Текст книги "Гарем"
Автор книги: Кэти Хикман
сообщить о нарушении
Текущая страница: 27 (всего у книги 29 страниц)
Глава 35
Стамбул, нынешние дни
Наконец Элизабет дождалась так долго откладывавшейся аудиенции у дирекции дворца-музея, на которой ей должны были дать ответ на ее запрос о разрешении работы в дворцовых архивах. Она доехала до дворца Топкапы, прошла в третий внутренний дворик, оказавшись у дверей в приемную директора музея, остановилась и стала ожидать разрешения войти.
– Элизабет Стейвли?
На пороге кабинета появился мужчина в аккуратном коричневом костюме и белой рубашке.
– Да, это я.
– Позвольте представиться. Ара Мэтин, один из помощников директора. Прошу вас, входите.
Элизабет вошла в кабинет следом за ним.
– Садитесь, – предложил он и указал на стоявший у рабочего стола стул для посетителей. – Насколько мне известно, вы запрашивали разрешение на проведение поисков в наших архивах?
– Да, запрашивала.
Элизабет увидела, что разложенные на столе помощника бумаги имеют к ней отношение: заполненный ее рукой бланк заявления, рекомендательное письмо от ее руководительницы доктора Эйлис.
– В заявлении указано, что вас интересуют данные об английской миссии тысяча пятьсот девяносто девятого года, во времена правления султана Мехмеда Третьего. – Помощник директора пробежал глазами бумаги, находившиеся перед ним. – Кроме того, вы хотели взглянуть на музыкальный инструмент, доставленный султану в качестве дара от британских торговых чиновников.
– Да, это тоже так.
– И какова цель вашей работы с этими данными?
Взгляд из-под очков был доброжелательным.
– Научные исследования, выполняемые мной в порядке соискания ученой степени, требовали ознакомления с этими материалами.
– Материалами об английской торговой миссии? – уточнил чиновник.
– Да, о ней.
«Почему я чувствую себя так, будто пытаюсь надуть его?»
Элизабет смущенно заерзала на стуле, ей вспомнился совет, данный когда-то ее оксфордской руководительницей: главное сунуть ногу в дверь, чтобы ее не захлопнули перед твоим носом. Если не знаешь, с чем надо работать в архивах, называй тему, материалы по которой в них наверняка есть.
– Тема вашей научной работы представляется мне серьезной. Надеюсь, вас ждет успешное ее завершение.
– Я тоже надеюсь, – ответила любезностью на любезность Элизабет, лихорадочно пытаясь придумать продолжение разговора. – Благодарю вас за то, что уделили мне время.
– Здесь сказано, что через несколько дней вы намерены покинуть Стамбул?
– Я собираюсь поехать домой на Рождество.
– В таком случае мы ускорим прохождение вашего заявления, – улыбнулся чиновник. – Тем более что оно не является первым вашим обращением к нам. Прежде вы интересовались данными о…
Он склонился над бумагами.
– Меня интересовали сведения о некоей английской подданной по имени Селия Лампри, – объяснила Элизабет. – Насколько мне известно, она была в числе невольниц, принадлежавших султану Мехмеду Третьему, и проживала в его гареме примерно в то самое время, когда в Стамбуле находилась вышеупомянутая английская миссия.
– Но вы не получили затребованных данных?
– Нет.
– Должен сказать, в этом нет ничего удивительного. Кроме сведений об особах исключительной важности – например, матери султана, или одной из влиятельных наложниц, или, к примеру, облеченных властью служительниц при дворце, – никакой информации о насельницах гаремов не сохранялось. Практически неизвестными остались даже их имена, кроме тех, под которыми их регистрировали в книгах. Молодая женщина, относительно которой вы посылали запрос, под указанным в нем именем не была упомянута ни в каких источниках. Вполне возможно, что ей было дано одно из местных имен еще до прибытия во дворец. Вы это могли предполагать, не так ли? – Он снова взглянул на Элизабет, покачал головой. – И почему западных ученых так интересуют гаремы прежних времен? – чуть слышно пробурчал он себе под нос. – Тем не менее давайте посмотрим, что мы могли бы для вас сделать.
