Текст книги "Противоядие от алчности"

Автор книги: Кэролайн Роу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 17 страниц)

– Исаак? Он отказывается вмешиваться, как он это называет. Как будто отец не должен интересоваться браком дочери. Но, если мы все устроим и Ракель будет счастлива, он тоже будет доволен. И оставит ей по завещанию достаточное состояние. Конечно, ей не нужно покупать мужа…

– У нее есть другие поклонники?

– О, да. Племянник и наследник Эфраима, перчаточника.

– И что она?

– Она его не любит. Я внимательно наблюдала за ней, и могу сказать, что пока она вообще ни в кого не влюблена, – заверила сестру Юдифь. – Теперь расскажи мне о племяннике Джошуа.

– У нас только две дочери, – сказала Дина. – Ты же знаешь, Джошуа не молод. Вряд ли у меня будут еще дети.

Она сказала это вызывающе, как будто бросая вызов сестре, чтобы та могла поддразнить или пожалеть ее.

– У тебя восхитительные девочки, и отец безумно их любит, – тактично заметила Юдифь.

– Да, – сказала Дина. – И у них будет отличное приданое. Но я воспитала Рубена. Ему было девять лет, когда умерли его родители, и он мне почти что сын. И для Джошуа тоже. Он хороший мальчик и умный, правда, немного застенчивый, но очень милый, когда узнаешь его поближе. Он унаследует дело и этот дом. А это – не так уж и мало.

– О, да, – сказала ее сестра, осматриваясь.

– У нас не слишком большая семья, ты и я, – сказала Дина. – Что будет с моими дочерьми, когда Джошуа умрет? Рубен может жениться на девушке, которая решит, что ее муж не обязан помогать своим кузинам или тете, на девушке, которая не полюбит меня и захочет, чтобы я уехала. А это мой дом, Юдифь.

– Ты думаешь, что Рубен будет во всем слушаться жену?

– Да. Он слишком нежный и тихий. Ему нужна жена, которая понимает всю важность семьи.

– Нашей семьи.

– Да.

– С Ракель бывает порой трудновато, но она никогда не забывает о своем долге перед родителями, – сказала Юдифь. – Это правда. Вот о ее сестре я бы такого никогда не сказала.

– Тогда мы должны познакомить их. Но, полагаю, не сегодня вечером. Ракель слишком устала после путешествия, а Рубен, по правде говоря, сильно волнуется. Давай, завтра. Но их надо посадить как можно дальше друг от друга, чтобы они не могли заподозрить, что у нас есть какой-то интерес.

– Превосходный план, – церемонно поклонилась Юдифь сестре. – Ты всегда умела все обустроить. Давай, я позову ее. Мне хотелось, чтобы вы познакомились поближе.

Она повернулась к комнате Ракели и позвала:

– Ракель? Ты мне нужна. Спустись сюда. – Она улыбнулась сестре. – Но ни слова о Рубене.

Когда дневная жара начала спадать и город потихоньку просыпался от полуденной дремы, Андреу и Фелип добрались до собора с инструментами в руках, словно собирались сыграть что-нибудь, дабы собрать денег с толпы, собравшейся по случаю начала совета.

– Думаю, – сказал Андреу, – что стакан вина нам не повредит.

– Но где? – спросил Фелип.

– Это улица Писцов, – ответил Андреу. – Здесь около собора есть таверна.

– Отлично! – заметил Фелип, и они вошли внутрь.

– Интересно, а те двое еще здесь, как бишь их звали?

– Миро и Бенвенист, – ответил Фелип, как только хозяин таверны принес стаканы.

– Те два негодяя? – сказал хозяин. – Это ваши друзья?

– Просто случайные знакомые, – ответил Андреу. – Они любезно порекомендовали нам ваше вино.

– Я не видел их уже два дня, – сказал хозяин таверны. – Обычно они ошивались здесь каждый день. Затем пришел этот коротышка и сказал, что у него для них сообщение, но он, мол, не может ждать. Он передал мне сообщение и несколько монет. Когда я отдал им сообщение, они исчезли, не оплатив счет. И ей тоже не заплатили, – сказал он, указывая вниз по улице. – Они жили у вдовы. Никто их больше не видел.

– А что они сказали, когда услышали сообщение?

