Текст книги "Тринадцать ящиков Пандоры"

Автор книги: Кир Булычев

Соавторы: Терри Дэвид Джон Пратчетт,Святослав Логинов,Владимир Аренев,Мария Галина,Томаш Колодзейчак,Сергей Легеза,Алекс Шварцман,Рафал Кошик,Ник Средин,Юлия Новакова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 21 страниц)

Потом решительно поставил графин на стол.

– Полагаю, – произнес, – надо бы прогуляться.

Макги, однако, заступил ему дорогу.

– Сэр, – произнес укоризненно. – У нас была тяжелая ночь, сэр, но есть вещи, забывать о которых не стоит.

И протянул Томасу рукоятью вперед свой пистолет. Сам же поддел пальцами лежащий на сукне стола серебряный шиллинг. Покрутил его в пальцах, зажал в кулаке.

– Могу я узнать, сэр, с чего вы заинтересовались, был ли у капитана Холла перстень?

Томас, держа пистолет на сгибе локтя направленным в ирландца, пожал плечами.

– В дневнике госпожи Франчески я нашел упоминание, что покойному его подарили здесь, в стране Ксанад. Это показалось важным. Но, ради бога, не спрашивайте почему.

Ирландец меланхолично пожал плечами:

– Эта земля открыта поэтическим вдохновением. Прозрения здесь значат не меньше, чем опыты британских академиков. Понимать бы еще, что они нам обещают.

– Это я и попытаюсь нынче выяснить. А вы, Фицпатрик, поговорите с Амаром: мне кажется, ему есть что рассказать о вчерашнем. Так сказать, взгляд профессионала.

Макги разжал ладонь, качнул серебряной монетой.

– Хорошо, сэр. Я поговорю. Ваша очередь!

Монета отчего-то показалась тяжелее, чем обычно. Тепло пальцев Фицпатрика совсем на ней не ощущалось. Томас повертел ее, зажал, грея, в кулаке. Покрутил монету, показал ирландцу. Профиль короля-моряка провернулся раз-другой.

– А вы, сэр? – спросил ирландец, пряча пистолет за пояс.

– А я поговорю с одним деловым человеком, – вздохнул Томас. – Только, пожалуй, сперва поем.

18 июня. Десятый час

Вблизи Альпорон удивлял даже больше, чем издали.

– Это место называется Девять Фонтанов, – сказала мисс Хэвидж и повела небрежно рукою.

С ней с прошлой ночи произошло удивительное изменение. Мертвенно-бледная, почти восковая тогда, на завтраке она была удивительно живой и розовой: как вампир из рассказа господина Полидори, напившийся крови. Но изменения касались не только внешности. Мисс Франческа словно позабыла о вчерашней одержимости демоном, об убийстве мужа и ранах, нанесенных его адъютанту.

(«Она чиста, – сказал, улучив момент, сэр Артур, чуть склоняясь к Томасу, но не отводя взгляда от женщины. – Мои люди позаботились об этом. Между случившимся вчера и ею словно прозрачная стена. Но она не опасна»: и Томас ему поверил, и вот, согласился сопроводить мисс Хэвидж на базар).

Девять Фонтанов за годы пребывания тут британцев сделались никогда не засыпающим рынком, подобием тех восточных базаров, о которых Томасу доводилось лишь читать.

Вот только на восточных базарах «чудеса» были фигурой речи. А здесь боги и божки подмигивали с каждого прилавка. Каждая вещь несла на себе отпечаток их присутствия.

– Говорят, тут была пустошь – до того, как Смоллет поставил форт, – говорила мисс Хэвидж, рассеянно перебирая крупные разноцветные бусины на одном из прилавков. – Вымороченная земля, от которой не то отказались все здешние боги, не то просто оставили заброшенной, как место старых битв.

До ближайших строений города – больших, тяжелых, возведенных словно тысячелетия назад – было не меньше мили. А от черных, зеленых, синих стен, откосов и колонн сюда, почти вплотную к воротам резиденции британского генерал-губернатора, наползали наскоро сбитые склады, магазинчики, лавки, шатры, кабаки и курильни «светлояра» – как звали здешнее подобие опиума.

В отличие от курильщиков опиума, те, кто потреблял светлояр, не впадали в наркотическое отупение: просто разум их начинал работать на нескольких скоростях одновременно, не всегда совпадая с миром. Некоторые говорили, что, покурив, видят, как работают «умные вещи», – но объяснить не могли: сперва, в момент озарения, не хватало слов, потом – образов.

