Текст книги "Слишком много убийств"

Автор книги: Колин Маккалоу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 23 страниц)

– Про интуицию? Да. Сядь, пожалуйста. Не выношу, когда женщина стоит, а я сижу.

Она села, порозовев от удовольствия.

– Ясно ведь, что большинство смертей как-то связаны друг с другом, так? Ты сам всегда это чувствовал, только пока связь не найдена. Вот я и задалась вопросом: где и когда все жертвы могли встретиться вместе? Ответ напрашивается один – на каком-то общественном мероприятии или приеме. Ну, сам знаешь, – сидишь, к примеру, ждешь целую вечность, пока поднимется занавес, и со скуки начинаешь болтать с соседями. Или оказываешься за столом с незнакомыми людьми и пытаешься завести разговор – что еще делать? Большинство людей стремятся к общению, так ведь? Понимаешь, к чему я клоню?

– Люблю английскую привычку заканчивать каждое предложение вопросом, – улыбнулся Кармайн. – Да, Делия, понимаю.

– Тогда, если ты не против, я бы хотела в свободное время разузнать, какие общественные мероприятия и приемы устраивались в Холломене за последние полгода.

– Только за пол года?

– Этого будет достаточно. Если бы прошло больше времени, убийца скорее всего не стал бы волноваться. Произошло что-то, не представлявшее угрозы в то время, но к третьему апреля эта угроза появилась. Если удастся найти мероприятие, на котором присутствовали все наши жертвы, одна сторона уравнения станет нам известна.

– Это огромная работа, Делия, – сказал Кармайн. – Впрочем, рано или поздно я поручил бы это Кори и Эйбу. Расследование только набирает обороты.

– Я понимаю, – сказала Делия с достоинством, – и не претендую, что это моя собственная идея.

– Ох, не злись ты! – сказал он с виноватым видом. – Поверь, я не собираюсь присваивать твои лавры!

Она сразу смягчилась:

– Я знаю, Кармайн. Можно, я сама этим займусь?

Капитан покачал головой, признавая себя побежденным:

– Переубеждать тебя бесполезно. Что мне остается? Так и быть, приступай!

Делия вскочила со стула, сияя от радости.

– Спасибо огромное! Я уже знаю, с чего начну, – щебетала она по пути к двери. – Прежде всего сосредоточусь на самих мероприятиях, а если найду подходящее, перейду ко второму этапу…

– До свидания, Делия!

Железнодорожные часы показывали почти полдень. Кармайн поднял трубку и после нескольких неудачных попыток связался со специальным агентом Тедом Келли из ФБР.

– Ты еще не ел? – спросил Кармайн.

– Нет.

– Увидимся через пятнадцать минут в «Мальволио».

Хотя Теду нужно было еще доехать и поставить машину в подземный гараж перед управлением полиции, но он ухитрился опередить Кармайна и даже успел занять столик в зале ресторанчика.

– Руку даю на отсечение, все копы здесь знают, кто я такой, – сказал Тед, едва капитан сел напротив, – хотя я их вижу впервые.

Кармайн усмехнулся:

– У них на вас нюх, Тед. Нет, серьезно, чего ты ждал от местечка размером с Холломен? Всему управлению известно, что в городе появился гигант из ФБР. – Кармайн посмотрел в меню, как будто еще не знал, что закажет. – Салат Луиджи с соусом «Тысяча островов». Чтобы вечером не размениваться на овощи.

Мерель, официантка, наполнила их кружки кофе и стала в ожидании. Келли заказал горячий бутерброд с ростбифом.

– Ты был прав насчет «Мальволио», – сказал он. – Самое лучшее заведение в этом паршивом городишке!

Келли говорил совершенно серьезно. Кармайн почувствовал, как в нем вскипает ярость. «Сиди ровно, не дергайся!» – приказал он себе.

– Как продвигаются поиски неуловимого Улисса?

– Никак. Расскажи мне о Джошуа Батлере.

– Я ведь послал тебе отчет, Тед, – удивился Кармайн, – но если хочешь услышать его устно, изволь. Он изнасиловал и убил Бьянку Толано, потом, чтобы не быть арестованным, разжевал капсулу с цианистым калием. Преступление было совершено не спонтанно – Батлер действовал как по учебнику.

