Текст книги "Шантажистка"

Автор книги: Кит А. Пирсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 21 страниц)

11

Нет места отдохновения лучше, чем собственная постель, и утром я просыпаюсь в гораздо лучшем состоянии, нежели сутки назад.

После утреннего душа полчаса у меня уходит на приготовление и поглощение сытного завтрака из яичницы на тосте с шампиньонами и жареными помидорами, и когда наступает время отправляться на службу, настроение у меня совсем уже жизнерадостное.

Сегодня поставлю эту мерзавку на место и, быть может, подтолкну судьбу, чтобы больше не попадать в подобные ситуации.

Стоит мне выйти из лифта, и мой бодрый настрой подвергается испытанию. Мажорной и раздражающе громкой мелодией новый смартфон извещает о поступлении текстового сообщения:

Готов к сделке? Чмоки. Габби

Я только усмехаюсь. Да она понятия не имеет, что я на шаг впереди нее. Установлю по списку делегатов ее фамилию, и вот тогда-то заявление в полицию подам уже я. А пока пускай побесится. Прячу телефон в карман, не удосуживаясь ответить на дерзкое послание.

В офис я прибываю раньше Розы и в качестве компенсации за вчерашний сандвич готовлю нам обоим чай. Женщина появляется, как раз когда я ставлю чашку на ее стол.

– Доброе утро, Роза.

Она внимательно смотрит на чашку, затем на меня.

– Надеюсь, ничего не случилось, Уильям. При плохих новостях первым делом предлагают чай.

– Сегодня утром никаких плохих новостей! Ну, за исключением того, что вынужден снова попросить вас связаться с организаторами позавчерашнего мероприятия.

– Опять?

– Прошу прощения, но список делегатов мне все-таки понадобится.

Женщина и не думает выражать недовольство, лишь послушно делает пометку у себя в блокноте.

– Хорошо, я все сделаю.

Потом мы переходим к обычным утренним делам, и, согласовав расписание на день, Роза возвращается за свой стол. До первого совещания остается еще час и одна неотложная задача, после которой можно с чистой совестью приступать к парламентским обязанностям. Открываю сообщение Габби и набиваю ответ:

Никаких сделок. И будь уверена, твой план обернется против тебя. Жди новостей.

Отправляю и удовлетворенно откидываюсь на спинку кресла. Отныне я диктую условия. Жаль, конечно же, что не увижу ее лица, когда она прочтет мое послание. Кладу смартфон на стол – исключительно на тот случай, если Габби решит незамедлительно признать поражение. – и с головой ухожу в подготовку к предстоящему совещанию.

Час пролетает быстро, и незадолго до десяти я собираю папки.

– Так, мне пора. Думаю, больше часа у меня это не займет.

Роза выглядывает из-за монитора и кивком дает понять, что приняла информацию к сведению. Ее изящные пальцы даже не прерывают своей пляски по клавиатуре.

В коридоре на ходу еще раз проверяю телефон. Мое послание Габби так и остается безответным, но, как мне представляется, знак это хороший. Навряд ли она ожидала отпора и запасным планом явно не обзавелась. Я прямо вижу, как она лихорадочно обзванивает редакторов газет и от всех без исключения получает решительный отказ. Мысль об этом даже доставляет мне некоторое удовольствие.

Увы, мой радостный настрой угасает на первых же минутах совещания, когда председатель комитета приступает к презентации: более полусотни слайдов с несуразными схемами, диаграммами и корпоративными терминами вроде «профильные компетенции» и «незадействованные кадровые потоки». В общем, как выразился сидевший рядом со мной малый, «полнейший и абсолютнейший вздор».

Но ничто не вечно, наконец-то подходит к концу и скука смертная, хотя я и вынужден оплакивать семьдесят минут своей жизни, которые мне никогда уже не вернуть. Мало мне запрессованного мозга, так собрание еще и затянулось дольше запланированного, что как пить дать скажется эффектом домино на всем моем дальнейшем распорядке. По окончании совещания я первым устремляюсь к выходу.

