Текст книги "Водопад одержимости (ЛП)"

Автор книги: Клэр Кингсли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 19 страниц)

С меня хватит.

Одри нежно положила руку мне на плечо, и, хотя ее прикосновение не успокоило меня, оно укрепило мою решимость.

Я знал, что должен сделать.

– Значит, твоя мама скоро приедет? – спросил я.

– Да, через десять минут или около того.

– А потом приедет Мэриголд?

– Я еще не звонила ей, но уверена, что она не будет против приехать сюда. Мы можем заказать что-нибудь.

Я коснулся ее лица и встретил ее взгляд. – Ты ведь больше никуда не поедешь?

– Нет. Я уже все купила, и меньше всего мне хочется сейчас ехать в город. А что?

– Мне нужно кое-что сделать. Я не хочу оставлять тебя одну, но пока ты остаешься здесь, я спокоен. И с тобой будут мама и Мэриголд, чтобы составить тебе компанию.

– Что тебе нужно сделать?

Я видел подозрение в ее глазах. Я ненавидел лгать ей, но я не мог сказать ей правду. Не сейчас.

Я скажу ей, когда все закончится. Это была не ложь. Я просто откладывал объяснение.

– Это кое-что для дома. Если я успею все подготовить, ребята смогут установить столешницы раньше, то это вернет нас в график. Мне просто нужно купить кое-что, чтобы все получилось.

– О. – Она, кажется, расслабилась. – Хорошо. Это замечательно. Не могу дождаться, когда увижу кухню со столешницами.

– Они будут выглядеть великолепно.

Она улыбнулась. – Мне так жаль, что все это происходит. Ты должен работать, а не беспокоиться обо мне.

Я снова притянул ее к себе и обнял. – Не извиняйся. Это не твоя вина.

Это была вина Колина. И я собирался положить этому конец. Сейчас.

ГЛАВА 33

Одри

Макс вскочил после своего короткого сна и подбежал к окну, виляя хвостом. Я выглянула наружу и увидела мамину машину. Мне хотелось радоваться встрече с ней – радоваться тому, что я наконец покажу ей свой новый дом, – но после найденной записки трудно было испытывать что-то, кроме смутного чувства ужаса.

Я жалела, что Джосайя уехал.

Правда, у меня было чувство, что это к лучшему. Я не совсем понимала, почему мама решила навестить меня, но сейчас было не самое подходящее время знакомить ее с Джосайей. Он был не в лучшем настроении, да и я тоже. Я не хотела переживать из-за того, одобрит ли мама моего парня или нет.

Особенно сейчас. Мы перейдем этот мост позже.

К тому же, ей никак не избежать знакомства с ним, что бы она ни думала.

– Макс, лежать.

Он посмотрел на меня самыми тоскливыми щенячьими глазами, которые только смог изобразить.

– Я знаю. Кажется, что это всегда здорово, когда кто-то приезжает. Но бабушка должна к тебе привыкнуть. Дай ей время.

Очевидно, он не понял ни слова из моих объяснений, но частично послушался. Он подошел к своей собачьей подстилке. Не совсем то, о чем я его просила, но и это сойдет.

Я открыла дверь для мамы, и она протянула мне пластиковую коробку с печеньем из продуктового магазина в Пайнкресте.

– Я подумала, что надо принести что-нибудь сладкое, но ты же знаешь, что я не пеку.

– Спасибо, мам. – Я впустила ее в дом, закрыла и заперла дверь, а затем обняла ее свободной рукой. – Ты хочешь кофе или чай?

– Чай было бы замечательно.

– Сейчас сделаю. Хороший мальчик, Макс.

Он вильнул хвостом.

– Он хороший мальчик, правда? – Она подошла к Максу и стала гладить его по голове. – Хороший песик.

Я замешкалась в дверях на кухню, наблюдая, как мама налаживает дружеский контакт с моей собакой, возможно, впервые. Это было странно трогательно.

Он опустился на пол и перекатился на спину.

– Он хочет, чтобы ты погладила ему живот, – сказала я. – Это его любимое.

– Какой хороший песик. – Она наклонилась и погладила его по животу.

– Кстати о домашних животных, я купила кое-что для Герцогини. – Я достала игрушки для кошки из сумки, которую оставила на стойке. – Не забудь их, когда будешь уезжать.