Лишь душеводы впадали от светлояра в прострацию и неспособны были работать по нескольку недель: разум их и язык заплетались, а заклинания перехода не срабатывали.

– Смотрите, какая прелесть! – воскликнула мисс Хэвидж, разворачивая над прилавком платок. Тот был из подобия местного шелка – вот только пряжу на него давали не насекомые, но рыбы.

– Видите линии? – продолжала Франческа. – Его соткали как весть о выигранном споре Плывущего-в-Скалах… И он спорил о нас, видите: «пришельцы с изнанки». Кажется, его оппоненты утверждали, что еще прошлой зимой у них – у нас! – случится катастрофа, из-за которой… погодите, не разберу… ах! Из-за которой «высокое место слабого отца займет сильная дочь».

Томас кашлянул. Пожал плечами, улыбнулся рассеянно, сказал:

– Госпожа Франческа, позвольте подарить вам этот платок.

И, не слушая возражений мисс Хэвидж, повернулся к продавцу. Тот, шельмец, почувствовав уже, в чем дело, кивал, помавал пальцами и заводил глаза. Томас не стал спорить: отсчитал несколько серебряных монет, ссыпал в протянутую желтоватую руку. То, что серебро тут дороже золота, оставалось непривычным до сих пор.

Мисс Франческа завернула плечи в платок, прижалась щекою к рыбьему шелку.

– Знаете, Томас, это так странно! У меня теперь словно две памяти. Нет-нет, это вовсе не значит, что время от времени во мне просыпается демон. Просто… – она поискала слова. – Просто иной раз я становлюсь книгой, которую в других обстоятельствах я бы всего лишь читала, понимаете? Как сложно объяснить… Я порой вспоминаю прошлое – как если в памяти остается необычайно яркий сон. Когда вспоминаешь нечто, зная, что этого не было, но тусклее оно от этого не становится. Так вот, иногда это неизвестные мне места и люди – а то и не люди, да. А иногда я словно вспоминаю, как видела того, кого хорошо знаю, но при обстоятельствах или в местах, где не могла их видеть.

Она остановилась, подняла к глазам ладони, всматриваясь в них, словно впервые.

– Вы знали, что в Железном лесу есть колодец, который ведет к водам жизни? А я его видела. В памяти. Вокруг стояли наши солдаты, инженеры Бладджета, он сам… и мой муж. А теперь даже не у кого спросить, нашли ли они, что искали.

«Нашли, – подумал Томас, вспоминая Александра Холла, мертвеца. – Определенно нашли».

18 июня. Около полудня

Сегодня Гудвин Бладджет смотрел куда настороженней, чем в прошлую их встречу, – словно все, что случилось вчера с госпожой Франческой и ее несчастным мужем, провело между собеседниками черту: невидимую, но явственную. Переступать через нее теперь удавалось лишь с некоторым усилием.

– Это… – сказал негоциант, откидываясь на спинку кресла. – Это неслыханно!

Томас чуть улыбнулся:

– Ну, мы ведь находимся в стране чудес, верно? Однако замечу, что вы, мастер Гудвин, так и не ответили на мой вопрос.

– На какой? Что я думаю о представлении, которое устроила госпожа Франческа тогда, при эмиссаре Министерства колоний?

– Нет. О том, как вы подарили эмиссару Министерства перстень. И – почему?

Гудвин Бладджет заерзал.

– Не слыхивал более дурацкого вопроса. Да спросите у него самого – когда вернетесь в Британию.

– Александр Холл прибыл из страны Ксанад мертвым, – сказал Томас – и увидел, как бледнеет негоциант.

– Мертвым? – Бладджет зашарил рукою у подлокотника, нащупывая бокал с вином, опрокинул его одним глотком.

– Мертвым, – кивнул Томас. – И у меня есть все основания полагать, что Александр Холл в момент перехода был одержим. Как вчера – госпожа Франческа.

– Вот как, – казалось, мастер Гудвин успел прийти в себя и теперь напряженно что-то обдумывает. – В нашу последнюю встречу он показался мне совершенно нормальным. Такой… обычный офицер. Знаете, большинство тех, кого присылает сюда Министерство колоний, именно такие: стойкие солдатики без грана воображения. Наверное, там, – негоциант неопределенно повел ладонью от себя и за спину, – всерьез полагают, что таких Ксанад не очарует и не изменит. Самодовольные глупцы. Знаете, кто более всего был очарован сказками о здешних богах и демонах?

