355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Клиффорд Дональд Саймак » Волшебный квартет » Текст книги (страница 28)
Волшебный квартет
  • Текст добавлен: 5 октября 2016, 02:08

Текст книги "Волшебный квартет"


Автор книги: Клиффорд Дональд Саймак



сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 63 страниц)

 Глава 3

   Седрик покинул путников задолго до рассвета. Расставание произошло в лесной чаще, где Данкен с напарником решили провести остаток ночи. Вскоре после того, как взошло солнце, Конрад разбудил Данкена; они позавтракали хлебом с сыром – костер разводить не стали, чтобы не привлекать к себе внимания, а затем двинулись дальше.

  Погода улучшилась. Ветер сначала сменил направление, а потом и совсем утих. С безоблачного неба светило яркое солнце.

   Путь пролегал в лесистой местности, пересеченной глубокими лощинами и оврагами. Порой попадались заброшенные фермы: сожженные строения, неубранный урожай на полях. Если не считать воронья, кружившего в воздухе и словно зачарованного раскинувшимся окрест запустением, да мелькавших в подлеске зайцев, живых существ не встречалось. Как ни странно – ведь вокруг простиралась Пустошь – над этой местностью витал дух покоя и благополучия.

  Несколько часов спустя перед путниками возник крутой склон холма. Лес мало-помалу становился все реже и наконец сошел на нет. Впереди возвышался голый скалистый гребень.

  – Оставайтесь тут,– велел Данкену Конрад,– а я посмотрю, куда нас занесло.

  Стоя рядом с Дэниелом, Данкен наблюдал за тем, как Конрад взбирается на вершину, направляясь, по всей видимости, к венчавшему ее огромному валуну. Конь ткнулся носом в плечо хозяину и тихонечко заржал.

   – Замолчи, Дэниел! – прикрикнул на него Данкен.

   Пес сидел поблизости, настороженно поводя ушами.

Красотка переместилась так, чтобы оказаться возле Данкена. Тот протянул руку и потрепал ее по холке.

   Тишина, казалось, вот-вот нарушится, но ничего подобного не случилось. Ни движения, ни звука, ни даже шелеста листвы. Конрад исчез из виду. Дэниел, на сей раз молча, вновь ткнулся в плечо Данкену. Внезапно из-за камней появился Конрад: он не шел, а полз, извиваясь всем телом. Очутившись на достаточном удалении от вершины, он поднялся и в мгновение ока скатился вниз по склону.

   – Я видел две вещи,– проговорил он.

  Данкен молча ожидал продолжения.

  – Под холмом расположена деревня,– сообщил Конрад после паузы.– Все дома сгорели, кроме церкви, она ведь каменная, а камень не горит. Людей никого... Что-то мне не нравится. По-моему, нам лучше обойти деревню стороной.

  – А вторая вещь?

  – По долине движется конный отряд.

  – Люди?

  – Мне показалось, я узнал Потрошителя. Человек тридцать или около того. Они еще довольно далеко, но вряд ли я ошибся – нашего приятеля трудно с кем-то перепутать.

   – Ты думаешь, они гонятся за нами?

   – Разумеется. Не на прогулку же они выехали.

   – Что ж,– произнес Данкен,– нам известно, где они, зато им неизвестно, где мы. Однако они опередили нас. Я, честно говоря, не предполагал, что они отважатся на преследование. Выходит, жажда мести сильнее страха.

  – Им нужна не месть,– возразил Конрад,– а Дэниел и Крошка.

   – С чего ты взял?

  – Кто откажется от боевого коня и сторожевой собаки?

  – Пожалуй, ты прав. Я им не завидую. Наши животные не согласятся поменять хозяина за здорово живешь.

  – Что будем делать?

  – Разрази меня гром, если я знаю. Они направляются к югу?

  – Почти. Долина немного уклоняется к западу.

  – Значит, мы повернем на восток. Обогнем деревню и постараемся оторваться от бандитов.

  – Чем дальше, тем лучше.

   Крошка вскочил, повернулся влево и издал низкий горловой рык.

  – Пес что-то почуял,– заметил Данкен.

  – Человека,– отозвался Конрад.– Он всегда так рычит, когда чует человека.

  – Откуда ты знаешь?

  – Я знаю все его повадки.