Чиновник взял со стола досье и принялся читать текст на одном из листов, подколотых к бланку заявления.
– Очень сожалею, но похоже, что мы действительно ничем не можем вам помочь. Как и в случае с первым вашим запросом.
– Совсем ничем? Неужели не сохранилось никаких документов?
– Вот что сообщает мне наш сотрудник. Официальная запись о вручении верительных грамот послом Британии в наших архивах имеется. Переданные торговой миссией в дар султану предметы перечислены в инвентарной описи. Не так уж много, согласитесь? – Его глаза быстро бежали по строчкам документа. – Относительно механического устройства, видимо, того, который вы называете музыкальным инструментом, меня извещают о том, что его давно не существует. Кажется, был разрушен много лет назад.
– Что вы имеете в виду, говоря «много лет назад»?
– Имею в виду – очень много лет назад. – Неожиданно чиновник улыбнулся. – Это произошло в годы правления султана Ахмета, сына Мехмеда Третьего. Известно, что он в отличие от своего отца был чрезвычайно религиозным человеком, и дар английской королевы… э-э… как бы это сказать… оскорблял его религиозные чувства. На этом инструменте имелись изображения человеческих существ – или напоминающих их – и разных животных, а это, согласно нашей вере, является недопустимым.
Элизабет вспомнила об ангелах, игравших на серебряных трубах.
– Вы считаете это идолопоклонством?
– Совершенно верно. Вы нашли правильное выражение. Именно идолопоклонством.
– Поэтому орга́н был разрушен?
– Боюсь, что так. Никаких следов подарка от торговой миссии не осталось.
Господин Мэтин говорил так, будто и в самом деле испытывал огорчение от того, что не мог ей помочь.
– Понимаю. – Элизабет встала и повернулась к двери. – Благодарю за время, которое вы мне смогли уделить, и за ваше участие.
– Одну минуту, мисс Стейвли. Это не все, у меня есть для вас кое-что еще.
– Что же это может быть?
– Есть один предмет, который, по мнению моих коллег, может показаться вам небезынтересным.
– О?
Девушка вернулась к столу и увидела, что в руках помощник директора держит небольшой мешочек из потертого бархата красного цвета.
– Что это?
– Этот предмет был найден среди бумаг, относившихся к английской торговой миссии. Никто у нас не знает в точности, что это такое. Но на этом предмете есть точная дата: одна тысяча пятьсот девяносто девятый год по европейскому календарю.
Элизабет взяла протягиваемый ей предмет, сквозь бархат почувствовала гладкость и прохладу металла, его солидный вес, круглой формой он напомнил ей старомодные карманные часы. Внезапно онемевшими пальцами девушка потянула завязки бархатного мешочка, распустила их и вытряхнула на подставленную ладонь то, что в нем хранилось. Медная уплощенная луковица с тонким орнаментом из цветов и листьев испускала чуть приглушенный блеск и производила впечатление вещи очень старой. Размер ее показался Элизабет чуть меньше, чем она предполагала.
– Вы можете открыть крышку этого инструмента. Мои коллеги считают, что он является своего рода астрономическим прибором, – сказал Ара Мэтин.
Она осторожно отвела в сторону защелку. Крышка мгновенно откинулась с такой легкостью, будто была смазана каких-то несколько дней назад, и перед глазами девушки предстала внутренность прибора, состоявшего из нескольких отделений. Молча она смотрела на него.
– Эта вещь называется компендиум, – тихо произнесла она.
– Вам доводилось видеть подобные инструменты? – Голос музейного работника звучал удивленно.
– Только на книжной иллюстрации. На портрете одного человека.
Несколько минут она безмолвно любовалась компендиумом как чудесным произведением человеческих рук.