Фэбээровец громко фыркнул:

– Не дури, Дельмонико! Я хочу знать другие подробности. – Он гадко ухмыльнулся. – Птичка мне напела, что у него яйца размером с горошины.

– Что еще за птичка? – спросил Кармайн, глядя на Келли сквозь густой красный туман.

– Тебе это знать не обязательно, – самодовольно заявил Келли.

– Шутки со мной шутить вздумал, сучонок фэбээровский!

У фэбээровца отвисла челюсть, и он уставился на Кармайна, не веря своим ушам. Наконец ярость победила изумление, и Келли выпрямился на стуле.

– За такие слова морду бьют, – сказал он без тени юмора.

– Ну так давай выйдем.

В наступившей тишине Луиджи щелкнул пальцами, и Мерель с Минни тут же скрылись за стойкой; тридцать полицейских как завороженные смотрели в одну сторону.

– Ты этого хочешь? Уверен?

– Я не позволю какому-то федералу меня заплевывать! – зарычал Кармайн. – Ты идешь?

– Лучше возьми свои слова обратно! Если мы подеремся, про нас будут чесать языки от Портленда в Орегоне до Портленда в штате Мэн!

– Все умничаешь, сучонок хренов, житель мегаполисов! Ты плюешь на мой город, плюешь на мое управление – да кто ты такой, твою мать!

– Пошли, – сказал Келли, вставая.

Все произошло быстро. Двое мужчин стали друг против друга, сжав кулаки. Мощный удар агента ФБР не достиг цели, и в следующий миг фэбээровец уже сидел на земле, не уверенный, что может вздохнуть. Подняв глаза, он увидел лица полицейских в окнах «Мальволио» и протянутую руку Кармайна.

– Ну ты шустер, – сказал Тед, с трудом отдышавшись. – Все равно сучонком себя обзывать не позволю. Забудь про обед!

– Если откажешься поесть со мной, после того как я посадил тебя задницей на землю, то все будут не только языки чесать, но и зубы скалить, – весело сказал Кармайн. – Пора вам понять, что с местными надо считаться.

Они вошли внутрь и снова сели за столик.

– Спасибо, что не причинил мне видимых повреждений, – кисло произнес Келли.

– Я просто не мог дотянуться до твоей физиономии, пришлось врезать под дых, – сказал Кармайн, наслаждаясь победой. – Ну так кто поведал тебе про тестикулы Джошуа Батлера?

– Ланселот Стерлинг, начальник его отдела.

– Какой прекрасный босс! Да уж, меня на работу в «Корнукопию» не заманишь! А почему об этом не следовало знать мне?

– Да ладно тебе! Я просто… выделывался. Вот уж не думал, что ты станешь вступаться за такой кусок дерьма, как Джошуа Батлер.

Теперь пришла очередь Кармайна изумиться.

– Твою мать, мистер Келли, ты тугодум! Да, я не выношу, когда банальную сплетню возводят в статус секретной информации, но врезал я тебе вовсе не из-за Джошуа Батлера, а ради себя самого, и, черт возьми, это доставило мне удовольствие! Своего рода Бостонское чаепитие в миниатюре.

Однако в это Келли поверить не мог. Похоже, он так и не понял, на что разозлился Кармайн.

– Не отговаривайся, Дельмонико, – сказал он. – Ты вступился за Джошуа Батлера.

– Если напишешь это в своем отчете, тебе, возможно, удастся избежать нагоняя. К счастью для меня, мой босс мне доверяет. – Кармайн отодвинул пустую тарелку. – Превосходный салат. Бог мой, мистер Келли, ты ведь почти не притронулся к еде! Животик болит, а?

– Издеваешься, гад! – прорычал фэбээровец.

Кармайн засмеялся.

– Эх, двум смертям не бывать, может быть, ты мне и досье ФБР на Эрику Давенпорт дашь?

Тед Келли посмотрел на него подозрительно и после некоторого раздумья пожал плечами:

– Почему бы нет? Эрика – одна из ваших подозреваемых в убийстве Дезмонда Скепса, а нам это только на руку. Чем больше народу на насосах, тем лучше.

– Если бы ты разбирался в лодках, то знал бы, что лучший насос при пробоине – испуганный человек с ведром, – сказал Кармайн.