   Данкен посмотрел в ту сторону, куда уставился Крошка. На первый взгляд там никого не было.

  – Друг мой,– проговорил юноша,– на вашем месте я бы вышел сам. Мне не очень хочется натравливать на вас собаку.

  Какое-то мгновение все оставалось по-прежнему, затем кусты зашевелились, и из них показался человек. Крошка кинулся вперед.

  – Ко мне! – крикнул Конрад.

  Незнакомец был высок ростом и бледен как смерть. Его облачение составляла потрепанная ряса темно-коричневого цвета, ниспадавшая до лодыжек; на плечах топорщился капюшон. В правой руке человек сжимал длинную, сучковатую палку, а левой стискивал пучок травы. Кожа столь туго обтягивала его череп, что поневоле чудилось, будто из-под нее выпирают кости. Лицо обрамляла жидкая бороденка.

  – Я Эндрю, отшельник Эндрю,– произнес незнакомец.– Увидев вас, я испугался и поспешил спрятаться. Понимаете, я собирал травы, чтобы было из чего приготовить ужин. У вас, случайно, не найдется сыру?

   – Случайно найдется,– буркнул Конрад.

   – Я грежу о сыре,– объяснил отшельник.– Просыпаюсь ночами и вдруг сознаю, что думаю о нем. Я так давно не пробовал сыра!

   – В таком случае,– сказал Данкен,– мы рады будем угостить вас. Конрад, сними-ка с Красотки мешок с припасами.

   – Подождите, подождите! – воскликнул Эндрю.– Не надо торопиться. Вы ведь путники, правильно?

   – А то по нам не видно,– пробормотал Конрад.

  – Переночуйте у меня,– предложил отшельник.– Знаете, я стосковался по человеческим лицам и голосам. Правда, у меня есть Призрак, но говорить с ним – вовсе не одно и то же, что беседовать с человеком из плоти и крови.

   – Призрак? – переспросил Данкен.

   – Да, самый обыкновенный и весьма порядочный. Не бряцает цепями, не стонет по ночам. Он поселился со мной с того дня, как его повесили. Дело рук Злыдней...

   – Понятно,– протянул Данкен.– А вы каким образом ускользнули от них?

   – Я спрятался в своей пещере,– ответил Эндрю,– Я называю ее кельей, однако она не такая маленькая и убогая, какой следует быть настоящей келье. Мне кажется, меня можно и нужно упрекнуть в отступлении от правил, Я не умерщвляю плоть, как то положено истинным отшельникам. Поначалу моя пещера была крохотной, но с годами я расширил ее и она стала просторной и удобной. Там вполне хватит места для всех. К тому же она надежно укроет вас от посторонних глаз, что, по-моему, немаловажно для тех, кто путешествует по Пустоши. Скоро вечер, вам так или иначе придется выбирать, где остановиться на ночлег, а лучшего прибежища, нежели моя келейка, клянусь, не найти.

   – Что скажешь? – справился Данкен, посмотрев на Конрада.

   – Прошлой ночью вы совсем не спали,– отозвался тот,– Сдается мне, отказываться не стоит.

  – А Призрак?

  – Призраков я не боюсь,– ответил Конрад, пожимая плечами.

  – Ладно,– решил Данкен,– Отец Эндрю, показывайте дорогу.

  Пещера располагалась примерно в миле от уничтоженной пожаром деревни; чтобы добраться до нее, пришлось миновать кладбище, которое, судя по многочисленности и состоянию надгробий, некогда использовалось весьма широко. Посреди него возвышалась гробница, сооруженная из местного камня. На ней возлежал развесистый дуб, поваленный, должно быть, особенно яростным порывом ветра; падая, он разбил установленную на крыше гробницы статую и слегка сдвинул плиту, что перекрывала доступ внутрь. Почти сразу за кладбищем высился холм, в крутом склоне которого и находилась пещера отшельника. Склон зарос деревьями и кустарником, так что, сколько ни смотри, заметить пещеру было невозможно; перед ней струился ручеек, сбегавший далее в глубокий овраг.

  – Вы идите,– сказал Конрад Данкену,– а я расседлаю Дэниела и сниму поклажу с Красотки.

