Текст книги "Хроники Нарнии (сборник)"
Автор книги: Клайв Стейплз Льюис
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 59 страниц) [доступный отрывок для чтения: 21 страниц]
Глава 5
Принц Корин
– Дражайшая сестра наша и прекрасная дама, – сказал король Эдмунд, – должно вам укрепить сердце свое. Ибо угрожает нам великая опасность.
– Какая же, Эдмунд? – спросила королева Сьюзен.
– А вот какая, – отозвался король. – Доподлинно мне известно, что не удастся нам покинуть Ташбаан. Пока принц лелеял мечту взять вас в супруги, мы были желанными и почетными гостями. Но, клянусь гривой Великого Льва, едва услышит он ваш отказ, окажемся мы не гостями уже, а узниками.
Один из гномов тихонько присвистнул.
– Я предупреждал, ваше величество, я предупреждал! – подал голос ворон Желтые Лапы. – Легко войти, да выйти трудновато, как сказала устрица, попав в кипяток.
– Нынешним утром я виделся с принцем, – продолжал Эдмунд. – Он не привык, чтобы ему перечили. Жаль, право слово, но ничего не попишешь. И то, что вы, сестра моя, не торопитесь принять решение и даете уклончивые ответы, раздражает его все сильнее. Этим утром он настойчиво пытался вызнать у меня тайны вашего сердца. Я постарался умерить его пыл и свел все к шуткам насчет ветрености женской, и даже намекнул, что радения его могут оказаться тщетными. Он разозлился, и в каждом его слове, сколь угодно вежливом, в каждом его жесте таилась угроза.
– Ах! – вздохнул Тамнус, – Прошлым вечером, когда ужинал я с великим визирем, у нас был схожий разговор. Визирь спросил, нравится ли мне в Ташбаане. Не мог же я сказать правду, не мог ответить, что ненавижу этот город до последнего камня! Я сказал, что в этакий зной, когда сама земля плавится под ногами, сердце мое зовет меня к тенистым лесам милой Нарнии. Он усмехнулся, и усмешка эта пришлась мне не по нраву, и молвил: «Скоро ты вернешься туда, мой козлоногий друг, вот только не забудь оставить нам невесту нашего принца».
– Неужели он возьмет меня силой? – воскликнула Сьюзен.
– Этого-то я и опасаюсь, сестра, – отозвался Эдмунд. – И станешь ты не женой его, а рабой.
– Но разве он посмеет? Неужто тисрок думает, что наш брат верховный король потерпит такое вероломство?
– И то сказать, сир, – вмешался Перидан. – Верно, забыли они, что в Нарнии найдутся и мечи, и копья, и луки со стрелами?
– Увы, – покачал головой Эдмунд. – Полагаю я, что наша милая Нарния не внушает тисроку страха. Для него мы – все равно что отдаленная провинция, по недосмотру оставшаяся за рубежами империи. Он зарится на наш край, нет у меня в том сомнений. И принц, наследник его, явился к нам в Кэйр-Паравел и назвался возлюбленным вашим, сестра моя, для того лишь, чтобы вы отвергли его и дали повод к войне. Ибо думаю я, что мыслит тисрок захватить одним набегом и Нарнию, и Арченланд.
– Пускай попробует, – проворчал второй гном. – На море мы ему ровня. А коли по суше двинется, пусть сперва пустыню перейдет.
– Верно, друг мой, – печально улыбнулся Эдмунд. – Но так ли надежна сия песчаная преграда? Что скажешь ты, мудрая птица?
– В юные дни свои я многажды летал над этой пустынею, сир, – ответил ворон. Шаста жадно ловил каждое его слово. – И вот что скажу я: коли двинет тисрок свое воинство через Большой Оазис, никогда ему не добраться до Арченланда. Оазиса-то они достигнут к вечеру первого дня пути, но воды в нем на всех не хватит. Однако есть и иной путь…
Шаста затаил дыхание.
– Начинается этот путь от Королевских Усыпален и ведет на северо-запад, – продолжал ворон. – В одном дне езды от Усыпален начинаются горы. Если ехать все время прямо на гору Маунт-Пайр, упрешься в ущелье, настолько незаметное, что несведущий не разглядит его горловины и с двух шагов. В этом ущелье не найти ни травинки, ни родника, но оно выводит к реке, а по речному берегу рукой подать до Арченланда.
