Текст книги "Волшебный квартет"
Автор книги: Клиффорд Дональд Саймак
сообщить о нарушении
Текущая страница: 43 (всего у книги 63 страниц)
Глава 30
Данкен шел по лесной тропинке, и вдруг дорогу ему заступил великан. Дело было весной, все деревья словно облачились в желто-зеленые кружева – то начинали распускаться почки; а землю будто устилал пестрый ковер: цветы, поражавшие буйством красок, кивали Данкену, когда тот проходил мимо, как бы говоря: «Здравствуй, друг». В лесу было светло, дышалось на удивление легко; словом, этот лес ничуть не напоминал те чащобы, которые, кажется, так и норовят залучить путника и погубить его. Данкен не знал ни того, где находится лес, ни откуда вышел, ни куда направляется. Он просто шел по тропинке среди деревьев и наслаждался мгновеньем настоящего. Ему не нужно было ни стыдиться прошлого, ни опасаться будущего. А потом появился великан, и они двинулись навстречу друг другу. Тропа была узкой, и разойтись на ней, не уступив дороги, не представлялось возможным. Однако уступать ни тот, ни другой, по всей видимости, не собирался. Они остановились; Данкен грозно посмотрел на великана, тот ответил не менее свирепым взглядом, а затем наклонился, протянул огромную ручищу, схватил юношу и потряс его. Голова Данкена болталась из стороны в сторону, ноги сами собой выделывали замысловатые коленца, а руками он не мог даже пошевелить, поскольку те были плотно прижаты к телу. Великан приговаривал:
– Проснитесь, милорд. Проснитесь. Тут с вами хотят побеседовать.
– Оставь меня в покое,– буркнул Данкен, желая досмотреть сон до конца.
Но великан все твердил: «Проснитесь, проснитесь», и внезапно юноше показалось, что он узнает этот голос, что слышит вовсе не неведомого великана, а старого доброго демона Царапа. Кто-то снова потряс Данкена за плечо. Он открыл глаза и вправду увидел над собой Царапа, над головой которого нависали мрачные скалы.
– Вот вы и проснулись,– заявил демон.– Прошу вас, милорд, не засыпайте снова.
Данкен сел и потер ладонью глаза, а затем огляделся по сторонам. Они с демоном, который сидел на корточках в двух шагах от него и не сводил с юноши пристального взгляда, находились в тени большого валуна. Там, где тень обрывалась, каменистую почву заливали лучи солнца; чуть поодаль поблескивала вода. Невдалеке, привалившись к Крошке, раскинулся на камне Конрад. Возле них сладко похрапывал Эндрю. Данкен было приподнялся, но тут же вынужден был сесть, испытав приступ слабости, вызванный запоздалым страхом. Подумать только, все они заснули, не приняв никаких мер предосторожности! Никто не позаботился обыскать окрестности, никому и в голову не пришло назначить часовых. Должно быть, они провалились в сон, едва ступив на сушу. Ладно остальные, но он – как он мог?
– Все в порядке? – справился Данкен слабым голосом.
– В полном,– уверил демон.– Я охранял ваш сон.
– Разве ты не устал?
– Нет,– покачал головой Царап,– Мы, демоны, не ведаем усталости. Однако, сэр, с вами хотят поговорить. Иначе я не стал бы будить вас.
– И кому я понадобился?
– Женщинам, милорд. Довольно приятным пожилым женщинам.
– Спасибо, Царап,– поблагодарил Данкен, со стонов поднимаясь.
Прямо от камня, на котором он лежал, начиналась тропинка, и юноша направился по ней, сам не зная куда. Стоило ему выйти из тени валуна, который, как выяснилось, служил вдобавок этакой преградой на пути звука, как на него тяжким бременем обрушился горестный плач. Однако всего лишь мгновение спустя Данкен понял, что плача на деле не слышно. Но как такое может быть?.. И тут он сообразил, что на плечи давит не плач, а мировая скорбь, сосредоточенная на этом острове, стекающая сюда, чтобы преобразиться в плач. Напор скорби был настолько сильным, что юноша даже зашатался; в сердце ему закралась грусть – беспросветная тоска, что заглушала все прочие чувства, превращала в ничто радости жизни, заставляла склониться перед ненавистью и мукой.
