Текст книги "Гарем"
Автор книги: Кэти Хикман
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 29 страниц)
Глава 13
Стамбул, полдень 2 сентября 1599 года
– Где его обнаружили?
– У северного павильона, госпожа. Как раз у самой дворцовой стены.
Сафие-султан смотрела на распухшее туловище Хассан-аги, лежавшее перед нею на ложе подушек.
– Что у него в руке?
– Камышинка, госпожа. – Евнух в смущении опустил глаза. – Это необходимо для того…
– Я знаю, для чего используются такие вещи, – нетерпеливо прервала его валиде. – Врач здесь?
– Да, госпожа. Он в покоях мальчиков. Пригласить его?
– Немедленно. И пусть поторопится.
По сигналу, поданному валиде, другой евнух поставил для нее кресло, а еще двое внесли складную ширму, за которой она могла оставаться, пока врач осматривал больного. Сафие-султан опустилась в кресло и огляделась. Донести Хассан-агу до главного лазарета не удалось, поэтому его поместили в большой комнате, ближайшей к главным воротам. Солнце сюда никогда не заглядывало, его лучи скользили лишь по краю высоких стен. Появление валиде в этой части дворца было таким редким явлением, что кучкой евнухов, обитавших здесь, овладели недоумение и оторопь. Стражи гарема, ошеломленные событиями последних нескольких часов, сгрудились в наружном коридоре. Вид их – приоткрытые рты, отвисшие челюсти, руки, рассылающие немые знаки от одного другому, – приводил ее в бешенство.
«Что за дурни! Думают, я не понимаю, что́ они сообщают друг другу на языке жестов, – мелькнула у нее сердитая мысль. – Какие болваны. Да у любой из моих женщин больше соображения, чем у них всех, не считая Хассан-агу, разумеется. О чем он только думал, как попал в такую переделку? Неужели не верил в то, что я смогу обеспечить ему безопасность? Что ж, нравится мне это или нет, теперь все выплыло наружу; к тому же скрывать случившееся и дальше нет возможности, слух об отраве скоро выйдет наружу. Но пока у меня есть некоторое время, есть свобода маневра».
Сафие бросила взгляд на лежащее навзничь тело. Дрожь старого знакомого чувства – волнением или страхом оно было? – пробежала у нее по спине.
«Нашли в садах… Гм, я примерно знаю, кого ты там искал. Не предательством ли ты отплатил мне? Вряд ли. Впервые за столь долгие годы – нет, не может быть!»
В комнату вошел лекарь, которого она велела позвать, им оказался один из белых евнухов дворцовой школы. Как не похож он был на того, вчерашнего, сразу же отметила Сафие и стала внимательно наблюдать за тем, как он, с трудом передвигая ноги, шел к ложу больного, оглядела его землистого цвета лицо и отметила про себя, что такого цвета бывают пауки, притаившиеся на старых деревьях.
Отвесив почтительный поклон в сторону экрана, скопец направился к временному ложу, на котором устроили Хассан-агу. Группа старших черных евнухов подалась назад, освобождая ему проход. В помещении воцарилось глубокое молчание, когда врачеватель приложил ухо к груди больного и стал выслушивать его, одновременно пальцами нащупывая пульс на шее.
– Во имя Аллаха всемилостивейшего, – голос его прерывался от волнения, – он жив.
Общий вздох облегчения, подобный порыву ветра, с шорохом срывающему жухлые осенние листья, пролетел по комнате.
Приободрившись, врачеватель поднес к глазам ладонь больного и принялся ее осматривать. Ногти огромного евнуха были так же страшны, как он сам, – желтые, как старая слоновая кость, загнутые, толстые. Опять комнату затопило глубокое молчание; с неподвижностью, отработанной годами строжайшего подчинения дисциплине, евнухи терпеливо стояли в стороне. Наконец откуда-то из толпы раздался голос:
– Скажите нам, что случилось с Хассан-агой?
Говорил один из самых молодых. Чуть повыше остальных, более широкоплечий, чем они, он обладал голосом высоким и нежным, словно флейта, до странности противоречившим его неженственному облику. Тотчас зазвучали и другие голоса, словно ободренные чужой смелостью:
– Да, да, скажите нам!
