Текст книги "Самый обычный день. 86 рассказов"

Автор книги: Ким Мунзо

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 32 страниц)

Голод и жажда справедливости

То обстоятельство, что Робину Гуду довелось родиться в лоне аристократической семьи, не мешает ему глубоко ненавидеть социальную несправедливость. С самого детства он возмущался, видя, как богатые купаются в роскоши, в то время как бедные страдают от нищеты. Сей контраст, к которому с полным безразличием относятся все его родственники, вызывает у Робина Гуда протест.

Он уверен в том, что власть всегда становится на сторону имущих, но не умеет сидеть сложа руки и бесстрастно наблюдать за картиной деградации общества, а потому в один прекрасный день решает навести в этом деле порядок и выбирает самую богатую из всех богатых семей графства. Ему нет никакой нужды выяснять их распорядок дня, чтобы привести свой план в действие. Он прекрасно знает, чем они обычно занимаются, куда и когда ездят и в какое время их можно застать врасплох, а потому сразу намечает день операции. Правда, ему надо будет одеться соответственно обстоятельствам. Нельзя же надеть свой обычный костюм – его немедленно все узнают. Из сундука на чердаке Робин достает черную шелковую маску и охотничью шляпу с серым узким пером, которую ему привез из Тироля его дядюшка Ричард. Он берет лук, колчан со стрелами и садится на своего лучшего коня.

Робин Гуд видит издали освещенные окна замка, слышит музыку, которая льется из окон. Как он и предполагал, праздник в полном разгаре. Чудесно. Таким образом, он застанет врасплох всех сразу, и добыча будет большой, потому что ему удастся ограбить не только хозяев, но и гостей. Всадник вихрем врывается в дом, не заботясь о том, что конские подковы пачкают бархатные малиновые ковры. Там собрались все сливки общества: не только амфитрионы (самые богатые из всех богачей, владельцы замка – главная цель его набега), но и их друзья – маркизы, графы, герцоги. Они, возможно, не так богаты, как хозяева замка, но в любом случае их состояния огромны по сравнению с достатком среднестатистического жителя страны.

Урожай превосходит его ожидания. Робин Гуд отбирает у них диадемы (серебряные, золотые и с инкрустациями из драгоценных камней), кольца (среди нет ни одного простенького – все широкие, словно звенья цепей), серьги (среди них попадаются тяжелые и длинные – до самых плеч), браслеты (в том числе один платиновый), заколки для волос (самого разного качества). Он укладывает в мешок все деньги, которые гости имели при себе, и заставляет хозяев замка (самых богатых из всех богачей графства) открыть сейф и отдать ему все его содержимое. В тот же мешок Робин Гуд складывает канделябры и серебряный сервиз. В синюю бархатную сумку он кладет самую разную снедь, которую обнаруживает в кладовке (сколько же существует всяких яств, которые бедняки никогда в жизни не пробовали!). Потом он пускает коня в галоп и исчезает в ночи, не узнанный никем из присутствующих. Самые богатые из богачей и их друзья-аристократы, возбужденные происшествием (которое нарушило однообразие их жизни), решают, что на следующий день пошлют пажей к своим друзьям, которых в ту ночь не было с ними на празднике. Надо рассказать им новость: какой-то незнакомец в маске ограбил их и увез все драгоценности и деньги. И чтобы не упустить ни одной подробности, они пригласят их в замок и устроят там оргию.

