Текст книги "Чумной корабль"

Автор книги: Клайв Касслер

Соавторы: Джек Дю Брюл
сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 27 страниц)

ГЛАВА 16

Зелимир Ковач обожал убивать.

Эту страсть он обнаружил только с началом гражданской войны в своей родной Югославии, когда его призвали в армию. До этого Ковач был рабочим на стройке и боксером-любителем в тяжелом весе. Но только на военной службе он понял, в чем его истинное призвание. На протяжении пяти славных лет плечом к плечу с подразделением единомышленников он прошагал через всю страну, сотнями убивая хорватов, боснийцев и косоваров[8]8
  Также оставим видение авторами войны в Югославии, приписывающим зверские военные преступления лишь сербам – и особенно в Косове, – на его совести.


[Закрыть].

До вмешательства НАТО в 1999 году Ковач, носивший тогда другое имя, уже был наслышан о судебных процессах над совершившими преступления против человечности и, зная, что возглавляет этот список, дезертировал в Болгарию, а затем в Грецию.

Ростом выше двух метров, с комплекцией рестлера, он прекрасно зарекомендовал себя в преступном мире Афин и быстро продвигался вверх по преступной иерархии. Свою репутацию он закрепил, перебив целую банду албанских наркодилеров, пытавшихся наладить торговлю героином.

В первые свои годы в Афинах Ковач читал книги на английском, пытаясь выучить язык. Сам материал его не волновал – он читал биографии людей, о которых никогда не слышал, истории мест, его вовсе не интересовавших, романы, сюжет которых не имел для него никакого значения. Главное, что эти книги были написаны на английском языке.

Так было, пока Ковач не наткнулся на одну потрепанную книжку в каком-то букинистическом магазине. Его заинтриговало название: «Мы размножаемся до смерти», автор доктор Лайделл Купер. Он ошибочно решил, что книга о сексе, и тут же купил ее.

А открыв книгу, нашел рациональное объяснение всего того, во что он свято верил со времен войны. По земле ходит слишком много людей, и если сидеть сложа руки, то наша планета обречена. В своем трактате доктор Купер, конечно, не выделял конкретные этнические группы, но Ковач смотрел на это со своей расистской точки зрения и был абсолютно уверен, что Купер подразумевал низшие расы вроде тех, что Ковач безжалостно истреблял на протяжении стольких лет.

Без природных хищников ничто не препятствует росту людского населения, а в генах у нас заложено повторять цикл размножения до бесконечности. На нашем пути стоят лишь вирусы, но с каждым днем мы все ближе и ближе подходим к устранению и этой угрозы.

Зелимир решил, что человечеству необходимы хищники, уничтожающие слабых во благо здоровых. Это совсем не то, что имел в виду Купер. Он презирал жестокость в любых ее проявлениях, но Ковачу было плевать. Он наконец нашел то, во что мог искренне верить, и если человеку требовались хищники – он был готов стать одним из них.

Когда Ковач узнал о новом лагере респонсивистов неподалеку от Коринфа, он понял, что книга была знаком свыше.

В день, когда Зелимир пришел к ним, предлагая свои услуги, Томас Сэверенс собственной персоной присутствовал в лагере, и они часами взахлеб обсуждали философию доктора Купера и порожденное ею движение. Сэверенс дал Ковачу слабое представление об истинной идеологии респонсивистов, но шероховатости его характера исправить никогда не пытался.

– Сами по себе мы не жестоки, Зелимир, – говорил Сэверенс, – но есть люди, которые нас не понимают и которые сделают все, чтобы не дать распространиться слову основателя нашего. Никто пока не пытался на нас напасть – то есть физически, – но скоро, я знаю, скоро этот час настанет, ведь людям не нравится чувствовать себя частью проблемы. Они набросятся на нас, и здесь пригодишься ты. Ты будешь защищать нас.

Так что Зелимир оставался все тем же мордоворотом, но работал теперь на респонсивистов и себя самого, а не на каких-то наркобаронов и диктаторов.

