Текст книги "Противоядие от алчности"

Автор книги: Кэролайн Роу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц)

– Ах, Ракель, ты не понимаешь, – с сожалением сказал Исаак. – Это скука, моя дорогая. Я не привык, что у меня только один пациент, и к тому же такой крепкий, как его преосвященство.

– Возможно, можно было бы убедить некоторых слуг заболеть, чтобы тебе было приятнее, – резко вставила Юдифь.

– Ты права, Юдифь – сказал Исаак, принимая ее замечание как упрек. – Я должен быть благодарным за возможность отдохнуть от работы. Даже если не я сам это устроил. К сожалению, я не чувствую удовлетворения от подобного положения, хотя я не хотел бы, чтобы кто-то заболел, дабы удовлетворить свое стремление к полезной деятельности.

Скучавшую Ракель не интересовало, весело ли ее родителям или нет. Она вздохнула.

– Интересно, когда мы увидим море. Когда, по-твоему, мы увидим его, мама?

– Я не знаю, Ракель – ответила мать. – Я не каждый день езжу по этой дороге. Но единственное, что я могу сказать точно, так это то, что ты начинаешь напоминать своего маленького брата в дождливый день.

– Полагаю, это произойдет приблизительно в обед, госпожа Юдифь, – сказал старшина стражников, который нагнал их и теперь двигался рядом. – Из-за дождя, грязи во дворе конюшни и всеобщего плохого настроения мы двигаемся медленнее, чем планировали.

И в этот момент над их головами через завесу облаков пробилось солнце. От группы, двигавшейся впереди них, донесся высокий звук.

– Послушай! – сказала Ракель и посмотрела вперед.

Андреу и Фелип шли во главе процессии, окруженные группой поклонников. Андреу наигрывал веселый танец на своей дудочке, а Фелип вторил ему на ребеке.

– Это Андреу, отец, он играет на дудочке. А один из парней танцует.

Она подняла руку и прикрыла глаза от солнца.

– Почему сегодня мул епископа под седлом?

И действительно, мул епископа, с лоснящейся шкурой, оседланный и с уздечкой, отделанной изящной бахромой и серебряными заклепками, уверенно вышагивал позади телег. Его вел в поводу специальный конюший, которому была поручена забота об этом животном.

– Неужели? – заметил Исаак. – Вероятно, его преосвященство раздражен нашим медленным продвижением и к тому же чувствует себя лучше.

Крик, раздавшийся от головы процессии, прервал игру музыкантов. Поваренок из свиты епископа замахал руками, указывая на обочину дороги.

Беренгер ударил своего мула каблуками, понуждая того перейти на быструю рысь, и обратился к капитану охраны.

– Что случилось, капитан?

– Там, на обочине, лежит человек, ваше преосвященство, – ответил капитан. – На пригорке, справа от дороги. Конюх, который пошел посмотреть, говорит, что он жив, но тяжело ранен.

– Скажите, чтобы привели лекаря, – приказал Беренгер, спешиваясь.

– Пойдемте посмотрим на него.

Капитан послал одного из своих людей за лекарем и последовал за епископом на вершину небольшого пригорка. Там, наполовину скрытый густой травой и кустарником, лежал молодой человек. Его рука была изогнута под неестественным углом, а одежда пропиталась кровью.

– А ваш парень глазастый, раз смог заметить его. Похоже, что его спрятали там намеренно.

– Было бы неблагоразумно игнорировать эту возможность, ваше преосвященство.

– Сеньор, – громко спросил епископ, – вы слышите меня?

Молодой человек застонал.

– С нами едет лекарь. Он позаботится о ваших ранах.

Молодой человек со страхом открыл глаза.

– Нет, – прошептал он и прикрыл глаза.

Затем он снова посмотрел на них, пытаясь сосредоточиться на склонившихся к нему лицах.

– Кто вы?

– Беренгер де Крюилль, епископ Жироны.

– Слава богу, – произнес молодой человек, закрыл глаза и потерял сознание.

– Все дело в его руке, – спокойно произнесла Ракель. – Она совершенно вывернута из сустава и пропитана кровью.

– Что еще? Он может говорить?