– Вот это квадрант. – Она указала на один из дисков первого отделения. – Это магнитный компас. Вот здесь вычерчена таблица дней равноденствия, а на обратной стороне крышки – видите эти выгравированные строки? – таблица координат, соответствующих нескольким городам Европы и Леванта.
Элизабет поднесла компендиум к глазам и по толщине его нижней части догадалась, что та состоит из нескольких дополнительных отделений и закрывается двумя укрепленными на крохотных петельках крышками, каждая из которых имеет защелку в форме кисти человеческой руки – левой и правой.
– Вот здесь, если я, конечно, не ошибаюсь, может находиться… – Она кинула на помощника директора вопросительный взгляд. – Могу я попробовать ее открыть?
Он кивнул, Элизабет осторожно высвободила защелки, раскрылась еще одна крышка компендиума, и перед девушкой предстало тайное отделение.
Со старинной миниатюры на Элизабет смотрело лицо молодой женщины с темными глазами и светлыми, чуть рыжеватыми волосами, ее бледная кожа отличалась такой белизной, что казалась даже чуть голубоватой. Шею и уши украшал жемчуг, накинутый на одно плечо мех художник изобразил несколькими легкими штрихами. В руке она держала красную гвоздику.
Селия? Элизабет показалось, что она смотрит в глаза молодой женщины сквозь прошедшие четыре сотни лет.
«Селия, это вы?»
В следующий миг обаяние уникального момента растаяло.
– Довольно любопытно, – раздался у ее плеча голос Ары Мэтина. – Как вы догадались, что в этом приборе может содержаться портрет?
Она смогла лишь покачать головой. Четыреста лет это лицо было скрыто от людских глаз – единственная мысль занимала сейчас Элизабет. Четыре сотни долгих лет не видеть света дня!
– Не позволите ли воспользоваться вашим компьютером? – вместо ответа обратилась к сотруднику музея Элизабет с вопросом.
– Э…
Он чуть заколебался, смущенный неожиданной просьбой, но девушка продолжала настаивать.
– Он подключен к Интернету?
– Да, конечно. У нас установлена необходимая аппаратура.
– Это не займет много времени.
– Ну, разве что на несколько минут.
Элизабет мгновенно набрала свой электронный адрес, отыскала письмо руководительницы из Оксфордского университета, открыла вложенное приложение. На этот раз портрет Пола Пиндара мгновенно возник на экране.
– Вот, взгляните на этот портрет, – обратилась она к собеседнику, привлекая его внимание к экрану. – Вы видите, что он держит в руке?
– О, действительно, как любопытно. У него в руках этот, как вы его назвали, компендиум.
Пораженный Мэтин вглядывался в картинку.
– Уверяю вас, он держит тот же самый компендиум, что сейчас лежит у вас на столе. – В голосе девушки звучало торжество. – Но вопрос в том, зачем его понадобилось изображать на портрете? Или, сформулируем проблему по-другому, что этот компендиум мог делать в вашем собрании? Мог ли он входить в число даров, поднесенных английским посольством султану?
– Совершенно исключено. – Ара Мэтин не колебался ни секунды с ответом. – В подобном случае он непременно был бы занесен в инвентаризационный список, я в этом абсолютно уверен. Но кто же этот человек, который изображен на экране?
– Некий английский торговец. Его звали Пол Пиндар, он служил секретарем в посольстве Британии и являлся одним из участников Левантийской торговой компании. Думаю, что этот компендиум принадлежал ему. Обратите внимание, здесь в углу имеется надпись, которой я не могла разобрать, когда смотрела на этот портрет в книге. Она сделана на латыни. – Элизабет вслух прочла: – Ubi iaces dimidium iacet pectoris mei.
– Не могли бы вы перевести это на английский язык?
– Попытаюсь. Думаю, что смогу. – Несколько минут девушка пристально изучала изображение на мониторе компьютера, затем неуверенно произнесла: – Смысл примерно таков: «Где возлежит сердце мое, там и душа моя».
