Текст книги "Шантажистка"

Автор книги: Кит А. Пирсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 21 страниц)

Поскольку все мои предыдущие попытки обсуждения личных дел Клемент безжалостно пресекал, вторгаться в данную сферу мне немного страшновато. Тем не менее заняться больше нечем, так что я решаю рискнуть.

– Ты говоришь, «существую», как будто у тебя и жизни нет.

– Нет, – вздыхает Клемент. – Больше нет.

Я настолько поражен прозвучавшей в его голосе беззащитностью, что на какое-то мгновение даже забываю, где я и почему здесь нахожусь. Затем отваживаюсь продолжить расспросы:

– А что ж не так с твоей жизнью?

В ожидании ответа до меня вдруг доходит, что музыка в соседней квартире смолкла. Впервые за все время нашего нахождения в прибежище Габби здесь воцаряется полнейшая тишина.

– Все уже не то, – произносит в конце концов великан. – Люди, места, все, что я когда-либо знал, – ничего этого больше нет.

Он тяжело вздыхает и поворачивается ко мне.

– Не такие уж мы и разные, Билл. И знаю я это как никто другой: ты одинок, потому что живешь неправильной жизнью.

Не совсем понимаю, каким образом обсуждение внезапно переключилось на мою персону, однако поспорить с его выводом, увы, не могу.

– Неправильной жизнью?

– Ага. Из тебя такой же политик, как и из меня.

– Э-э… Верно.

– Только не подумай, что я какой-то там педрила, но парень ты неплохой. Я же видел, что ты сделал для той девчонки, и выражение твоего лица тоже видел.

Решаю проигнорировать его непристойную лексику.

– Я и не думал, что у меня было какое-то выражение.

– Было-было, и тебе стоит задуматься о том, чтобы оставаться таким чуваком постоянно. А не быть козлиной в костюме, который каждый день таскается на работу, потому что думает, будто именно этого от него хотел папаша.

При всей грубости замечание верное.

– Наверное, ты прав, – признаю я. – Но пока все это семантика.

– Что-что?

– Если Габби не появится и мы умрем с голоду, то над будущим размышлять уже не придется.

Как по сигналу снова начинает грохотать музыка, причем еще даже громче прежнего.

– Гребаный шум, – бурчит Клемент.

– Да уж.

Так мы сидим словно бы целую вечность, которую часы, однако, сокращают до девяноста минут. Невыносимее рева музыки только бурчание пустых животов.

– Ладно, Клемент, хватит, – объявляю я в конце концов. – Наверное, пора двигать отсюда. Мы всегда сможем вернуться завтра.

– Да, тоже так думаю.

Согласие Клемента вызывает у меня непомерное облегчение. Мы раскладываем одеяло на кровати и убеждаемся, что в квартире все на прежних местах. Еще пару минут тратим на проверку, что на замке входной двери отсутствуют явные признаки взлома, и после этого уходим.

На улице я задумываюсь о завтрашнем дне.

– Если хочешь, можешь переночевать у меня. Можно будет выдвинуться с утра пораньше, вдруг получится перехватить Габби перед уходом из квартиры.

– А выпивка у тебя есть?

– Уйма!

– А жратва?

– Рядом с домом превосходный китайский ресторан с едой на вынос.

– Тогда согласен.

Замерзшие, уставшие, голодные и подавленные, мы плетемся на станцию. По пути я подытоживаю, что сегодня тоже обернулось «днем сурка». Снова не получилось сорвать планы Габби. Такое ощущение, будто боги сговорились против меня. И вот, сидя в едва отапливаемом зале ожидания станции «Хаунслоу», я прибегаю к средству, к которому в последний раз обращался лет тридцать назад. Я молюсь про себя. Время и возможности все убывают и убывают, так что практически ничего другого мне и не остается.

29

Миска сингапурской лапши и три стопки бренди меня окончательно добили. Я уковылял в спальню и уже не слышал ни храпа, ни метеоризмических выхлопов Клемента, завалившегося спать на диване.