Робин Гуд скачет через лес с запада на восток; ему ясна его цель. На протяжении нескольких недель он выбирал среди всех обитателей Шервуда самую бедную семью. Они живут в жалкой лачуге рядом с огромной свалкой. Несчастные бедняки издали замечают всадника и прячутся. Каждый раз, когда кто-нибудь приближался к их жилищу, он хотел отнять у них что-то из их жалкого имущества. Иногда сюда наведывались воры в масках и майках в черную и белую полоску, иногда это были сборщики налогов в клетчатых пиджаках и галстуках, а порой заглядывали какие-то господа в поисках свежего мясца для своих вечеринок. Робин Гуд стучит в дверь и просит, чтобы ему открыли: он пришел к ним с миром. Бедняки не откликаются. Робин Гуд настаивает: «Откройте, я принес вам то, что отнял у богатеев!» Хозяева лачуги не верят. Ему приходится выбить дверь. Бедняки сбились в кучу в углу единственной комнаты (которая служит им одновременно прихожей, столовой, кухней и спальней) и, дрожа, просят пощады. Робин Гуд объясняет, что им нечего его бояться, и повторяет, что пришел отдать им все, что отнял у богатеев. Именно такова его цель: красть у богатых, чтобы отдавать бедным. Ему приходится повторить свои слова несколько раз, потому что сначала несчастные его не понимают. Они переглядываются между собой и рассматривают его с недоверием. Робин Гуд втолковывает им все еще раз. Он гордится своим особым пониманием справедливости. Некоторые называют это «вершить правосудие по своему усмотрению». Однако имейте в виду, что он поступает так не ради собственной выгоды, а во благо других людей. Робин крадет у богатых (что совершенно очевидно является преступлением, ибо наличие у человека большого состояния отнюдь не дает другим права покушаться на незыблемые – по крайней мере, в условиях рыночной экономики – права частной собственности), но не оставляет себе награбленного, как сделал бы обычный воришка, а отдает все неимущим, не оставляя себе ни гроша. Он ворует, чтобы отдать все беднякам, и сей благородный поступок – в этом он ничуть не сомневается – в глазах Господа искупает его вину за содеянное преступление. Цель оправдывает средства? По мнению Робина, это безусловно так. Ради этого он борется против шерифа, властей и землевладельцев, как светских, так и церковных. Именно поэтому он старается обращаться изысканно вежливо с женщинами, бедняками и простолюдинами.

Однако средства, полученные при первой вылазке, быстро улетучиваются. Такая большая и бедная семья, как та, которую выбрал Робин Гуд, голодавшая на протяжении веков, растрачивает с огромной скоростью все припасы, крупные купюры и мелочь, спускает за бесценок на черном рынке канделябры, серьги и серебряную посуду. Бедняки остаются бедняками, а богачи очень скоро покупают себе новые канделябры, новые серебряные сервизы, новые серьги и новые кольца. Возможно, бедные немного утолили свой голод, а богатые потеряли на этом немного денег, но их по-прежнему разделяет пропасть.

Робин Гуд снова достает черную шелковую маску и шляпу с пером. Он вскакивает на своего коня, мчится по извилистым тропинкам, которые образуют лабиринт в лесной чаще, и подъезжает снова к замку самых богатых богачей, где на этот раз в разгаре бал дебютанток. Богачи удивлены: «Неужели опять?». Они уже не находят ситуацию такой пикантной, как в первый раз. Один из гостей даже жалуется: «Что же, теперь это стало доброй традицией?». Робин Гуд забирает у них серьги (с изумрудами и жемчугом), диадемы (среди них попадается одна греческая – из Эмпуриеса[62]62
  Греческое и римское поселение на севере Каталонии.


[Закрыть], которая передавалась от матери к дочери на протяжении нескольких веков), кольца (золотые, с рубинами, с лазуритом), браслеты, пряжки (одну из них – из слоновой кости – Робин Гуд находит необыкновенно изящной) и жемчужное ожерелье. Одна из женщин жалуется на то, что серьги, которые разбойник собирается с нее снять, она купила взамен тех, которые он у нее забрал в прошлый раз. Потеря ей будет особенно досадна, потому что она с большим трудом нашла точно такие же. Бедняжка пытается убедить его, что причины, по которым она просит снисхождения, являются уважительными: если он снова отнимет у нее эти серьги, то ей больше не найти таких же, потому что в прошлый раз она купила в магазине последнюю пару. Но Робин Гуд и не думает ее слушать, он безжалостно срывает с женщины серьги и кидает их в мешок со всем остальным добром. На сей раз не хватает нескольких канделябров. Робин Гуд удивлен и спрашивает, как могло такое случиться. «Мы просто еще не успели их купить», – извиняется хозяин дома. Чтобы восполнить потерю, Робин Гуд забирает у них постельное белье, картину Пуссена «Вакханалия», которая висела на стене в гостиной, и комод в стиле Ричарда II. Наполнив мешок доверху, Робин Гуд пересекает лес, двигаясь все время на восток, и подъезжает к дому бедняков, которые встречают его со слезами на глазах и с распростертыми объятиями. «Наконец-то, – говорит ему отец семейства, – а то мы уж совсем готовы были по миру пойти».