– Что это означает?
– Пока я не совсем понимаю, – медленно произнесла она, продолжая внимательно вглядываться в экран. Затем взяла компендиум со стола, поднесла его к монитору, и, сравнивая два изображенных на миниатюрах портрета, она вдруг воскликнула: – Посмотрите сюда! Я прежде не видела этого! Эти портреты парные.
– Неужели? – Вопрос музейного работника прозвучал недоверчиво и даже скептично.
– Ну да. Обратите внимание на расположение лиц. Девушка смотрит вправо и держит гвоздику в левой руке. А изображенный на портрете мужчина смотрит в левую сторону, и компендиум находится в его правой руке. Я не замечала этого прежде, потому что качество репродукции в книге было отвратительным. Думаю, что этот портрет, прежде чем стать книжной иллюстрацией, был такой же миниатюрой, потому-то и печать столь неотчетлива и крупнозерниста. Должно быть, его пришлось несколько раз увеличивать, прежде чем он достиг размера страницы. – Мысли в голове Элизабет так и мелькали, быстро сменяя одна другую. – Не могли ли обе миниатюры быть рисованными с новобрачных? Такая традиция известна у нас в стране.
– Может быть, здесь отыщутся даты создания этих двух портретов?
– Вы правы, дата, скорей всего, должна быть указана. Я помню упоминание о ней в письме моей руководительницы. – Элизабет снова вглядывалась в экран. – Давайте увеличим изображение компендиума на портрете. Вот оно, взгляните. – Но, всмотревшись в цифры, проставленные в углу экрана, она буквально опешила. – Как же так? Это невозможно!
Тонкими, но бесспорно разборчивыми штрихами под портретом было изображено число «1601».
Первым заговорил Ара Мэтин.
– Что ж, в конце концов, кто вам сказал, что эти миниатюры должны быть парным портретом новобрачных, – пожал он плечами. – Портрет женщины мог быть создан до тысяча пятьсот девяносто девятого года, а что касается мужского портрета, то его могли написать годом или двумя позже.
– Но как такое могло случиться? – Элизабет откровенно терялась в догадках. Потянула к себе бархатный футляр, стала внимательней разглядывать ветхую ткань. – Вы утверждаете, что компендиум хранится у вас с тысяча пятьсот девяносто девятого года, но на том, который был изображен на книжной иллюстрации, стоит дата более поздняя. – Голос девушки увял. – В таком случае компендиум не может быть тем же самым, согласитесь? Посмотрим, не могу ли я еще раз увеличить изображение, сохранив его четкость. – Ее пальцы забегали по клавишам. – Глядите, на этом экземпляре не видно никаких тайных отделений с защелками, следовательно, миниатюра не могла здесь храниться. Никаких других портретов этот компендиум не содержал. Я ошибалась в своих предположениях.
Она резко отодвинула стул и встала из-за стола.
– Мисс Стейвли, вы расстроены?
Ара Мэтин тревожно глядел в побледневшее лицо его посетительницы.
– Нет, отчего же.
– Но я вижу, что вам нехорошо. Присядьте сюда, пожалуйста.
Он осторожно поддержал ее за локоть.
– Не беспокойтесь.
– Может быть, дать вам стакан воды?
Элизабет словно не слышала его.
– «Где возлежит сердце мое, там и душа моя», – громко повторила она вслух. И пристально посмотрела на собеседника. – Понимаете, в чем тут дело? Эти слова буквально значат то, что они значат. Когда он говорил о сердце своем, он имел в виду эту молодую женщину, она-то и есть сердце, то есть возлюбленная его. – Элизабет еще раз взглянула в спокойные темные глаза Селии, на ее фарфоровой белизны кожу. – Она осталась здесь, в этом дворце.