– Полагаю, госпожа Франческа? – произнес Томас, а в глазах Бладджета заискрился смех.

– Ах, если бы! Ее муж, полковник Арчибальд Хэвидж. Прямой, словно палаточный шест, и такой же, казалось бы, деревянный. Служака. Истинный полковник. А потом – раз! – и Ксанад его изменил. В нем появилась… как бы это назвать… пусть будет – жажда. Томление по неведомому. Эта его экспедиция в Железный лес… Полагаю, вся одержимость его жены легендами о местных богах и о Человеке-в-Терниях проявилась именно после нее.

– То есть причиной всему – зависть? Вы злословите исключительно из-за ее покойника-мужа? Оставшись в стороне от тайн, принялись подкупать чиновников Министерства и нашептывать им ничем не обоснованные подозрения?

Гудвин Бладджет смотрел на него с нескрываемым умилением.

– Похоже, – сказал мягко, – мне придется извиниться за свои слова насчет стойких солдатиков без грана воображения. Наверное, там, за завесой, решили поменять подход. Однако вы не совсем правы. Во-первых, мне хватает тайн, на которые я натыкаюсь сам, чтобы не завидовать загадкам, с которыми пытаются совладать другие. Во-вторых, то кольцо просил передать капитану Холлу, с искренними заверениями в уважении, покойный полковник Хэвидж. Якобы одна из древних «умных вещей» – дающая сердцу отвагу, а руке – твердость.

Это было неожиданностью. Хотя… На покойного полковника теперь можно было переложить вину за что угодно.

Железный лес, Железный лес… Что же там случилось? И где тут место сэра Артура? И есть ли оно, это место?

– А что полковник Хэвидж пытался найти в той экспедиции? – спросил Томас, чтобы хоть как-то заполнить паузу.

Бладджет пожал плечами.

– Он искал потерянную душу Бога.

18 июня. Послеобедье

Проверки пугали безысходностью. Теперь их приходилось проводить не дважды в день, а при каждой новой встрече.

Правда, теперь стало известно, кто цель. Вчера это знание ошеломляло. Сегодня наступило время планов.

Даст бог, наступит и их исполнение.

– Вы бы поостереглись, сэр.

Томас понял, что оглаживает другую монету: ту, которую дал вчера Амар. Шиллинг, точь-в-точь как их проверочный, только золотой. Первый и главный знак одержимости в стране Ксанад.

До монеты Амара вчера, гоня прочь одержимую демоном госпожу Франческу, дотронулся сэр Артур.

Ирландец спрятал пистолет, уселся на стул под стеной:

– Я ведь сражался под его командованием при Виттории, сэр.

– И каким он был?

– Великим человеком. Всем стрелкам тогда вручили по шиллингу.

Сказал и засмеялся, поняв, как это звучит нынче.

– Нам нужно бы знать наверняка.

– То есть, сэр, чтобы этот божок – или кто там одержал герцога – явился в полной силе и славе? Не уверен, что хочу находиться тогда поблизости. Уж простите за откровенность, сэр.

Потом ирландец порылся в подсумке и выложил на стол три снаряженных патрона в промасленной бумаге.

– Специальная пуля, сэр, – пояснил Макги. – Живородное серебро с ртутью. Там, – он ткнул пальцем куда-то себе за спину, – полагают, что это должно остановить демона. Якобы даже останавливало уже.

Глаза, конечно, прятал. Ну да, он ведь сражался под предводительством генерал-губернатора при Виттории.

– То есть дело за малым – заявиться во дворец со снаряженными бейкеровскими «двадцатью двумя» и выстрелить?

Томас на иронию не откликнулся. Только пожал плечами:

– Я говорил с Амаром, сэр. В лесу за городом бродят хумбалы: демоны в обличье зверя. Можно устроить охоту. Если вы, сэр, попросите герцога сопровождать вас – тот наверняка не откажет. А поскольку это не просто зверь, а демон в его обличье, то…

– Я понимаю. Возможно, и удастся.

Ирландец снова пожал плечами:

– Возможно.