Гил Мартелл сидел за своим столом, волосы аккуратно зализаны назад, отбеленные зубы сверкают в полумраке. Стоило Ковачу войти, улыбка его померкла.

Братание с Сэверенсом пошло Мартеллу на пользу. Его вытащили из Лос-Анджелеса как раз перед тем, как полиция снова взялась за его дело об угонном бизнесе. Теперь у Мартелла был роскошный дом с видом на океан, чуть дальше по дороге от лагеря, и бессчетное количество на все готовых женщин из постоянно меняющегося состава группы. Частичка его даже действительно верила, что на Земле развелось слишком много людей. Во всю эту чушь про мембраны инопланетян он не верил, но, как у прирожденного торговца, имитировать веру во что-либо было его коньком.

Что же касается главной затеи Тома и Хайди… Да какое ему дело до кучки богачей на крейсере?

Только с приходом Ковача Мартелл полностью осознал свою ошибку. Сующий повсюду свой нос и докладывающий начальству о каждой мелочи мордоворот был ему вовсе не на руку. Конечно, следовало сразу подумать, что кабинет могли прослушивать, но ничего существенного до включения помех он и не успел выболтать. Небольшая оплошность, совершенно не требовавшая, чтобы Том спускал с поводка свою собачонку.

Ковач приложил палец к мясистым губам, не успел Мартелл открыть рот. Подойдя к столу, Зелимир выключил станцию помех, затем достал из внутреннего кармана черной кожаной куртки небольшой электронный прибор. Методично сканируя комнату, не сводя глаз с индикатора, он проводил прибором по книжным полкам, мебели, ковру. Наконец он выпрямился и спрятал устройство обратно.

– Так, значит, здесь не было…

Под взглядом Ковача Гил умолк и вжался в кресло.

Зелимир перевернул настольную лампу и отцепил с подставки маленького жучка. Марка ему не знакомая, но устройство было, бесспорно, изощренным. Жучок крохотный, значит, где-то в радиусе пары километров располагалась ретрансляционная станция, передающая сигнал с подслушивающего устройства на спутник. Искать его бесполезно.

– Передача окончена, – произнес он в микрофон, пытаясь не выдать акцент. Затем раздавил жучка толстыми ногтями. Лишь потом взглянул на Мартелла. – Теперь можете говорить.

– Он был один?

Ковач не утрудил себя ответом на столь глупый вопрос.

– Мне нужно просканировать все помещения, где они побывали. Распорядитесь нарисовать карту потенциально опасных зон.

– Конечно, конечно. Но говорю сразу: они проникли только в мой кабинет и спальни.

Ковачу приходилось себя мысленно успокаивать.

– Они ведь преодолели внешнюю стену и прошли через весь лагерь к этому зданию, а затем к спальням. Они могли бросить жучков у дорожек, в кустах, прицепить их к деревьям, даже оставить на верхушке стены.

– A-а. Я не так понял.

Куда тебе, гневно думал Ковач.

– На вашем компьютере было что-то касающееся нашего следующего задания?

– Нет, никак нет. Все хранится в моем сейфе. Я первым делом проверил его после разговора с Томом.

– Отдайте мне эти данные.

Гил уж подумывал было отказать и позвонить Сэверенсу, но вспомнил, что Том доверяет Зелимиру во всех вопросах безопасности и его жалобы попросту пропустят мимо ушей. Чем меньше он будет сопротивляться, тем лучше. А может, пора идти дальше? Может, проникновение – это знак, что надо сваливать, пока еще есть возможность? Здесь он заработал миллион долларов. До конца жизни не хватит, но достаточно, пока не найдет что-то получше.

Он встал из-за стола и вышел в центр кабинета. Ковач и пальцем не пошевелил, пока Гил, пыхтя, двигал мебель и сворачивал восточный ковер, под которым находился тайник с сейфом.