Итак, он знал. Пол Пиндар, оказывается, все время знал о том, что Селия находится во дворце. Была ли у него возможность, как у Томаса Даллема, заглянуть в тайные сады гарема? Видел ли он ее? Элизабет почувствовала, что дрожь пробежала у нее по спине. А как же сама Селия? Все эти недели она, Элизабет, представляла ее беззаботный смех, полет быстрых ног в расшитых туфельках. Воображала ее улыбающейся счастливицей, бегущей к своему возлюбленному. Но, как оказалось, все было совсем не так. Пол знал о том, что в гареме дворца находится его невеста, и оставил ее там.
– Но я не совсем понимаю, почему вы говорите об этом с такой уверенностью. – Голос Ары Мэтина прозвучал растерянно.
– Полагаю, что смогу объяснить вам это. – Теперь последние сомнения оставили Элизабет. – Все это время я строила догадки одну за другой, буквально нащупывая путь исследований, потому что ничего другого мне не оставалось. Но сейчас наконец я обнаружила доказательства, и они передо мной. – Она слабо улыбнулась и указала на нижнюю часть компендиума, изображенного на экране компьютера, ту его часть, в которой мог бы таиться портрет Селии. – Вы сами видите, что здесь нет потайного отделения, а значит, этот мужчина был изображен не с тем компендиумом, который сейчас лежит перед нами, а совсем с другим, ибо этот какими-то неведомыми для нас путями попал во дворец Стамбула, где и остался. Думаю, мы так никогда и не узнаем о том, каким образом и почему это произошло.
– Я не могу разобрать, что изображено в этой части экрана. – Ара Мэтин теперь с не меньшим, чем Элизабет, вниманием всматривался и в изображение на мониторе, и в компендиум, лежащий на столе. – Похоже на рыбу, что ли? Или скорее на угря.
– Во времена царствования королевы Елизаветы Первой эти животные назывались на нашем языке лампри, что значит минога, а фамилия этой девушки, о которой я вам рассказываю, была именно Лампри. – И тут, к своему полному удивлению, Ара Мэтин вдруг увидел, что по лицу его посетительницы текут слезы. – Мужской портрет вовсе не является портретом счастливого новобрачного. Он был написан в память о той, кого не стало.
Глава 36
Стамбул, вечер 6 сентября 1599 года
– Селия!
– Аннетта!
– Ты вернулась!
Девушки встретились во дворике валиде и крепко обнялись.
– Что? Что с тобой? Ты вся дрожишь. – Селия улыбалась, обнимая подругу.
– Я думала… Когда она послала за тобой, я решила уже… Ладно, теперь уже не важно, что я решила! – Аннетта снова накинулась на нее с объятиями, в этот раз еще более бурными. – Что она тебе говорила? Что хотела от тебя? Я поверить не могу, что тебя отпустили. – Она жадно вглядывалась в лицо Селии, затем взяла ее руку и прижала к лицу. – Но хватит об этом, главное, что ты здесь, со мной, живая и невредимая. Ты обязательно должна рассказать мне все, только, – девушка быстро оглянулась, – только не здесь. Пойдем к тебе!
Девушки направились к прежним покоям Селии. Аннетта, едва войдя в двери, огляделась и сразу заметила, как пусто здесь стало, немногие принадлежавшие Селии вещи куда-то унесли. Комната приобрела тот запущенный вид, какой бывает у помещений, уже покинутых одними жильцами, но еще не обжитых другими.
– Тебя переселили отсюда? Куда?
– Не знаю. – С озадаченным видом Селия оглядела опустевшее помещение. – Мне еще не сказали.
Затем, быстро перебежав в другой конец комнаты, заглянула в нишу над кроватью и, присев на корточки, сунула туда руку. Мгновение она что-то там искала, затем вынула браслет Гюляе-хасеки и еще какой-то довольно небольшой предмет. Девушка крепко сжала его в ладони.
