Текст книги "Тринадцать ящиков Пандоры"

Автор книги: Кир Булычев

Соавторы: Терри Дэвид Джон Пратчетт,Святослав Логинов,Владимир Аренев,Мария Галина,Томаш Колодзейчак,Сергей Легеза,Алекс Шварцман,Рафал Кошик,Ник Средин,Юлия Новакова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 21 страниц)

Юлия Новакова
Заклинатель корабля

Даже в наши просвещенные времена многие верят, что, разбив зеркало, вы обрекаете себя на семь лет невзгод. Но никто не говорит, что произойдет, если вы возьмете разбитое зеркало и склеите осколки. Думаю, нужно будет придумать историю об этом. Или я расскажу вам свою собственную – историю разбитого зеркала.

Я мог бы начать тридцать четыре субъективных года назад, с того момента, когда я был зачат – уже расколотым. Или я могу сразу перенести вас прямо сюда: всматриваться в тьму и размышлять над ее значением. Но это не обычная тьма. В инфракрасном свете она сияет чуточку ярче фона. Вы ошибочно приняли бы ее за чрезвычайно холодного и тусклого коричневого карлика, пока не измерили бы массу, гравитацию и состав. И вот тогда бы вы лицом к лицу столкнулись с проблемой. То, что вы пытаетесь описать, – это черный карлик[8]8
  Напомним читателю, что черные карлики – звезды (т. н. «белые карлики»), остывшие и вследствие этого не излучающие света в видимом диапазоне.


[Закрыть]; остатки старой, давно исчезнувшей звезды. По-настоящему древней. И если вы не пропускали уроки физики, сейчас у вас перехватило бы дух и вы воскликнули бы: «Невероятно!»

Вот только все доказательства перед вами. Невозможное существует, измерения проводились бесчисленное множество раз, и все дали один результат. И теперь вы наблюдаете этот возмутительный объект с расстояния нескольких световых лет. Вам отчаянно хочется изучить его поближе.

И вот тут-то в этой истории появляюсь я, вместе с Джордано Бруно и четырьмя другими давно умершими знаменитыми исследователями космоса.

* * *

– Трудно разглядеть, правда?

Я вздрогнул и резко развернулся в невесомости. Посетитель не только смущал меня пристальным взглядом, но и прервал беззвучный диалог в моей голове. Это был полковник Торрес собственной персоной – в чьих еще устах столь невинное замечание может прозвучать как обвинение?

– Я не пытался его увидеть.

Полковник фыркнул:

– Врешь. Все хотят увидеть его сами, даже если знают, что ничего не разглядят.

Торрес был прав; я действительно пытался на глаз определить местоположение объекта. Однако на таком расстоянии его видимый диаметр будет меньше двух угловых дуги. Много – для любого светящегося или освещенного объекта. Такие можно без усилий заметить с первого взгляда. Но очень мало, если то, что вы пытаетесь разглядеть, – чернее смолы.

Мы преодолели почти пять световых лет, чтобы оказаться рядом с объектом, который даже не в состоянии увидеть.

– Там, – сказал я. – Звезда Ross 1015-В должна быть между теми двумя, прямо на линии взгляда. Можно заметить изогнутую линию света вокруг нее.

Полковник нахмурился.

– Это тебе корабль только что сказала, да?[9]9
  В чешском языке слово «корабль» – женского рода, а у Юлии Новаковой искусственный интеллект корабля воспринимается остальными (и воспринимает себя) как «она».


[Закрыть]

Я не отрицал. Я ждал, что он объяснит причину своего визита, но его лицо оставалось непроницаемым, хотя я хорошо умею считывать эмоции. Рядом со мной он всегда вел себя осторожно.

– У нас проблема с одним из шаттлов. Разберитесь с ней, – сказал Торрес с обычной своей прямотой.

Я последовал за ним через главный отсек, вращающуюся секцию. Чувствовать свой вес было странно. В отличие от большинства людей, мне всегда было комфортнее в невесомости. Но думаю, это самая незначительная из моих странностей.

В коридорах раздавалось необычное жужжание. Казалось, всем, кто уже проснулся, вдруг понадобилось куда-то идти. В основном это были военные, ученых я не заметил. К тому же Торрес упомянул шаттл, хотя никакого вылета в расписании не значилось. Мне следовало разобраться, что же происходит.

