Текст книги "Противоядие от алчности"

Автор книги: Кэролайн Роу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 17 страниц)

Глава третья
Жирона

Галсеран де Монтетерно, стоя на ступеньках епископского дворца, тепло приветствуя племянника, прижал его к груди.

– Мой дорогой Фортунат, – сказал он. – Рад тебя видеть. Расскажи мне, как у тебя дела.

– Конечно, дядя. А вы все еще ждете возвращения епископа с Генерального совета?

– Только что прибыл гонец с сообщением, что он приезжает завтра. Заседания закончатся не раньше вторника, – сказал он, хмурясь. – Что-то случилось, раз он приезжает так рано.

– Что именно?

– Не могу сказать, но так в епархии в его отсутствие все идет своим чередом, что-то случилось за ее приделами. Ну что, пойдем в сад? Или вниз, к реке?

– Вниз к реке, если вам это будет приятно, дядя. Там нас ничто не отвлечет и никто не помешает.

Свита епископа, почуяв дым очага, прибавила ходу, в городе и окрестностях тем временем текла обычная жизнь. В дворцовых кухнях молодой стражник Энрике с аппетитом приступил к сытному раннему обеду, дабы восполнить скудный и поспешный завтрак.

– Это была ужасная поездка, – проговорил он с набитым ветчиной и хлебом ртом.

– А что случилось? – спросил один из помощников по кухне.

– Много чего. Вы уже слышали, что на нас дважды напали, но еще раньше мы нашли на дороге раненого, о котором приходилось заботиться день и ночь, а теперь он и сестра Агнет из монастыря Святого Даниила сидят в тюрьме Таррагоны под надежными замками. Обратно мы ехали без доброй половины наших спутников…

Все слуги, собравшиеся в кухне во время утренней передышки, внимали каждому его слову.

Наверху дон Арно, каноник Жироны, единственный каноник, до которого еще не дошли последние новости, сидел в кабинете со своим секретарем и мечтал о скорейшем возвращении епископа. Галсеран и его племянник, Фортунат, устав смотреть на реку, прогуливались по рынку, пробираясь мимо снующих покупателей, болтая и осматривая товары, предлагавшиеся на продажу. Фортунат подмигнул красивой женщине у корзин, полных орехов, взял пригоршню миндаля и пошел дальше. Она нахмурилась, посмотрела на каноника, но решила не жаловаться.

– Уже священники воруют, – пробормотала она, загородив собой свои товары.

– Но, дядя, – проговорил Фортунат, – благодаря вашей щедрой помощи и советам все сложилось как нельзя лучше. Еще пять мараведи [3]3
  В Испании старвдшая золотая, серебряная, позже медная монета, введенная маврами.


[Закрыть], и у меня будет возможность содержать себя и возместить вам все, что вы на меня потратили.

– Возвращать мне деньги не обязательно, Фортунат. Ты это знаешь. Хватит и того, если ты не будешь больше зависеть от моего кошелька. Что бы ты там себе ни думал, он – не бездонная бочка. И я хотел бы, чтобы ты обуздал свою привычку к мелкому воровству. Торговцы полагают, что я потворствую этому, и их недовольство растет.

– Конечно, дядя, – спокойно произнес молодой человек, щелкнул миндальный орех зубами и бросил скорлупки на землю.

– Фортунат, – сказал Галсеран, – мне хотелось бы знать больше о…

Но племянник не слушал его. Он подошел к прилавку, где разложил свой товар продавец сладостей. Рядом крутилось пять или шесть детей, и хозяин следил, чтобы они не тянули руки к его добру. Дальше всего от покупателей были разложены самые дорогие и изысканные яства, пропитанные настоящим коньяком, наполненные колотыми орехами, кусочками фруктов, политые медом и посыпанные миндалем. Фортунат просунул руку между двумя детьми, схватил конфету и сунул ее в рот прежде, чем торговец смог ему помешать.

Но хозяин прилавка был не настолько медлительным, как рассчитывал молодой человек.

– Эй! – завопил он. – Вор в синей тунике! Хватайте его!

– Ты назвал меня вором? – закричал Фортунат, отбегая. – Попридержи язык, а не то я вызову тебя в суд.

