Текст книги "Шпион"

Автор книги: Клайв Касслер

Соавторы: Джастин Скотт
сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 24 страниц)

16

– Кто этот офицер? – спросил Белл у сыщика из службы личной безопасности, отвечавшего за охрану мастерской Фарли Кента на Бруклинской военной верфи.

– Не знаю, мистер Белл.

– Как он сюда попал?

– Сказал пароль.

Служба личной безопасности Ван Дорна снабдила всех работавших над Корпусом 44 паролем. Миновав охраняемые морскими пехотинцами ворота, посетитель все равно должен был доказать, что его ждет, к кому он, по его утверждениям, идет.

– Где мистер Кент?

– Они все в испытательной лаборатории, занимаются моделью мачты, – ответил сыщик, показывая на закрытую дверь, ведущую в лабораторию. – Что-то не так, мистер Белл?

– Три обстоятельства, – резко ответил Белл. – Фарли Кента здесь нет, значит, он не ждал этого офицера. С тех пор как я вошел, офицер изучает чертежи Кента. И, на случай если вы не заметили, он в мундире царского флота.

– Да эти синие мундиры все одинаковые, – ответил сыщик, напомнив Беллу, что мало кому из парней хватает ума и инициативы, чтобы стать настоящим детективом Ван Дорна. – К тому же он отдает им свернутые чертежи, как все прочие. Хотите, чтобы я его о чем-нибудь спросил, мистер Белл?

– Я сам это сделаю. А когда в следующий раз войдет кто-то неожиданный, считайте, что это неприятность, пока не убедитесь в противном.

Белл прошел по мастерской, уставленной чертежными столами, за которыми обычно работали строители, сейчас занятые испытанием мачты. Человек в мундире русского моряка был так поглощен изучением чертежей Кента, что выронил несколько свернутых, которые держал под мышкой, когда Белл обратился к нему:

– Доброе утро, сэр.

– Я не слышал, как вы подошли, – ответил офицер с сильным русским акцентом и наклонился, подбирая чертежи.

– Могу я узнать ваше имя?

– Меня зовут Владимир Иванович Юркевич, я мичман русского императорского флота его величества царя Николая. С кем имею честь…

– У вас назначена здесь встреча, мичман Юркевич?

Русский, который был так молод, что едва ли нуждался в бритье, наклонил голову.

– К сожалению, нет. Я надеюсь познакомиться с мистером Фарли Кентом.

– Мистер Кент вас знает?

– Еще нет, сэр.

– Как же вы сюда попали?

Юркевич обезоруживающе улыбнулся.

– Благодаря безупречному поведению, безупречному мундиру и четкому приветствию.

Исаак Белл не улыбнулся в ответ.

– Это могло помочь вам миновать морских пехотинцев у ворот. Но где вы взяли пароль, чтобы войти в мастерскую Кента?

– В питейном заведении за воротами я встретил морского офицера. Он сообщил мне пароль.

Белл подозвал сыщика из службы личной безопасности.

– До моего возвращения лейтенант Юркевич будет сидеть на стуле, не прикасаясь к чертежам. – Лейтенанту Юркевичу он сказал: – Этот человек способен свалить вас на пол. Делайте то, что он скажет.

Потом прошел по мастерской и открыл дверь испытательной лаборатории.

Десяток работников Кента окружили десятифутовую модель мачты дредноута. Молодые кораблестроители держали в руках ножницы для резки проволоки, микрометры, линейки, бумагу с записями и измерительные рулетки. Круглая модель, стоявшая на тележке, была изготовлена из проволоки, которая по спирали поднималась от основания к вершине в направлении против часовой стрелки; через равные промежутки она была закреплена горизонтальными кольцами. Она представляла в миниатюре изготовленную из легких труб стодвадцатифутовую мачту дредноута, точная во всех деталях, чтобы можно было измерять нагрузку на кольца, электрические провода и голосовую трубу, связывающие мачту и рубку управления огнем, и крошечные лестницы внутри конструкции.

Двое помощников Кента держали веревки, привязанные к противоположным краям основания. От стен к верхушке протянули измерительную ленту. Один из кораблестроителей, стоя на стремянке, внимательно наблюдал за лестницей. Фарли Кент сказал:

– Залп левым бортом. Огонь!