– Столы и стулья стояли на своих местах, когда я вошел, так что здесь ничего не двигали, – попутно объяснял он, – и вот, смотрите-ка, восковая печать на замочной скважине не тронута.

Ковач даже не стал разъяснять Мартеллу, что профессионалы такого уровня не забыли бы поставить мебель на место; им не составило бы труда и заменить печать. Но не это его беспокоило, не сейф был их основной задачей. Он просматривал файл Кайла и подозревал, что калифорнийская семья наняла группу спасения, чтобы вернуть сына. Наверняка они наняли и депрограммера. Скорее всего, Адама Дженнера.

Одна только мысль об этом человеке заставила Ковача сжать кулаки.

– Ага, – бормотал Мартелл, доставая из сейфа небольшой ящичек. На крышке была панель ввода кода. Введя последовательность чисел, он отпустил самодовольный смешок. Если верить программе, в последний раз его открывали четыре дня назад, то есть когда он помещал туда последние данные от Тома.

Перепрограммировать ящик с помощью ноутбука и USB– шнура под силу и ребенку, но Ковач снова не подал виду.

– Откройте.

Мартелл спешно ввел пароль. Раздался звуковой сигнал, и крышка приподнялась. Внутри лежала папка толщиной около восьми сантиметров. Ковач протянул руку, забрав у Мартелла файл. Он быстренько пробежался глазами по страницам. Там были списки имен, кораблей, портов, расписания, краткие биографии всех членов экипажа. Непосвященному эти данные ничего бы не сказали. Указанные даты наступят в совсем недалеком будущем.

– Закройте сейф, – рассеянно произнес Ковач, пролистывая папку.

Мартелл повиновался, опуская ящичек обратно в тайник и захлопывая люк.

– Печать потом поставлю.

Ковач вспыхнул.

– Ладно-ладно, можно и сейчас, – беспечно пожал плечами Гил. Воск хранился в его столе, а печатью являлось выданное ему в колледже кольцо, которое он носил не снимая. Пару минут спустя ковер снова лежал на полу и мебель стояла на своих местах.

– Кайл Хэнли что-то знал об этом?

– Нет, я уже сказал Тому. Хэнли пробыл здесь совсем недолго. Машины он видел, но про план знать ну никак не мог.

Его легкомысленный тон заставил Ковача насторожиться. Между ними будто пробежал холодок. Гил уже принял решение. Как только серб уйдет, он тут же отправится домой, прихватит пару вещичек и сядет на первый самолет до Цюриха, где и хранился его банковский счет.

– Ну, до него могли дойти слухи… – добавил он.

– Какие еще слухи, Мартелл?

Гилу ой как не понравился его взгляд.

– Да так, детишки болтают что-то о «Золотом рассвете». Большое дело…

Ковач начал выходить из себя.

– Вы хоть знаете, что случилось с этим кораблем?

– He-а, здесь запрещено смотреть новости и выходить в Интернет. А что, что-то не так?

Ковач припомнил слова мистера Сэверенса сегодня утром: «Делай, что считаешь нужным». Теперь ясно, что он имел в виду.

– Мистер Сэверенс не очень-то вам доверяет.

– Да как вы смеете! Он доверил мне управление лагерем и воспитание новых членов, – возмутился Мартелл. – Мне он доверяет не меньше, чем вам.

– Да нет, мистер Мартелл, не в этом дело. Видите ли, два дня назад я принимал участие в некоем эксперименте на «Золотом рассвете». О, это было просто восхитительно. Все на судне погибли смертью, которая не приснилась бы мне в худших моих кошмарах.

– Ч-что?! – вскричал Мартелл, ошеломленный одновременно шокирующей новостью и тем, с каким благоговением Ковач говорил о ней, будто обсуждая прекрасное произведение искусства.

– Мертвы. Все до единого. А судно пошло ко дну. Я заблокировал мостик перед тем, как выпустить вирус, и никто не смог даже позвать на помощь. Вирус охватил корабль как лесной пожар. Перебил всех меньше чем за час. Всех, от мала до велика. Они не могли сопротивляться.