– Известен ли сей путь калорменцам? – осведомилась королева Сьюзен.
– Друзья мои, – воскликнул Эдмунд, – о чей мы говорим?! Не о том ведь речь, кто одержит победу в войне Калормена с Нарнией, буде начнется оная. Речь о том, как спасти честь королевы и наши собственные жизни и как убежать нам из этого бесовского града! Ибо какая польза в том, что войско брата нашего, верховного короля Питера, погонит вспять армию тисрока, коли к вечеру сего дня сестра наша станет рабою принца Рабадаша, а нам всем попросту перережут глотки?
– У нас есть оружие, государь, – напомнил первый гном. – И дворец этот вполне сгодится для того, чтобы держать в нем оборону.
– Нисколько не сомневаюсь я, – сказал Эдмунд, – что каждый из нас заставит врагов дорого заплатить за наши жизни и что королеву они получат лишь через наши трупы. Но в этом дворце будем мы словно мыши в мышеловке.
– Верно, сир, – каркнул ворон. – О таких битвах складывают баллады, да только в живых никто не остается. И помнится мне, отбитый враг всегда поджигает дом, и на том все кончается.
– Это я во всем виновата! – красавица Сьюзен залилась слезами, – Когда бы осталась я в Кэйр-Паравеле!.. Эдмунд, брат мой, помнишь ли ты наш последний счастливый день? Послы из этого ужасного Калормена еще не добрались, кроты выкопали ямки и сажали деревья, и… и… – Она закрыла лицо руками и зарыдала.
– Мужайся, Сью, – ласково проговорил Эдмунд, – Не забывай… А с вами что такое, мастер Тамнус?
Все повернулись к фавну. Тот извивался всем телом, будто страшная боль раздирала его изнутри, и тянул себя за рожки, словно хотел оторвать себе голову.
– Не трогайте меня! Не трогайте! – вскричал фавн. – Я думаю. Я думаю, думаю, думаю… Пожалуйста, подождите, не трогайте меня!
Воцарилась недоуменная тишина. Внезапно Тамнус замер, потом облегченно вздохнул и отер пот со лба.
– Труднее всего будет добраться до корабля и отнести на него припасы – так, чтобы нас не заметили и не остановили, – изрек он.
– Ну да, – хмыкнул гном. – Конь ретивый, да седок пугливый.
– Погоди, – отмахнулся фавн, – Нам нужно придумать предлог, чтобы нас пропустили на наш корабль и позволили загрузить на него припасы.
– Может быть, это и удастся, – с сомнением в голосе согласился король Эдмунд.
– Может быть, – продолжал фавн, размышляя вслух, – ваши величества пригласят принца Рабадаша на пир? Мы объявим, что королева Сьюзен и король Эдмунд завтра вечером устраивают пир на борту галеона «Пенящий волны». Только надо составить послание так, чтобы не нанести урона королевской чести – и чтобы в то же время принц подумал, будто непреклонность королевы слабеет.
– Отличный совет, сир, – заметил ворон, обращаясь к королю.
– И тогда, – воодушевился фавн, – даже если мы целый день будем ходить на корабль и обратно, никто нас ни в чем не заподозрит, наоборот, все решат, что мы готовимся к пиру. Думаю, надо послать кого-нибудь на городской рынок и поручить купить фрукты, сладости и вино, будто мы и вправду устраиваем пир. А еще нужно пригласить фокусников, жонглеров, флейтистов и танцовщиц…
– Понятно, понятно, – король Эдмунд потер руки.
– А мы сами, – закончил фавн, – взойдем на борт сегодня вечером. И как только стемнеет…
– Мы поднимем паруса! – вскричал король.
– И двинемся к морю! – Тамнус подпрыгнул и пустился в пляс.
– На север! – прибавил первый гном.
– Домой! В Нарнию! – загомонили остальные. – Да здравствует Нарния!
– А принц Рабадаш может злиться сколько угодно, – вставил Перидан. – Птичка-то улетела!