«Джордано Бруно» определенно должна знать.

Что тут творится?

Секретная информация, – ответила корабль. В моей голове эти слова прозвучали как извинение.

Я просмотрел недавние сведения. Но в доступных мне данных не было ничего, что могло бы санкционировать запуск шаттла.

Надеюсь, Торрес предоставит объяснение, как только мы доберемся.

Снова приятная невесомость; секция стыковки на оси «Джордано Бруно». Еще больше шума.

– Ближайший, – сказал Торрес. – Он слишком медленно реагирует на настройки навигации; все остальное, кажется, в порядке. Исправь это.

Как будто это так легко и зависит только от меня…

Я пристегнулся, прошептал короткое извинение «Джордано» и оборвал связь с кораблем. Затем потянулся за кабелем «Николая Коперника».

Я почувствовал присутствие чужого разума, как только коннектор коснулся моего интерфейса. И теперь я мог соединиться с этим разумом, сблизиться; видеть, слышать, обонять и ощущать вкус – все, что испытывал сейчас он. Он казался ужасно маленьким и простым по сравнению с обширной сетью разума «Джордано Бруно». Квантовые компьютеры шаттлов были на несколько порядков слабее корабельного. Если «Бруно» был человеком, то «Коперник», «Кеплер», «Браге» и «Галилей» – ящерицами. Идея состояла в том, чтобы назвать суда экспедиции в честь известных астрономов. И только корабль назвали именем того, кто формально астрономом не был.

Там.

Помехи были незначительные, но мешали работе челнока. Что с этим делать, было ясно.

Подтолкни сознание компьютера. Пусть он найдет и изучит помехи. Введи алгоритм решения проблемы. Подожди, пока он сам все пофиксит.

Две неудачные попытки. Затем шаттл позволил мне указать на проблему и решить ее.

Принюхивается. Подступает ближе. «Коперник» внезапно осознал мое присутствие и потянулся исследовать странный разум чужака. Я разорвал связь, прежде чем у него появился такой шанс.

Я вышел из шаттла.

– Готово. Теперь все должно работать.

Полковник Торрес равнодушно кивнул.

Больше ничего. Как будто ждал, что я сейчас уйду.

Но я уходить не собирался.

– Раз уж я его отремонтировал, могу ли я узнать, зачем вам нужен шаттл, да еще с подключенным к сети квантовым компьютером, – и это при том, что я пока – единственный проснувшийся контроллер? Поверьте, шаттлы могут летать и на обычных компьютерах.

– Это не твоя забота, – коротко ответил Торрес. – Свободен, – добавил он, когда я не сдвинулся с места.

Я уходить не собирался.

Торрес наконец потерял терпение.

– Свалишь ты отсюда или нет? Господи, да вы, заклинатели кораблей, – сборище придурков! Одного проснувшегося тут хватает с лихвой! Неудивительно, что вы разговариваете с кораблями – человеческую речь вы же не понимаете!

Я ушел, не сказав ни слова.

Торрес был неправ. Я выбрал эту работу не потому, что плохо понимал людей. Совсем наоборот. Я выбрал эту работу потому, что иногда слишком хорошо понимал людей.

Я хотел спровоцировать его, увидеть, насколько его разозлит мое неповиновение. И реакция полковника превзошла все мои ожидания, даже с учетом его неприязни ко мне.

Происходило что-то масштабное.

* * *

Все мы стали частью чего-то более масштабного, чем способен понять человеческий разум. Началось это с того момента, как телескопы заметили на краю системы Beta Comae Berenices[10]10
  Звезда Бета из созвездия Волосы Вероники, находится на расстоянии тридцати световых лет от Солнечной системы.


[Закрыть], которая была нашим домом в течение последних двухсот лет, небольшую аномалию в траектории движения ближайшего к нам красного карлика Ross 1015. Звезда была настолько тусклой, что никто и не думал тратить на нее обсерваторное время до тех пор, пока мы не отправили часть больших телескопов во внешний пояс для наблюдения за всеми соседними звездами. При власти были сплошь параноики; а прямо под боком у нас находилась колония Чара, хотя не было ни единого доказательства, что они собираются отправить к нам корабли. Но излишняя осторожность еще никого не убивала, в отличие от обратного. Вот так мы и обнаружили массивный черный холодный объект, притягивающий Ross 1015. Доплеровское смещение[11]11
  Как обнаружил австрийский физик Кристиан Доплер, частота и длина волн, излучаемых объектом, меняются, если объект или наблюдатель движутся.