Распахиваю шторы тому же чернеющему небу, которому и пожелал спокойной ночи. Время всего лишь полшестого, но даже в столь ранний час на улице внизу уже снуют люди. Кто мерзнет на открытом воздухе, кто укрывается в теплых машинах. Через час мы с Клементом пополним ряды продрогших пешеходов.

Ставлю чайник и спешу принять душ. Если я что и узнал достоверно о своем пока еще дрыхнущем друге, так это то, что ванной лучше воспользоваться, пока он не отравил там воздух.

Затем, во избежание повторения посиделок под затхлым одеялом Габби, тепло одеваюсь и возвращаюсь на кухню заваривать чай. По-видимому, привлеченный свистком чайника, на пороге возникает зевающий Клемент.

– Ты закончил в ванной? – хрипит он.

– Она полностью в твоем распоряжении, – отвечаю я и передаю ему кружку с чаем.

– Сколько времени?

– Почти шесть.

– Позавтракать успеваем?

– Да, если тебя устроят тосты или овсянка.

– Тосты, пожалуйста. Четыре ломтика, с маслом.

Строго говоря, я вовсе не вызывался готовить ему завтрак, но, полагаю, шесть утра не самое подходящее время для дебатов на тему обслуги.

– Ах да, мне надо сиги купить. Где тут у тебя ближайший киоск?

– Из подъезда налево и свернуть за угол. Только недолго.

Великан делает пару глотков и ставит кружку.

– Пять минут!

Я бросаю ему связку ключей.

– Без них не войдешь.

Он исчезает, и через несколько секунд раздается громыхание входной двери.

Согласно разработанному плану, мы должны прибыть в Хаунслоу до половины восьмого, для чего выдвинуться необходимо в течение получаса. Этим утром мы прибудем на место более подготовленными, поскольку я снабдил Клемента отверткой и несколькими скрепками. Он заверил меня, что для вскрытия замка данных непритязательных инструментов ему будет вполне достаточно. Отмычка, несомненно, предпочтительнее вчерашнего живого тарана, к тому же так нам будет легче застать Габби врасплох.

Если же ее не окажется в квартире, будем караулить там до полудня. Если снова не повезет, навестим в доме престарелых мисс Дуглас и расспросим насчет ее постоялицы. Вот дальнейшие планы весьма условные. Клемент по-прежнему настаивает на слежке за Розой – вдруг выйти на Габби удастся через нее. Я, в свою очередь, от его затеи все так же не в восторге, однако в случае провала плана А и плана Б ничего другого нам попросту не останется.

Вспомнив о Розе, посылаю ей сообщение с предупреждением, что сегодня меня тоже не будет, опять по причине болезни. По части лжи мне до нее как до луны, так что угрызений совести я совершенно не испытываю.

Затем принимаюсь за заказ Клемента и опускаю в тостер четыре ломтика хлеба. У меня самого из-за обостряющейся тревоги особого аппетита нет, так что решаю ограничиться овсянкой и достаю из буфета упаковку мюсли.

Едва лишь собираюсь приступить к своему непритязательному завтраку, как снова хлопает входная дверь. Затем в прихожей доносится гулкий топот ботинок по кафельному полу, и в следующее мгновение в кухню врывается Клемент. Я поднимаю на него взгляд. Хмурое выражение лица великана не предвещает ничего хорошего.

– Сначала хорошую новость или плохую? – спрашивает он.

Мне абсолютно не до игр, но уж придется потерпеть.

– Что ж, – вздыхаю я, – начни хоть с чего-то хорошего.

– Ладно. Хорошая новость в том, что по пути в киоск я нашел пять фунтов.

– Я просто в восторге. Может, флаги развесим по такому случаю?

– Пока не до них. Вот плохая.

И Клемент достает из заднего кармана свернутую в трубочку газету и шмякает ее на стол.

– Первая страница, – добавляет он.

Дурное предчувствие разом перебивает даже тот вялый аппетит, что у меня еще оставался. Трясущимися руками разворачиваю газету на столе.