– Он в обмороке. Он молодо выглядит. На вид ему двадцать или двадцать пять лет. Лицо осунувшееся и серое.

Лекарь присел около молодого человека, и Ракель подвела его руку к травмированной конечности.

– Срежь ткань, чтобы я мог ощупать ее.

Ракель взяла серебряные ножницы из мешочка, висящего у нее на боку, и обрезала шнурки, удерживающие рукав на месте.

– Вот, отец.

– Есть другие повреждения? – спросил Исаак, после того как его пальцы мягко пробежались по изувеченной руке.

– Да. Раны. Трудно сказать, насколько они глубокие.

– Юсуф, принеси чистую ткань с телеги. Насколько сильно кровотечение?

– На земле много крови, отец, – сказала Ракель. Она срезала баскины [2]2
  Высокие башмаки со шнуровкой на толстой подошве.


[Закрыть], сшитые точно по ноге. – Она натекла из раны на бедре. Прости, что так медленно, отец, но ткань сильно промокла под дождем и пропиталась кровью. С ней трудно справиться. Я обрезала ее у колена и немного выше. Когда я потревожила ткань ножницами, кровотечение началось снова. Я думаю…

– Тс-с… Дай я пощупаю, а потом ты скажешь мне, что думаешь по этому поводу. – Исаак положил руки на бедро, задержав их над разорванной плотью, а затем повел окровавленные руки в направлении колена. – Ты здесь, Юсуф?

– Да, господин. Я принес ткань. И пришел старший стражник, чтобы помочь, если нужно.

– Принесите вино, воду и таз. – Его пальцы снова осторожно пробежались по колену. – Ракель, когда он вернется, промой раны водой с вином и перевяжи. Затем смой остальную кровь, чтобы у меня не скользили руки и я мог работать.

– Руки у него тоже в крови, – сказала Ракель.

– Возможно, он пытался остановить кровь на бедре, – пробормотал Исаак. – Но все же дай мне ощупать их. – Его пальцы осторожно пробежались по руке раненого, движения напоминали порхание бабочки. Он нахмурился, нажал посильнее, и молодой человек, находившийся на грани потери сознания, застонал. – Не трогай его рук, Ракель. Где там Юсуф с водой?

– Я здесь, господин, – сказал мальчик. – Протяните руки, я вымою их.

Как только руки Исаака были вымыты от крови и вытерты, он встал.

– Первым делом надо заняться его рукой.

Ногами он зажал пациента, крепко обхватил его руку выше кисти, плавно, но сильно потянул ее и вставил обратно в сустав.

– А можно что-нибудь сделать с другой рукой? – спросил старшина стражников.

– Может быть, – ответил Исаак. – Но не здесь. Сначала я должен знать, есть ли у него другие переломы. Что там с другой рукой, Ракель?

– Она цела, отец.

– Мне понадобится доска, чтобы положить на нее руку… – И он перечислил старшине стражников все, что ему необходимо. – Расстегни ему тунику, моя дорогая, – сказал он. – Мы должны узнать, нет ли у него других повреждений, прежде чем попробуем перенести его.

– Он будет жить? – спросил епископ.

– Пока он жив. Похоже, он довольно живучий, – сказал Исаак.

– Какие у него повреждения?

– На бедре рана от меча, глубокая и длинная. Он потерял много крови. На туловище, спине и боках много сильных ушибов.

– Избит?

– Скорее всего. Рука вывихнута из сустава и сломана.

– Его пытали, – сказал епископ. – Дрался на мечах, был схвачен, избит и подвергнут пыткам.

– Я не могу найти лучшего объяснения его повреждениям. Два ребра сломаны, я перевязал их и прибинтовал руку к доске. Все, что теперь нужно, – двое крепких мужчин, которые перенесут его на повозку, и хорошая мягкая подстилка, на которой он будет лежать. Я дам ему настойку, чтобы он заснул.

– Старшина стражников и главный конюх – самые сильные и спокойные из всех, кого я знаю, – сказал епископ, подзывая их.

