Текст книги "Кир Булычев. Собрание сочинений в 18 томах. Т.2"

Автор книги: Кир Булычев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 49 (всего у книги 75 страниц)

Без ребенка, без любви, без связей и денег Раиса возвратилась в свою семью и занялась мелким бизнесом. Они все втроем ездили по заграницам, подвергались мучениям и гонениям. Жизнь катилась мимо. Красота погасла. О ней теперь помнил только Анатолий по прозвищу Толя-Анаконда.

А Толя, получив все эти сведения, заплатил подполковнику Хмурому, постарался забыть Раису, но не смог, потому что был травмирован не столько ею, как ее предательством: ну как могло случиться, что она в который раз обманула вечного поклонника и стала столь непривлекательной? Ведь он все улучшался – почему она ухудшалась?

После визита в Веревкин Анатолий богател, рос, умножал материальное благосостояние и о Раисе почти не думал.

Пока не открыл газету и не узнал о том, что в Англии выведена овечка Долли – вернее, клон овечкиной мамы. Без помощи папы. А в России Дума приняла постановление вывести свинью. А в Америке появился доктор, который хотел клонировать людей, против чего уже поднялись волнения и демонстрации.

Два года не был в Веревкине Анатолий Смольный, владелец заводов, ларьков, пароходов на бывших просторах СССР.

Он подумал о том, что в прошлый приезд сюда сердце его билось от неведения, а теперь бьется от предвкушения.

Конечно, Анатолий думал не такими умными словами, хотя был неглуп, ему даже привозили учителя из Англии, чтобы учил английскому языку во сне. Учитель ничего не добился и объяснял это тем, что Анатолий якобы не знает родного русского языка. А без этого ему не привить иностранных языков.

Анатолий велел отправить учителя обратно в Англию за свой счет, но гонорар удержать. Учитель до сих пор судится с фирмой ООО «СМОЛЬНЫЙ», но кто одолеет наших адвокатов?

Дорога влилась в крайнюю, Заводскую улицу Веревкина. Завода там, правда, не было. В тридцатых годах собирались построить металлургический гигант, завезли ссыльных, построили Заводскую улицу из бараков, но потом Тула, как всегда, перетянула.

За Заводской повернули к центру, там, на берегу речки, в бывшем парке при гимназии таился Дом пионеров, построенный некогда секретарем горкома, который брал не по чину и сгинул. С тех пор дом не пустовал, его использовали для сомнительных дел и круглых юбилеев не только веревкинские, но и тульские начальники, для чего там пристроили баню и сделали подземный ход на тот берег, к гречишным полям.

Анатолия ждали.

С подносом, где стояла солонка и лежал купленный в мини-супермаркете кекс «Пасхальный» бельгийского производства, вышел Адольф Турецкий, бывший председатель городской организации ДОСААФ, который, несмотря на отличные показатели боевой и политической подготовки, выше майора не пошел из-за сомнительного имени и фамилии.

Адольф был такой толстый, что его всегда поддерживали два его юных друга, Василий и Шурочка. Друзья были веселыми, заливистыми, розовыми и могли оказать услугу любому гостю.

Анатолий отщипнул от каравая, кинул крошку в мокрый сугроб и прошел к себе в апартаменты, не потому что презирал Адика, а просто не хотел обниматься, боялся некоторых физических контактов.

В гостиной открыл холодильник, порадовался тому, что в Веревкине помнят о его вкусах, налил из бутылочки стакан морковного сока.

Анатолию иногда хотелось завести близкого человека, которому можно доверять, который все поймет и разделит твои планы и сомнения. Говорят, для этого нужно счастливо жениться, бывают такие женщины. Анатолию не везло, пока не встречал.

Приходилось обходиться своей головой. Что он и делал.

Хотя очень хотелось посоветоваться.

За Раисой Анатолий послал Адика Турецкого. Харитона она могла испугаться. Харитона многие пугались. Как-то в прошлом году Анатолий был в Штатах, гулял по Голливуду, встретил Шварценеггера. Анатолий вежливо послал к звезде американского экрана своего Харитона, чтобы взять автограф. Харитон подошел, хотел сказать о любви, но Шварценеггер при виде Харитона кинулся бежать, бежали кричал полицию. Наши за ним гнаться не стали, только издали смотрели, как Шварценеггер упал в обморок.