   В пещере было темно, однако даже во мраке чувствовалось, что ее размеры довольно внушительны. В очаге теплился огонек. Отшельник пошарил у стены, отыскал свечу, зажег ее от пламени и поставил на стол. Свеча осветила толстый слой тростника на полу, грубый стол со скамьями, кособокий стул, множество корзин, соломенный тюфяк в одном углу и шкаф со свитками манускриптов – в другом.

  Поймав взгляд Данкена, отшельник сказал:

   – Да, я почитываю. Так, по чуть-чуть. Когда выдается время, я зажигаю свечу и сижу, разбирая слово за словом, пытаюсь постичь смысл речений древних отцов Церкви. Впрочем, вряд ли я постигаю его; не с моим скудным умишком стремиться к этому. Вдобавок славные отцы, как мне порой мнится, придавали гораздо больше значения словам, чем смыслу. Я уже говорил, отшельник из меня никудышный, но я стараюсь, хотя иногда спрашиваю себя: каков на деле истинный отшельник? Бывает, мне чудится, что он – глупец из глупцов, самый никчемный человек на свете.

   – Однако вы же не станете отрицать, что для отшельничества необходимо призвание? – полюбопытствовал Данкен.

   – Когда я погружался в размышления, мне приходило в голову, что люди становятся отшельниками, чтобы избежать тягот жизни,– ответил Эндрю.– И впрямь, ведь удалиться от мира проще, нежели добывать пропитание собственным горбом. Я задавался вопросом, не это ли побудило меня отринуть мирские радости, и вынужден был признать, что не знаю.

   – Вы сказали, что спрятались здесь от Злыдней. На мой взгляд, концы с концами здесь как-то не вяжутся. Неужели они не обнаружили вас? Мы не встретили никого, кому удалось спастись, за исключением шайки бандитов, захватившей поместье и сумевшей, благодаря то ли своей многочисленности, то ли простому везению, отстоять его.

  – Вы разумеете Гарольда Потрошителя?

   – Да. Откуда вы знаете его?

   – Пустошь полнится слухами, тем более что есть кому их разносить.

  – Что-то не понимаю.

   – Малый Народец. Эльфы, гномы, тролли, феи, брауни...

   – Но они же...

   – Они местные, живут здесь с незапамятных времен. Возможно, соседи из них беспокойные и надоедливые; к тому же попадаются отдельные личности, которым ни в коем случае нельзя доверять. Тем не менее, несмотря на всю свою проказливость, они редко таят злобу на людей. Они не примыкают к Злыдням, наоборот, стараются улизнуть от них, а заодно предостерегают всех прочих.

   – Выходит, они предостерегли вас?

   – Ко мне пришел гном. Я не считал его другом, ибо он множество раз разыгрывал со мной жестокие шутки. Однако оказалось, что у меня был друг, о существовании которого я и не подозревал. Он вовремя предупредил меня, и я успел затушить огонь в очаге, чтобы дым не выдал моего местонахождения. Правда, как вы видите, дымок такой хилый, что вряд ли способен привлечь чье-то внимание. Кроме того, он наверняка бы затерялся в дыме учиненного Злыднями пожара. Сгорело все: дома, сеновалы, амбары, сараи и даже уборные. Представляете, они сожгли уборные!

  – Не представляю,– проговорил Данкен.

   В пещеру вошел Конрад. Развернувшись, он сбросил с плеч поклажу – седло и мешки.

   – Ну и где ваш Призрак? – проворчал он.– Что-то я никого не вижу.

  – Он боится,– объяснил отшельник.– Понимаете, ему кажется, что никто не хочет его видеть. Он не любит пугать моих гостей, хотя, по совести говоря, не способен кого-либо напугать. В общем, таких порядочных призраков еще поискать. Эй, Призрак! – возвысил голос Эндрю.– Выходи! Ну-ка, покажись!

  Из-за шкафа с манускриптами медленно выплыла струйка белого дыма.

  – Давай, давай! – прикрикнул отшельник,– Можешь показаться. Эти джентльмены не боятся тебя, так что прояви радушие и поприветствуй их. Беда мне с ним, сэр. Вбил себе в голову, что быть призраком недостойно живого существа, если здесь уместны такие слова.

   Призрак неторопливо материализовался над шкафом, затем величаво спустился на пол. Укутанный в белый саван, он выглядел в полном соответствии с классическими образцами. На шее у него болталась веревка, конец которой, в пару футов длиной, свешивался на грудь.