– Это очень мило с твоей стороны. Спасибо.

– Не за что.

Мама еще несколько раз погладила Макса, а затем последовала за мной на кухню. Я включила чайник и достала из буфета две кружки.

– Что ж, – сказала мама, оглядываясь по сторонам. – Дом очень милый.

– Спасибо. Мне он нравится.

– Как долго, по-твоему, ты здесь пробудешь?

– Хороший вопрос. В обозримом будущем я никуда не собираюсь.

Она вернулась в гостиную и осмотрелась. Следы Джосайи были повсюду, но она никак не прокомментировала это. Меня не волновало, что она подумает, но я решила сама прояснить то, что могло стать слоном в комнате.

– Ты, наверное, заметила вещи Джосайи. Официально он здесь не живет, но на самом деле именно это и происходит.

– Значит, все серьезно?

Я не могла не улыбнуться. – Да. Все серьезно.

Она улыбнулась в ответ. – Я рада за тебя.

– Спасибо, мам. Я тоже рада за себя. Он отличный парень.

– Правда? – В ее голосе было что-то странное – какая-то задумчивость. Не похоже, что она сомневалась во мне. Скорее, она надеялась, что я права.

– Да, он действительно такой. Он очень серьезный, или, может быть, правильнее сказать, стоический. Кого-то это может отпугнуть, но для меня это часть его обаяния. Он честен. Всегда знаешь, что между нами происходит.

– Это бесценно.

– Это действительно так. – Я достала из шкафа несколько коробок с чаем, чтобы она могла выбрать то, что хочет. – Честно говоря, я от него без ума.

– Ты влюблена.

– Да. Но почему ты грустишь?

– Разве? – Она оживилась, и я узнала ее лицо, которое она надевает, чтобы показать, что все в порядке. – Я нисколько не грущу. Я рада за тебя.

Я поверила ей, но в то же время почувствовала, что она думает о чем-то другом. – Ты уверена?

– Конечно. Все, чего хочет мать, – это видеть своего ребенка счастливым.

Я не была уверена, что верю в это – по крайней мере, что она действительно так думает, – но я оставила это без внимания. – Я определенно счастлива с Джосайей. Очень счастлива.

– Хорошо.

Вода закипела. Она выбрала жасминовый чай, и я заварила себе такой же. Я положила на тарелку несколько печений и поставила ее на стол, после чего мы сели.

– Итак, – сказала мама, – как жизнь в Тиликуме? Мне всегда нравился этот город.

– Он хороший. Мне здесь очень нравится. Не думала, что понравится, но он пришелся мне по душе.

– Я встречалась с мальчиком из Тиликума, когда была моложе.

– Правда? – Я почти ничего не знала о жизни своей мамы до того, как она вышла замуж за моего отца. По крайней мере, ничего конкретного, особенно о ее парнях. – Кто он был?

– Молодой человек по имени Дэниел. В то время я училась в школе. Мы встречались недолго. Всего несколько свиданий.

– Что случилось?

Выражение ее лица изменилось, став нейтральным, словно она пыталась скрыть свои эмоции. – Твой отец.

– О. Значит это была не судьба.

– Нет. – Она похлопала меня по руке. – Но у нас есть ты, так что оно того стоило.

Подтекст этого заявления был интригующим. Это был самый откровенный разговор, который я когда-либо вела с ней о моем отце и их браке. Честно говоря, я понятия не имела, как она относилась к нему на самом деле. Любила ли она его по-настоящему? Скучает ли она по нему сейчас?

У меня было столько вопросов, что я не знала, с чего начать.

– Ты любила его?

– Кого? – спросила она. – Твоего отца или Дэниела?

– Отца.

Она опустила глаза, как будто ответ был на поверхности ее чая. – Да.

– Это официальное «да» или честное «да»?

– Я любила его. Даже когда не должна была.

Это становилось все более странным с каждой минутой. Она встала, взяв с собой чай, и подошла к раздвижной стеклянной двери, выходящей на задний двор.

– Здесь действительно очень красиво, правда? А по ту сторону холма что-нибудь есть?

– Нет, только лес.

– А что это за цветы? – Она указала на что-то снаружи. – Не думаю, что видела их раньше. Ты их посадила?