– Я знаю тебя, щенок, – сказал торговец. – Ты постоянно кружишь по рынку, высматривая, что бы украсть. Посмотрите на него! Он угрожает мне судом, а у самого зубы уже почернели от моего меда и инжира.

– Думай, что говоришь, ты, сын шлюхи! Да я не коснулся бы твоих грязных конфет…

– Дядя Марк, вот продавец конфет, который похож на монаха. – Маленькая девочка подпрыгивала от волнения и нетерпения. – И еще другой. Тот, который украл инжир. Это его голос. Быстрее, дядя Марк, а то они снова уйдут.

В этот момент она увидела знакомую фигуру стражника, который вместе с ней неделю тому назад ходил на рынок.

– Синьор, – позвала она, – вон тот человек. И другой тоже. Быстрее!

– Помогите мне задержать тех двоих, – сказал стражник другому стражнику. – Быстрее!

– А что случилось? – спросил товарищ.

– Отец Арно хочет поговорить с ними, – сказал стражник. – И не спрашивай меня. Живее!

Когда перед доном Арно предстали Фортунат, продавец конфет, маленькая девочка, отец Виталис и Рамон де Орта, подошло уже время обеда, и все собрались за столом.

– Весьма неприятное недоразумение, – пробормотал Галсеран, входя и вставая рядом со своим племянником. – Я хотел бы помочь разобраться во всем, если вы позволите мне остаться.

– Какое неприятное недоразумение, Галсеран? – спросил дон Арно.

– Мой инжир в сахаре – это не недоразумение, – воинственно заявил продавец конфет.

– О Боже, – произнес дон Арно. – Мы здесь собрались по другому поводу, а вашу жалобу мы рассмотрим позднее. Теперь скажите мне, мой милый, откуда вы родом?

– У меня есть разрешение на торговлю в Жироне, – сказал продавец конфет.

– Не сомневаюсь в этом. Наши стражники очень бдительны в подобных делах. Но откуда вы приехали?

– Из деревни, что неподалеку от Аброка, – сказал продавец. – В Пенедес.

– И у вас говор, как у любого уроженца тех мест?

– Я говорю так же, как и все у нас дома, – сказал он. – Здесь говорят по-другому.

В комнату вошел секретарь дона Арно и что-то прошептал ему на ухо.

– Вас ждут, дон Арно, – сказал он так громко, чтобы его услышали все остальные.

– Как жаль! – воскликнул каноник. – Сейчас время обеда, и у нас гости, которые требуют нашего внимания. Что мне делать? – прошептал он секретарю.

– Отпустите всех, дон Арно, – предложил Галсеран. – Пусть вернутся до вечерней службы. Тогда во всем и разберемся.

– Я не могу, – сказал дон Арно, который уже знал о возвращении Беренгера. Его губы сжались в тонкую упрямую линию. – Это слишком важно. Нет. Мы будем обедать все вместе. – Он окинул взглядом комнату. – Для всех места за столом не хватит, – сказал он, – так что я с остальными канониками отобедаем с нашими гостями, а все прочие поедят здесь. Встретимся после трапезы.

– А мой племянник? – спросил Галсеран.

– Возможно, правильнее будет пригласить его обедать с нами. Не хотелось бы, чтобы еда этого доброго человека оказалась приправленной желчью. – Он мягко улыбнулся продавцу конфет, прошептал что-то стражникам и удалился.

* * *

Исаак и его семья первыми добрались до ворот родного дома. Но не успели они отправить одного из слуг в дом к Эфраиму и Дольсе забрать близнецов, как колокольчик у ворот возвестил им, что у них – гость.

– Я буду у себя, – быстро сказал Исаак, – и не мешайте мне, если только это не вопрос жизни и смерти.

– Так и есть, господин Исаак, – произнес голос из-за ворот. – Полагаю, что это вопрос о моей жизни и смерти. Если кто-нибудь впустит меня, то я все объясню.

– Ибрагим, впусти его.

– Спасибо, господин Исаак. Я задержу вас всего на минуту, – сказал Жилберт входя. – Мы можем где-нибудь поговорить?

Исаак проводил его к себе в комнату.

– Господин Исаак, – быстро произнес дон Жилберт. – У меня в руках два запечатанных документа, которые мне нельзя брать с собой. Не могли бы вы оставить их у себя и хранить до тех пор, пока я не договорюсь с кем-нибудь, чтобы переслать их в Барселону?