Тот, кто стоял слева от основания, дернул веревку, а тот, кто стоял на лестнице, измерил отклонение мачты.

– Шесть дюймов! – сказал он. Данные были записаны.

– В масштабе двадцать к одному это означает шесть футов, – сказал Кент. – Марсовым нужно крепко держаться, когда корабль стреляет из главного калибра. С другой стороны, мачта на треножнике будет весить сто тонн, а наша – меньше двадцати; это огромная экономия. Хорошо, теперь измерим, как она держится после нескольких попаданий.

Размахивая ножницами, он перерезал наобум два спиральных витка и одно горизонтальное кольцо.

– Готовы!

– Погодите!

Тот, что стоял на лестнице, спрыгнул и поставил в корзину на верху мачты куклу – краснощекого моряка в соломенной шляпе.

В испытательной лаборатории зазвучал смех; Кент смеялся громче всех.

– Залп правым бортом. Огонь!

Дернули за веревку, верхушка мачты резко наклонилась, и кукла вылетела.

Белл подхватил ее.

– Мистер Кент, могу я поговорить с вами минуту?

– В чем дело? – спросил Кент, перерезая еще одну вертикальную проволоку. Его помощники внимательно следили за поведением мачты.

– Возможно, мы поймали нашего первого шпиона, – тихо сказал Белл. – Нельзя ли пройти со мной?

Мичман Юркевич вскочил со стула, прежде чем ему помешал сыщик, и схватил Кента за руку.

– Для меня это знакомство честь, большая честь!

– Кто вы такой?

– Юркевич. Из Санкт-Петербурга.

– Штаб военно-морского флота?

– Конечно, сэр. Балтийская верфь.

Кент спросил:

– Правда ли, что Россия строит пять броненосцев, превосходящих размерами корабль его величества «Дредноут»?

Юркевич пожал плечами.

– Мы надеемся получить супердредноуты, но, возможно, Дума скажет нет. Слишком дорого.

– Что вы здесь делаете?

– Идея заключалась в том, чтобы встретиться с легендарным Фарли Кентом.

– Вы приехали издалека, чтобы увидеться со мной?

– Чтобы показать вам. Посмотрите. – Юркевич развернул свои чертежи на столе Кента. – Что скажете? Это усовершенствует форму корпуса?

Пока Фарли Кент изучал чертежи Юркевича, Белл отвел русского офицера в сторону и скал:

– Пожалуйста, опишите морского офицера, который сообщил вам пароль.

– Мужчина среднего роста в темном костюме. Примерно ваш ровесник – лет тридцати. Очень аккуратный, подтянутый. Усы толщиной в карандаш. Очень… как это сказать – точный.

– Темный костюм. Не мундир?

– В штатском.

– Как вы узнали, что он морской офицер?

– Он так сказал.

Строгое лицо Белла помрачнело. Он холодно спросил:

– Когда и где вы предполагаете снова с ним встретиться?

– Не понимаю.

– Вы наверняка пообещали ему рассказать обо всем, что здесь увидите.

– Нет. Я его не знаю. Как я его найду?

– Мичман Юркевич, я с трудом верю в ваш рассказ. И не думаю, что вашей карьере в царском флоте поможет, если я вышлю вас из Соединенных Штатов как шпиона?

– Шпион? – возмутился Юркевич. – Нет!

– Перестаньте водить меня за нос и расскажите, как получили пароль.

– Шпион? – повторил русский. – Я не шпион.

Прежде чем Белл сумел что-то сказать, заговорил Фарли Кент.

– Ему не нужно у нас шпионить.

– Что вы хотите сказать?

– Я хочу сказать, что это мы должны шпионить за ним.

– О чем вы говорите, мистер Кент?

– Усовершенствованный корпус корабля мичмана Юркевича гораздо лучше, чем выглядит. – Он начал показывать различные особенности прекрасно начерченного дредноута. – На первый взгляд он в средней части кажется неуклюжим, даже толстым, и необычно тонким на носу и на корме. Можно сказать, похож на корову. На самом деле это гениально. Это позволяет усилить защиту дредноута от торпед в районе машинного отделения и арсенала, усилить вооружение и увеличить запасы угля, хотя корабль развивает большую скорость.