– Нет, они сами выросли.

– Такой красивый цвет. Тебе бы понравилось собирать их, когда ты была маленькой.

– Ты сегодня погрузилась в воспоминания. Что происходит?

Она сделала паузу, продолжая смотреть на улицу. – Я просто думала кое о чем.

– О чем, например?

– О прошлом.

– Ты в порядке? Ты же не собираешься сказать мне, что у тебя неизлечимая болезнь?

Она покачала головой и повернулась ко мне лицом. – Нет. Я не больна.

– Тогда что происходит? Ты решила навестить меня ни с того ни с сего, а потом заводишь разговор о вещах, о которых мы буквально никогда не говорили, как будто в этом нет ничего особенного. Я понятия не имела, что ты встречалась с кем-то до папы. Насколько я знаю, он был твоей первой любовью.

– Да, был. До него я никого не любила.

– Хорошо. Это мило, но мне все равно кажется, что ты чего-то не договариваешь.

– Ты многого не знаешь, Одри. То, что я вынуждена была скрывать от тебя. Это всегда было для твоего же блага. Ты должна это понять.

Внезапная настойчивость в ее голосе заставила меня занервничать. – Что именно тебе приходилось скрывать от меня?

Она начала ходить по кухне, хотя и медленно. – Твой отец не был плохим человеком. В душе он был добрым. Он любил свою общину. Я уверена, что каждому политику свойственна любовь к власти, и он не был исключением. Но он заботился о жителях Пайнкреста.

Я пока не понимала, к чему она клонит. – Хорошо?

– Я действительно не знала, во что ввязываюсь, когда выходила за него замуж. Он был старше меня и так уверен в себе. Такие грандиозные планы. Все это было очень привлекательно. Еще до того, как он занялся политикой, он был очень популярен. Все его любили.

– Это не удивительно.

– И он был добр ко мне, по большей части. Он обеспечил мне комфортную жизнь. И он, конечно, обеспечил мне очень комфортную жизнь теперь, когда его нет.

Она снова остановилась и поставила чай на стол. Я не знала, что сказать.

– Но были и соблазны. Каждый человек, облеченный властью, сталкивается с ними. Большинство, если не все, в какой-то момент поддаются.

Мои глаза расширились, а в животе зашевелилось болезненное чувство.

– Он поддался, по крайней мере, на какое-то время.

– Мама, что ты говоришь?

Она глубоко вздохнула и расправила плечи. – У твоего отца был роман.

Возможно, это не должно было удивить меня так сильно, как удивило, но ее слова пронзили мое сердце, как нож. Я уставилась на нее, ошеломленная. Мое сердце разбилось. Я почувствовала опустошение.

– Что?

– Она была его секретаршей, если ты можешь в это поверить. Некоторые клише существуют, поэтому это правда.

– Как ты узнала?

– Он сам признался.

– И ты осталась с ним?

Выражение ее лица ожесточилось. – Ты никогда не была на моем месте, поэтому у тебя нет права судить меня.

– Я не осуждаю тебя, просто не могу это представить.

– У меня был маленький ребенок, и в то время я надеялась, что у нас будет еще ребенок. Он признался и загладил свою вину. Мы ходили на консультации. Мы решили, что должны сохранить семью.

– Почему ты рассказываешь мне об этом сейчас?

По ее лицу пробежал спазм боли, и она отвела взгляд. – Я не думала, что мне когда-нибудь придется рассказать тебе. Особенно после его смерти. Я думала, что все уже позади. Он никогда не был идеальным, но кто может быть идеальным? Он совершал свои ошибки, а я – свои, и все это в прошлом.

– Но?

Она на мгновение сжала губы, словно готовясь к тому, что собирается сказать. – У них был сын.

Как я вместе со стулом не опрокинулась назад на пол, я не представляю. Ощущение было такое, будто меня только что ударили доской по лицу. – Что?

– Она забеременела. Он поступил правильно. Он поддерживал их материально, пока ребенку не исполнилось восемнадцать.

– Ты знала? С самого начала ты знала обо всем этом?

– Да.

Не в силах усидеть на месте, я встала из-за стола. – Ты хочешь сказать, что у меня есть брат, о котором я никогда не знала?

– Формально говоря, да.