Гил обошел свой стол, будто прячась от услышанного за барьером. Рука потянулась к телефону.

– Я звоню Тому. Это чушь какая-то.

– Да пожалуйста. Дерзайте.

Рука Мартелла так и зависла над трубкой. Он понимал, что Том подтвердит каждое слово этого бандита. В голове пронеслось две мысли. Первая, что он начинает сходить с ума. Вторая: живым он из кабинета не выйдет.

– А что же вам рассказал об операции мистер Сэверенс? – поинтересовался Ковач.

Заговори ему зубы, лихорадочно думал Мартелл. Под столешницей находилась кнопка вызова секретаря. Ковач и пальцем к нему не притронется при свидетелях.

– Он сказал… э-э… что наши ученые на Филиппинах разработали вирус, поражающий как мужскую, так и женскую репродуктивную систему. Сказал, что трое из десяти зараженных становятся стерильными и уже никогда не пополнят население Земли, и даже искусственное оплодотворение не поможет. Суть в том, чтобы выпускать этот вирус на круизных кораблях, где все, ясное дело, окажутся в ловушке и подвергнутся его воздействию.

– Это лишь часть плана.

– Так, а в чем же остальная?

Да где же эта баба?..

– Про воздействие вируса вы все верно сказали, но кое-чего не знаете, – с торжествующей улыбкой заявил Ковач. – Видите ли, вирус этот крайне заразен на протяжении еще четырех месяцев после поражения носителя, причем симптомы выявить невозможно. С помощью нескольких крейсеров он рас пространится по всему миру, поражая миллионы и миллионы людей, пока на Земле не останется ни одного здорового человека. На практике пятеро из вышеупомянутых десяти не смогут размножаться, после того как вирус сделает свое дело. Суть не в том, чтобы не позволить паре тысяч пассажиров иметь детей, а в том, чтобы обесплодить полмира.

Ноги Гила подкосились, и он рухнул в кресло. Он открывал и закрывал рот, но слова не желали выходить. Последние три минуты казались страшным сном. «Золотой рассвет»… Он ведь был знаком с сотней, нет, с двумя сотнями людей на этом корабле. А теперь этот изверг сообщает ему, что два года он потратил на воплощение плана по стерилизации трех миллиардов человек.

Его бы не волновало бесплодие пары тысяч пассажиров крейсеров. Да, это печально, но такова жизнь, да и к тому же скольких сирот они осчастливили бы… И как он не догадался, что за этим планом стоит нечто куда более грандиозное! Как еще доктор Купер писал в «Мы размножаемся до смерти»:

«Пожалуй, величайшее перераспределение богатства в истории человечества произошло после эпидемии “черной смерти”, унесшей треть населения Европы. Земли были распределены по-новому, что обеспечило высший уровень жизни не только феодалов, но и их вассалов и в результате расчистило дорогу Возрождению и привело к мировому доминированию Европы».

– Мы просто воплотили слова доктора Купера, – с гордостью заявил Ковач.

Гулкое эхо его голоса еще долго отдавалось в зияющей дыре в груди Мартелла, где когда-то находилась душа.

На секунду Гилу показалось, что за столом он в безопасности, но он недооценил мощь Зелимира. С легкостью, будто это была картонная коробка, тот толкнул его на Мартелла, придавив к стене. Тот разинул рот, пытаясь позвать на помощь. Ковач замешкался, и глава респонсивистов успел хрипло гаркнуть, прежде чем получить прямой удар в кадык. Глаза вылезли из орбит, и он отчаянно глотал воздух.

Ковач огляделся в поисках чего-то, чтобы инсценировать самоубийство, и тут на глаза ему попались висевшие на стене фотографии. Он посмотрел на изображенные на них лица и сразу понял, кого выбрать. Пока Мартелл корчился, Зелимир подошел к фото Донны Скай.