– О, мастер Тамнус, милый мастер Тамнус! – воскликнула королева, присоединяясь к танцующему фавну. – Вы спасли нас!
– Принц помчится в погоню, – сказал вельможа, имени которого Шаста не знал.
– Этого я нисколько не боюсь, – отозвался Эдмунд. – В городской гавани нет ни одного корабля, способного догнать наш. А даже если и догонит, мы еще посмотрим, кто кого! С нашим галеоном их кораблям лучше не тягаться!
– Сир, – сказал ворон, – фавн дал нам отличный совет. Лучшего вы все равно не услышите. А теперь за дело. Как говорим мы, птицы, сперва гнездо, потом птенцы. Не будем терять времени.
Все устремились к дверям. Впрочем, у дверей придворные расступились, пропуская короля с королевой. Вот он, долгожданный шанс улизнуть! Шаста привстал было с кушетки, но фавн мягко удержал его.
– Лежите, ваше высочество, лежите. Вам скоро принесут покушать. Отдыхайте, мы и сами справимся.
Шаста послушно опустился на подушки. Мастер Тамнус вышел, и мальчик остался один-одинешенек.
Ужасно, подумалось Шасте, просто ужасно. Ему и в голову не приходило открыться нарнианцам и попросить у них помощи. Аршиш был суровым отцом, щедрым лишь на колотушки – Шаста вырос на окриках и побоях и потому не привык откровенничать со взрослыми; ему казалось, взрослым доставляет несказанное удовольствие шпынять детей и отвергать любые их просьбы. И потом, даже если нарнианский король будет добр к лошадям (все же они – говорящие и родом из Нарнии), то Аравис от него доброго слова не дождется: она ведь калорменка, так что ее продадут в рабство или отошлют назад к отцу, и неизвестно еще, что хуже. А уж с самим Шастой что сделают!.. «Теперь-то я точно не могу признаться, – размышлял мальчик. – Я слышал все, о чем они говорили. Стоит им узнать, что я – не принц Корин, все, поминай как звали: живым меня отсюда не выпустят. Решат, что я – калорменский лазутчик, и убьют меня. А коли явится настоящий Корин? Брр! Что так убьют, что этак…» Сами видите, он и не догадывался, к каким благородным людям по счастью попал.
– Что мне делать? Что же мне делать? – твердил мальчик. – Ой! Идет этот смешной козлик…
В комнату, пританцовывая, вошел фавн. В руках у него был огромный поднос. Он поставил поднос на инкрустированный столик рядом с кушеткой, а сам сел на ковер и скрестил ноги.
– Давайте, принц, кушайте, – пригласил он, – Не теряйтесь. Как-никак, это ваш последний обед в Ташбаане.
Шаста не заставил себя упрашивать. По калорменским меркам, еда была на диво обильной и вкусной (хотя не уверен, что она пришлась бы по вкусу всем). Устрицы, салат, бекас, фаршированный миндалем, трюфели, составное блюдо из куриной печени, риса, изюма и орехов, и холодные дыни, и крыжовенный кисель со взбитыми сливками, и кисель из ягод тутовника, и много-много вкусностей со льдом. Также была фляжка с тем сортом вина, которое почему-то называется белым, хотя по правде оно желтоватое.
Пока Шаста кушал, добрый фавн, полагавший, что принц никак не оправится от солнечного удара, рассказывал о развлечениях, которые, по его словам, ожидают принца дома; об отце, старом короле Луне Арченландском, о родовом замке на южном склоне гор.
– Вспомните, принц, – уговаривал мастер Тамнус, – на ваш следующий день рождения вам обещаны первый доспех и первый боевой конь. А после дня рождения ваше высочество начнет учиться верховой езде и ратному делу. И, коли минуют нас беды и напасти, верховный король Питер непременно сдержит слово, которое он дал вашему отцу, и посвятит вас в рыцари в замке Кэйр-Паравел. И дорога из Арченланда в Нарнию, через перевал, никогда не зарастет и никуда не пропадет. Вспомнили? Нет? Неужели вы даже не помните, что обещали составить мне компанию на Празднике Лета? Там будут костры, танцы фавнов и дриад всю ночь напролет… Кто знает, вдруг нам даже повезет увидеть Эслана…
Когда мальчик поел, фавн велел ему лежать и дальше.