– Формально? – Я с трудом сдержалась, чтобы не повысить голос. – Это не формальность. У отца был сын, значит, он мой брат. Сколько ему лет?

– Тебе было пять, когда он родился.

– Где он жил? Я когда-нибудь встречала его?

– Он рос в городе. Мы старались держать вас подальше друг от друга, и из-за разницы в возрасте вы вряд ли бы часто пересекались.

Это было слишком много для мгновенного осознания, а я даже не знала, с чего начать. Но на первом месте у меня стоял один наболевший вопрос.

– Почему ты рассказываешь мне об этом сейчас? Мать требует денег, угрожает оглаской или что-то в этом роде?

– Нет. Его мать переехала из Пайнкреста несколько лет назад. Я не знаю, где она сейчас.

– Тогда что происходит?

– Я решила рассказать об этом полиции.

Я уже собиралась спросить почему, как вдруг меня осенило. – Ты думаешь, что он преследователь, не так ли?

Она кивнула.

– Кто он? Он живет где-то поблизости?

– Его зовут Джеффри Сильва. Я слышала, что он переехал в Тиликум несколько лет назад.

Я порылась в памяти, пытаясь вспомнить его. Пять лет разницы означали, что мы не могли учиться в средней или старшей школе в одно и то же время. Я не помнила его по Пайнкресту, но встречала ли я его после переезда в Тиликум? Его имя не вызвало никаких ассоциаций.

– Знает ли он, кем был его отец? Знает ли он обо мне?

– Я могу только догадываться, что ему рассказала мать. Но я подозреваю, что он точно знает, кем был его отец и кто ты.

– Но почему ты думаешь, что он преследователь?

– Кто еще мог бы затаить на тебя такую злобу?

Я не могла поверить, что собираюсь отстаивать эту идею, хотя так категорично возражала, когда Джосайя заговорил об этом. – Ну, Колин, например.

– Колин не преследует тебя.

– Откуда ты знаешь?

– Он бы не стал.

Я закатила глаза, потому что на этом мои доводы закончились. – Я знаю, что так кажется, но мы не можем быть уверены. Это возможно.

– Хорошо. Я признаю, что это возможно. Но я не думаю, что Колин способен на такое безумие.

– Мама, я думаю, он изменил бы Лорелее со мной, если бы я согласилась.

– Это не значит, что он преследует тебя. Кроме того, Лорелея ему изменяет. Все это знают.

Желчь подкатила к горлу, и я чуть не захлебнулась. – Как ты можешь относиться к этому так спокойно?

– Потому что и он изменяет ей. Это тоже все знают.

Мой желудок забурлил, и я двинулась к раковине на случай, если меня все-таки стошнит. Все это было слишком для одного дня, особенно после записки «Я тебя ненавижу» на моей машине. – Я этого не понимаю. Они изменяют друг другу, и все об этом знают? И тебя это не волнует?

– Я ничего не могу с этим поделать.

– Но ты продолжаешь намекать, что я должна была выйти за него замуж. Почему ты считаешь, что я должна была выйти замуж за изменника?

– Я уверена, что он не стал бы тебе изменять.

– Мама. – Я уставилась на нее в недоумении. – Ты действительно настолько наивна?

Она покорно вздохнула. – Нет. Наверное, ты права. Это к лучшему, что ты не вышла за него замуж.

– Ну и как, больно было это признавать?

– Не вини меня во всем. Я сделала все, что могла, с теми картами, которые мне выпали. Мы были важной семьей в Пайнкресте, и твой отец доверил мне право поддерживать наш имидж. Когда дело касалось тебя, у него были ожидания. И он рассчитывал, что я позабочусь о том, чтобы они сбылись.

– То есть папа хотел, чтобы я вышла замуж за Колина, и поэтому давил на тебя, чтобы это произошло.

– И винил, когда это не произошло.

Я покачала головой. – Это какой-то бред. Ты понимаешь? У отца был роман, в результате которого появился ребенок, о существовании которого я не знала еще пять минут назад. И теперь ты думаешь, что это он преследует меня – но по каким причинам?

– Потому что он ненавидит твоего отца.

– Отца уже нет. С чего бы ему преследовать меня? Он просто решил перенести свою ненависть на ближайших родственников? Как дрянное наследство?