Женщины, о которых говорил Царап, поджидали в том месте, где тропа поворачивала прочь от кромки воды и устремлялась вверх, к трем остроконечным пикам. Их было трое; все в одинаковых платьях, что ниспадали им до щиколоток. Вполне возможно, эти платья простого покроя, без каких бы то ни было рюшей и оборок были когда-то белого цвета, но теперь выглядели чуть ли не запачканными сажей. В руках женщины держали корзины.
Данкен постарался расправить плечи. Подойдя ближе, он остановился. Женщины молча глядели на него. В ответ он принялся без зазрения совести рассматривать их. Они были далеко не молоды, но и слово «старухи», несмотря на морщинистые лица, к ним как-то не подходило. Скорее морщины придавали им благообразие; от женщин веяло покоем, который никоим образом не сочетался с господствовавшей над островом скорбью. Та женщина, что стояла немного впереди двух других, заговорила с Данкеном:
– Молодой человек, это ты так жестоко обошелся с нашими драконами?
Вопрос оказался настолько неожиданным, а его смысл – настолько извращенным, что Данкен невольно расхохотался; смех вышел отрывистым, каким-то лающим.
– Тебе не следовало путать их,– продолжала женщина,– Они до сих пор не вернулись, и мы не знаем, где их искать. И потом, ты, кажется, убил одного из них?
– Он напал первым,– отрезал Данкен,– Я бы его не тронул, если бы он не схватил Красотку.
– Красотку? – переспросила женщина.
– Да, нашего ослика.
– Эка невидаль! – фыркнула женщина.
– Мэм,– ответил Данкен,– в моем отряде помимо ослика конь и собака. Они не просто животные, они – наши товарищи.
– Ты забыл упомянуть демона, отвратительного демона с искалеченной ногой, который оскорбил нас и пригрозил нам своим трезубцем, когда мы спустились по тропе.
– Да,– согласился юноша,– среди нас есть и демон, и ведьма, а также гоблин и отшельник, который мнит себя ратником Господа.
– Ну и компания! – проговорила женщина, качая головой.– А сам ты кто такой?
– Мэм, я Данкен из рода Стэндишей.
– Из Стэндиш-Хауса? Так почему ты не дома, а на болоте и пугаешь безобидных драконов?
– Мадам,– отозвался Данкен,– мне представляется невероятным, что вы ничего не слышали, но раз так, я вам расскажу. Ваши безобидные драконы – кровожаднейшие твари на свете. Вдобавок мы, к сожалению, были не в состоянии проучить их так, как они того заслуживали. Драконов разогнал Дикий Охотник.
Женщины вопросительно переглянулись.
– Я вам говорила,– сказала одна из тех, что стояли чуть позади,– говорила, что слышала рог Охотника и лай его псов. А вы все твердили, что мне померещилось! Вы утверждали, что Охотник в жизни не наберется смелости приблизиться к нашему острову, ни за что не отважится соперничать с нами.
– Скажите, а чем вы, собственно, занимаетесь? – справился Данкен.– Вы и вправду оплакиваете мир?
– Юный Стэндиш,– произнесла первая женщина,– наши дела тебя совершенно не касаются. Здешние таинства не для смертных. Между прочим, вы осквернили священную почву Острова скорби.
– Тем не менее,– прибавила вторая,– мы готовы простить вам это святотатство. Мы знаем законы гостеприимства и потому принесли вам пищу.– Она шагнула вперед и поставила на тропу свою корзину. Товарки последовали ее примеру,– Бери. Ну, смелее. Уверяю тебя, ты не отравишься. В мире и без того достаточно горя, чтобы мы решились причинить его сами.
– Да уж, кому, как не вам, рассуждать о горе,– пробормотал Данкен и тут же укорил себя за жестокие слова. Женщины молча повернулись, собираясь, по-видимому, уходить, но Данкен остановил их вопросом: – Вы, случайно, не видели поблизости Орды?
– Какой же он глупый, сестры! – воскликнула одна из женщин.– Забрался в самое сердце Пустоши и спрашивает об Орде! Может, пожалеем его?
– Можно и пожалеть,– откликнулась та, что первой заговорила с юношей.– Вреда от того никому не будет. Знай, сэр Данкен: Орда находится на западном побережье болота, совсем близко отсюда. Они, должно быть, знают о вас, ибо сплачиваются в рой, хотя мне непонятно, чем вы могли их так сильно напугать.