– Я пришлю досье, – пообещал Келли, массируя диафрагму.

– Скажи-ка, – с нарочитой непринужденностью спросил Кармайн, – твои осведомители – или, может, сплетники? – в «Корнукопии» не упоминали что-нибудь о попытке нападения на мою дочь?

Келли вытаращил глаза:

– Н-нет.

– Даже Эрика Давенпорт?

– Нет.

Келли оправился от неожиданности, но выглядел искренне обеспокоенным.

– Господи! Когда это случилось?

– Не имеет значения, – отмахнулся Кармайн. – Я Софию в обиду не дам, но самое главное – она и сама может за себя постоять. Хорошо, что об этом не болтают. Надеюсь, после нашего разговора все останется так же. Мне надо было это знать, а ты единственный, кому я доверяю – из тех, кто связан с «Корнукопией». Лучше не обманывай моего доверия, мистер Келли.

Заинтригованный Тед даже не оскорбился.

– Тебя хотели припугнуть?

– Я бы тоже так решил, если бы этот мерзавец просто ошивался вокруг. Уверен, он хотел убить мою дочь, и будь она обыкновенным ребенком, план бы удался. К счастью для меня и к несчастью для него, София – девочка необыкновенная. Ей удалось сбежать. Я узнал об этом, когда все было уже позади.

– Представляю, как она напугана!

– София? Нет. Она пропустила сегодня школу, но, насколько мы с женой можем судить, никаких душевных ран у нее не осталось. Всегда приятно самому найти выход в рискованной ситуации. Моя дочь чувствует себя победителем, а не жертвой.

– Ладно, буду слушать в оба уха – вдруг кто что-нибудь сболтнет.

– Хорошо. При условии, что твой рот будет на замке.

Досье Эрики Давенпорт было умеренно пухлым; в основном его составляли свидетельства разных людей, с которыми Эрику сводила судьба на протяжении сорока лет ее жизни. Фил Смит как-то обмолвился, что она происходит из состоятельной массачусетской семьи, однако ничто в истории детства и отрочества Эрики не давало этому ни малейшего подтверждения. Если у Давенпортов и был предок из английских первопоселенцев, то ко времени ее рождения в 1927 году сведения о нем окончательно канули в Лету. Отец Эрики работал мастером на обувной фабрике, семья имела дом в квартале, где жили рабочие и служащие. Эрика и впрямь была отличницей – в обычной государственной школе, а вот в число длинноногих красавиц из спортивной группы поддержки, как с интересом отметил Кармайн, никогда не входила. Тридцатые годы стали для семьи настоящей трагедией; обувная фабрика обанкротилась, отец потерял работу и впал в депрессию не меньшую, чем американская экономика. Он не запил и не растранжирил небольшие сбережения, но и помощи от него было мало. Мать зарабатывала уборкой домов, получала гроши и, когда Эрике исполнилось семь, засунула голову в газовую духовку. Забота об Эрике и двух ее младших братьях легла на плечи старшей сестры, которая предпочла заняться оказанием услуг иного рода, чем уборка чужих домов, – она ублажала чужих мужей.

Как же, черт возьми, Эрике удалось попасть в колледж Смита? Ответ знала вдова директора последней школы, в которой училась девочка. Тон свидетельства был едким и небеспристрастным, однако факты, похоже, соответствовали истине. Каким-то образом Лоренс Шоукросс сумел разглядеть за болезненной и нескладной внешностью, за острыми чертами лица, за еще неразвитым умом блестящие возможности этого ребенка и взял его под свою опеку. Несмотря на то что Марджори Шоукросс протестовала как могла, в сентябре 1942-го пятнадцатилетняя Эрика Давенпорт поселилась у них в доме. Война продолжалась тайно – если бы стало известно, что жена отнюдь не желала такого пополнения семьи, Лоренс рисковал потерять и работу, и репутацию, и пенсию. Миссис Шоукросс скрепя сердце притворялась, что чрезвычайно рада возможности помочь талантливому ребенку. Эрика смогла лучше одеваться, ее научили следить за собой, прилично вести себя за столом, пользоваться салфеткой и столовыми приборами, четко и правильно говорить – словом, всему тому, что Лоренс Шоукросс считал жизненно необходимым для Эрики, чтобы занять подобающее ей место в обществе.

