Текст книги "Воссозданный (ЛП)"
Автор книги: Коллин Хоук
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 20 страниц)
– Идемте, – сказал Ахмос. – Портик Суда уже близко.
Земля и галька тропы сменились камнями, а впереди виднелся каменный храм.
– Это он? – спросила я.
– Да. Не мешкай теперь, – предупредил Ахмос, словно я могла вдруг решить их оставить.
Портик Суда напоминал древние руины. Огромные каменные блоки были разбиты и лежали в разных местах. Окон не было, только замурованные резные бреши напоминали, что там когда-то были окна. Колонны стояли по обе стороны внушительной каменной двери, внутри них горел огонь, отбрасывающий жуткий свет, оживляя рисунки снаружи. Напоминало фонари из тыкв с раскрытыми ртами, желающими проглотить мертвых. Сверху дымились жаровни, отбрасывая пепел.
– Страшновато, да? – спросила я.
– Так и должно быть, – ответил Ахмос.
– У них получилось запугать, – сказала я.
Ахмос схватился за железное кольцо на двери и потянул, пока Астен взялся за другое. С сильным треском двери раскрылись. Не думая, я потянулась к руке Астена. Хотя он и был удивлен, он не замешкался, наши пальцы переплелись.
Когда мы оказались внутри, двери сами закрылись. Факелы горели вдоль коридоров, кольца дыма оседали на каменных стенах как темные тени измученных душ. Я сжала ладонь Астена, и хотя знала, что он не чувствует, я ощутила пожатие в ответ. Это успокоило меня и нервы Тии.
– Что дальше? – прошептала я.
– Встретимся с богами, и твое сердце взвесят, – ответил Астен.
– А мне нужно это делать? Я же не мертва.
– Не знаю, честно говоря. Если ты рассказала правду, они тебя ждут. Тебе будет проще, чем большинству душ, дошедших сюда.
Я сглотнула.
– Надеюсь.
Мы вошли в большую комнату, где стояло три пустых трона. В центре были большие золотые весы, факелы бросали на огромный зал тусклый свет. Я словно была в подземелье, ждущая приговора. Астен отвел меня к выступу и ободряюще улыбнулся, оставил там, пока Ахмос выступил вперед и начал читать заклинание:
– Эта Душа пришла в загробный мир,
Преодолела канал неба и земли,
Прошла со стражами,
Ее пропустили белые бегемоты,
Ее пропустило дерево огня,
И она прошла невредимой
И готова следовать по выбранному вами пути.
Мы стояли втроем и ждали, что что-нибудь случится. Ничего не произошло, и Ахмос добавил:
– Она благородна и любима,
Выслушайте ее.
Комната содрогнулась. Когда дрожь утихла, из проемов влетела буря песка и создала ураган с человеческий рост. Песок затвердел, принимая знакомую форму.
Я подняла руку и помахала Анубису, а он приблизился, сердитый взгляд сменился улыбкой.
– Ты смогла, – сказал он.
– Не вашими стараниями. Ваши указания были размытыми.
– Я рассказал все, что мог. Ты пришла через Гелиополис? – спросил он.
Я кивнула.
– А как попала туда?
– Небу. И он просил передать послание.
Анубис шагнул ближе.
– Я же узнаю, о чем он просил.
– И? Вы скажете ей? – не сдавалась я.
Он вздохнул.
– Она уже знает.
Астен выступил вперед и положил на мою руку в защите ладонь.
Анубис помрачнел. Но тут появилось еще три урагана, и Анубис отступил, замерев у каменной стены.
Они появились на тронах. Нервно вдохнув, я вздернула плечи и посмотрела на трех богов перед собой. Двое были женщинами, еще один – мужчиной. Кожа мужчины была зеленоватой. Он был красивым, с темными волосами и пронзительным взглядом. Я вспомнила рассказ Амона о Сетхе и Исиде. Мужчина, сидевший передо мной, мог быть мужем крылатой богини, Осирисом.
Я не знала, кем были женщины. У одной была гладкая темная кожа и блестящие губы. Ее волосы были заплетены и закреплены на макушке красивым гребнем, она сидела величественно, с прямой спиной. Она напоминала строгую учительницу, хоть и красивую. Ее глаза оценивали меня, и мне показалось, что она была главной. Хотя Анубис и тот, в ком я подозревала Осириса, были такими же впечатляющими, как Гор и Амун-Ра.