И, будто заговор тишины оказался нарушенным, в затемненном помещении все зашевелилось. Со своего места за экраном валиде могла наблюдать за тем, как покачиваются белые колпаки над черными лицами, как возбужденно их обладатели кивают друг другу.
– Нашего Хассан-агу отравили?
Она увидела, что новый вопрос задал тот же человек, это был евнух по имени Гиацинт.
– Ах-х, ах-х, нет! – До нее доносилось их испуганное учащенное дыхание. – Неужели яд?
Некоторые из младших евнухов, те, что раньше молчаливо стояли в наружном коридоре, теперь стали наседать на передних, пытаясь войти.
– Кто это сделал?
Причудливое эхо их визгливых голосов разносилось, наполняя собой комнату.
– Тихо! – вмешался один из старших стражей, хранитель ворот. – Дайте врачевателю осмотреть его. Подайте назад!
Но если его и услышали, перемен никаких не произошло, помещения никто не покинул. Все стремились видеть, что творится с их главой.
Требуя молчания, поднял руку врач. Дождавшись относительной тишины, он отвел вверх тунику Хассан-аги и тут же, потрясенный увиденным, опустил ее обратно. По помещению поплыл отвратительный смрад покойницкой, вонь гниющей плоти и застоявшейся мочи.
– Ах-х-х! Он умирает! – снова раздался общий стон.
– Гниение началось у него в ногах.
Евнухи сокрушенно качали головами, стоны их стали громче.
– Кто это сделал, заплатит нам. Его потроха еще будут валяться на земле.
– Помолчите все! – Молодой евнух Гиацинт теперь стоял на коленях подле тела больного. – Смотрите! Он не умер.
Это было правдой. Лежавшее до того в полной неподвижности распухшее тело неожиданно шевельнулось. Губы дрогнули, словно пытаясь произнести какие-то слова.
– Во имя Аллаха! – взволнованно воскликнул хранитель ворот. – Он что-то говорит!
Евнух Гиацинт наклонился ниже и прижался ухом к губам Хассан-аги.
– Голос его очень слаб. Ничего не разобрать.
Губы черного евнуха вновь задвигались, пот выступил на лице.
– Он говорит… он сказал… – Лоб молодого евнуха пошел морщинами от усилия расслышать шепот больного. Когда он резко поднялся на ноги, выражение его лица изменилось. – Он сказал, что умирает из-за сахарного кораблика, который прислали во дворец англичане. Яд был в том лакомстве.
Менее чем в миле от взволнованно загалдевших евнухов Пол Пиндар, секретарь посольства Британии в Стамбуле, стоял на палубе «Гектора».
Миновал целый день после посещения им звездочета Джамаль аль-андалусийца в его башне, но возможности продолжить так неудачно прерванный визит пока не представилось. Посольские обязанности – подготовка столь долго откладываемого преподнесения дара английской короны султану и так же давно ожидаемого вручения верительных грамот посла – отнимали все его время. Возможно, и нынче будет то же самое. Как раз сегодня утром один из самых старших дворцовых чиновников, глава отряда янычар, сообщил о своем намерении осмотреть английский корабль, и посол отдал приказ всему экипажу срочно подготовиться к визиту.
Сейчас, среди суеты идущих полным ходом приготовлений, секретарь представлял собой единственную неподвижно стоящую фигуру. Глубоко задумавшись, он инстинктивно ловил слухом знакомый скрип снастей, приноравливался к размеренному раскачиванию палубной доски под ногами.
Солнце щедро заливало светом ослепительно-синие воды бухты Золотой Рог с их обычной для этого времени дня суетой: по воде сновали рыбачьи каики и маленькие быстроходные ялики, узкие длинные барки, спеша, развозили дворцовых чиновников по их ежедневным делам, неуклюжие паромы прокладывали путь по босфорским водам, возвращаясь от молчаливых лесов Черного моря с грузом мехов, льда и древесины. У галатского берега теснился лес стройных мачт стоявших на якоре судов. Гребцы одного из военных кораблей оттоманского флота мерными взмахами весел вели его к гавани, где султан держал свой флот.