– Да, – сказала она, как будто это было самой очевидной вещью в мире.

– Ладно, хорошо. Может, ты что-то и понимаешь. Но ты говорила с полицией. Почему ты не рассказала им раньше? – Как только вопрос слетел с моих губ, я уже знала ответ. Потому что никто не знал. А теперь узнают. – Твои друзья не знают, не так ли?

– Конечно, нет. – Казалось, она была шокирована самой мыслью. – Как я могла рассказать кому-то о таком? Что бы с нами стало?

Это вызвало бы скандал, и кто знает, какой ущерб был бы нанесен карьере отца. Не говоря уже о том, что их безупречная репутация в городе никогда бы не восстановилась.

Но какой ужасный секрет они хранили. И ради чего? Имиджа?

Это было так печально, что я даже не могла на нее сердиться. Какая ужасная жизнь.

Я сама попробовала такую жизнь на вкус. Мне было так стыдно возвращаться домой, когда я думала, что предназначена для чего-то большего. И что же это было? Просто тщеславие. Желание выглядеть успешной в глазах других людей.

Яблоко упало не так далеко от яблони, как мне хотелось бы думать.

Но, по крайней мере, теперь я это понимала.

– Я хотела, чтобы ты услышала это от меня, – сказала она. – Не знаю, насколько это будет кому-то интересно, ведь прошло столько времени, но это может вызвать сплетни. Возможно, не здесь, но уж в Пайнкресте точно.

Я придвинулась ближе к маме и взяла ее за руки. – Мне так жаль, что тебе приходится переживать это снова. Это должно быть больно.

Она слегка фыркнула и расправила плечи. – Со мной все будет в порядке. Я молчала так долго.

– Конечно, ты справишься. Но ты же знаешь, что не обязательно быть стоиком. Это нормально – признать, что тебе больно.

– Ну, теперь я это признала. – Она высвободила руки из моей хватки и разгладила блузку. – Мне следовало сразу же обратиться в полицию, но я не хотела делать это достоянием общественности. Я признаю это и прошу прощения. Я знаю, что совершала ошибки, но я люблю тебя. Я действительно хочу для тебя самого лучшего.

– Я знаю, что хочешь.

– Я должна идти. – Вот так просто она превратилась в уравновешенную, деловую женщину, которую я так хорошо знала. – У меня есть дела на сегодня, и я уверена, что у тебя тоже.

Я не стала с ней спорить. Ей нужно было время, чтобы набраться смелости для разговора с полицией. Независимо от того, верна ее теория или нет, я оценила то, что она наконец рассказала мне правду. С тем, что она скрывала это от меня всю жизнь, я разберусь позже.

Иногда матери бывают сложными.

– Да, у меня планы с подругой. – Это напомнило мне, что я должна ей позвонить. – В любом случае, спасибо, что приехала и рассказала мне правду. Я знаю, это было нелегко.

Ее эмоции исчезли, спрятавшись за маской сдержанной жены политика. – Не за что. Скоро увидимся.

Я проводила ее, и она быстро обняла меня, прежде чем уйти. Макс смотрел ей вслед, виляя хвостом.

– Макс, я даже не знаю, что делать с тем, что только что произошло. – Я закрыла дверь и заперла ее. – У меня есть брат. Как ты думаешь, он – преследователь?

Макс продолжал вилять хвостом.

– Я выгуляю тебя через несколько минут. Мне нужно посидеть немного.

Я подошла к дивану и опустилась на подушки. Макс запрыгнул рядом со мной. Я рассеянно погладила его, откинув голову назад, пытаясь прийти в себя от испытанного шока.

Моя мама взорвала бомбу, и я понятия не имела, что со всем этим делать.

ГЛАВА 34

Джосайя

Тридцать минут езды до Пайнкреста дали моей ярости время остыть, затвердеть, как острие клинка. Это было хорошо. Злость не помогала ничего решить. И, надо признать, могла привести к травмам или чему-то еще похуже. Я не знал, какими ресурсами располагает этот засранец Колин и на что он готов пойти.

Он убивал белок, но это не обязательно означало, что он убивает людей.

А может, и означало.

Но я не собирался останавливаться. Я не собирался ждать, пока он причинит вред Одри. Я должен был решить это дело сейчас.