– Его одежда промокла под дождем, и он дрожит от холода. Нам надо переодеть его во что-то сухое и теплое. Когда все будет сделано, посмотрим, как он будет себя чувствовать, – сказал Исаак, – я не могу сказать, сколько времени ему потребуется, чтобы прийти в себя. Дочь сказала мне, что Наоми уже сидит в телеге и может позаботиться о нем. Думаю, когда он проснется, вы сможете расспросить его, ваше преосвященство.

– Я преклоняюсь перед вашим удивительным мастерством, Исаак. Было бы замечательно, если вам удастся спасти его, неважно, кто он – друг или враг.

Раненого молодого человека уложили на толстый соломенный тюфяк, покрытый несколькими коврами и запасными одеялами. Под голову ему сунули мягкую подушку. Ракель взяла чашку с разбавленным водой вином, в котором она размешала пять капель густого горького снадобья, и поднесла ее к его губам.

– Выпейте это, сеньор, – сказала она. – И вы сразу почувствуете себя намного лучхне.

– Вы один из прекрасных Божьих ангелов?

– Нет. Сделайте, как я говорю.

– Но я уже чувствую себя намного лучше, – любезно прошептал он.

– Молчите, – сказала Ракель. – И пейте.

Выпив микстуру, он впал в глубокое сонное забытье, смягчающее боль. Тогда Исаак начал искусно вправлять и собирать сломанные кости левой руки. Ракель закрепляла их тонкими деревянными планками, обмотанными тканью. Когда все было закончено, она наложила повязку и, прибинтовав запястье и руку к небольшой дощечке, уложила ее на груди раненого.

– Как удачно, – сказала Ракель, – что они сделали это с левой рукой. По тому, как расположена перевязь меча, я полагаю, он правша.

– Не удачно, – сказал Исаак, – а обдуманно. Сломать руку, которую жертва использует меньше всего, и пригрозить сделать то же самое со второй – вполне убедительный довод.

– Ты думаешь, что все так и было?

– Нет. Я думаю, что они продолжали мучить его до тех пор, пока он, как им показалось, не умер.

Все это время процессия не двигалась с места, и большинство путников собрались около телег, излагая свои предположения и доводы любому, кто был согласен их выслушать.

– Я думаю, что его нужно было оставить там, где нашли, – сказал Ибрагим.

Поскольку это были первые слова, которые большинство присутствующих услышали от Ибрагима, они вызвали сильный интерес.

– Почему? – спросил один из конюхов.

Ибрагим задумался. Если бы он назвал истинную причину, что молодой человек занял его место на телеге и ему теперь снова придется идти пешком, а возможно, и вести мула своего хозяина, это не вызвало бы поддержки у других пеших путников.

– Он может оказаться головорезом, которого избили за дело и оставили умирать. Как только он очнется, он поубивает нас прямо в наших постелях.

– А может, он и прав, – сказал один из конюхов.

Монахини из монастыря, державшиеся особняком, тем не менее с большим интересом слушали эти разговоры.

– Он не похож на головореза, – возразила одна из них. – Он похож на очень любезного господина, попавшего в беду из-за головорезов. И не хотелось бы мне зависеть от вашего милосердия! – злобно добавила она.

– Мы не могли оставить его на дороге, – заметил конюх. – Такое злое дело не для епископа. Но нам надо бы оставить его на ближайшем постоялом дворе и пусть о нем позаботятся хозяева гостиницы, пока его родные не приедут и не заберут его.

– Да, – сказал поваренок, который удобно устроился на большом камне и теперь резал хлеб для обеда, – он прибавит нам хлопот.

– Эй! Дай-ка нам хлеба, – сказал один из его приятелей.

– Здесь всем не хватит. Принеси-ка еще пару булок.

Помощник повара бросил им булку хлеба и отослал поваренка, чтобы тот принес еще еды с телеги с провизией.

– С этими приблудными нам и еды не хватит, – сказал конюх, который давно не ездил вместе с его преосвященством и не был уверен в том, что на следующий день его накормят.

– Замолчи, – сказала одна из монахинь, кивая на двух артистов, которые к этому времени уже стали всеобщими любимцами.

– Это еще почему?

И они продолжили тихое препирательство, разбившись на группки и удобно устроившись на земле с кусками хлеба в руках, ожидая, пока не будет принято решение, что делать дальше.

Около телег епископ, капитан и Исаак обсуждали тот же самый вопрос.

