившись в угол, отбивалась, как тигрица. Клевалась, кудахтала и дрыгала ногами.

А я просто-таки остолбенела. Даже двигаться не могла.

–…Олег Петрович?! – только и смогла вымолвить я, потрясенная до глубины души.

Этот голос, эти интонации, эту спесь в голосе я не спутаю ни с какими другими!

Это хорошо завуалированное превосходство, яд, сквозящий в каждом слове!

Противный препод, что мучил меня на пересдачах! Это он, он оказался в теле ощипанной курицы!

Услышав свое имя, он – курица, – на миг перестал сопротивляться и Аннике удалось прихлопнуть его метлой.

Да так, что он уселся на лысую гузку, растопырив лапы и раскрыв клюв.

– Денежкина?! – прохрипел он, тараща на меня глупые куриные глаза.

– Вот тебе! – торжествовала Анника.

И я еле успела ухватить ее за руку чтобы остановить следующий удар. Не то курице пришел бы конец.

– Стой-стой-стой! – взмолилась я. – Это не демон, это…

– Говорящая курица! – рычала Анника. Она просто рвалась в бой. – Значит, демон! Суп из демона будет угоден Свету! И наваристый, должно быть, получится!

Откуда в ней такая кровожадность?! Впервые видит курицу, а уже готова ей кишки выпустить!

– Уберите от меня свои руки! – снова завопила курица, вжимаясь в кладку печи.

– Суп из демонячьих потрохов! – Анника снова взмахнула метлой, как Смерть – косой. – Наверное, у тебя вкусное сердце!

Вот честное слово – тут курица побледнела. У нее закатились глаза и гребень побелел.

– Нет-нет-нет! – затараторила я. – Это… несчастный скиталец меж мирами! Заблудился, попал не туда! Это не демон!

– А такие бывают? – удивилась простодушная Анника.

Мы с курицей закивали, как по команде.

– Да, да, – говорила курица.

– Да, – подхватила я. – Мне бабушка рассказывала! Иногда люди умирают в одном теле и возрождаются в другом. Но совсем не в своем, а…

Я провела рукой по лицу и вдруг замолкла, словно меня холодным ветром обдало.

А чего, собственно, я за него хлопочу?

Кто мне этот ощипанный цыпленок?!

Это из-за него я страдала в той жизни.

Из-за него попала в эту, где меня продали, как овцу на бойню!

Он же уморил меня своими пересдачами!

– Она говорила мне, – зловеще продолжила я, – что некоторые грешники за свои гнусные дела иногда попадают в другие миры. В непривычные им миры. И становятся слабыми животными. Мышкой, жуком. Или вот курицей.

– Да что ты говоришь! – ахнула Анника.

– Да, да. И там их мучают, – я многозначительно вздернула брови. – Например, курицам выдергивают перья…

– Я не курица, я петух! – зашипела курица и покраснела.

– Петух? – с сомнением произнесла Анника, разглядывая несчастного Олега Петровича. – Что-то не похоже. Петухи обычно крупнее.

– Я молодая особь! – провыла несчастная птица.

– Цыпленок! – едко подсказала я.

– А у молодых особей…

– У цыплят!

–…слабо выражен половой диморфизм!

– Чего?! – Анника остолбенела, вытаращив глаза и раскрыв рот.

– Он говорит, что еще очень маленький, – пояснила я. – Не видно еще, кто он, курица или петух.

– Размером он со взрослую курицу, – заметила Анника. – И если он петух, и еще цыпленок… О-о-о, он вырастет огромным! Суп из него получится что надо! А перьями подушку набьем. Если они отрастут, конечно.

– Прекратите каннибализм! – заверещал снова Олег Петрович, в истерике забиваясь в угол. – Я человек! Не смейте меня есть!

– Ты курица, – отрезала Анника безжалостно. – И ты попал сюда за свои грехи. Так отчего я должна быть к тебе добра?

Курица выглядела жалкой и подавленной. Гребень у нее свесился набок, клюв раскрылся, словно несчастная птица задыхалась. Сердце у меня дрогнуло от жалости.

– Ладно, не надо его пугать, – великодушно сказала я. – Может, он нам еще пригодится?

– В жарком, – кровожадно сказала Анника. – Или под соусом в картошке!

Это не девочка, это истребитель демонов какой-то!

– Греть гусят, например! – нашлась я. – Матери-то у них нет. Вот и будет наша курочка их опекать. Обрастет перьями, будет прятать под ними птенцов…

– Я петух!

