Текст книги "Гарем"
Автор книги: Кэти Хикман
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 29 страниц)
Глава 22
Стамбул, вечер 3 сентября 1599 года
Новость о том, что Хассан-ага, глава стражи черных евнухов, оказывается, не умер, облетела все покои Дворца благоденствия. Придворные лекари – не только белый евнух из дворцовой школы, но и личный врачеватель султана Моисей Хамон – объявили, что его жизнь находится вне опасности. Некоторые из обитателей дворца поговаривали о чуде; других больше занимали те сны, в которых, по слухам, валиде-султан было предсказано его выздоровление; а третьи, ну, третьих разбирал восторг от чудодейственной рубахи, заказанной валиде. Рубаха – всякий говорил, что это настоящее чудо, – была не только покрыта вышитыми золотом строчками сур из Корана, на ней были изображены неведомо что означающие символы и числа.
В тот вечер служанки известили Селию о том, что в Парадной зале должно состояться большое празднество. Ожидалось выступление труппы акробатов – как рассказывали евнухи, эта труппа состояла из одних только женщин, цыганок из греческого города Салоники, – прибывшей недавно в город и ставшей уже настоящей знаменитостью. О ней говорили на всех базарах и во всех гаремах, больших и малых, вдоль Босфора и залива, и госпожа валиде сама послала за артистами.
Но тем вечером, когда Селия вместе с другими женщинами направлялась в Парадную залу, расположенную в самом центре дворца, разграничивая женскую половину и покои султана, девушку поразило одно неожиданное наблюдение. Она почувствовала, что в воздухе витает что-то новое, атмосфера во дворце изменилась. То тревожное ощущение, которое подавляло всех его обитателей в последние дни, испарилось, сменившись общим чувством экзальтации и приливом энергии. Селия, не глядя по сторонам, шла коридорами к Парадной зале в сопровождении своих служанок, и, хоть глаза ее были смиренно опущены в землю, ум и сердце теснились сомнениями.
Пол находится в Стамбуле, в этом она больше не сомневалась. Кто же иной, кроме Керью, мог приготовить карамельную копию корабля ее отца? И назвать ее «Селия»? А Керью, конечно, находится рядом с хозяином, Полом. Мысль о будущем мучила ее своей неопределенностью. Что мог означать этот кораблик? Был ли он тайным посланием? Неужели они знают, что она здесь? Нет, этого не может быть.
И девушка отбросила эту мысль. Того, что произошло с ней, они даже предположить не могут. Слишком невероятно. Пол уверен, что она умерла. Погибла при кораблекрушении, утонула.
Но теперь, что бы там ни говорила Аннетта, она обязательно даст им знать о себе. У нее на груди спрятан ключ, он в полной безопасности, и дверь, ведущая из гарема, может быть открыта. При одной мысли о том, что́ ей предстоит сделать, Селию пронзила такая острая боль, что она задохнулась и едва не упала.
– Осторожнее, Кейе-кадин.
Одна из сопровождавших ее женщин придержала девушку за локоть.
– Ничего, ничего. Я всего лишь поскользнулась.
Селия постаралась собраться с силами. Она не может позволить им догадаться о том, что с ней происходит. Одно неосторожное слово, даже один взгляд могут выдать ее. Они следят за ней. Следят неотрывно. Она в этом уверена.
Селия вошла в Парадную залу.
Так как она не получала официального извещения о каких-либо переменах в ее положении гёзде, девушке полагалось сидеть на длинном, с разбросанными по нему подушками, помосте рядом с диваном валиде в левой стороне залы. Это было почетное место, предназначенное для женщин самого высокого ранга в гареме. Рядом с Селией сидели четыре ближайшие прислужницы валиде: Гюльбахар, Тюрхан, Фатима и еще одна новенькая девушка, занимающая это место до выздоровления Аннетты. Далее расположилась управительница гарема, а следом за нею распорядительницы гаремных служб: омовений, кофейной церемонии и главная цирюльница. По другую сторону от дивана валиде размещался еще один помост, и к нему как раз в эту минуту подводили детей султана, нескольких принцесс и юных принцев, таких маленьких, что они еще не были отделены от матерей и проживали в гареме. Даже одна из дочерей самой валиде прибыла во дворец для того, чтобы посмотреть представление, с нею были ее дети и целая свита невольников.