В другой женщине все было мягким, и вела она себя тепло. Ее длинные светлые волосы ниспадали до талии, на ней были простые украшения – серебряный браслет, тонкий пояс из драгоценных металлов и тонкая цепочка на лбу и поверх ниспадающих волос. Она была в серебряных сандалиях, платье складками спадало на пол. Она ободряюще улыбнулась мне, и в ней было любопытство, когда я посмотрела в ее сторону.
Из ниоткуда появилась группа шабти в углу, они заиграли тихую музыку. Я узнала флейту, арфу, систрум, золотой инструмент, похожий на золотую ракетку для бадминтона, но вместо сетки там были диски, что двигались, когда им трясли. Я знала об этом инструменте только потому, что доктор Хассан недавно выкопал такой и подробно описывал в письме.
«Может, боги призвали музыкантов, чтобы успокоить мертвых, пока у них вырывают сердца для суда», – подумала я.
«Это приятно», – отметила Тиа.
«Не в том дело», – сказала я
«А в чем?».
«В вырывании сердец».
Другие слуги стояли рядом с богами, помахивая веерами из перьев страуса, держа тарелки с виноградом и кубками, блестящими от капель воды. Никто из шабти не смотрел на меня. Они старательно избегали взглядами место суда.
Первой заговорила красавица со строгим видом.
– Какое твое состояние? – спросила она.
– Состояние? Не понимаю.
– Прошу, ответь на вопрос. Какое твое состояние?
– Эм, жива, видимо?
– Ничего не выйдет. Она не готова, – возмутилась вспыльчивая женщина. – Уберите ее с глаз долой.
Ахмос и Астен тут же возразили, и вспышка силы слетела с кончиков пальцев женщины и заморозила их. Анубис шагнул ко мне, но один взгляд той женщины заставил его передумать, он вернулся, кривясь, на место.
Женщина с добрым видом заломила руки и сказала:
– Может, передумаешь? – но первая женщина посмотрела на нее, пока та не отвернулась. Наконец, та, что спрашивала меня, сделала шаг, подняла руку и сказала:
– Она будет изгнана и сослана туда, откуда пришла, чтобы вернуться, когда она сбросит оковы смертности.
Она махнула рукой, чтобы уйти, но тут с трона поднялся мужчина.
– Нет, Маат, – сказал он. – Не будет.
17
Весы Правосудия
– Осирис? – богиня Маат развернулась, ее рот превратился в удивленную О.
– Прошу прощения, – сказал Осирис. – Я не хотел оскорбить. Но ты знаешь, как и я, что она нужна нам.
– Это ты так думаешь, – ответила она. – Закон…
– Закон здесь не применим, – сказал Анубис, смело шагнув вперед, быстро взглянув на меня.
Маат уставилась но него, как на непослушного школьника, которого нужно наказать.
– Как ты смеешь так говорить? – рявкнула она. – Закон – это все. Без него не будет равновесия и порядка.
– Маат, – возразил Анубис, жестикулируя. – Ты не перегибаешь?
– Я? Ты позволил затмить сознание смертными. Ты надеешься на искупление, которого не будет. Даже если это позволить, чего не будет, вероятность успеха бесконечно мала и не стоит риска бессмертной душой. Тем более что с моей стороны будет глупо позволить это, когда Амун-Ра не поддержал это. А еще…
– Эм, он поддержал, – вмешалась я. – Он отвел меня к Черти в виде птаха Бену.
Маат повернулась ко мне.
– Замолчи немедленно! – завопила она. – Ты будешь отвечать, когда я задам вопросы. В других случаях молчи.
– Разве не я влияю на свою судьбу?
– Она права, – отметила добрая богиня.
Сказать, что Маат не нравились возражения, было бы жутким преуменьшением. Она отвернулась от меня, игнорируя меня, и обратилась к другой женщине.
– Не в этом случае нам допускать влияние смертной на наши решения, Нефтида. Я знаю, ты их любишь, но в этом деле тебе придется довериться моему опыту.
Нефтида нервно скрестила руки и посмотрела в мою сторону. Она кивнула и устроилась на троне. Я уставилась на нее, не понимая, как такая нежная и красивая богиня могла согласиться стать женой ужасного Сетха. Амун-Ра сказал, что она видела его сердце. Я бы не хотела к нему даже приближаться. Я поежилась, вспомнив его.