У нас Харитона не так боялись, иногда только путали с политиками. Рожа как рожа.

Анатолий послал за Раисой Адика, и тот привел женщину довольно скоро.

Раиса были заинтригована, какой это старый знакомый хочет с ней побеседовать в домике у реки.

Она вошла в комнату, где сидел Анатолий, и сказала с порога:

– Ох и давно я здесь не была! Совсем стала невостребованная!

Она хрипло засмеялась, а Анатолий, прежде чем поздороваться, сказал:

– С алкоголем будем завязывать.

Он встал и подошел к Раисе, протягивая руку. На этот раз он был без шляпы и пиджака, так что узнать его оказалось проще. Раиса его и узнала.

– Толька! – воскликнула она. – Ну ты даешь! Кто тебя, блин, в этот развратный домик пустил?

– Раиса, поосторожнее в выражениях перед нашим гостем, – предупредил от дверей Адик Турецкий.

– Пошел отсюда! – мягко попросил его Анатолий. Они остались одни.

– Я сяду, – сказал Раиса, – и ты садись. Ноги не держат от такой неожиданности.

С прошлого раза она еще более ухудшилась.

Лицо стало краснее, даже какие-то жилки пошли по щекам, под глазами мешки, волосы повылезли и совсем потеряли блеск и пышность, руки были неухоженные, с грязью под ногтями. Но когда она села – нога на ногу, в поношенных кроссовках, – у Анатолия сердце пошло кругом. Так бывает с женщинами – все в них исчезло, а ноги остались прежними.

Вы таких ног не видели! Это архитектура, в учебниках фотографируют.

Как могли сохраниться ноги при общей девальвации организма – это природная тайна.

Раиса перехватила жадный взгляд Анатолия и спросила:

– Что, еще не перевелся порох в пороховницах?

– Есть дело, – ответил Анатолий. – Хотелось поговорить.

– Выпить не найдется? – спросила Раиса. – При твоих возможностях.

– Выпьем потом, – ответил Анатолий.

– А как ты вообще? Ничего мне не рассказываешь. Женат, детишки есть?

– Был женат. Есть дочь, – коротко ответил Анатолий.

– А я вот бездетная, – сказала Раиса. – А чего развелся? Характерами не сошлись?

– Сошлись.

– Под машину попала?

– Ты газеты читаешь? – спросил Аркадий.

– Я тоже в разводе, – сказала Раиса. – Одинокая женщина.

Левый глаз был наполовину прикрыт, это ее сильно портило.

– Я не жениться приехал, – сказал Анатолий.

– А когда-то сох по мне. Многие сохли, ты не представляешь, один мужик другого убил, а сам в бассейне утопился. Смешно?

Она забыла, что Анатолий был свидетелем тех событий.

– Сейчас вряд ли кто из-за тебя утопится, – сказал Анатолий.

– Смешно, – вздохнула Раиса.

– Но есть возможность заработать, – сказал Анатолий.

– Я думала, посидим, старое вспомним, – сказала Раиса. – Неохота о деньгах говорить. Я ведь не нуждаюсь. У нас есть семейная фирма, экспорт-импорт. Небольшая, но на жизнь хватает.

– Раиса, – сказал Анатолий. – Я все о тебе знаю. Всю твою биографию изучил. И с кем ты жила, и с кем спала, и кто тебе глаз вышиб, и куда ты с папашей и мешками гоняешь. Так что помолчи, принцесса.

– Принцесса, – тихо повторила Раиса. Она хотела было обидеться на слова одноклассника, а потом передумала.

– Есть такое интересное открытие, – сказал Анатолий. – Называется клонированием.

– Скажи своим мордоворотам, пускай выпить принесут, – попросила Раиса.

– Желательно мартини со льдом.

– А мне морковного сока, – сказал Анатолий. Он был уверен, что Харитон таится под боком и сейчас что надо принесут. – Слышала о клонировании?

– Слышала. По телеку передавали.

Адик Турецкий принес поднос с мартини, бокалами и бутылку с морковным соком.

– Что? – спросила Раиса. – Проблемы желудка? В твоем возрасте?