Учитель и ученица стали любовниками в 1944 году – так, во всяком случае, утверждала Марджори Шоукросс. Поморщив лоб, Кармайн рассудил, что Эрика, конечно, могла завести себе любовника, однако едва ли им был Лоренс Шоукросс. Наверняка среди массы полезных сведений, которыми снабдил новоиспеченный профессор Хиггинс свою воспитанницу, было и то, что только глупая птица гадит в собственном гнезде. И Эрика, верящая своему спасителю как богу, безусловно, осознала справедливость этого совета.

Из хорошей ученицы Эрика превратилась в отличницу, однако после войны домой возвратились миллионы военнослужащих, и ни малейшего шанса поступить в престижный университет у Эрики не было. Оставались еще женские колледжи, но перспективы выглядели не радужными: одаренных студенток в 1945-м было пруд пруди. И тут внезапно умирает Лоренс Шоукросс. Врач, лечивший его от гипертонии, назвал причиной смерти апоплексический удар. Заявления миссис Шоукросс, что ее мужа убила Эрика, были восприняты как бред убитой горем женщины, хотя завещание давало некоторый повод задуматься – впрочем, весьма незначительный. Основная часть наследства доставалась вдове, однако пятьдесят тысяч долларов выделялись Эрике Давенпорт на обучение и сопутствующие расходы.

Эрика поступила в колледж Смита и выбрала в качестве основной специальности экономику. Особенно успешно проявила себя в изучении математики, английской литературы и… русского языка. Ого! Неужто в Смите преподают русский?

Кармайн вернулся к детским годам Эрики, ругая себя за невнимательность, однако при повторном прочтении ничего особенного не обнаружилось. Он внимательно изучил историю семьи – Давенпорты никогда не были Давенскими, в этом можно было не сомневаться. В списке школ, в которых училась Эрика, также ничего подозрительного. А кто же тот таинственный возлюбленный в выпускном классе? Кармайн усердно зашелестел страницами, потом ему пришла в голову идея получше, и он вызвал Делию.

– На печатное слово у тебя глаз поострее, – сказал он, вручая ей пачку документов за годы, которые Эрика провела у Шоукроссов. – Посмотри, не упоминается ли что-нибудь связанное с русскими.

Делия ушла, и Кармайн остался наедине со своими мыслями. ФБР знало, что Эрика изучала русский язык, и уже только из-за этого она возглавила список подозреваемых на роль Улисса. Почему никто не сказал ему, Кармайну?

– Потому, – пробормотал он в пустоту, – что ты – жалкий провинциал, тупой коп-итальяшка в карликовом городишке, где живут одни ненормальные! В следующий раз отправлю сучонка в нокаут, даже если мне придется отрастить крылья!

– Ну, Кармайн, – сказала Делия, возвратившись, – ты к нему несправедлив. Он ведь дал тебе досье.

– Просто он уверен, что я не умею читать. Куда мне, тупице!

– Это его проблема. – Наведя порядок на столе капитана, Делия села и протянула ему бумаги. – Намек на что-то в этом роде можно заподозрить лишь только в свидетельстве одного из опрошенных… – Она хихикнула. – Представь себе, молочника! Вот уж кто глуп как пробка. Тебе тоже показалось, что он втрескался в Эрику? Читал его болтовню о ее любовных похождениях? Кстати, все это, видимо, полнейшая чушь, потому никто даже примечания не сделал. И зачем они вымарывают некоторые слова? Все равно любой догадается!

– Продолжай, Делия!

– А, да, конечно. Так вот, один из ее парней якобы говорил какую-то тарабарщину. Вот, цитирую: «Лопочет ей что-то, прям как со своими дружками, быстро так, ни слова не разберешь». Возможно, у парня была просто плохая дикция и быстрая речь, но раз он так говорил с Эрикой, значит, она его понимала и что-то ему отвечала.

– Русский друг в 1944-м? Иммигрант?

– А вдруг? Судя по тому, что я знаю о докторе Давенпорт, она любит напустить тумана. Говорить на иностранном языке как раз по ней.

– Молочник упоминал еще приятелей.

– Тут нет ничего необычного, Кармайн. Иммигранты, плохо владеющие английским, всегда держатся вместе. Что это за место?

– Пригород Бостона.