Маат повернулась ко мне, снова собираясь меня изгнать, но вмешался Анубис.
– Стой! Я буду ее покровителем.
Маат закрыла глаза и потерла пальцами переносицу.
– Ты не можешь, Анубис. Ты это уже знаешь. Закон говорит, что выбрать можно только одного смертного, ты это уже сделал. Этот, – она указала на Астена, – молодой… человек был твоим выбором. Ты отдал ему свои силы, как давно это было?
– Тысячелетия назад, – пробормотал Анубис, взглянув на Астена.
Маат улыбнулась.
– Именно. Можно защищать только одного живого смертного. И он жив… в каком-то смысле.
– Я встану за нее, – предложила добрая Нефтида.
– О, Нефтида, – Маат цокнула языком. – Тебе нельзя в этом участвовать. Ты знаешь, что из-за твоего мужа твои права урезаны.
– Знаю, – ответила Нефтида. – Но хочу помочь.
– Твоя помощь, напомню, ко всему этому нас и привела. Если бы ты не обратила внимания на своего мужа, то сказала бы нам, что он задумал, задолго до того, как нам пришлось призывать на службу Сыновей Египта. Мы не виним тебя, дорогая. Женщины часто поступаются принципами ради мужчины.
– Да, – слабо сказала Нефтида. – Конечно. Понимаю.
Мои ладони сжались в кулаки, и я едва сдержала когти. Тиа билась во мне. Нам не нравилась богиня правосудия.
– Зато я могу кого-то защищать, – вмешался Осирис, он поднялся с трона и приблизился к выступу. – Или нет, Маат?
Богиня замешкалась.
– Технически ты прав, Осирис. Но так ты поддаешься силам ее скарабея сердца.
– Вот и нет, – возразил он. – Можешь судить мое сердце, если хочешь, но ты знаешь, что я связан с Исидой. Я люблю жену. Наши отношения защищают меня от влияния скарабея. Анубис, – он указал на бога у стены, – под его влиянием…
Взглянув на Анубиса, Осирис принял решение. Анубис смотрел на меня и явно не хотел отводить взгляд.
– … но я – нет, – продолжил Осирис.
– Это хорошо, – сказала Маат. – Но я бы на твоем месте не тратила ценный дар на нее.
– Эй! – возмутилась я.
Она не слушала меня.
– Да? – сказал Осирис. – Почему же? – спросил он и скрестил руки на груди, глядя на меня и обдумывая ее слова. Но пока она не смотрела, он подмигнул, и я тщетно попыталась подавить улыбку в ответ.
– Во-первых, она еще жива. Мы не судим живых, – она обхватила ладонью чашу весов и упрямо вскинула голову, ожидая его ответ.
– И все? – спокойно спросил Осирис.
Богиня замешкалась на миг.
– Нет. Есть и еще. Она хочет пойти в преисподнюю, чтобы спасти любовь. Когда мы позволили такое в прошлый раз, последствия были печальными. А его утраченная любовь, напомню, все еще здесь, в загробном мире, где менее опасно. И мы решили запретить такое.
– Хмм, – Осирис повернулся ко мне. – Ты хочешь спасти любовь? Вернуть из преисподней себе? – я посмотрела на Маат, мешкая, он добавил. – Можешь говорить.
– Я не думала, что его можно вернуть в царство смертных. И хотя я хочу быть с ним, мы знаем, что у него есть долг.
– Вот, – Осирис улыбнулся мне. – Она не хочет его забирать.
Маат закатила глаза.
– Это придирки.
– Как и твое соблюдение закона, – сказал Осирис.
Лицо богини стало лиловым.
– Ты не понимаешь? Она там не выживет! Амон потерян. Равновесия нет. Потерять и ее… непостижимо. Она слишком важна!
«Мы важны? – спросила я у Тии. – О чем она, как думаешь?».
«Не уверена. Может, нам стоит выбить информацию из Анубиса. Он оставил нас не подготовленными к этому суду».
«Он вообще о нем не рассказывал», – сказала я.
«Да. Интересно, что еще он забыл упомянуть?».
Осирис спокойно возразил:
– Ее важность пока что не определена. Она последовала всем правилам, чтобы попасть в загробный мир, и она предстала перед судом.
– Потому что ей помогали, – заявила Маат, растерявшись.
Осирис посмотрел на застывших Астена и Ахмоса. Взмахом руки он снял чары, и они со смятением переглянулись.