Он пожал Юркевичу руку.

– Гениально, сэр. Я бы использовал это, но никогда не смогу получить одобрение ретроградов из Бюро строительства кораблей. Вы на двадцать лет опережаете наше время.

– Спасибо, сэр, спасибо. Слышать такое от Фарли Кента – большая честь.

– И скажу вам кое-что еще, – продолжал Кент, – хотя подозреваю, что вы и сами уже подумали об этом. Ваш корпус подойдет для великолепного пассажирского лайнера – североамериканской борзой, которая обгонит «Лузитанию» и «Мавританию».

– Когда-нибудь, – улыбнулся Юркевич. – Если не будет войны.

Кент пригласил Юркевича пообедать вместе со своим штатом, и они принялись обсуждать только что объявленное начало строительства лайнеров «Уайт стар лайн» [23]23
  «Уайт стар лайн» – крупнейшая британская судоходная компания конца XIX – начала XX века.


[Закрыть]«Олимпик» и «Титаник».

– Восемьсот сорок футов! – восхищался Кент, на что русский ответил:

– Я думаю о тысяче футов.

Белл поверил, что русский кораблестроитель хотел только поговорить со знаменитым Фарли Кентом. Но не поверил, что так называемый офицер, который обратился к Юркевичу в баре на Сэнд-стрит, был моряком.

Почему он сообщил русскому пароль, не требуя отчета о чертежах Кента? Как догадался обратиться к русскому? Ответ вызывал ужас. Шпион – «саботажник умов», как называл его Фальконер, – знал, на кого нацелиться в гонке дредноутов.

– Иностранные шпионы – дело для нас новое, – сказал Джозеф Ван Дорн. Босс взволнованно пыхтел сигарой в главной гостиной «Рейлроуд-клаб» на двадцать втором этаже вокзала «Хадсон терминал», ожидая поезда до Вашингтона.

– Мы охотимся на убийц, – мрачно возразил Белл. – Каковы бы ни были их побуждения, они прежде всего преступники.

– Тем не менее мы принимаем решения в незнакомой нам области.

Белл сказал:

– Я попросил парней из аналитического отдела составить список иностранных дипломатов, военных атташе и газетных репортеров, которые могут быть двойными шпионами в пользу Англии, Германии, Франции, Италии, России, Японии и Китая.

– Морской министр прислал мне список иностранцев, которых флот подозревает в шпионаже.

– Я прибавлю его к своему, – сказал Белл. – Но я хотел бы, чтобы список просмотрели специалисты и избавили нас от охоты вслепую. У вас ведь есть старый приятель, который может нажать на кое-какие пружины в государственном департаменте?

– Мягко сказано. Каннингс – офицер, который по требованию государственного департамента отправляет морских пехотинцев для боевых операций на суше.

– Он наш человек – и тесно связан с нашими заморскими атташе. Как только он частым гребнем пройдется по нашему списку, я рекомендую следить за подозрительными персонажами в Вашингтоне и Нью-Йорке вблизи верфей и кораблестроительных заводов.

– Потребуется целая армия детективов, а они обходятся дорого, – заметил Ван Дорн.

У Белла был готов ответ.

– Расходы можно списать на укрепление нашей дружбы с Вашингтоном. Правительству должна понравиться возможность опираться на «Агентство Ван Дорна» как на национальную службу со множеством опытных полевых офицеров по всему материку.

Ван Дорн улыбнулся, от этой приятной мысли его рыжие усы встопорщились, как яркое пламя.

– Вдобавок, – нажимал Белл, – я рекомендую всем сотрудникам агентства во всех иммигрантских общинах: немецкой, ирландской, итальянской, китайской – в городах, где есть верфи, прислушиваться к разговорам о шпионаже, о том, что иностранные правительства платят за сведения или саботаж. Гонка дредноутов – дело всех стран.

Ван Дорн с усмешкой задумался над его словами.

– Возможно, нам противостоит не один шпион. Говорю вам: для нас это необычное дело.

– Если не мы, – ответил Белл, – то кто?