– Вы решили, что с ним делать? – спросил капитан.

– Слишком рано что-либо решать, капитан, – сказал Исаак. – Я почти ничего не могу сказать и о его нынешнем состоянии.

– Конечно, нам есть, где его устроить, – заметил капитан.

– Если он перенесет тряску в повозке, – сказал Беренгер.

– К сожалению, мы не взяли с собой паланкин, – сказал капитан. – Но во имя человеколюбия мы не можем оставить его здесь.

– Можно обдумать возможность оставить его в ближайшей гостинице, – сказал Исаак, – или у братьев в монастыре Святого Павла. Я смогу лучше оценить его состояние после того, как он очнется.

– Значит, решено? Мы берем его с собой, а позднее решим, что делать, – сказал Беренгер. – Давайте отправимся в путь.

Юсуф подвел мула и придерживал его за уздцы, пока Исаак забирался в седло. Ракель села на своего мула и потянулась было за поводом, но Юсуф уже повел животное вслед за повозкой. Медленно, один за другим, все снова заняли свои места в процессии и возобновили путь на юг.

Но когда вся процессия уже была на ногах, острый слух Исаака уловил стук копыт коня, несущегося галопом вслед за ними.

– Кто-то очень торопится, – тихо сказал он дочери.

– Да, отец. – Она обернулась. – Это крупный конь, вороной с подпалинами. Я никогда не видела такого огромного коня. И бедное животное несется без всадника, – заметила она.

– Он оседлан?

– Да, отец. Стремена и узда болтаются по сторонам. Он замедляет ход… его поймали.

Хотя внимание всех присутствующих было приковано к этому животному и кое-кому из тех, кто шел пешком, удалось ухватить его за узду, когда он проносился мимо, все же большинство путников шарахнулось в стороны, чтобы не попасть ему под копыта. Конь замедлил бег и перешел на шаг рядом с мулом Исаака.

– Это вовсе не подпалины, – воскликнула Ракель, – а засохшая грязь. И глаза у него дикие от страха.

Юсуф потянулся, ухватился за узду, что-то нашептывая испуганному животному, и повел его. Пока огромный конь шел рядом с мулом лекаря, он вел себя спокойно.

Подъехали капитан и старшина стражников.

– Какое красивое животное, – заметил капитан.

– Подозреваю, что где-то поблизости находится его всадник, которому не терпится снова сесть в седло, – сказал старшина. – Если ты отпустишь его, парень, – добавил он, – он вернется в свою конюшню.

Юсуф подвязал повод так, чтобы конь не споткнулся, и отпустил его. Лошадь шагала рядом с мулом, не пытаясь убежать.

– Похоже, ему нравится мул господина Исаака. И его молодой ученик, – сказал старшина.

– Возможно, – заметил капитан. Но у него есть хозяин. – Старшина кивнул в направлении крытой повозки.

– Может быть, – ответил капитан. – Но пока мы не узнали точно, возможно, следует послать кого-то назад по дороге, чтобы проверить.

– Насколько далеко? – спросил старшина.

– Пожалуй, до замка. Пусть наведет справки и возвращается.

Когда старшина ушел, чтобы передать поручение одному из слуг, капитан остановился в шаге от Ракель.

– Неужели лошади действительно могут чувствовать симпатию к другим животным? – спросила Ракель.

– Бывают некоторые необычные животные, – ответил капитан. – Я знал одного такого… – и, взяв мула Исаака под уздцы, он начал рассказывать о лошадях, у которых были свои любимые животные.

Молодой человек крепко спал до тех пор, пока процессия не остановилась на поздний обед. Он проснулся, когда повара епископа уже приготовили еду, не настолько изысканную, чем в предыдущий день, ввиду всех предшествующих событий. На Наоми свалились хлопоты по приготовлению надлежащего обеда и забота о пострадавшем, так что она оставила больного на хозяина и удалилась к своим горшкам.

– Как дела? – спросил Исаак.

– Пить хочется, – сказал молодой человек.

Ракель помогла ему приподняться и поднесла чашку к его губам. Он жадно напился и откинулся на подушки.