18 июня. Два часа пополудни

Амар был расслаблен, но той расслабленностью хищника, которая мгновенно сменяется оскалом и выпущенными когтями.

Томас жалел, что отпустил Фицпатрика: рядом с ирландцем было спокойней.

– Господин-фанча хотел меня видеть, – чуть поклонился слуга.

– Верно, – кивнул Томас. – Расскажи мне о Человеке-в-Терниях.

Амар спокойно уселся, растопырив колени, на низенькую скамеечку.

– Это старый рассказ, – сказал, чуть поразмыслив. – Очень старый. О человеке, который пришел в Ксанад извне, судить богов. И который ушел обратно на третий день, пообещав вернуться. Верные ждут его прихода до сих пор. А боги до сих пор трясутся, вспоминая, как он отдавал приказы, а они исполняли.

– Я читал о нем другую историю, – сказал Томас, вспоминая записи из дневника госпожи Франчески.

Амар пренебрежительно похлопал себя по животу.

– Историй всегда много. Но правда всего одна.

– Многие ли верят этим рассказам?

Амар задумался.

– Верить можно человеку, – сказал наконец. – В богов не верят. Рядом с богами – живут. А Человека-в-Терниях просто ждут.

– И давно?

– Давно. Но, говорят, ждать осталось недолго. Земля и небо полнятся знаками. А боги и демоны пребывают в смятенье и непокое…

– … и потому ты здесь, – догадался Томас.

Амар не ответил, склонил голову – не то соглашаясь, не то просто отводя взгляд.

– Расскажи мне о Железном лесе, – сказал Томас – и удостоился столь острого взгляда, что по затылку побежали мурашки.

– Похоже, господин-фанча знает очень много.

– Я… слышал легенду. О пути к источнику мудрости и о душе демона… или бога… И знаю, что мы искали там… кое-что. Туда ходил наш отряд – с покойным полковником Хэвиджем.

Амар медленно склонил голову, глядя теперь себе между раздвинутых коленей.

– Это великий… соблазн для богов, – начал через силу. – Пережить тяжелые времена… пусть бы и в узилище… спастись от неизбежного… Мир подобен воску или глине – так учат в нашем роду. Боги лепят его, а люди подчиняются, потому что таков закон. Но однажды пришли вы – люди… изнанки? оборотности?., не знаю, как сказать. Люди со своим законом. Люди, не знающие богов, но верящие в чудеса. И мир стал прогибаться под вас, а тех, кто сам привык гнуть этот мир, охватил страх. Боги прячутся от людей… – он чуть развел руками, словно удивляясь.

– Живущий-на-Третьем-Небе послал тебя еще и поэтому? – спросил Томас и снова понял, что догадался верно. И заговорил чуть быстрее, видя, как вдруг подобрался «зеленый». – Меня тоже прислали разобраться в том, что происходит. И если понадобится – наказать виновных. Но мне кажется, понять, чего хотят люди, – мало. Надо еще понять, чего хотят боги.

Наверное, он выиграл – или сейчас, или навсегда, потому что Амар сложил руки на коленях и коротко, не вставая со скамеечки, поклонился ему.

– Боги, – сказал, – желают жить в неизменном мире.

– Как и мы, – солгал Томас. – Как и мы.

Записки Томаса Элроя

Все готово. Но чем ближе завтрашний день, тем сильнее… нет, не сомнения – какие уж сомнения после всего, что довелось увидеть? Опасения, я бы назвал это так. Есть тут темные невидимые массы, что окружают фрагмент открытой мне картины. Бог мой, боги! Боги и демоны – во плоти! Пытаюсь представить себе подобное в Британии – воображение отказывает. Волшебные силы и психокинетика? Орды демонов против метателей Стетсона и О'Нила? Но, если я верно истолковываю то, что произошло с Александром Холлом, здешним сверхъестественным сущностям не дано переступить ту завесу, что расступается от слов поэтов и душеводов.

Кое-что, однако, остается неясным. Например, этот перстень – подарок Холлу не то от мастера Гудвина Бладджета не то (по словам самого негоцианта) от покойного полковника Хэвиджа. Или то, как тесно сплелось все: наше с Фицпатриком прибытие сюда, болезнь короля и эти внезапные атаки здешней чертовщины на добрых британцев.

Сэр Артур согласился нас сопровождать: мне показалось даже, что не то с иронией, не то – видя насквозь все мои ухищрения. Нужно быть готовым к любому повороту дел.