– Хорошо, что их они не отыскали, хоть этот-то мне, наверное, не понадобится, – небрежным жестом Селия отбросила браслет хасеки на кровать. – Мне надо было послушаться тебя, Аннетта. Ты не ошибалась насчет Гюляе-хасеки. В тот день в Парадной зале, когда она кинула мне свой браслет, я должна была догадаться, что она не случайно промахнулась. Она и хотела попасть в карие Лейлу, чтобы указать мне на нее. Дать нить, которая помогла бы мне размотать этот клубок, заставила бы меня начать задавать вопросы, как она сказала, «разузнать подноготную». И таким образом подставить валиде под удар. Для Гюляе это было частью ее собственной игры, как партия в шахматы.
– О, она страшно хитрая, – сказала Аннетта, – это я сразу поняла. Гюляе была под стать самой валиде, только немножко все-таки недотянула.
Она видела, как скользит взгляд Селии по комнатке, будто прощаясь с нею. Но взгляд этот не казался ни грустным, ни встревоженным, скорее его переполняла невесть откуда взявшаяся жизнерадостность, едва не восторг, подсказанный девушке какой-то тайной догадкой.
– Как тихо стало вокруг, ты разве не слышишь? – Селия подошла к двери и выглянула наружу, затем обернулась к подруге и внезапно вздрогнула. – Помнишь, когда мы были тут с тобой в последний раз? – Она рассмеялась. – Как сильно нас напугала Эсперанца Мальхи в тот день?
– Помню, конечно.
– А сейчас все отправились смотреть на подарок английской королевы, чудесный орган, который сам играет разные мелодии. Ты знала о нем? – Почему-то слова вырывались у Селии слишком быстро. – Сегодня после обеда его преподнесли султану.
– Тебе разве не хотелось тоже пойти посмотреть на него?
– Нет.
Лицо Селии внезапно исказилось от боли, которая недавно поселилась в ней и почти никогда не отпускала.
– Расскажи мне о валиде.
– О, она была очень добра со мной. Ну, ты сама знаешь, какой она может быть иногда.
Девушка быстрыми шагами мерила комнату, она не могла сидеть спокойно, будто снедаемая лихорадкой.
– Я знаю? – Росток подозрения проклюнулся в уме Аннетты. – Что же она тебе сказала?
– Ничего. – Селия отвела глаза в сторону.
– В таком случае что ты сказала ей?
– Мм, тоже ничего.
– Ты кажешься мне какой-то странной.
– Я? Странной?
– Да, ты.
Аннетта увидела, как на щеках Селии внезапно заалели два ярких пятна.
– Селия?
Она не ответила.
– Ох, балда. – Аннетта без сил опустилась на диван. – И ты говоришь, что тебе еще не объявили, где ты будешь жить. Сейчас, когда ты больше не числишься гёзде?
– Мне велели ожидать здесь.
– Чего ожидать?
– Ждать, когда стемнеет.
Несколько мгновений обе молчали, затем Аннетта переспросила:
– Ждать, когда стемнеет? А что тогда должно случиться?
И снова Селия не ответила ей; опустив глаза, она рассматривала тот круглый тяжелый предмет, который все еще сжимала в руках.
– Нет, ты мне скажи, что должно случиться, когда стемнеет?
Селия обернулась к подруге, и та, к своему удивлению, увидела, что лицо ее сияет счастьем.
– Я ей рассказала про ключ от Ворот Птичника, Аннетта. И она разрешила мне увидеть Пола, увидеть в последний раз.
– Это она сама тебе так сказала? – Аннетта была поражена.
Но девушка будто не слышала ее.
– Если б мне увидеть его еще хоть раз! Заглянуть ему в глаза, услышать его голос, о, мне кажется, я обрела бы счастье. – Она подняла взгляд на Аннетту. – Я ведь знаю, что он здесь. Смотри, что он передал мне.
Она нажала на маленькую защелку, и компендиум раскрылся.
– Это же твой портрет! – Аннетта в изумлении смотрела на миниатюру.