Я не собирался убивать ублюдка, как бы это ни было приятно. Я видел, через что прошел Ашер Бейли, и не собирался отбывать срок из-за этого куска дерьма.

Но я собирался заставить его во всем признаться и сдаться. Даже если мне придется связать его и бросить в кузов моего грузовика.

На это я был более чем готов.

Найти, где он живет, оказалось очень просто. Информация о владении недвижимостью была общедоступной. Вопрос был в том, будет ли он в доме?

Он или кто-то, кого он нанял, был в Тиликуме, чтобы следить за Одри и оставить записку на ее машине. Я был уверен, что если это был сам Колин, то он сразу же уехал. Может быть, он задержался, чтобы посмотреть, как она найдет записку, но я в этом сомневался. У него не хватило бы духу. К тому же он должен был обеспечить себе алиби.

И если он кого-то нанял, что казалось весьма вероятным, чутье подсказывало мне, что он весь день будет дома с женой. Убедится, что его видели соседи, появится где-нибудь в городе. Сделает все для того, чтобы никто не смог связать его с преследователем, терроризирующим его бывшую подругу в соседнем Тиликуме.

Его дом оказался пафосным, как я и ожидал. В центре круговой подъездной дорожки был установлен фонтан, окруженный аккуратно подстриженной живой изгородью. Балкон второго этажа опирался на римские колонны, выстроившиеся перед парадным входом. Я почти ожидал появления дворецкого в черном костюме.

Но дворецкого не было, зато по траве гулял павлин. Чертов павлин? У кого эта редкая экзотическая птица бродит по двору?

Нереально.

Перед домом машин не было, зато имелся гараж на четыре машины с закрытыми дверями. Вполне возможно, что он был дома.

Я не стал красться по краю участка, измеряя углы камер наблюдения, как трус. Я подошел к его входной двери и постучал. Громко.

Дверь открыла женщина, одетая в майку с леопардовым принтом и мини-юбку. Ее платиновые светлые волосы никак не могли быть натуральными, ногти были длиной не меньше дюйма, и выглядела она так, будто на ней сценический макияж. Может быть, под светом прожекторов она и выглядела бы нормально, но при обычном дневном свете ее лицо выглядело так, будто его раскрасили.

– Могу я вам помочь? – спросила она. Ее глаза были немного стеклянными, а в речь была невнятной. Определенно, она была пьяна.

– Вы миссис Гривз?

– Да. – Она перенесла свой вес на одну ногу и положила руку на бедро. – Кто спрашивает?

– Ваш муж дома?

– Может быть.

– Могу я его увидеть?

– Кто вы?

– Джосайя Хейвен.

– Он вас ждет?

– Нет.

– Вы клиент? Клиенты не должны приходить сюда.

– Нет. Это личное.

– О. – Она оглядела меня с ног до головы. – Он трахал вашу жену?

– Нет.

– Вы уверены? Потому что вы не первый.

– Я думал, вы его жена.

– Так и есть. – Она пожала плечами.

Я поднял брови.

– Он развлекается, и я тоже. Мы оба возвращаемся. В любом случае, что тебе от него нужно? Ты выглядишь очень грозно.

– Я всегда так выгляжу.

– О. – Она вздохнула, как будто ей было скучно, и повернулась. – Колин!

– Он был дома весь день?

Она снова повернулась ко мне, ее голова моталась, как будто ей было трудно держать ее прямо. – Что?

– Ваш муж был дома весь день?

– Теперь ты говоришь, как коп.

– Я не коп.

Она застонала, как капризный подросток, которому только что напомнили о комендантском часе. – Я не знаю. Возможно, он выходил. Но, возможно, это было вчера.

– Понятно. Я прошел мимо нее в дом. – Если вы укажете мне правильное направление, я найду его.

– Как хочешь. Он либо в кабинете, либо упражняется в гольфе. Кабинет дальше по коридору, а там дверь на задний двор.

– Спасибо.

В холле была широкая двойная лестница, ведущая на второй этаж. Над ней висела хрустальная люстра, занимавшая слишком много места. Такие вещи покупали только что разбогатевшие люди, потому что считали, что так они выглядят богаче. На самом же деле она выглядела вульгарно.