– Пожить хочу, – сказал Анатолий. – Плодотворно.

– Дурак.

Раиса выпила полный бокал мартини, не разбавив и не положив в него лед. Налила еще.

– Мне ты нужна, – сказал Анатолий, – чтобы ты как бы родила ребенка.

Раиса так и замерла со вторым бокалом у губ. Губы у нее тоже сохранились – полные, четко очерченные.

– Ты что, рехнулся? – спросила она наконец. – Сначала меня опозорил, унизил, а потом о ребенке? А ты знаешь, что я на ребенка соглашусь только от настоящего мужа, со штампом в паспорте, понял?

– Ты меня как бы не так поняла, – сказал Анатолий. – Трахать я тебя не буду, еще заразишься чем-нибудь. Рожай без меня.

– И кто же жених? – спросила Раиса, решив, что больше обижаться не будет. Разговор намечался серьезный, и она могла что-то с него поиметь.

– Вообще-то могу обойтись без тебя, но так надежнее.

Раиса отхлебнула мартини. Разговор шел серьезный, и этот бывший замухрышка тоже не шутил. Что-то ему от нее нужно, но главное тут – не продешевить. Уж слишком часто Раиса в жизни спешила схватить золотую птицу счастливой судьбы и все промахивалась – утром проснешься, а птичка уже в небе порхает.

– Рассказывай, Толик. – Раиса старалась говорить мягко, горловым голосом, который стольких сводил с ума. Как хотелось, не вышло, уж очень она прокурила и пропила этот голос.

– Закурить не найдется? – спросила она.

– Курить тоже завязываем, – сообщил Анатолий.

– Перебор, – сказала Раиса. – Курить не завязываем. Рака легких не опасаемся.

– Курить ты бросишь, когда узнаешь, что стоит на карте.

– Тогда говори, что стоит на карте.

– Может, ты догадывалась, что я к тебе неровно дышу, – начал Анатолий.

– Со времен средней школы.

– Почти забыла, – призналась Раиса, – растаяло как дым отечества.

– Не кривляйся, – укорил ее Анатолий. – Тебе это не идет.

– А ну, уберем из общения этот учительский тон, – сказала Раиса, которая за свою жизнь научилась поддерживать беседу в любом обществе. Она легко схватывала слова и понятия, даже начатки языков. Она в Турции могла лучше любого челнока объясниться. А про Польшу и не говорим.

– Я советовался с докторами наук, – сказал он, – пришлось вложить большие бабки. Они мне как бы надавали советов. Ты слушаешь? Значит, я теперь знаю, как сделать. Бабки у меня как бы есть. Начнем хоть завтра. Я уже договорился с роддомом и консультацией – возражений не имеется. Но конечно, абсолютно как бы тайна.

– Слушай, Толик, не мути. Чего тебе от меня надо? А то я уж бояться начала. У тебя в глазах оголтелость.

– Мне ты нужна, неужели не поняла?

– Если я, тогда к твоим услугам, только потраченная молью.

– Мне ты нужна молодая, как я любил. Ты что, не понимаешь, что у меня к тебе как бы чувство было?

– Обратного пути история, прости, Толик, не знает.

– Теперь знает! Мы берем твою клетку, мы ее, прости, оплодотворяем, и ты выращиваешь. Кто рождается?

– Ты охренел, Толик?

– Спокойно. Я пока терплю. У меня жизненная ставка.

Раиса трясла головой, старалась понять, что происходит. Происходило что-то опасное и даже постыдное для нее. А до конца она не понимала.

Анатолий тоже не мог ей втолковать, чего он хочет – не снаружи, в действительности, а чего он хочет в душе. Что им движет.

Ну как объяснишь этой тумбе, что ты прожил свою жизнь именно так, как случилось, из-за нее! И может, даже ради нее. А потом узнал, что она его подло обманула. Когда он завоевал половину мира и пришел, чтобы кинуть к твоим ногам, оказалось, что твои ноги – единственное, что от тебя осталось. Остальное необратимо исчезло. И тут-то оказалось, что жизнь прожита зазря. И некому кидать под ноги половину мира.