Если глаза Пола и различали что в этой суете, по виду его это было незаметно. Взгляд англичанина был устремлен в одном направлении – к золотым крышам и минаретам султанского дворца. Возможно ли то, что сообщил ему Керью? Неужели Джон не ошибся и действительно видел Селию в тот день? Пол пристально вглядывался в знакомые контуры: высокие крыши, длинный ряд похожих на перечницы кухонных труб. Где-то далеко за верхушками кипарисов резко блеснуло под лучом солнца стекло.
«Может быть, это ее рука закрыла сейчас окно, может быть, за ним стоит моя невеста, – пришла ему в голову внезапная мысль, – стоит в какой-то незнакомой мне комнате и глядит прямо сюда?»
Все годы, что он вел торговлю, до него доходили рассказы бывалых путешественников о том, как те или иные из добрых англичан обратились в мусульман, приняв их веру, и теперь процветают под властью владык Востока и даже заправляют их делами. Он определенно знал, что несколько таких людей и сейчас пребывают во дворце султана.
Но Селия? Он был уверен, что Селия Лампри погибла два года назад при кораблекрушении, утонула, как ее отец и все, кто находился на борту несчастного судна. Теперь он вспоминал, как во время их долгого плавания в Венецию он любил смотреть на нее, сидящую на носу корабля, такую нежную и вместе с тем бесстрашную. Вспоминал, какие он изобретал предлоги для того, чтобы оказаться с нею рядом и говорить, говорить. Беседовать они могли часами. Все на корабле восхищались перламутровым блеском ее кожи, волосами цвета золотой пряжи. И теперь его Селия лежит на дне Адриатического моря? Его красавица стала кормом для рыб? Пол содрогнулся при этой мысли. Разве может она возвратиться из мира мертвых? Его возлюбленная до сих пор является ему в снах, зовет его голосом русалки, но ее длинные волосы, обвиваясь вокруг шеи, словно тянут ее вниз, вниз, в ужасный сине-зеленый мрак бездны.
Но что, если сказанное окажется правдой? Что, если Керью действительно видел ее? Если каким-то чудом она осталась жива и теперь заточена в гареме, что ему делать тогда? Он не мог заснуть, в горло не лез ни кусок еды, ни глоток воды, когда эта мысль являлась к нему.
– Приветствую вас, Пиндар.
Томас Гловер, его коллега, секретарь посольства, огромный рыжебородый здоровяк, подходил к тому месту, где стоял Пол.
– И я вас, Гловер.
Сделав над собой усилие, Пол обернулся к нему. С Гловером приближались еще трое человек, тоже сотрудники посольства. Это были братья Олдриджи, Уильям и Джонас, английские консулы на островах Хиос и Патрос, а с ними Джон Сандерсон, один из купцов Левантийской торговой компании, сейчас служивший казначеем в посольстве. Все четверо были разряжены, как на праздник. Рядом с облаченным в черное Пиндаром они являли собой чрезвычайно яркое зрелище.
– Что с вами? Опять в заботах? Полно, Пиндар, вы знаете, что турки не любят грустных лиц, – обратился к нему Гловер.
– Как будто можно печалиться в вашем присутствии, друзья мои. – Пол заставил себя улыбнуться. – Томас, вы сияете, как небесная комета. Что это на вас? Новые рукава? – И он протянул руку, ощупывая пышные, в сборках и разрезах, подбитые малиновым шелком рукава, украшавшие светлый, тонко выделанной кожи камзол. – На вас не меньше украшений, чем на само́м султане. Боюсь, что у них существует закон, запрещающий такую дерзость.
– Знал, что вам они понравятся.
На лице здоровяка засияла довольная усмешка, солнце ярко блеснуло в тяжелых золотых кольцах его серег. Два крупных, бриллиантовой огранки аметиста красовались на его высокой шляпе с полями; кольца с другими дорогими самоцветами – топазом, гранатом, лунным камнем – украшали каждый палец, не исключая даже больших, на обеих руках.
– Итак, какие у вас новости, джентльмены?