В противоположных концах громадной залы зажгли серебряные кадильницы, наполнявшие воздух благоуханием. Охапки свежих роз, тюльпанов, цветущие ветви апельсиновых деревьев и жасмина были расставлены в больших вазах сине-белого фарфора в каждом из четырех углов помещения. В мраморных нишах вдоль стен журчали фонтаны. Рядом с диваном, предназначенным для валиде, находился крохотный бассейн, где по поверхности, усыпанной лепестками роз, скользили миниатюрные лодочки со свечами, и пламя их красиво отражалось в бледно-зеленой воде.
У противоположной стены располагался помост для самых низших по рангу обитательниц гарема – как для только что поступивших новичков, так и для рядовых насельниц; всех их называли «кисляр». Управительница гарема выстроила этих женщин в колонну, ввела в залу и велела занять предназначенные для них места.
В такие праздничные дни, как нынешний, строгие правила, определявшие каждый аспект гаремной жизни, обычно чуть ослаблялись, иной раз даже отменялось правило молчания. Непривычный гул голосов (здесь более редкий, по словам Аннетты, чем мужчина с гениталиями) действовал одурманивающе и на самих женщин. Огонь румянца горел на их щеках, каждая болтала о чем-то с соседкой. Все они, даже самые младшие, восьми-девяти лет от роду, нарядились в свои лучшие платья. Шелка самого разнообразного рисунка – тут и красивый орнамент, и полоски, и полумесяцы, – роскошные кружева, парча, тканная серебром и золотом, разрезной бархат с рисунком из цветов и гирлянд листьев, сверкали в свете многочисленных свечей. Накидки и шапочки, вуали из золотистого газа, прикрепленные к головкам их обладательниц эгретами с драгоценными каменьями: сверкали дымчатый и розовый топазы, горели красным цветом гранаты и сердолики, бросали свои зеленые отсветы малахиты, изумруды и жадеиты; опалы, лунные камни и нити жемчугов мягко светились на прекрасной коже. Каждая – подметила ослепленная Селия, – даже самая невзрачная и пожилая из челяди дворца карие Лейла, место которой оказалось как раз перед нею, на более низкой ступеньке помоста, – каждая из обитательниц гарема была обильно украшена драгоценностями.
В первое время ее пребывания в гареме, когда девушка видела этих женщин собравшимися вместе, она бывала до того взволнована, что не могла отвести от них взгляд и не обращала внимания ни на что другое. Сегодня же пышное зрелище оставило ее равнодушной. Следит ли кто-нибудь за ней? Видит ли кто ее волнение? Селия внимательным взглядом обежала толпу. Вон стоит македонянка, распорядительница омовений, там же ее помощница, грузинка. А рядом немая великанша цирюльница, с совершенно круглым лицом и такими огромными зубами, что они больше походили на могильные плиты. В эту минуту в зал внесли носилки с Хассан-агой, главой черной стражи. Когда девушка увидела эту груду колышущейся черной плоти, ничуть не уменьшившуюся за время болезни, ее охватил страх. Каким образом сумела Ханзэ овладеть ключом, притаившимся на груди Селии? Ей было страшно даже спросить об этом… И ключ казался девушке пылающим углем, который жег ее тело.
Она едва не подпрыгнула от испуга, почувствовав чье-то прикосновение к плечу. Но это была всего лишь Гюльбахар.
– Как вы думаете, она придет? – услышала Селия ее шепот у самого уха.
– Кто? – не поняла девушка.
– Гюляе, конечно.