Анатолий разочаровался в жизни, но продолжал жить, потому что в голову ему не приходило, что можно с этой жизнью расстаться. Он, можно сказать, собрал в руках вторую половину мира и тогда узнал, что клонирование возможно.

И озарение пришло к нему почти сразу.

Никто до этого не додумался. Ни один академик или народный артист. Оказывается, теперь можно возвратить в мир утерянную красоту. Нет, не какую-то там Нефертити или Клеопатру в исполнении Элизабет Тейлор – кому это нужно? Можно вернуть в мир самую великую из всех красавиц СНГ и дальнего зарубежья, Раису.

Вот все это он и попытался изложить в беседе с Раисой. Раиса высосала всю бутылку мартини и к концу бутылки поняла, что за дело на нее надвигается.

С одной стороны, операция показалась ей противной и отталкивающей.

С другой стороны, она была польщена. Ведь это было как бы победой на конкурсе мисс Вселенная, это было свидание с человеком, который ради тебя

– ведь это я такой была? – готов пойти на все.

– Ну вот она родится, – спросила Раиса, – ты что же, двадцать лет ждать будешь?

– Ты раньше созрела, – сказала Анатолий.

– Ну уж нет! – воскликнула Раиса. – Не получишь ты, развратник грязный, мою доченьку! Хрен тебе! Иди во Францию, негритянок там… это самое. Но мою дочку – нет!

– Это не твоя дочка, – упрямо сказал Анатолий-Анаконда, – это ты сама. И ты уже в шестнадцать в раздевалке стадиона физкультурнику давала.

– В семнадцать, – поправила, смутившись, Раиса. Хотя была неправа.

– Вот я на тебе и женюсь.

– Нет, и не мечтай! Исключено! Я тебя и в школе не замечала, а сейчас тем более не замечу. Ты знаешь, старый козел, сколько тебе лет будет через двадцать лет?

– Сколько?

– Сколько и мне. Шестьдесят без двух месяцев. Тебе на пенсию надо, а не на дочке моей жениться.

– Не на дочке, а на тебе.

– Да не пойду я за тебя! – кричала Раиса, потом кинула бутылку из-под мартини в Анатолия, промахнулась и попала в голову Адику Турецкому, который сунулся было на шум.

Пришел Харитон, унес Адика, а беседа с Раисой продолжалась.

Анатолий стал спокоен. Недаром его Анакондой звали. Он стал стягивать кольца на теле обнаженной жертвы.

– Ты сколько сейчас в месяц получаешь? – спросил он.

– Не важно.

– Важно. Дай Бог, всей семьей пятьсот баксов.

– А вот больше!

– Ну как бы шестьсот.

– А зачем тебе?

– Единовременно получаешь три тысячи баксов, квартиру в новом доме, переезд в Москву, пенсию и звание моей тещи.

– И не мечтай.

– Другой вариант: как только ты ее рожаешь, сразу уходишь в отставку, я нанимаю кормилиц, поилиц и другую обслугу, выписываю из Швейцарии, а может, увожу тебя до совершеннолетия в пансион в городе Цюрих, как бы на родину Ильича.

– Кого?

– А наш вождь там как бы скрывался от клевретов царской охранки. Не читала?

– Я тебе в последний раз говорю: не получишь ты мою дочку.

– А тебя?

– Чего – меня?

– Опять двадцать пять! Сколько тебе за штамп в паспорте?

– Не пойду я за старика.

– В шестьдесят я еще таким орлом буду! Ты и не представляешь. В моем распоряжении все достижения зарубежной медицины. Тебе тоже поможем. Глаз сделаем – ни одна гадюка как бы не отличит.

– Дурак ты! – сказала Раиса, но в ее голосе уже не было первоначального возмущения.