– Вы помогали юной деве по пути сюда?
Ахмос покачал головой.
– Она прошла те же испытания, что и бестелесные. Мы не помогали ей и не защищали.
– В этом не было необходимости, – сказал Астен. – Но если бы пришлось, мы помогли бы, – честно добавил он.
– Видите? – Маат вскочила от его ответа. – Они бы нарушили закон, чтобы помочь ей. Как Амон, избежавший суда!
Осирис вмешался:
– Да, мы не можем отрицать, что она важна. Если у нее не выйдет, все рухнет. Но если все получится…
– Если получится, будет шанс вернуть равновесие, – тихо сказала Нефтида. – Перевернуть все. Изменить его.
Маат вздохнула.
– Шанс минимален. Боюсь, только ты в него и веришь. Ты хочешь невозможного, а поражение почти неотвратимо.
– Поговорим о том, что тебя злит, – сказал Анубис.
Застыв, Маат ответила:
– Не понимаю, о чем ты.
– Понимаешь. Тебе не нравится, что Амон не отдал сердце, когда ты потребовала.
– Никто не перечит мне, – сухо сказала она, сверля взглядом Анубиса. – Это мой долг, мое право взвешивать сердца. Я – великий судия, ищущий равновесие. Как я могу исполнять долг, если ты постоянно обходишь меня? Даже Амун-Ра…
– Можете взвесить его сердце сейчас, – предложила я.
Богиня взглянула на меня.
– О чем ты?
– Думаю, вы можете взвесить его сердце с помощью скарабея сердца, что он дал мне. Если такое возможно, конечно.
Боги вдохнули, и я подозревала, что совершила страшную ошибку. Они какое-то время молчали, а я посмотрела на Астена и Ахмоса, их спины были прямыми, они не осмелились смотреть на меня.
Заговорила Маат:
– Никто мне такого не предлагал. Пойми, что скарабей сердца считается личной вещью, выражением признания. Ты предлагаешь то, что никогда не делали. Я не знаю, смогу ли я взвесить, не повредит ли это вашей связи. Предупрежу, что если я смогу его взвесить, ты будешь ответственна за все, что я найду.
– Ты понимаешь, что это значит, Лили? – предупредил Анубис, тревога тенью залегла под его глазами. – Ты заплатишь цену за деяния Амона, но не только за его смертную жизнь, а и за все существование, даже за время в преисподней.
– Понимаю. Я не боюсь того, что вы найдете в сердце Амона.
– Дело не только в тебе, Лили, – добавил, хмурясь, Астен. – Тиа тоже заплатит.
«Тиа?» – прошептала я мысленно, прижав ладонь к груди, где ровно билось мое сердце.
«Если ты веришь, что так правильно, я с тобой», – ответила Тиа.
«Уверена?».
«Если ты уверена, то и я уверена. Я не боюсь грядущего, – сказала она. – У нас одно тело, мы едины перед лицом неизвестного. Я с тобой».
«Хорошо», – сказала я, сердце сжималось от эмоций из-за доверия, проявленного Тией. Я была так благодарна, что преодолеваю это не одна.
– Мы отдадим скарабея на суд, – сообщила я, отцепляя брошь от плеча и протягивая ее.
– Раз сейчас мы уже лучше ладим, может, избежим худшего? – скромно спросила Нефтида.
– О, надеюсь, – сказала Маат, явно взбодрившаяся, получив свой приз. Пока она возилась с Весами Правосудия, Нефтида встала с трона и провела рукой по широкой дуге слева направо. И комната замерцала. Темный камень засверкал белизной и золотом, факелы превратились в сияющие подсвечники, озаренные мягким светом свечей. Они висели и над головой. В каждом углу длинного зала появились впечатляющие статуи четырех богов с наборами из храмов в нишах за ними. Музыка звучала и дальше, хотя музыканты исчезли, высокие вазы заполнились длинными белыми перьями с золотом. Они напомнили мне Исиду.
– Это вашей жены? – спросила я Осириса, указав на перья.
Он печально улыбнулся.
– Единственное напоминание о ней в долгие периоды разлуки.
– Она не может быть здесь с вами? – спросила я.
– Закон… – начал он, но пожал плечами, улыбнулся и повернулся к Маат.
– Порой закон мешает, да? – сказала я.
Осирис издал смешок.