  – Я Призрак,– заявил сосед отшельника низким, утробным голосом,– но мне негде являться. Обычно призраки являются в местах своей гибели, однако как быть, если меня повесили на дубе? Злыдни вытащили мое бедное тело из кустов и прицепили к ветке. Они могли бы уважить меня, повесив на одном из тех могучих деревьев, которых в нашем лесу просто не перечесть,– на высоком, неохватном, настоящем патриархе среди дерев, но предпочли какого-то невзрачного коротышку. Даже моя смерть послужила поводом к развлечению. При жизни я просил милостыню на паперти; мне подавали, но скудно, ибо кто-то распустил слух, что я здоров и полон сил. Дескать, не верьте ему, он притворяется.

  – Он был отъявленным мошенником,– вмешался Эндрю– Отлынивал от работы, хотя здоровье имел богатырское.

  – Слышите? – горестно вопросил Призрак.– Слышите? И после смерти меня попрекают мошенничеством, изображают бездельником и глупцом.

   – Вообще-то мы с ним неплохо уживаемся,– признал отшельник.– Он ничуть не склонен к тем штучкам, которые выкидывают другие привидения.

   – Я стараюсь не причинять вреда,– сказал Призрак.– Я изгнанник, иначе меня бы тут не было. Мне негде являться.

   – Ладно, знакомство состоялось,– проговорил Эндрю,– теперь можно заняться другими делами.– Он повернулся к Конраду,– Вы упоминали сыр.

   – Еще у нас есть грудинка и окорок, хлеб и мед,– заметил Данкен.

   – И вы согласны разделить их со мной?

   – Разумеется. Не можем же мы утолять голод в одиночку у вас на глазах.

   – Тогда я разведу огонь,– воскликнул Эндрю,– и мы устроим пир! Долой траву! Или оставить ее как приправу к грудинке?

   – Лично я траву не ем,– буркнул Конрад.

 Глава 4

  Данкен проснулся посреди ночи и на какой-то миг испугался, ибо не сразу сообразил, где находится. Его окружала тьма, в которой что-то мерцало, как будто он очутился вдруг в преддверии ада. Но затем он различил вход в пещеру, через который сочился внутрь лунный свет, и разглядел лежащего у входа Крошку. Тот вытянул лапы и положил на них голову. Повернувшись, Данкен увидел, что мерцание исходит от тлеющих в очаге угольев. Рядом, в нескольких футах, раскинулся на спине Конрад; он крепко спал. Его могучая грудь то вздымалась, то опадала в такт дыханию. Дышал он через рот, с характерным присвистом.

  Отшельник куда-то подевался – должно быть, примостился в уголке на своем тюфяке. В воздухе плавал едва уловимый запах древесного дыма; напрягая зрение, Данкен рассмотрел у себя над головой пучки трав, вывешенные отшельником на просушку. Время от времени снаружи доносился приглушенный топот: очевидно, Дэниел пасся поблизости от пещеры. Данкен натянул одеяло до подбородка и закрыл глаза. Рассветет, вероятно, еще не скоро, так что вполне можно поспать.

  Однако сон не шел. Как Данкен ни старался, у него не получалось освободиться от мыслей последних дней. Эти же мысли волей-неволей вынуждали задумываться над тем, сколь труден и опасен избранный путь. В пещере отшельника было тепло и уютно, а за ее пределами простиралась Пустошь, на просторах которой бесчинствовало Зло. Да что там говорить, в какой-нибудь миле отсюда лежит сожженная деревня, из всех строений которой уцелела только церковь. Вдобавок неподалеку шастает Гарольд Потрошитель со своими головорезами в поисках тех, кто его якобы обидел. Впрочем, о Потрошителе пока можно забыть: сам того не подозревая, он умчался вперед, снедаемый жаждой то ли мести, то ли наживы.

  Неожиданно Данкену вспомнился разговор с отцом, состоявшийся накануне отъезда из Стэндиш-Хауса в той же самой библиотеке, в которой его милость архиепископ рассказывал об арамейском тексте.

  Тогда Данкен задал отцу вопрос, который вертелся у него на языке с той поры, когда он впервые услышал о манускрипте:

  – Почему мы? Почему манускрипт оказался именно у нас?