По пути в свой кабинет проверяю смартфон на предмет поступивших сообщений. Габби по-прежнему отмалчивается, зато неожиданно обнаруживается послание от Фионы Хьюитт, парламентского уполномоченного по этике. Она на шесть лет меня старше, и я хорошо ее знаю, поскольку в Палату общин нас избрали одновременно. Далее ее карьера, в отличие от моей, пошла по восходящей. Тем не менее Фиону я отношу скорее к друзьям, нежели к коллегам.

Заинтригованный, читаю сообщение:

Уильям, как прочтешь, живо ко мне. Очень важно!

Еще интереснее. Задача уполномоченного по этике состоит в регламентировании поведения всех действующих членов парламента, и поступившее от него приглашение на встречу, по идее, должно вызывать малодушный страх. Но мое-то поведение безукоризненно, и бояться мне нечего. По-видимому, Фиона хочет обсудить кого-то из моих коллег – из тех, что продолжают балансировать на грани дозволенного. Желания стучать у меня нет, но, несомненно, я окажу Фионе любую посильную помощь, особенно если речь идет о серьезном проступке.

Секретарша Фионы встречает меня скорее ухмылкой, нежели улыбкой.

– Доброе утро, мистер Хаксли. Проходите, пожалуйста, она вас ожидает.

Проигнорировав столь нетипичный прием, я стучусь в дверь кабинета Фионы – просто из вежливости – и вхожу. Хозяйка стоит за столом, как будто только и дожидалась моего появления.

– Слава богу, ты пришел, – выпаливает она. – Садись, пожалуйста, Уильям.

Какая бы драма ни послужила причиной моего вызова, таковая явно выбила из колеи обычно невозмутимую уполномоченную. Фиона продолжает стоять даже после того, как я усаживаюсь перед ее столом. Таращится в потолок да теребит прядь седых волос, словно бы пребывая в глубокой задумчивости.

– Фиона?

Спустя пару секунд она возвращается к реальности и садится. Поведение женщины уже тревожит меня не на шутку, и я собираюсь осведомиться о ее самочувствии, но тут она подается вперед и произносит:

– Уильям. У нас проблема.

– Так.

– И когда я творю «у нас», я подразумеваю, что проблема у тебя.

– Да что ты?

– Ты как будто и не понимаешь, о чем я? – вскидывает она брови.

– Понятия не имею.

– Боже, мне так неловко. Даже не знаю, с чего начать.

– Лично у меня всегда получается с начала.

Меня неизменно восхищали дипломатические способности Фионы, но сейчас ей, похоже, не удается найти нужные слова.

– Послушай, у меня через час совещание, – добавляю я в надежде несколько расшевелить ее.

Женщина откидывается на спинку кресла и шумно выдыхает.

– Подсластить пилюлю не получится, Уильям, так что сразу перейду к делу.

– Весьма признателен.

– Сорок минут назад получателям из общего списка контактов было разослано электронное сообщение.

– Что еще за общий список контактов?

– Видишь ли, наш информационный отдел составил десятки тематических списков с различными получателями электронной корреспонденции. А в общем списке содержатся электронные адреса абсолютно всех работающих в Вестминстерском дворце. Он используется для экстренных уведомлений, инструктажа по безопасности и прочего, о чем нужно известить каждого.

– Понял.

– Сообщение, о котором идет речь, оформили таким образом, что ему удалось обойти спам-фильтры. Насколько нам известно, его получили все без исключения в этом здании.

– Все это очень интересно, Фиона, но я пока не понимаю, почему это моя проблема.

– Раз уж ты не видел этого письма, позволь, я тебе его покажу.

Она разворачивает монитор, чтобы экран мог видеть и я, и несколько раз щелкает мышкой. В электронном сообщении всего лишь пара строк:

С данным видео в обязательном порядке должен ознакомиться КАЖДЫЙ сотрудник и депутат парламента. Дело государственной безопасности! НАЖМИТЕ ЗДЕСЬ.

Синий цвет последних двух слов указывает, что это ссылка.

– Так ты собираешься нажимать? – спрашиваю я.

– Не думаю, что это хорошая идея, Уильям. Я могу сказать тебе, что за видео по этой ссылке, но смотреть его тебе вовсе необязательно.