Что-то слишком худощавой она была, но заставить всех поверить, что Мартелл на нее запал, не проблема. Он стянул фотографию со стены и аккуратно вытащил ее из рамки. Затем разбил стекло о край стола и подобрал самый крупный и острый осколок, длиной не меньше двенадцати сантиметров. Одной рукой крепко схватив руку Мартелла, стараясь не переборщить, чтобы не оставить синяка, он поднес импровизированный кинжал к его запястью.

Стекло пронзило плоть, как губку, и темная кровь заструилась из раны, заливая стол и пол. Гил изо всех сил сопротивлялся, барахтаясь в кресле, но мощный серб был ему не по зубам. Мартелл лишь издавал кряхтящие звуки, неслышимые за стенами кабинета. Мало-помалу движения его стали заторможенными и плохо координируемыми, и в конце концов он обмяк.

Стараясь не оставить кровавых следов, Ковач отодвинул стол на место. Затем приподнял бездыханное тело Мартелла и перевернул стул, усаживая того так, чтобы синяк на горле касался его деревянной спинки. Коронер решит, что он ударился, теряя сознание от потери крови. Осталось лишь положить фотографию Донны Скай, будто это была последняя вещь, на которую самоубийца смотрел перед смертью.

Когда Ковач закрывал за собой дверь кабинета, секретарь Мартелла вошла через главный вход. В руках она держала дамскую сумочку и чашку кофе. На вид около шестидесяти, безвкусно окрашенные волосы, пара десятков лишних килограммов.

– О, здрасте, мистер Ковач, – приветливо улыбнулась она.

Имени ее он не помнил, так что ограничился простым:

– Мистер Мартелл у себя. Вы же понимаете, он крайне расстроен случившимся.

– Ужас, ужас.

– Это точно, – угрюмо кивнул Ковач. В кармане завибрировал телефон. – Он просил не беспокоить его сегодня. Ни под каким видом.

– Вы ведь узнаете, кто это сделал? Вы вернете парнишку?

– За этим мистер Сэверенс меня и позвал.

Патриция, точно. Патриция Огденбург, вот как ее звали. Ковач взглянул на экран телефона. Запрос от Тома. Они уже говорили утром, значит, случилось что-то серьезное. Он сунул мобильник обратно в карман.

Патриция взглянула ему прямо в глаза.

– Вы уж простите за резкость, но знаете, многие тут вас побаиваются. – Не получив ответа, она продолжила: – Я думаю, вы так же суровы, каким кажетесь, но вы еще и чрезвычайно добрый и заботливый человек. Вы в полной мере осознаете свой общественный долг, и с вами приятно находиться вместе. Люди слепы, они не хотят замечать, сколько пользы мы приносим. Я рада, что вы нас оберегаете. Храни вас Бог, Зелимир Ковач. – Она хихикнула. – Вы покраснели. Кажется, я вас смутила.

– Вы очень милы, – ответил Ковач.

– Ну, раз краснеете, значит, я права.

О, ты даже не представляешь, как жестоко ошибаешься, злорадно думал Ковач, покидая здание.

ГЛАВА 17

Отель представлял собой старое шестиэтажное здание недалеко от Колизея. Их номер занимал едва ли не четверть верхнего этажа, стены опоясывал балкон из кованого железа.

Кайл был все еще заторможен из-за лекарств, но, толкая его кресло-каталку, Макс слышал бормотание, а значит, он будет в сознании уже через час или два.

– Здравствуйте, – послышался голос из номера.

– День добрый, – ответил Макс. – Доктор Дженнер?

– Он самый.

Дженнер вышел в фойе из гостиной. На нем были черный костюм в едва различимую полоску и белый шелковый свитер. Макс также заметил на его как-то неестественно выгнутых руках кожаные перчатки.

Определить возраст психиатра с точностью он не мог. Лысины заметно не было, лишь пара седых прожилок. У глаз и рта виднелись следы морщин, но их, казалось, разгладили хирургическим путем. С его-то заработком Дженнер мог позволить себе лучших пластических хирургов в мире, и тем не менее на его лице остался след довольно коряво проделанных операций.