– У нас действительно есть для вас важные известия. Говорят, что сам султан собственной персоной собирается прибыть сегодня утром на наш «Гектор».
– Ну и ну. Думаю, французский посол почувствует себя задетым.
Настроение Пола стало подниматься.
– Не только де Бреве, но и венецианец Байло будет обижен не меньше, – добавил младший из братьев Олдриджей, Джонас. – Мы знаем, как ревностно эти двое относятся к своему дипломатическому статусу.
Оба брата были наряжены не менее пышно, чем Гловер. Только вместо драгоценных камней их шляпы украшали плюмажи из ярких, переливающихся птичьих перьев.
– Прекрасно знаем, – согласился Пол. – Что вы скажете на это, Гловер? Вам лучше, чем кому-либо из нас, известны обычаи двора султана. Действительно ли можно ожидать прибытия на наш корабль само́го Великого Турка?
– Блистательная Порта отличается большой непредсказуемостью в своих действиях, – отвечал Томас Гловер, задумчивым движением пропуская бороду меж пальцев, на которых снова заиграли перстни. – Но лично я думаю, что такое событие возможно.
– Визит султана на наш «Гектор» может иметь большое значение? – Теперь к Пиндару обращался старший из группы мужчин, Джон Сандерсон.
– Иметь значение? – Пол оперся на поручень борта судна. – Джон, в данном случае вы рассуждаете скорее как торговец, а не как дипломат. Это событие не скажется на торговле специями, тканями или оловом, ни на чем таком. Дела посольства нашей страны касаются исключительно ее представительства, престижа. Мы нуждаемся в том, чтобы нас заметили. И сейчас мы этого добились. С прибытием «Гектора» внимание султана, как и всего двора, приковано к нам. Де Бреве и другие могут насмехаться над нами, называя бандой презренных торговцев, но это всего лишь притворство. Они ненавидят нас за то, что мы лучше их справились с тем, в чем они считали себя непревзойденными мастерами.
– Секретарь Пиндар прав, – кивнул Томас Гловер. – Все глаза сейчас устремлены на «Гектор», а значит, и на нас. По моему мнению, в эти воды еще не приходил корабль, который мог бы соперничать с нашим.
– Соревноваться с трехсоттонным «купцом»? Думаю, это не так-то просто. – В голосе Уильяма Олдриджа звучала гордость.
– И если нам предстоит быть союзниками Турции в войне с Испанией, то разве можно найти лучший способ продемонстрировать мощь королевской Англии? – продолжал Гловер. – А теперь, джентльмены, прошу извинить. Пол, на одно слово, пожалуйста.
Обернувшись к секретарю, он отвел его в сторону так, чтобы можно было говорить, не опасаясь посторонних ушей.
– Как бы события ни повернулись, Пол, если сегодня султан окажется на борту «Гектора», мы должны извлечь все преимущества из этого.
– Ты высказал мою мысль, Томас. Де Бреве и Байло пойдут на что угодно, лишь бы помешать нам свободно торговать с Портой.
– А это означает, что наш посол должен представить свои верительные грамоты как можно скорее, потому что без этого ни султан, ни великий визирь не будут вести с нами никаких переговоров. У тебя есть новости от Даллема?
– Его работы по починке органа близятся к концу, по крайней мере так он мне докладывал.
– Следует ему внушить, что дело это первостепенной важности и закончить его надо как можно скорее. Лучше всего сегодня, если не получится, то крайний срок – завтра. Дары нашей королевы турецкому султану должны быть преподнесены одновременно с вручением верительных грамот посла.
– Предоставь это мне. Я поговорю с Даллемом еще раз, – отвечал Пиндар. – И еще одно, Томас. До тех пор, пока с этим не покончено, мы должны быть уверены, что сэр Генри ничего нам не напортит.
– Ты хочешь сказать, что чем меньше он будет держаться на виду, тем лучше, так, Пол? – Откровенность была по нраву Гловеру. – Теперь ты высказал мою мысль. Ох, я совсем было позабыл. Он велел тебе идти к нему, что-то срочное, кажется, насчет валиде-султан. Лелло ждет тебя внизу, в каюте капитана Парсона.