И Гюльбахар указала на позолоченный балдахин в противоположном конце залы. Под балдахином возвышался высокий трон, предназначенный для султана, а у самого его подножия помещалась небольшая вышитая подушка – место хасеки.
– Разве она может не прийти?
– Говорят, что наша маленькая Ханзэ уже успела занять ее место.
И Гюльбахар кинула Селии многозначительный взгляд.
– Что? – переспросила озадаченная девушка. – Так скоро?
– Он велел привести ее еще раз, сегодня после обеда.
– А-а. – Селия оглянулась, но Ханзэ не увидела. – Где же она может быть?
Но они не успели продолжить разговор, высокие двери залы распахнулись, и мгновенно наступила тишина. В сопровождении Сулейман-аги и трех других евнухов в зал вступила Гюляе-хасеки. На ней было платье из голубого бархата, расшитое серебряным узором, в разрезе виднелись туника и шальвары из золотой тафты. Ее шапочку, тунику и даже кушак украшало такое множество алмазов, какого Селия в жизни не видела. В полном молчании хасеки медленно пересекла огромное пространство залы, отделявшее трон султана от входных дверей. Вот она остановилась, повернув голову, оглядела полное людей помещение, затем неспешно опустилась на подушку.
Будто разом толпа испустила вздох, и женщины возобновили свою болтовню. Селия обвела взглядом возбужденные лица вокруг себя и снова посмотрела на Гюляе. Но если та и видела ее, то ни одним движением не дала девушке знать об этом.
«Да, хасеки права, слухи, тайны, домыслы. Мы поглощены этим потому, что здесь не существует настоящей жизни», – подумала она.
Еще минуту назад атмосфера Парадной залы напоминала Селии театр, каким она запомнила его тогда, когда отец водил ее в новый театр Розы в Лондоне. Но сейчас – она перевела взгляд на ту женщину, которая, подобно блистательному манекену, в полной неподвижности сидела у подножия царского трона, – сейчас это больше походило на травлю медведя, чем на театральное зрелище.
Новая мысль неожиданно пришла ей в голову, и она обернулась к Гюльбахар:
– А где прежняя хасеки султана? Не припоминаю, чтобы я видела ее хоть когда-либо.
– Вы говорите о Хайде-кадин? Матери принца Ахмета?
– Да, да, о ней. Теперь я вспомнила ее имя.
– Она никогда не появляется на людях. – Прислужница равнодушно пожала плечами. – Теперь никогда. По-моему, с ней вообще никто не видится, кроме, конечно, валиде.
Где-то на дальних подступах к зале возник и стал медленно приближаться шум, возвещающий о прибытии труппы артистов: тихий поначалу грохот барабанов, жалобный плач свирели. В зале опять воцарилась тишина, в этот раз более мощная и глубокая, чем прежде при появлении хасеки. Многие от нетерпения привстали со своих мест. При полном молчании собравшихся обе двери зала в разных его концах торжественно отворились. Из дверей со стороны гарема появилась валиде, а в противоположных возникла фигура султана. Медленно пройдя всю огромную залу, они встретились в самом ее центре, султан почтительно приветствовал свою мать, и они разошлись. Каждый занял предназначенное ему место.
Вот тогда Селия и увидела Ханзэ. Маленькая фигурка выскользнула из-за спины валиде и прошмыгнула на место рядом с девушкой. На ее тонкой шее красовалось нарядное ожерелье, а в ушах покачивались серьги с огромными грушевидными алмазами.
«Трофеи сегодняшней послеобеденной охоты», – быстро догадалась Селия.
На фоне бледного худенького личика черкешенки украшения казались фальшивыми безделушками, купленными на базаре. Но выражение ее лица было таким злобным, что шутка, с которой Селия хотела обратиться к ней, замерла у нее на губах.