– Там могла быть для них работа.

– В сорок четвертом году? Тогда работы было завались.

Вполне возможно, Эрика знала русский, решил Кармайн, возвращаясь к годам, когда Эрика училась в колледже. Деньги Шоукросса пришлись очень кстати. Программа международного обмена в то время только зарождалась, однако уже тогда студентам предпоследних курсов предлагали поучиться два семестра за границей, чтобы расширить свой кругозор и образование. В 1947 году двадцатилетняя Эрика изъявила желание отправиться в Лондонскую школу экономики. Ее отпустили. Там она продолжала блистать; в отличие от многих других студентов, которых странности заграничных нравов, обычаев и быта часто выбивают из колеи, Эрика Давенпорт вписалась в новую среду безупречно. Завела друзей, ходила на вечеринки, даже имела несколько интрижек с мужчинами, считавшимися недосягаемыми.

Лето 1948 года Эрика провела, путешествуя по континенту; к досье приложили ее старый паспорт с таможенными штампами Франции, Нидерландов, скандинавских стран, Испании, Португалии, Италии и Греции. Ездила она вторым классом и без подруг, любопытствующим говорила, что одиночество идет ей на пользу. Заскочив между поездками в Лондон, показывала цветные слайды друзьям из школы экономики. Кто-то из них заметил, что, дескать, пейзаж прекрасный, но почему на снимках нет людей?

– Фотографировать людей, живущих своей обычной жизнью, будто экспонаты в кунсткамере? Я не настолько толстокожа! – с запальчивостью заявила Эрика. – Нам их одежда кажется странной, для них это – часть быта.

– Тогда заплати им за их фото, – сказал кто-то. – Ты ведь богатая американка, можешь потратить доллар.

– И низвести их тем самым на наш уровень? Отвратительно!

Вот оно как! Кармайн перевернул страницу с рассказом об этом так осторожно, словно бумага была покрыта золотом. «Когда-то давно и в твоей душе горел огонь, Эрика! Да еще какой!»

Гарвардская школа права и докторантура в Чаббе не принесли никакой новой информации; в следующих двадцати годах жизни Эрики Давенпорт привлекало внимание лишь то, насколько они были оседлыми. После тех трех месяцев лихорадочного знакомства с Европой мисс Давенпорт больше туда не возвращалась. Странно. Люди всегда стремятся воскресить восторги и радости юности, особенно когда таковые связаны с поездками в Европу. Эрика не побывала в Западной Германии, Кипр и Триест также оставила в стороне; в Бриндизи села на паром до Патр, даже не заглянув в Югославию. Неужели в 1948 году трудно было получить визу? «Холодная война» тогда еще не разгорелась.

– Делия! – крикнул Кармайн. – Я еду в «Корнукопию»!

– Как у вас с русским? – без обиняков спросил он доктора Эрику Давенпорт. – Ваш русский друг поправил вам грамматику?

– О, вы дошлый парень! – сказала она, постукивая концом золотого карандаша по столу.

– Ну, тут много ума не надо. Эти сведения содержатся в вашем досье у ФБР.

– Вот именно. Думаете, ФБР оставило этот факт без внимания? – спросила она холодно.

– ФБР – это ФБР, они сами себе хозяева. У меня свое расследование.

– Не стану отрицать, у меня был в юности русский друг, а я оказалась способной к языкам. Потом один преподаватель в колледже обучал меня русской грамматике и литературе из чистой благодарности, что нашелся кто-то, кому это интересно. Я подумывала, что, может быть, пойду на дипломатическую службу. Удовлетворены?

– Что из этого известно ФБР?

– Хитрый капитан Дельмонико! Я не упоминала про друга, но вы о нем узнали. А кто-то в ФБР прошляпил.

– Чем крупнее организация, тем больше промахов. – Кармайн склонил голову набок, вглядываясь в лицо Эрики. – Куда делся ваш пыл?

– Простите?

– Пыл. В двадцать лет в вашей душе кипели страсти.

Она улыбнулась, или, вернее, ухмыльнулась.

– С чего вы взяли?

– Уверен. Вам не удастся меня переубедить. Идеи гуманизма жгли ваш разум, как раскаленные угли. Вы собирались изменить мир. Вместо этого вы к нему приспособились.