[Закрыть] было настолько велико, что невидимый объект, очевидно, был просто другой звездой. Наконец мы обнаружили Ross 1015-В – вращающимся по эксцентричной орбите вокруг обычного красного карлика и приближающимся к перигелию[12]12
  Перигелий – ближайшая к светилу точка орбиты планеты или иного небесного тела.


[Закрыть] в примерно четырехстах астрономических единицах. Если бы нам тогда не повезло оказаться на прямой линии видимости, могли бы искать до сих пор. Еще так примерно с полвека.

По стандартам межзвездных путешествий «Джордано Бруно» была быстрым кораблем – это означало, что ее средняя скорость составляла около одной десятой от скорости света. Если пренебречь расширением времени, то мы спали более сорока лет. И большая часть экипажа спала до сих пор – и, если бы все шло как надо, никто не стал бы зря их будить. Мы должны были рассмотреть черного карлика – странное явление, которое вообще не должно существовать в нашей вселенной, пока она не состарится этак на триллионы лет. Разбудили только основной военный экипаж и большинство ученых, всего двести человек из шестисот. Ну и был еще я. Единственный человек, постаревший за время рейса, поскольку примерно с год бодрствовал. «Джордано» будила меня несколько раз – всегда, когда подозревала, что у нас возникла проблема, – или, как подозреваю я, когда ей было слишком одиноко.

Никто не собирался создавать квантовые компьютеры разумными, скорее это получилось случайно. Мощный ИИ, который давным-давно списали со счетов компьютерные специалисты, возник в квантовом мире, и нам приходится иметь с ним дело, особенно в космических кораблях, где квантовые вычисления оказались наиболее ценными. Чтобы найти стабильный способ его контролировать, потребовались годы. Большинство людей довольствовались простыми интерфейсами для элементарных, бытовых команд. Тех, кто мог общаться с ИИ напрямую, было очень мало. И хоть большую часть времени в таком контакте не было необходимости, если начинались проблемы, подобные люди становились незаменимы.

Не то чтобы я был против.

Все-таки корабли гораздо более приятные собеседники, чем люди.

Чужие… Едва понятные… Честные. Чистые. Преданные.

Вот из-за того, что «Джордано» преданно следовал приказам полковника о конфиденциальности, мне сейчас приходилось общаться с людьми.

В это время столовая была пуста, если не считать одной-единственной женщины, сидящей над тарелкой с давно остывшей едой. Лакшми Ранганатан была полностью поглощена диаграммами и данными, появляющимися на ее переносном экране. Она была редким исключением – ученый, отказавшаяся от мозговых имплантатов, которые позволяют получать доступ к информации в обход этих старомодных методов. Мало кто с такой инвалидностью смог бы пробиться в мир большой науки. Ранганатан была единственным таким человеком на борту – и в своем деле по-настоящему хороша. А еще она была настолько далека от обычных человеческих разборок, что пренебрегала понятием конфиденциальности просто потому, что не имела о нем ни малейшего понятия.

Во всем остальном она мыслила настолько в духе кораблей, насколько только может человек. Мне она нравилась.

– Доктор Ранганатан, – тихо сказал я. Кажется, она меня не заметила. Я повторил громче. Ответа не последовало.

Я сел перед ней. Она, должно быть, заметила движение, потому что вздрогнула и в панике огляделась.

– Извините, что напугал. Вы, кажется, в первый раз меня не услышали. Не бойтесь, мы друзья, – вы же помните меня, верно?

– Ты Икар Кейли, – сказала она.

Я улыбнулся.

– Да. Это я. Просто хотел спросить, как вы поживаете. Это ведь то, что делают друзья. Вы в последнее время не узнали чего-нибудь интересного?

– Чего-нибудь интересного?

– Чего-то неожиданного о черном карлике, странном излучении, новом объекте…

– Да, – перебила она. – Новый объект. Вчера обнаружили карликовую планету, которая вращается вокруг Ross 1015-В. Большая полуось около 20 астрономических единиц, небольшой эксцентриситет, диаметр… – Она перечисляла параметры просто по своей феноменальной памяти.