И помнить: завтра с нами отправится и Амар. А он преследует собственные цели, быть может, нисколько не совпадающие с нашими. Только бы понять: к добру или к худу.

А вот зачем с нами увязался господин негоциант – для меня совершеннейшая загадка. Уж кто-кто, а Гудвин Бладджет не был замечен в увлечении охотою. Не люблю таких неожиданностей.

Шаги по коридору: наверняка идет мой ирландец, провести последнюю проверку на одержимость. Впрочем, будет завтра перед отъездом на охоту, поскольку ночью здесь может случиться все что угодно.

Что ж, прочь, опасенья! Поднят зверь!

19 июня. Ночь

Тишина была такой, что закладывало уши. Так бывает, когда ныряешь на большую глубину: только кровь шумит в ушах.

Но здесь не было даже этого несмолкаемого гула. Вокруг вставали неясные формы, переливались светом, наплывали и уходили вверх-влево-назад, и он потянулся за ними, оттолкнулся…

Оказалось, что он сидит на полу, камень холоден, словно оконное стекло зимою, а световые волны исходят от раскачивающегося на улице фонаря.

Он встал, огляделся, шагнул к прикроватному столику, подхватил графин. Запрокинул голову. Вода была мерзко-тепловатой, отдающей железом. Но он пил, тщетно пытаясь совладать с жаждой.

Потом послышалось тихое царапанье в дверь. Он оглянулся, непроизвольно потянувшись за оружием.

Что-то было не так.

Оружия не было, а сам он – отчего-то в мундире – стоял на балконе, глядя на скалы, встающие из Альфа. Над скалами медленно выкатывалась луна в три четверти, но тень ложилась не от ночного светила, а к нему. И рядом виднелась тень вторая.

– …таков путь сильных, – произнес глубокий шелковый голос – не понять, женский или мужской. Тембр его очаровывал, хотелось уступить, погрузиться в него, словно в реку. – Человек – сосуд, а мы наполняем его до краев. Так было, и так будет. Но знаешь, в чем загвоздка? Некоторые сосуды меняют самое питье. Дерево, медь, железо, камень – они придают тому, что в них налито, собственный привкус. И кое-кто из нас понял это слишком поздно. А некоторые – поняли, но все равно не могут противиться соблазну.

Томас оглянулся через левое плечо: там, позади, словно сгустилась живая тьма.

Он прикрыл глаза и сглотнул сухим горлом.

– Скажи… – начал и закашлялся, не в силах закончить.

– Скажи, – начал снова, – какова была судьба Таящегося-под-Луной? Того, кто оставил свою душу в камне.

Тьма за плечами колыхнулась с коротким мягким смешком.

– Вижу, ты начал задавать верные вопросы. Поэтому отвечу. Он рискнул и проиграл. А может, проиграли и все мы. Бездушный, он столкнулся с сосудом, чья душа звучит слишком сильно – будто хрусталь бокала. Слишком тесно, слишком сплелись. Налитое вино теперь не выплеснуть, а бокал обрел новые свойства. И у него есть мечта: создать… как вы это называете? Народ обетованный? Выбранный?

– Избранный, – прохрипел он. – Мы говорим: «избранный».

– Да, так точнее. Избранный. И мы не понимаем, чтобы остаться здесь или чтобы увести его туда, откуда вы пришли. А мои братья и сестры приходят и исчезают: один за другим. Думаю, он берет их в плен – как пленил ту, что оказалась во дворце совсем недавно.

– А чего хочешь ты?

– Я? – казалось, тень удивилась – и словно даже сделалась явственней. – Я хочу вернуть все, как было. И, может, вернуться.

19 июня. Утро

– Мертв?!

Томас просто не мог поверить.

– И как же это случилось? Его убили?

– Думается, сэр, что нет. Похоже, несчастный засранец помер во сне. И, подозреваю, это из-за той штуки, что в нем поселилась. Не много, думается, было радости таскать ту дрянь у себя под сердцем, сэр. Или, может, эта мерзость просто решила, что с нее хватит, – и вышла наружу. А у адъютантишки теперь кулак под мышку можно засунуть, не измазавшись в кровь.

– Кто его нашел?

– Лучше, сэр, спросите, кто забрал тело.

– Полагаю, кто-то из людей герцога?

– А вот и нет. Медик Гудвина Бладджета.

