Текст книги "Волшебный квартет"
Автор книги: Клиффорд Дональд Саймак
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 63 страниц)
Глава 18
Максвелл проехал почти половину пути до Висконсинского университетского городка, когда возле него внезапно возник Дух и опустился на соседнее сиденье.
– Я с поручением от Опа,– начал он сразу же,– Тебе нельзя возвращаться в хижину. Газетчики напали на твой след. Когда они явились с расспросами, Оп принялся действовать, на мой взгляд, довольно необдуманно. Он накинулся на них с кулаками, но они все равно болтаются в окрестностях хижины, подстерегая тебя.
– Спасибо за предупреждение,– сказал Максвелл,– Хотя теперь, пожалуй, это не имеет значения.
– События развиваются не слишком удачно? – спросил Дух.
– Они вообще не развиваются,– ответил Максвелл и после некоторого колебания добавил: – Вероятно, Оп ввел тебя в курс дела?
– Мы с Опом – одно,– сказал Дух.– Да, конечно, он мне все рассказал. Он, очевидно, полагал, что ты не станешь возражать. Но в любом случае можешь быть совершенно спокоен...
– Я просто хотел знать, нужно ли мне излагать все сначала,– объяснил Максвелл.– Значит, тебе известно, что я отправился в заповедник показать там фотографии картины Ламберта.
– Да,– сказал Дух,– Той, которая находится у Нэнси Клейтон.
– У меня такое ощущение,– продолжал Максвелл,– что я узнал больше, чем рассчитывал. Во всяком случае, я узнал одно обстоятельство, которое отнюдь не облегчает дела. Цену, назначенную хрустальной планетой, колеснику сообщил баньши. Ему было поручено назвать ее мне, но он предпочел колесника. Он утверждал, что колесник явился к нему до того, как он узнал про меня, но мне что-то не верится. Баньши умирал, когда рассказывал мне все это, но отсюда вовсе не следует, что он говорил правду. Баньши никогда нельзя доверять.
– Баньши умирает?
– Уже умер. Я сидел с ним до конца. Фотографию картины я показывать ему не стал. У меня не хватило духа допрашивать его в такую минуту.
– И все-таки он рассказал тебе о колеснике?
– Только для того, чтобы я понял, как он ненавидел человеческий род с самого начала его восхождения по эволюционной лестнице. И еще: чтобы я понял, что ему в конце концов удалось расквитаться с нами. Ему явно хотелось сказать, что и гоблины, и все остальные тоже нас ненавидят, но на это он все-таки не решился. Зная, наверное, что я все равно не поверю. Правда, еще перед этим, в разговоре с О’Тулом я понял, что отголоски какой-то неприязни, возможно, и существуют. Да, пожалуй, неприязни, но никак не ненависти. Однако из слов баньши следовало, что Артефакт действительно собираются продать и что Артефакт – это и есть цена, назначенная хрустальной планетой. Я так и подозревал с самого начала. А вчера колесник это подтвердил. Впрочем, абсолютной уверенности у меня все-таки нет, хотя бы потому, что и сам колесник, по-видимому, не слишком хорошо знает, как обстоит дело. Иначе зачем ему понадобилось подстерегать меня и предлагать работу? Получилось, что он хочет от меня откупиться, словно знает, что я каким-то образом могу сорвать сделку, которой он добивается.
– Итак, перспектива выглядит довольно безнадежной,– заметил Дух.– Друг мой, мне очень жаль. Не могли бы мы как-нибудь помочь? Оп, и я, и, может быть, даже та девушка, которая столь доблестно пила с тобой и Опом. Та, с тигренком.
– Несмотря на эту безнадежность,– ответил Максвелл,– я могу еще кое-что предпринять: пойти к Харлоу Шарпу в Институт времени и убедить его отложить продажу, а потом ворваться в административный корпус и загнать Арнольда в угол. Если мне удастся убедить Арнольда предложить Харлоу для финансирования его программ столько же, сколько предлагает колесник, тот, конечно, предпочтет с колесником дела не иметь.
– Я знаю, что ты не пожалеешь усилий,– заметил дух,– Но, боюсь, кроме неприятностей это ничего не принесет. Не со стороны Харлоу Шарпа, так как он твой друг... но ректор Арнольд не друг никому. И ему вряд ли понравится, если его загонят в угол.