– Ох, бл… Что за… – ахаю я.

– Дело дрянь, – указывает Клемент на очевидное, – однако становится еще хуже.

Я снова таращусь на него, а потом на заголовок во всю первую полосу центральной газеты: «Депутат-извращенец снят на видео во время инцеста».

– Хуже? Как, черт побери, может быть еще хуже? – ору я.

– У подъезда уже с десяток журналистов.

Тут уж я лишаюсь дара речи. Сознание мое замыкается накоротко, словно врачи сообщили мне о смертельной болезни на финальной стадии. Выхода нет. И никакой план уже не поможет. За три дня до назначенного срока Габриэлла Дэвис, моя сестра, погубила мою жизнь самым омерзительным способом.

Игра закончена. Все. Мне конец.

– Билл. Билл!

Я слышу его голос, однако до сознания моего он не доходит. Мои чувства отключены, и я просто пялюсь в пустоту, шокированный и оцепенелый.

– Билл! Ты меня слышишь?

Внезапно ощущаю тяжесть на плече, и мой корпус дергается вперед-назад. А потом правую щеку у меня словно бы ошпаривает, и картина передо мной снова обретает резкость. Словно вырывающийся на поверхность воды тонущий, я жадно хватаю воздух.

– Черт, Билл! Я уж подумал, ты сейчас сознание потеряешь!

Я даже не заметил перемещения Клемента, однако он уже восседает на стуле рядом со мной.

– Ты… Ты ударил меня.

– Эй! – рявкает великан. – На телячьи нежности у нас нет времени. Давай, соберись!

Как там Роза выразилась на прошлой неделе? Что-то про чай и сочувствие? Даже если Клемент и держит кружку с чаем, сочувствия в его голосе кот наплакал.

– Все кончено, Клемент, – шепчу я. – Мне конец.

– Нет, не конец! Не конец, пока я не скажу!

Я опускаю взгляд на издевательский заголовок. Переворачиваю газету и безучастно смотрю на последнюю страницу. Англия проиграла чемпионат по крикету. Ну вот, опять.

– Почему, по-твоему, она сделала это сейчас? – продолжает бушевать великан. – Какой в этом смысл?

– Это уже не важно. Важно лишь то, что она сделала это.

Даже для меня собственный надломленный голос звучит еле-еле.

– Нет, важно, черт побери! – ревет он. – Еще три дня, и Габби получила бы миллионы, а вместо этого она соглашается на… На сколько? Пятьдесят штук? Сто? Больше-то газета в жизнь не заплатит! – Он подается ко мне. – Похоже, мы спугнули ее. Роза, наверно, вчера доложила ей, что ты рано ушел с работы, вот она и подумала, что ты что-то затеял. И решила, что не стоит рисковать и дожидаться крупной выплаты в пятницу!

– Опять же, что с того? Свое черное дело Габби уже сделала…

– Да блин, Билл! Ты не врубаешься, что ли?

– Во что?

– Она согласилась на жалкую сумму, потому что не рискнула тянуть до пятницы, и тогда вопрос сводится к следующему: почему?

Я лишь бессильно пожимаю плечами.

– Нам необходимо выяснить это, – настаивает Клемент.

– И как же мы выясним?

– Будем держаться плана. То есть второй его части. Едем в Хаунслоу и наведываемся в дом престарелых.

Жалость к себе вытесняется гневом, и, не в силах сдержаться, я срываюсь на крик:

– Да ради Бога, Клемент, это же бессмысленно!

Для пущей убедительности переворачиваю газету и хлопаю ладонью по заголовку.

– Вот, здесь все сказано черным по белому! И ничего-то уже не поделаешь!

Клемент резко вскакивает, так что ножки стула скрежещут по полу.

– Ну и прекрасно. Тогда оставайся здесь и скули! Неудивительно, что ты влип в эту историю. Ты просто сраный слюнтяй, Билл!

– Что-что?