– Я очень благодарен, – нет, я просто потрясен, что мне довелось попасть в руки столь милосердных спасителей. Вы – волшебник, раз смогли собрать мою руку? – спросил он.

– Не волшебник, – сказал Исаак. – Просто лекарь. Как долго рука была вывихнута из сустава?

– Когда вы нашли меня? – спросил тот.

– На исходе утра. По-видимому, вы всю ночь пролежали под дождем, И совсем промокли.

– Я потерял сознание незадолго до заката. Не могу сказать точнее.

– Значит, вы провели в этом состоянии больше половины суток, – тихо произнес Исаак, качая головой.

– Как это произошло? – спросил Беренгер.

– Я… – Он замолчал и тяжело задышал. – Было уже поздно, я искал гостиницу, когда меня остановили воры. Я вытащил меч, надеясь отбиться, оставил его отметины на теле многих из них, но один сильно ударил меня по бедру. – Он снова замолчал, и Ракель дала ему воды. – Это отняло много сил, и они смогли меня одолеть. Они сдернули меня с коня. Вот тогда-то я и вывихнул руку. Я очень неловко упал.

– Такая ужасная рана была следствием падения? – удивился Исаак.

– Да, – сказал он. – Они забрали кошелек, меч, коня и оттащили меня с дороги, полагаю, чтобы отсрочить преследование. Больше всего я жалею о потере коня. Мы побывали с ним во многих переделках.

Беренгер внимательно посмотрел на него.

– Прошу прощения за эти скромные условия, – сказал он. – Вряд ли вам удобно на этой телеге.

– Намного удобнее, чем вчера вечером, – сказал молодой человек. – И у меня такая заботливая сиделка.

– А-а, Наоми. Это моя кухарка, она очень любит присматривать за больными. В нашей семье ей не часто приходится это делать, – сказал Исаак. – Скажи мне, Ракель, как он выглядит?

– Все еще очень бледный, отец, но взгляд ясный. Его немного лихорадит.

– Странно, если бы этого не было.

– Господи Боже! – воскликнул молодой человек. – Вы – слепой! Вы вправили мне руку, перевязали мне рану, и вы не видите. Вы – волшебник.

– Нет, сын мой, – сказал епископ. – Не волшебник. Просто очень опытный и знающий человек. Его можно оставить в гостинице, господин Исаак? Это недалеко.

– Может, лучше оставить его у монахов, ваше преосвященство? Их заботы с лихвой возместят ему тяжесть предстоящей поездки до монастыря.

– Я прошу вас, ваше преосвященство, если вы направляетесь в Барселону, взять меня с собой. Вы увидите, я смогу вынести это путешествие в столь благоприятной обстановке. – Его голос стал более хриплым, и он откашлялся, чтобы прочистить горло.

– Давайте подождем и посмотрим, как он будет чувствовать себя сегодня вечером, – предложил Исаак.

– Хорошо, – сказал Беренгер. – Мы возьмем вас с собой в монастырь Святого Павла и посмотрим, насколько хорошо вы перенесете поездку.

Наоми немного приподняла его за плечи и поднесла чашку к губам. Но, вместо того чтобы пить, он устремил взгляд куда-то мимо епископа. Беренгер повернулся и увидел большого черного коня, который смотрел на молодого человека.

– Вы должны выпить это, сеньор, – сказала Наоми.

– Извините, – сказал он. – Меня поразила красота этого коня. – Он выпил снадобье и обессиленно откинулся назад.

– А как вас следует называть, молодой человек? – спросил Беренгер. – Ведь нам придется стать попутчиками по крайней мере на некоторое время.

– Простите мне мою невоспитанность, ваше преосвященство, я был слишком увлечен собственными жалобами. Меня зовут Жилберт. Зовите меня Жилберт.

– Очень хорошо, дон Жилберт.

– Просто Жилберт. Я происхожу из достойной и честной, но скромной семьи.

– И где живет ваша скромная семья?

– Между Барселоной и Таррагоной.

– Что вы думаете о молодом Жилберте, господин Исаак? – спросил Беренгер.

– Лжет, но он довольно приятный молодой человек.