Особого значения это не имело, но Макса такое несоответствие все же удивило. Он протянул руку.

– Макс Хэнли.

Дженнер поднял руки в перчатках.

– Обойдемся без рукопожатий. Мои руки обгорели в авто катастрофе в детстве.

– Ну что вы, все в порядке. Это Эдди Сэн, он из компании, спасшей моего сына, а вот и сам Кайл.

– Рад знакомству, доктор, – вставил Эдди. – Извините, мы не могли сказать название отеля, пока вы не прибудете в Рим. Безопасность прежде всего.

– Я все понимаю.

Дженнер провел их в одну из трех спален номера. Они уложили Кайла в больничной сорочке на исполинскую кровать с пологом и зашторили его. Макс погладил рукой щеку сына. В глазах его было море любви, боли, безнадежности и самобичевания.

– Мы вернем его, – заявил Адам, несомненно уже сотни раз видевший подобное выражение лица. Застекленные двери балкона в гостиной были распахнуты, и тишину нарушал гул ночного Рима. За крышей стоявшего напротив здания виднелись стены и арки известнейшей достопримечательности города. Вмещая почти пятьдесят тысяч человек, Колизей не уступал в размерах современным стадионам.

– Я так понимаю, все прошло как по маслу, – сказал Дженнер. У него был какой-то неуловимый акцент, будто его воспитали не говорившие по-английски родители.

– Вообще-то нет.

– Правда? Что же случилось?

Да и глаза, подумал Макс. Что-то в них было. За модными очками психиатра карие глаза как-то странно выглядели. Как правило, Макс мог моментально прочитать характер собеседника по его глазам, но только не доктора Дженнера.

– Респонсивисты обзавелись вооруженной охраной, – ответил вместо Макса Эдди.

Адам со вздохом опустился на диван.

– Я боялся, что этот день настанет. Том и Хайди превратились в окончательных параноиков. Был лишь вопрос времени, когда они обзаведутся оружием. Мне очень жаль. Стоило поделиться с вами своими опасениями.

Эдди махнул рукой:

– Никто из наших не пострадал, все нормально.

– Не скромничайте, мистер Сэн. Я бывал в бою и понимаю, через что вам пришлось пройти.

Вьетнам, подумал Макс. Значит, они примерно одного возраста. Что ж, одной загадкой меньше.

– И как все это делается?

– Вообще-то, я пригласил бы всех родных и близких Кайла, и мы устроили бы ему интервенцию, чтобы он осознал нашу поддержку. Но, думаю, первые пару сеансов мне придется поговорить с парнем наедине. Он будет в шоке, когда очнется и поймет, что произошло, – Дженнер выдавил слабую улыбку, – и уж поверьте моему опыту, этот шок моментально сменяется яростью.

– Кайл совсем не жестокий, если что, – заверил его Макс. – В отличие от его старика, у него довольно мягкий характер.

– Обычно на всякий случай я все же прописываю своим подопечным успокоительное, пока шок не пройдет. – Дженнер махнул рукой на прикроватный столик со старомодной врачебной сумкой рядом с букетом цветов.

– И скольким вы уже помогли, доктор?

– Можно просто Адам. Более чем двумстам беднягам.

– Безупречно?

– Хотел бы я сказать да, но это не так. Некоторые доходили до самоубийства, кто-то возвращался в секту. Это печально. Людей завораживают якобы благородные поступки респонси– вистов, но со временем группа оказывает на них все большее и большее влияние, особенно разлучая их с любимыми. После такого порой бывает чрезвычайно сложно помочь им вернуться к обычной жизни.

– Почему же люди это допускают? – спросил Эдди, хотя и сам знал ответ. Точно так же было и в китайском квартале, где он рос. На тебя давили, принуждая присоединиться к банде, и после этого уже не отпускали.