– Хм, раз уж письмо получили все до одного, я запросто смогу проверить и у себя, так что давай, показывай.

Какое-то мгновение Фиона медлит, но все же кликает по ссылке и сразу же отворачивается от экрана.

Открывается новое окошко браузера с черным фоном, на котором крутится колечко, пока грузится видео. Я бросаю взгляд на Фиону, однако все внимание женщины сосредоточено на противоположной стене.

В этот момент начинается ролик.

Первые несколько секунд, однако, мне не вполне понятно, что происходит на экране. Подаюсь вперед, чтобы разглядеть получше. И тут меня пронзает ужас.

С центра восьмидюймового экрана прямо в камеру смотрит знакомое лицо – лицо Габби! Ее нагота и поза на четвереньках – лишь верхушка гнусного айсберга. Главное действующее лицо стоит позади на коленях, обхватив партнершу за талию.

– О боже! – вырывается у меня.

Я уже готов сквозь землю провалиться, но это еще не всё: моя правая рука шлепает Габби по голой заднице! А потом еще и еще, и еще! Мой позор довершает звуковое сопровождение: чередующиеся с пыхтением и кряхтением крики «Габби!».

Внезапно окошко с видеопроигрывателем исчезает.

Ошалело отрываю взгляд от экрана и вижу, что рука Фионы лежит на мышке.

– Полагаю, этого вполне достаточно.

Облокотившись о стол, обхватываю голову руками – отчасти в отчаянии, отчасти чтобы не встречаться с ней взглядом.

– Извини. Я предупреждала, – говорит она. Голос ее звучит твердо, но не без сочувствия.

Я практически не слышу ее, целиком погрузившись в себя, прямо как после смерти матери. В этот самый момент я бы охотно присоединился к любимой мамочке. Без всякого колебания сжал бы холодную руку смерти, пообещай она забрать меня из сущего ада, что вот-вот разверзнет передо мной свои врата.

Увы, зовет меня отнюдь не смерть, но Фиона.

– Уильям. Ты в порядке?

Я вдруг ощущаю руку на своем плече, и чувства одно за другим восстанавливают настройки на окружающий мир.

– Уильям? – повторяет женщина.

Поднимаю взгляд. Оказывается, Фиона вышла из-за стола и теперь сидит на краешке стола рядом со мной.

– Не надо было показывать тебе это, – говорит она. – Мне очень жаль.

В отчаянной попытке взять себя в руки я жмурюсь и делаю несколько глубоких вздохов сквозь стиснутые зубы. Через несколько секунд тугой узел стыда в груди разрывается, уступая место негодованию. Я только рад и с готовностью отдаюсь новому чувству. Гневом можно управлять, давать волю или сдерживать, но вот над стыдом воля не властна.

Сглатываю комок в горле и наконец-то заговариваю:

– Фиона. То, что я увидел видеозапись, не имеет значения. Что меня волнует… Нет, что пугает меня, так это сколько еще людей видело ролик.

– Всецело тебя понимаю, вот только ни ты, ни я ничего поделать с этим уже не можем. Нам нужно сосредоточиться на сведении ущерба к минимуму.

Внутри меня по-прежнему клокочет ярость, и мне требуются определенные усилия, чтобы не выплеснуть ее на Фиону.

– На сведении ущерба к минимуму? Ты это серьезно? Тебе не кажется, что уже поздновато что-либо предпринимать?

– Отнюдь. Как только мы поняли, что это за письмо, наши айтишники стерли его с сервера. Также я разослала всем сотрудникам предупреждение с требованием немедленно удалить это послание. И недвусмысленно пригрозила дисциплинарными мерами тем, кому вздумается пересылать его другим.

Я качаю головой.

– Сколько человек было в изначальном списке рассылки?

– Меньше тысячи, – отвечает женщина, явно стараясь приуменьшить значимость цифры. – Менее сотни успели открыть письмо, прежде чем мы стерли его на сервере. Хостинговая компания заверила нас, что удалит видео в течение часа.

Утешение довольно слабое.

– Не хочу тебе врать, Уильям, – продолжает Фиона, – в ближайшие несколько дней тебе придется туго, но затем все уляжется, и вскоре все позабудут об этом.