17

Дважды за день Ледяной Уикс применил свое умение жестоко избивать, не оставляя никаких следов на тех частях тела, что не прикрыты одеждой. Это мастерство он совершенствовал с молодости, заставляя раскошеливаться продавцов и выбивая долги для акул-ростовщиков. После докеров и возчиков справиться с тощим коридорным и испуганной маленькой прачкой было проще простого. День проходит, боль усиливается. А страх растет.

Джимми Кларк, коридорный из отеля «Камберленд», первую, казалось, бесконечную порцию побоев получил в переулке за аптекой, куда приходил обменять вчерашнюю выручку на вечерний кокаин. Уикс подчеркнул, что нынешние проблемы Джимми ничто в сравнении с тем, что с ним будет, если он не выполнит приказ в точности. Любая промашка сделает это избиение светлым воспоминанием.

Дженни Салливан, помощницу прачки в «Йельском клубе», он перехватил в переулке за полквартала от церкви Успения, куда она шла помолиться об избавлении от долга.

Уикс прекратил бить девушку, когда ее начало рвать от боли. Но ее роль в его плане была так велика, что Уикс пообещал ей, если она сделает, как ей приказано, полностью выплатить ее долг. И когда она, избитая, потащилась на службу, боль и страх смешивались у нее с надеждой. Ей нужно было только постоять у служебного входа клуба в поздний час, когда никого поблизости не будет, и украсть ключ от номера на третьем этаже.

18

Исаак Белл и Марион Морган встретились за обедом в «Ректоре». Дворец омаров славился своим зеркальным зелено-золотым интерьером, роскошными скатертями и салфетками и серебром, вращающейся дверью – первой в Нью-Йорке – и блестящими посетителями не меньше, чем самими омарами. Расположенный на Бродвее, ресторан всего в двух кварталах от конторы Белла в «Никербокере». Белл ждал у входа под гигантской статуей грифона, сверкающего электричеством, и встретил Марион поцелуем.

– Прости, я опоздала. Нужно было переодеться.

– Я тоже опоздал. Только что расстался с Ван Дорном.

– Мне придется соперничать с актрисами с Бродвея, которые здесь обедают.

– Увидев тебя, – заверил Белл, – они кинутся в свои гардеробные и будут ломать голову, что надеть.

Через вращающуюся дверь они прошли в ярко освещенный зал, где было около сотни столиков. Чарлз Ректор дал знак оркестру и торопливо пошел поздороваться с Марион. Музыканты заиграли «Сегодня вечером в старом городе будет жарко» – так называлась первая картина Марион о девушке-детективе, которая помешала злодею спалить город. При этих звуках все женщины задвигались, сверкая бриллиантами, все чрезвычайно дорого одетые мужчины оборачивались, чтобы увидеть Марион. Белл улыбнулся, услышав пробежавший по ресторану восторженный гомон.

– Мисс Морган, – воскликнул Ректор, беря ее руки в свои. – Когда вы в последний раз оказали Ректору честь, вы снимали новости. А теперь все говорят о ваших фильмах.

– Спасибо, мистер Ректор. Я считала, что музыку приберегают для красавиц-актрис.

– Красавицы-актрисы на Бродвее – по десять центов за дюжину. А красавица-режиссер – большая редкость, чем устрицы в августе.

– Это мистер Белл, мой жених.

Ресторатор пожал Беллу руку и радостно сказал:

– Поздравляю, сэр! Не могу представить себе на всем Большом Белом Пути более счастливого джентльмена. Хотите спокойный столик, мисс Морган, или такой, чтобы мир видел вашу красоту?

– Тихий, – решительно ответила Марион, и, когда они сели и заказали «Мумм», сказала Беллу:

– Надо же, он меня помнит.

– Может, читал вчерашнюю «Нью-Йорк таймс», – улыбнулся Белл. Она так радовалась приему, что раскраснелась.

– «Таймс»? О чем ты?

– В прошлое воскресенье газета послала на пасхальное шествие репортера отдела моды.

Он достал из бумажника вырезку и вслух прочел:

– Молодая женщина, прогулявшаяся после чая от Таймс-сквер до шествия на Пятой авеню, вызвала сенсацию. На ней было сиреневое атласное платье и черная шляпа с перьями такого размера, что мужчины вынуждены были отступать в сторону, чтобы дать ей пройти. Это ослепительное создание профланировало к отелю «Сент-Реджис» и удалилось на север в красном локомобиле.