– «Матерь Божья». Или что-то вроде того. Затем старший засмеялся и хлопнул другого по плечу. Они перевернули скамью и сбежали.

– И сколько они были вам должны? – спросил Фелип.

Владелец окинул их оценивающим взглядом.

– Десять монет, – сказал он. – Для такого бедного человека, как я, это, – целое состояние.

– Впредь будьте осторожней и берите деньги вперед, – сказал Андреу, оставляя деньги за свое вино на столе. – Они – те еще проходимцы. Но если мы их увидим, то обязательно напомним о долге.

– Возможно, они уехали отсюда в среду утром, – сказал Фелип, когда они поднимались по ступенькам собора.

– Вполне возможно, – ответил Андреу. – Но я полагаю, что они воспользовались светом луны и большую часть пути проехали ночью.

– Интересно, что еще хозяин таверны о них знает?

– И вдова, которая сдала им жилье. Но нам потребуются деньги, чтобы сделать их более разговорчивыми.

Во внутреннем дворике было тепло и тихо. Ракель старательно избегала входить в комнату Жилберта, посылая Юсуфа, если ее мать просила что-либо сделать для раненого.

– С Ракель все в порядке? – спросила ее тетя Дина.

– Все хорошо, – ответила Юдифь. – Моя Ракель сильна и бодра, как и я. Но, как и ты, сестра, она порой ленится. Юсуф так рад выполнить ее поручения, что она иногда позволяет ему делать всю работу вместо себя.

– Она молода, – пробормотала Дина. – Научится. Я устала, сестра. Пойду-ка я спать.

– И я, – сказала Юдифь. – Позади долгий путь.

Остальные последовали их примеру, за исключением лекаря и его шурина. Вечернее небо было похоже на бархатный занавес, усеянный крупными яркими звездами. Вдали не смолкал шум моря.

– Похоже, ночь ясная, – заметил Исаак.

– Да, – сказал Джошуа. – Как красиво! Небо усыпано звездами. Я задаю себе вопрос, смог бы я так же спокойно переносить слепоту. Только чувствовать, но ничего не видеть.

– У каждого есть то, что ему положено, – сказал Исаак. – И хотя частенько я бываю не так спокоен, как стараюсь показать, но все же жаловаться на то, что я слепой, это то же самое, что сожалеть о том, что море мокрое. Я не могу ничего изменить. Но судьба многое мне оставила. Я слышу, чувствую запах и вкус, осязаю. – Ои сделал паузу и фыркнул. – Мы сидим здесь, чтобы познакомиться с вашим племянником, Джошуа?

– Рубеном? Надеюсь, что да, брат. Полагаю, что он уже дома, но прячется.

– Прячется? Могу ли я спросить, в чем причина?

– Страх. Он боится. – Джошуа засмеялся. – И прежде, чем вы спросите меня, в чем причина страха, позвольте мне объяснить, что причина не в «чем», а в «ком».

– И кто же не позволил ему вернуться к семье и поужинать?

– О, их двое, Исаак. Моя жена и ваша дочь.

– Похоже, у него также нет никакого желания познакомиться с неизвестной дальней родственницей.

– Совершенно верно. Рубен влюбился. Это маленькая, застенчивая девочка с очень скромным приданым. У нее вполне достойная семья, но совершенно обычная. А моя жена… – Его голос стих.

– Понимаю, – смеясь, сказал Исаак. – В конце концов ваша жена и моя – сестры. Возможно, нам придется взять дело в свои руки, прежде чем молодой человек уморит себя голодом во имя любви.

– Не думаю, что это будет легко.

– Я тоже так не думаю, но это необходимо. – Он помолчал, вслушиваясь в далекие звуки в ночной тишине. – Но, Джошуа, мне кажется, что вы очень устали. Ложитесь спать, не стоит сидеть здесь со мной только потому, что я не могу уснуть из-за усталости после дороги.

– Я – старик, Исаак. Старик, который женился на молодой женщине. Это уже серьезная причина для усталости, не так ли? Но не моя милая Дина вытягивает из меня силы. В эти дни даже камни в этом городе исходят тревогой и мешают мне спать. Пока мои домашние отдыхают, я брожу по дому и двору и прислушиваюсь – не зазвучит ли колокол, возвещающий о том, что пришел наш конец. И лишь когда небо начинает светлеть, я понимаю, что мои страхи не то чтобы необоснованны, но лишь преувеличены – и я падаю в кровать и наконец могу ненадолго забыться сном.