– С радостью, дон Жилберт. Но я полагаю, что эти документы надо передать в руки епископу. Давайте отправим их во дворец, прежде чем кто-то узнает, что они у вас. Вы все еще носите монашеское одеяние?

– Да.

– Все уже привыкли, что я постоянно посещаю дворец в обществе монахов и священников. На нас не обратят особого внимания.

– Спасибо, господин Исаак.

Когда обед подходил к концу, в зал, где обедали продавец конфет и остальные участники спора, вошел монах в пропыленной серой рясе. Он остановился у дальней стены, огляделся и сел в самом темном углу комнаты. Следом за ним вошли двое слуг и унесли тарелки и миски, освобождая стол для возвращающихся священников.

Дон Арно улыбнулся и повернулся к девочке.

– Мы ведь говорили о продавце конфет, не так ли? А затем ты сказала дяде и стражникам, что тот господин говорил точно так же? Правильно, моя дорогая?

– Да, верно, – сказала маленькая девочка, – Я так и сказала, потому что так и было.

Беседу прервали быстрый топот, хлопанье дверей в коридоре и уверенный стук башмаков по плитам пола. Затем послышались раскаты знакомого голоса:

– Где тут собираются по поводу того монаха?

Дверь распахнулась. Все встали.

– Умоляю вас, сидите, господа, – произнес Беренгер де Крюилль. – И вы, милая юная особа. А, отец Джил. Вы тоже здесь. Отлично, – бодро добавил он, кивая монаху, сидевшему в тени у стены. – Меня очень интересуют результаты вашего расследования, дон Арно. Не буду вам мешать. Я просто посижу здесь и послушаю.

Все снова сели.

– Кто этот ребенок, дон Арно? – спросил Беренгер шепотом, который был слышен всем в комнате.

– Это она нашла того несчастного монаха, ваше преосвященство, – ответил каноник. – Она узнала его акцент, и говорит, его говор похож на речь этого доброго человека. Он – продавец конфет из Пенедес.

– Умная девочка, – сказал епископ и мягко улыбнулся ей.

– Откуда вы, сеньор? – спросил дон Арно, поворачиваясь к Фортунату.

– Из имения неподалеку от Гранольера, – сказал он.

– А Гранольер расположен в нескольких днях пути от Аброка, – сказал Галсеран.

– Когда он говорит спокойно, как сейчас, у него другой голос, – сказала девочка. – А когда его назвали вором, он разозлился и заговорил так же, как и торговец.

– Прошу меня простить, господа, – сказал дядя девочки, – что прерываю вас, но она говорит правду. Так и было. Я тоже это заметил.

Продавец конфет уставился на Фортуната так, как будто тот был каким-то сказочным животным: единорогом или гиппогрифом.

– Я знаю, кто он! – сказал торговец. – Я помню его. Это – внебрачный ребенок, которого выкормила и воспитала Магдалена. Он и раньше был негодяем-воришкой.

– Поосторожней в выражениях, уважаемый, – сказал Галсеран. – Он – мой племянник.

– Пусть так, отче, – смело сказал продавец конфет. – Но он еще и внебрачный сын госпожи, которая…

– Полагаю, мы разберемся в этом позднее, когда закончим некоторые другие дела, – сказал Беренгер, поднимаясь со своего стула. – Простите нас, дон Арно. Вы прошли длинный путь в поисках ответа на весьма непростые и неприятные вопросы. Архиепископ будет рад. Очень рад. – Дон Арно выдавил из себя холодную ухмылку. – А теперь расскажите мне подробнее об этом милом свидетеле, – сказал он, глядя на маленькую девочку.

Беренгер внимательно и терпеливо выслушал длинный отчет дона Арно о рассказе маленькой девочки.

– Она – действительно очень наблюдательный и честный ребенок, – сказал он. – Какая сладость на ярмарке больше всего тебе понравилась? – обратился он к ней.

Она объяснила, как смогла, но продавец конфет все никак не мог понять ее.

– Она лежала посередине, в самом дальнем ряду, – сказала она нетерпеливо. – Наверху была вишенка и чем-то полито. Очень красиво.