Теперь наконец все устроились на своих местах, и под грохот барабана началось представление. Первыми вошли в залу музыкантши и быстро расселись на покрытом циновками полу. Одна из них размеренно гремела цимбалами, в руках другой звенел тамбурин, третья играла на свирели, а палочки в руках четвертой быстро мелькали, нанося звонкие удары по двум небольшим барабанам. Следом за музыкантшами с оглушительными криками и улюлюканьем, скачками в зал вбежали и сами акробаты, пугающие, варварского вида создания с темной кожей и маслянистыми черными волосами, свободно разбросанными по плечам. Они были одеты в яркие, забранные в талии куртки, оставлявшие открытыми их руки, и в странные, похожие на юбки шальвары из тонкого хлопка, огромные и пышные на бедрах и облегающие ногу от колена до щиколотки. Некоторые из артистов передвигались на руках, другие кувыркались колесом, а третьи после появления изогнулись мостиком и стали продвигаться вперед на ногах и руках. Самыми юными были две девочки шести-семи лет, а самой старшей, и, очевидно главной, в труппе оказалась крупная тяжелая женщина с неимоверно развитой грудной клеткой и повязанной красным платком головой. По сигналу барабанов она распрямила мощную спину, и ее товарки одна за одной стали вспрыгивать сначала на ее плечи, а потом на плечи друг друга, пока все шестеро не образовали пирамиду. Номер этот исполнялся под звон цимбал. Ноги женщины дрожали от напряжения, но она сумела сделать несколько шагов. Тут опять оглушительно громко застучали барабаны, две маленькие фигурки подлетели к ней и быстро, как обезьянки, вскарабкались на самый верх пирамиды из человеческих тел. Раздался торжественный звон цимбал, акробатки раскинули руки, и женщина в красной повязке, с трудом переставляя ноги, медленно зашагала в сторону трона султана. Кожа ее лоснилась от мгновенно выступившей испарины, вены на толстой шее вздулись от напряжения, но она твердо делала все новые и новые шаги. Еще одна барабанная дробь – и одна за другой женщины стали спрыгивать на пол, так же легко и без всяких видимых усилий, как они забирались наверх, и вот все они без единого звука выстроились на полу залы. Словно ниоткуда, в руках двух младших акробаток появились розы, которые они с поклоном положили к ногам султана.
Представление продолжалось. Артисты в быстром темпе совершали подвиги ловкости, они плясали на канате, жонглировали разными предметами, показывали акробатические номера человека-змеи. Все присутствовавшие, независимо от возраста, были захвачены происходящим. Даже Хассан-ага лежал, не шелохнувшись, на своих носилках, приоткрыв от удивления рот и не отрывая глаз от необыкновенного зрелища. Только ум Селии отказывался на нем сосредоточиться. От присутствия большого количества людей, тепла горящих свечей в зале стало так душно, что она чувствовала, как задыхается, встать же и уйти не осмеливалась, не желая привлекать к себе излишнего внимания таким откровенным нарушением принятого этикета. Девушка не хотела давать окружающим ни малейшего намека на свою внутреннюю боль, она лишь отважилась прижать руку к груди, чтобы вновь почувствовать ободряющее присутствие ключа. Именно так, заставив себя играть роль ничего не замечающей и ни о чем не подозревающей карие, она прожила последние несколько часов.
«Но не дольше, любимый, не дольше, обещаю тебе», – мысленно твердила она, обращаясь к Полу.
Кроме нее, насколько Селия могла видеть, лишь один человек не обращал внимания на происходящее. Глаза Ханзэ были устремлены не на акробатов, а на султана, по крайней мере так сначала показалось Селии, но затем она поняла, что злой взгляд черкешенки не отрывался от хасеки.
Дикарка таким бешеным взглядом впилась в Гюляе-хасеки, что Селия поразилась, как та может не чувствовать силы этих бледных, устремленных прямо на нее глаз. Но если она и ощущала ее, то виду не подавала. Гюляе следила за представлением с не меньшим вниманием, чем кто-либо из собравшихся; казалось, что она полностью поглощена им. Однако, понаблюдав за фавориткой еще некоторое время, Селия увидела, что взгляд той то и дело обращается к валиде и потом стремительно убегает прочь, будто она ищет кого-то.