– Оборонительный порядок,– прошептал Данкен.
– Что ты сказал?
Данкен рассмеялся.
– Смейся, смейся, молодой человек,– произнесла женщина.– Посмотрим, как ты будешь смеяться, когда очутишься лицом к лицу со Злыднями.
– А если мы попробуем вернуться, ваши любезные драконы раздерут нас в клочья, верно?
– Ты несносен в своей невоспитанности! Не смей так отзываться о наших друзьях.
– Друзьях?
– Ну разумеется. Драконы – наши любимцы, а без Злыдней в мире было бы куда меньше бед.
– Меньше бед...– Внезапно Данкену все стало ясно. Остров был не приютом для страждущих, не местом искупления грехов, а обителью радости, почерпнутой из людских скорбей; здесь наслаждались горестями, от которых изнывал на протяжении веков человеческий род,– Ах вы, стервятницы!..
Господи Боже, неужели в мире не осталось ничего святого? Нет, он не прав. Взять хотя бы Нэн и других баньши. Они оплакивают вдов, матерей, которые потеряли детей, дряхлых стариков, больных и покинутых. Они сочувствуют тем, кого постигло несчастье, скорбят по тем, кого больше некому жалеть. Но эти... Так называемые плакальщицы, которые якобы оплакивают мир – то ли втроем, то ли в компании других! Или, может быть, они пользуются неким устройством, способным издавать те самые надрывные звуки,– перед мысленным взором Данкена возникло нечто вроде громадного колокола, раскаты которого и порождали над болотом стон... Так или иначе, эти омерзительные создания жадно поглощали людские невзгоды, упивались ими, купались в них, точно свиньи в грязных, вонючих лужах.
– Ступайте, мерзавки,– пробормотал юноша вослед женщинам, которые направились вверх по тропе. Он не стал кричать на них, понимая, что поступить так означало бы уронить собственное достоинство. Они не заслуживали ни гнева, ни презрения. Обращать на них внимание было недостойно порядочного человека. Данкен наклонился, схватил одну корзину и швырнул ее в болото. Такая же участь постигла две других.– Вот вам ваше гостеприимство! – процедил он сквозь зубы,– Подавитесь своей жратвой и будьте прокляты!
Вернувшись туда, где оставил Царапа, он увидел, что рядом с Демоном сидит проснувшийся Конрад.
– Где остальные? – спросил юноша.
– Отшельник и ведьма отправились за поклажей Красотки,– сообщил Царап.– Мешки прибило к берегу прямо под нами. Наверное, в них найдется чем подзакусить.
– Как ты себя чувствуешь? – справился Данкен у Конрада.
– Отлично,– усмехнулся тот,– лучше не бывает. Рука почти не болит, да и опухоль немного спала.
– Что касается миледи,– прибавил демон,– она пошла вон туда.– Он ткнул пальцем в сторону.– Сказала, что хочет осмотреть окрестности. Она ушла еще до того, как мне пришлось разбудить вас.
Данкен взглянул на небо. Солнце миновало точку зенита и постепенно клонилось к западу. Выходит, они проспали добрую половину дня.
– Сидите тут и никуда не уходите,– велел юноша.– Я пойду поищу Диану. Так куда мне идти?
Ухмыльнувшись, Царап повторно указал направление.
– Найдете что поесть,– сказал Данкен,– ешьте. Нам скоро выходить. Время поджимает.
– Милорд,– проговорил Конрад,– вы намерены идти напролом?
– Иного нам не остается,– ответил Данкен.– Мы не можем ни вернуться, ни оставаться здесь. Этот остров – гнусное местечко.
– Я буду рядом с вами,– пообещал Конрад.– Была бы дубинка, а рука найдется.
– И я,– добавил демон.– Шнырки молодец, что дал мне трезубец. Он правильно сказал: подходящее оружие. Пусть только кто-нибудь на меня нападет, я ему покажу!
– Ладно. Я не задержусь,– бросил Данкен.
Он нашел Диану на невысоком выступе над болотом. Услышав шаги, она обернулась:
– Что, уже пора в путь?
– Не совсем,– отозвался Данкен.
– Не знаю, не знаю... Как представлю себе Орду...
– Мне надо кое-что тебе сказать, сказать и показать. Я должен был сделать это давным-давно.