В следующий раз Робин Гуд обнаруживает, что богачи уже не встречают его так благосклонно, как раньше. Пока он запихивает в мешок деньги (только одна неосторожная женщина осмелилась прийти в гости с драгоценностями: на ней серебряная заколка с двумя рубинами), ковры (три персидских и один из Туркменистана), трюмо и две кровати, раздаются недовольные голоса. Один герцог даже пытается оказать ему сопротивление, но Робин Гуд пинком выводит его из строя. Остальные визжат от ужаса. Всадник пришпоривает коня и исчезает в лесной чаще. Бедняки встречают его с большой радостью, однако, когда они видят, что он им привез, находится один, который потихоньку ворчит, что добыча на этот раз не такая большая, как раньше.

Наряду с жаждой справедливости другой добродетелью Робина Гуда является постоянство. Он методично повторяет свои набеги и постепенно вывозит из замка всю посуду, подушки, диваны, столы и кресла. За ними следуют книги, этажерки, подставка для зонтов и рыцарские доспехи (полный набор: бацинет, забрало, подшлемник, подбородник, горжет, наплечники, панцирь, налокотники, латная юбка, латные перчатки, кольчуга, кольчатые чулки, наколенники, наголенники, башмаки, круглый щит и меч). Потом он снимает со стены прямоугольный герб: на нем щит – четырехугольный с заострением внизу французского типа; в лазоревом поле золотое дерево с опирающимися на него двумя вздыбленными львами, по краю золотая кайма с семью червлеными крестами, четыре из них расположены попарно, а последние три отдельно; навершием является шлем с опущенным забралом, стоящий прямо, с иссеченным лазурным и серебряным наметом, и из этого шлема поднимается червленый вымпел. Робин Гуд уносит оставшиеся кровати, диван и плиту. Потом он демонтирует шкафы, собирает по всему замку письменные столы, буфеты, столики-консоли, двухъярусные кровати, витрины, корзинки для мусора, торшеры, пуфы, детские игрушки, рукомойники, вешалки для полотенец, тазы, ванны, биде, напольные весы, аптечки, занавески для душа, карнизы для занавесок для душа, факелы, лучины, табуреты, шторы, бутылки (с виски, коньяком и вином), камины.

Однажды, много времени спустя, наступает день, когда богачи, одетые в жалкие отрепья, становятся на колени перед Робином Гудом и обращаются к нему с мольбой в голосах:

– Господин Робин Гуд, мы не сомневаемся в вашей доброте, благородстве вашего духа и вашей легендарной щедрости. Мы знаем, что ваши поступки продиктованы желанием добра, что вы хотели восстановить справедливость и компенсировать социальное неравенство, которое увековечивается наследственным правом. Однако взгляните: ситуация теперь в корне изменилась – у нас остались только эти голые стены. Мы вынуждены спать на земле, потому что вы унесли даже наши кровати. У нас нет ни простыней, чтобы укрыться от холода, ни кастрюлек, чтобы согреть воду и обмануть таким образом голод. Господин Робин Гуд, что еще вы хотите у нас отобрать? Взять вам больше нечего: у нас остались только эти стены, потому что вы унесли даже черепицу с крыши.

Робин Гуд открывает рот от удивления. Ему достаточно одного взгляда на здание, которое сравнительно недавно было великолепным замком, дабы понять, что они говорят правду. Со стен исчезли гобелены, комнаты пусты, и бывшие богачи спят по углам, укрываясь от дождя, который проникает через щели между балками, на которых раньше крепилась черепичная кровля. Прежние богачи теперь, собственно говоря, таковыми не являются. Совершенно очевидно, что они сейчас куда беднее бывших бедняков, которые ныне страшно разбогатели. С одной стороны, это произошло благодаря дорогим подаркам, которые дарил им Робин Гуд, а с другой – благодаря успешной политике инвестиций, приумножившей их состояние. Но Робин Гуд, щедрый, настойчивый и упорный, продолжал все это время грабить богатых, которые давно уже превратились в совершеннейших бедняков, и отдавать свою добычу беднякам, уже давно превратившимся в явных богатеев. Его неумеренная щедрость изменила положение вещей до такой степени, что теперь (у него только сейчас открылись глаза) богачи живут в нищете, а бедняки купаются в роскоши и сорят деньгами. На месте их старой лачуги теперь стоят коттеджи с бассейнами, саунами и последними достижениями домотики. Вот уже много лет в замке не проходит ни одного праздника, и, напротив, в коттеджном поселке бывших бедняков почти каждую неделю устраивают если и не оргии, то вечеринки с барбекю. Как же он раньше ничего не замечал? Робин Гуд смотрит новыми глазами на богачей, которых до последнего времени считал эксплуататорами, и одновременно представляет себе все экономические махинации, проводимые теми, кого он еще несколько секунд тому назад считал бедняками. Его охватывает гнев. С самого раннего детства он испытывал негодование, взирая на то, как богатые купаются в изобилии, в то время как бедняки страдают от нищеты. Он поправляет черную шелковую маску, надвигает на брови охотничью шляпу с серым узким пером, которую ему привез из Тироля его дядюшка Ричард. Потом Робин Гуд натягивает узду своего коня, поворачивает его к востоку и поводом изо всех сил хлещет животное по хребту.