– Похоже, торговцы погубят и этот, новый мир, – сказал Томас и принялся натягивать сапоги.

– Вас сопроводить, сэр?

– Полагаю, нет нужды. Лучше присмотри за приготовлениями к охоте, это нынче важнее.

Пока он шагал по коридорам, слуги, чувствуя его настроение, порскали с дороги, что голуби из-под ног.

Бладджета не оказалось у себя. Не оказалось и в подвалах, куда направила Томаса перепуганная горничная. Нашелся мастер негоциант в пристройке под стеной дворца: там имелась комната не то для операций, не то для секций. Нынче на железном столе с желобками по краю лежал под рогожей труп адъютанта полковника Хэвиджа, человека, взнузданного демоном.

Тут же стояли невысокий дерганый человечек в испятнанном фартуке и сам мастер Гудвин Бладджет. Рассматривал нечто в толстостенной стеклянной емкости.

– Что вы себе позволяете?! – рявкнул на него с порога Томас, однако негоцианта нисколько не смутил.

– О, господин Элрой, – сказал тот, улыбаясь на удивление радушно. – Глядите-ка, что обнаружил мой доктор в ранах несчастного Уильяма. Самая что ни на есть божественная сущность – если, конечно, он и вправду стал пристанищем для демона. Позвольте продемонстрировать вам один фокус.

Он нетерпеливо пощелкал пальцами, и доктор вложил ему в руку толстую иглу с вдетым в ушко куском дратвы. Мастер негоциант макнул кончик иглы в изумрудную жидкость в банке, потом подвесил иглу к торчащей над столом железке.

– Смотрите, – сказал и принялся медленно обходить стол, выставив перед собою банку.

Игла неохотно вздрогнула и повернулась ему вслед.

– Каково! – восторженно воскликнул мастер Гудвин и ткнул емкость в руки своему подручному.

– Бладджет… – произнес Томас. Весь запал, вся его ярость испарились.

А негоциант блеснул глазками:

– Господин Элрой! Ну что вы, право. Уверяю вас, Уильям был бы только рад, с его-то преклонением перед наукой. К тому же будем честны: тот Уильям, которого мы оба знали, погиб. То, что оставалось до нынешнего утра, – всего лишь оболочка, кадавр, движимый демонами.

Он сделал паузу, приставив толстый пальчик к кончику носа.

– Послушайте, господин Элрой… Кажется, самое время кое-что вам показать. Прошу.

Он посторонился, махнув рукою в сторону выгороженного под противоположной стеной алькова. Там стояли столик красного дерева и пара низких удобных кресел. Бладджет вынул из настенного шкафчика залитую смолой бутылку, откупорил и плеснул вина в широкие бокалы.

– То, которое так пришлось вам по вкусу.

– Вы что-то хотели мне показать, мастер Бладджет, – напомнил Томас, ожидая, пока отопьет сам негоциант.

– Конечно, господин Элрой, конечно.

Бладджет притянул к себе маленькую шкатулочку из синего «рыбьего глаза», извлек, зацепив пальцем, подвешенную на цепочке серебряную монету.

– Вы слыхали о местном фокусе, который называется «душа камня»? – спросил, а монета закачалась под его ладонью: влево, вправо, влево…

– Нет, – сказал Томас и вдруг понял, что бокал его опустел, что монета лежит на столе (обычный шиллинг с королем-моряком), а негоциант глядит на него внимательно и задумчиво.

Томас неуверенно поднялся, зашагал к выходу. И только в дворцовом коридоре, остановившись у окна и прижав лоб к холодному стеклу, он решился спросить у себя: что же, собственно, только что произошло?

19 июля. Позднее утро

– Я слышал о таком, сэр. Когда местные желают доставить письмо, чье содержание им не хочется доверять письменам, они вызывают колдуна. Вот он-то и устраивает эту самую «душу камня». Погружает посланника в сон наяву. В таком состоянии тот может выучить наизусть сколь угодно длинные вести. Дословно, ничего не перепутав. Когда гонец добирается до цели, тот, к кому он был послан, говорит заранее выбранное слово или фразу, и тогда-то околдованный пересказывает ему известие, слово в слово. А потом приходит в себя и ничего не помнит о произошедшем.

Томас хмыкнул, катнул шиллинг к Фицпатрику.