– О, у тебя отличный вкус. Это называется «Сладость от тети Фелипа». Но боюсь, что это пирожное и инжир, пропитанный коньяком, – мои самые дорогие товары.

Епископ быстро переговорил с девочкой, и, зажав монеты в кулачке, она вместе с дядей отправилась покупать пирожное, которое ей так понравилось.

Беренгер огляделся.

– Вы все понадобитесь мне позднее. Дон Арно, мы должны обсудить произошедшее. К сожалению, я еще многого не знаю. А потом мне нужно будет поговорить с добрым братом Джилом.

Беренгер, в сопровождении Франсеса, Берната и писца, отправился в свой кабинет. Когда они вошли, там уже находились Жилберт и Исаак. Старшина стражников занял место у двери. Епископ сел в свое привычное кресло и издал вздох облегчения.

– Как хорошо дома, – сказал он. – Пожалуйста, господа, садитесь.

– Ваше преосвященство, – сказал Жилберт, – здесь у меня документы, которые должен был передать несчастный отец Норберт. Он хотел, чтобы вы переслали их тому, кому они предназначены. – Он поклонился и вручил Беренгеру два запечатанных документа. – Я уверен, что один из них имеет отношение ко мне. Я не нарушал печать его святейшества.

Беренгер посмотрел на них и передал Франсесу, а сам на мгновение замер в задумчивости.

– Как к вам попали эти документы? – Писец принялся быстро записывать.

– Я услышал, что отец Норберт побывал в Авиньоне, – сказал он. – И что он возвращается по южной дороге, пешком. Мы знали, что в тот момент он будет где-то между Жироной и Фигуэрес. Мы направились ему навстречу, чтобы встретить его в пути.

– Почему?

– Я полагал, что ему будет известно решение по моему делу. Я не хотел спрашивать напрямую, потому что за подобные расспросы можно было поплатиться головой, а у меня не было никакого желания платить подобную цепу. Я просто хотел знать, могу ли я спокойно отправиться домой, или мне придется бежать – скорее всего, в Англию, – чтобы избежать повешения за преступления, которые я не совершал.

– Как вы нашли его?

– На дороге. Приблизительно в пяти милях от Жироны. Видите ли, я знал его, – нерешительно произнес он. – Я думал, что он откажется говорить…

– Поскольку он лжесвидетельствовал против вас?

– Вы знали это?

– Он тоже оставил письмо.

– Понимаю. Но, он сам хотел поговорить. Похоже, что лжесвидетельство, которое могло привести к смерти человека, стало слишком тяжелым грузом для его совести. Я был разочарован, узнав, что он покинул Авиньон прежде, чем было принято решение, – сказал Жилберт. – Но тогда он сказал мне, что гонец, везущий документы по моему делу, догнал его в гостинице в нескольких милях от места нашей встречи. В тот вечер гонца поразила ужасная болезнь, и к нему был призван священник. Теперь я верю в то, что Господь неотвратимо наказывает злодеев, ваше преосвященство. Умирающий вынудил отца Норберта поклясться, что он доставит документы канонику в Барселону. Норберт был вне себя от ужаса. Он был уверен, что гонец был отравлен из-за этих бумаг и что их доставка приведет к его собственной гибели.

– Если бы он не был убит на дороге, его бы все равно посадили в тюрьму в Барселоне за лжесвидетельство, – заметил епископ.

– Совершенно верно. Он передал их мне, а я обещал передать их вам. Он попытался отдать мне деньги, которые он получил за свое лжесвидетельство, – с горечью добавил он.

– В своем письме монах Норберт указал, что той ночью в гостинице было двое мужчин, у которых были причины убить ради получения этих документов. Вы были одним из них?

– Нет, ваше преосвященство. Я провел ночь в одной семье, неподалеку от города.

– Неподалеку от Жироны?

– Да.

– Как их зовут?

– Я не могу вам сейчас сказать, ваше преосвященство. Сначала я должен узнать, что содержится в этих документах. Если это очистит мое имя, то я скажу вам, как их зовут, и они поручатся, что я провел ночь у них. Если меня осудили, то оправдание в убийстве гонца не имеет смысла, потому что меня все равно повесят, а эти люди могут пострадать за то, что они предоставляли кров преступнику.

– Вы знаете Родриго де Лансию? – внезапно спросил Бернат.