Значит, планета. И Торрес, вероятно, отправил туда десант, поскольку не хочет полагаться только на автоматизированные зонды. Я должен был знать. Я, черт побери, больше всех годился на роль пилота – если может быть пилот на корабле, который в пилотах не нуждается. Возможно, Торрес и был командиром, но я-то был оператором корабля – или заклинателем, как часто называли подобных мне. Я должен был знать обо всем, что хоть как-то способно повлиять на корабль, в идеале – о каждом нюансе этой миссии. Я подозревал, что полковник скрыл эту информацию от меня не для того, чтобы я не узнал, – он наверняка понимал, что рано или поздно я докопаюсь до правды. И промолчал просто из принципа.

Для Франческо Торреса я был почти что врагом.

* * *

Глядя во тьму, я представлял себе, как мог возникнуть черный карлик.

Я слышал, что ученые говорят об альтернативных вселенных, невероятно древних или с немного отличающимися фундаментальными константами, и о том, как они могут проникнуть сквозь барьер, отделяющий их от нашей вселенной, о капсулах пространства с ускоренным ходом времени, о сферах Дайсона[13]13
  Сфера Дайсона – предложенный американским физиком-теоретиком Фрименом Дайсоном гипотетический астроинженерный проект: относительно тонкая сферическая оболочка, которую теоретически способна создать высокоразвитая цивилизация вокруг той или иной звезды для того, чтобы с максимальной пользой использовать энергию такой звезды.


[Закрыть] с чудовищным количеством вытекающего охлажденного газа… Мне лично больше всего понравился вариант, который любой эксперт назвал бы невозможным: локальные различия в термодинамике. Охлаждение белого карлика является чисто термодинамическим процессом, общим рассеиванием тепла; нет необходимости переписывать то, что мы знаем о звездной эволюции. Но что, если законы термодинамики не универсальны… Представьте себе последствия! Что, если циклы Пуанкаре, которые обычно по длительности превышают возраст нашей вселенной, могли бы проявляться локально и имели бы гораздо более краткий период?[14]14
  Период цикла Пуанкаре – время, за которое изолированная механическая система возвращается к начальному состоянию. Чем больше в системе частиц, тем больше длительность цикла. При ста тысячах частиц время цикла превышает время существования нашей вселенной. (Прим. физика С. В. Пальцуна).


[Закрыть]

Это невозможно. Но я все равно любил эту теорию. И даже после одиннадцати месяцев нашего здесь пребывания вопросы появлялись один за другим.

Все это делало человеческие ссоры такими мизерными и несущественными. Что значит наша мелочная вражда перед лицом такой тайны? Кто мы сами, если то, за чем мы наблюдаем, не естественное явление, а порождение иной цивилизации, уровень развития которой выходит за пределы нашего понимания?

Однако я не был настолько наивным, чтобы думать, будто все смотрели на черного карлика с такими же радостью, трепетом и увлечением.

Взять, к примеру, Ранганатан: следует отдать должное ее гениальности, но ведь она напрочь лишена воображения. Ранганатан следует протоколам, которые она понимает интуитивно, астрофизика дается ей так же легко, как дыхание. Она осознает требующую решения проблему. Но ведь не представляет, что означает это открытие для человечества. Для нее это просто еще одно уравнение.

И это еще не худший вариант. Ранганатан – хороший человек, хоть и не совсем похожа на обычных людей.

Или, к примеру, Торрес. Он видит потенциальное оружие, ничего больше. Он наделен воображением – достаточным, чтобы представить себе, как мы инкапсулируем систему Чары и ускорим время, превратив всю их цивилизацию в пыль за считанные наносекунды с точки зрения нашего временного потока. Или чтобы представить, как он, если подвернется такая возможность, попросту вышвырнет их в необитаемую вселенную.

* * *

«Джордано Бруно» переживала кошмар.

Она поймала меня, когда я шел в ванную. Виски пронзило резкой болью. Я едва успел схватиться за ручку двери, прежде чем перед глазами заплясали черные пятна и я упал на пол.

– Прекрати, – закричал я, – прекрати! Ты убьешь меня!