– Она прекрасно выглядит сегодня, тебе не кажется? – Селия не смогла подавить искушения поддразнить Ханзэ. – Я говорю о хасеки.
– Что она там делает? – прошипела та рассерженной кошкой.
Какие необузданные чувства владели этим маленьким существом – гнев, разочарование, что это было? Понять казалось невозможным.
– Где же еще ей быть? – Селия наслаждалась бессильной яростью соседки. Ключ находился у нее на груди, она была счастлива этим, и страдания Ханзэ не трогали ее. – Ты надеялась оказаться на ее месте? Ты дурочка, Ханзэ, хуже, чем дурочка, если на это рассчитывала.
Но ответа Селия не дождалась.
Теперь началось сольное выступление самой силачки. На пол перед ней были поставлены различные предметы реквизита, среди которых оказались: огромный горшок, похожий на те, в которых хранят масло, несколько больших деревянных чурок, в ряд выстроились пушечные ядра разных размеров, к некоторым из них были прикреплены цепи. Обмотав кожаные ремни вокруг запястий и обвязав широкой кожаной лентой грудь, она стала жонглировать деревянными поленьями, умудряясь то держать их вертикально на голове, то перемещать на лоб или подбородок и даже удерживать в зубах.
Султан наклонился и что-то сказал хасеки на ухо, заставив ее улыбнуться.
«Как она может выносить это притворство?» – мелькнуло у Селии в голове.
Издали повелитель – с длинной светлой бородой, веснушчатой кожей и толстым животом – казался заурядным человеком, несмотря на свой пышный наряд и многочисленные драгоценности. Неожиданно Селия почувствовала, как вздрогнула рядом с ней Ханзэ.
Силачка теперь жонглировала двумя пушечными ядрами. Вены на ее руках вздулись от неимоверной натуги, капли пота скатывались с лица и падали на пол, Селия даже видела, как блестели они в ярком свете свечей. Султан снова наклонился к хасеки. Теперь он протягивал ей одну из красных роз, которые лежали у его ног, другую он послал матери, валиде-султан. Селия с усмешкой ожидала реакции Ханзэ, но та не шелохнулась. Прошло несколько минут, прежде чем девушка догадалась, что соседнее место опустело. Ханзэ исчезла.
– Куда она отправилась? – знаком спросила она у Гюльбахар.
– Ханзэ? Понятия не имею, – прошептала та в ответ. – Вышла куда-то минуту назад. Ну и шут с ней. Я только надеюсь, что валиде этого не заметила, а то как бы ей не накликать на себя неприятностей.
Девушка прижала руку к горлу, дыхание у нее прерывалось.
– Вы что, заболели, кадин? – Гюльбахар положила руку Селии на плечо. – Вы так странно выглядите.
– Нет, я не заболела. Просто здесь немного жарко, как мне кажется. – Селия попыталась унять взволнованное дыхание. – У меня плохое предчувствие, Гюльбахар.
– Вы говорите об этой маленькой затаившейся змее? – Служанка презрительно скривилась. – Не стоит так волноваться. Насчет нее у нас у всех есть предчувствия.
– Нет, это больше, чем просто предчувствие. – Селия огляделась, пытаясь догадаться, куда могла деться черкешенка. – Она задумала что-то, Гюльбахар, я уверена.
– Да что она может сделать? – Ее собеседница пожала плечами. – Вспомните мои слова, она еще получит взбучку за то, что ушла без разрешения. Она страшно боится валиде, я знаю, я видела их вместе. – Гюльбахар издала сухой смешок. – Она смотрела на госпожу, как кролик на удава. Нет, насчет нее не стоит тревожиться, она не осмелится что-то предпринять. Лучше наслаждайтесь представлением, Кейе-кадин.