– Насчет валиде?
– Да. – Глаза Гловера смотрели на Пиндара с любопытством. – Вроде бы она хотела тебя видеть опять.
– Керью? – Лицо посла, сэра Генри Лелло, скривилось так, будто он держал во рту ломтик лимона. – Не думаю, что ему необходимо сопровождать вас, Пиндар. Вовсе нет.
– Конечно нет, сэр. Ни в коем случае. Вы совершенно правы.
Разговор Пола Пиндара и посла Британии, сэра Генри Лелло, происходил в крошечной капитанской каюте, расположенной на носу корабля.
Сэр Генри в задумчивости теребил бородку: привычка, которой он предавался, как заметил Пол, когда нервничал или бывал чем-то встревожен.
– В высшей степени неорганизованная личность. Никакой выдержки.
– Да, сэр. Выдержка – это главное. Лучший способ достичь нашей цели – действовать выдержанно. Я с вами согласен.
– Э-э… Вы о чем?
– О выдержке, сэр. Как вы совершенно верно указали. – Пол отвесил почтительный поклон. – Возможно, лучше всего действовать тихо.
Он помолчал, тем самым давая послу возможность усвоить сказанное, затем осторожно добавил:
– Вряд ли французского посла обрадует тот факт, что госпожа валиде приглашает на встречу одного из сотрудников вашего посольства.
Брошенное семя тут же пустило корни.
– Де Бреве? – Глаза сэра Генри сузились. – Определенно не обрадует. – Но тут же лицо его просветлело. – Это, пожалуй, мысль, а, Пиндар? Действовать без шума, как вы сказали, но что-то я не уверен. Может быть, нам лучше воспользоваться представившейся… э-э… возможностью… Как вы считаете?
– С риском раздосадовать де Бреве? – Пол покачал головой. – Уж не говоря о венецианце Байло. Вы, конечно, знаете, сэр, эти венецианцы уверены, что имеют право на особые отношения с Портой. Наши информаторы докладывают, что они ежедневно посылают подарки и самой валиде, и женщинам гарема, думая, что это укрепляет их престиж у султана. Де Бреве полагает, что мы пытаемся использовать похожие методы.
– Но так оно и есть! – наивно воскликнул Лелло. – Разве вы не поняли, что именно такое мнение мы и хотим ему внушить.
Пол изобразил восхищение человека, перед которым внезапно забрезжил свет гениальной идеи.
– Ах, конечно! Де Бреве решит, что этот визит является плодом вашей предусмотрительной стратегии. И это отвлечет его от наших реальных планов: завоевать симпатии визиря и подписать соглашения. – Он снова поклонился, не сомневаясь в том, что ирония его осталась незамеченной собеседником. – Блестящая идея! Мои поздравления, сэр.
– Хм, хм. – Послышался лошадиный смешок, что, как уже знал секретарь, было у сэра Генри признаком нечастого веселья. – А что еще более важно, Пиндар, эта стратегия не будет нам стоить ни пенни. Нам не придется подкупать визиря подношениями.
– Мысль настоящего государственного деятеля! – Пол в свою очередь рассмеялся. – Вас не зря назначили послом ее величества, ваше превосходительство.
– Поосторожней, мистер Пиндар. – Сэр Генри непроизвольно нахмурился при упоминании королевы. – Ее величество – сама щедрость и великодушие. Она лишь попросила торговую компанию оплатить наши подношения новому султану, что вполне справедливо, по моему мнению.
«Как и все расходы по этому представительству, мой друг Старая Девка, – подумал про себя Пол. – А это немалая сумма, выплатить которую еще потребуется уговорить лондонских торговцев, а они не менее скупы, чем сама королева. И вполне способны при неудаче нашей миссии возложить это бремя целиком на нас».
– Про что это вы, сэр? Генри, любовь моя, что нам не будет стоить ни пенни?
Без всяких церемоний в капитанскую каюту вошла леди Лелло. Крупная, дородная женщина, она носила огромные гофрированные воротники, в которых тонула ее короткая шея, а весь облик начинал сильно смахивать (что с удовольствием отмечал Джон Керью) на уложенного на огромном блюде поросенка. Когда она увидела Пола, ее маленькие глазки засверкали от радости и лицо осветила добродушная улыбка.