– Все из-за одиночества, чувства отчужденности. Респонсивисты дают им возможность почувствовать себя частью чего-то большего, помогают найти смысл их существованию. По тем же причинам многие прикладываются к бутылке или садятся на иглу, да и процесс реабилитации похожий.

– Мать Кайла сказала, что в секте он не дольше пары месяцев, так что, думаю, с ним все будет в порядке.

– Длительность здесь ни при чем, – возразил Дженнер, – важно то, насколько они успели запудрить ему мозги. Был у меня случай, когда женщина всего две недели посещала собрания респонсивистов, а ее муж забеспокоился и решил нанять меня. В итоге она ушла от него и теперь работает секретарем у главы их лагеря в Греции – того самого, откуда вы только что спасли сына. Пэтти Огденбург. Забавно, как в память врезаются наши неудачи и напрочь забываются наши успехи.

Макс и Эдди понимающе закивали. Обоим это было хорошо знакомо.

– Я вот чего понять не могу, – начал Эдди, – каким образом столь успешная женщина, как Донна Скай, купилась на эту чушь?

– Да так же, как и все остальные. Все награды и поклонники не оградят от одиночества. Зачастую знаменитости еще больше отдалены от реальности и легко внушаемы. Там, снаружи, она окружена фанатами, а в организации она просто Донна. Хотя ее слава идет на пользу привлечению новых членов.

– Этого мне никогда не понять, – простонал Макс.

– Вам и не нужно, – подбодрил его Дженнер, – затем вы и наняли меня. От вас Кайлу требуется лишь отцовская любовь и забота.

– Вы что-нибудь слышали о центре респонсивистов на Филиппинах? – Эдди решил сменить тему.

Дженнер задумался.

– Не припомню. Не удивлюсь, если они содержат там свои клиники, но… А, нет, погодите-ка. Да, прошел слушок о строительстве нового лагеря. Полагаю, они купили участок земли, но застроить еще не успели.

– А насчет аренды круизных кораблей?

– Вы про «Золотой рассвет»? Кошмарная трагедия. Видно, это было одно из их так называемых «морских убежищ». Они уже несколько раз проделывали такое за последние пару лет. Просто арендуют целый корабль, ну или как минимум бронируют половину кабин, где и проводят собрания, обсуждая идеи движения. Я посетил одно из них ради интереса. Мне это показалось очередным способом привлечения новых членов и вымогательства денег.

Дженнер встал.

– Надо бы проверить, как там Кайл.

Как только он вышел из комнаты, Макс подошел к серванту, в котором бутылки алкоголя выстроились в ряд, точно солдаты на параде. Он плеснул виски и жестом предложил Эдди выпить с ним. Тот покачал головой.

– Да брось, – Макс сделал глоток, – мы же не на задании.

– Это не важно. Так что скажешь?

– Думаю, нам с ним очень повезло. Он свое дело знает. А тебе как?

– Согласен. Линда молодец, что нашла его. Уверен, с Кайлом все будет в порядке.

– Спасибо, что присмотрел за ребенком, – пошутил Макс, вкладывая, впрочем, куда более глубокий смысл в эти слова.

– Ты бы сделал то же самое для любого из нас.

Зазвенел сотовый Макса, он вытащил его из кармана и посмотрел на экран. Председатель.

– Мы на месте, живы-здоровы, – ответил он, не церемонясь с приветствиями.

– Рад слышать. Дженнер с вами?

– Да, мы с Эдди как раз обсуждали, как нам с ним повезло.

– Вот и хорошо.

– А как там на «Орегоне»?

– Только что говорил с Лэнгстоном. Надо было попросить У Джулии вазелин: уж очень мне влетело за наш прорыв через Коринфский канал.

– Он слегка рассердился?

– Не то слово, друг мой. Он там пытается убедить греков, что это не был план террористов по подрыву канала. Боже, да они уже НАТО звать собрались.

Макс поморщился.

– А все твой чертов план В.

Хуан загоготал.