Кстати о красном, у тебя уши горят.

– Какой ужас! Написано так, будто я шла по Пятой авеню в поисках внимания. Все женщины нарядились на Пасху. А я надела это платье только потому, что мадмуазель Дюваль и Кристина поспорили со мной на десять долларов, что мне не хватит решимости в этом выйти.

– Репортер ошиблась. Ты привлекалавнимание. Если бы ты его искала,то не уехала бы в красном локомобиле, а дотемна прохаживалась бы взад и вперед по авеню.

Марион протянула руку через стол.

– А ты заметил статью на другой стороне?

Белл перевернул вырезку.

– Lachesis muta? О да. Необыкновенная змея. Источает смертоносный яд и свирепа, как судья, приговаривающий к повешению. Знаешь, отель «Камберленд» всего в десяти кварталах от Бродвея. Если хочешь увидеть змею, ручаюсь, я смогу туда пройти с хорошенькой девушкой под руку.

Марион содрогнулась.

Когда принесли шампанское, Белл поднял свой бокал.

– Боюсь, лучше мистера Ректора мне не сказать. Спасибо, что сделала меня самым счастливым джентльменом на всем Большом Белом Пути.

– Ох, Исаак, я ужасно рада тебя видеть.

Они пили «Мумм» и обсуждали меню. Марион заказала египетскую перепелку, заявив, что никогда не слышала о такой птице, а Белл – омара. Начать же решили с устриц.

– Настоящие «Линнхевенз» из Мэриленда, – заверил их официант. – Крупные и присланы специально для мистера Бриллиантового Джима Брейди. [24]24
  Джеймс Бьюканан Брейди, известный как Дайамонд Джим Брейди – Бриллиантовый Джим Брейди (1856–1917) – американский железнодорожный магнат, миллионер, финансист и филантроп.


[Закрыть]Если позволите порекомендовать, мистер Белл, мистер Брейди обычно после устриц заказывает утку и стейк.

Белл отказался.

Марион через стол взяла его за руку.

– Расскажи о твоей работе. Что держит тебя в Нью-Йорке?

– Занимаемся шпионажем, – негромко, так что за шумом и смехом его не могли расслышать, ответил Белл. – Это связано с международной гонкой дредноутов.

Марион, привыкшая к тому, что он рассказывает ей подробности своих расследований, чтобы самому лучше сформулировать мысли, так же негромко сказала:

– Совсем не то, что ограбления банков.

– Я сказал Джо Ван Дорну: шпионы они или нет, но, если они убивают людей, они прежде всего убийцы и преступники. Во всяком случае Джо попросил поддержки в Вашингтоне и дал мне всю нью-йоркскую контору и карт-бланш отправлять детективов в любые места страны.

– Вероятно, это связано с оружейником, у которого взорвался рояль?

– Мне все больше кажется, что это не самоубийство, а дьявольское убийство, задуманное так, чтобы выглядеть самоубийством. И тем самым опорочить и человека, и всю систему орудий, которую он создавал. Разумеется, обвинение во взятке окрасило все, к чему он имел отношение.

Белл рассказал о своих сомнениях относительно предсмертной записки Ленгнера, о своем убеждении, что нарушитель, которого видел старик Джон Эддисон, на самом деле был японцем. Упомянул о том, что смерти специалистов по броне и по стрельбе в цель были первоначально представлены как несчастные случаи.

Марион спросила:

– Кто-нибудь видел японца на «Бетлехем стал уоркс»?

– Люди, которых я туда отправил, доложили, что видели убегающего человека. Но это был рослый парень. Больше шести футов. Белый. Светловолосый. Свидетели считают его немцем.

– Почему немцем?

– Очевидно потому, что, убегая, он бормотал: «Gott im Himmel!»

Марион скептически подняла бровь.

– Знаю, – сказал Белл. – Мало оснований.

– Видел ли кто-нибудь японца или светловолосого немца с Гровером Лейквудом, который упал с утеса?