– Вчера утром были убиты трое мужчин, – сказал Исаак. – В имении неподалеку от дороги на Таррагону. Среди них был Фернан, дядя молодого Жилберта, которого мы привезли с собой. Не уверен, что смерть дона Фернана и его людей – это приближение конца, но это показалась мне довольно зловещим знаком.

– Почему зловещим?

– Потому что, если верить этому молодому человеку, убийцы не смогут извлечь никакой выгоды из смерти Фернана. Это преступление никому не было нужно.

– Уверен, он рассказал вам не все, – спокойно произнес Джошуа. – Наверняка есть те, кто полагает, что сможет извлечь выгоду из этого деяния.

– Действительно? И почему вы так думаете?

– Всегда есть люди, которые считают, что смерть землевладельца могла бы принести им пользу. Возможно, они уже пытались опозорить его или уничтожить его репутацию, – сказал Джошуа.

– Меня очень интересует все, что вы знаете об этом деле, – сказал Исаак.

– Об этом деле я ничего такого не знаю. С чего мне интересоваться землевладельцами-христианами, к тому же живущими довольно далеко отсюда? Я рассуждая в общем. – Он замолчал и налил немного вина в стаканы. – Но мне и правда кое-что известно, но это совсем другой случай.

– Я был бы не прочь послушать ваш рассказ, если только вы не очень устали.

– Нисколько. Имя арендатора… нет, я не буду называть вам его имя. Давайте будем называть его доном Фернаном, – начал Джошуа. – Мы много лет поддерживали с ним крепкие и очень выгодные торговые связи. Отношения были самые дружественные. У него не было своей собственности, но он управлял состоянием своего шурина. Его молодая сестра была очень достойной женщиной, которая безмятежно жила в окружении семьи и слуг. Все ее очень любили. Как мне помнится, у нее был сын и одна или две дочери, но точно я сказать не могу. Я с ней никогда не встречался. Затем, быть может, лет шесть тому назад, шурин умер…

– От чумы?

– Возможно, во время чумы, – сказал Джошуа, – но, насколько мне известно, от другой болезни. Даже в тот ужасный год люди умирали и по другим причинам.

– Это верно, сказал Исаак. – Я тоже помню подобные случаи.

– После смерти этого землевладельца его сосед предъявил документ, по которому к нему отходили все земли, дом и имущество в обмен на долг покойного. Дон Фернан внимательно изучил документ и уверенно поклялся, что стоящая там подпись не была подписью его умершего шурина. Насколько я знаю, это подтвердили и другие.

– Но в этом случае дело должно было быть как-то улажено, не так ли?

– Ну, Исаак, вы же знаете, когда жадный человек предъявляет иск подобного рода, обычно он позаботится о том, чтобы за его спиной стояли один-два весьма влиятельных человека. Протест был принят в суде. Несколько свидетелей присягали в том, что шурин никогда не имел долга, и уже, конечно, не такой, который был бы равен стоимости его дома и земли. Соседу также пришлось привести свидетелей по этому делу. Не буду терзать вас длинной историей исков и протестов, но в конце концов после трех лет судебных разбирательств дон Фернан победил. Теперь он действовал исключительно от имени своих племянника и племянниц, поскольку его добрая сестра умерла, истаяла, как говорили, от тоски по своему умершему мужу и беспокойства, что ее и ее ребенка, или детей, лишат дома.

– Ужасная история, – сказал Исаак. – Но совершенно обычная.

– Это еще не конец, – мрачно заметил Джошуа. – Затем кто-то, по всей вероятности сосед, заявил, что мой добрый друг, дон Фернан, – злостный еретик и укрыватель других еретиков. Он поклялся, что у него есть документ, переданный ему одним слугой как раз перед тем, как тот бежал в далекие края. Земля, на которой стояла усадьба, принадлежала епархии Барселоны, где обвинение доставило ответчикам некоторые неприятности, но с ним быстро разобрались. Разочарованный информатор отправился к архиепископу. Он не добрался до дона Санчо, но сумел добиться аудиенции инквизитора. Инквизиция заинтересовалась признаками возобновления еретичества в Таррагоне, и дон Фернан был схвачен. После короткого следствия молодой племянник дона Фернана, юноша шестнадцати или семнадцати лет, я не помню точно, исчез. У дона Фернана были друзья, да и сам он оказался достаточно умным человеком и сумел избавиться от этих новых напастей.