Я кое-как собрался с силами и коснулся «Джордано», пытаясь ее успокоить. Без толку; боль не утихала и пронзала уже все тело, я чувствовал горечь на языке и резкий запах, вызывавший рвоту, слышал оглушительную какофонию, чувствовал, как острые иглы вонзаются мне в кожу. Только зрительный канал оставался недоступным. Всепоглощающая тьма.

Мне удалось коснуться главной сенсорной системы «Джордано», и я попытался добраться до ее кошмара. У людей сны рождаются в стволе головного мозга, выплескиваясь в лимбическую систему и кору. Корабли же вообще не спят. Тем не менее они могут переживать сновидения, если, конечно, этот ни разу не биологический процесс можно назвать сном. Обычно это явление зарождается в банках памяти и пробирается в сознание компьютера через сенсорную систему.

Я нашел его. Большой поток данных, провоцирующий целые пакеты странных реакций.

Корабли не чувствуют боли. Но это не означает, что определенные данные не причиняют им… дискомфорт.

Наплевав на свою боль, я заставил себя отследить поток до самого источника.

Но это не был ни один из банков памяти.

Это был настоящий сигнал. Внешний сигнал.

Что-то пытается… связаться с кораблем?!

Меня охватил ужас. Я лихорадочно искал способ оборвать сигнал. Словно издалека, я различил в этой какофонии отчетливый крик. Мне потребовалось несколько секунд, чтобы понять: это я сам. Боль… звуки…

Вдруг все прекратилось. Все ужасные ощущения исчезли. Зрение постепенно возвращалось ко мне.

Тело болело, но, кажется, работало нормально. Я попытался медленно встать. Оказалось, я лежал в луже мочи. Ну, по крайней мере, не блевал.

В голове раздался тревожный голос «Джордано Бруно»:

– Ты в порядке?

Я был в порядке, – по крайней мере, мне так казалось. Намного важнее сейчас было понять, в порядке ли корабль.

Она утверждала, что с ней все хорошо, но позволила мне внимательно изучить ее разум. Я не нашел ничего настораживающего и с облегчением выдохнул, нежно погладив корабль.

Сигнал оборвался, не добившись своей цели, какой бы она ни была. Бьюсь об заклад, никто, кроме меня, ничего не заметил. Даже если бы сигнал причинил нам вред, у корабля было столько предохранителей, что нанесение повреждений, несовместимых с дальнейшим ее и нашим существованием, было на грани невозможного.

Однако, осознавая то, что мы прибыли сюда из-за объекта, само существование которого невозможно, я не слишком-то расслаблялся.

* * *

Я должен был сообщить полковнику Торресу об этом странном сигнале, но я чувствовал себя слишком вымотанным и слабым. Я долго сидел в ванной, израсходовав свои водные запасы на несколько недель вперед, а после того, как вылез и надел чистую одежду, отправился на смотровую площадку. Невесомость была сродни целительному бальзаму для тела, а окружающая тьма – для сознания.

И я, конечно, не ожидал, что полковник Торрес, у которого наверняка было полно важных дел и мест для посещения, появится там через несколько минут.

– Икар, – кивнул он мне. – Выглядишь больным.

Он знал.

Я видел свое отражение в толстом стекле: мои щеки стали бледными, я сутулился.

Торрес знал, что случилось с «Джордано», я был в этом уверен. А я редко ошибаюсь в людях.

Стало быть, он знал и то, что я не сообщил ему об этом сразу и таким образом нарушил протокол.

Пару секунд мы молча смотрели друг на друга. Я понял, что он не заговорит первым.

– Что это сейчас было? – спросил я.

– Ты о чем?

Мое терпение лопнуло:

– Не притворяйтесь, будто не знаете! Вы позволили, чтобы с кораблем что-то случилось!

С его лица исчезло невинное выражение:

– Ты ни о чем не докладывал.

– Идите к черту со своими докладами! Вы знали! Это могло убить меня!

Молчание Торреса было более чем красноречивым.

– Вы сделали это специально? – тихо спросил я.

– Нет.

– Тогда в чем дело?

– Это секретно.

– Чушь собачья! Вы подвергли опасности весь корабль, всех нас! Я имею право знать.

Глаза полковника сузились.

– Думаешь, можешь рассказывать о своих правах, ты, кусок дерьма? Не был бы ты нужен кораблю, хрен бы вообще попал на борт! Мерзость!