– А пока что?

– Возможно, тебе не помешает провести какое-то время в своем округе.

– Ты хочешь сказать, мне нужно удрать?

– Нет, я вовсе не это имела в виду. Ты жертва преступления, Уильям. И твое благополучие теперь важнее всего.

Пожалуй, Фиона права. Теперь я жертва противозаконного деяния, общеизвестного как порноместь. Таковая в разряд преступлений попала лишь несколько лет назад, и я прекрасно помню, что и сам голосовал за этот закон. Ах, если бы я только знал…

– В полицию сообщила? – осведомляюсь я.

– Еще нет.

– В таком случае, пожалуйста, и не сообщай.

– Но почему?

– Потому что, Фиона, участие полиции приведет лишь к тому, что о ролике узнает еще больше народу. Как только новость о нем покинет стены Вестминстера, громкого скандала уже будет не избежать.

Женщина возвращается в свое кресло за столом.

– По правде говоря, Уильям, даже не знаю. Ты просишь меня закрыть глаза на преступление.

– Нет. Я прошу тебя защитить мою репутацию. Что сделано, то сделано, и теперь я хочу только зарыть это поглубже.

– Я подумаю.

– Думай сколько угодно, но знай, что, если ты уведомишь полицию, сотрудничать с ними я не стану и никакого заявления не подам!

– Но, Уильям…

– Фиона, я на полном серьезе! – перебиваю я ее. – Обещаю, больше этого не повторится, но я должен разобраться с этим сам, без полиции.

Уполномоченная барабанит пальцами по столешнице и в конце концов смиренно вздыхает.

– Хорошо, никакой полиции. Но внутреннего расследования не избежать. Нам необходимо выяснить, как список рассылки попал к постороннему лицу.

– Благодарю.

Повисает неловкая пауза. Подозреваю, вопросов у Фионы гораздо больше, нежели она осмеливается задавать, в то время как мне не хочется покидать ее офис и подвергаться неминуемому унижению.

– Ты знал? – внезапно нарушает молчание Фиона.

– Что знал?

– Что вас снимают.

– Разумеется, нет!

– Могло быть и хуже.

– Не понимаю…

– Ну, ты же не занимался каким-то извращением или, боже упаси, чем-то противозаконным. Это был просто секс.

– Значит, тебя саму не смутит разделить свои самые интимные моменты с коллегами?

– Смутит, естественно. Я всего лишь хочу сказать, что все не так уж и плохо. Мы все занимаемся сексом, Уильям… Хм, или занимались, пока целиком не посвятили себя карьере. И, должна заметить, твоя партнерша на видео весьма привлекательная молодая особа.

Фиона задумывается над данным обстоятельством, и выражение ее лица внезапно меняется.

– Уильям, скажи же мне, что она не была…

– Нет, не была, – снова перебиваю я женщину. – Все произошло по взаимному согласию и без оплаты. Но спасибо, что считаешь, будто я могу переспать с привлекательной женщиной, только если заплачу ей.

– Э-э… Я вовсе не это имела в виду.

Не могу, впрочем, винить Фиону за подобную мысль, да и навряд ли она посетит только ее.

– Ладно, забудь.

– Тем не менее как я уже сказала, все не так уж и плохо, как может показаться с первого взгляда. Если только ты грамотно уладишь проблему.

– Грамотно?

– По некотором размышлении, возвращение в округ, пожалуй, идея все-таки плохая.

– Твоя плохая идея. Не моя.

– Хорошо, согласна. Так вот, возможно, будет лучше принять последствия лицом к лицу. Конечно же, над тобой поерничают, но, подозреваю, большинство мужчин просто похлопают тебя по спине и поздравят. Не мне тебе рассказывать про мужские обычаи.

– Ты так говоришь, будто я принадлежу к другому виду.

– Немного мужской бравады, – продолжает Фиона, пропустив мое замечание мимо ушей, – и, думаю, люди начнут реагировать уже по-другому. Как знать, может, этот инцидент еще и упрочит твою репутацию.

Вот оно, мастерство политической интриги Фионы в действии! Буквально за считаные секунды она обернула скверную ситуацию в противоположную, потенциально благоприятную.