– Да все ты слышал, – рычит он. – Ты такой же, как и все эти трусливые дрочилы в Вестминстере. У тебя просто яиц нет, чтобы принять решение!

– Чего у меня…

Опираясь ладонями на столешницу, он нависает надо мной. Какой-то ужасный миг я всерьез опасаюсь, что перегнул палку, такой яростью у него сверкают глаза.

– Билл, ну ты же смышленый чувак, так что не прикидывайся, будто ни хрена не понимаешь. Когда человек попадает в задницу, он либо разбирается, либо линяет. Так вот ты не из тех, кто разбирается.

Испепеляя меня взглядом, Клемент, сущее воплощение презрения, качает головой:

– Когда же ты прекратишь прятать голову в песок и разберешься с этим дерьмом?

Его глаза так и продолжают буравить меня, в то время как я не нахожусь с ответом. Как ни стыдно мне признать, но, пожалуй, определенная доля истины в его обвинениях имеется. Мне в жизни не доводилось принимать тяжелого решения, поскольку благодаря деньгам неизменно находился легкий выход. И вот теперь я пал до того, что превратился в инцестуального маньяка. Худшего позора для политика и представить невозможно. Выход только один: бежать.

– Даже если ты и прав, это ничего не меняет. Сейчас мне остается только пытаться минимизировать ущерб.

– Как?!

– Не знаю. Если искать положительные стороны в этой прискорбной истории, то я сохранил за собой и особняк, и квартиру, а значит, у меня остаются кое-какие возможности.

– И какие же?

– Например, уехать за границу и начать новую жизнь.

– Ага, и до конца своих дней прятаться в каком-нибудь Педофилбурге с остальными извращенцами? Билл, я тебя умоляю!

Я понимаю, что мы вышли на круг. И прекрасно осознаю, что от своего преступления мне не скрыться ни в одном уголке мира. Но я слишком устал, слишком вымотался, чтобы продолжать бессмысленный спор.

– Пожалуйста, Клемент, – шепчу я, опуская голову, – просто прекрати.

Он матюгается сквозь зубы, однако, вопреки моим ожиданиям, не бросается прочь, а снова усаживается.

– Хорошо, прекращу, но сначала ответь мне на один вопрос.

– Давай свой вопрос, – вздыхаю я.

– Ты верующий?

Я поднимаю на него взгляд.

– Только не пытайся переубедить меня всякой банальщиной о религии и вере.

– Вовсе не пытаюсь, а ты не ответил на мой вопрос.

– Нет, с тех пор как умерла мама.

– Значит, если бы я сказал, что помочь тебе мне велел, голос в голове, ты решил бы, что я рехнулся?

– Несомненно. А что?

– Потому что именно поэтому-то я тебе и помогаю. Хочешь верь, хочешь нет, но это правда.

Клемент откидывается на спинку стула и скрещивает руки на груди, как будто всего лишь сказал мне который час.

– Что? – фыркаю я. – Ты ведь понимаешь, насколько нелепо это звучит?

– Еще бы. Поэтому-то раньше и не говорил об этом.

– Ну и что мне с твоего откровения?

– Так что ты собираешься делать?

– В данный момент самым заманчивым представляется выкинуться из окна.

– Хм, первым ты не будешь.

– Черт возьми, – выдавливаю я, медленно массируя себе виски. – Ну зачем ты так со мной? Думаешь, мне без тебя мало проблем?

– Я с тобой так, потому что ты не оставляешь мне выбора. Ты-то еще можешь сдаться, а вот я – нет.

– Почему не можешь?

– Потому что устал, Билл, и мне тошно находиться одному среди чужих. Меня не должно здесь быть, а если я не разберусь с тобой, все останется по-прежнему.

Несколько лет назад у одного моего коллеги произошел нервный срыв. Никто ничего не замечал, пока он не предпринял довольно неуклюжую попытку покончить с собой. К счастью, у бедняги ничего не вышло, и он обратился за помощью. Может, Клемент как раз и страдает от подобного расстройства? И как же мне тогда поступить? Просто отмахнуться от его бредового заявления или же подыграть ему, чтобы не доводить до крайности?