– Поспите, принц. Думаю, сон вас освежит и вернет вам память. Конечно, без вас все равно не уплывут, но не беспокойтесь, я разбужу вас загодя. Домой, в Нарнию!
Еда была такой вкусной, а Тамнус нарассказывал столько всего интересного, что размышления Шасты, вновь оставшегося в одиночестве, приняли совсем другой оборот. Ему вдруг отчаянно захотелось, чтобы настоящий принц Корин не появился, пока не станет слишком поздно, и чтобы его, именно его, взяли на корабль и увезли в Нарнию. Боюсь, Шаста нисколько не тревожился за настоящего Корина, которому пришлось бы остаться в Ташбаане. Беспокоился он разве что за Аравис и за Бри, да и то – совсем чуть-чуть. «Ничего тут не поделаешь, – сказал он себе. – И потом, этой злючке Аравис все равно не терпелось от меня избавиться, так что она только обрадуется». И, если уж говорить откровенно, куда приятнее плыть в Нарнию морем, чем тащиться через пустыню.
Подумав обо всем этом, Шаста поступил так, как наверняка поступили бы на его месте вы сами, доведись вам встать рано поутру, долго идти пешком, изрядно поволноваться, как следует покушать, и лежи вы на мягкой кушетке в прохладной комнате, тишину в которой нарушало лишь гудение пчелы за окном. Иными словами, он заснул.
Разбудил его громкий треск. Он спрыгнул с кушетки и испуганно огляделся. Комната выглядела иначе, тени на стенах и на полу лежали по-другому – должно быть, он проспал несколько часов. Что же это был за звук? Ага! Фарфоровая ваза, стоявшая на подоконнике, сейчас валялась на полу – точнее, валялась не сама ваза, а осколки, на которые она разлетелась, разбившись вдребезги. Сердце Шасты ушло в пятки – но вовсе не из-за вазы. Он увидел две руки, вцепившиеся в подоконник с такой силой, что костяшки на них побелели. За руками показались голова и плечи. В окно влез мальчик не старше Шасты. Он уселся на подоконник и свесил одну ногу в комнату.
Шаста никогда не видел своего отражения в зеркале. Впрочем, даже если бы и видел, все равно бы не догадался, что второй мальчик похож на него как две капли воды. Правда, сейчас этот мальчик походил скорее на пугало: одежда висит лохмотьями, лицо перепачкано кровью и грязью, во рту недостает зуба, под глазом синяк.
– Ты кто? – прошептал мальчишка.
– Ты принц Корин? – спросил в ответ Шаста.
– Он самый. А ты кто такой?
– Никто, – признался Шаста. – Ну, понимаешь… Король Эдмунд наткнулся на меня на улице и решил, что я – это ты. Наверное, мы похожи. Слушай, а я смогу выбраться отсюда через окно?
– Если лазать умеешь – раз плюнуть, – ответил Корин. – Но куда ты так торопишься? Может, позабавимся, подурачим придворных? Пусть догадываются, кто из нас кто.
– Нет, мне надо бежать, – сказал Шаста. – Будет просто ужасно, если мастер Тамнус вернется и застанет нас обоих. Я притворялся тобой… Знаешь, вы сегодня вечером уплываете, только это секрет. А где ты вообще был?
– Какой-то парень на улице отпустил шуточку насчет королевы Сьюзен, – пустился рассказывать Корин. – Ну, я надавал ему тумаков. Он убежал домой, а потом вернулся – вместе со старшим братом. Я и тому надавал тумаков. Потом за мной погналась целая толпа, и мы налетели на троих стариков с пиками – их называют стражей. Ну, я с ними подрался, и они надавали тумаков мне. На улице к тому времени уже стемнело. Стражники забрали меня с собой, хотели посадить под замок. Я спросил, не хотят ли они выпить, и они ответили, что всегда не прочь. Мы зашли в винную лавку, я купил им вина, и они пили и пили, пока не заснули. Я решил, что пора сматываться. Вышел тихонько на улицу – и нарвался на того самого парня, с которого начались все мои неприятности. Снова надавал ему тумаков. Потом взобрался по водосточной трубе на крышу какого-то дома и затаился там до утра. А утром стал искать дорогу сюда. Видишь, наконец нашел. Кстати, тут есть чем промочить горло?