– Знаешь, что я думаю? – спросил Максвелл.– Я думаю, что ты прав. Но убедиться в этом можно, только попробовав. А вдруг в Арнольде проснется что-то человеческое и он на минуту забудет, что он – официальное лицо и бюрократ!
– Я должен тебя предупредить,– сказал Дух,– что Харлоу Шарп, возможно, не найдет для тебя свободной минуты – ни для тебя и ни для кого другого. У него сейчас слишком много своих забот. Утром прибыл Шекспир...
– Шекспир! – возопил Максвелл.– А я совсем забыл про него. Да-да, он же читает лекцию завтра вечером. Вот уж невезенье так невезенье! Надо же было притащить его сюда именно сегодня!
– По-видимому,– продолжал Дух,– сладить с Вильямом Шекспиром оказалось не так-то просто. Он пожелал немедленно начать знакомство с новым веком, о котором ему столько нарассказали. Временщики еле-еле смогли убедить его хотя бы сменить елизаветинский костюм на нашу нынешнюю одежду. Он согласился только после того, как они категорически заявили, что иначе не выпустят его из института. А теперь они трясутся от страха, как бы с ним чего-нибудь не приключилось. Им нужно как-то держать его в руках и в то же время гладить по шерстке. Все билеты распроданы – и на приставные стулья, и на право стоять в проходах, и они больше всего опасаются, что лекция сорвется.
– Откуда тебе все это известно? – поинтересовался Максвелл.– По-моему, ты узнаешь самые свежие сплетни раньше всех.
– Ну, я не сижу на одном месте,– скромно ответил Дух.
– Что ж, хорошего тут мало,– сказал Максвелл,– Но придется рискнуть. У меня почти не остается времени.
Если Харлоу вообще способен кого-то видеть, то меня он примет.
– Просто не верится,– грустно сказал Дух,– что путь тебе могло преградить столь ужасное стечение обстоятельств. Неужели из-за бюрократической тупости университет и Земля навеки лишатся свода знаний двух вселенных?
– Все дело в колеснике,– проворчал Максвелл – Если бы не его предложение, все можно было бы сделать спокойно, не торопясь. Будь у меня больше времени, я без труда добился бы своего. Поговорил бы с Харлоу, по инстанциям добрался бы до Арнольда. И вообще я мог бы просто убедить Харлоу – библиотеку хрустальной планеты купил бы непосредственно Институт времени, обойдясь без санкции университета. Но у нас нет времени. Дух, ты что-нибудь знаешь о колесниках? Такое, чего не знаем мы?
Не думаю. Только одно: возможно, они и есть те гипотетические враги, которых мы всегда опасались встретить в космосе. Их поведение свидетельствует о том, что они действительно враги – во всяком случае потенциальные. Их побуждения, нравы, этика, самое их мироощущение должны кардинально отличаться от наших. Возможно, у нас с ними меньше общего, чем с осами или пауками. Хотя они и умны... что хуже всего. Они настолько разобрались в наших взглядах, настолько усвоили наши обычаи, что могут общаться с нами и вести с нами дела... как это следует из операции, которую они предприняли, чтобы заполучить Артефакт. Друг мой, меня больше всего пугает их ум, их гибкость. Думаю, что в подобной ситуации люди не смогли бы в такой степени приспособиться к обстоятельствам и использовать их.
– Да, ты прав,– ответил Максвелл – Потому-то мы и не должны допустить, чтобы библиотека хрустальной планеты досталась им. Одному Богу известно, что она таит в себе. Я провел там некоторое время, но ознакомился лишь с ничтожной долей ничтожнейшей доли ее сокровищ. И многое на сотню световых лет превосходило мое понимание. Хотя отсюда вовсе не следует, что, располагая временем, которого у меня не было, а также знаниями, которых у меня нет и самое существование которых мне неизвестно, другие люди не сумеют в этом разобраться. Мне кажется, эта задача человечеству по силам. И колесникам тоже. Гигантские области науки, пока совершенно от нас скрытые. И возможно, именно они должны сыграть решающую роль в нашем споре с колесниками. Если человечество и колесники когда-нибудь столкнутся, возможно, библиотека хрустальной планеты решит вопрос о нашей победе или поражении.