– Не думаю, – сказал Жилберт. – Кто это?

– Один господин, моряк, – сказал Беренгер. – И вы утверждаете, что не знаете, что написано в том документе?

– Нет.

– Вы не вскрывали его?

– У меня не было времени. Я полагал, что он…

– Говоря – «он», вы имеете в виду Гонсалво де Марка?

– Возможно. Я не знаю. Но он все еще искал их, так что я спрятал документы в надежном месте. Только когда мы были в Террассе, мои друзья рассказали мне, что несчастного монаха убили.

– Вы знаете маленькую деревню рядом с Аброком, которая называется Санта-Маргарида?

– Да. Это всего лишь несколько домов. Приблизительно в десяти милях от моей усадьбы. Возможно, меньше.

– Тогда давайте снова поговорим с этим продавцом конфет, – сказал епископ. – Старшина стражников, приведите его сюда, – приказал он.

Тот явился с похвальной быстротой.

– Скажите мне, вы знаете этого человека?

– Да, господин, – сказал он. – Этот молодой господин – дон Жилберт, у которого случились большие неприятности. Вы не можете знать меня, сеньор, но…

– Я вас знаю. Вы помогали нам в сборе урожая, когда я был маленьким мальчиком, а вам было не больше четырнадцати. Вас зовут… – Он задумался. – Томас. Правильно? Томас. Что привело вас в Жирону?

– Когда мои родители умерли, мой дядя, который был кондитером, взял меня к себе. Он научил меня торговать, и теперь каждый год я езжу вместе с женой по рынкам и ярмаркам, продавая наш товар.

– А вы знаете некоего Норберта, также жившего неподалеку, – спросил епископ. – Он стал монахом.

– Не слишком хорошо, ваше преосвященство, но я слышал о нем, – ответил тот.

– Тогда давайте позовем молодого Фортуната, – сказал Беренгер. – Возможно, он сможет разъяснить нам кое-что. Вы знаете Фортуната, дон Жилберт? По словам Томаса, он тоже приехал из ваших краев. Пусть он придет сюда.

Открылась дверь, и старшина стражников ввел Фортуната. За ним следом вошел его дядя. Никто не останавливал его.

– Дон Фортунат, – сказал епископ. – Дон Жилберт.

Фортунат немного побледнел, улыбнулся и сел. Его дядя наклонился, чтобы что-то сказать ему, но затем передумал и снова выпрямился.

– Я знаю его, – сказал Жилберт. Он сильно побледнел, но его голос оставался ровным и спокойным, – и вряд ли уже забуду. Когда его друзья стащили меня с коня, он наступил каблуком мне на руку, и сказал, что ему доставляет огромное удовольствие чувствовать, как трещат кости. И, если я откажусь говорить, он сможет снова и снова испытывать это ни с чем не сравнимое удовольствие. Я провел с ним много, очень много времени.

– Он лжет, – сказал Фортунат. – Я никогда прежде не видел его. Мой дядя может засвидетельствовать, что, когда этот лгун был ранен, я был здесь, с ним.

– А откуда вы знаете, когда именно он был ранен? – внезапно спросил Исаак.

– Об этом давно судачат во дворце, – небрежно ответил Фортунат. – Любой слуга знает, когда это случилось.

– Я знаю этот голос, – сказал Исаак. – И, как шипение ядовитой змеи, он заставляет меня вздрагивать от отвращения. Вы помните, ваше преосвященство, я говорил вам о человеке, который заплатил полный кошелек серебра гонцу за то, чтобы передать своим слугам в Таррагоне, что он едет домой? Это он.

– Он бредит, – сказал Фортунат. – У меня нет никаких слуг в Таррагоне. Верно, дядя?

– Вы знаете, что означает это сообщение, ваше преосвященство? Господин Исаак? – спросил Жилберт. – Я могу объяснить вам, потому что мои друзья, Андреу и Фелип, догнали двух злодеев, которым оно предназначалось. Оно означало, что я мертв, и они должны убить моего дядю. Не было смысла затевать все, если бы я оставался жив.

Галсеран с ужасом уставился на Жилберта.