Вот он наконец и высказал то, что думал обо мне все это время.

Мерзость.

Торрес не был религиозным, но именно это слово приходило ему на ум, когда он думал о таких, как я. Отвращение и гнев читались в выражении его лица и в позе, но он быстро взял себя в руки. Я хорошо умел ставить себя на место других людей. Мерзость, да.

Человек, склеенный из осколков. Рожденный с дисфункцией зеркальных нейронов, я постепенно превращался в почти нормального благодаря NGF и искусственному потенцированию ряда проводящих путей[15]15
  Напомним читателю, что зеркальные нейроны – тип нервных клеток, открытых относительно недавно, в 90-х годах XX века. Такие нейроны возбуждаются при выполнении определенного действия или же при наблюдении за таковым действием. Считается, что они помогают детенышам быстрее адаптироваться, отзеркаливая то или иное поведение старших особей. Они же, возможно, связаны с эмпатией, пониманием других людей и т. д. Не исключено, что нарушение функции таких нейронов приводит к ряду психических заболеваний, в частности к аутизму.
  NGF – один из нейротрофинов, то бишь секретируемых белков, которые поддерживают жизнеспособность нейронов и стимулируют их активность, он же является для них фактором роста.


[Закрыть]. Это хорошо сработало. Даже слишком хорошо. Мне всегда хотелось меньше сопереживать другим людям. Мне не нравилось то, что я видел в них.

А людям наподобие Торреса не нравилось то, что они видели во мне. По их меркам, я был сродни врагам. Сродни людям из системы Чара – ближайшей космической колонии к той, откуда мы прибыли на Beta Comae Berenices; людям из колонии, которые, по примеру землян, начали творить со своими нейронными цепями такое, чего Торрес даже представить не мог. В том опасном месте человек мог обзавестись звериным чутьем, биологически улучшенной памятью или чем-то еще, совершенно иным и новым. В отличие от нас, они постоянно менялись, были текучими. Ни одной устойчивой черты, которую можно было бы описать. Неудивительно, что мы так боялись их появления. У нас не было бы ни шанса.

В лучшем настроении я бы высмеял Торреса. Я-то сам недалеко ушел от тех древних обитателей нашей общей колыбели жизни. Я был жестким. Посаженный на цепь собственной эмпатии – искусственно стимулированной, нетипичной, но неизменной.

– Меня не волнует, что вы думаете обо мне, – наконец сказал я, – но никогда больше не делайте ничего подобного с кораблем. Не смейте.

Как я и ожидал, Торрес не пошел за мной к выходу со смотровой площадки.

Он выяснил все, что хотел. Что бы он ни пытался сделать, это сработало.

И, вопреки моим словам, он наверняка сделает это снова.

* * *

Тебе стоит пойти в столовую, – сказала мне корабль следующим утром. Я почувствовал настойчивость в ее словах, но торопиться не стал.

Зачем? Я не хочу никого видеть.

Иди, – настаивала она. – Это важно. Сядь рядом со своим другом Лакшми. Спроси ее об успехах.

Я почувствовал внутри холодок. В наших предыдущих разговорах «Джордано Бруно» почти всегда игнорировала существование других людей. Она принимала приказы от них, соблюдала протокол приоритета доступа, который у некоторых членов экипажа был выше, чем у меня, но никогда не говорила со мной о других людях.

Это то, что сделал Торрес? Или я просто становлюсь параноиком?

Я пошел туда.

Завтракали около двух десятков человек, но Лакшми сидела одна. На этот раз она заметила, когда я заговорил с ней. Я понял, что на самом деле я с ней не разговаривал уже несколько месяцев – с того самого момента, когда она рассказала про найденную планету. Однако такое невнимание с моей стороны, кажется, ее не задевало. Даже если бы Ранганатан понимала смысл слова «друзья», сомневаюсь, что она хотела бы таковых иметь.

Направить разговор в нужное мне русло оказалось нетрудно. Ни о чем, кроме работы, она и говорить-то не могла.

Ранганатан поделилась со мной данными наблюдений, и хоть я ничего в них не смыслил, «Джордано» время от времени разъясняла мне то и это. Не сказать, чтобы что-то выглядело необычным, – если, конечно, то, что мы были на орбите черного карлика, вообще позволяло говорить об «обычном».