– Здесь и секретарь Пиндар! Доброго вам утра, секретарь.
– И вам, миледи.
Пол постарался освободить как можно больше пространства в тесной каюте.
– Ну и какие новости, сэр Генри?
Любое физическое усилие, чуть большее, чем требовалось для исполнения придворной паваны, [37]37
Павана – старинный бальный танец.
[Закрыть]лишало леди Лелло притока воздуха, и сейчас она почти рухнула на стул, с трудом переводя дух. Придя в себя, супруга посла принялась короткими пальчиками заботливо расправлять пышные складки юбок с фижмами.
– Что нам не будет стоить ни пенни?
– Пиндар получил повеление снова явиться к валиде.
– Да ну? – Глазки госпожи Лелло опять радостно заблестели.
– Она сама послала за ним, – многозначительно добавил сэр Генри.
– Даже так? – Леди Лелло вынула из рукавчика тонкий платочек и промокнула лоб. – Неплохо.
– От этой новости моя жена буквально лишилась дара речи, Пиндар, – заметил посол.
– Почему так строго, миледи? – улыбнулся секретарь. – Разве выбор неудачен и я не гожусь в эмиссары?
– Ну, что вы, мистер Пиндар. – Над воротником леди Лелло заколыхались розовые складки. – Но повторное приглашение, и так вскоре после первого! Я хочу сказать, разве это не странно? Мистер Гловер говорит, что французскому посланнику пришлось дожидаться много недель, пока он наконец был принят Великим Турком, а увидеть саму госпожу, как ее там, валли султанша, что ли, ему вообще не удалось.
– В том-то все и дело! Это чрезвычайно благоприятный признак, – поддержал супругу посол, радостно потирая руки. Долговязый, тощий, невзрачный, он и вправду заслужил свое прозвище. Пальцы на руках, худые и изогнутые, напоминали стебли растения, лишенного света. – Мы с Пиндаром только что говорили о том, – сэр Генри склонился к уху жены, подчеркивая конфиденциальность сказанного, – что французскому послу это чрезвычайно не понравится.
– Да? Но послушайте…
Глазки леди Лелло вопросительно перебегали с одного собеседника на другого. Ее супруг продолжал:
– Похоже, что подарки от нашей королевы, посланные госпоже валиде…
– Вы имеете в виду ту карету, которую купил для нее мистер Пиндар?
– Да, конечно, карету. – Послышалось шуршанье сухой кожи, это Лелло снова принялся потирать руки. – Разумеется, она пришла в восторг. Мне доложили, что она уже каталась в ней, и сам султан сопровождал мать во время этой прогулки. Вот она и пригласила нашего Пиндара к себе, чтобы еще раз выразить благодарность английской королеве, я так думаю. В этом нет ничего удивительного.
– Но она пригласила его лично, значит, намерена высказать чувства благодарности именно ему. Что ж, Пол, – глазки леди Лелло сияли, буквально утопая в пухлых складках лица, – вот это действительно важная новость. Остается только надеяться, что большой ящик со свистком, который прислала ваша компания, – она скептически фыркнула, – если, конечно, Даллему удастся его починить, произведет такой же эффект. А теперь, сэр Генри, вы должны серьезно обдумать, кого послать вместе с Полом. Эскорт должен быть очень почетным, вы понимаете сами. Мы же не можем позволить, чтоб они, я имею в виду де Бреве и этого Баули, делали свои замечания. – Она понизила голос и наклонилась к Полу. – Эти люди весьма непочтительно отзывались о сэре Генри, как я слышала, они называли его торговцем. Представляете?
– Байло-о, любовь моя. Венецианского посланника зовут Байло.
Но леди Лелло не слушала мужа.
– Возможно, будет неплохо, если мистер консул Олдридж и мистер секретарь Гловер отправятся с вами?
– Не торопись так, любовь моя, – прервал супругу сэр Генри и оглянулся на Пола, ожидая поддержки.