«Валиде, конечно же, валиде! – осенила догадка Селию. – Разумеется, эта женщина и есть ключ ко всему происходящему. Именно она подсказала черкешенке мысль о том, как легко она может встать на место хасеки, заменить ее в сердце султана, любому другому эта мысль показалась бы полностью невозможной. Кто же еще мог убедить в этом бешеную Ханзэ? Я могу в этом не сомневаться, ведь всего несколько дней назад валиде то же самое пыталась проделать и со мной».
Девушка глянула в сторону госпожи, и вновь ее поразила прежняя мысль: как мала ростом эта женщина! Сейчас Сафие сидела на диване, подложив одну ногу под себя и изящно откинувшись на парчовые подушки, ее подбородок опирался на тонкое запястье. В этот вечер ее наряд состоял из платья благороднейшего алого дамаста с шитым золотом корсажем и многочисленных драгоценностей. Длинные волосы были заплетены в косы и перевиты золотыми цепочками с нанизанными на них жемчужинами. Какой рассеянной она казалась и как опасно было, доверившись этому впечатлению, заблуждаться на сей счет! Они с Ханзэ замечательно подходили друг другу.
Сафие держала цветок, что послал ей султан, – мускусную розу темно-красного цвета, такого темного, что она казалась почти черной, – и рассеянно вертела ее в пальцах. Как все собравшиеся, она внимательно следила за выступлением акробатов, время от времени обращаясь с какими-то замечаниями к дочери, принцессе Фатиме, сидевшей рядом. Иногда наклонялась и подносила розу к лицу, нюхая ее. Вид у валиде был совершенно безмятежный, но какое-то странное выражение будто витало у нее на лице – Селия попыталась найти подходящее определение, – что-то похожее на глубокую сосредоточенность. На неусыпное внимание.
«Она следит за нами всеми», – поняла девушка. За каждым из присутствующих. Как тогда сказала Аннетта? «Они наблюдают и выжидают, вот чем они тут заняты». Валиде не могла не заметить, как Ханзэ вышла из залы, более того, эта женщина прекрасно знала, зачем та это сделала.
Силачка закончила свое выступление, и теперь на ее месте в центре зала оказалась другая артистка, которой Селия до сих пор не видела среди выступавших. Выбеленное лицо женщины напомнило девушке Пьеро. В отличие от остальных она была одета не в шальвары, а в красивое платье из яркой материи в полоску, с широчайшей юбкой и такими же пышными рукавами. Каждый дюйм ее одеяния был расшит серебристым переливчатым стеклярусом, а ступала она так плавно, что, казалось, катится по полу на маленьких колесиках.
За окнами уже совсем стемнело, и служанки зажгли лампы. Праздничная беззаботная обстановка, созданная выступлениями акробатов и женщины-силачки, сменилась напряженной тишиной. Женщина с лицом Пьеро, медленно скользя, двигалась по зале, а ее платье при этом так и сверкало ледяным блеском. С каждым шагом у нее в руках самым волшебным образом возникали все новые и новые предметы, перья, цветы, гранаты, фиги, яблоки появлялись то из складок платья, то из рукавов или из-за уха артистки. Поравнявшись с тесно сидящими прислужницами валиде, она у каждой извлекла из-за спины по вышитому платочку, сжала их в кулаке и развернула опять, теперь чудесным образом связанными вместе в шелковую струящуюся радугу. Из-за ушка одной из младших принцесс она вдруг вынула два яичка. А затем, подбросив в воздух, заставила их молниеносно исчезнуть, чтобы тут же снова появиться на коленях у самого младшего из детишек в виде двух квохчущих цыплят. После чего, низко склонившись перед султаном, чародейка знаками попросила его разрешения вызвать на сцену Гюляе-хасеки. Султан милостиво кивнул, хасеки поднялась и вышла на середину зала. Музыкантши, которые до этого не принимали участия в представлении, взялись за инструменты, и загремела музыка. Раздался гром барабанов, и в ту же минуту распахнулись двери, ведшие в покои валиде. Каждый из собравшихся напряженно ждал, что будет дальше, но неожиданно оказалось, что случившееся не является частью подготовленного зрелища, – в распахнутые двери стремительно вбежала не кто иная, как Ханзэ. Шапочка на ее голове еле держалась, по лицу девушки разлилась смертельная бледность, в одной руке она крепко сжимала непонятного предназначения сверток.