– Осталось, – проворчал, – понять, к кому теперь меня пошлют.

Они сложили седельные сумы, проверили оружие, запаковали в патронташи те специально снаряженные пули из «живородного серебра».

– Да вы не беспокойтесь, сэр, – сказал вдруг Фицпатрик. – Я за вами прослежу, чтобы чего не вышло.

– Вот этого-то я и опасаюсь.

Бравада, впрочем, показалась нарочитой.

– Ты вот что, – сказал он, отвернувшись от Фицпатрика. – Приглядывай за нашим мастером Гудвином: мало ли, чему он еще обучен. Не хотелось бы закончить день если не в желудке тигра-демона, так с ножом в печени.

Ирландец покачал головою.

– Не думаю, сэр. Не такой наш торговец человечишка, чтобы – кинжалом. Вот яд или оговорить человека письмом – в это я бы запросто поверил. Но чтоб ножом…

– Ну, вино-то я с ним пил из одной бутылки: не думаю, чтобы он сумел меня опоить… На кой черт он вообще напросился на охоту?

Ирландец засопел:

– А если пристрелить его? На охоте всякое бывает. Человек он к стрельбе по зверю не приученный, может и сам под пулю подставиться.

– Полагаю, тебе просто хочется упокоить нашего брата-англичанина, хотя бы одного. Все-то вы, ирландцы, таковы.

– Не стану спорить, – рассудительно произнес Макги и вдруг улыбнулся широко.

19 июня. Полдень

Кажется, такое называется австралийская дуэль, мелькнуло в голове у Томаса.

Видел, как полбу Бладджета ползет крупная капля пота – и как тот не решается дернуть головой, чтобы ее стряхнуть.

Все полетело кувырком вскоре после того, как Томас промазал в хумбала.

Сперва Бладджет с его нервными обвинениями в адрес не пойми кого, а потом…

Потом Амар предупредил, что демон в облике зверя не сбежал, а находится где-то рядом, и Томас решил, что другого шанса уже не будет.

Возможно, это была ошибка. Но свысока произнесенное герцогом: «Уж я-то знаю, поверьте», – было как тычок пятерней в лицо. Томас встал чуть правее от генерал-губернатора Ксанада и медленно проговорил, положив руку на замок штуцера:

– Скажите, сэр, чем они вас прельстили? Чем вообще можно прельстить того, кто имел все?

Сэр Артур замер, потом рассмеялся негромко. Покачал головой, не оборачиваясь к Томасу:

– Вы догадливы, господин Элрой. Способный юноша. Полагаю, заметили монету, верно? А направил вас сюда наверняка сэр Уильям. Как он там? Весь в заботах? Раздумывает над моим посланием?

Томас быстро глянул на Фицпатрика: ирландец был бледен до синевы. Бладджет стоял, хлопая глазами, судорожно цепляясь за ствол и ремень своего оружия.

– Значит, они его получили, но решили… как решили. А может, капитан все перепутал, как оно повелось у военных, – сэр Артур дернул, не поворачиваясь, плечами. – А вообще чудесный план. Потом расскажете, что напал хумбал и вы оказались не в силах спасти героя Британии?

– Я убью вас, – сказал Томас на удивление спокойно.

Сэр Артур наконец-то повернулся к нему: знаменитый горбатый нос и круглые темные глаза делали его похожим на ястреба.

– Когда вы были человеком…

– Я и сейчас человек! – взревел сэр Артур. Томас отшатнулся, а Гудвин Бладджет едва удержался на ногах.

– Я и сейчас человек, – продолжил генерал-губернатор уже тише. – Когда приходишь в волшебный мир – он меняет тебя. Но и ты меняешь мир. Ты. Здесь и сейчас. И создаешь новый народ на новой земле.

– А сыны Израилевы расплодились, и размножились, и возросли, и усилились чрезвычайно, и наполнилась ими земля та, – сказал вдруг Фицпатрик. – Мой папаша тоже любил эту историю.

Сэр Артур смотрел очень серьезно:

– Я думаю, это справедливый обмен: новый народ за новый мир.

– И что потом? – Томас почувствовал, как злость подкатывает к горлу. – Семь казней, десять заповедей, неопалимая купина? Чермное море и падающие стены Иерихона? Впрочем, глупые вопросы. Мы не пустим их – вас! – в наш мир.