– Коронер округа Уэстчестер сказал моему человеку, что никто не видел, как упал Лейквуд. Лейквуд говорил друзьям, что по выходным занимается скалолазанием, и смертельная рана у него на голове признана следствием несчастного случая. Бедняга упал с высоты сто футов. Его похоронили в закрытом гробу.

– Он поднимался один?

– Одна старуха сказала, что незадолго до происшествия видела его с красивой девушкой.

– Не немкой и не японкой? – с улыбкой спросила Марион.

– Рыжей, – улыбнулся в ответ Белл. – Предположительно ирландкой.

– Почему ирландкой?

Белл покачал головой.

– Она напомнила старой даме ее ирландскую служанку. Опять все сомнительно.

– Три различных подозреваемых, – заметила Марион. – Три разные национальности… Конечно, что может быть более общим для всех стран, чем гонка дредноутов?

– Капитан Фальконер склонен винить японцев?

– А ты?

– Нет сомнений, что японцы занимаются шпионажем. Я узнал, что перед русско-японской войной они заслали в русский флот на Дальнем Востоке множество шпионов, которые выдавали себя за маньчжурских слуг и рабочих. И, когда началась война, японцы знали о тактике русских больше, чем сами русские. Но я стараюсь не быть предубежденным. Может оказаться кто угодно.

– Высокий красивый детектив однажды сказал мне, что скептицизм – его наиболее ценное свойство, – согласилась Марион.

– Дело крупное и все разрастается. Работы по строительству дредноутов огромны, вовлечено множество предприятий; один случай, его значение, его связи – все это могло остаться незамеченным, если бы не дочь Ленгнера, которая настаивает, что ее отец не мог покончить с собой. И все равно, если бы ей не удалось добраться до Джо Ван Дорна через своего знакомого, я не стал бы свидетелем убийства бедного Аласдера. Его смерть списали бы на кабацкую драку, и кто знает, сколько еще людей было бы убито, прежде чем мы что-то заподозрили бы.

Белл покачал головой.

– Хватит разговоров. Вот идут устрицы, а нам обоим завтра рано вставать.

– Ты только посмотри на них! – Марион вытащила из раковины огромную устрицу, отправила в рот, позволила ей скользнуть в горло и спросила с улыбкой: – Мисс Ленгнер так красива, как говорят?

– Кто говорит?

– Мадмуазель Дюваль встречалась с ней в Вашингтоне. Очевидно, и на Восточном побережье есть влюбленный в нее мужчина.

– Она прекрасна, – сказал Белл. – Исключительные глаза. Думаю, если бы она не горевала, была бы еще прекрасней.

– Не говори мне, что ты тоже увлекся.

– Дни, когда я мог увлечься, позади, – улыбнулся Белл.

– Ты скучаешь по ним?

– Будь любовь тяготением, я парил бы в невесомости. Что мадмуазель Дюваль делает в Вашингтоне?

– Соблазняет морского министра, чтобы ее наняли снимать фильм о том, как Великий белый флот входит в Золотую бухту Сан-Франциско. По крайней мере таким же манером она получила заказ на съемки отхода флота от Хэмптон-роуд прошлой зимой. Думаю, сейчас она пользуется той же тактикой. А почему ты спрашиваешь?

– Строго между нами, – серьезно сказал Белл, – у мадмуазель Дюваль была долгая любовная связь с капитаном французского флота.

– Конечно! Когда ей хочется быть особенно романтичной, она намекает на «mon Capitaine».

–  Mon Capitaineзанимается дредноутами – иными словами, этот француз шпион, а она скорее всего работает на него.

– Шпион? Да она такая болтунья и сплетница!

– Морской министр дал Джо Ван Дорну список из двадцати иностранцев, которые в Вашингтоне и Нью-Йорке пытаются добывать сведения в интересах Франции, Англии, Германии, Италии и России. Большинство производят впечатление сплетников и болтунов, но приходится разбираться с каждым.

– Не японцы?

– Их много. Двое из их посольства – морской офицер и военный атташе. И импортер чая, живущий в Сан-Франциско.

– Но что может мадмуазель Дюваль снять во флоте такого, чего не снять нам остальным?

– Съемки могут быть предлогом, чтобы познакомиться с офицерами, которые будут излишне много болтать с привлекательной женщиной. А что значить «нам остальным»?