Мои ботинки заскрипели по мраморной плитке. Она была белой с черными прожилками, почти как зебра. Стены были зелеными, как морская пена, – этот оттенок контрастировал с темно-вишневыми плинтусами и отделкой.

Кто бы ни декорировал это место, он проделал совершенно ужасную работу.

Но я был здесь не для того, чтобы критиковать их безвкусные дизайнерские решения. Я нашел кабинет и вошел через уже открытую дверь.

Там было пусто. Комната была не такой аляповатой, как холл. По крайней мере, цвета сочетались. Деревянные панели были хорошего качества и дорогие, а стены – глубокого зеленого цвета. Мебель из вишневого дерева, кожаное кресло руководителя, полки, заставленные юридическими книгами.

Двойные французские двери вели во внутренний дворик. Уличная мебель выглядела так, словно ею редко пользовались, покрытая легким налетом пыли, а лестница вела на верхнюю площадку.

А на траве, на небольшом расстоянии, стоял Колин.

У него было поле для гольфа, с грином и большой сеткой для ловли мячей. Неплохое приспособление, хотя я ненавидел гольф.

А этого парня я ненавидел еще больше.

Я, как можно более непринужденно, подошел к тому месту, где Колин, придурок-преследователь, лупил по мячам для гольфа.

– Колин Гривз? – спросил я.

Он вздрогнул, как будто я его напугал, и положил руку на грудь. – Ты меня напугал, я не знал, что здесь кто-то есть. Он прищурил глаза. – Кто ты?

– Джосайя Хейвен.

– И что ты здесь делаешь?

– Нам нужно поговорить.

Он опустил клюшку для гольфа и взял ее за рукоятку обеими руками. Я прекрасно понимал, насколько опасным оружием она может быть. – Боюсь, я не понимаю, о чем ты говоришь. Если это юридический вопрос, тебе нужно записаться на прием.

– Это юридический вопрос, но мне не нужен адвокат. А вот тебе, вероятно, понадобится.

Казалось, его осенило узнавание. – Подожди, я тебя помню. Ты тот парень из Тиликума.

– Тот, который выгнал тебя из бара.

– Я бы не сказал, что ты меня выгнал, но да, прием был не очень теплым.

– Тебе не были рады.

– Так вот почему ты здесь? Это было давно, и, если ты не заметил, я не возвращался. В свое время Одри была милой, но ни одна киска не стоит таких проблем.

Мне захотелось дать ему в рожу за это замечание, но я решил оставить все как есть. Ему было за что ответить. – Я знаю, чем ты занимаешься.

Он огляделся вокруг, как будто был в замешательстве. – Я много чем занимаюсь. Большая юридическая практика. Опора общества. Он наклонил голову. – Трахаюсь с несколькими девушками на стороне, но вряд ли тебя это волнует, поскольку я уверен, что ты ни одну из них не знаешь. Но, может быть, ты поможешь мне сузить круг поиска?

– Я знаю, что ты делал с Одри.

– Ах, да. Преследователь. Это не я. Признаю, я понимаю, почему ты так думаешь, особенно если считаешь, что в свое время Одри разбила мое бедное невинное сердце. Поверь мне, это не так.

– Нет? Она сказала, что ты был зол.

– В тот момент, возможно. Но я справился с этим. Я уже трахал Лорелею на стороне, так что я легко это пережил.

– Тогда почему ты искал ее в «Тимбербист»?

– Она вернулась в город. – Он пожал плечами. – Я подумал, что она может захотеть поболтать о старых временах. Видимо, нет, но это ее потеря. Как я уже сказал, оно того не стоило. После этого я забыл о ее существовании, пока копы не начали приходить ко мне в офис с вопросами.

Мне было неприятно это признавать, но я почти поверил ему. Неужели этот парень ненавидел Одри? Он тот, кто годами таил обиду и наконец решил выплеснуть свой гнев?

Что-то не сходилось.

– Значит несмотря на то, что у вас двоих есть история, тебе плевать, что она вернулась.

– Абсолютно. – Он сделал шаг ближе, а я все еще хорошо понимал, насколько опасной может быть эта клюшка для гольфа, если он решит применить ее против меня. – Она и тогда не имела для меня особого значения. И уж точно не имеет сейчас.

– Колин! – Голос его жены разнесся по двору. – Что ты там делаешь?