– Ну… звучит вдохновляюще! Что-то из этого стало прорывом?

– Не в моей сфере.

Я напрягся.

– Значит, в чьей-то другой…

– Я мало в этом смыслю. Команда, высадившаяся на Вb, сообщила какие-то новости.

– Какие новости?

– Они нашли что-то на планете. Это все, что я знаю. Я думаю, – она помолчала, – думаю, я не должна об этом знать, не так ли? Но я бы очень хотела. Это может быть связано с моей работой. Но я не знаю.

– В любом случае спасибо, – прошептал я. – Удачи. Надеюсь, вы это узнаете, если понадобится.

На ее лице промелькнуло что-то похожее на улыбку.

– Ты добр. Спасибо.

«Джордано», наверное, знала все это, но для меня информация была засекречена. Корабль пыталась сообщить мне о ней в обход уровня конфиденциальности. Раньше такого не случалось. Она не должна быть даже способной на такое. Если Торрес узнает…

Я слышал истории о неисправных кораблях, которые заканчивали лоботомизацией: их память перемещали и стирали из квантового компьютера, который, лишив большинства комплектующих, сбрасывали к оригинальным настройкам. Я не позволю, чтобы это случилось с «Джордано Бруно», которая стала моим ближайшим другом, – не позволю, если только смогу.

* * *

В тот вечер полковник Торрес пришел ко мне в каюту. Я приготовился защищать «Джордано» или Лакшми и принять на себя вину за все, что смогу, но как только я увидел его лицо, стало ясно: он явился не из-за нарушения правил безопасности.

– Я хочу поговорить с вами о вчерашнем. Извините за то, что я сказал вам на смотровой площадке.

Его извинения, хоть и были произнесены совершенно апатичным тоном, потрясли меня. Я этого не ожидал.

Должно быть, для чего-то я ему понадобился.

Я действительно должен все ему рассказать? – спросил я своего единственного друга.

Да. Не бойся, опиши, что именно произошло.

Так я и сделал.

И потом, к моему удивлению, Торрес тоже все мне рассказал. О том, как они обнаружили планету Ross 1015-ВЬ и как он отправил туда десант. Как планетологи поняли, что с объектом что-то не в порядке, как обратили внимание на странные данные спектроскопии – химические вещества на поверхности, которых не должно было там быть, если только они откуда-то туда не поступали; как они определили центр аномалии и просверлили смесь льда с горной породой и как наконец после нескольких месяцев напряженной работы нашли некое устройство.

И вот тогда-то что-то странное начало происходить с «Галилео Галилеем» и «Николаем Коперником» на поверхности ВЬ. Им не был нужен заклинатель, чтобы понять, что квантовые компьютеры способны общаться с этим устройством. Они начали серию экспериментов и узнали о нем больше. Они все еще были безумно далеки от того, чтобы действительно понимать это, и еще дальше от того, чтобы перепрограммировать его. По словам Торреса, это была огромная структура, которая проникала глубоко в планетарное тело, и никто не мог сказать точно, можно ли ее полностью обнажить. Но с помощью «Галилея» и «Браге» они наконец осмелились и попытались это устройство использовать.

Они ухитрились выстрелить с поверхности планеты несколькими небольшими камнями и в космосе сумели сформировать вокруг них многообразие, а после ускорить там ход времени. Дальнейшие измерения показали, что после этого камни состарились на двадцать миллиардов лет.

Позже эксперимент был проведен с использованием многообразий покрупнее, для чего пришлось подключить вычислительную мощь «Браге» и «Кеплера». И это сработало.

С шаттлами ничего не случилось. Поэтому они и решились задействовать космический корабль. В конце концов, в случае чрезвычайной ситуации он может функционировать и без своего квантового компьютера…

Так вот чем был этот кошмар, этот ужасный сигнал. Они провели эксперимент на крупном астероиде – и тоже удачно. Согласно их подсчетам, мощности одного космического корабля хватило бы, чтобы воздействовать на планету земного типа. А с флотом кораблей можно инкапсулировать всю звездную систему…

Наверное, ужас, который я испытал, как-то отразился на моем лице, потому что Торрес фыркнул и презрительно взглянул на меня:

– В чем дело-то? Вы должны быть довольны. Вашему любимому кораблю ничего не угрожает. И в следующий раз будете знать, что именно происходит. Вы же этого хотели, нет? Сами не подставитесь под сигнал и попытаетесь… не знаю, как-то успокоить корабль или… что вы там делаете. Это может помочь с результатами.