– Нет, я все выпил, – повинился Шаста. – Покажи мне, куда идти. Времени в обрез. Ты давай ложись на кушетку и притворись… Да нет, ничего не выйдет. Ты весь в грязи и с этим фингалом… Подожди, пока я спущусь, а потом расскажи им всю правду, ладно?
– А что же еще, по-твоему, я могу им рассказать? – воинственно справился Корин. – Кто ты такой на самом деле?
– Некогда объяснять, – отмахнулся было Шаста, однако по выражению лица Корина понял, что объяснить все же придется, – Мне говорили, я по крови нарнианец. Во всяком случае, родился я точно где-то на севере, но вырос здесь, в Калормене. Теперь я в бегах: мы с говорящим конем – его зовут Бри – хотим пересечь пустыню. Ну, скорее! Как мне выбраться?
– Гляди, – Корин ткнул пальцем за окно. – Прыгаешь с окна на крышу веранды. Потом налево, до стены; иди на цыпочках, иначе кто-нибудь услышит. Как залез на стену, топай до угла, а там спрыгнешь на кучу мусора. И – фьють!
– Спасибо, – прошептал Шаста, взбираясь на подоконник. Мальчики посмотрели друг на друга и неожиданно поняли, что они – друзья.
– Ну, бывай, – сказал Корин, – Удачи тебе. Надеюсь, она тебя не подведет.
– И ты бывай, – откликнулся Шаста, – Веселая у тебя жизнь. Мне бы такую.
– Кто бы говорил! – хмыкнул принц. – Давай прыгай. Да тихо ты! Встретимся в Арченланде. Иди прямо к моему отцу, королю Луну, и скажи, что ты мой друг. Ой, кто-то идет. Беги!
Глава 6
Шаста в Усыпальнях
Раскаленная крыша обжигала ступни. Следуя указаниям Корина, Шаста взобрался на стену, добежал до угла и увидел внизу узкую улочку с большой кучей мусора. От кучи изрядно воняло. Прежде чем спрыгнуть, мальчик огляделся по сторонам. Похоже, вершина холма, на котором стоял Ташбаан, осталась позади. Со стены взгляду открывались бесчисленные плоские крыши, уступами уходившие вниз, к могучей крепостной стене. За стеной виднелась река, а за рекой – невысокий взгорок, весь в садах. А за тем взгорком… Ничего подобного Шаста в жизни не видывал: что-то невообразимо большое, желто-серое, ровное, как море в штиль. «Пустыня!» – с восторгом догадался Шаста. Далеко-далеко глаз различал голубоватые тени с белыми шапками наверху. Горы!
Шаста спрыгнул на кучу мусора, отряхнулся и поспешил вниз по узкой улочке, которая вскоре вывела его на другую, шире и многолюднее. На оборванного босоногого мальчишку никто, по счастью, не обращал внимания. Тем не менее Шаста чувствовал себя неуютно: вот-вот, чудилось ему, кто-нибудь закричит: «Держи вора!» и стражники схватят его и отведут в тюрьму. Он свернул за угол – и увидел перед собой Северные ворота! У ворот пришлось потолкаться, потому что не он один хотел выйти из города; а за воротами, на мосту, толпа была столь густой, что ползла как улитка. Но это были уже пустяки. Главное – он вырвался из этого грязного, шумного, вонючего Ташбаана!
За мостом толпа рассосалась: все сворачивали кто налево, кто направо. Шаста же в гордом одиночестве направился прямо, по дороге, которой, судя по всему, не очень-то пользовались. Скоро он поднялся на взгорок – тот самый, утопавший в садах, – и замер с раскрытым ртом. Ощущение было такое, будто привычный мир вдруг взял и закончился: в нескольких шагах от мальчика полоса травы обрывалась и начинался песок – желто-серый песок, как на морском берегу, разве что позернистее. Вдалеке по-прежнему маячили горы, и отсюда они выглядели почти недостижимыми. А слева… Шаста облегченно вздохнул. Минутах в пяти ходьбы, по левую руку от него, располагались Усыпальни, в точности такие, как описывал Бри: огромные каменные сооружения, похожие на гигантские пчелиные ульи.