– Да. Мешает, – он закрыл рот рукой на последнем слове, словно никогда его не говорил. Он посмотрел на меня. – Это очень смело. То, что ты делаешь. Мы все так думаем.
– Явно не все, – прошептала я и указала на богиню с весами.
– Она обычно не такая строгая, – объяснил он. – Она винит себя в деяниях Сетха.
– Почему?
– Она отделяет хаос от порядка. Когда хаоса становится много, она это чувствует, что этому виной ее слабость. После пленения Сетха она решила еще строже придерживаться закона, надеясь, что такое не повторится. Маат тяжело пережила потерю бабушки и дедушки. И она справилась с ней, пытаясь найти гармонию космоса. Она забыла, что цель закона, защиты и правосудия чаще всего важнее самого закона. Милосердие питает равновесие. К сожалению, она пренебрегает этим аспектом многие века. Потому она держит Нефтиду при себе. Она – голос милосердия, чтобы уравновешивать строгую и правильную Маат.
Осирис улыбнулся и продолжил, обведя рукой зал.
– Потому это место часто называют Залом двух правд.
– Правосудие и милосердие? – спросила я, чувствуя свою силу определять правду.
– Верно.
– Мы готовы, – сказала Маат. – Осирис, уверен, что будешь за нее?
– Да, – ответил он.
– Хорошо. Да начнем же.
Маат положила скарабея на стойку рядом с большими весами, приблизилась к золотому ящику на пьедестале, которого там не было до того, как Нефтида изменила зал. Из ящика Маат вытащила предмет.
– Это Перо правосудия, – сказала она. – Оно весит так мало, что неощутимо. Когда в сердце нет зла, его не отягощают печаль или вина. Тогда весы будут в равновесии, и человек может оставить сердце себе и уйти в рай. Такие сердца очень редки. Когда душа отмечена ошибками, но выразила печаль, компенсировала ошибки, научилась на опыте, то ее сердце делается добрее, весы меняются лишь немного, и человека тоже отправляют в рай. Такие сердца встречаются чаще всего.
– А если человек злой? – спросила я, облизнув губы.
– Сердце злодея тяжелое. Вес зависит от глубины преступлений. Порой такого человека можно спасти, – я кивнула, вспомнив рабочих-шабти в поле. – Но чаще всего, – продолжила она, – таким сердцам нет места здесь, и вместе с хозяином оно отправляется в преисподнюю, место пыток и страданий, где они и умирают во второй, последний раз. Если их энергия не достается Пожирательнице, она возвращается в Воды Хаоса.
Маат полюбовалась пером, подняв его, а потом осторожно опустила на весы. Перо отличалось от перьев Исиды. Казалось, что оно сделано из стекла.
– Это бриллиант, – сказал Осирис, словно читал мои мысли.
Блестящее перышко напоминало кристалл, на нем словно сверкали капли воды. Теперь я видела, что каждый лучик его сделан из тонкого бриллианта, на каждом разветвлении блестела бриллиантовая капля. Когда она подняла скарабея, я на миг запаниковала и мысленно скрестила пальцы, надеясь, что случившееся дальше не ранит Амона, что я правильно поступила.
– Начнем, – сказала Маат. Глядя прямо на меня, она снова спросила. – Какое ваше состояние?
Я прикусила губу, размышляя над правильным ответом и собираясь сказать: человек или сфинкс, но ответил Осирис:
– Их сердца лишены вины. Они свободны от грехов.
– Вы проявляли жестокость?
В этот раз Осирис отступил и кивнул, чтобы я отвечала.
– Только когда нападали на меня.
– И чтобы поесть, – добавила Тиа.
– Я уничтожил невинных зверей, убивших моего учителя, – сказал Осирис. – Я наказал тех, кто ранил моих подчиненных, но я никогда не проявлял жестокость.
Я посмотрела на Осириса, хмурясь в смятении. Он словно был в трансе.
Думая над его словами, я поняла, что он говорит не за себя. Осирис говорил за Амона.
Маат кивнула, удовлетворенная нашими ответами, и я заметила, что сердце чуть опустилось.
– Вы когда-то забирали то, что не принадлежало вам?
– Нет, – уверенно ответила Тиа.
Дальше был Осирис:
– Забрал в детстве кораблик Ахмоса. Завидовал, что его сделан лучше, что он плывет быстрее моего. Я утопил его в Ниле и не сказал ему, хотя он плакал.