– Я даже и не знаю, что сказать тебе, честно.

– Да все ты прекрасно знаешь! – огрызается великан. – Ты хочешь сказать, что у меня поехала крыша и мне нужно к мозгоправу.

– Хм, я бы выразился помягче, но да, возможно, и не помешает.

– Хорошо, так и сделаю, но при одном условии.

– И каком же?

– Дай мне один день.

– Один день?

– Ну да. Зудит у меня в одном месте, где не почесаться, но если мы навестим ту старушку в Хаунслоу, мне, наверно, полегчает. Дай мне срок до вечера.

– Если мы съездим, ты обещаешь обратиться за помощью насчет… своего состояния?

– Я не делаю обещаний, Билл, но да, обращусь.

Поверить не могу, что я вообще обдумываю сделку с человеком, который следует указаниям голосов в голове. Не значит ли это, что я тоже свихнулся?

– Слушай, Клемент, я хочу тебе помочь, но нам вовсе не обязательно охотиться за призраками.

– Билл, ты мне должен. Я тебя еще ни о чем не просил – и вот теперь прошу.

Хочется удрать от этого безумия куда подальше, однако на месте меня удерживает чувство долга. Он прав. Я действительно многим ему обязан.

– Ладно, – вздыхаю я и качаю головой. – Четыре часа.

– Что четыре часа?

– Я поеду с тобой в Хаунслоу в дом престарелых, но если к четырем часам мы не почешем, где у тебя там зудит, то отправимся к моему врачу, а потом я сдамся полиции. Договорились?

– Договорились. И еще одно.

– Ну что еще?

– Мне нужно, чтобы ты хоть немного верил.

– Во что? – фыркаю я. – Что все мои горести чудесным образом исчезнут после разговора с жертвой инсульта в Хаунслоу?

– Я и сам не знаю, чего ожидать, но ведь мы делаем это ради твоей же пользы, не забывай.

– Прекрасно. Что ж, с головой окунаюсь в безумие, если тебе полегчает.

– Вот и молодец.

Я встаю, по-прежнему не уверенный в правильности своих действий. Впрочем, сейчас мне лучше сосредоточиться на чем-нибудь будничном.

– Тост-то будешь?

– Ага.

На ватных ногах подхожу к тостеру, включаю и прислоняюсь к кухонной стойке.

Пока хлебцы подрумяниваются, пытаюсь упорядочить свои мысли. Независимо от бредовой просьбы Клемента, задумываюсь, даст ли нам хоть что-нибудь визит к этой мисс Дуглас. И ведь до своего нелепого признания он обратил внимание на действительно важное обстоятельство, что Габби не стала дожидаться пятницы.

Почему?

Внезапно зудеть начинает и у меня.

Возвращаюсь мыслями к недавнему эпизоду в парке, когда Габби сообщила о нашем родстве. Что же она говорила? Весь тот разговор для меня прошел как в тумане, и детали вспоминаются с трудом, но вроде как она заикнулась о предъявлении прав на наследство моего отца. Понятия не имею, как подобные случаи трактуются законом, однако с учетом грозящего мне обвинения да таланта Габби ко лжи, вполне вероятно, веские доводы для суда у нее найдутся.

Нанесла ли Габби последний удар, или же сегодняшняя статья в газете лишь первый шаг в предстоящей тяжбе? Являлась ли ее главной целью моя репутация? И теперь, замарав мое доброе имя так, что мне ввек не отмыться, она собирается затаскать меня по судам, чтобы окончательно утопить в позоре и ободрать как липку?

Даже после столь катастрофического разоблачения мне сложно вообразить, что же на уме у этой чертовой бабы. Быть может, предложение Клемента не столь уж и бессмысленное, как мне казалось поначалу.

Как бы то ни было, на повестке дня теперь остается только поездка в Хаунслоу к жертве инсульта по совету психически неуравновешенного типа с голосами в голове.