Я выдавливаю слабую улыбку.

– Уж в этом-то ты всегда превосходила меня.

– В чем этом?

– В политике. В превращении неприглядного в приглядное.

– Ах, Уильям, ты же меня знаешь, я всегда была оптимисткой.

На сей позитивной ноте мы и завершаем встречу, сойдясь на следующем плане действий: никакой полиции, только внутреннее расследование, которому я оказываю всестороннее содействие.

Я уже собираюсь уходить, когда Фиона получает по электронной почте уведомление от хостинговой компании об удалении видео. Конечно же, сотня человек все-таки успела его посмотреть, однако, помня наставление парламентского уполномоченного по этике, я надеюсь, что с таким количеством справиться мне вполне по силам.

Благодарю Фиону и морально готовлюсь принять свой позор.

12

Я благополучно миную пару коридоров, повстречав лишь четырех человек, не удостоивших меня даже взглядом. Мужской туалет представляется подходящим промежуточным пунктом, где можно собраться с мыслями перед завершением путешествия. Открываю дверь и прислушиваюсь на предмет признаков жизни. За исключением капающего крана да гудения флуоресцентных ламп, внутри тихо. Устремляюсь к дальней кабинке, и, прежде чем моя задница опускается на унитаз, мои мысли заполняют два наиболее животрепещущих предмета беспокойства.

Первый: посмотрела ли видео Роза? Вдохновленный советом Фионы, я склоняюсь к мысли, что уж как-нибудь переживу то обстоятельство, что зрителями моего компрометирующего представления в постели стали десятки малознакомых людей. Роза, однако, дело совсем другое. Даже если она и не видела ролика, обсуждения с ней данного инцидента все равно не избежать. Вестминстерский дворец – подлинный рассадник сплетен, так что она обязательно услышит о моем дебюте на поприще любительского порно. Пожалуй, у меня нет иного выбора, кроме как предупредить ее. И вот здесь-то я и вкушу по полной и стыда, и унижения.

Второй предмет беспокойства касается Габби. На вопрос, как ей удалось заполучить список рассылки, будем надеяться, ответ даст внутреннее расследование, меня же более волнует, зачем она вообще так поступила. Быть может, когда ее попытки продать запись не увенчались успехом, она разослала видео просто из злости? Объяснение как будто вполне правдоподобное, но как-то не вяжется. Габби наверняка знала о том, что нарушает закон и рискует попасть в тюрьму, а это уже слишком, как бы она ни бесилась.

Я задумываюсь, не послать ли ей еще одно сообщение, однако решаю больше не провоцировать мерзавку, раз уж предыдущее, по-видимому, лишь послужило катализатором для выходки с рассылкой. Ничего хуже сделать Габби уже не сможет, а поскольку от меня она так ничего и не добилась, теперь, смею надеяться, просто переключится на следующую жертву. Да и потом, мне следует еще радоваться, что она не выложила ролик в социальных сетях или на каком-нибудь порносайте, где непристойное зрелище оставалось бы у всех на виду до скончания веков.

Итак, решено: лучше оставить Габби в покое и уповать, что жажду мести она утолила. Пускай довольствуется сэкономленным фунтом.

Покидаю убежище кабинки и направляюсь к раковинам. Споласкиваю лицо холодной водой, поправляю галстук и смотрю на угрюмого мужчину в зеркале. Заверяю его, что мы готовы предстать перед Розой, но он, кажется, не убежден.

Не прятаться же в туалете всю оставшуюся жизнь. Скрепя сердце выхожу в коридор и направляюсь в офис.

Роза все так же неистово стучит по клавиатуре.

– Все в порядке? – щебечет она.

– Почему вы спрашиваете?

– Так вы сказали, что отлучаетесь всего на час.

– Ах да, верно. Говорил.

Женщина продолжает печатать. Судя по ее поведению, ролика она не видела. Обстоятельство, конечно же, отрадное, вот только ни в коем случае не освобождающее меня от грядущего унижения. Проскальзываю на свое место и изображаю деятельность, попутно размышляя, как же подступиться к щекотливой теме.

Время идет, а сплетники могут позвонить или написать ей в любую минуту. Больше оттягивать нельзя.