– Нет, это было слишком просто! – воскликнул я. – Неужели не понимаете?

Торрес смотрел на меня пристально и с яростью.

Мы всего год здесь, а уже сумели открыть секрет создания многообразия пространства с ускоренным течением времени. Нам посчастливилось найти чужое устройство, которое наш корабль способен понять…

Я видел один-единственный сценарий, в котором это событие было далеко не самым невероятным во всей прошлой и будущей истории человечества.

* * *

Вы – продвинутая космическая цивилизация. Но вы боитесь, что опасный соперник уже направляется к вам.

Поэтому вы готовите ловушку.

Заманиваете их к себе тайной, перед которой не сможет устоять ни одно любознательное разумное существо.

Даете им подсказки, но не даете решений. Ведь они могут что-то заподозрить.

Позволяете им получать желанную награду постепенно.

Позволяете насладиться триумфом.

Позволяете использовать новообретенные знания.

Позволяете им самим вывести себя из игры.

* * *

Как Торрес и его люди могли не понимать этого?

И тогда мне стало ясно, что он тоже это понимал, конечно, понимал. Он был упрямый, но не глупый. Этот сценарий, как и тысяча других, много худших, тоже промелькнул у него в голове. И он отбросил их все, следуя одной цели: заполучить оружие против Чары, а однажды, возможно, и против Земли. Он пошел на осознанный риск.

Я рассказал ему об этом, и он посмеялся надо мной.

– Оружие есть у нас, не у Чары. И эти мерзавцы никогда не отступятся. Вы думаете, может случиться катастрофа, которая погубит всех нас? Конечно, может! Именно поэтому мы здесь. Мы отправили все данные на нашу планету, прежде чем начали эксперименты. По-вашему, мы идиоты? Это могло убить нас. Но плевать. Мы – расходный материал. Знания – нет.

Мне стало не по себе. Он действительно хотел применить эту штуку…

Забудьте про все возможные инопланетные ловушки. Я способен и ошибаться на сей счет. Но даже если это не причинило бы никакого вреда, кроме контролируемого, – нацеленное нами с хирургической точностью оружие…

Я попытался это представить. Целая система инкапсулирована. В одно мгновение ока превращена в выжженные камни, вращающиеся вокруг нового черного карлика. И это был лучший вариант. Люди могли никогда не выбраться наружу, лишь жить внутри миллиарды лет, пока позволяла бы их звезда. Если бы мы первыми испытали это оружие на колонизированной планете, мы бы отрезали ее от звезды, медленно убивая всех, погружая их цивилизацию в самый ужасный и безнадежный хаос, который только можно себе представить.

Я едва заметил, когда Торрес ушел. Кровь шумела у меня в висках.

Какие чудеса дарует нам это устройство, если мы научимся им управлять… Упростит ли космические путешествия? Насколько широк радиус его воздействия? Способно ли оно инкапсулировать себя? Знает ли корабль ответ на какой-то из этих вопросов или разбирается во всем этом так же плохо, как мы?

Но военное применение устройства казалось неизбежным. Время чудес наступит позже… если вообще наступит. У Торреса ужасно ограниченное воображение – но ровно такое же и у большинства тех, от кого зависит решение.

«Мы – расходный материал», – его слова все еще звучали у меня в ушах. Внезапно я понял, что надо делать. Если только получится.

Я попытался объяснить это «Джордано», радуясь, что мне не нужно говорить вслух, потому что голос мой сейчас наверняка бы дрожал. Я боялся, что корабль не поймет – в конце концов, она была искусственным интеллектом, – способна ли она вообще представить себе последствия всего этого для нас?

Но она согласилась без колебаний. Она считала, что это возможно, и готова была сделать это, если только представится шанс. Она хотела это сделать. Она размышляла над этим с тех пор, как узнала об устройстве: планировала, как расширить мой доступ и даже передать мне право аварийной команды.

Я мысленно погладил корабль – нежно, но очень грустно. И поблагодарил ее за это решение. «Джордано Бруно» была права, и настоящий Джордано Бруно тоже был прав. И он не боялся сообщить всем правду.