Данкен сунул руку в кошелек, достал оттуда талисман и протянул Диане. У той пресеклось дыхание. Она было подставила ладонь, однако отдернула ее.
– Вульферта?
Данкен кивнул.
– Где ты его взял? И почему не сказал мне?
– Потому что боялся, что ты потребуешь его себе. Он был мне нужен.
– Зачем?
– Против Орды. Для той цели, для которой и предназначал его Вульферт.
– Но Катберт говорил...
– Катберт ошибался. Талисман охранял нас с того самого дня, когда я нашел его. Поразмысли-ка: Злыдни насылали на нас своих приспешников, а сами все время держались в стороне. Как ты думаешь, почему?
Диана взяла талисман, повертела его в пальцах, любуясь бликами солнечного света на поверхности камня.
– Какой красивый,– прошептала она.– Где ты его нашел?
– В гробнице Вульферта. Меня туда засунул Конрад, после того как я получил дубинкой по голове в стычке на огороде. Помнишь, мы тогда впервые встретились?
– Как странно,– промолвила Диана,– Класть живого человека в гробницу...
– Да, на Конрада порой находит. Однако обычно все оказывается к лучшему.
– Значит, ты наткнулся на него по чистой случайности?
– Когда я очнулся, то почувствовал, что лежу на чем-то таком, что здорово колется. Сперва я решил, что подо мной камень, а потом, когда уже выбрался, обнаружил талисман. Я хотел отдать его тебе, но...
– Понимаю. Ты хочешь воспользоваться им против Орды? Надеешься, что поможет?
– Да,– кивнул Данкен.– Я уверен настолько, что готов даже побиться об заклад. Ведь ты не будешь отрицать, что нас что-то оберегает? Мне кажется, мы владеем неким оружием, которого опасается Орда. Это должен быть талисман. Иначе с какой стати Злыдням бояться нас?
– Выходит, Вульферт был прав. Выходит, чародеи напрасно не поверили ему.
– Чародеи – тоже люди,– буркнул Данкен,– а людям свойственно ошибаться.
– Хорошо,– сказала Диана.– Но, может, ты объяснишь мне, что привело тебя сюда? Что происходит? Почему тебе столь необходимо попасть в Оксенфорд? Ты до сих пор отмалчивался, скрывал и от меня, и от Катберта. Кстати говоря, у Катберта было много друзей среди оксенфордских ученых. Он переписывался с ними немало лет подряд.
– Что ж,– отозвался Данкен,– пожалуй, теперь можно и рассказать. Мне поручено доставить в Оксенфорд один манускрипт. С твоего разрешения, я не буду слишком уж вдаваться в подробности,– и он принялся излагать историю драгоценной рукописи.
– Оксенфордский клирик,– проговорила Диана,– единственный человек на свете, который способен установить подлинность манускрипта. Как его зовут?
– Уайз, епископ Уайз. Слабый здоровьем старик. Вот почему мы так торопимся. Он может умереть со дня на день. Как выразился его милость, епископ стоит одной ногой в могиле.
– Данкен,– прошептала Диана,– Данкен...
– Что? Тебе знакомо это имя?
– Да. Твой епископ был старинным другом Катберта.
– Замечательно.
– Ах, если бы... Данкен, епископ Уайз умер.
– Умер?
– Катберт узнал о его кончине несколько недель тому назад. Скорее всего, ты тогда еще не покидал Стэндиш-Хауса.
– Боже мой! – воскликнул юноша, опускаясь на колени. Бесцельное, бессмысленное путешествие! Человек, способный определить подлинность рукописи, умер, и не на днях, а давным-давно! Теперь все кончено. Быть может, лет через сто появится другой ученый, столь же образованный, как епископ Уайз. Появится ли? Всем, всем придется подождать: его милости, матери-Церкви, всему христианскому миру... Возможность упущена, и неизвестно, представится ли когда-нибудь новая,– Диана! – вырвалось у Данкена,– Диана!
Она притянула его к себе. В ее движениях сквозила материнская ласка. Он положил голову ей на колени.
– Поплачь, милый, нас никто не видит. Поплачь, и тебе станет легче.