3Самый обычный день

Вот уже целый час неисправимый лгун сидит на балконе и греется на солнышке. Это необычайно приятное ощущение после холодной зимы, но через некоторое время от избытка солнца у него начинает кружиться голова; он прикрывает глаза ладонью, поднимается со складного стула, заходит в комнату, надевает рубашку и пиджак и выходит на улицу. Пересекая пустырь, лгун замечает машину, которую кто-то бросил года два тому назад возле футбольного поля; с нее уже давно сняли и колеса и двери. Почему никто до сих пор не увез ее отсюда и не сдал в металлолом? Сорока пролетает прямо над стеной кладбища. Он поворачивает налево и идет по длинной улице, которая круто поднимается вверх.

Пройдя примерно половину улицы, лгун оказывается перед баром, проходит мимо его дверей, но потом останавливается. На минуту его одолевают сомнения, стоит ли заходить туда, но наконец он решается: толкает дверь и произносит «здрасте», не предназначенное никому персонально. Оно годится как для хозяина бара, так и для игроков в домино, расположившихся за одним из столов. Наш герой опирается на стойку и заказывает пиво. Официант наливает ему кружку и задает неизбежный вопрос: как дела? Лгун отвечает, что прекрасно, и прихлебывает пиво из кружки. Его усы становятся белыми. Из радиоприемника, который не совсем хорошо настроен, слышатся вибрирующие звуки какой-то мелодии, расцвеченной оттенками, которые обычно используются для выражения скорби. Некоторое время он наблюдает за партией домино. Один из играющих предлагает ему присоединиться со следующего кона, лгун делает отрицательный жест. Он отворачивается, отпивает еще немного пива и рассматривает овощной салат на витрине. Золотисто-коричневый цвет майонеза отбивает у него всякую охоту заказать себе порцию. Хозяин бара, заметивший его взгляд, спрашивает, не положить ли ему немного. Лгун отказывается, говоря, что если он перехватит чего-нибудь перед ужином, то у него пропадет аппетит и жена его будет ругать. Хозяин бара улыбается – он уже привык к этой шутке: у лгуна нет жены, он живет один, но всегда отговаривается, ссылаясь на воображаемую супругу. Это его обычный прием, например когда ему уже хочется уйти, а остальные уговаривают его выпить еще рюмочку, или когда приятели приглашают его в воскресенье поиграть в футбол, а ему неохота. Иногда он дополняет картину детьми: дочке от трех до семи лет, в зависимости от настроения, а мальчика раньше не было, а теперь он вдруг оказался старше своей сестры. Хозяин бара моет стакан под струей воды и уже готов дополнить, как делает это всегда, шутку лгуна о предполагаемой жене своим ехидным замечанием: какая еще жена, если ты один как перст. Однако не успевает он и рта раскрыть, как лгун задает вопрос, обращаясь исключительно к нему, но очень громким голосом, чтобы его слышали остальные посетители: не видел ли он цирк, который расположился на пустыре. Хозяин бара вытирает стакан. Никто не отвечает лгуну. Тот поворачивается к игрокам и настаивает: там уже поставили шатер, и рядом стоят два больших грузовика и огромный прицеп, похожий на клетку. Один из доминошников поднимает бровь, смотрит на него и говорит: ну да, конечно, конечно. Лгун изображает негодование: что тот хочет сказать своим «ну да, конечно»? Что это неправда? Лгун клянется, что на пустыре уже натягивают шатер. Он своими глазами видел на земле буквы, украшенные лампочками, которые вскоре засветятся над шатром: РУССКИЙ ЦИРК. По его словам, шатер уже почти совсем готов. Там стоят четыре грузовика. Нет-нет, не четыре, а пять. И шесть клеток: со львами и тиграми. А еще – три слона, размером с хороший дом. Доминошники, закончившие партию, смотрят на него в изумлении: неужели он действительно опять пытается заставить их поверить в очередную байку? Разве они могут, даже при самом большом желании, поверить этому человеку, который всегда врет, даже в тех случаях, когда это не приносит ему никакой выгоды? Ни на малую долю секунды недоверие не может смениться сомнением, но, как это случается всегда, лгун говорит с таким воодушевлением, распаляется до такой степени, что, как это тоже случается всегда, его слушатели начинают если и не верить ему, то, во всяком