– Но вы были мертвы, – сказал он и повернулся к племяннику. – Ты же сказал мне, что он мертв, – нервно произнес он. – Ты же поклялся мне, что он мертв. Ты сказал, что видел его тело. А затем ты сказал мне, что он под надежным замком в тюрьме Таррагоны и его вскоре повесят. Как ты мог быть таким глупцом?

– Вы надеялись, на основании незначительного родства вашей матери с нашей семьей, затребовать состояние после моей смерти? – произнес Жилберт, глядя на Фортуната. – И конечно, после смерти моего дяди, поскольку его права были более весомыми. Почему вы так стремились получить эти бумаги? Они ничем не помогли бы вам.

– Они были нужны этому глупцу Гонсалво, – ответил Фортунат. – Я должен был получить пять мараведи за то, что забрал их у вас. – Он пожал плечами. – Я все время удивляюсь, насколько тяжело заставить человека развязать язык. Я думал, что это будет легче. Но у меня нет навыков палача.

– Вы собирались передать документы, взять деньги, а затем потребовать все состояние?

– Он это заслужил, – сказал Фортунат. – И если бы вы умерли, как и было задумано, то все получилось бы. Мой дядя уверил меня в этом.

– Нет, – сказал Галсеран. – Я никогда не предложил бы такого жестокого плана.

Томас, продавец сладостей, тихо наблюдал за каждым из присутствующих, а затем внезапно ударил кулаком по столу.

– А я знаю, кем был Норберт, – сказал он. – Он был наставником молодого господина.

– Это правда? – спросил Беренгер.

– Да, ваше преосвященство, – сказал Жилберт. – Мой друг и наставник, которому я доверял.

– А если этот священник – его дядя – добавил Томас, – тогда он должен быть и вашим дядей, дон Жилберт. Поскольку Фортунат – сын вашей бедной тети. У нас это всем известно. Она заплатила Магдалене из нашей деревни, чтобы та позаботилась о нем. Священник должен быть одним из ее братьев.

– У нее был только один брат, – сказал Жилберт. – Мой отец. И уж конечно, дон Галсеран – не мой отец. Я мог бы все же рискнуть предположить, чей он отец. Он и мой мучитель похожи, как две капли воды.

– Мы не будем сейчас обсуждать это, – сказал Беренгер. – Изучим этот вопрос в надлежащее время.

– Вас действительно предали, дон Жилберт, – сказал епископ. – Но мы услышали достаточно. Молодого Фортуната и его дядю завтра будут судить за преступления против Церкви, а затем Фортунат будет отдан под суд королевской власти за его преступления против короны. Вот тогда и поговорим.

– Как только я понял, что Норберт хотел передать письмо канонику в Барселоне, – сказал Беренгер, – все начало складываться в единую картину.

– А признание в убийстве? – спросил Исаак.

– Кто-то заплатил этому негодяю, чтобы тот дал ложные показания прямо в папском суде. Вероятно, Гонсалво де Марка, хотя это будет трудно доказать.

– Лжесвидетельство в случае, где обвиняемый, если его осудят, будет повешен. Понятно, почему он считал себя виновным в убийстве.

– Печать на том документе не была сломана, – сказал Беренгур. – Он предполагал, что в нем – смертный приговор Жилберту.

– Но в документе могло быть именно это, не так ли?

– Я воспользовался епископальной привилегией и сломал печать. Против Жилберта не было серьезных обвинений, и свидетельство Норберта так отличалось от показаний двух других свидетелей, что совершенно разрушило обвинение.

– Значит, Жилберт невиновен?

– Да. В третий и последний раз. Это решение суда самой высокой инстанции.

– А что с вашим каноником? Ведь его единственное преступление состоит в том, что в юности он был не слишком осмотрителен?

– Безусловно это отец и сын, – сказал Беренгер. – Их связь доказана. Они похожи как внешне, так и внутренне, и нельзя сказать, что кто-то из них пал жертвой мерзких махинаций другого.

– Но в чем была причина подобных действий?

– Алчность. И досада. Все знают, что Галсеран, как младший сын, унаследовал небольшое состояние. Если бы Фортунат выбрал церковную стезю, то, возможно, использовал бы свое влияние, чтобы привести его к процветанию, но мальчик совершенно не тяготел к жизни священника. Ему хотелось мирской славы и благосостояния. За последнее время многие семьи лишились наследников, и даже самое дальнее родство может стать основанием для получения наследства. Им показалось, что они ничем не хуже других.