– Почему племянник бросил своего дядю?

– Все думали, что именно он был причиной слухов о ереси и укрывательстве еретиков. Но, чтобы узнать правду, нужно спросить его самого. Если бы его сумели найти и он смог бы все рассказать. Но я подозреваю, что теперь он уже понял, что не всем людям можно доверять.

– Наверняка понял, – сказал Исаак. – Если, конечно, он все еще жив.

– Конечно, брат. Скорее всего, он сейчас уже далеко от Таррагоны, ибо только он может разоблачить тех, кто совершил столько страшных преступлений.

– А человек, который прячет его, подвергается серьезной опасности, не так ли?

– О, если бы я был тем, кто его укрывает, я бы особенно не волновался. Обвинения ложные, и нужны лишь деньги и небольшая помощь, чтобы поставить точку в этой истории.

– Печальный рассказ, Джошуа. Мне жаль этого молодого человека, и надеюсь, что вы правы в своих оценках, – сказал Исаак. – Но мой опыт подсказывает, что ошибочность обвинений – еще не гарантия выигрыша дела.

– Возможно, ему помогут друзья, – мягко сказал Джошуа. – Ему желают добра не только торговцы-евреи, но и его друзья-христиане, которые вхожи к самому королю.

Исаак усмехнулся.

– Я всегда знал, что вы человек хитроумный и опытный, Джошуа. Наш разговор о тьме, бессоннице и беспокойстве завел нас в весьма интересную сторону. Как и предполагалось.

– Я рад, что не утратил навыков. Но то, что я ужасно сплю последнее время, – чистая правда.

– Я дам вам несколько капель приготовленного мною средства. Где Юсуф?

– Он, был где-то неподалеку, – ответил Джошуа.

– Я истощаю его силы, заставляя бодрствовать вместе со мной, – сказал Исаак. – Точнее, не давая ему отправиться спать. Но, похоже, он способен заснуть, где угодно. Юсуф! – тихо позвал он.

– Я здесь, господин.

И мальчик, споткнувшись, вышел из темноты в свет лампы.

Глава третья
Пятница, 2 мая

На следующий день рано утром, когда Исаак с Юсуфом подходили ко дворцу архиепископа, спеша к Беренгеру, кто-то схватил Исаака за руку.

– Господин Исаак! – услышал Исаак голос епископа.

– Ваше преосвященство, – ответил Исаак. – Я не ожидал увидеть вас в столь ранний час.

– Мне нужно поговорить с вами, господин Исаак, наедине, чтобы никто нам не мог помешать. По дороге не получится, – твердо сказал он. – Вы и Юсуф должны переехать во дворец. Пусть ваша жена вдоволь посплетничает со своими родственниками, а вы уделите мне ваше внимание. Вчера вечером я не мог заснуть, и этот дурак Бернат…

– Я не считаю отца Берната дураком, ваше преосвященство, – прервал его Исаак.

– Я тоже не глуп, – сказал Беренгер. – Именно поэтому он раздражает меня. Они сведут меня с ума, Исаак, Франсес указывает мне, что верно, а Бернат, говорит мне, что мудро, а затем эти двое объединяются, чтобы помешать мне сделать то, что диктует мне моя собственная природа.

– И что же это, ваше преосвященство?

– Сейчас, Исаак, я больше ни в чем не уверен. Вчера вечером они были готовы пожертвовать своим отдыхом, чтобы обговорить план действий. Если бы вы были со мной, то, возможно, мы сыграли бы в шахматы. Вы мне нужны, Исаак. Каждый раз, когда я обмениваюсь с доном Санчо хотя бы парой слов, у меня начинает ныть колено.

– Возможно, мне следует осмотреть его…

– Мне необходимо быть в соборе. Скоро месса. Вы можете пойти домой и договориться с семьей, но после мессы я надеюсь видеть вас. Мы устроим вас во дворце еще до ужина. Все уже подготовлено.

И в это мгновение зазвонил колокол, сзывая епископов на мессу.