Сэр Артур коротко и страшно усмехнулся:

– Глупый юнец! Не я туда стремлюсь. Да и другие – давно уже там. Многие сотни, тысячи. Спроси у мастера Гудвина. Страна Ксанад, полная чудес и удивительных вещей! Клинки, которые нет нужды затачивать! Украшения, что сверкают, не тускнея! Табакерки, пудреницы, заколки, которые никогда не теряются и всегда оказываются под рукой! Чудо из чудес! – рассмеялся он клекочуще.

– Чудеса и удивительные вещи… – повторил Томас, внезапно понимая. Метнулся взглядом к Макги, к вспотевшему Бладджету.

– Не я везу их отсюда, – сказал губернатор Ксанада. – А будь моя воля – не дал бы везти и вовсе. Потому что скоро свиней в Британии может не хватить.

– Как благородно! Вот только в Александре Холле был местный божок – после того как полковник Хэвидж попросил подарить ему кольцо. С камнем, привезенным из Железного леса. Да, господин Бладджет? Я все верно говорю?

– Что? – переспросил сэр Артур с неподдельным удивлением. Повернулся к Бладджету. – Гудвин, что ты такое…

А Бладджет уже держал ружье, направляя его на генерал-губернатора Ксанада.

– Люди, – голос его то и дело срывался, ствол ружья ходил ходуном, – люди отказались от своих богов. В пользу разума, в пользу науки. И остались в абсолютной пустоте. Но люди хотят уподобиться богам. А если хочешь кому-то уподобляться, нужно, чтобы этот второй был на виду.

Томас, взводя ладонью ружейный замок, вскинул штуцер в сторону трясущегося негоцианта. По другую сторону Макги тоже целил пистолетом – в голову герцогу. Даже тихий Амар стоял, держа у бедра изогнутый тонкий клинок. Зеленое лицо было словно обсыпано мукой.

Кажется, такое называется австралийская дуэль, мелькнуло в голове у Томаса.

– Они пришли ко мне и предложили… – бормотал Бладджет. – Сказали, что смогут сделать меня и людей… Что мы станем… Что весь мир… Но пока эта тварь стоит в воротах, ничего не изменится. И теперь мы ее убьем.

И тогда из подлеска поднялся зверь с оранжевыми полосами на шкуре: хумбал, демон, бог в зверином обличье.

Томас впервые увидел его так близко. Увидел – и удивился, поскольку ожидал… Чего-то другого. Тигра, наверное.

Тигром хумбал не был. Короткое мощное тело, сильные передние лапы. Круглая голова, но острые уши. Короткая грива – словно неопрятная борода. Высокие плечи и низкий таз. Небольшой хвост – дюймов, может, в десять. Оранжевая шерсть с черными полосами – но продольными, не поперечными. И жуткие клыки, торчащие за нижнюю челюсть.

Встал из подлеска, распахнул пасть и взревел.

И время припустило, частя и теряя секунды. Все, что случилось потом, так и осталось в памяти Томаса: рывками и обрывками.

Хумбал, все еще рыча, приседает на задние лапы и прыгает – мягко, но стремительно.

Томас пытается развернуть штуцер, но двадцать два дюйма старого доброго «бейкера» непривычно длинны по сравнению с кинетическими метателями, к которым его руки, оказывается, успели привыкнуть. Он ведет стволом – так быстро, как только может, но знает уже, что не успеет.

Гудвин Бладджет с мокрым от пота лицом мечется взглядом от сэра Артура к летящему хумбалу; но ружье держит крепко, щелкает кремнем на курке о полку.

Амар оказывается рядом с герцогом, пинает его в бедро, отталкиваясь навстречу хумбалу: нож он держит обратным хватом у плеча, взлетает над несущейся на сэра Артура тушей демона. Нож опускается, чтобы вонзиться в шею твари.

Герцог отшатывается, и пуля из ружья Бладджета уходит впритирку по его груди, а пуля вторая – Фицпатрик тоже успел спустить курок – прошивает тело между плечом и шеей герцога (воротник наливается красным, и красным брызгает на щеку; красное, думает еще Томас, не ихор). Пуля из пистолета ирландца, пробив сэра Артура, бьет в голову хумбала, куда-то рядом с ухом. Тот дергается, нож Амара мажет, пропарывая шкуру, а сам «зеленый» соскальзывает набок, по черно-рыжему боку зверя – прямо под когтистую лапу.