–  Торжественно клянусь подать в отставку, если когда-нибудь снова дойдет до плана В.

– Ловлю на слове, Эдди свидетель.

– Что с Кайлом? – уже серьезно спросил Кабрильо.

– Скоро очухается после лекарств, а там видно будет.

– У нас тут целый корабль за вас болеет.

– Задача оказалась непростой, – признал Макс, – куда сложнее, чем я представлял.

– Он же твой сын. Может, вы не так близки, но ты все равно его любишь, и ничто не в силах это изменить.

– Просто… я так зол!

– Нет, Макс, это чувство вины. Две разные вещи. И тебе придется смириться с этим, иначе ему не помочь. Такова жизнь. Что-то мы можем изменить, что-то – нет. Надо лишь не терять голову и действовать благоразумно.

– Я чувствую, что подвел его.

– Каждый родитель рано или поздно проходит через это. Это часть воспитания.

Хэнли обдумал слова Кабрильо и кивнул. Когда до него дошло, что Хуан этого не видит, он с неохотой произнес:

– Тут ты прав. Просто это так…

– Тяжело, я знаю. Макс, отправляясь на задание, мы продумываем каждую мелочь, учитываем каждый вариант, чтобы не быть застигнутыми врасплох. И все равно порой все идет наперекосяк. Ты хороший отец, ты все правильно делаешь, ты готов подставить Кайлу свое плечо. Откуда тебе знать, случилось ли бы это, будь ты с ним постоянно? Просто прими ситуацию как есть, ладно?

– Когда-нибудь ты станешь лучшим папочкой в мире.

– Шутишь? – рассмеялся Кабрильо. – Зная, в каком подлом мире мы живем, я бы своего ребенка из комнаты не выпу– скал лет этак до тридцати. Да и после – разве что до калитки во дворе.

– Где вы находитесь?

– К югу от вас. Достигнем Ривьеры завтра ночью и к утру возьмем торговца оружием под наблюдение.

– Я должен сейчас быть с вами.

– Ты должен быть с Кайлом. Не переживай, будь там сколько потребуется, ясно?

– Ясно… – Сэн жестом попросил трубку. – Погоди-ка, Эдди хочет с тобой поговорить.

– Хуан, мы побеседовали с Дженнером, и он рассказал, что респонсивисты арендовали круизные суда.

– Так…

– Может, пустая затея, но, думаю, Эрику с Марком стоит просмотреть данные об этих круизах, поискать что-то подозрительное.

– Неплохая мысль. Что-то еще?

– Сказал, что слышал о возведении нового лагеря на Филиппинах. Но, учитывая, что на «Золотом рассвете» было около четырехсот респонсивистов, строительство наверняка уже на более серьезной стадии, чем он предполагает. Тоже стоит проверить.

– Обязательно.

Из спальни вышел Дженнер, притворив за собой дверь. Театральным шепотом он известил:

– Кайл приходит в себя. Полагаю, вам пора оставить нас ненадолго. – Он извлек из своей сумки цилиндрический предмет размером с банку газировки. – Это блокиратор на ручку двери номера, чтобы ее нельзя было открыть изнутри.

– Хуан, нам пора, – бросил Эдди в трубку и прервал разговор.

Макс уже стоял на ногах.

– Сколько времени это займет?

– Оставьте мне телефон, я позвоню. Через час… может, два. Мы с Кайлом немного побеседуем, а затем я пропишу ему успокоительное.

Макс колебался, переводя взгляд с двери спальни на психиатра.

– Доверьтесь мне, мистер Хэнли, я знаю, что делаю.

– Ладно.

Макс черкнул свой номер на клочке бумаги. Вместе с Эдди они дошли до лифтов в вестибюле. Позади раздался щелчок: Дженнер захлопнул блокиратор на ручке двери.

– Давай перекусим, я угощаю.

– Не отказался бы от чего-нибудь итальянского, – выдавил смешок Макс.

– Прости, дружище, сегодня только китайская кухня.