– Роза, могу я с вами поговорить?

– Хм, да, конечно.

Она садится перед моим столом. На лице у нее отражено искреннее беспокойство.

– Не волнуйтесь, у вас-то все хорошо.

– Что ж, рада слышать.

– Дело несколько, хм… деликатное.

– И в чем же оно заключается?

– Я как раз и собираюсь вам рассказать.

– А.

Несмотря на маску волевой женщины, столь необходимую для ее должности, душа у Розы добрая и ранимая. Черта трогательная, вот только признаваться ей из-за этого еще труднее. И делу совершенно не помогает, что ее личико вновь встревоженно хмурится как раз в тот самый момент, когда мозг мой внезапно решает взять отпуск. Лишенный дара речи, я сижу и таращусь на Розу. Она озадаченно смотрит на меня.

– Хм… Дело касается того видео? – вдруг подает голос она.

У меня так и отвисает челюсть.

– Вы… Вы его видели? – выдавливаю я.

– Нет. Мне рассказали.

– И вам рассказали о содержании ролика?

Слегка поморщившись, она кивает.

– Роза, я чувствую себя обязанным объясниться.

– О, в этом нет необходимости.

– Нет, есть. Вы – мой личный секретарь, и потому затрагивающее меня затрагивает и вас, хотите вы этого или нет. И, честно говоря, мне хотелось бы, чтобы вы знали правду, а не ее искаженную версию, что, несомненно, уже вовсю циркулирует по нашим коридорам.

Женщина нервно ерзает на стуле.

– Как скажете.

Я понимаю, что предстоящее обсуждение ей не по нраву, однако мне, в свою очередь, не хочется, чтобы досадная история нависала над нами эдаким порнографическим буревестником.

– Роза, этот разговор мне очень неприятен. Но если уж мне суждено сохранить хотя бы частичку вашего уважения, я должен объясниться.

– Уильям, я вас по-прежнему уважаю.

– Прямо сейчас, может, и да, но через несколько дней, после ушата отвратительных помоев, ваше отношение может измениться. По крайней мере, позвольте мне изложить все как было.

– Хорошо.

– Спасибо.

Подумываю, не предложить ли заварить чай. Как-никак, с чашкой благородного напитка в руке все представляется более цивилизованным. Увы, на это нет времени.

– Итак. Я ведь могу рассчитывать на конфиденциальность? То, что вы сейчас услышите, я еще ни с кем не обсуждал, и мне хотелось бы, чтобы все это между нами и осталось.

– Обещаю вам, что от меня об этом не узнает ни одна живая душа.

– Спасибо. Вы когда-нибудь слышали выражение «медовая ловушка»?

– Кажется, да, встречалось в какой-то книге. По сути, это просто шантаж, да?

– Совершенно верно. В общем, судя по всему, именно в такую ловушку я и угодил. Не вдаваясь в грязные подробности, некая женщина пыталась шантажом вынудить меня продать Хансворт-Холл за символическую плату, а когда я отказался, она распространила это видео.

– Ах, Уильям, это ужасно!

– Что верно, то верно. Разумеется, я понятия не имел, что наша… хм, наша встреча снимается, и, конечно же, теперь сгораю от стыда, что запись разослали моим коллегам. Но я хочу, чтобы вы знали: я к этому совершенно не причастен.

Секретарша сочувственно улыбается.

– Как бы то ни было, надеюсь, ее упекут надолго. Какая омерзительная выходка!

– По правде говоря, Роза, я просто хочу забыть об этом случае. Я решил, что это блеф, и ошибся. Сделанного не воротишь, а взывать к возмездию практически бессмысленно.

– Очень великодушное отношение, Уильям. Сомневаюсь, что я бы на вашем месте проявила такую снисходительность.

– Что ж, отрицательный опыт – тоже опыт. И надеюсь, что довольно скоро все уляжется. Вы ведь наверняка уже поняли, что это за место – не сегодня завтра грянет новый скандал, и сплетничать будут о другом.

– Да, конечно же, вы правы.