Я посмотрела на Ахмоса, а он был удивлен, но это выражение сменилось прощением.
– А ты, Лили? – спросила Маат.
Я пожала плечами:
– Я никогда не брала то, что не принадлежит мне. Родители давали мне все, о чем я просила, и я никогда не была достаточно времени с другими детьми, чтобы завести друзей, тем более, чтобы что-то у них забрать.
Богиня взглянула на весы. Она чуть нахмурилась, но это прошло, когда она задала следующий вопрос:
– Врали ли вы когда-либо? Скрывали правду или обманывали других?
И Тиа смело заявила:
– Я всегда говорю правду.
Я скривилась, желая быть похожей на Тию.
– Я врала, если честно, то часто. Я спрятала скарабея от Анубиса. Родители не знают, что я здесь. Они не знают, что я – сфинкс. Они думают, что я в доме бабушки. Они не знают об Амоне и о случившемся этой весной. Я сказала им, что рада их планам насчет меня, хотя я боюсь каждой секунды своего будущего. Я часто врала их друзьям, коллегам, даже всех не вспомню. Я даже врала насчет волос!
Нефтида зажала рот ладошкой и рассмеялась, но тут же притихла под строгим взглядом Маат.
– И зачем ты врала, Лили? – спросила она.
– Чтобы они не беспокоились.
– Ты пыталась избежать наказания?
– Нет. Моя жизнь дома – наказание. И они не могут сделать все еще хуже, чем то, что они запланировали для меня. Я просто хотела сохранить секрет Амона и думала, что они не поймут.
Скарабей опустился после суждения Маат, и в этот раз это было заметно.
– Не думаешь, что ты слишком строга за такое? – сказал Анубис, и я заметила, что он стоит ближе ко мне, чем было до этого.
– Это не твой долг, – сухо ответила Маат. – Амон? – она указала на Осириса.
– Я врал Лили. Я заставил ее думать, что безразличен к ней, хотя влюбился в нее. Я сказал братьям, что мы успешно завершим церемонию соединения солнца, луны и звезд без нее, хотя знал, что ничего не выйдет. Я ставил ее благо выше долга, – шептал Осирис в трансе. – Когда Астен и Ахмос спросили, в чем дело, я скрыл от них чувства. Они не знали, как сильно я хотел вырваться. Сбежать. Не знали, что я бы пожертвовал всем, даже отношениями с ними, даже космосом, чтобы быть с ней. Она не знает, что без нее для меня нет надежды. Нет жизни. Есть лишь смерть и тьма. Она думала, что я смело принес себя в жертву в пирамиде, но если бы Анубис дал мне пару минут с ней, я бы использовал всю свою силу, даже Глаз Гора, чтобы скрыть нас ото всех в космосе. Если бы я знал, что она согласится, я бы с радостью провел всю жизнь, избегая богов, чтобы быть с ней. После смерти я мог только сбежать в преисподнюю. И после прыжка я всеми силами мешал ей жертвовать собой ради меня, хотя часть меня радовалась, что мы все еще связаны, что она все еще хочет быть со мной так же сильно, как и я с ней. Я бы все для нее сделал. Все. Потому я отказался взвешивать свое сердце.
Когда Осирис договорил, повисло молчание. На моем лице блестели дорожки от слез. Если бы Амон попросил меня убежать, думаю, я пошла бы за ним. Особенно, если бы ему не пришлось умирать. Я не знала, что заставляло меня ставить отношения, жизнь одного человека, любимого человека, выше всех душ космоса, но так и было. И тишину нарушил Анубис.
– Обычно скарабей сердца не дает проверить сердце хозяина на суде.
Маат тихо ответила:
– Тогда мы слышали эхо его мыслей через Лили и Тию. Истинные чувства Амона, призванные через их связь. Есть еще что ответить на этот вопрос?
Осирис скривился, словно должен был ответить, но пытался сдержать слова. Капли пота выступили на его лбу. Наконец он сказал:
– Лили обладает моим рен, – бог побледнел после этих слов и с тревогой посмотрел на Маат. У нее было такое же лицо. И у всех богов, даже у Астена и Ахмоса, было потрясенное и ошеломленное выражение лица.
– Что это значит? – с тревогой спросила я. – Что за рен?
Объяснил мне Астен:
– Даже мы не знаем рен Амона. Это его истинное имя. Произнести истинное имя – значит вдохнуть во что-то жизнь.