Пока в женской консультации при роддоме готовилась палата и ее уже занимали специалисты, выписанные Анатолием из Южно-Африканской Республики, Раиса нередко встречалась с Анатолием и даже во многом смирилась. Она не могла счесть будущего ребеночка самой собой, внутренне называла дочкой. Но в то же время ей было любопытно, как и любой женщине на ее месте, что же получится? Неужели она сможет наблюдать за тем, как она сама будет снова расти, ходить, произносить первые слова и даже пойдет в школу? И это любопытство оказалось сильнее опасений, тем более что с опасениями Раиса покончила быстро: как и обычный русский человек, она отложила опасения на будущее. Там будь что будет. «Все равно ему дочку не отдам. В случае чего передам дело в суд – он у меня попляшет. Он же отцовство доказать не сможет! Нет в моем ребеночке его отцовства. Только я и Господь Бог». Тут ей в голову пришла крамольная, но оригинальная мысль: а непорочное зачатие

– это, наверное, и было первое в мире клонирование. Как бы в Богородицу внедрили Божью клетку. Ведь всюду говорят и даже пишут, что Христос – сын Божий, но нигде не говорится, что он сын Богородицы. И она ему не мать – а только донорша.

С этим открытием Раиса пришла к Анатолию. Он устроил в домике у реки свою резиденцию, кабинет, факсы и компьютеры на каждом шагу. Никто из его персонала не мог понять, что взбрело шефу в голову. Но и не спорили – только те спорили, кто не хотел переезжать или гонять в Веревкин. Ну те потеряли работу. Ясное дело.

Конкуренты суетились, подсылали шпионов. Харитон шпионов разоблачал и скармливал им ложную информацию о находке под Веревкиным месторождения самородной ртути. Так что на биржах Европы зашевелились некоторые акции.

В женской консультации при веревкинском родильном доме жизнь текла внешне как прежде, без событий. Ходили туда будущие мамы, сдавали анализы, проходили обследования. Но к заднему входу был пристроен бункер, туда тоже подъезжали машины, заходили люди замкнутого вида, некоторые с переводчиками. Заходили люди со стороны. Включая будущий матерей. Официально было объявлено, что там обследуют некоторые генетические осложнения, которых раньше в Веревкине не было, а теперь появились.

Конечно, первой среди равных пациенток была Раиса.

За ней заезжал домой «мерседес», хотя идти от ее дома до консультации пять минут.

Раиса, когда окончательно опомнилась и смирилась, поставила перед Анатолием ряд условий. И он их принял.

Новый дом в экологически чистом районе, на холме над излучиной речки – два этажа, четыре комнаты с ванной и колодцем – выполнено.

Автомобиль «нива» белого цвета для папы – выполнено.

Шесть тысяч баксов наличными – получено две с половиной тысячи.

Для извлечения из организма Раисы нужной для потомства клетки и для последующего внедрения в ее организм пришлось Раисе полежать в родильном доме. У нее была своя палата с телевизором, на окнах решетки, питание четырехразовое.

Сначала Раиса думала, что все сказанное Анатолием, да и действия врачей над ее организмом – это какая-то афера. Одно дело – читать в газетах или видеть по телевизору. Другое – если это происходит с тобой: жила, жила, а стала овечкой Долли.

Но вдруг, довольно скоро, Раиса поняла – у нее задержка.

Задержка? А ведь никаких совокуплений с мужчинами у нее не было, довольно давно не было. Значит, в ней… это!

И стало страшно. Да, конечно, Анатолий все объяснял, доктор Перруджини тоже все объяснял, все она понимает… но тут в тебе что-то начинает расти. В твоем организме. Но раз это не занесено во время акта любви, как положено у людей, значит, это наведено научным способом. А где гарантия, что это будет в самом деле девочка? Твоя копия? Кто их, таких девочек, видел? А вдруг это, как в русской сказке сказывается, неведомый зверюшка?

Раиса похудела, потеряла аппетит, хотя ее откармливали в роддоме диетическим питанием.

Приезжал Анатолий. Был радостен, ходил по палате, потом предложил погулять в саду. Деревья уже распускались, весна была в полном разгаре. Сад был обнесен высокой изгородью. Анатолий говорил о любви, о том, как, оказывается, всю жизнь страдал от чувства к Раисе. Раиса пыталась отшутиться, говорила: «Если так любишь, значит, тебе недостатки моей сегодняшней внешности не так уж и важны? Женись на мне как я есть». «Я лучше уже нашел», – отвечал Анатолий, показывая на ее живот.

Раиса тоже смотрела на свой живот, ей казалось, что он на глазах раздувается, как в американском фильме ужасов, где в утробе героини таится «чужой», чудовище. Но пока признаков не находила.