случае, поддаваться на его удочку. Их восхищает тот восторг, с которым он ведет рассказ, постепенно нагромождая одну ложь на другую: например, очень скоро на пустыре оказывается двенадцать слонов, а не три, шатер из обычного превращается в тройной, а грузовики, становясь один за другим в плотные ряды, мало-помалу занимают площадь, равную футбольному полю. Прислушиваясь к его словам, один из доминошников (которые закончили партию и уже не начинают новую) чувствует, как загораются у него глаза. Вот уже больше тридцати лет, как ни один цирк не приближается к их городку, и совершенно очевидно, что, принимая в расчет ситуацию последнего времени, никогда больше никакая труппа не раскинет свой шатер на пустыре. Никто из посетителей бара об этом не жалеет (и лгун тоже, хотя, задай ему кто-нибудь подобный вопрос, он бы стал утверждать обратное). Если бы когда-нибудь цирк и появился в городке, никто бы им особенно не заинтересовался: цирк – это развлечение прежних времен, но и в прежние времена он их вовсе не интересовал. Однако недостаток интереса к цирку не мешает им завороженно слушать, как он натягивает шатры, как громоздит одни купола над другими, которые уже возвел раньше. И вот уже лгун заставляет барабаны рассыпать оглушительную дробь, умножает ряды гимнастов на трапециях с убежденностью, достойной восхищения; при этом он совершенно не рассчитывает, что кто-либо из слушателей поверит ему, и даже не может предположить, что и сам в конце концов поверит своим россказням, которые повторяет с таким упорством. Только один из доминошников (туговатый на ухо) спрашивает неоправданно громким голосом, не хочет ли кто-нибудь сыграть еще одну партию. Однако никто ему не отвечает: кто-то уже предлагает немедленно пойти на пустырь. Остальным приглашения не требуется. Они подбадривают друг друга, надевают пальто и шарфы, и вот уже все выходят на улицу, окружив плотным кольцом лгуна, который рассказывает им о пирамиде из тридцати шести эквилибристов, стоящей на восьми моноциклах, и коне-жонглере. Последним выходит хозяин бара, который надевает куртку и выдворяет туговатого на ухо клиента. Потом он закрывает дверь на ключ, бежит вдогонку за уходящими и присоединяется к группе мужчин, которые спускаются вниз по улице.

Жизнь так коротка

Мужчина подбегает к третьему лифту, двери которого уже начали закрываться. Ему удается просунуть правую ногу в оставшуюся узкую щель и таким образом заставить обе створки автоматической двери немедленно открыться. Он входит в лифт и приветствует («Доброе утро!») женщину, которая находится внутри. Она необыкновенно хороша собой: волосы шелковым водопадом спадают на плечи, а губы отливают теплым каштановым оттенком. Мужчина (смущенный, потому что ему почудилась в ее глазах искорка упрека за его маневр: из-за него двери лифта снова открылись, и ее вознесение вверх было отложено) прижимается к одной из стенок кабины, смотрит на щиток и видит, что кнопка девятого этажа светится. Он делает шаг вперед, нажимает на кнопку двенадцатого этажа, которая сразу загорается, и снова занимает свою позицию у стены. Двери не спешат закрыться; он старается не рассматривать женщину слишком беспардонно. Однако, не в силах оторвать от нее взгляда, он разглядывает ее исподтишка. Глаза, подбородок, ноги… Двери закрываются, и лифт начинает подъем. На табло зажигаются номера этажей: 1, 2… Звучит невыразительное музыкальное сопровождение. Мужчина смотрит на часы на своем запястье, которые остановились некоторое время тому назад. Он встряхивает их, словно это движение способно вернуть их к жизни, но так можно было иногда оживить механические часы, а не те, которые работают на батарейках. Лифт еле ползет, и эта медлительность дополнительно подтверждает впечатление надежности, которое внушают стены и двери кабины, толстые и прочные. Чистота, царящая здесь, также способствует ощущению безопасности. Грязь в лифте показывает, что за ним плохо следят, и, следовательно, в его надежности можно усомниться. Лифт, в котором они едут, безупречен: он чистый и новый. На табло зажигается цифра 5. Когда загорается шестерка, лифт останавливается, двери открываются, и в кабину заглядывает старичок в очках и маленькой шляпе.