– Смотрите! – закричала Ханзэ и вытянула вперед дрожащие руки. – Смотрите все! Это сделала Гюляе-хасеки! Это ее рук дело!
Гробовая тишина мгновенно воцарилась в зале. Хасеки побледнела, но не двинулась с места, оставаясь рядом с остолбеневшей чародейкой. Только Селия вдруг заметила, как пальцы молодой женщины потянулись к браслету из голубых стеклянных бусин, будто надеясь обрести защиту. Валиде Сафие выпрямилась, но продолжала сидеть так же, как сидела, не трогаясь с места.
Когда Ханзэ поняла, что внимание всего зала устремлено только на нее, она внезапно испугалась, движения ее стали порывистыми, трясущимися руками она развернула сверток, в котором находился какой-то предмет. Он выскользнул и стал медленно планировать на пол. Девушка схватила его и подняла вверх, показывая всем. Это был лист бумаги, покрытый символами и рисунками, нанесенными синими и золотыми чернилами.
– Вы видите это? Это гороскоп! Я нашла его! Он был спрятан у нее в комнате.
Ни один звук не разбил тишины, в которую был погружен зал.
– Хотите знать, на кого он составлен? Это его гороскоп! – Теперь Ханзэ почти кричала и указывала на Хассан-агу. – Это гороскоп главного евнуха! Она наслала на него болезнь, она призывала себе на помощь дьявола! Ей нужно было знать, когда он умрет! – Голос Ханзэ, неестественно пронзительный, эхом отдавался от стен, заполняя собой огромное помещение. Пена выступила на губах черкешенки, глаза выкатились. – Разве вы не понимаете? Она хотела убить его!
И вдруг раздался грохот множества бегущих ног, скрежет металла по камням пола, это вбежал отряд евнухов, в руках у них сверкали мечи. Но почему они явились сюда? Кого они собираются схватить, Ханзэ или Гюляе? Зал наполнился шумом и смятением. Все кричали разом, дети и самые молодые из кисляр начали плакать. Неожиданно Селия увидела, что в самом центре этого хаоса Ханзэ рухнула на пол. Сначала девушка подумала, что с ней случился обморок, но потом поняла, что та охвачена каким-то страшным припадком: губы ее посинели, глаза так сильно закатились под лоб, что на виду остались одни белки, тело несчастной сотрясали конвульсии, и оно безобразно корчилось на каменных плитках пола.
Даже старшие из женщин, всегда тщательно соблюдавшие достойное поведение, сейчас повскакивали на ноги.
– Смотрите! Смотрите на нее! – закричало сразу несколько голосов. – Смотрите, как дьявол ее хватает!
Главная цирюльница, гигантского роста негритянка, ростом и толщиной превосходившая даже алебардщиков султана, тоже принялась оглушительно визжать, тыча куда-то пальцем, издаваемые ею звуки напоминали жуткое мычание. Никто из собравшихся не оставался на месте, все помещение представлялось изумленным глазам Селии сплошным водоворотом мечущихся тел, заломленных рук, вытаращенных в страхе глаз.
Несколько отборных воинов мгновенно окружили султана, обеспечив его безопасность, и помогли ему покинуть зал, в то время как остальные сгрудились вокруг Ханзэ, пытаясь поднять ее и вынести из залы. Но даже несколько человек не в силах были удержать охваченную безумием черкешенку, ее бившееся в судорогах тело падало из их рук, голова с ужасным стуком ударялась о каменный пол. Теперь изо рта девушки показалась струйка крови и, смешиваясь с пеной, потекла по подбородку.