Ее лицо заострилось и побледнело.

– Видите ли… – начала она медленно, – я нашла иной выход своим страстям, если под ними вы подразумеваете юношеские мечты. По-моему, женщинам пока не по силам менять мир. Власть принадлежит мужчинам. Они утверждают ее физически и психически. Не все сразу, капитан. Сначала мы должны получить власть – это наша главная цель в настоящий момент.

– Мы? Наша?

– Мы – чудовищный строй женщин. Кажется, так у Нокса [1]1
  Джон Нокс – шотландский религиозный реформатор XVI века, автор памфлета «Трубный глас против чудовищного строя женщин». – Примеч. пер.


[Закрыть].

– Нокс был женоненавистником и старым развратником.

– Да, но какой властью он обладал! Назовите мне хоть одну подобную женщину. Нет таких. Старики, завладевшие чужими умами, могут безнаказанно лишать девственности молоденьких девушек. Это воспринимается как должное.

– Вы связаны с доктором Полиной Денби и другими феминистками?

– Нет.

– А Филомена Скепс?

Она засмеялась.

– Нет.

Кармайн встал.

– Я хотел бы встретиться с доктором Дунканом Макдугаллом.

– Зачем? Хотите затравить его, как затравили моего секретаря?

– Ни в коем случае. Он директор исследовательского центра.

– Вот она, сила власти! Подчиненных можно травить, начальство неприкосновенно. – Она пододвинула к себе папку, устало буркнула: – Делайте что хотите. Свои встречи он назначает сам.

Трудность общения с доктором Дунканом Макдугаллом заключалась не в том, что он не желал сотрудничать со следствием – тут как раз все было в порядке, – а в том, чтобы вообще понять, что он говорит. Кармайн ощутил это еще на автостоянке, где они договорились встретиться. Худощавый, жилистый невысокий мужчина, шедший ему навстречу, внезапно остановился, окинул взглядом ряд дымоходов на крыше большого ангароподобного здания и остаток пути проделал бегом, с встревоженным видом.

– Живо, браток, вишь, как лампа засмолила! – закричал он, схватил капитана за рукав и потащил, понукая, как медлительного ребенка.

Внутри здания директор проорал что-то в телефонную трубку, после чего успокоился.

– Дрянно, когда лампа смолит, – с сильным шотландским выговором пояснил он Кармайну.

– Простите?

– У Пибоди из трубы дым валил.

Разговор продолжался в том же духе, впрочем, большую часть предложений Кармайну все же удавалось перевести на понятный язык. Меры безопасности нареканий не вызывали, едва ли можно было их каким-то образом улучшить. В большом хранилище, запиравшемся на замок с часовым механизмом, стояли сейфы разных размеров и форм – в зависимости от того, что в них хранилось: широкие и низкие с выдвижными ящиками внутри – для чертежей, обычные – для других документов. Охрана хорошо обучена. Никто не смог бы взять что-либо из хранилища тайно.

– Итак, доктор Макдугалл, – подытожил Кармайн после тщательного изучения всех технологий и правил, – кражи происходят не здесь. Во всяком случае, ни новые формулы для «Поликорн-Пластикс», ни экспериментальные образцы никогда не покидали это хранилище, с тех пор как мистер Коллинз отказался их принять. Готов спорить на последний доллар, что Улисс ничего о них не пронюхал. Я мог бы сказать много нелестных слов о безопасности в головном офисе «Корнукопии», но вашего подразделения, сэр, это не касается. Продолжайте в том же духе, и все у вас будет в полном порядке.

– Да, но этого недостаточно! – сердито воскликнул Макдугалл. – В исследовательском центре проводится колоссальная работа, и всем нам ненавистна мысль, что идеи и достижения, в которые мы вложили столько труда, осядут в Москве или Пекине.

– Тогда мы должны поймать Улисса, сэр. Вы можете помочь, составив подробный список тех лиц, в чьи руки попадают секретные материалы за пределами исследовательского центра. Вы, вероятно, имеете какое-то представление о сотрудниках в каждом подразделении «Корнукопии-Сентрал». Ваша информация может оказаться очень полезной.

– Вам отдельно от ФБР?

– Да, – сказал Кармайн. – Они не любят делиться.