   – Откуда нам знать? – отозвался отец.– История нашего рода длинна и полна неясностей. Что-то стерлось из памяти, что-то уже невозможно восстановить. Разумеется, существуют записи, но они в большинстве своем представляют собой легенды, повествования о временах столь давних, что сегодня бесполезно и пытаться отделить правду от вымысла. Нынче мы превратились в помещиков, однако в прошлом, если верить преданиям, среди Стэндишей встречались и отважные первопроходцы, и бессовестные искатели приключений. Возможно, кто-то из них, возвратясь из дальних странствий, и привез в замок манускрипт как часть добычи, полученной при взятии чужеземного города; может статься, он выкрал ее из монастыря или, что менее вероятно, купил за пару медяков как заморскую диковинку. Так или иначе, на рукопись давно не обращали внимания, что ничуть не удивительно, ведь установить, насколько она важна, смогли только монахи. Я обнаружил ее в старом, наполовину сгнившем деревянном ящике, в куче других свитков, покрытых плесенью и совершенно неинтересных по содержанию.

   – Однако этот манускрипт почему-то показался тебе заслуживающим того, чтобы отвезти его в монастырь.

   – Ни о чем подобном я не думал,– ответил лорд Дуглас.– Он всего-навсего возбудил мое любопытство. Как ты знаешь, я читаю по-гречески и понимаю несколько других языков, пускай с пятого на десятое, но тут не смог разобрать ни одного словечка. Мне стало интересно, и я решил, что, пожалуй, стоит немного расшевелить святых отцов, пока они окончательно не заплыли жиром. В конце концов, мы должны, я считаю, время от времени напоминать им, чей хлеб они едят. Когда у них прохудится крыша, к кому они обращаются? Правильно, к нам. Когда им нужно сено, а самим собрать лень, куда они идут? Опять-таки к нам.

  – Надо отдать им должное,– проговорил Данкен,– они как следует потрудились над манускриптом.

   – В кои-то веки сделали хоть что-то полезное,– проворчал лорд Дуглас,– А то корпят целыми днями над всякими затейливыми завитушками, гадают, как бы выписать их еще позатейливее. Во всех скрипториумах, а уж в здешнем – в особенности, полным-полно глупцов, которые воображают себя великими художниками. Стэндиши владеют этой землей без малого тысячу лет и помогают монастырю с первого дня его существования; а монахи, видно, считают, что так и должно быть, и год от года требуют все больше. Взять хотя бы этот бочонок бренди,– его светлость впрямую вроде бы не просил, однако, если судить беспристрастно, откровенно выпрашивал.

  – Бренди для тебя больное место, отец,– заметил Данкен.

  – На протяжении столетий наш замок славился отличным бренди,– заявил лорд Дуглас, фыркнув в усы.– Мы гордились этим, поскольку добиться качества со здешними скудными урожаями было отнюдь не просто. Мы трудились не покладая рук и в итоге получили вино, равного которому по букету не сыскать и в Галлии. Вот почему, сынок, мне жалко даже одного бочонка. Его светлости лучше поберечь бренди, ведь следующий бочонок ему достанется ох как не скоро!

  На некоторое время разговор прервался. Тишину нарушало лишь потрескивание дров в очаге.