Как будто все расставлено по местам, и, к счастью, чаша полного унижения меня все-таки миновала. Роза возвращается к исполнению своих обязанностей, и мне теперь остается лишь снести перешептывания да насмешки за пределами своего офиса. Тут до меня доходит, что в Палате общин вот-вот начнется получасовая сессия вопросов премьер-министру. Обычно данное действо привлекает практически всех депутатов, однако предстать перед всеми ними прямо сейчас мужества мне определенно не достанет. И потому я решаю сыграть прогуливающего школьника и отправляюсь проветрить мозги.

Сорок минут спустя прокрадываюсь обратно в Вестминстерский дворец. Тем не менее с предстоящими мне на сегодня встречей и сессией в Палате общин вечно избегать коллег у меня все равно не получится.

Но в чем мне не отказать, так это в прагматизме. По большому счету, в жизни ситуации бывают и гораздо похуже. В бытность волонтером в Африке я достаточно насмотрелся на нищету, чтобы осознавать разницу между своим конфузом и подлинным страданием. Допустим, придется мне перенести несколько неловких моментов, но спать-то я отправлюсь сытым! Все познается в сравнении.

С этой мыслью я беру себя в руки и отправляюсь на встречу.

Путь до конференц-зала обходится без приключений, однако стоит лишь мне открыть дверь, как пылкие дебаты разом прекращаются, и в мою сторону поворачивается с десяток голов.

– Не прерывайтесь из-за меня! – рявкаю я.

Все смущенно переглядываются и продолжают молчать, пока с дальнего конца стола для заседаний не доносится голос:

– Все в порядке, Уильям?

Это Адриан Лоу, мой молодой коллега-заднескамеечник, ходячее воплощение честолюбия. Заносчивый и хамоватый тип – совершенно не выношу его.

– В полнейшем, Адриан, благодарю за участие.

– Рад видеть, что вы держитесь с достоинством, – добавляет депутат. – Думаю, выражу мнение всех собравшихся, если скажу, что мы целиком и полностью вас поддерживаем.

За столом кивают и перешептываются.

– Весьма признателен.

– Никому бы такого не пожелал, – не унимается Адриан. – Какой удар по самому принципу неприкосновенности частной жизни?

Одного упоминания удара достаточно, чтобы несколько моих коллег сдавленно захихикали. С самодовольной ухмылкой остряк наконец-то усаживается.

– Еще раз спасибо, Адриан. Да, хорошая шутка. Очень смешно. А теперь, если вы наигрались в подростков, может, перейдем к парламентским делам?

– Ах-ах-ах, а то что? Отшлепаете? – вскакивает Адриан.

На этот раз никто уже и не думает сдерживать смех.

Я выжидаю, пока все не успокоятся.

– Раз вы так напрашиваетесь, Адриан, не стал бы этого исключать.

Снова смех, но на этот раз в адрес моего оппонента. Он плюхается в кресло и все оставшееся время чинит препятствия обсуждениям. Впрочем, как бы такое поведение ни досаждало, оно все же предпочтительнее дискуссии о флагелляции.

Совещание проходит гораздо спокойнее, чем я опасался, и на следующее я направляюсь уже более уверенно. Тем не менее на этот раз мне предстоит сессия в Палате общин, где меня будут окружать уже сотни коллег. Что ж, положительную сторону можно усмотреть в том, что так надо мной посмеются все разом. Лучше гильотина, чем долгое и мучительное кромсание на кусочки.

И все же, смекаю я, собственную участь можно смягчить прибытием в последнюю минуту, буквально перед самым призывом спикера к тишине. Снова нахожу временное убежище в мужском туалете.

Без двух минут три покидаю кабинку и направляюсь в зал заседаний.

Перед самым залом уже приходится бежать, поскольку у меня остается лишь несколько секунд. Слава богу, я благополучно успеваю, и сразу же за мной двери закрывают. Момент появления, судя по всему, подобран идеально. С ярусов кожаных скамеек по обеим сторонам зала доносится гомон сотен собравшихся депутатов. Выглядит так, будто каждый смог выкроить в своем расписании время для дебатов по иммиграции.

Пригнув голову, сворачиваю налево и крадусь по самому краю зала. Мое место на предпоследней скамье сзади. Без происшествий достигаю своего ряда, однако теперь мне придется протиснуться мимо нескольких коллег. Именно на данном этапе я более всего и открыт публике.