– Да поможет мне Бог, – шепчу я себе.

Единственное утешение, что благодаря предстоящему путешествию я немного да отсрочу окунание в джакузи с дерьмом, что неминуемо забурлит в Вестминстерском дворце, и встречу с полицией. Понятное дело, вечно прятаться у меня не получится, однако прямо сейчас принять наказание я не готов.

Равно как и доесть остатки приготовленной овсянки. Клемент же уничтожает свои четыре тоста за пару минут.

Кое-как подкрепившись, в самом начале восьмого мы выступаем.

– Черт, телефон забыл.

Бросаюсь в спальню и хватаю смартфон с тумбочки. Он по-прежнему в беззвучном режиме, и к горлу у меня немедленно подступает тошнота от пугающего количества пропущенных звонков, голосовых и текстовых сообщений. Как пить дать, среди них Фиона Хьюитт, а вот насчет остальных мне даже задумываться страшно. Одно несомненно: в ближайшем будущем звонки и послания не прекратятся. Так что решаю не отключать беззвучный режим и сую телефон в карман.

Возвращаюсь в прихожую к поджидающему меня Клементу.

– А другой выход из дома есть? – интересуется он. – Сомневаюсь, что ты выстоишь против той оравы внизу.

– Можно через задний двор, там где мусорные баки стоят.

– Веди.

Отказавшись от лифта, спускаемся по лестнице, предназначенной лишь для экстренных случаев. Пожалуй, мое бедственное положение вполне подпадает под данную категорию. Лестница выводит нас в технический коридор в задней части здания.

– Сюда.

Через пожарный выход выбираемся во двор, окруженный высокой кирпичной стеной да темно-синим небом. Покинуть его можно лишь через железные ворота.

– Я сперва проверю, – заявляет Клемент и направляется к воротам. Оглядевшись по сторонам, бросает: – Чисто!

Выскальзываем через ворота и по боковому проезду торопливо удаляемся от дома.

– Поездом ехать слишком рискованно, – говорю я. – Давай возьмем такси.

Минуту спустя мы уже устраиваемся на заднем сиденье традиционно черной машины. Ее угрюмый водитель либо не читает газет, либо просто не заморачивается, кого ему везти в такую даль.

По мере продвижения по улицам центрального Лондона такси ускоряется. На наше счастье, основной поток машин направляется в город, в то время как мы его покидаем.

Наконец, мы достигаем магистрали М4, и урчание дизельного двигателя становится чуть ли не умиротворенным. С каждым пройденным километром темное небо все более просветляется, обещая бодрящее холодное начало дня счастливчикам, пока еще остающимся дома. Я задумываюсь, кутается ли прямо сейчас Габби в свое отсыревшее одеяло. Хотя, скорее всего, она уже движется в том же направлении, что и наше такси. Но в то время как мы спешим в дом престарелых в Хаунслоу, ее целью наверняка является зал вылетов аэропорта «Хитроу», откуда самолет унесет ее в дальние солнечные страны, благо что неправедно нажитые средства ей вполне это позволяют.

И мысль эта лишь придает мне решимости продолжать путешествие.

Аккомпанементом таковому, помимо урчания двигателя, служит похрапывание Клемента. Не совсем то гортанное сотрясение воздуха, что мне пришлось сносить в Сандауне, но все же достаточно громкое, чтобы действовать на нервы. Ах, если бы это было единственной моей заботой.

Закрываю глаза и пытаюсь представить, как может развиваться разговор с мисс Дуглас. Вообразить, как эта встреча может нам помочь, еще даже сложнее. Впрочем, от нескольких вопросов хуже уж точно не станет. Действительность такова, что сама моя свобода теперь зависит от старухи – которая недавно перенесла инсульт и которая либо знает, либо нет о проживании в ее квартире моей сестры – и оторванного от реальности типа в джинсовом костюме, знай себе храпящего рядом.

Если Бог и вправду существует, чувство юмора у него явно извращенное.