– За исключением того, что двое других мужчин имели больше прав, чем молодой Фортунат.

– Да, но благодаря алчности его соседа Гонсалво де Марка на главного наследника началась охота. Он был под судом и не состоял в браке. Убить такого – самое простое дело.

– Как кролика, окруженного собаками, – сказал Исаак. – Но Жилберт оказался чрезвычайно находчивым кроликом. Он выстоял. Похоже, солнце катится к закату, ваше преосвященство. Теперь, когда мы дома и моя жена вновь приступила к управлению домашними делами, я должен возвратиться вовремя, чтобы подготовиться к Шабату. Надеюсь, что поездка не повредила здоровью вашего преосвященства.

– Я смогу сам доказать это, спустившись вместе с вами на площадь, – сказал Беренгер. – Чтобы испытать удовольствие от передвижения по земле на собственных ногах. Хочу поблагодарить вас за предложение послать гонца с ложными известиями. Вы сделали превосходный выбор. Как я понял, молодой Энрике убедил всех и каждого, что Жилберт повешен или вот-вот будет повешен.

– Его выбрал старшина стражников. Он сказал, что если нам нужен убедительный молодой болтун, то лучше Энрике не найти. Но что навело вас на такую мысль?

– У меня было странное ощущение, что наш неизвестный наследник находится здесь, в Жироне. Так и случилось.

– Я вижу, что дон Жилберт ждет нас у подножия лестницы, – сказал Беренгер. – Можете снять монашескую рясу, дон Жилберт, – сказал он. – Хотя она вам идет.

– Боюсь, что я был бы плохим монахом. К тому же после всех этих бед я намерен жениться, чтобы оставить законного наследника моего состояния, – сказал он.

– Полагаю, вы поступаете правильно.

– Я должен покинуть вас, господин Исаак, – сказал Жилберт. – У меня нет слов, чтобы достаточно красноречиво выразить вам свою благодарность за то, что вы спасли мне жизнь – и мою руку, которая так пострадала. Я буду благодарить всех вас, пока я жив.

– Позвольте мне осмотреть руку еще раз, прежде чем вы покинете нас, дон Жилберт, – сказал Исаак. – Снимите повязку.

– Господин, – сказал Юсуф, – солнце уже почти у самого горизонта. Госпожа…

– Пора. Юсуф, ты можешь помочь ему заново перевязать руку.

Исаак аккуратно коснулся руки и ощупал кости.

– Они хорошо срастаются, – сказал он. – Еще несколько недель поберегите руку, и все окончательно заживет.

– Господин Исаак, в конюшне его преосвященства стоит гнедая лошадь моего дяди. Это отличное животное, и я оставляю ее Юсуфу. А госпоже Ракель я оставляю свою… – Он запнулся. – Свою благодарность и надежды, что она будет счастлива.

– Я передам ей, когда она будет готова услышать это. Но не сейчас. Еще рано.

– Вы удивительно проницательный человек, господин Исаак, – сказал Жилберт, повернулся и быстро пошел прочь.

– Господин, нам придется бежать.

– Тогда поспешим, Юсуф.

Ракель стояла посреди комнаты, у нее болела голова. Она очень устала, чтобы помогать по дому, и была слишком встревожена, чтобы лечь и заснуть. Ей казалось, что стены комнаты, такого привычного убежища в тревожные минуты, сдавливают плечи. Она бросила распаковывать вещи, вышла в пустой внутренний дворик и бесцельно бродила там, пока звонок колокольчика не возвестил о новом посетителе. Она быстро присела на край фонтана и решила дождаться Ибрагима, чтобы тот сам встретил незваного гостя, кем бы тот ни был.

– Госпожа Ракель сейчас во внутреннем дворике, господин, – любезно произнес Ибрагим, – у фонтана.

– Моя тетя решила, что вам не хватило времени, чтобы приготовиться к Шабату, – сказал знакомый голос. – Она послала вам это блюдо. Не знаю, что это, но запах очень приятный.

– Даниель! – воскликнула Ракель и встала.

Он поставил на стол блюдо, покрытое салфеткой, и повернулся к ней.