– Действительно, – сказал Беренгер. – Возможно, что опытный наездник мог упасть с коня, который, по его же собственным словам, стоял на месте, но как он сумел сломать пальцы другой руки и два ребра с другой стороны? И ушибить спину. Нет, это с ним сделал кто-то другой.

– Да, – ответил Исаак. – Это сделал кто-то другой.

– И это не тот, кого он защищает. Кто стал бы защищать злейшего врага?

– Нет. Это мог быть кто-то, от кого он бежал.

– Или, возможно, кто-то, кого он преследовал? У него слишком изящные манеры для человека такого скромного положения, господин Исаак. Он меня сильно заинтересовал.

Когда они собирались отправиться в путь, к ним подъехал капитан.

– Ваше преосвященство, – сказал он. – Вернулся слуга, которого мы послали, чтобы найти хозяина лошади. Нет никаких сведений о пропаже коня. И, насколько я могу судить по его виду, он проскакал не слишком большое расстояние.

– Я думаю, – заметил Беренгер, – что нам следует взять с собой и его.

Глава седьмая
Сен-Поль-де-Мар

Они достигли аббатства Сен-Поль-де-Мар, когда солнце садилось, играя бликами на волнах, которые бились о скалы и растекались по прибрежному песку. Посещать этот монастырь не было необходимости, да и расположен он был не по пути, – хотя и епископу, и аббату было что обсудить ко взаимной выгоде, – но у Беренгера была причина, по которой он выбрал Барселонскую дорогу, и ничто не могло заставить его изменить свое решение.

Один из стражников поехал вперед, чтобы предупредить братию об их скором появлении, поэтому во дворе их встретил аббат и монастырский аптекарь. Аббат был ошеломлен, а аптекарь и вовсе повергнут в ужас.

– С вами тяжелораненый молодой человек? – повторил аббат, словно не поверив доставленному сообщению.

– Да. В крытой повозке. А вам это доставит хлопот? Мы можем помочь вам позаботиться о нем, по крайней мере сегодня вечером.

Аптекарь коротко кивнул.

– Мы сделаем для него все возможное, ваше преосвященство. Боюсь, однако, что могут возникнуть… сложности.

– Сложности?

– У послушников и некоторых пожилых братьев очень сильная простуда, лихорадка и боль в горле. Лазарет переполнен, а у моих помощников уже голова кружится от недосыпания.

– У вас есть комната, где мы могли бы отдохнуть?

– У нас достаточно кроватей и скамей за столом в трапезной, но мало обслуги, и мы не можем принять вас с должным гостеприимством. Все, что у нас есть, к вашим услугам. Но раненый…

– Простуда с лихорадкой может повредить нашему пациенту, – заметил Исаак. – Есть у вас место подальше от больных, где он мог бы отдохнуть?

– Конечно, – ответил аббат.

– Тогда, если вы предоставите нам кров, – сказал Беренгер, – мы сами позаботимся о себе. У нас есть повара, достаточно провизии и слуг, чтобы накормить и обслужить нас и всех братьев, способных сидеть с нами за одним столом.

– Брат Йохан проводит вас и даст все, в чем вы нуждаетесь.

Жилберта внесли в большую просторную комнату с удобной кроватью. Монастырский аптекарь посмотрел на него и покачал головой.

– Он очень болен, ваше преосвященство. Боюсь, что мы мало что сможем сделать.

– По сравнению с тем, как он выглядел сегодня утром, он практически здоров, – заметил Беренгер.

– Однако добрый брат прав, – дипломатично заметил Исаак. – В подобных случаях, после краткого улучшения, лихорадка способна подкосить даже самых сильных людей.

– Это точно, – сказал аптекарь. – Полагаю, что ему лучше находиться подальше от наших больных братьев или тех, кто ухаживает за ними. Я рискнул бы предложить ему наваристый бульон. Как вы полагаете?

– Я тоже думал о бульоне и комнате подальше от больных, – сказал Исаак. – С нами путешествует достаточно людей, имеющих некоторый навык ухода за больным, так что вам не о чем беспокоиться. Могут ли на вашей кухне приготовить бульон? Или мне попросить об этом наших поваров…

– Не беспокойте поваров его преосвященства, – торопливо произнес аптекарь, представляя себе хаос и ссоры, которые начнутся на монастырской кухне. – Мы приготовим отличный бульон и, если это сможет придать ему сил, немного вина и взбитое яйцо.