Шаста свернул с дороги и двинулся к Усыпальням, хоть у него и засосало под ложечкой от страха: в лучах заходящего солнца Усыпальни выглядели до ужаса мрачными и неприветливыми. Он проглядел все глаза, высматривая своих спутников. Впрочем, из-за солнца, светившего в лицо, ничего толком было не разглядеть. И потом, они наверняка дожидаются у дальней Усыпальни; здесь-то их кто угодно может заметить.
Усыпален было около дюжины, и в каждой была низкая арка, и за каждой аркой таилась непроглядная тьма. Чтобы обойти все Усыпальни, потребовалось немало времени; внутрь Шаста, конечно же, не заходил, но окрестности обыскал добросовестно. Никого.
Как тут тихо, на краю пустыни! И солнце село…
Внезапно за спиной мальчика раздался жуткий звук. Шаста подскочил – и прикусил язык, чтобы не завопить дурным голосом. В следующий миг он сообразил, что это был за звук: то трубили в Ташбаане, возвещая о закрытии городских ворот. «Трус несчастный! – упрекнул себя Шаста. – Ты же слыхал эти трубы утром». Правда, испуг его был вполне простительным: утром-то он шел вместе с товарищами и направлялся в город, а сейчас остался один-одинешенек и за городом. Что ж, теперь, когда ворота закрылись, никто точно не появится – значит, придется коротать ночь одному. «Они или в городе застряли, – сказал сам себе Шаста, – или ушли без меня. С этой несносной Аравис и не такое станется! Да нет, Бри меня ни за что бы не бросил… Или бросил бы?»
Вы, верно, и сами уже догадались, что насчет Аравис Шаста заблуждался. Она никогда бы не покинула товарища в беде, не важно, нравился он ей или нет. Но мальчик по-прежнему считал таркину спесивой гордячкой, готовой на любую каверзу, даже на предательство.
Сумерки сгущались, с каждым мгновением становилось темнее, и в сердце Шасты вновь закрался страх. В Усыпальнях было что-то этакое, что-то очень и очень скверное. В голову лезли малоприятные мысли о блуждающих среди гробниц гулях; и как Шаста ни старался, отгонять эти мысли делалось все труднее.
– Ой! Помогите! – закричал мальчик вне себя от ужаса, когда нечто вдруг коснулось его ноги. Пожалуй, не станем упрекать Шасту в трусости: вы бы тоже перепугались до полусмерти, окажись вы в таком неуютном окружении в столь неподходящее время. Ужас приковал его к месту (да и куда бы он побежал, когда кругом только зловещие черные камни да равнодушная пустыня?) Наконец Шаста кое-как совладал со страхом и сделал, пожалуй, самое разумное из того, что мог сделать: он обернулся. И сердце мальчика едва не разорвалось от облегчения, когда он увидел не кровожадного гуля, а обыкновенного кота.
Кот был крупный, упитанный, важный, что твой таркаан, и выглядел так, будто прожил в Усыпальнях много-много лет. А взгляд у него был такой, словно ему ведомы все тайны мироздания, но он вовсе не собирается открывать их первому встречному.
– Кис-кис! – позвал Шаста, – Ты говорящий или как?
Кот пристально посмотрел на мальчика, а потом двинулся прочь. Конечно, Шаста последовал за ним. Вдвоем они вышли из Усыпален и очутились в пустыне. Кот уселся на песок, обернув хвостом лапы, мордочкой на север – туда, где находилась Нарния, – словно кого-то выглядывал. Шаста лег рядом, лицом к Усыпальням: когда беспокоишься, нет ничего лучше, чем повернуться лицом к опасности, особенно когда твою спину защищает друг. Разумеется, нам с вами лежать на песке было бы не слишком удобно, но Шаста сызмальства привык спать на земле и потому неудобства не ощущал. Вскоре он заснул – и даже во сне продолжал спрашивать себя, что же могло случиться с Аравис, Бри и Хвин.
Разбудил его звук, которого он никогда прежде не слыхал. «Приснится же такое», – пробормотал мальчик, пошарил рукой вокруг и понял, что кот куда-то подевался. Вот беда… Он лежал, не открывая глаз, потому что был уверен: стоит ему открыть глаза, немедленно вернутся все вечерние страхи. (Признайтесь, вам наверняка доводилось прятаться от страхов под одеяло. А когда одеяла под рукой нет, надежнее всего крепко зажмуриться – и страхи вас благополучно минуют.) Звук повторился: то был резкий, пронзительный крик, и доносился он из пустыни. Пришлось все-таки открыть глаза и сесть.
Над пустыней сияла луна. Усыпальни – которые, оказывается, были совсем близко – серебрились в лунном свете. Сейчас их легко было принять за уродливых великанов, облаченных в серые плащи с капюшонами. Такое соседство поневоле внушало трепет. Однако звук доносился с противоположной стороны. Шаста с величайшей неохотой повернулся спиной к Усыпальням и бросил взгляд на пустыню. В тот же миг звук повторился снова.
– Только бы не Лев, – прошептал мальчик. Вообще-то звук ничуть не напоминал львиный рык. Это всего лишь тявкал шакал, но Шаста, естественно, этого знать не мог. Вдобавок встреча с шакалом тоже не сулила ему ничего хорошего.
Крик повторялся вновь и вновь, на разные голоса. «Должно быть, этих тварей несколько, – сказал себе Шаста, – И они приближаются».
Когда бы от ночных страхов он не утратил способности рассуждать здраво, то наверняка возвратился бы к реке и к людям – уж туда дикие звери точно не добрались бы. Но чтобы добраться до реки, нужно было опять пройти через Усыпальни, а в Усыпальнях, внутри гробниц, прятались гули. Вдруг они набросятся на него? Из двух зол Шаста выбрал, как ему казалось, меньшее – он остался там, где сидел. А крики слышались все ближе.
Шаста не выдержал, вскочил и совсем уже было бросился бежать, как вдруг в лунном свете возник громадный зверь. Огромная косматая голова, четыре могучих лапы… Зверь словно не замечал мальчика. Вот он остановился, повернулся в сторону пустыни и издал громоподобный рык, эхом раскатившийся среди Усыпален. Шасте почудилось, будто земля затряслась у него под ногами. Воцарилась тишина; мальчику показалось, что он различает дробный топот удирающих тварей. И тут зверь повернулся к нему.
«Это Лев! – неожиданно догадался Шаста. – Огромный Лев! Все, я погиб. Интересно, а больно будет?.. Скорее бы, что ли… А что бывает после смерти?.. Ой! Мама!» – Он зажмурился, крепко стиснул зубы и стал ждать, когда его укусят.
Но так и не дождался. Что-то теплое прильнуло к его ногам. Он открыл глаза.
– Ого! – воскликнул Шаста. – Да он вовсе не огромный! Вполовину того, что мне привиделся. Да нет, в четверть! Это же всего-навсего кот! Вот уж морок так морок!
Не могу сказать, вправду ли громадный Лев привиделся Шасте во сне, однако у ног мальчика лежал и не сводил с него взгляда обыкновенный кот, разве что покрупнее остальных. Глаза-плошки светились в полумраке зеленым.
– Киса, как я рад тебя видеть! – проговорил Шаста. – Мне такое приснилось! – Он снова опустился на песок и прижался к коту спиной. По телу разлилось живительное тепло. – Никогда не буду обижать котов. Раньше-то всякое бывало. Помню, я кинул камнем в полудохлого котяру… Эй, перестань! Ты чего? – Мальчик недоуменно поглядел на свою руку, на которой кошачьи когти оставили длинные царапины. – Не делай так больше, ладно? Он что, понимает мои слова? – С этой мыслью Шаста вновь заснул.
Когда он проснулся, кота нигде не было видно. Яркое утреннее солнце уже успело нагреть песок. Очень хотелось пить. Шаста потер заспанные глаза. Песок ослепительно сверкал в лучах солнца, со стороны города доносился разноголосый гомон. Впрочем, среди Усыпален по-прежнему царила тишина. Скосив глаза и прищурившись, Шаста различил вдали горы: они были видны настолько отчетливо, что до них, казалось, подать рукой. Мальчик разглядел гору с двумя вершинами; наверное, это и есть Маунт-Пайр. «Туда-то нам и надо, – сказал он себе. – Отмечу-ка я направление, чтоб потом не путаться». И провел пяткой в песке глубокую борозду.
Теперь следовало раздобыть еду и утолить жажду. Шаста поднялся, быстро миновал Усыпальни – при свете дня они выглядели совершенно обыденно; и чего он их боялся? – и спустился к реке. По берегу бродили люди, но толпы не было и в помине; еще бы – утро-то уже позднее, значит, городские ворота распахнулись давным-давно. А раз нет толпы, никто не помешает Шасте учинить «набег» (как выражался Бри). Мальчик перемахнул через садовую ограду и вскоре выбрался обратно с добычей – тремя апельсинами, дыней, парой фиников и гранатом. Перекусив, он напился из реки. Вода оказалась такой вкусной и такой прохладной, что он скинул свои грязные, потные лохмотья и плюхнулся в реку. Плавать Шаста, конечно же, умел; ведь вырос он на берегу моря, а потому научился плавать чуть ли не раньше, чем ходить. После купания он прилег на траву и стал смотреть на Ташбаан – великий, могучий, неприступный Ташбаан, столицу империи Калормен. Внезапно ему пришло в голову, что, пока он тут прохлаждается, его товарищи могли прийти к Усыпальням (и уйти в пустыню без него). Он поспешно оделся и опрометью кинулся назад, и прибежал к Усыпальням весь в поту, словно и не купался.
Как то бывает обычно, когда ты один и чего-то ждешь, день тянулся нестерпимо долго. Разумеется, Шасте было над чем поразмыслить, но размышления, к несчастью, не могли ускорить ход времени. Он много думал о нарнианцах и в особенности о принце Корине. Что там произошло, когда они узнали всю правду? Когда выяснилось, что на их тайном совете присутствовал вовсе не Корин? Должно быть, эти милые люди (и фавн, и гномы) теперь считают Шасту предателем…
Солнце медленно-медленно взобралось на самый верх небесного свода, а потом еще медленнее поползло на запад. Никто не появлялся, ничего не происходило, и Шаста беспокоился все сильнее. Эх, надо было договориться, сколько ждать, когда обсуждали, где встретимся! Не будет же он сидеть тут до конца своих дней! Скоро снова стемнеет; а вторая ночь в Усыпальнях наверняка окажется хуже первой… Надо что-то делать! Но вот что? Шаста перебрал добрую дюжину возможностей, одна сумасброднее другой, и наконец остановился на самой сумасбродной из них. Он решил дождаться темноты, вновь спуститься к реке, набрать побольше дынь и идти через пустыню в одиночку, сверяя путь по горе Маунт-Пайр. Естественно, затея эта была не просто сумасбродной – она была поистине безумной; доведись Шасте прочесть столько же книг о путешествиях через пустыню, сколько прочли вы, он никогда бы не отважился ни на что подобное. Но, к сожалению, он в жизни не прочел вообще ни одной книги…
Однако, прежде чем солнце скрылось за окоемом, в замысел Шасты вмешались непредвиденные обстоятельства. Он сидел в тени одной из Усыпален и смотрел на дорогу, и вдруг увидел на ней двух лошадей. Сердце бешено застучало – он узнал Бри и Хвин, – а в следующий миг ушло в пятки: лошадей вел в поводу какой-то юноша, хорошо одетый, вооруженный, ни дать ни взять слуга из богатого дома. Аравис же нигде не было видно. Лошади оседланы и взнузданы, никаких мешков… «Это ловушка! – мысленно воскликнул Шаста. – Аравис поймали! Наверное, ее пытали, и она нас выдала! Они ждут, чтобы я выскочил, подбежал к Бри и заговорил с ним, и тут-то они меня и схватят. А если не ловушка? Если я затаюсь, а они подождут-подождут да и уйдут без меня? Что же случилось?»
Он укрылся за Усыпальней и стал ждать, терзаясь сомнениями и не ведая, как поступить.