– Со мной только что связался Престон Уайтвей.

Белл чуть сощурился. Богач Уайтвей унаследовал несколько калифорнийских газет. Он превратил их в мощную желтую газетную сеть и в новостную кинокомпанию, где Марион начинала работу, прежде чем стала снимать популярные кинофильмы.

– Престон попросил меня снять приход Великого белого флота в Сан-Франциско для своего «Пикчер уорлд».

– Газеты Престона уже неделю предсказывают войну с Японией.

– Он напечатает все, лишь бы продать газету.

– Это одноразовая работа?

– Можешь быть уверен, я не пойду к нему в наемные работники – только в высокооплачиваемые контрагенты. И могу втиснуться в расписание здешних съемок. Что думаешь?

– Нужно отдать должное Уайтвею. Он очень настойчив.

– Не думаю, что он и сейчас смотрит на меня с такой точки зрения… почему ты смеешься?

– Считаю, что он по-прежнему мужчина и не слепой.

– Я хочу сказать: Престон знает, что я недоступна.

– К настоящему времени он уже должен это понять, – согласился Белл. – Если память мне не изменяет, когда мы в последний раз были в его обществе, ты пригрозила застрелить его. Когда уезжаешь?

– Не раньше первого мая.

– Хорошо. На следующей неделе спускают на воду «Мичиган». Капитан Фальконер устраивает большой прием. Я надеялся, ты пойдешь со мной.

– С удовольствием.

– Для меня это возможность понаблюдать за болтунами в комнате, полной американцев, у которых могут слишком развязаться языки. Ты обеспечишь укрытие и дополнительную пару ушей и глаз.

– Что, по-твоему, женщины надевают по случаю спуска на воду броненосцев?

– Как насчет той шляпы, перед которой расступаются мужчины? – улыбнулся Белл. – Или можешь спросить мадмуазель Дюваль. Готов поспорить, что она тоже там будет.

– Мне не нравится, что она знает, что ты детектив. Это может быть опасно для тебя – если она поймет, что ты шпион.

Десятью кварталами дальше по Бруклину у Ледяного Уикса все шло, как по нотам.

Прежде всего ему удалось пройти четыре квартала от надземки до отеля «Камберленд» так, что его не заметил никто из тех, кто мог бы донести Томми Томпсону. Пересекая Бродвей, он прошел буквально под носом у Дейли и Бойла, детективов-специалистов по карманникам, которые направлялись на свое обычное место работы, Метрополитен-опера: Уикс был в костюме-тройке (который кто-то проветривал на пожарной лестнице в Бруклине) и они не обратили на него внимания.

Затем детективы в вестибюле «Камберленд-отеля» были заняты, сдавали-принимали смену. Ни один из них не посмотрел на Уикса дважды. Хотя его обувь не походила на начищенные туфли дипломированных врачей, членов американского общества патологии.

Джимми Кларк, похожий в своей форме коридорного на шарманщика с обезьянкой, старательно смотрел сквозь него, словно у них чуть раньше в этот день не было «разговора».

– Коридорный!

Джимми подбежал, нагнув голову, чтобы скрыть страх и ненависть в глазах.

– Да, сэр?

Уикс отдал ему багажную квитанцию на побитый старый чемодан, который заранее доставил в отель, и дал монетку.

– Поставь мой чемодан на тележку и жди меня у входа на встречу Академии. Мне нужно попасть на пароход, и я не хочу беспокоить остальных, когда буду уходить.

Джимми Кларк сказал:

– Да, сэр.

Уикс не знал, как ему повезло. В отель вечером шло множество постояльцев с Большого Белого Пути, врачи собирались на заседание, и потому работники отеля были слишком заняты, чтобы заметить странный акцент. Одетый в костюм выпускника колледжа, Уикс все равно говорил как человек, всю жизнь проведший в Адской кухне, и всякий, кто прислушался бы к его словам, услышал бы: «Не хчу бескоить тшленов, када бду ухдить».

Другое удачное обстоятельство, о котором он знал – распределительный щит отеля располагался в подвале у подножия лестницы, которая вела к боковому входу в зал, где собирались врачи посмотреть на змею. Уикс положил шляпу на стул у выхода, чтобы занять место, и некоторое время прохаживался поблизости, чтобы с ним никто не заговорил. Когда заседание началось, он сел и в последний раз, перед тем как закрылась дверь, бросил взгляд на чемодан на тележке Джимми.