Тот подхватил брошенную нить:
– Как вам, конечно, известно, миледи, присутствие секретаря Гловера и консула Олдриджа необходимо здесь, на корабле. Они должны участвовать в гораздо более важном событии.
– Тогда мы должны послать с вами кого-нибудь, кто здесь не потребуется, или того, кто вовсе не важен. Давайте посмотрим. Нед Холл, кучер? Нет, не подходит, он совершенный мужлан. Может быть, нашего священника, преподобного Мея? Нет, он на кого угодно наведет тоску. – Тут глазки снова распахнулись, лицо засияло вдохновением. – Боже праведный! Конечно же, нужно послать Керью! Вашего повара, Джона Керью! Мистер Пиндар, с вами непременно должен отправиться именно он. Вы согласны со мной, сэр Генри? – Она подняла маленькую ладошку, чтобы поправить тщательно уложенную прическу, но рука наткнулась на препятствие в виде огромного плоеного воротника. – Ему и говорить ничего не придется, будет только сопровождать вас, – продолжала она. – У него даже имеется мундир, насколько я знаю. И он умеет раскланиваться, я сама видела, как он это делал, хоть в этих новомодных венецианских панталонах он скорее напоминает обезьяну. Чем показались плохи наши старые английские камзолы, хотела бы я знать, не правда ли, сэр Генри? А, сэр Генри?
Она пыталась, несмотря на сопротивление воротника, оглянуться в поисках мужа, но тот уже покинул каюту.
– Ушел проверить, как идут дела, осмелюсь предположить, – удовлетворенно произнесла леди Лелло. – Нам сообщили, что сам великий султан собирается осмотреть «Гектора». Мы все, конечно, должны присутствовать, чтобы засвидетельствовать наше уважение.
Она начала подниматься, и Полу пришлось предложить ей руку, чтобы помочь в этом.
– Ну, – пропыхтела бедная дама, – сегодня и в самом деле важный день. И до чего же приятно снова ступить на палубу корабля. Мы с сэром Генри всегда рады оказаться на борту, вы знаете. – Она приподняла пышные юбки, и по каюте поплыл сильный запах камфоры, в которую они были обернуты на время долгого морского путешествия. – Между нами говоря, я предпочитаю находиться здесь, а не в том огромном доме, предоставленном всем сквознякам и этим ужасным, снующим по всем покоям янычарам.
Оглянувшись, леди Лелло испустила ностальгический вздох, затем ее выцветшие от старости глаза на мгновение остановились на иллюминаторе.
– Здесь имеется место для всего и все имеет свое место, вот что я всегда говорю. Я много времени провела в море, когда мы с сэром Генри только поженились, и потом тоже, когда, вы знаете об этом, Бог забрал моих мальчиков. Ну, полно, полно, – тут она потрепала по руке Пиндара, – нельзя жить одним прошлым. Я знаю, вы, как никто другой, понимаете меня.
– Позвольте проводить вас наверх, леди Лелло. – Пол, тронутый, предложил даме руку. – Посол уже, должно быть, ждет нас.
– Благодарю. Какая хорошая ткань на вашем костюме, мистер Пиндар. – Ее пальцы пробежали по рукаву, ощупью определяя качество материала. – Но уж очень он черный. Вы выглядите совсем как венецианский дож, если позволите заметить. – Она приветливо улыбалась собеседнику. – Но я могу простить это вам, Пол, и никогда не позволяю другим насмехаться над вами и упрекать за то, что вы всегда носите мрачные цвета. Сэр Генри собирался сделать вам замечание на этот счет, указать, что турки, как он считает, не любят грустных зрелищ, но я сказала ему, оставь молодого человека в покое. Он потерял свою возлюбленную, говорят, она утонула. – Поднятые на него глаза были бледными, как небо у далекого горизонта. – Не мучь молодого человека своими придирками, велела я ему.
– Не подняться ли нам наверх, миледи?
– С вашей помощью, мистер Пиндар, думаю, я сумею одолеть эти ужасные ступени. – Она оперлась на предложенную руку. – Я хотела показать вам мое новое платье. Каким бы вы назвали этот цвет?