Директор пробурчал:

– Ну так что ж, надо – доставим! – Или не совсем это, но что-то в этом роде.

– Никто не поймет шотландца, кроме другого шотландца, – сказала Дездемона, раскладывая по тарелкам телячьи эскалопы в сливочно-винном соусе с грибами; теперь, когда Джулиан подрос, ее гастрономическая изобретательность развернулась в полную силу.

– С таким же успехом он мог говорить на иностранном языке. – Кармайн посматривал на содержимое тарелки с почти похотливым удовольствием. Рис, идеально сочетающийся с соусом, и спаржа. Это был определенно один из тех случаев, когда Кармайн мог только радоваться «амнезии» своего желудка – спустя два часа тот прочно забывал о съеденной пище, так что от салата Луиджи не осталось даже воспоминания.

Кармайн покончил с ужином и благоговейно поцеловал руку жены.

– Превосходно! Лучше, чем у моей матери. Даже лучше, чем у бабушки Черутти, а это что-то значит. Как тебе удалось сделать телятину такой нежной?

– Лупила ее, пока всю не измочалила, – довольно сказал а Дездемона. – Я тебе не старая тетушка с Сицилии в полтора метра ростом, я – могучая Боадицея. Мне ничего не стоит достать до дальней конфорки.

– София пропустила настоящий пир, будет ей наука. Еще и пицца!

– Она развлекается в своем орлином гнезде, дорогой. Как бы я ее ни любила, иногда хорошо побыть наедине.

– Согласен. Однако твое кулинарное искусство заслуживает большего числа почитателей.

– Достаточно про мое искусство. А то я так раздуюсь от гордости, что не пролезу в дверь. Кажется, у тебя сегодня есть больше причин для радости, чем просто ужин. Давай рассказывай.

– Я обозвал агента ФБР Келли сучонком, и он захотел со мной разобраться – мы сидели в «Мальволио». Пришлось лезть в драку.

– Боже мой! – ахнула Дездемона. – И как? Он еще жив?

– Отделался легким ранением. Вообще-то дракой это назвать трудно – боксер из него не ахти. Тоже мне, Примо Карнера, спотыкается о собственные ноги, такие они у него большие. Но я получил удовольствие, сбив с него спесь. Потом встретился все с теми же подозреваемыми. Посочувствовал бедняге Кори – жена его совсем заела. Разворошил пару осиных гнезд и пустил Делию по новому следу. У нее нюх не хуже чем у гончей. Жаль, я не могу произвести в лейтенанты ее!

«Это злосчастная вакансия доставляет ему больше забот, чем убийства, – думала Дездемона, глядя на Кармайна. – Повышение получит только один. Убить готова этого Джона Сильвестри! Почему он не отпустит Кармайна из этой дурацкой квалификационной комиссии? Команде пришел конец, и Кармайн это знает. Проигравший будет искать продвижения по службе в другом полицейском управлении. Вот бы законодательное собрание штата подняло пенсионный возраст. Нет, этого не будет. Скорее уж понизит. Кармайн весь извелся. Я его так люблю, и знаю, что он меня гоже любит. У нас одна жизнь на двоих, даже когда мы порознь. Мы не можем друг без друга».

– Бедная Эрика Давенпорт! – сказала она внезапно.

– А?

– Казалось бы, она имеет все – ум, красоту, счет в банке. Но ее жизнь пуста.

– Эрика так не считает, – усмехнулся Кармайн. – Как раз сегодня прочла мне проповедь на тему «Власть как двигатель прогресса».

– Фу! Власть над чем? Над компанией? Над людьми? Это иллюзия. Жизнь – не шахматы, где умные мужчины передвигают неодушевленные фигуры. Чтобы получить истинную власть над человеком, нужно лишить его личной свободы. Когда тебя могут поставить к стенке за то, что твои документы не в полном порядке или ты оказался не в том месте. Без всякого объяснения отправить в концентрационный лагерь. Когда за тебя решают, где жить, работать, как отдыхать. Власть превращает людей в животных – скажи это в следующий раз своей драгоценной Эрике Давенпорт!

Больше Дездемона не успела сказать ничего. Она оказалась на полу столовой в горячих объятиях Кармайна.

– Кармайн! Ты с ума сошел! А если София…

– У тебя десять секунд, чтобы добежать до спальни.