Он нетерпеливо слушал, как председатель приветствует присутствующих. Потом один из врачей принялся рассказывать, как они будут извлекать смертоносный яд и превращать его в сыворотку для лечения умалишенных. И что особенно хорошо в змеях этого вида: у них гораздо больше яда, чем у других. Бог весть, сколько сумасшедших исцелит этот яд, но для Исаака Белла это означает, что, если в первый раз змея промахнется, у нее еще будет полно яда.

Пришел работник зоопарка со змеей. В зале стало тихо.

Уикс видел, что стеклянный ящик войдет в чемодан. Удача. Раньше он не мог этого точно знать. Два человека внесли ящик и поставили на стол.

Даже из глубины зала змея выглядела смертельно опасной. Она двигалась, сворачивалась и разворачивалась, ее удивительно толстое, ярчайшей расцветки тело блестело на свету. Она словно плыла, обтекала ящик, словно одна мощная мышца, и, высовывая язык, обследовала щели там, где стеклянные стенки соединялись с крышкой ящика. Особенно ее интересовали места, где находились петли, и Уикс решил, что там проходит воздух и змея чувствует его движение. Врачи переговаривались, но как будто никто не собирался подойти ближе.

– Не волнуйтесь, джентльмены, – сказал медик, проводивший осмотр. – Стекло прочное.

Он отпустил людей, которые принесли ящик. Ледяной Уикс обрадовался: эти люди могли причинить больше неприятностей, чем врачи.

– Спасибо вам, сэр, – обратился говорящий к куратору, который тоже отошел. «Все лучше и лучше, – подумал Уикс. – Только я, змея и толпа трусов». Он взглянул на дверь. Джимми Кларк приоткрыл ее. Уикс кивнул. Пора.

Ждать пришлось недолго. Не успел первый ряд осторожно подойти к ящику, как свет погас и в зале вдруг стало темно. Одновременно закричали пятьдесят человек. Уикс вскочил, подбежал к двери, открыл ее и нащупал в темноте чемодан. Он слышал, как бежит по лестнице Джимми, касаясь для страховки перил. Уикс открыл чемодан, достал оттуда стекло, сунул под мышку и вернулся в зал, где крики становились все громче.

– Сохраняйте хладнокровие!

– Не теряйте голову!

Несколько самых проворных зажгли спички, и их дрожащие огоньки отбрасывали тени.

Уиксу нельзя было терять ни секунды. Он пробрался вдоль стены зала и повернул к середине. Оказавшись в шести футах от ящика, он громко закричал:

– Осторожней! Не уроните – и разбил стекло о деревянный пол.

Крики превратились в вопли, и сразу за этим последовал топот сотни ног. Прежде чем Уикс смог крикнуть: «Она вырвалась! Она на свободе! Бегите! Бегите! Бегите!» – это сделало за него множество охваченных паникой людей.

Джимми Кларк заслужил место в раю за то, как быстро подкатил тележку с чемоданом.

– Осторожно, – сказал Уикс. – Не урони.

В темноте они на ощупь поставили ящик в чемодан, закрыли крышку, снова водрузили чемодан на тележку и выкатили из зала через боковой вход. И уже почти вышли наружу, когда вновь загорелся свет.

– Детектив отеля! – предупредил Джимми.

– Не останавливайся, – хладнокровно сказал Уикс. – Я им займусь.

– Эй! Куда вы с этим?

Одетый как выпускник колледжа Уикс преградил ему дорогу, чтобы Джимми мог выкатить тележку наружу, и ответил:

– Подальше отсюда, чтобы не пропустить пароход.

Детектив услышал: «Пдальш отсюдова тшоб не прапстить парход».

К этому времени Уикс успел надеть на пальцы кастет. Стремительным ударом между глаз он свалил детектива. Подхватил его пистолет, сунул в карман и присоединился к Джимми в переулке. Коридорный казался до смерти напуганным.

– Не болтай, – предупредил Уикс. – Нам еще нужно пройти по городу.