– Госпожа Ракель, – сказал он с церемонным поклоном. – Надеюсь, у вас все в порядке.

– У нас все хорошо. Пожалуйста, сядь, – добавила она, торопливо присаживаясь на скамью.

– Должно быть, вам жаль, что путешествие закончилось так скоро, – сказал он. – Я понимаю. Но мы были удивлены – приятно удивлены – вашим скорым возвращением. Нас это очень обрадовало, хотя, возможно, вы другого мнения.

– Даниель, я просто счастлива, что все закончилось, – сказала она, и ее глаза наполнились слезами. – Я так рада снова оказаться дома!

– Что случилось, Ракель? – спросил он, садясь рядом с нею, а затем снова быстро поднявшись. – С вами случилось что-то ужасное?

– Я не знаю, что ты имеешь в виду, Даниель, – сказала она, опустив взгляд, – но так много всего случилось. Мы были вдали от дома.

– Я знаю. Это было трудно не заметить, – язвительно добавил он. – Расскажи мне о путешествии.

– Что тебе рассказать? Это было долго и утомительно. На нас дважды напали, в первый раз на нас напали разбойники, а во второй – жители гор, но стражники защитили нас. Мне пришлось ночевать в грязной комнате вместе с матерью и монахинями. Мне понравился дядя Джошуа, он очень милый старик, но тетя Дина – копия моей мамы, только ленивая. Что еще ты хочешь узнать?

– А твой кузен Рубен?

– О, Рубен… Он застенчив, неуклюж и очень домашний. И боится женщин. Он прятался всякий раз, когда я находилась поблизости. Он хочет жениться на девушке, которая его безумно любит, но тетя Дина решила, что у меня денег больше. Отец сказал, что она думает, что та девушка выгонит ее из ее дома, когда дядя Джошуа умрет. Но я подкараулила его рано утром, когда он завтракал, и сказала ему, что не хочу выходить за него замуж. Он вздохнул с облегчением.

Даниель засмеялся.

– Застенчивый и домашний? А я представлял его богатым и красивым.

– Если ты не веришь, спроси Юсуфа. Он опишет тебе его красоту. И я сомневаюсь, что он богат. Большая часть денег Джошуа отойдет его дочерям.

Выражение его лица снова стало серьезным.

– Но почему ты тогда выглядишь такой нестчастной.

– Почему ты так считаешь? – спросила она, вставая. – Я устала и измучена дорогой, ничего больше. – Она подошла к абрикосовому дереву и внимательно осмотрела его плоды, а затем снова вернулась и села на край фонтана.

– Произошло еще что-то, – сказал он. – Я вижу это по твоему лицу.

– Я изменилась, Даниель, – нетерпеливо сказала она.

– Но почему эта поездка сделала тебя несчастной?

– Я не знаю. Слишком трудно объяснить. Мне нравилось, как я живу, мои дни были заняты полезным делом. Я знала, кем я была. Но это оказалось неправдой. Я видела, что все вот-вот изменится, и я не знала, что делать. Во время этой поездки я многое узнала о себе. Я хочу быть той, какой я была прежде, до отъезда, но не могу. Я должна быть просто женщиной и отказаться от всего. – Слезы текли у нее по щекам, и она вытирала их рукавом.

– По крайней мере перестань плакать, – сказал Даниель, указывая на промокший рукав.

Она посмотрела на него и неуверенно улыбнулась.

– Я больше не доверяю себе, – тихо сказала она. – Не то чтобы я поступила неправильно, но прежде я полагала, что всегда поступаю правильно. Теперь я в себе не уверена.

– Не знаю, что там произошло, Ракель, и не прошу, чтобы ты рассказала мне, но я знаю наверняка, что никто не может быть в себе до конца уверен. Вот взять, например, сегодняшний день. Я пришел сюда в гневе, готовый к ссоре. Но я увидел, что ты огорчена, и через мгновение все во мне переменилось. Видишь? Я не доверяю себе, и ты не доверяешь себе. Возможно, ты выйдешь за меня замуж, – сказал он, мягко касаясь ее руки, – и мы сможем доверять друг другу.

– Какой странный взгляд на вещи, – с сомнением сказала она. – Но, если я выйду за тебя замуж, что будет делать отец? Его Величество желает, чтобы через год-два Юсуф отправился ко двору.