– Да. Давным-давно, в незапамятные времена, жила на свете девушка, и звали ее Селия Лампри. – Она печально опустила глаза. – Потом она умерла. И я даже не могу вспомнить, какой она была на самом деле.
– Но пройти за Ворота Птичника? Это наверняка…
– Она мне позволила.
– Это наверняка ловушка, и ты сама знаешь об этом.
– Тем не менее я все равно пойду туда! Ты ведь понимаешь меня? Я готова отдать все, что у меня есть, – все! – за то, чтобы увидеть его еще хоть один раз. И этого шанса я не упущу.
– Нет! Ты не должна этого делать! – Аннетта почти кричала. – Тебе расставлена западня! Она проверяет тебя. Проверяет твою преданность. И если ты туда отправишься, ты погибла.
– Но я уже была там однажды, Аннетта. И той ночью, стоя на пороге выхода из гарема, я почувствовала воздух свободы, почти вспомнила, каково это – жизнь на воле. – Девушка оглядела тесную, без единого окна комнатку, и глаза ее непокорно сверкнули. – Я не смогу здесь больше оставаться, Аннетта. Просто не смогу.
– Сможешь, обязательно сможешь. Я помогу тебе.
– Нет.
– Не уходи, не оставляй меня. – Аннетта едва не рыдала. – Если ты сегодня уйдешь, ты больше никогда не вернешься. Она не позволит тебе. И ты знаешь это так же хорошо, как я.
Селия промолчала. Вместо ответа она обвила рукой талию подруги, поцеловала ее, погладила темные волосы.
– Что такое ты говоришь? Я непременно вернусь, трусиха. Просто посмотрю на Пола еще раз, мне же сама валиде разрешила это. Ну скажи, кто тут у нас балда?
Несколько минут молчания, затем Селия встала, подошла к двери, подняла голову, чтобы взглянуть на узкий просвет неба, видневшийся над крышами.
– Уже пора? – с испугом спросила Аннетта.
Солнце начинало клониться к западу, край небосклона чуть окрасился розовым.
– Нет, еще рано. У нас есть немного времени.
Девушка вернулась обратно и присела рядом с подругой, потом сняла с цепочки ключ и, зажав его в ладони, застыла. Они сидели так долго-долго, не шевелясь, тесно прижавшись друг к другу, в полном молчании. Наконец по комнате поползли сгустившиеся тени, и тогда Селия встала.
– Уже?
Не ответив, она подошла к двери и снова выглянула. Розовый цвет неба потемнел, превратился в серый, над головами засновали летучие мыши. Девушка вернулась в комнату. Боль, так часто терзавшая ее, наконец исчезла.
– Аннетта, я люблю тебя, – сказала она и поцеловала подругу в щеку.
Затем вынула из кармана сложенный в несколько раз лист бумаги.
– Это для Пола. – Она сунула лист в руку Аннетты. – Если что-то… – Тут Селия запнулась, сглотнула, но взяла себя в руки и продолжила: – Если я не вернусь, прошу, передай это ему. Пообещай мне! Пообещай, что найдешь способ передать это Полу!
Аннетта молча смотрела на бумагу, которую держала в руке, затем подняла голову и перевела взгляд на подругу:
– Тебе уже пора идти?
– Да! Мне прямо не верится, совсем не верится, что я увижу его. Аннетта, будь счастлива. – В голосе девушки звенела радость, она метнулась к порогу, но вдруг на мгновение застыла. – Пообещай, что ты сделаешь это для меня.
– Но ты же вернешься, помнишь, ты сказала? – Аннетта пыталась улыбнуться.
– Все равно пообещай.
– Обещаю.
– Клянусь, если ты меня обманешь, я всю жизнь буду преследовать тебя, даже после смерти.
С этими словами она исчезла. Послышался негромкий ликующий смех да быстрые, неслышные шаги обутых в мягкие сапожки ног. Через мгновение, теперь уже в другом конце дворика карие, снова послышался шорох удаляющихся легких шагов. Селия бежала к Двери Птичника.