И ведь если колесники будут знать, что она находится у нас, они, скорее всего, не пойдут на такое столкновение. Другими словами, судьба этой библиотеки определит, миру быть или войне.
Максвелл съежился на сиденье, ощутив сквозь тепло мягкого осеннего дня порыв ледяного ветра, который прилетел не с этих багряно-золотых холмов и не с обнимающего их лазурного неба, а откуда-то из неведомого.
– Ты разговаривал с баньши перед его смертью,– сказал Дух – Он упоминал про Артефакт. А он не намекнул, что это может быть такое? Знай мы, что такое Артефакт, мы могли бы...
– Нет, Дух. Он ничего не сказал. Но у меня сложилось впечатление... вернее, мелькнула смутная мысль, слишком неопределенная, чтобы ее можно было назвать впечатлением... И не в тот момент, а позже. Странная догадка, не подкрепленная никакими фактами. Я думаю, что Артефакт – это нечто из другой вселенной, той, в которой возникла хрустальная планета. Нечто драгоценное, сохранявшееся миллиарды и миллиарды лет со времен той вселенной. И еще одно: баньши и другие древние, которых помнит Оп, были обитателями той вселенной, и между ними и жителями хрустальной планеты существует какая-то связь, формы жизни, которые зародились, развились и эволюционировали в прошлой вселенной, а потом явились на Землю и другие планеты как колонисты, пытаясь создать новую цивилизацию, которая пошла бы по пути, начатому хрустальной планетой. Но что-то случилось. Все эти попытки колонизировать новые планеты потерпели неудачу – у нас на Земле из-за появления человека, а в других местах, возможно, по другим причинам. И мне кажется, о некоторых из этих причин я догадываюсь. Возможно, расы тоже стареют и сами собой вымирают, уступая место чему-то новому. Может быть, у каждой расы есть свой срок и древние существа несут в себе свой смертный приговор. Наверное, существует какой-то принцип, о котором мы не задумывались, потому что еще очень молоды,– какой-то естественный процесс, расчищающий путь для непрерывной эволюции, чтобы ей ничто не мешало.
– Звучит логично,– заметил Дух.– То есть что все эти колонии вымерли. Если бы где-нибудь в нашей Вселенной была уцелевшая колония, хрустальная планета передала бы свои знания ей, а не предлагала бы их нам и колесникам, то есть существам, ей чуждым.
– Меня смущает одно,– сказал Максвелл.– Зачем нужен Артефакт обитателям хрустальной планеты, которые так близки к полному вымиранию, что уже почти стали тенями? Какая им от него будет польза? Для чего он им?
– Ответить на это можно, только зная, что он такое,– задумчиво произнес Дух,– Ты уверен, что не мог бы догадаться? Что не видел и не слышал ничего такого, что...
– Нет,– сказал Максвелл.– Ничего.
Глава 19
Вид у Харлоу Шарпа был измученный.
– Прости, что я заставил тебя так долго ждать,– сказал он Максвеллу.– Это был безумный день.
– Я рад, что меня вообще сюда впустили,– сказал Максвелл.– Эта твоя церберша в приемной сначала была склонна указать мне на дверь.
– Я тебя ждал,– объяснил Шарп.– По моим расчетам, ты должен был рано или поздно объявиться. Я наслышался очень странных историй.
– И большинство из них соответствует истине,– сказал Максвелл,– Но я пришел сюда не потому. Считай, что это деловое посещение, а не дружеский визит. Я не отниму у тебя много времени.
– Отлично,– сказал Шарп,– Ну, так чем же я могу тебе быть полезен?
– Ты продаешь Артефакт?
Шарп кивнул:
– Мне очень жаль, Пит. Я знаю, он интересует тебя и еще кое-кого. Однако он пролежал в музее уже много лет и остается бесполезной диковинкой, на которую глазеют гости университета и туристы. А нашему институту нужны деньги. Уж тебе-то это известно, фондов не хватает, а другие факультеты и институты уделяют нам жалкие крохи на составленные ими программы, и...
– Харлоу, я все это знаю. И полагаю, что ты имеешь право его продать. Когда вы доставили Артефакт сюда, университет, помнится, не заинтересовался им. И все расходы по доставке легли на вас, и...
– Нам приходится экономить, клянчить, занимать,– сказал Шарп.– Мы разрабатывали программу за программой – полезные, нужные программы, которые сторицей окупились бы, позволив собрать новые сведения, получить новые знания,– и они никого не привлекли! Только подумай! Можно раскопать все прошлое – и никому это не интересно. Пожалуй, кое-кто опасается, что мы камня на камне не оставим от некоторых излюбленных теориек, которые кого-то кормят и поят. Вот нам и приходится всякими путями добывать средства для своих исследований. Думаешь, мне нравятся номера, к которым мы прибегаем, вроде этого представления с Шекспиром и всего прочего? Никакой пользы это нам не принесло. Только поставило нас в унизительное положение, не говоря уж о неприятностях и хлопотах. Ты себе представить не можешь, Пит, что это такое. Возьми, к примеру, хоть Шекспира. Он где-то разгуливает как турист, а я сижу здесь и обгрызаю ногти чуть ли не до локтей, воображая все, что с ним может приключиться. А ты понимаешь, какая поднимется буча, если такого человека, как Шекспир, не вернуть в его эпоху? Человека, который...
Максвелл перебил его, пытаясь возвратиться к своему делу:
– Я не спорю с тобой, Харлоу. И я пришел не для того...
– И вдруг,– продолжал Шарп, не слушая,– вдруг подворачивается возможность продать Артефакт. И за сумму, которой от университетских сквалыг не дождешься и в сто лет. Пойми же, что значит для нас эта продажа! Мы получим возможность заняться настоящими исследованиями, которых не вели из-за недостатка средств. Конечно, я знаю, что такое колесники. Когда Черчилл явился нас прощупывать, мне сразу стало ясно, что он представляет какое-то неизвестное лицо. Но это меня не устраивало. Никаких неизвестных лиц! Я взял Черчилла за горло – наотрез отказался разговаривать с ним до тех пор, пока не узнаю, для кого он служит ширмой. А когда он мне сказал, мне стало тошно, но я все-таки начал переговоры, так как знал, что другого такого шанса пополнить наши фонды нам не представится. Я бы хоть с самим дьяволом вступил в сделку, чтобы получить такие деньги.
– Харлоу,– сказал Максвелл,– я прошу тебя только об одном: пока ничего не решай окончательно. Дай мне немного времени...
– А зачем тебе время?
– Мне нужен Артефакт.
– Артефакт? Но зачем?
– Я могу выменять его на планету,– сказал Максвелл.– На планету, хранящую знания не одной, а двух вселенных. Знания, накопленные за пятьдесят миллиардов лет.
Шарп наклонился вперед, но тут же вновь откинулся на спинку кресла.
– Ты говоришь серьезно, Пит? Ты меня не разыгрываешь? Я слышал странные вещи – что ты раздвоился и один из вас был убит. А ты прятался от репортеров, возможно и от полиции. Кроме того, у тебя вышел какой-то скандал с администрацией.
– Харлоу, я могу тебе все объяснить, но вряд ли это нужно. Ты, вероятно, мне не поверишь. Но я говорю правду. Я могу купить планету...
– Ты? Для себя?
– Нет, не для себя. Для университета. Вот почему мне нужно время – добиться приема у Арнольда...
– И получить его согласие? Пит, можешь и не надеяться. Ты ведь не поладил с Лонгфелло, а парадом тут командует он. Даже если бы ты был официально уполномочен...
– Ну да же! Да! Можешь мне поверить. Я разговаривал с обитателями планеты, я видел их библиотеку...
Шарп покачал головой.
– Мы с тобой друзья давно, очень давно,– сказал он.– Я готов для тебя сделать что угодно. Но только не это. Я не могу так подвести свой институт. К тому же, боюсь, ты все равно опоздал.
– Как – опоздал?
– Условленная сумма была заплачена сегодня. Завтра утром колесник заберет Артефакт. Он хотел забрать его немедленно, но возникли затруднения с перевозкой.
Максвелл молчал, оглушенный этой новостью.
– Вот так,– сказал Шарп.– От меня теперь уже ничего не зависит.
Максвелл встал, но тут же снова сел.
– Харлоу, а если мне удастся увидеться с Арнольдом сегодня вечером? Если мне удастся убедить его и он заплатит вам столько же...
– Не говори глупостей,– перебил Шарп.– Он грохнется в обморок, когда ты назовешь ему цифру.
– Так много?
– Так много,– ответил Шарп.
Максвелл медленно встал.
– Я должен сказать тебе еще кое-что,– продолжал Шарп.– Каким-то образом ты нагнал страху на колесника. Сегодня утром ко мне явился Черчилл и с пеной у рта потребовал, чтобы я завершил продажу сейчас же. Жаль, что ты не пришел ко мне раньше. Может быть, мы что-
нибудь и придумали бы, хотя я не представляю себе – что.
Максвелл пошел к двери, в нерешительности остановился, а потом вернулся к столу, за которым сидел Шарп.
– Еще один вопрос... Относительно путешествий во времени. У Нэнси Клейтон есть картина Ламберта...
– Да, я слышал.
– На заднем плане там написан холм с камнем на вершине. Я готов поклясться, что этот камень – Артефакт. А Оп говорит, что он помнит существ, изображенных на картине,– видел их в своем каменном веке. И ведь ты действительно нашел Артефакт на холме в юрский период. Откуда Ламберт мог знать, что он лежал на этой вершине? Артефакт же был найден через несколько веков после его смерти. Мне кажется, Ламберт видел Артефакт и тех существ, которых изобразил на своей картине. Мне кажется, он побывал в мезозое. Ведь шли какие-то толки про Симонсона, верно?
– Я вижу, куда ты клонишь,– сказал Шарп.– Что ж, это, пожалуй, могло быть. Симонсон работал над проблемами путешествия во времени в двадцать первом веке и утверждал, что чего-то добился, хотя у него не ладилось с контролем. Существует легенда, что он потерял во времени одного путешественника, а то и двух – послал их в прошлое и не сумел вернуть. Но вопрос о том, действительно ли у него что-нибудь получилось, так и остался нерешенным. Его заметки, те, что находятся у нас, очень скупы. Никаких работ он не публиковал. Свои исследования вел втайне, так как верил, что на путешествиях во времени можно нажить сказочное богатство – заключать контракты с научными экспедициями, любителями охоты и так далее, и тому подобное. Рассчитывал даже побывать в доисторической Южной Африке и обчистить кимберлийские алмазные поля. Поэтому свою работу он хранил в глубочайшем секрете, и никто ничего о ней толком не знает.
– Но ведь это все-таки могло произойти? – требовательно спросил Максвелл,– Эпоха совпадает, Симонсон и Ламберт были современниками, а стиль Ламберта претерпел внезапное изменение... словно с ним что-то произошло. И это могло быть путешествие во времени!
– Да, конечно,– сказал Шарп.– Но не думаю.
Глава 20
Когда Максвелл вышел из Института времени, в небе уже загорались звезды и дул холодный ночной ветер. Гигантские вязы сгустками мрака вставали на фоне ярко освещенных окон зданий напротив.
Максвелл зябко поежился, поднял воротник куртки, застегнул у горла и быстро сбежал по ступенькам на тротуар. Вокруг не было ни души.
Максвелл вдруг почувствовал сильный голод и вспомнил, что не ел с самого утра. Он усмехнулся, подумав, что аппетит у него разыгрался именно тогда, когда рухнула последняя надежда. И ведь он не только голоден, но и остался без крова – возвращаться к Опу нельзя, там его ждут репортеры. А впрочем, теперь у него нет причины их избегать! Если он расскажет свою историю, это уже не принесет ни вреда, ни пользы. И все-таки мысль о встрече с репортерами была ему неприятна: он представил себе недоверие на их лицах, вопросы, которые они будут задавать, и снисходительный, насмешливый тон, который почти наверняка прозвучит в их статьях.
Он все еще стоял на тротуаре, не зная, в какую сторону пойти. Ему никак не удавалось припомнить кафе или ресторан, где он заведомо не встретит никого из знакомых. Он чувствовал, что сегодня не вынесет расспросов.
Позади него послышался шорох, и, оглянувшись, он увидел Духа.
– А, это ты! – сказал Максвелл.
– Я уже давно тебя жду,– ответил Дух.– Ты что-то долго там пробыл.
– Сначала Шарп был занят, а потом мы никак не могли закончить наш разговор.
– Ты чего-нибудь добился?
– Ничего. Артефакт уже продан и оплачен. Колесник заберет его завтра утром. Боюсь, это конец. Я мог бы попробовать добраться сегодня до Арнольда, но что толку? То есть мой разговор с ним уже ничего не даст.
– Оп. занял для нас столик. Ты, наверное, голоден.
– Как волк,– ответил Максвелл.
– Ну, так идем.
Они свернули в переулок и принялись петлять по узким проулкам и проходным дворам.
– Уютный подвальчик, где мы никого не встретим,– объяснил Дух.– Но готовят там сносно и подают дешевое виски. Оп особенно подчеркнул последнее обстоятельство.
Еще через несколько минут они спустились по железной лестнице, и Максвелл толкнул подвальную дверь. Они очутились в тускло освещенном зале, из глубины которого веяло запахом стряпни.
– Тут у них заведен семейный стиль,– сказал Дух.– Брякают на стол все разом, и каждый сам за собой ухаживает. Опу это очень нравится.
Из-за столика у стены поднялась массивная фигура неандертальца. Он помахал им. Поглядев по сторонам, Максвелл убедился, что занято не больше трех-четырех столиков.
– Сюда! – оглушительно позвал Оп.– Хочу вас кое с кем познакомить.
Максвелл в сопровождении Духа направился к нему. В полутьме он различил лицо Кэрол, а рядом – еще чье-то. Бородатое и как будто хорошо знакомое.
– Наш сегодняшний гость,– объявил Оп.– Достославный Вильям Шекспир.
Шекспир встал и протянул Максвеллу руку. Над бородой блеснула белозубая улыбка.
– Почитаю себя счастливым, что судьба свела меня со столь веселыми молодцами,– сказал он.
– Бард подумывает остаться здесь,– сообщил Оп.– Ему у нас понравилось.
– А почему вы зовете меня бардом? – спросил Шекспир.
– Извините,– сказал Оп.– Мы уж так привыкли...
– Остаться здесь...– задумчиво произнес Максвелл и покосился на Опа.– А Харлоу знает, что он тут?
– По-моему, нет,– ответил Оп.– Мы уж постарались.
– Я сорвался с поводка,– сказал Шекспир, ухмыляясь и очень довольный собой,– Но в этом мне была оказана помощь, за которую сердечно благодарю.
– Помощь! – воскликнул Максвелл,– Еще бы! Неужели, шуты гороховые, вы так и не научитесь...
– Не надо, Пит! – вмешалась Кэрол.– Я считаю, что Оп поступил благородно. Человек явился сюда из другой эпохи, и ему только хотелось посмотреть, как живут люди теперь, а...
– Может быть, сядем? – предложил Дух Максвеллу.– Судя по твоему виду, тебе не мешает выпить.
Максвелл сел рядом с Шекспиром, а Дух опустился на стул напротив. Оп протянул Максвеллу бутылку.
– Валяй! – сказал он.– Не церемонься, пожалуйста. И не жди рюмки. Мы тут в дружеском кругу.
Максвелл поднес бутылку к губам и запрокинул голову. Шекспир смотрел на него с восхищением и, когда тот закончил пить, произнес:
– Дивлюсь вашей доблести. Я сделал только один глоток, и меня прожгло насквозь.
– Со временем привыкнете,– утешил его Максвелл.
– Но вот этот эль,– продолжал Шекспир, погладив бутылку с пивом,– этот эль – добрый напиток, веселящий язык и приятный животу.
Из-за стула Шекспира выскользнул Сильвестр, протиснулся между ножками и положил голову на колени Максвеллу. Максвелл почесал тигренка за ухом.
– Он опять к вам пристает? – спросила Кэрол.
– Мы с Сильвестром друзья навек,– объявил Максвелл.– Мы с ним сражались бок о бок. Вчера и он, и я, если вы помните, восстали против колесника и повергли его в прах.
– У вас веселое лицо,– сказал Шекспир, обращаясь к Максвеллу.– Так, значит, дело, которое вас так задержало, было завершено к вашему удовольствию?
– Наоборот,– ответил Максвелл.– И если мое лицо кажется веселым, то лишь потому, что я нахожусь в таком приятном обществе.
– Другими словами, Харлоу тебе отказал! – взорвался Оп.– Не согласился дать тебе день-другой!
– Он ничего не мог поделать,– объяснил Максвелл.– Он уже получил обещанные деньги, и завтра колесник увезет Артефакт.
– У нас есть возможность заставить его пойти на попятную! – грозно и загадочно проговорил Оп.
– Ничего не выйдет,– возразил Максвелл.– От него это уже не зависит. Продажа состоялась. Он не захочет вернуть деньги, а главное – нарушить свое слово. А если я правильно тебя понял, ему достаточно отменить лекцию и выкупить билеты.
– Пожалуй, ты прав,– согласился Оп,– Мы ведь не знали, что у них там все решено, и рассчитывали укрепить свои позиции.
– Вы сделали все, что смогли,– ответил Максвелл-Спасибо.
– Мы прикинули, что нам нужно выиграть день-другой, чтобы всей компанией пробиться к Арнольду и втолковать ему что к чему. Но раз теперь надеяться больше не на что, то... отхлебни еще глоток и передай мне бутылку.
Максвелл так и сделал. Шекспир допил пиво и с громким стуком поставил бутылку на стол. Кэрол отобрала виски у Опа и наполнила свою рюмку.
– Вы поступайте как хотите,– объявила она,– но я отказываюсь совсем одикариваться и буду пить из рюмки.
– Пива! – завопил Оп,– Еще пива для нашего благородного гостя.
– Весьма вам благодарен, сударь,– сказал Шекспир.
– Как ты отыскал этот притон? – спросил Максвелл.
– Мне известны все задворки сего ученого града,– сообщил Оп.
– Нам требовалось как раз что-то в этом роде,– заметил Дух.– Временщики скоро устроят облаву на нашего друга. А Харлоу сказал тебе, что он исчез?
– Нет,– ответил Максвелл,– Но он как будто нервничал. И даже упомянул, что тревожится, но ведь по его лицу ни о чем догадаться нельзя. Он из тех, кто усядется на край кратера действующего вулкана и даже глазом не моргнет... Да, а как репортеры? Все еще рыщут вокруг хижины?
Оп мотнул головой:
– Нет. Но они вернутся. Нам придется подыскать тебе другой ночлег.
– Я, пожалуй, уже могу с ними встретиться,– сказал Максвелл.– Ведь рано или поздно все равно нужно будет рассказать всю историю.
– Они раздерут вас в клочья,– заметила Кэрол.– А Оп говорит, что вы остались без работы и Лонгфелло зол на вас. Плохая пресса в такой момент вас вообще погубит.
– Все это пустяки,– ответил Максвелл.– Вопрос в том, что мне им сказать, а о чем умолчать.
– Выложи им все,– посоветовал Оп,– Со всеми подробностями. Пусть Галактика узнает, чего она лишилась.
– Нет,– сказал Максвелл.– Харлоу – мой друг. И я не хочу причинять ему неприятности.
Подошел официант и поставил на столик бутылку пива.
– Одна бутылка?! – вознегодовал Оп.– Это что еще вы придумали? Тащите-ка сюда ящик! Нашего друга замучила жажда.
– Но вы же не предупредили! – обиженно огрызнулся официант.– Откуда мне было знать! – И он пошел за пивом.
– Ваше гостеприимство превыше всех похвал,– сказал Шекспир.– Но не лишний ли я? Вас, кажется, гнетут заботы.
– Это правда,– ответил Дух.– Но вы никак не лишний. Мы очень рады вашему обществу.
– Оп сказал что-то о том, будто вы намерены совсем остаться здесь. Это верно? – спросил Максвелл.
– Мои зубы пришли в негодность,– сказал Шекспир,– Они шатаются и порой очень болят. Мне рассказывали, что тут много искуснейших мастеров, которые могут вырвать их без малейшей боли и изготовить на их место новые.
– Да, конечно,– подтвердил Дух.
– Дома меня ждет сварливая жена,– сказал Шекспир,– и нет у меня желания возвращаться к ней. К тому же ваш эль, который вы зовете пивом, поистине дивен на вкус, и я слышал, что вы заключили мир с гоблинами и феями, а это – великое чудо. И я сижу за одним столом с духом, что превосходит всякое человеческое понимание, хотя и мнится, что тут где-то кроется самый корень истины.
Подошел официант с охапкой бутылок и сердито брякнул их на стол.
– Вот! – сказал он неприязненно.– Пока, наверное, обойдетесь. Повар говорит, что горячее сейчас будет готово.
– Так, значит, вы не собираетесь читать эту лекцию? – спросил Максвелл у Шекспира.
– Коли я ее прочту,– ответил Шекспир,– они мигом отошлют меня домой.
– Всенепременно,– вставил Оп.– Уж если они его заграбастают, то больше не выпустят.
– Но как же вы будете жить? – спросил Максвелл,– Ведь для того, что вы знаете и умеете, в этом мире вряд ли найдется применение.
– Что-нибудь да придумаю,– сказал Шекспир.– В тяжкие минуты ум человеческий удивительно проясняется.
Официант подкатил к столику тележку с дымящимися блюдами и начал расставлять их на столе.
– Сильвестр! – крикнула Кэрол.
Потому что Сильвестр вскочил, положил передние лапы на стол и схватил два самых сочных куска ростбифа. Услышав голос Кэрол, Сильвестр стремительно скрылся под столом вместе со своей добычей.
– Котик проголодался,– сказал Шекспир.– Он находит себе пропитание где может.
– Когда дело касается еды,– пожаловалась Кэрол,– он забывает о хороших манерах.
Из-под стола донеслось довольное урчание.
– Досточтимый Шекспир,– сказал Дух.– Вы прибыли сюда из Англии, из городка на реке Эйвон.
– Край, радующий глаз,– вздохнул Шекспир.– Но полный всякого отребья. Разбойники, воры, убийцы – кого там только нет!
– А я вспоминаю лебедей на реке,– пробормотал Дух.– Ивы по берегам, и...
– Что-что? – вскрикнул Оп.– Как это ты вспоминаешь?
Дух медленно поднялся из-за стола, и в этом движении было что-то, что заставило всех поглядеть на него. Он поднял руку – но это была не рука, а рукав одеяния... если это было одеянием.
– Нет-нет, я вспоминаю,– сказал он глухим голосом, доносившимся словно откуда-то издалека.– После всех этих лет я наконец вспоминаю. Либо я забыл, либо не знал. Но теперь...
– Почтенный Дух,– сказал Шекспир,– что с вами? Какой странный недуг вас внезапно поразил?
– Теперь я знаю, кто я такой! – торжественно сказал Дух.– Я знаю, чей я дух.
– Ну и слава Богу,– заметил Оп.– Перестанешь теперь хныкать об утраченном наследии предков.
– Но чей же вы дух, если позволено будет спросить? – сказал Шекспир.
– Твой! – взвизгнул Дух.– Теперь я знаю! Теперь я знаю! Я дух Вильяма Шекспира.
На мгновение наступила тишина, а потом из горла Шекспира вырвался глухой вопль ужаса. Одним рывком он вскочил со стула, перемахнул через стол и кинулся к двери. Стол с грохотом опрокинулся на Максвелла, и тот упал навзничь вместе со стулом. Край столешницы прижал его к полу, а лицо накрыла миска с соусом. Он обеими руками принялся стирать соус. Откуда-то доносились яростные крики Опа.
Кое-как протерев глаза, Максвелл выбрался из-под стола и поднялся на ноги. С его лица и волос капал соус.
На полу среди перевернутых тарелок восседала Кэрол. Вокруг перекатывались бутылки с пивом. В дверях кухни, уперев пухлые руки в бока, стояла могучая повариха. Сильвестр, скорчившись над ростбифом, торопливо рвал его на части и проглатывал кусок за куском.