– Или смерть, – сказал Ахмос. – Оно дает абсолютную власть над человеком.
Все смотрели на меня так, словно у меня вырос третий глаз.
– Нет у меня этого, – сказала я, дико размахивая руками. – Иначе я знала бы.
– Скарабей Амона не врет, Лиллиана Янг, – сказала Маат. – Он не может врать на весах. Это знак, – добавила она, указывая на других богов в комнате.
– Мы не знаем этого, – возразил Анубис. – Может, ему просто захотелось поделиться с ней. Это не обязательно значит то, о чем ты думаешь.
– Если Амон связан весами, то и я тоже, – сказала я. – Так что я не вру, когда говорю, что у меня его нет. Или я об этом не знаю.
– Думаешь, это как-то связано с пророчеством? – спросил Анубис.
– Никак не проверишь, – ответила Нефтида.
– Каким пророчеством? – спросила я, с подозрением глядя на богов. Они не спешили отвечать. Я посмотрела на Астена, а он пожал плечами.
– Есть древнее пророчество о хаосе, – объяснила Маат. – Там говорится, что наступит время, когда хаос будет править космосом. Гармония будет утрачена. Порядок – разбит. Сила богов окажется в паутине паука. И тогда появится Освободительница. Но она не сможет спасти все утраченное. Чтобы вернуть равновесие, нужна огромная жертва. Она использует истинное имя, чтобы поглотить солнце, и исчезнет навеки.
– И получается, что я – эта Освободительница?
– Мы не знаем, – сказала Нефтида. – Пророчество очень старо. Но Амон…
– Да. Поняла. Он связан с силами солнца. А у меня якобы есть его истинное имя, – сказала я.
– Если она знает истинное имя Амона, будет даже проще, – сказал Анубис.
– Как это? – я скрестила руки на груди и нахмурилась.
– Им можно его призвать. У него не будет выбора, кроме как следовать на твой зов.
– Я… могу такое? – пролепетала я. – Это ужасная власть.
– Да, – сказал Осирис. – Я предан жене, но даже я не сказал ей своего истинного имени. Это опасно, ведь если другой знает, ты вдвойне уязвим.
– Я никогда не раню Амона, – возразила я.
– Можно сделать это невольно, милая, – ответила Нефтида. – Но это сила, и те, кто захотят ее, могут прийти за тобой
– Да, – сказала Маат. – Это знание должно остаться здесь, с нами. То, что у Лили рен Амона, никто из нас не расскажет. Согласны?
– Согласны, – сказали все боги. Ахмос и Астен кивнули.
– Хорошо, – богиня правосудия продолжала. – Закончим на этом? – я чувствовала по ее отношению, что оставшиеся вопросы были излишними. Она уже приняла решение. Когда Маат спросила, заставляли ли мы других плакать, разбивали ли сердца, я не была удивлена ответом Амона, да и мне ответить было просто. Родители больше расстроились бы из-за работы, чем из-за меня. Ответ Тии удивил. Она сказала:
– Боюсь, сердце львицы слишком твердое, чтобы любить, и слишком сильное, чтобы разбиваться, – от ее ответа я опечалилась, зная еще и то, что она чувствовала.
После пары вопросов Маат кивнула.
– Этот вопрос самый важный. Важно быть достаточно сильными морально, чтобы не брать то, что вам не принадлежит, как и говорить правду или не причинять вреда, но о душе говорит сердце. Все вы беспокоитесь и любите тех, кто рядом с вами. Даже Амон, признавший, что сбежал и хотел скрыться от долга, сделал это ради любви. Это человеческое желание. Нет ничего плохого в том, чтобы желать любви и связи с другим человеком, но этот дар стоит страданий. Каждый из вас говорил не о желании повлиять на других, подчинить или запугать, и о печали потери.
Богиня вздохнула и повернулась к весам. Обхватив ладонью каждую чашу, она закрыла глаза и тихо зашептала чары. Когда она открыла глаза, то взяла в одну руку перо, а в другую – скарабея сердца, и подошла к выступу.
– Правосудие просили, и оно было произведено, – сказала Маат. – Я судила сердце умершего Амона, блуждающего духа Тии и еще живой Лили. Их души стали свидетелями против них. И я честно заявляю, что…
Я вдохнула и прикусила губу, нервно грызя ее. Астен с тревогой посмотрел на меня, и я засомневалась только сильнее, неловко переминаясь с ноги на ногу.