Раиса беспокоилась, дома мать начала расспросы, Раиса отбрехивалась, потом сказала:

– Да, беременная я, а от кого, не важно, может, от того турецкого шофера, помнишь, нас подвозил из Трабзонда?

Мать помнила и старалась не верить такому позору.

– Я тебя в детстве по ошибке не убил, – сказал отец, – но если родишь, то убью наверняка.

Так что когда доктор Перруджини, который уже немного освоил русский язык, предложил с пятого месяца переехать в стационар, Раиса согласилась. Не нужны ей косые взгляды и семейные свары. Лучше потерпеть, пока не родится… неведомый зверушка.

Она гуляла по распустившемуся, богатому саду за роддомом, за высоким забором. Но спокойствия не было. Мучила интоксикация организма, жить не хотелось.

В стационаре на сохранении она была не одна. Сначала там были еще три женщины, молодые, куда ее моложе, молчаливые, из местных, но незнакомые. Потом появилась Верка Синицина, с Аксаковского переулка, они давно были знакомы. И про нее Раиса знала, что никакого мужика у Верки нет и не было по причине непривлекательности и бедности. И тут – беременная!

– Ты чего мне раньше не сказала? – накинулась на Верку Раиса.

– Я про тебя тоже не знала, – ответила Верка.

Они стали гулять вместе, даже немного загорали. Как-то сблизились. Верка все приставала, а кто отец ребенка? Раиса спросила доктора, можно ли рассказать Верке, что она клонируется, но Перруджини ответил, что ни в коем случае, может случиться выкидыш.

Они еще несколько дней таились, но потом Верка сама проговорилась.

Они курили в кустах у забора – курить им было категорически нельзя, но санитарка Зарема, беженка, с приплатой носила сигареты. Верка сказала:

– Я тебе тайну должна раскрыть.

– Что за тайна?

– Нет у меня мужика, – сказала Верка. – И не было.

– Случается, – ответила Раиса, которая сама откровенничать не собиралась.

– Ты не понимаешь, – сказала Верка, – я без мужика рожать буду.

– Кого же ты рожать будешь, если без мужика? – спросила Раиса, а сама вся напряглась. Ужасная тайна готова была раскрыться.

– Ты не поверишь!

– Поверю.

– Ты побожись, что никому не скажешь.

– Ей-богу под салютом всех вождей, – так божилась еще мама.

– И доктору Перруджини не скажешь?

– Уж ему-то ни в коем случае.

– Я собственную копию буду рожать, – призналась Верка, – из меня клетку взяли, и из нее я девочку рожу, точно как я в детстве.

– Врешь!

– И знаешь, кто меня на это соблазнил?

– Нет, не знаю.

– Такой у нас Толька учился, Толька Смольный, не помнишь?

– Что-то не помню.

– Он, оказывается, был в меня влюблен, – призналась Верка. – Он как прочел про клонирование… ты слыхала про клонирование? – то сразу ко мне: прошу, говорит, тебя, Вера, вернуться ко мне в юном облике.

– А ты?

– А он мне пенсию обещал на ребенка, поклялся признать ее дочкой и тысячу баксов в месяц.

– Зачем ему дочка?

– Детей у него нет. Бог не дал. Хочет удочерить.

– Этот? Удочерить? А вдруг у него другие планы? Он, говорят, за соблазнение малолетних привлекался.

Конечно, этого говорить не следовало, после таких слов Верка полностью потеряла покой и все ждала, когда приедет Анатолий, чтобы ему выложить правду, но и Раису можно понять – она все это сделала от душевного волнения и, можно сказать, шока. Ты думаешь, что ты и есть центр мира, ты идешь на сомнительное мероприятие из-за того, что тебя любят неземной любовью… а оказывается, не только тебя любят. И кого? Верку? Да у Верки в школе никаких поклонников не было – с ее-то длинным носом! Извращенец! Честное слово, извращенец!

Раиска начала уговаривать Верку, чтобы та молчала – если ты устроишь скандал, то только бабки потеряешь и ничего хорошего…

Вроде бы Вера поддавалась; но на нее было мало надежды – проговорится, обязательно проговорится. Ее ведь распирает.