– Ей повезло, что она еще горячая, – сказал он, подмигнув мне с выражением лица «ты знаешь, что я имею в виду». – Просто разговариваю, дорогая.

– Заходи в дом!

– Она открыла дверь? – спросил он.

– Да.

– Она была уже пьяна?

– Скорее всего.

– А ты как думаешь? Слишком пьяна, чтобы трахаться? В отношениях с моей женой важно соблюдать золотую середину. Слишком трезвая – и она стервозничает по любому поводу. Слишком пьяная – и она вырубается. Мне нужно, чтобы она была ровно посередине.

Я уставился на него с отвращением. – Она знает, что ты ей изменяешь.

– Да.

– А ты знаешь, что она изменяет тебе.

Он кивнул, совершенно бесстрастно. – Не обессудь, друг мой, но с Лорелеей я сорвал джекпот. Любая другая женщина взбесилась бы из-за моих внебрачных связей. Такая жизнь была бы отстойной. А Лорелея? Да ей плевать, пока я пополняю ее банковский счет, ликерный шкаф и трахаю ее до потери сознания несколько раз в месяц.

– Значит, кроме всего, ты просто трахаешься со всеми подряд?

Он сделал паузу, словно раздумывая над этим. – С кем удобно, да. Лорелея здесь и, видимо, хочет немного пошалить. Моя новая подружка не сможет вырваться раньше, так что к черту.

Этот парень не ненавидел Одри. Он не держал зла. Он был избалованным ребенком. Он пытался схватить новую блестящую игрушку – или блестящую игрушку из прошлого, – если она оказывалась прямо перед ним, но в остальном ему было все равно.

Этот парень никого не добивался. Он просто готов был трахнуть кого угодно, кто не вызовет проблем.

Мне было так противно, что я не стал больше ничего говорить. Мне нужно было принять душ – а может, и десять – после того, как я побывал в их доме.

Когда я спешил обратно к своей машине, я слишком хорошо понимал, что это значит. Если Колин не был преследователем – а теперь это было очевидно, – то преследователь где-то рядом с Одри. И я был не с ней.

ГЛАВА 35

Одри

Сказать, что я была ошеломлена, значит преуменьшить значение этих слов.

Я не знаю, сколько времени я провела, уставившись в стену, пытаясь осмыслить все, что сказала мне мама. Минуты? Часы? Мое ощущение времени исказилось, пока я пыталась разобраться в новой реальности.

Роман отца. Брат или сестра. Огромные секреты, которые хранились так долго.

Мне было интересно, стало ли маме лучше после того, как она рассказала мне. Облегчило ли то, что она раскрыла мне правду, бремя, которое она несла столько лет? Я надеялась, что да. Я не была согласна с ее решением держать меня в неведении всю жизнь, но я не могла не испытывать к ней сочувствия.

На каком-то подсознательном уровне я всегда знала, что их брак не был идеальным. Я видела контраст между тем, как отец вел себя в присутствии других и дома, без посторонних. Он никогда не был груб с моей матерью – не ругался с ней и не унижал ее, по крайней мере, я не видела ничего подобного.

Он как будто игнорировал ее. Обращал внимание, когда ему что-то было нужно, а в остальном хотел, чтобы его не беспокоили.

Ко мне он относился также. Это было так странно, когда в одних обстоятельствах он вел себя как любящий отец, а в других – отмахивался от меня. Мои отношения с ним были не более чем спектаклем, сцены которого менялись в зависимости от того, кто его смотрел. На публике? Любящий отец и преданная дочь. Наедине? Занятой и равнодушный отец, ожидающий, что дочь не будет мешать ему.

В глубине души я чувствовала себя бременем для обоих родителей.

Насколько хуже должен был чувствовать себя Джеффри Сильва?

Разумеется, я ничего не знала о его детстве. Но пока я сидела, уставившись в стену, я пыталась представить, каково это – расти, зная, что Дэррил Янг – твой отец. Он должен был иногда видеть его или хотя бы встречать его имя в газете. Возможно, так он и узнал. Фотография отца на первой полосе, вызвавшая грустный и неловкий разговор с матерью. Он твой отец, но мы это скрываем. Он перестанет платить алименты, если мы расскажем кому-то.