– Вы вниз?

Мужчина отвечает, что нет. Старичок морщит нос и отходит в правую сторону, вытянув вперед указательный палец с явным намерением вызвать второй лифт. Ему невдомек, что он сломался и его ремонтируют в низу здания. Двери снова закрываются. Женщина одно мгновение смотрит в сторону мужчины, и их взгляды встречаются. Он улыбается. Она отводит взгляд. Оба видят, как на указателе зажигается семерка, а потом восьмерка. Как раз между восьмым и девятым этажом (на указателе все горит восьмерка, а девятка еще не появилась) лифт останавливается. Мужчина смотрит попеременно на женщину, на щиток с кнопками и на дверь («Ну вот, приехали!»). Женщина смотрит на него, на щиток с кнопками и на дверь. Она первой проявляет некоторую тревогу («И что нам теперь делать?»), а мужчина первым старается сделать вид, что ничего особенного не происходит («Самое главное – не волноваться»). Его спутница нажимает на кнопку девятого этажа, потом – двенадцатого, потом – первого, но ни одна из них не действует, поэтому она спрашивает мужчину, не нажать ли ей на кнопку экстренного вызова, на которой нарисован колокол. Он выражает свое согласие. Итак, они нажимают на кнопку вызова, и раздается чистый переливистый звон, словно прямо из-за стенки кабины. Где, кстати, должен раздаваться этот сигнал? В холле нижнего этажа? В будке консьержа? А может быть, сигнал слышен сразу в нескольких местах? Время от времени они перестают нажимать на кнопку и прислушиваются, не раздастся ли какой-нибудь шум. Наверное, их уже услышали и операция по спасению уже началась или, по крайней мере, кто-нибудь сейчас поднимется по лестнице до того места, где они застряли, и попытается успокоить их криками снаружи. Однако до них доносится только музыкальное сопровождение: песни звучат одна за другой, словно все идет как положено.

Через несколько минут женщина представляется («Поскольку, очевидно, нам придется провести здесь вместе некоторое время…»), мужчина тоже называет свое имя и, пытаясь скрасить ситуацию шуткой, спрашивает ее, не страдает ли она случайно клаустрофобией. Его спутница улыбается. Нет, она клаустрофобией не страдает. Он тоже («Можно считать, что нам повезло. Если бы один из нас боялся замкнутых пространств, это было бы ужасно для обоих»). Женщина продолжает улыбаться, и ее улыбка кажется ему обнадеживающей. Совершенно ясно, что за время, которое они провели взаперти в лифте, застрявшем между двумя этажами, им обоим уже успели припомниться – хотя бы на самый короткий миг – все так называемые народные предания, связанные с подобной ситуацией (два человека в лифте, застрявшем между двумя этажами), параллельно с анекдотами о мужчине и женщине, оказавшихся вдали от всего мира на необитаемом острове, где, кроме них, абсолютно никого нет и где им предстоит провести неизвестно сколько времени. Мужчина отдает себе отчет в том, что испытывает влечение к своей спутнице; интересно, кажется ли он ей привлекательным?