Но пока Анатолий не приезжал, а Вера держалась, закусив губу, Раиса, полная подозрительности, обратила внимание на молодых товарок, которые гуляли по садику – тоже были на сохранении.

Первая же, по имени Прохорова Дарья, беженка, без жилплощади, через час беседы призналась, что мужа не имеет, любовника тоже – иначе бы не пошла на такое унижение за деньги: родить ребенка без отца и даже без любви. Ей, по ее словам, этого зародыша «вспрыснули», обещали за это пенсию и алименты, а также отдельную комнату в доме на Ленинской. Прохорова Дарья не знала имени своего благодетеля, беседовала с доктором, но при том присутствовал наблюдатель… и Прохорова описала Анатолия.

Ситуация становилась все более загадочной и неприятной. Анатолий оказался лжецом, но смысл его лжи оставался непонятным и пугающим.

Раиса таилась, переживала, но продолжала свой детективный поиск.

Следующими жертвами стали две подружки – Аля и Галя. Совершенно непохожие. Аля мужеподобная, здоровенная баба, ей бы женской штангой заниматься. Галя – воздушное создание, все жмется к Але. Раисе с ее жизненным опытом не надо было долго разбираться – она поняла, что девицы, хоть и молоденькие, чистой воды лесбиянки, и даже не из самого Веревкина, а из поселка Силикаты в шестнадцати километрах. Их дружба, переросшая в любовь, развивалась еще в общежитии тамошнего кирпичного завода. А теперь, как объяснила Галочка, сбывается мечта их любви – одни добрые и щедрые люди им предложили родить по детенышу без помощи этих грубых, жестоких, вонючих существ по имени мужчины. Их клеточки объединили – наука теперь на это способна, – и теперь они родят девочек, во всем похожих на Алечку и Галочку.

Раиса уже была готова убить Анатолия, но тот, словно зная об этом, все не приезжал.

Тем временем Раиса свела знакомство с только что поступившими новыми пациентками роддома. И все восемь девушек оказались такими же, как и она, жертвами жестокого обмана этого сексуального маньяка и развратника Анатолия Смольного, тюрьма по нему плачет.

Вот об этом она и сказала Анатолию при первой же встрече, которая произошла в начале сентября.

Пошел седьмой месяц беременности, животы у всех девиц и женщин стали очевидными, Анатолий сначала погулял по садику, ни к кому не подходил, ни с кем не разговаривал. Любовался плодами своей инициативы. За ним шел доктор Перруджини, охранник Харитон и всякая местная мелочь.

По окончании осмотра территории Анатолий выбрал из группы гуляющих и взволнованных его появлением женщин Раису и спросил ее интимно:

– Вижу, что ты как бы хочешь со мной поговорить.

– Еще как хочу, – сказала Раиса с угрозой. Анатолий увел свою бывшую пассию из садика, уединился с ней в кабинете главврача. Из столовой пахло вкусной пищей, санитарки звенели посудой, накрывали на стол.

– В чем проблемы, Райка? – спросил Анаконда.

– В твоей подлости, Толик, – ответила Раиса.

– Конкретнее можешь?

– А конкретнее – ты зачем мне лапшу на уши вешал, а сам по другим девкам бегал?

Анатолий сидел в кресле, разглядывал носок своего ботинка, блестящий, словно он гулял по Парижу, а не по Веревкину.

– Узнала, значит, – вздохнул он.

– Еще бы не узнать! Но ты отвечай, отвечай!

– А то что?

– А то я тебя на весь мир разоблачу!

– И как же ты разоблачишь?

– Тут же еду в Тулу, в газету, а может быть, в Москву – «Совершенно секретно» знаешь. Они таких, как ты, сразу в саунах разоблачают.

– Попробуй, – сказал Анатолий, не двигаясь с места.

– И попробую.

Раиса встала, вышла из кабинета. В пустом коридоре стоял Харитон.

– И далеко собралась? – спросил он.

И так спросил, что Раиса, битая жизнью и чуявшая опасность за версту, сразу же возвратилась к Анатолию и с порога спросила:

– Но зачем ты это сделал? Тебе что, на улицах молодых телок мало?

– Узнаешь, – сказал он усталым голосом. – Ты не представляешь, каких денег это мне стоит… каких денег…

Он встал и ушел.