– Ну, хорошо, в суп так в суп, – покладисто согласилась я.

Курица тотчас сникла.

– Согласен, – проквохтал несчастный Олег Петрович.

И я, ухватив его под крылья, откинула концы шали и усадила к гусятам.

– Вот, – сказала я, прикрывая несчастного голого Олега Петровича шалью. – Они будут на твоей совести. Будешь за ними приглядывать.

– Сбежит, – скептически заметила Анника. – Надо за ногу его привязать.

– Сбежит, значит, окажется в супе вдвое быстрее, – отрезала я. – Или собаки порвут. Много ты видела бесхозных куриц, разгуливающих на свободе?

Глава 6

Приключения эти так меня утомили, что я свалилась на свободную лежанку и уснула, как убитая.

А утром, едва расцвело, Анника меня разбудила, деликатно потрогав за плечо.

– У меня остался примерно час до работы, – переминаясь с ноги на ногу, произнесла она. – Может… ну, ты хотела помочь мне… и купить хлеба…

Она окончательно смутилась и промямлила что-то невнятное.

Я так и подскочила.

– О, конечно! – я торопливо нашарила в кармане два своих медяка. – Вот, бери!

Анника повеселела.

– Тут до дома распределительницы пять минут! – радостно сообщила она мне. – Я куплю у нее краюшку хлеба и приду!

– Хватит только на краюшку? – спросила я.

Откровенно говоря, у Эстеллы-меня были отдаленные представления, что сколько стоит.

Я пришлая, мира этого не знаю. А Эстелла до сих пор жила в обеспеченной семье.

Да и вряд ли она ела отрубной темный хлеб.

Две медных монетки – я сомневалась, можно ли на них купить вообще что-то.

Но Анника с жаром закивала головой.

– Если разрешишь, – проговорила она с мольбой в голосе, – я куплю еще что-нибудь… Например, молока!

– Тогда я смогу сварить тебе немного каши, – улыбнулась я. – Давай! Трать все! В конце концов, не самые большие деньги в нашей жизни. Будет у нас и больше!

Анника убежала, а я поднялась. Стряхнув сон, оправив платье, решительно направилась делать скопившиеся дела.

А таковых набралось немало.

Гусята наши спали, пригревшись под шалью. У них там было жарко-жарко. Значит, уже не замерзнут, не простынут и не помрут.

И Олег Петрович – тоже спал, в несвойственной курам позе.

Он завалился на бок, вытянулся во весь рост, положил голову на пушистый зад одного из гусят. Нашел же себе подушку… И какой сон крепкий!

– Совесть тебя не терзает, петух щипанный, – ворочала я сердито. – Я тут из-за тебя, между прочим!

Но Олег Петрович меня не слышал.

Препод дрых, раскрыв клюв и вытянув тощие лысые лапы. Да так блаженно, так сладко… кажется, даже похрапывал. Наверное, думал во сне, что весь кошмар ему привиделся.

Господи, что мне с ним делать теперь?! И как его-то угораздило попасть вместе со мной?! Может, после сна его того… обратно выдует?! Ну, пожалуйста!

Меньше всего я хотела видеть рядом этого щипанного петуха.

И слышать его язвительные замечания.

Хоть он сейчас и не в том положении, чтоб вести себя так.

Но, думаю, такую курицу только могила исправит.

Размышляя над этим странным попаданством, я подвязала волосы, надела серый фартук Анники и сходила за водой.

Готовить-то надо было! Для тех же гусей кашу сварить на воде.

Немного повозившись в печи, я нашла небольшой котелок и несколько тонких высохших поленьев. Трех хватит, чтоб сварить еды нашим гусям.

Одно из них я распустила на лучины, чтоб скорее разгорелись.

Из печи серой от пепла короткой толстенькой метелкой вымела всю сажу в угольное ведро. Вычистила печь, вымела всю золу. Выскоблила кирпичи, из которой печь была сложена. Водой прибила поднявшуюся серую пыль.

Надрала с полена тонкой сухой коры, сложила лучину шалашиком, под него сунула кору.

Развела огонь, и когда он разгорелся сильнее, сунула в него полено.

Котелок почистила песком, отыскавшимся рядом с домиком.

Сполоснула его как следует. Он даже заблестел.

Крупу хорошенько промыла, чтобы готовая каша не слиплась в ком, а осталась рассыпчатой.

В котелок засыпала мытого пшена, налила свежей холодной водицы. Поставила котелок на огонь и занялась уборкой.