– Мы называем такой цвет «цветом селезня». – Пол учтиво поддерживал даму, с трудом преодолевавшую крутые деревянные ступени, ведшие на полуют. – Иногда его еще называют «цветом драконовой крови».
– Подумать, каких только названий нынче не выдумывают. Тут и «румянец леди», и «львиная грива», и «цвет грустного попугая». Видит Бог, как давно я интересуюсь всем, что касается мануфактуры, но за этими названиями мне не угнаться. – Леди Лелло с величайшим трудом стала преодолевать узкий люк. – А как вам название «пимпилльо»? [38]38
Растение семейства кактусовых.
[Закрыть]Мне оно чем-то нравится, «пим-пил-льо»… – Ее голос, заглушаемый шумом морского ветра, зазвучал чуть тише, когда она наконец выбралась на палубу. – Мне сказали, что это красновато-желтый оттенок. Я однажды спросила у вашего Керью, как называется цвет его нового плаща, – дама, отдуваясь после нелегкого подъема, обернулась к Пиндару, – и как вы думаете, что он мне ответил?
– Понятия не имею.
– «Зелень гусиного помета»! Представляете себе, мистер Пиндар? До чего так можно дойти? Что ж это дальше будет?
– Действительно, что будет дальше? – тихим эхом отозвался ее собеседник.
– Еще он сказал, что это похоже на цвет, называемый «цветом мертвого испанца». Как вы думаете, может быть, он подшутил надо мной?
– Он сам станет «цвета мертвого испанца», если осмелится на такие шутки, – как мог беззаботнее отвечал Пиндар. – И я лично об этом позабочусь.
На палубе царило необычное оживление.
– Султан!
– Смотрите, к нам направляется сам повелитель!
– Сюда едет господин султан!
Наскоро извинившись перед леди Лелло, Пол устремился к тому борту судна, сгрудившись у которого стояли Томас Гловер и другие представители торговой компании.
– Они плывут сюда, видите, Пол! – Гловер показал рукой на воды бухты. – Боже правый! Вон и он сам, джентльмены, вон он сидит.
Пол проследил за его взглядом и увидел величественную барку, медленно скользившую к ним по воде, приближаясь со стороны царского причала. На борту английского судна все – и матросы, суетившиеся у такелажа, и собравшиеся у борта торговцы, и даже леди Лелло в своем праздничном наряде – застыли в молчании, не сводя глаз с приближающегося судна. В наступившей вдруг тишине до их ушей долетел с судна султана странный звук, похожий на лай огромной своры собак.
– Слышите? – тихо спросил Гловер. – Вы слышите их? Это гребцы на борту лают, как уличные псы. Говорят, им велено так делать, чтобы ни один из них не мог подслушать то, о чем говорит султан, когда он находится на борту.
Теперь приближающееся огромное судно почти поравнялось с «Гектором», и Пол сумел разглядеть, что на веслах сидят человек двадцать гребцов, одетых в красные шапки и белые рубашки. На корме же судна возвышался маленький шатер из нарядных алых и золотых полотнищ, в котором, по-видимому, находился султан, чье присутствие было тщательно скрыто от посторонних глаз. Тот странный звук – гау, гау-у, гау, гау, гау-у – звучал все громче и громче. За первой галерой скользила другая, менее нарядная, с приближенными султана: немые, которых держали при его дворе, шуты, карлики. Все они были разодеты в блестящие шелковые платья, у каждого висел на боку кривой меч, а некоторые держали на поводках охотничьих собак, разряженных не хуже своих хозяев – на них были пурпурные куртки, украшенные золотым и серебряным шитьем. Резво подпрыгивая на воде, оба судна описали круг около «Гектора» и затем стали удаляться, скрывшись из глаз так же стремительно, как и появились.
Стоявшие на палубе английского «купца» торговцы обменивались возбужденными репликами, радостно похлопывали друг друга по спине. Один только Пол не разделял всеобщей приподнятости. На него неожиданно навалилась нечеловеческая усталость; контакты с сэром Генри, направлявшие поведение посла, беседы с другими торговцами, даже разговор с Гловером показались ему непосильным бременем. Внезапно он ощутил себя актером, играющим на сцене чью-то роль.