Неуправляемый приступ паники охватил всех в зале, даже Селия, сохранявшая полное спокойствие, почувствовала, как общее исступление завладевает ею. Она видела, как вскочила на ноги управительница гарема и кричит что-то в безуспешной попытке навести хоть подобие порядка. Девушка попыталась тоже кинуться бежать, но почувствовала, что ноги не слушаются ее.
«Не беги, сохраняй спокойствие», – приказал ей внутренний голос, и она сумела взять себя в руки, воспротивиться общему безумию. Кроме нее только несколько человек из всей толпы владели собой.
В середине залы рядом с фокусницей все еще стояла, соблюдая полное хладнокровие, хасеки. Неотрывно смотрел на нее Хассан-ага, черной неподвижной горой покоившийся на своих носилках. А с другой стороны залы безмятежная, как и прежде, валиде впилась в хасеки взглядом. По обе стороны от нее, оберегая и защищая, стояли с оружием наголо двое евнухов из самой преданной стражи. Встретив взгляд хасеки, валиде-султан медленно подняла темно-красную розу, которую все еще держала в пальцах, и вдруг резким красноречивым жестом разорвала цветок надвое. В то же мгновение оба евнуха бросились к хасеки и схватили ее. Молодая женщина молча, не пытаясь бороться с ними, мгновенно сорвала что-то с запястья и бросила в сторону Селии. Блестящий предмет взвился в воздух. Это был браслет хасеки, ее заговоренный на удачу талисман из синих стеклышек. Девушка попыталась поймать его в воздухе, но тот, не долетев, упал рядом, оказавшись прямо на коленях карие Лейлы. Селия наклонилась, чтобы схватить его, но пожилая женщина оказалась проворнее, и вот он уже у нее в руках, и она с удивлением, смешанным с лихорадочным нервным возбуждением, смотрит на амулет.
– Карие Лейла. – Голос Селии звучал непривычно жестко. – Мне кажется, это предназначалось не вам.
Та взглянула на нее с изумлением в выцветших глазах, а у Селии сверкнул в памяти тот вечер, который она провела в купальне валиде: уколовший ее холод мраморной скамьи, ожог, причиненный от, язык карие Лейлы, трудившийся над плодом груши. Она вспомнила и то острое чувство боли, которое ощутила, когда длинный сильный палец карие проник в ее влагалище. Теперь на этом самом пальце раскачивался браслет хасеки.
– Будьте любезны. – Девушка выпрямилась. – Дайте мне браслет.
Но карие Лейла и бровью не повела в ответ. Она лишь поднялась на ноги и теперь спокойно смотрела на Селию. Ее склоненная набок голова делала старуху похожей на птицу.
«Вылитый старый попугай», – мелькнула недобрая мысль.
– Мой браслет, – требовательно повторила она. – Будьте любезны, карие.
И протянула руку.
Казалось, карие Лейла не собирается расставаться с талисманом, но мгновение спустя, будто устав от этой детской игры или поняв для себя что-то важное, она уже протягивала его девушке.
Селия крепко схватила браслет. Когда она подняла глаза, хасеки в зале уже не было.
Никому не доводилось видеть, как бросают в черные воды Босфора мешок, формой отдаленно напоминающий контуры человеческого тела. Лишь зловещий разрыв пушечного ядра возвещает о кончине безымянной жертвы из султанского гарема.
На борту «Гектора» мучившийся бессонницей Пол Пиндар поежился, услышав этот звук.
У себя в комнатке лежащая без сна Селия Лампри содрогнулась.
На своем шелковом ложе, по-прежнему одетый в расшитую золотыми буквами заклинаний рубаху, Маленький Соловей, забыв о сне и покое, тревожно вглядывался в окружающую темноту. Его маленькие, налитые кровью глазки казались двумя горящими щелками.