– Лучшего и пожелать невозможно, – сказал Исаак, и аптекарь отправился отдать соответствующие приказы, довольный тем, что избавил своих подручных от лишних хлопот и сумел обеспечить все необходимое раненому гостю.

Когда епископ пришел проверить состояние раненого, в комнате уже было несколько посетителей. Исаак склонился над больным и прижал ухо к его груди. Ракель находилась у стола, на котором стояла свеча. Она намеревалась зажечь ее, когда естественного освещения будет недостаточно.

– Как вы себя чувствуете, молодой господин Жилберт? – спросил епископ.

– У меня превосходные сиделки и есть все необходимое. – Когда епископ улыбнулся ему своей дежурной улыбкой и повернулся, чтобы уйти, молодой человек потянулся к нему здоровой рукой и схватил епископа за рукав. – Тысяча извинений, ваше преосвященство, могу я поговорить с вами?

– Конечно, если это не слишком утомит вас. – Беренгер сел на стул, который стоял в изголовье кровати больного, и наклонился поближе.

Жилберт отпустил его руку и заговорил тише.

– Ваше преосвященство, вы и ваши спутники направляетесь в Таррагону. Я прошу вас, пожалуйста, не оставляйте меня здесь в монастыре, поскольку монахи… возьмите меня с собой.

– Для человека в вашем состоянии это будет тяжелая поездка.

– Нет, нисколько. Я очень сильный. Уверяю вас, я пережил худшее. А если я не переживу поездку, то это означает, что я перейду в руки Господа, а это намного лучше, чем находиться в руках людей. Нет, – продолжал он, – пожалуйста, не останавливайте меня, пока я не сказал вам всего, что должен. Мой отец проживает в крошечном загородном имении, очень бедном, но он – единственный владелец имения. Вдруг туда, где я был до недавнего времени, до меня дошло сообщение, что он очень болен и очень желает увидеть меня прежде, чем умрет. – Он замолчал, ловя ртом воздух. – Ваше преосвященство, незадолго до моего отъезда мы сильно повздорили, и я не могу вынести того, что он сойдет в могилу, не зная, насколько я сожалею о каждом из сказанных тогда слов, что я люблю и уважаю его больше, чем кого бы то ни было на этой земле. Если я умру по дороге к нему, пусть так и будет. Но я должен попытаться. Умоляю вас, ваше преосвященство, мне послал вас сам Господь. Я был почти мертв, но меня нашел благочестивый епископ, с которым ехал опытный лекарь, – это не может быть случайностью. Кто еще может помочь мне добраться до дома?

– Вы так красноречивы, объясняя причины своей просьбы, молодой человек, – сказал Беренгер. – Я обсужу этот вопрос с лекарем, и, если это окажется возможным, мы сделаем, как вы просите.

– Он в состоянии ехать с нами? – спросил Беренгер.

Исаак покачал головой.

– Стоит задать вопрос иначе: в состоянии ли он оставаться там, где все, кто способен ухаживать за ним, могут оказаться разносчиками болезни. Мы не можем оставить его здесь. Придется взять его с собой.

– А потом?

– В Барселоне, с разрешения вашего преосвященства, он поедет со мной. Мы остановимся в доме Мордехая бен Иссака, моего знакомого лекаря. Там ему будет обеспечен самый лучший уход. А там посмотрим. Я не вижу на нем печати неминуемой смерти, хотя опыт и здравый смысл подсказывают мне, что его шансы выжить сейчас не слишком велики и зависят от обстоятельств.

– Я хотел бы доставить его к дому его отца, – сказал епископ.

– Если это будет возможно, ваше преосвященство, вы это сделаете. Но его состояние ухудшается. Жар усиливается. Этой ночью ему будет нужен тщательный уход.

Это была очень долгая ночь. Сразу после ужина Исаак решительно отправил Наоми спать.

– Кто будет заботиться о нем утром, – спросил он, – если ты спишь на ходу?

Та неохотно подчинилась.

Затем он повернулся к дочери:

– И я также намерен поспать, по крайней мере немного. Если я буду нужен, разбуди меня. Мне выделили комнату рядом с раненым.