И действительно, меня почти сразу же замечают, и мое дальнейшее продвижение вдоль скамьи сопровождается громогласным улюлюканьем и свистом, несколько коллег-мужчин по пути хлопают меня по спине. Когда я достигаю своего места, все взгляды устремлены на меня. Если и существует возможность положить конец этой катавасии, то именно сейчас. И потому я делаю единственное, что приходит на ум, – отвешиваю напыщенный поклон.

Действенность приема превосходит все мои ожидания, и по залу уже разносится смех, а на моей стороне и вовсе аплодируют. Я с огромным облегчением усаживаюсь на место, и спикер открывает заседание.

Благодаря эмоциональности дебатов мое скандальное приключение на три долгих часа предается забвению. После сессии все мои мысли заняты выпивкой в «Фицджеральде», так что на работе я не задерживаюсь ни минуты. На сегодня все обсуждения инцидента закончены, а завтра, надеюсь, таковой уже станет прошлогодним снегом.

Как обычно, по пути в Блэкфрайарс я предаюсь размышлениям. Да уж, денек выдался насыщенным, однако пока обошлось без серьезных последствий. Каким бы скверным положение подчас ни казалось, могло быть и намного хуже. По крайней мере, я извлек один ценный урок.

В самом начале восьмого сворачиваю на Фернивал-стрит и замечаю какую-то возню возле дверей «Фицджеральда». Неизвестный тип в костюме вовсю материт Фрэнка, который в ответ неистово машет на него руками. Меня отделяет от них метров двадцать, когда на сцене появляется Клемент, и ситуация принимает новый оборот. Вопли смолкают, поскольку великан хватает матерщинника за лацканы и прижимает к стене, причем ноги того болтаются над землей.

Я подхожу к Фрэнку и интересуюсь:

– Все в порядке?

– Застукал этого гада с коксом в туалете. Клемент разъясняет ему нашу политику в отношении наркотиков.

Пришпиленный к стене мямлит извинения, и великан поворачивается к Фрэнку за дальнейшими указаниями.

– Привет, Билл, – бросает он, заметив меня. С учетом обстоятельств, держится он крайне непринужденно.

– Э-э… Добрый вечер, Клемент.

Фрэнк кивает здоровяку, и тот бесцеремонно швыряет типа в костюме на середину улицы. Ознакомившийся с антинаркотической политикой паба бедолага поднимается и улепетывает без оглядки.

– Как обычно, Уильям? – осведомляется Фрэнк, уже оборачиваясь в дверях. Клемент закуривает сигарету, и я решаю не задерживаться на улице.

Присаживаюсь на табурет, пока бармен наполняет бокал.

– Фрэнк, а мне показалось, будто ты сказал, что этот Клемент у тебя разнорабочий.

– Так и есть.

– Вижу, его обязанности этим не ограничиваются. Ты же знаешь, что охранникам требуется лицензия?

– Конечно.

– И что, у Клемента она есть?

– У него самого узнать не хочешь?

– Хм, не очень.

– Весьма разумно. Сегодня у нас пюре с колбасками.

И с этим он ставит передо мной бокал с пивом.

– Спасибо. Пюре я тоже возьму.

Расплачиваюсь и удаляюсь на свое обычное место в углу. Расположившись за столиком, делаю большой глоток и откидываюсь на спинку стула. Впервые за день можно погрузиться в блаженное забытье под доносящуюся из музыкального автомата песню Фрэнка Синатры. Я закрываю глаза и отрешаюсь от всего, кроме мелодичного голоса певца. Накатывает усталость, усугубляемая и тем обстоятельством, что я не ел с самого завтрака. Во всей этой заварухе было как-то не до еды, но теперь, когда худшее позади, голод дает о себе знать.

Не обращая внимания на голод, соскальзываю в безмятежную дремоту. Пока меня внезапно не выдергивает из нее голос:

– Добрый вечер, Уильям.

Я вскидываюсь и продираю глаза.

– Какого черта?

– А я думала, ты мне обрадуешься, – отвечает Габби.