Однако Данкен был не в силах плакать, хотя внутри у него все перевернулось, а к горлу подкатил комок. Он понял вдруг, что до сих пор избегал даже думать о том, что такое манускрипт не для всего человечества, а для одного-единственного человека по имени Данкен Стэндиш; понял, что, пускай верил в Бога постольку-поскольку, он все равно надеялся, что Тот, кого звали Иисусом, вправду ходил по земле, произносил те слова, какие приписывали Ему легенды, творил чудеса, смеялся на свадебных пирах, пил вино со Своими учениками и был в конце концов распят римлянами на кресте.
– Данкен,– проговорила Диана,– мне очень жаль...
– Талисман,– произнес он, вскинув голову.
– Да, мы воспользуемся талисманом именно для того, для чего он был изготовлен Вульфертом.
– Положимся на него и сразимся со Злыднями.
– Ты уверен, что он не подведет?
– А разве у нас есть выбор? – пожал плечами Данкен.
– Нет,– согласилась Диана.
– Вполне возможно, что талисман не спасет нас от гибели.
– Я не покину тебя.
– Иными словами, погибать – так вместе?
– Что суждено, то суждено. Однако мне кажется, что все будет в порядке. Вульферт...
– Ты веришь в него?
– Ничуть не меньше, чем ты в свой манускрипт.
– А что потом?
– Ты о чем? Когда все закончится?
– Да. Я вернусь в Стэндиш-Хаус. А ты?
– Без крыши над головой не останусь. Меня с радостью примут в замках других чародеев.
– Пойдем со мной.
– И кем я буду? Приживалкой? Или хозяйкой?
– Моей женой.
– Данкен, милый, во мне течет кровь волшебников.
– А во мне – кровь бессовестных искателей приключений, лихих вояк, пиратов, мародеров и убийц. Бог весть с кого начинался наш род.
– А твой отец? Ведь он – лорд.
Данкен представил себе отца: вот он стоит, высокий и стройный, подкручивает усы, а глаза глядят сурово и вместе с тем доброжелательно.
– Ну и что? – проговорил юноша.– Он прежде всего благородный человек. Он полюбит тебя как дочь. У него никогда не было дочери. Я единственный, кто остался. Моя мать умерла много лет назад. Пойдем со мной. Стэндиш-Хаус истосковался по женской руке.
– Мне надо подумать,– ответила Диана.– Правда, одно могу сказать прямо сейчас. Я люблю тебя.
Глава 31
Рой располагался на вершине невысокого гребня, невдалеке от кромки воды, и производил весьма устрашающее впечатление: черная клубящаяся масса, в которой то и дело что-то сверкало, наподобие зарниц, что пляшут на небе летними ночами. Временами рой словно обретал устойчивую форму и плотность; временами же он сильно напоминал смотанный на скорую руку клубок шерсти или мыльный пузырь, готовый вот-вот лопнуть. Он пребывал в постоянном движении, как будто те существа (или кто они там были), которые его составляли, беспрерывно подыскивали себе местечко поудобнее, выстраивались то так, то этак, дабы создать наиболее приемлемый порядок. Порой казалось, что в общей массе можно различить отдельные фигуры, однако они буквально в следующий миг исчезали из виду. И слава Богу, подумал Данкен, ибо то, что он успел разглядеть, внушило юноше настоящий ужас. Твари, которые образовывали рой, превосходили своей отвратительностью самые кошмарные фантазии.
– Итак, все решено,– сказал Данкен, обращаясь к отряду.– Я понесу талисман, вот так!
Он поднял руку, и драгоценные камни амулета засверкали в лучах заходящего солнца, точно охваченные неким мистическим пламенем, переливаясь всеми цветами радуги, но гораздо, гораздо ярче, нежели обыкновенная радуга.
– А если не сработает? – проворчал Конрад.
– Должно сработать,– отрезала Диана.
– Да,– согласился Данкен,– должно. Однако в случае чего – бегите обратно к болоту и постарайтесь добраться до острова.
– К черту! – возразил Конрад.– Лично я не побегу. Мне надоело бегать...
Внезапно кто-то выхватил талисман из руки Данкена.
– Эндрю! – воскликнул юноша.
Отшельник, похоже, не слышал. Он бежал туда, где клубился рой, издавая громкие, нечленораздельные вопли. В одной руке он держал талисман, а другой сжимал посох, которым торжествующе потрясал на бегу.
– Стой, сукин сын! – взревел Конрад.– Стой, ублюдок полоумный!