Женщина спрашивает, что привело его с самого утра в это офисное здание и было ли его дело неотложным и важным. По его словам, важность эту можно считать относительной («Я пришел по делам»), но самое удивительное, что сейчас, когда они сидят (вот уже сорок пять минут) в закрытой кабине лифта, все остальное по большому счету кажется ему несущественным. Его спутница находит весьма любопытным, что неотложные дела, которые привели ее в это здание, могут неожиданно потерять всю свою срочность из-за тех непредвиденных обстоятельств, в которые они попали. Час тому назад, объясняет она, ее время было расписано по минутам и она не могла себе позволить отвлечься ни на секунду. А сейчас можно считать, что весь день пропал. По крайней мере, все утро. Интересно, когда же их вызволят отсюда? Мужчина, осмелев, говорит, что она, наверное, действительно спешила – когда он сунул ногу в зазор между автоматическими дверями лифта, то в ее взгляде ему почудилось осуждение. Женщина улыбается и признается откровенно: она не выносит людей, которые засовывают ноги между дверями закрывающейся кабины лифта. Они не учитывают, что по отношению к находящимся внутри пассажирам (желающим поехать вверх или вниз как можно скорее, которые фактически уже начали подниматься или спускаться, а следовательно, имеют полное право продолжить свое передвижение) сей жест крайне невежлив. У мужчины чуть не срывается с губ: по крайней мере, на этот раз его действия возымели положительный результат – они смогли познакомиться. К счастью, он вовремя успевает прикусить язык и не произносит этой пошлой фразы. Она упоминает фильм Вуди Аллена, в котором лифт играет важную роль. Кажется, у Брайана де Пальмы тоже есть фильм с лифтом, в котором еще играет его жена, такая красавица – как ее звали? Он рассказывает ей, что когда-то читал в одном романе, как лифт пробил крышу и улетел в космос.

Лифт, говорит она, в последние десятилетия стал самым важным средством транспорта, но, несмотря на это, многие люди его таковым не считают. Изменение возможностей лифтов в связи с увеличением высотности зданий можно трактовать по-разному. Дело вовсе не в том, что по мере роста этажности в домах стали устанавливать лифты: именно благодаря усовершенствованию конструкции лифтов и их большей надежности стали строить более высокие здания. Женщина снимает туфли на высоких каблуках и аккуратно ставит их в уголке под щитком с кнопками. Время от времени то один, то другой нажимают на кнопку вызова монтера и не отнимают палец в течение нескольких минут. Когда рука одного устает, другой сменяет его, но в конце концов обоим это занятие надоедает, и они садятся рядышком на пол. («Когда-нибудь нас должны отсюда вызволить. Не оставят же нас здесь навсегда». – «Может быть, одному из нас придется съесть другого, чтобы выжить, как это бывает с потерпевшими кораблекрушение».) Женщина думает, что они, наверное, не случайно сели рядом.

Пока тянется ожидание, они то и дело теряют представление о времени. «Не смотри на часы», – говорит один из них. Им не так уж трудно отсчитывать секунду за секундой до тридцати – и проходит полминуты. Гораздо труднее вести такой счет до пяти минут или до получаса. А если бы им пришлось считать секунды на протяжении нескольких часов, то погрешность бы значительно возросла.

Некоторое время спустя мужчина и женщина засыпают и просыпаются одновременно («Ты слышал этот шум?»). Они сидят почти в обнимку, голова одного лежит на плече другого, а их глаза находятся так близко, что, когда один произносит какие-то неясные слова, а второй открывает рот, чтобы спросить: «Что?», губы первого неизбежно тянутся к губам второго: но вдруг это движение прекращается (в шести миллиметрах от цели), потому что как раз в то самое мгновенье лифт трогается, набирает скорость, останавливается и (преодолевая последний отрезок пути рывками) прибывает в холл, где их ждут консьерж и монтеры («Вы целы?»). Мужчина и женщина переглядываются. Им бы следовало сказать друг другу какие-то слова, договориться о встрече… Однако ей кажется, что хотя он и провожает ее взглядом, но почему-то не спешит предложить ей встретиться, а ему кажется, что хотя она и смотрит на него, но почему-то идет слишком решительно в сторону четвертого лифта и выглядит при этом, по его мнению, совершенно равнодушной. История с поломкой лифта закончилась, и значит, их истории тоже конец? Итак, мужчина идет к выходу, размышляя о том, что не должен был уйти, не договорившись о встрече, не обменявшись с ней, по крайней мере, номерами телефонов. В ту самую минуту, когда его ботинки касаются мостовой, он спохватывается и спрашивает себя, почему покидает здание, если ему надо было оказаться на двенадцатом этаже. В результате он поворачивает назад, открывает дверь в холл и обходит техника и консьержа, которые наблюдают за тем, как другой техник, сидя на крыше кабины очередного неисправного лифта с огромным фонарем в руках, проверяет тяговые и уравновешивающие канаты и натяжные устройства. Мужчина бежит к четвертому лифту, двери которого уже начали закрываться. Ему удается просунуть правую ногу в оставшуюся узкую щель и таким образом заставить обе створки автоматической двери немедленно открыться.