   – Мы заботились и заботимся обо всем, не только о вине,– произнес наконец лорд Дуглас.– Наши коровы и быки будут потяжелее большинства британских. Мы разводим чистокровных лошадей. Такой шерсти, как наша, еще поискать. Мы выращиваем пшеницу; пускай ее мало, но это все-таки пшеница, а не овес, как у соседей. То же самое можно сказать и про людей. Из тех крестьян и сервов, что трудятся на нашей земле, многие вправе утверждать, что обосновались здесь в незапамятные времена, разумеется, не сами, но их предки. Стэн-диш-Хаус – тогда он, правда, так не назывался – возник в пору междоусобиц, когда человеческая жизнь не стоила ни гроша. Поначалу он представлял собой деревянный форт на вершине холма, окруженный палисадом и крепостным рвом, то есть выглядел точь-в-точь как значительная часть нынешних поместий. Крепостной ров сохранился до сего дня, однако постепенно превратился из оборонительного сооружения в некое подобие места дня отдыха. В нем цветут водяные лилии и прочие растения, откосы засажены кустарником, в воде резвится рыба, которую волен ловить любой, кому не лень забросить крючок с наживкой. Мост через ров поднимается всего лишь раз в год только для того, чтобы убедиться, что механизм в исправности. Междоусобицы со временем поутихли, и жить стало чуточку спокойнее, хотя головорезов, готовых на все ради наживы, по-прежнему хватает. Однако они избегают приближаться к нашему замку, ибо наслышаны о крепости его стен и мужестве защитников. За последние триста с лишним лет ни один бандит не отважился на попытку взять замок приступом. Единственное, на что они осмеливаются,– это на короткие набеги, когда похищают пару коров или несколько овец. Мне кажется, их отпугивает то, что наши крестьяне и сервы умеют обращаться с оружием; недаром Стэндиши отказались содержать кучу бездельников, громко именуемых дружиной. Случись беда, нам не придется даже бросать клич: наши люди сами возьмутся за оружие, потому что считают эту землю своей. Иными словами, нам удалось создать островок мира и спокойствия.

  – Я люблю наш дом,– проговорил Данкен.– Мне не хочется покидать его.

   – А мне не хочется отпускать тебя, сынок. Ты отправляешься навстречу неведомым опасностям... Впрочем, я не очень тревожусь. Что-то подсказывает мне, что ты справишься. И потом, с тобой будет Конрад.

  – А еще Дэниел и Крошка,– прибавил Данкен.

   – Его светлость вчера вечером рассуждал о том, что мы перестали развиваться, назвал наше общество застойным. Возможно, он прав, однако подобное положение имеет свои преимущества. Прогресс в одном неизбежно влечет за собой прогресс в остальном, в том числе и в вооружении, что означает непрерывную войну, ибо стоит какому-нибудь вождю или князьку приобрести новое оружие, как он тут же пожелает испытать его на соседе.

  – Все наше оружие,– сказал Данкен,– можно охарактеризовать как личное. Чтобы воспользоваться им как следует, человек зачастую должен сойтись с противником в рукопашной. Разумеется, я не имею в виду копья и дротики; правда, они неудобны в обращении и применить их можно, как правило, один лишь раз. Кроме них к оружию, что поражает на расстоянии, относится праща, но с ней больше мороки, нежели проку.

   – Я согласен с тобой,– произнес лорд Дуглас.– Пускай его светлость и иже с ним сокрушаются о плачевной участи человечества. Мы создали общество, которое отвечает нашим целям, и всякая попытка изменить его может нарушить равновесие и обернуться неисчислимыми бедами, да такими, каких мы, боюсь, и вообразить не в силах.

  Размышления Данкена были прерваны самым неожиданным образом. Он вдруг ощутил, что на него повеяло холодом, открыл глаза и увидел над собой, если можно так выразиться, лицо Призрака: расплывчатый овал клубящейся серой дымки, обрамленный белизной капюшона. Никаких черт, только дымка; тем не менее Данкену казалось, он смотрит именно в лицо.

   – Сэр Призрак,– справился он,– зачем тебе понадобилось столь бесцеремонно будить меня?

   Приглядевшись, Данкен различил, что Призрак сидит рядом с ним на корточках, и мельком подивился подобной позе.

   – Мне надо было кое о чем спросить вашу милость.– отозвался Призрак.– Я уже спрашивал отшельника; он рассердился на меня за то, что я задаю вопросы, на которые у него нет ответа, хотя, по-моему, святой человек должен знать все. Я спрашивал и вашего спутника, но он лишь заворчал на меня. Сдается мне, ему не понравилось, что привидение пытается вызвать его на разговор. Будь во мне малая толика плоти, он наверняка задушил бы меня своими ручищами. По счастью, это невозможно. Никто не сможет теперь ни задушить меня, ни свернуть мне шею; я избавлен от унижений такого рода.

   Данкен откинул одеяло и сел.

   – Судя по столь длинному вступлению,– сказал он,– твои вопросы вряд ли окажутся пустяковыми.

   – Для меня они необычайно важны,– заявил Призрак.

   – А если я тоже не смогу на них ответить?

   – Значит, вы ничем не отличаетесь от остальных.

  – Ладно,– проговорил Данкен,– давай выкладывай.