Данкен кинулся было вдогонку, но тут впереди сверкнула молния. Эндрю мгновенно оказался заключенным в огненную клетку. Пламя опало, а отшельник застыл на месте догоревшим факелом, фитильком, который задуло порывом ветра; над его воздетыми к небесам руками вился тоненький дымок. Талисман куда-то исчез. Мгновение спустя Эндрю рухнул наземь бесформенной грудой обугленной плоти.
Данкен упал ничком на землю. Внезапно ему стало ясно, что Орда боялась вовсе не талисмана. Выходит, не талисман защищал их на долгом пути через Пустошь? Ну разумеется, и как он сразу не догадался! Там, на полоске сухой земли между холмами и болотом, Злыдни натравили на них Гарольда Потрошителя – да, использовали его, а потом сами же и расправились с ним, чтобы заполучить то, чего опасались, то единственное, чем не смели завладеть самостоятельно. А талисман тогда остался лежать на песке – никому не нужная, лишенная всякой ценности безделушка. Единственной же вещью, которая так и не попала к ним в лапы, был манускрипт.
Манускрипт! Ну конечно же, манускрипт! Именно за ним охотилась Орда, именно для того, чтобы уничтожить его, Злыдни опустошили север Британии, а затем двинулись на Стэндишский монастырь, где находилась желанная рукопись. Но к тому времени, когда это произошло, оригинал – творение пронырливого коротышки, который только и делал, что смотрел и слушал,– покинул стены монастыря. Катберт говорил, что Орда в растерянности, словно не знает, что ей предпринять. Так оно и было! Злыдни то ли получили сообщение, то ли почувствовали, что манускрипта в монастыре уже нет, что его несут через Пустошь, то есть через территорию, облюбованную Ордой.
«Маленький проныра, шустрый, изворотливый коротышка,– мысленно обратился Данкен к тому человеку, который в незапамятные времена околачивался вокруг Иисуса, стараясь особенно не попадаться на глаза, который смотрел и слушал, а потом, скорчившись в укромном уголке, записывал то, что увидел и услышал,– ты и не подозреваешь, что на самом деле совершил. Ты записал подлинные слова Иисуса, не перефразировав, не добавив ничего от себя; ты сберег для потомков его жесты и мимику. Ты и впрямь сотворил чудо, если по истечении стольких лет твоя рукопись сохранила свою магию, что ничуть не удивительно, ведь в ней все события изложены так, как они и происходили в действительности. Скажи, человече, почему ты ни разу не позволил мне увидеть твое лицо? Почему ты либо отворачивался, либо прятался в тень? Хотя я понимаю: ты не искал славы для себя, а лишь стремился донести до нас величие Того, за Кем следовал всегда и повсюду, пока Его не распяли на кресте. Что ж, значит, тебе суждено оставаться в веках человеком без лица».
Данкен нащупал в кошельке манускрипт, достал его, вскочил на ноги, воздел пергамент над головой и с исполненным ликования возгласом устремился навстречу Орде. Рой засверкал вспышками, и чем ближе подбегал юноша, тем ярче становились эти вспышки, однако они пламенели внутри клубящейся массы, будто что-то не пускало их наружу. Те же самые молнии, что вырывались из пелены тумана на равнине у Замка, те же самые, что и та, которая испепелила Эндрю; они полыхали внутри роя, но словно не могли пробиться наружу.
Внезапно молнии слились в одну особенно яркую вспышку, рой превратился в огненный шар и... словно взорвался, рассыпался на мелкие кусочки, которые, падая на землю, корчились единое мгновение, будто в агонии, а затем замирали в неподвижности.
С Ордой было покончено. В сумерках, что наступили с заходом солнца, над побережьем поплыла тошнотворная вонь. Данкен опустил руку, в которой по-прежнему сжимал манускрипт. Пергамент весь сморщился оттого, что его с силой стискивали пальцы юноши.
Неожиданно сумерки огласились рыданиями. То был не плач по миру, нет; рыдания раздавались где-то рядом. Данкен обернулся и увидел Мэг, что стояла на коленях возле обугленного тела Эндрю. Она плакала в голос и заламывала в отчаянии руки.
– Как странно,– пробормотала подошедшая Диана.– Отшельник и ведьма...
– Он отдал ей при встрече кусок сыра,– произнес Данкен.– Помогал идти по лесной тропе, поддерживал, когда она пыталась отыскать выход с поляны. Разве этого недостаточно?