– Юсуф шел два дня пешком, отец. У него глаза слипаются.

– Тогда ему также надо дать отдохнуть.

– Я останусь с молодым человеком, – твердо произнесла Ракель. – Не в первый раз.

– Я тоже присмотрю за ним, Исаак, – раздался другой знакомый голос. – Мы с Ракель вместе позаботимся о нем.

– Юдифь, дорогая моя, – сказал лекарь. – Разве ты не устала от долгой дороги?

– Задай этот вопрос мулу, который вез меня, – съязвила она. – Как я могла устать? Я посижу с ним первой. Ракель должна поспать хотя бы несколько часов. Последние пару часов она постоянно зевала.

– Может, мы будем вам полезны? – Приятный голос, донесшийся из дверного проема, заставил Ракель вздрогнуть.

– Это Андреу, – застенчиво произнесла она. – Один из артистов, развлекавших вас прошлым вечером, если вы помните.

– Господин Исаак, госпожа Юдифь, госпожа Ракель, прошу прощения, если мы потревожили вас. – Андреу витиевато поклонился. – У меня есть некоторый опыт по уходу за ранеными.

– И у меня тоже, – сказал Фелип, выходя из-за его спины. – Если нужно, мы можем поднять больного, принести ему что-либо, позаботиться о нем. Мы с удовольствием выполним любое ваше поручение. Мы больше заслуживаем доверия, чем можно предположить с первого взгляда, когда мы предстали перед вами с инструментами и в диковинной чужеземной одежде.

– Вот и отлично, – сказала Юдифь, которая внимательно наблюдала за ними, пока они говорили, и решила, что они вполне подходят для ухода за раненым. – Таким образом, нас четверо. Вы очень нам поможете. Мы с Ракель будем по очереди присматривать за ним, а потом – вы, если его состояние не ухудшится. А мы будем отдыхать поблизости. Здесь есть другие комнаты?

– Я найду их, и это – первое, что я сделаю, – заметил Андреу.

– Отлично, – сказал Фелип. – Тогда я позабочусь об огне в очаге. Сегодня вечером с моря дует холодный ветер, и огонь почти потух. Я принесу дров и разожгу его посильнее. Вы и глазом моргнуть не успеете, как мы обернемся.

Пока остальные обдумывали, что еще нужно сделать в первую очередь, эта парочка уже вернулась с большой вязанкой дров и черным котелком с супом. Фелип развел огонь, а Андреу подвесил котелок на крюк. Затем он сунул руку в свой капюшон и вытащил оттуда большой ломоть хлеба.

– С молитвами и добрыми пожеланиями с кухни для восстановления здоровья нашего спутника, – сказал он. – Братья заметили, что необходимо поддерживать тех, кто всю долгую ночь будет заботиться о больном. Я сейчас вернусь и принесу остальное. А рядом я нашел две комнаты, которые мы можем занять. От этой эпидемии простуды есть небольшая польза: их обычные обитатели сейчас в лазарете.

Он сдержал свое слово и быстро вернулся с большим кувшином вина, миской, полной высушенных фруктов и орехов, а также еще с одной миской, установленной поверх первой, в которой лежали маслины из монастырских рощ.

– Те, кто решил спать этой ночью, пропустят самое лучшее.

– Похоже, вы были очень убедительны в общении со слугами на кухне, – сказала Юдифь.

– Я обещал вскоре вернуться и немного развлечь их песнями, пока они будут работать. Из-за того, что мы прибыли столь неожиданно, а также из-за болезни многих монахов послушники работают ночь и день.

Юдифь отправила его немного развлечь послушников на кухне, а затем поспать. Ракель удалилась в соседнюю комнату, и снова воцарилась ночная тишина. Юдифь промокнула пот на лбу молодого человека и уговорила его выпить немного бульона, вина, разбавленного водой, ложку мятного отвара и успокоительной настойки из имбиря и ароматических специй. Время от времени он погружался в сон, и она слушала его бормотание и вскрики, удивляясь, какие ужасы видятся ему во сне.

Незадолго до того, как пришла Ракель, чтобы сменить мать, жар у Жилберта начал усиливаться.