А Раиса осталась оплеванной. Она же думала, что он станет ругаться, объясняться, оправдываться. А он выслушал и ушел.

Ну зачем, скажите, зачем нужен целый детский сад разных дочек от разных баб и даже молоденьких девчат? Ведь Раиса подсчитала за последующие дни, что всего в спецотделении роддома на сохранении этих самых «неведомых зверушек» состояло девятнадцать «доноров» – так будущих матерей называл с приятным акцентом доктор Перруджини.

В декабре Раиса родила. Родила, находясь в состоянии постоянного ужаса, как и некоторые другие пациентки. Она ждала, что из нее появится чудовище. Доктор Перруджини переубедить ее не смог.

Рожала она под наркозом, по современной технологии.

Когда наркоз уже давали, вошел Анатолий. Он был в голубом халате, как все в операционной, глаза печальные, тревожные – несмотря на ужас своего положения, Раиса успела ему посочувствовать.

Сквозь наркоз она слышала слова акушеров и даже в бессознательном состоянии ожидала услышать что-то страшное. Но ничего страшного не услышала.

Потом очнулась на койке в палате.

Там же лежала еще одна роженица, оказывается, она прибыла в палату за двадцать минут, а может, за полчаса до Раисы. Это была Галочка, из лесбиянок. Она уже получила своего ребеночка – девочку привезли на каталочке, она была раскрытая, голенькая, розовенькая, и Галочка просто зашлась от восторга и все спрашивала медсестру:

– Но до нее ни один мужской ген не касался? Ну дайте мне слово!

– Не касался, не касался…

– А как мой… подруга? Аля?

– Твоя подруга на подходе, – сказала медсестра.

– Я так за нее переживаю! Больше чем за себя, – сказала Галочка.

– А мне привезут? – спросила Раиса.

Ей уже не было так страшно. За окном сыпал пушистый снег, синело, в палате горел уютный свет, в коридоре слышались мирные голоса, где-то заплакал ребеночек, Галя чуть подвинулась, и медсестра положила младенца рядом с ней на постельку и сказала:

– А теперь, мамаша, будем учиться кормить дите.

– А где мой ребенок? – спросила Раиса.

– Везут, – ответила медсестра, – скоро будет.

И в самом деле через-несколько минут дверь в палату открылась и привезли ребеночка Раисы.

Ребеночек сразу заплакал, но потом смирился с существованием на белом свете и оказался никаким не уродцем и не зверенышем – это была очаровательная девочка.

Вечером, совсем поздно, когда последняя из девушек разродилась девочкой, Анатолий разложил на столе в кабинете главврача веер только что сделанных фотографий.

Все девятнадцать девочек оказались совершенно одинаковыми.

Подозревая Анатолия в дьявольских планах и опасаясь страшного подвоха, Раиса не нашла самого простого и логичного объяснения: Анатолий хотел подстраховаться. Он не желал поручить задачу выведения идеальной женщины одной Раиске с ее сомнительными привычками и продвинутым возрастом.

Когда доктор Перруджини получил исходный генетический материал, а в Веревкине была готова научная и практическая база для эксперимента, Анатолий разными способами – от подкупа до увещеваний – привлек к делу еще восемнадцать одиноких женщин и девушек, и в них, так же как и в Раису, внедрили клеточки… такие маленькие клеточки.

И одновременно в организмах матерей-доноров началось развитие одинаковых зародышей, которые постепенно превращались в одинаковых человечков. И вот, почти одновременно, девятнадцать матерей разродились. И на свет появились девятнадцать маленьких Раис.

…Доктор Перруджини вошел в кабинет. Он устал, он работал круглые сутки.

– Я поздравляю вас, синьор Смольний, с успехом нашего эксперимента. Если все сделать как надо – Нобелевская премия есть!

– А вот ты, синьор-помидор, – ответил Анатолий-Анаконда, – получи в кассе что тебе причитается и премиальные из расчета трех процентов оклада и собирай чемоданчик.

– Как так? Как так? – удивился доктор. – Это же труд моей жизни!

– За мои баксы сделаешь еще один труд.

– Но масштаб! Где я найду такой масштаб, блин поганий! – Доктор многому научился в России.