   – Как по-вашему, милорд, за какие грехи я удостоился подобного облачения? Мне известно, что призракам полагается как раз такой наряд, что его носят все настоящие привидения, кроме разве что некоторых замковых духов, которые предпочитают черный цвет. Но ведь меня повесили вовсе не в этом балахоне! Я был тогда в грязных обносках и, помнится, от страха испачкал их еще сильнее.

   – Я не знаю ответа,– покачал головой Данкен.

   – По крайней мере, милорд,– произнес Призрак.– вы оказали мне честь тем, что не стали увиливать и браниться, как наши общие знакомые.

   – Возможно, тебе следует обратиться к тому, кто изучал одежду призраков. Скорее всего, к кому-нибудь из церковников.

   – Они, вероятно, не пожелают выслушать меня, так что, пожалуй, можно об этом забыть. Понимаете, мне просто интересно, почему так, а не иначе.

   – Мне очень жаль, но увы,– развел руками Данкен.

   – Можно второй вопрос?

   – Давай, но ответа я не обещаю.

   – Вопрос такой,– сказал Призрак.– Почему я? Ведь привидениями становятся не все, кто умирает, даже не все, кто кончил жизнь не по своей воле, кто погиб от руки убийцы или палача. В противном случае духи заполнили бы весь мир, наступали бы друг другу на саваны, и куда было бы деваться живым?

   – Я снова не могу ответить.

   – Честно говоря,– продолжал Призрак,– не такой уж я и грешник. Скорее, я вызывал при жизни презрение, а какой тут грех? Ну да, у меня были, как и у всех, маленькие грешки, но, если я правильно понимаю суть греха, они вполне простительны.

   – Право, я тебе сочувствую. Помнится, при знакомстве ты жаловался на то, что тебе негде являться.

   – Так и есть,– вздохнул Призрак.– Было бы где, я бы, пожалуй, стал чуточку счастливее. Впрочем, привидениям не положено быть счастливыми, поэтому лучше сказать – довольнее. Довольство нам, по-моему, не запрещается, да его и не запретишь. Будь у меня место, где являться, я бы занимался делом, а не валял дурака. Хотя, если бы потребовалось греметь цепями и стонать, я бы делал это без особой охоты. По правде сказать, я бы удовлетворился тем, что бродил бы туда-сюда и порой позволял бы людям заметить меня. Ваша милость, может, то, что у меня нет места, где являться, нет работы,– что-то вроде наказания за жизнь, которую я вел? Поверьте мне – только, прошу, никому не говорите,– если бы пожелал, я без труда заработал бы себе на хлеб честным путем, а не выпрашиванием милостыни. Хотя тяжелая работа мне противопоказана, я с детства отличался слабым здоровьем. Мои родители все удивлялись, что им удалось вырастить меня.

  – Ты задаешь чересчур много философских вопросов,– заметил Данкен.– Я не в состоянии ответить на них.

  – Вы направляетесь в Оксенфорд, верно? – спросил Призрак,– Чтобы увидеться с каким-то знаменитым ученым? Иначе с какой стати вам туда идти? Я слышал, там проживает множество величайших умов Церкви и они ведут между собой высокомудрые беседы.

  – Когда прибудем в Оксенфорд,– откликнулся Данкен,– мы наверняка увидим кого-либо из ученых докторов.

  – Может, они знают ответ на мои вопросы?

  – Не уверен.

  – Не будет ли с моей стороны чрезмерной смелостью просить разрешения присоединиться к вам?

  – Послушай,– сказал Данкен, начиная злиться,– если тебе хочется попасть в Оксенфорд, ты вполне можешь добраться туда сам. Ты же вольный дух, тем более – без места, где надо было бы являться, притом никто не в силах причинить тебе вреда.

  – В одиночку,– проговорил Призрак, вздрагивая,– я испугаюсь до смерти.

  – Ты уже мертв, а дважды не умирают.

  – Вы правы,– отозвался Призрак,– я совсем забыл. Но все равно, мне будет страшно и одиноко, если я отправлюсь в путь сам по себе.

   – Если ты хочешь присоединиться к нам, то я не вижу, каким образом мог бы тебе помешать. Но учти: я тебя не приглашал.

  – Значит, я иду с вами,– подытожил Призрак.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю