Текст книги "Хроники Нарнии (сборник)"

Автор книги: Клайв Стейплз Льюис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 59 страниц) [доступный отрывок для чтения: 21 страниц]

Глава 8
Беседа после обеда

Первой не вытерпела Люси:

– Ну, пожалуйста, воскликнула она, – скажите, что случилось с господином Тамнусом?

– Э-хе-хе, – прокряхтел господин Боббер, покачав головой. – Плохи его дела, очень плохи. Увели его стражники, тут сомневаться нечего. Эту весть принесла мне знакомая птичка, а она все видела своими собственными глазами.

– Куда? Куда его увели? – допытывалась Люси.

– Что тут скажешь? Этих стражников видели, как они повернули на полночь, к северу, а уж что это значит – всем известно.

– Только не нам, – вступила в разговор Сьюзен.

Господин Боббер угрюмо покачал головой.

– Боюсь, что фавна увели к ней, в ее логово.

– И что ему грозит? – выдохнула Люси.

– Э-хе-хе, – повторил бобр, – Ничего нельзя знать наверняка. Из тех бедолаг, что туда попадали, немногие воротились. Статуи – вот что! Говорят, там всюду статуи – и во дворе, и на лестнице, и в зале. Это те, кого она обратила, – господин Боббер запнулся и вздрогнул, – да-с, обратила в камень.

– Но, господин Боббер, – не унималась Люси, – нам нужно… я хочу сказать, что мы обязательно должны что-нибудь придумать и спасти его. Это все так ужасно и все – из-за меня.

– Дорогуша ты моя, – вступила госпожа Боббер, – вы спасли бы его, тут и говорить нечего, спасли бы, кабы это было возможно! Только еще никому не удавалось войти в ее крепость без приглашения и остаться в живых.

– А если схитрить? – сказал Питер. – К примеру, нарядиться как-нибудь, будто мы… ну, бродячие торговцы, что ли… а еще можно, когда она уйдет, пробраться… или еще… ах ты, черт побери, должен же быть какой-то выход! Этот фавн, рискуя собственной головой, спас мою сестру, господин Боббер, и мы не можем бросить его, чтобы он… чтобы она его… нет, этого нельзя допустить.

– Ничего не получится, сын Адама, – сказал бобр. – И пытаться было бы нечего. А особливо вам, людям. Но теперь, когда Эслан близко…

– Да, да! Расскажите про Эслана! – воскликнули они все почти хором. И снова каждого посетило нечто удивительное – словно весной повеяло, словно предчувствие радости.

– Кто такой Эслан? – спросила Сьюзен.

– Эслан? – удивился господин Боббер. – Неужто не знаете? Он – Владыка. Он – Господин Леса. Только вот беда – нечасто он тут бывает. Ни при моей жизни, ни при жизни моего папаши никто его тут не видел. Однако весть пришла: он возвратился! Он уже в Нарнии! Уж он-то найдет управу на Бледную Ведьмарку. Уж он-то – а то кто еще? – спасет господина Тамнуса.

– А разве она не может и этого Эслана превратить в камень? – спросил Эдмунд.

– Бог с тобою, сынок, какие несуразности ты говоришь! – расхохотался господин Боббер. – Кого превратить в камень – Эслана? Да ей бы только на ногах устоять, как он глянет на нее, – это она, пожалуй, сможет, а на большее, уж поверьте, у нее силенок не хватит. Нет и нет. Эслан все поставит на свои места! Вот и в старинных виршах о том говорится:

 
Как только Эслан явится,
Так правда восстановится,
Когда ж он заревет, тогда
Уйдет печаль, уйдет беда,
Когда же он ощерит пасть,
Зима свою утратит власть,
Когда же гривою тряхнет,
Весна к нам в Нарнию придет.
 

Да вы, только его увидите, сами все поймете.

– Значит, мы его увидим? – спросила Сьюзен.

– А как же, дочь Евы! Иначе для чего бы я вас сюда привел? Мне велено проводить вас к нему, – сказал господин Боббер.

– А он, – спросила Люси, – скажите, он – человек?

– Эслан – человек?! – Господин Боббер аж задохнулся от возмущения. – Конечно же, нет! Я же сказал, он – Господин Леса и сын великого Императора-Всея-Заморья. Неужели вам не известно, кого называют владыкой зверей? Льва! Так вот, Эслан, он – Лев. Он – Великий Лев!

– У-у! – протянула Сьюзен. – Я-то думала, он – человек. А он не опасен? Я вообще-то побаиваюсь львов.

– И правильно делаешь, дорогуша, а как же иначе? – вставила госпожа Боббер. – Ежели и найдется такой, у кого при виде Эслана не задрожат поджилки, так то либо храбрец из храбрецов, либо, прошу прощения, недоумок.

– Стало быть, он очень опасен? – спросила Люси.

– Опасен? – переспросил господин Боббер. – Да разве госпожа Боббер плохо объяснила? Кто тут говорит об опасности? Он, известное дело, не безопасен. Но он добрый. Одним словом сказать – Владыка.

– А я бы хотел с ним встретиться, – сказал Питер. – Ничего, что страшно, все равно хотел бы.

– Вот это по-нашему, сын Адама! – вскричал господин Боббер, ударив лапой по столу так, что звякнули чашки и блюдца. – Так оно и будет. Мне прислали весточку: вы должны с ним встретиться – завтра, ежели поспеете, у Каменного Стола.

– Где это? – спросила Люси.

– Я покажу, – сказал господин Боббер. – Это вниз по реке, отсюда шагать и шагать. Но я вас провожу.

– А как же бедный господин Тамнус? – спросила Люси.

– Ступайте к Эслану, этим вы пособите фавну, а прямее дороги нету, – отвечал бобр, – Как только Эслан будет с нами, да-с, тогда и дела пойдут на лад. Однако и вы не сбоку припека. Про вас тоже есть древние вирши:

 
Когда Адамова плоть и кровь
Воссядет на престолы вновь,
Зло сгинет, и придет любовь.
 

Так что, получается, все одно к одному: и вы здесь, и он здесь. Говорят, вроде бы Эслан бывал в наших краях, но так давно, что никто этого и не упомнит. А вот вашего, людского, роду тут отродясь не бывало.

– Что-то я не понимаю, господин Боббер, – сказал Питер. – То есть я хочу спросить, сама-то ведьма – разве не человек?

– Ну, ей-то, конечно, охота, чтобы мы ее приняли за таковую, потому и требует, чтобы кликали ее королевой. Но какая из нее дочь Евы, ежели родилась она от праотца вашего, Адама, – здесь господин Боббер почтительно склонил голову, – от Адама, стало быть, и первой жены его, которую звали Лилит. Эта Лилит была из рода джиннов по материнской линии, а по отцовской – из рода великанов. Нет и нет! В Бледной Ведьмарке почти нет настоящей человеческой крови.

– Вот потому-то, господин Боббер, она вся такая злобная, – вставила госпожа Боббер.

– Совершенно верно, госпожа Боббер, – отвечал тот. – О человеке можно судить и так, и этак (не в обиду нашим гостям сказано), а уж о том, кто лишь с виду человек, а на самом-то деле… Нет, в таких и не может быть ничего хорошего.

– Я встречала приличных гномов, – возразила госпожа Боббер.

– И я тоже, ежели хотите знать, – сказал бобр. – Однако таковых среди гномов немного, и как раз таковые меньше похожи на людей. И вообще, вот вам мой совет: коли встретите кого, кто вознамерился быть человеком, а сам-то не человек, или кто был человеком, да весь вышел, или должен быть человеком, ан не может, – коли встретите такого, не спускайте с него глаз и держите руку на топоре. Вот чего Ведьмарка и боится – как бы в Нарнии не появились настоящие люди. Она ждет вас из года в год, а коль скоро узнает, что вас четверо, – берегитесь!

– Отчего это? – спросил Питер.

– Я же вам сказал, есть такое пророчество, – отвечал господин Боббер. – Там, в Кэйр-Паравеле – это, стало быть, город у моря, в устье вот этой самой реки, и был бы он у нас престольным городом, кабы все шло у нас, как должно быть, – так вот, там, в Кэйр-Паравеле, стоят четыре престола, а по Нарнии ходит поверье с незапамятных времен: как два сына Адамовых и две дочери Евиных на престолы воссядут, тут и будет конец Ведьмарке – и власти ее, и самой жизни. Вот почему шли мы сюда украдкой да с оглядкой. Ведь прознай она, что вас тут четверо, я бы не отдал за ваши жизни ни единого волоска из моих усов!

Они слушали господина Боббера, позабыв обо всем на свете. И вот бобр кончил, и все молчали, как вдруг Люси воскликнула:

– Погодите, а где же Эдмунд?

Еще одно мгновение длилась ужасная тишина, потом все загалдели:

– Кто видел его последним?

– Когда же он исчез?

– Он, наверное, вышел на улицу?

И все трое бросились к двери и выглянули наружу. Густо валил снег, зеленый лед заводи уже покрылся белым толстым одеялом; от бобриного домика, с середины запруды, невозможно было разглядеть берегов. Они бродили вокруг дома, по лодыжки утопая в пушистом снегу, и кричали до хрипоты: «Эдмунд! Эдмунд!» Но бесшумно падающий снег, казалось, заглушал их голоса, и даже эхо не отзывалось.

– Какой ужас! – воскликнула Сьюзен, когда они, отчаявшись, вернулись в дом, – Лучше бы нам вовсе не приходить сюда!

– И что же нам теперь делать? – обратился Питер к бобру.

– Как что? – удивился господин Боббер. Он уже переобулся в валенки, – Как что? Бежать, да поскорее. Нельзя терять ни минуты!

– Наверное, нам лучше разделиться, – предложил Питер, – и пойти на поиски в разные стороны. Кто первый найдет его, тот вернется сюда и….

– Разделиться? На поиски? – еще больше удивился господин Боббер. – Это еще зачем?

– Да ведь надо же найти Эдмунда!

– Вовсе незачем искать его, – сказал господин Боббер.

– То есть как это? – воскликнула Сьюзен. – Он не мог уйти далеко. Мы обязательно должны его найти. Почему же вы говорите, что искать не надо?

– По той простой причине, что это бесполезно, – отвечал бобр, – ведь, по правде-то говоря, нам и без того известно, куда он делся!

Теперь уже они в изумлении уставились на бобра.

– И чего тут вам непонятно? – проворчал господин Боббер. – Он ушел к ней, к Бледной Ведьмарке. Он предал нас.

– Да как же… да что вы… – возмутилась Сьюзен, – да не мог он этого сделать.

– Не мог, говоришь? – господин Боббер острыми глазками оглядел всех троих. И слова замерли у них на губах, и каждый где-то в глубине души вдруг понял и уверился: да, Эдмунд именно это и сделал.

– Откуда ему знать дорогу? – все-таки сказал Питер.

– Он бывал тут прежде? – спросил бобр. – И оставался ли он тут один?

– Да, – чуть слышно прошептала Люси, – Кажется.

– А рассказывал ли он вам, что он тут делал и не встретил ли кого?

– Нет, вроде бы нет, – отвечала Люси.

– Тогда попомните мое слово: он еще в тот раз встретил Бледную Ведьмарку и принял ее сторону, и ему известно, где она живет. Не хотел я вам говорить – как-никак, а он ваш брат и все такое, – да только я, чуть глянул на вашего братца, сразу и сказал себе: этот продаст за милую душу. У них у всех взгляд особенный – у тех, кто спознался с Ведьмаркой и ест из ее рук. Кто в Нарнии пожил, тот их с ходу отличит – по глазам.

– Все равно, – через силу проговорил Питер, – мы должны найти его. В конце концов, он ведь брат нам, хоть и скотина изрядная. И потом, он же еще маленький.

– Ты что же, собрался прямо к ведьме в пасть? – воскликнула госпожа Боббер, – Или ты еще не понял: чтоб его спасти и самим не погибнуть, есть у вас только один способ – держаться от нее подальше.

– Я все-таки не понимаю, – сказала Люси.

– Ну как же? Чего ей больше всего охота? Заполучить вас всех разом, четверых, – ведь она-то все время думает о тех четырех престолах, что ждут в Кэйр-Паравеле… А тут вы сами к ней явитесь. И всего-то ей трудов останется – превратить вас в четыре новых статуи ко всем прочим в придачу – вы и слова сказать не успеете. А покуда у нее в руках только он один, он в живых будет, вроде как живец на крючке, – приманка, чтобы вас, остальных, поймать.

– Значит… значит, нам никто не поможет? – всхлипывала Люси.

– Никто, кроме Эслана, – сказал господин Боббер, – Мы должны повидаться с ним. Он – единственная надежда.

– А еще хорошо бы, мои милые, – сказала госпожа Боббер, – хорошо бы нам вспомнить, когда братец-то ваш исчез. Он же все ей перескажет, что слышал. Взять, к примеру: об Эслане мы говорили при нем или нет? Коли нет, то и ладно – тогда она не узнает, что Эслан-то уже в Нарнии и что мы идем к нему, а стало быть, спешить не станет.

– По-моему, его не было, когда мы говорили об Эсла-не… – начал Питер, но Люси перебила:

– Нет-нет, он был, – и в голосе ее звучало горе. – Помнишь, он еще спросил, не может ли Ведьмарка превратить Эслана в камень?

– Точно! Так и есть, клянусь Юпитером, – воскликнул Питер. – Только Эдмунд и способен сказануть такое!

– Худо, худо, хуже некуда, – покачал головой господин Боббер. – Но и это еще не все. Кто помнит, был ли он здесь, когда я говорил про место встречи с Эсланом – про Каменный Стол?

Никто не помнил.

– Ежели был, – продолжил бобр, – тогда Ведьмарка сядет в сани да как помчится – мы и до Стола-то не дойдем, она перехватит нас. Нам до Эслана пути не будет.

– Нет, сперва она иное испробует, – возразила госпожа Боббер, – уж я-то ее знаю как облупленную. Чуть только Эдмунд расскажет ей, что мы, мол, здесь сидим, она тут же захочет прихлопнуть нас еще засветло, а коль скоро ушел он с полчаса назад, стало быть, нагрянет она минут через двадцать.

– Твоя правда, госпожа Боббер, – согласился с ней бобр, – нам давно пора убраться отсюда. Времени у нас осталось – всего ничего.

Глава 9
У Ведьмарки

Вам, конечно же, любопытно знать, что случилось с Эдмундом. Он отобедал со всеми, хотя и без особого удовольствия – ведь думать-то он мог только о рахат-лукуме, а ничто так не портит вкус к простой и полезной пище, как неотвязная память о волшебной и вредной. Потом он сидел и слушал разговоры, и от этого ему тоже было мало радости – ему казалось, будто все от него отвернулись, будто все с ним неприветливы. Ничего такого не было и в помине, а ему казалось. Так сидел ом и слушал, пока господин Боббер не завел речь об Эслане, а когда Эдмунд услыхал о встрече, назначенной у Каменного Стола, тут он и начал потихоньку подвигаться за холстину, что завешивала входную дверь. Потому что имя Эслана вновь наполнило его таинственным ужасом, точно так же, как остальных – таинственной радостью.

И пока господин Боббер распевал вирши про плоть Адамову, Эдмунд тихо-тихо поворотил дверную ручку, и не успел еще господин Боббер объяснить про Бледную Ведьмарку, что та не человек, но наполовину джинния, наполовину великан, а Эдмунд уже выбрался наружу и осторожно притворил дверь.

Не подумайте только, будто был он настолько дрянной мальчишка, чтобы сестрам своим и брату пожелать обратиться в камень. Нет, хотел он рахат-лукума, и еще – стать принцем (а потом и королем), а еще – расквитаться с Питером за «гаденыша». И конечно же, вовсе не хотел он, чтобы Ведьмарка слишком уж привечала кого-то кроме него – пусть не ровняет их с ним, с Эдмундом. И в то же время он убедил себя, или притворился, что убедил, будто колдунья не сделает им ничего дурного.

– Кто о ней говорит всякие гадости? – твердил он сам себе. – Враги говорят. И наверное, половина из этого – враки. Ведь со мною она вон как весела и ласкова была, не то что другие. И она, я уверен, законная королева. Во всяком случае, лучше уж Ведьмарка, чем этот страшный Эслан! – Так он пытался оправдаться перед самим собой. Но оправдаться не очень получалось, потому что в глубине души он твердо знал: Бледная Ведьмарка – существо злое и жестокое.

Выбравшись под снегопад, Эдмунд первым делом обнаружил, что оставил свою шубу в доме, а вернуться за ней никак невозможно. Во-вторых, он обнаружил, что уже свечерело – за стол они сели часа в три пополудни, а зимние дни короткие. Этого он тоже не учел, но и тут уже ничего не поделаешь. Эдмунд поднял воротник и двинулся по плотине к другому берегу – на его счастье, наледь запорошило снегом, и стало не так скользко.

Худшее началось на том берегу. Сумерки сгущались, снег залеплял глаза, и в трех шагах ничего не было видно. Ни дороги, ни тропинки тоже не было. Он проваливался в сугробы, поскальзывался на льду, спотыкался об упавшие стволы деревьев, падал в какие-то ямы, обдирал ноги о камни, вымок весь до нитки и продрог. Но страшнее всего – тишина и одиночество. И, как я понимаю, пришлось бы ему отказаться от своей затеи, вернуться обратно и помириться со всеми, когда бы не мысль, посетившая его: «Вот стану королем Нарнии и велю проложить хорошие дороги». Тут он, само собой, размечтался, как станет королем и что еще прикажет сделать, и это весьма его приободрило.

Как раз к тому времени, когда Эдмунд уже решил, какой у него будет дворец и сколько автомобилей, а еще – личный кинотеатр, и еще – где он проведет железные дороги и какие законы издаст против бобров и запруд, и каким способом (этот план был продуман особенно тщательно) поставит Питера на место, – как раз к этому времени погода переменилась. Снег прекратился. Зато подул ветер, и стало холоднее прежнего. Облака рассеялись, небо прояснилось и вышла луна. Было полнолуние, снега в лунном свете сверкали так, что стало совсем светло – почти как днем, когда бы не черные тени.

Эдмунд наверняка прозевал бы поворот, если бы луна не озарила землю, когда он подошел к устью речки – той самой, помните, которую он приметил с высоты над бобриной запрудой. Он направился вверх по этой речке. Ее долина была намного уже, склоны круче и скалистее и так заросли кустами, что в полной темноте он вряд ли смог бы здесь пройти. Эдмунд и так уже промок, а тут еще с каждой ветки, под которой ему приходилось пролезать, на него обрушивалась целая лавина снега. И всякий раз, получив за шиворот новую порцию, он поминал Питера все с большей ненавистью, как будто именно Питер был во всем виноват.

Наконец склоны стали положе, долина расширилась. А на противоположной стороне, совсем близко, между двумя холмами Эдмунд увидел то, что, должно быть, и было дворцом Бледной Ведьмарки. Луна сияла вовсю; при лунном свете дом и вправду походил на небольшой крепостной замок. Казалось, он весь состоит из башен; некоторые завершались высокими шпилями – как будто на башню надели то ли шутовской колпак, то ли остроконечную шапку звездочета. Шпили сверкали в лунном свете, а их длинные тени странно змеились по снегу. Эдмунду стало страшно.

Но отступать было поздно. Эдмунд перешел речку по льду и направился к замку среди стылой, мертвой тишины. Даже звук его собственных шагов гас в пушистом снегу. В поисках входа Эдмунду пришлось – от угла к углу, от башни к башне – обойти замок кругом. Наконец на противоположной стороне он нашел то, что искал, – высокую арку с железными воротами. Ворота были распахнуты настежь.

Крадучись, Эдмунд заглянул во двор, и у него захолонуло сердце. Прямо против ворот, залитый лунным светом, присев на задние лапы – сейчас прыгнет! – стоял огромный Лев. Эдмунд замер в тени арки, боясь шевельнуться; колени у него дрожали. Долго он там стоял, стуча зубами, если не от страха, то от холода. А сколько на самом деле прошло времени, я сказать не могу, но Эдмунду казалось, что минула вечность.

Однако в конце концов его удивило, почему этот Лев тоже замер и не шевелится, – а Лев и вправду не сдвинулся ни на дюйм с тех пор, как Эдмунд его увидел. Тогда мальчик рискнул, прячась в тени ворот, подойти чуть поближе. И только тут заметил: Лев смотрит вовсе не на него.

«А вдруг он сейчас повернется?» – мелькнуло в голове. Но Лев нацелился на другого – на гномика, стоявшего шагах в четырех от него. «Вот и отлично! – обрадовался Эдмунд. – Он прыгнет на гнома, а я успею сбежать».

Однако Лев никуда не прыгал, и гном тоже не шелохнулся. И только тут Эдмунд вспомнил, что сказал бобр: будто Ведьмарка умеет кого угодно обратить в камень. А может быть, этот лев тоже каменный? Едва он об этом подумал, как заметил, что спина у зверя покрыта снегом, и голова тоже. Да ведь это статуя, истукан! На живом звере снег не удержится! И медленно-медленно Эдмунд двинулся навстречу льву. Сердце билось так, что, казалось, сейчас разорвется. И вот он уже рядом. Но протянуть руку, коснуться зверя – страшно. Тронул пальцем и… – это был всего лишь холодный камень. Нашел же чего бояться – обыкновенной статуи!

Эдмунд почувствовал такое облегчение, что даже на морозе ему стало жарко. И тут же его осенила замечательная – так он думал – догадка: «А ведь это и есть тот самый Великий Лев Эслан, о котором они болтали. Королева его изловила и превратила в камень. Вот и конец пришел их распрекрасным планам! Тьфу! И кому он страшен, этот Эслан?»

_____

Так он стоял, злорадствуя, возле каменного льва, а потом – вот уж действительно глупая и совсем детская выходка! – достал из кармана огрызок карандаша и пририсовал каменной морде усы и очки. И сказал:

– Ну как, глупый старый Эслан? Хорошо ли быть каменюкой? Вот тебе и всемогущий! Вот тебе и прекрасный!

Однако и с усами, и в очках морда огромного каменного зверя, озаренная луной, оставалась настолько грозной, печальной и благородной, что самому Эдмунду его шутка показалась не слишком смешной. Он отвернулся и пошел в глубь двора.

Там всюду были статуи, множество статуй, расставленных по двору – как будто фигуры на шахматной доске в середине партии: каменные сатиры, каменные волки и медведи, лисы, рыси; прекрасные изваяния, похожие на женщин, – духи деревьев; огромный кентавр и крылатая лошадь, и что-то змееподобное, что Эдмунд принял за дракона. И все они казались живыми, только замершими на мгновение в холодном сиянье луны. И страх пробирал Эдмунда среди этих невиданных тварей. Посреди двора застыл как будто человек, только ростом с дерево, с лицом свирепым, бородой клокастой, а в правой руке у него – превеликая была дубинка. Хотя Эдмунд знал уже, что великан тоже каменный, не живой, а все же идти мимо было страшновато.

В конце двора забрезжил свет. Светился дверной проем, к которому вели несколько широких ступеней. Эдмунд поднялся по ним. В проеме, во всю длину порога, лежал огромный волк.

– Ничего, ничего, – успокаивал себя Эдмунд. – Он ведь тоже каменный, этот волк. Он не кусается.

И занес было ногу, чтобы перешагнуть через зверя. Как вдруг статуя ожила, огромный зверь вскочил на ноги, шерсть на загривке поднялась дыбом, раскрылась страшная красная пасть и волк прорычал:

– Разорву! Загрызу! Стой, чужак! Назови свое имя.

– С вашего позволения, сударь, – от испуга Эдмунд весь дрожал и едва мог говорить, – меня зовут Эдмунд, я – сын Адама. Ее величество королева на днях изволили встретить меня в лесу. Я пришел сказать, что мой брат и сестры сейчас в Нарнии и скрываются у господина Боббера. А она хотела… их величество хотели видеть их.

– Я доложу королеве, – сказал волк. – А ты, коль тебе дороги твои потроха, жди у порога.

Волк исчез внутри. Эдмунд стоял у двери и ждал; пальцы у него сводило от холода, сердце бешено колотилось в груди. Наконец серый волк, он же Моугрим, капитан Тайной стражи Ведьмарки, вернулся и рявкнул:

– Ступай! Ступай вперед! Привалила тебе удача, королевин любимчик… а может, и не привалила.

Эдмунд протиснулся мимо волка, изо всех сил стараясь не наступить ему на лапы, и оказался в длинном сумрачном зале со множеством колонн. Здесь, как и на дворе, повсюду стояли статуи, а прямо за входной дверью стоял окаменевший фавн небольшого росточка и с чрезвычайно грустным выражением на лице – Эдмунду подумалось, не тот ли это фавн, друг Люси. В зале горела одна-единственная светильня, и там, рядом со светильней, сидела Бледная Ведьмарка.

– Вот он я, ваше величество, – бросился к ней Эдмунд.

– Как посмел ты прийти сюда один? – произнесла колдунья, и голос ее был страшен. – Разве я тебе не приказывала доставить мне остальных?

– Пожалуйста, простите меня, ваше величество, – взмолился Эдмунд, – я сделал все, что мог. Я привел их, они тут, недалеко, где на реке запруда, в доме Бобберов.

Злобная улыбка медленно проступила на лице Ведьмарки.

– Это все, что ты мне хотел сказать? – спросила она.

– Нет-нет, ваше величество, – поспешил заверить Эдмунд и тут же пересказал ей все, что слышал в доме бобров.

– Как ты сказал?! Эслан? – вскричала королева. – Эслан! Это правда? Если окажется, что ты мне солгал…

– П-простите, п-пожалуйста, я ведь только п-повторяю, что они говорили, – заикаясь, лепетал Эдмунд.

Но королева уже отвернулась от него, хлопнула в ладоши, и тут же предстал перед ней тот самый гном, которого Эдмунд уже видел в лесу.

– Запрягай сани, – приказала Ведьмарка. – Упряжь возьми, которая без бубенцов.