– …их деяния правильны в рамках равновесия жизни. Ошибки были озвучены и прощены. Их сердца чисты и получили пропуск в рай.
Богиня улыбнулась, а я ощутила приятный холод облегчения, но тут же задумалась, что значит ее решение. Мне не нужно идти в преисподнюю? Как это работает? Амон не был в раю. Я стояла, заламывая руки, не зная, что будет дальше. К счастью, долго ждать не пришлось.
– Это хорошо, да, – сказал Анубис. – Но ей нужно, чтобы ты открыла путь в преисподнюю.
– Я не могу этого сделать, – сказала Маат.
– Как ей попасть в преисподнюю, если ты ее не отправишь? – сказал Анубис.
Маат вздохнула.
– Я не могу отправлять туда хорошую душу, даже если она этого хочет. Амон смог это сделать из-за Глаза Гора.
– Так выхода нет? – спросил Анубис.
– Она может уйти следом за приговоренным, – предложила Маат.
– На ожидание уйдут десятилетия! Злые сердца, достойные приговора, не появляются каждый день, – заметил Астен.
– И у тебя есть другая идея? – ответила Маат.
Астен скрестил руки.
– Да, – сказал он. – Есть идея.
– И, ради святого, какая? – спросила Маат.
– Думаю, стоит признать злым мое сердце. И она поедет на мне.
18
Сердце Мечтателя
– Я хочу, чтобы мое сердце взвесили на Весах правосудия! – заявил Астен, он вел себя дико, как вихрь. И огромный зал вдруг показался тесным, словно воздух заполнился секретами.
– Астен! Что ты говоришь? – зашипел тревожно Ахмос.
Астен тихо ответил:
– Скоро узнаешь, – он замолчал, взглянул на Ахмоса с сожалением и добавил. – Брат.
– Сын, не делай этого, – я испуганно смотрела, как Анубис подходит к Астену и опускает руку на его плечо. – Не сейчас, – сказал он. – Мы найдем другой путь.
Астен пожал плечами и улыбнулся, пытаясь изобразить привычную ухмылку, но вышло слабо, не хватало его обычного очарования.
– Это ведь все равно случится, так? Я долго играл роль. Ложь пожирала меня тысячи лет. Так хоть что-то хорошее случится.
Маат заказала напиток, но не притронулась, махнула служанке и спешно опустила кубок на поднос. Красная жидкость выплеснулась, капли попали на пол. Хотя служанка поспешила убрать пятно, я не отрывала от него взгляда. Жидкость напоминала кровь на белом камне. А он был пористым, впитал жидкость, и хотя девушка старалась оттереть, она не смогла убрать цвет. Знак был зловещим, мое сердце колотилось в груди, понимая, что происходит что-то ужасное и необратимое.
Стиснув зубы, Анубис выпрямился и повернулся к Маат, грозя ей пальцем.
– Суда не будет! – сообщил он. – Астен не знает, что делает.
– Я знаю, что делаю, – упрямо заявил Астен. – И я понимаю последствия лучше всех. Сколько обреченных душ я водил по Острову Мертвых? Скольких видел горящими в огне или проглоченными бегемотами? Скольких я привел на суд, где они падали и рыдали, прося помилования? Я готов больше многих, и я знал, что придет время расплаты. Мне дали больше времени, чем я заслужил. Это было благодаря вам, Анубис. Вы помогли мне хранить секрет столько лет, даже от моих братьев. Я не верил, но теперь благодарен.
– Астен, прошу, – сказал Анубис. – Передумаешь? Есть много…
– Суд был запрошен, и суд состоится, – сообщила Маат. Она взмахнула рукой, и слуги исчезли. – Я не знаю, что за подлость вы скрываете, но это мы скоро раскроем. Какое твое состояние? – тихо спросила богиня.
Астен прикусил гуду и тяжко вздохнул.
– Мое сердце виновно. Я не свободен от греха.
Маат с силой двинула рукой, и Астен закричал от боли, хватаясь за грудь. Белые частики света, пронзительные и похожие на звезды, вылетели между его пальцев и двинулись вперед в волнообразном ритме. Они двигались к протянутой руке Маат, собрались и затвердели. Астен пошатнулся, тяжело дыша, последние частички света покинули его тело.