Когда каша запыхтела, а я домывала стол, соскребая с него всю пыль и грязь, явилась Анника.

Корзинка ее была занята гусями, так она принесла припасы в собственном задранном подоле.

И мордашка ее просто лучилась от счастья.

– Смотри, – радостно затараторила она, осторожно примостив свою добычу на лавку. – Сколько всего!

Хлеб она купила, это верно.

Вместе с ним пары медяков ей хватило на бутыль с молоком и мешочек с крупой. Еще в ее подоле была соль в кульке из темной бумаги небольшой кусок желтого, самого лучшего и самого сладкого сахара!

– Это для чая, – оправдывалась она, поняв, что я заметила лакомство. – Немного с утра взбодриться… а то просыпаешься, а сил нет.

– Я понимаю, – мягко ответила я. – И совсем не против.

Еще, помня о гусятах, Анника принесла пару яиц.

– Ну, они же совсем маленькие, – пояснила она. – Пшено это хорошо, но яйца им полезнее…

И снова будто оправдывается.

– Да, ты права, – кивнула я, чтобы ее ободрить. – Ловко ты распределила деньги, я бы лучше не смогла. Молодец! Никого не забыла!

От моей похвалы Анника расцвела. На ее грязненьких щеках появился румянец.

– Давай поедим и займемся работой, – перенося ее припасы на стол, скомандовала я. – Смотри, гусята проснулись. Надо б им сварить яйца.

Гусята проснулись и попискивали.

А Олег Петрович все еще спал. Странное поведение для курицы.

– Может, сдохла? – осторожно предположила Анника, тыча в птицу пальцем.

Но курица была жива.

– А-а-а, – протянула курица во сне лениво. И ногой дрыгнула, отбиваясь от назойливой руки.

Затем эта странная птица перевернулась на спину, расталкивая пищащих гусят, и захрапела.

– Она точно не демон? – неприязненно произнесла Анника. – Жуткая какая курица… Она что, слюни пускает?

– Во сне такое бывает, – ответила я.

– Но не с курицами, – твердо ответила Анника. – Смотри, она язык вывалила. Фу, противная какая…

Откровенно говоря, от этой птицы и мне было не по себе.

Я смотрела на лысую птицу, а видела спящего Олега Петровича.

Ну, вот не знаю, как это выходило. То ли мимика у птицы была очень уж похожа, то ли воображение у меня бы хорошее.

– Оставь ее в покое, – ответила я Аннике. – Пусть нам помогает. Назовем ее… Петрович.

– Странное имя, – сказала Анника. – Петро… вич.

– Как раз для такой страной птицы, – ответила я. – Если не будет от нее проку – прогоним.

Признаться, теперь у меня рука б не поднялась отправить несчастного в суп.

Но Анника имела на этот счет друге мнение.

– Зачем же гнать, – хищно и ужасно коварно сказала она. – Знаешь, как давно я не ела домашнего супа с лапшой?

Я расхохоталась.

– Давай сначала поедим то, что у нас есть, – сказала я. – А потом уж подумаем о лапше.

Принесенных продуктов было, конечно, мало.

Но Анника вскипятила в закопченном чайнике воды, и мы после завтрака хлебом и молоком попили чая, кипятка с сахаром. Мы разбили кусок на несколько кусков поменьше.

И, казалось, вкуснее сахара я в жизни не ела!

Гусятам мы скормили рубленное яйца. И поели они куда больше, чем вчера. Да еще и немного каши захватили.

Анника не утерпела, ухватила из котелка пару ложек, когда кормили гусят. Каша была несоленой, и девочка досаливала ее прямо в ложке.

– Остальное вечером им скоромим, – сказала я. – А днем я покормлю их зеленью. Растет тут поблизости одуванчик или мокрец?

Анника оглянулась, будто ее мог кто подслушивать, и придвинулась ко мне.

– Растет, конечно, – доверительно сообщила она мне. – Но только пасти гусей там нельзя, попадет…

– Это еще почему? – удивилась я.

– Потому что за оградой фермы земли-то герцогские, – ответила Анника серьезно. – Понимаешь? И он будет против, если гуси госпожи Ферро будут есть его клевер. Но есть у меня одна тайна…

– Тайна? – насторожилась я.

– Ну, ты как будто бы человек надежный и хороший, – Анника поникла, – да и все равно узнаешь…

– Да что ж такого ты скрываешь?

– Огород! – выпалила Анника. – Свой маленький огородик!