– Я беспокоюсь о Жилберте, – сказал Исаак. Солнце взошло уже довольно высоко, когда они с Беренгером вышли на крепостную стену, чтобы спокойно побеседовать без свидетелей.

– Его здоровье ухудшилось?

– Нет. Он, как я и говорил, удивительно сильный молодой человек. Он перенес тяжкое потрясение в тот день, когда вы уехали раньше нас, но быстро выздоравливает. Нет, меня беспокоит кое-что другое. Сначала позвольте мне рассказать вам о небольшом происшествии, которое произошло на следующее после вашего отъезда утро в придорожной гостинице. – И он описал то, что рассказал ему мальчик-слуга. – Полагаю, что это был дон Гонсалво и он следует за Жилбертом.

– Вполне возможно, господин Исаак, – заметил Беренгер.

– Да, ваше преосвященство. Затем мой шурин поведал мне любопытную историю о семье, с которой у него довольно долго были торговые связи.

– Перескажите мне эту историю. Полагаю, она довольно увлекательна.

– Ваше преосвященство, в этой истории рассказывается о дяде, его соседе и племяннике.

– Пока все очень убедительно, господин Исаак, – заметил епископ.

– Мой шурин и его жена готовы приютить дона Жилберта. Ему нужен уход, и они рады предоставить его. Но меня волнует его безопасность, вы понимаете, о чем я.

– Конечно, – сказал Беренгер. – Меня тоже это волнует. Даже если он и не является тем племянником из рассказа вашего шурина, хотя я полагаю, что это так и есть, жизнь человека, чьи родственники были недавно убиты, всегда в опасности. Лучше ему укрыться за более крепкими стенами, чем стены еврейского квартала. Возможно, у монахов, или даже у… – Он встал и принялся беспокойно ходить но комнате. – Ему хватит здоровья, чтобы отправиться в путь? – спросил епископ. – Я имею в виду верхом, а не в паланкине или в повозке. Это бы слишком бросалось в глаза.

– О, да, – ответил Исаак. – Но мне не хотелось бы, чтобы он отправился в путь один. Он не сможет защитить себя, если что-то случится.

– Я пошлю с ним капитана стражи – сказал он. – И одного из его людей. Они как раз свободны, и капитан говорит, что его подчиненные могут вконец облениться и разжиреть. Он сможет выехать в полдень?

– Конечно.

– Бернат! – позвал епископ.

Секретарь открыл дверь, ведущую в соседнюю комнату.

– Ваше преосвященство?

– Вы мне нужны. Надо написать письмо и сразу же отослать его.

– Да, ваше преосвященство, – тихо ответил Бернат.

– Еще нам понадобится монашеская ряса. Но не ваша, Бернат, ваша будет маловата, но и не ряса одного из наших откормленных братьев.

– Францисканская, ваше преосвященство?

– Францисканская, доминиканская. Не имеет значения, хотя мне нравится идея одеть его, как вас, Бернат.

– Я вернусь в дом моего родственника и подготовлю молодого человека, – решил Исаак.

– И попрощайтесь с женой и семьей, – сказал Беренгер. – Не забывайте, что я жду вас здесь после обеда со всем багажом.

– Но, Исаак, ты не можешь уехать. Не сегодня. Мы все собираемся здесь на Шабат.

– Моя дорогая Юдифь, я приехал в Таррагону не для того, чтобы навестить родственников, хотя мне это доставило огромное удовольствие, но как лекарь епископа. Он требует, чтобы я явился к нему, и я выполняю его приказание. Знаю, ты с успехом заменишь меня. Сейчас же я должен перевязать руку дону Жилбсрту. Он поедет вместе со мной, поскольку переезжает в дом своего родственника.

– Я думала, что у него нет родных, – подозрительно заметила Юдифь.

– У него нет здесь близких родственников, – ответил Исаак. – Но много дальних, которые примут его, пока он полностью не поправится. – Он нежно поцеловал ее и повернулся, чтобы уйти. – А твоя сестра может снова спать на своем супружеском ложе, поскольку меня не будет. До свидания, моя дорогая. Я буду неподалеку, и ты сможешь послать кого-нибудь за мной, но только, если это будет совершенно необходимо.

– Исаак…

– До свидания, моя дорогая.

И, окликнув Ракель, он поднялся по лестнице к комнате, где в глубокой задумчивости лежал дон Жилберт.

– Плоть зажила, – сказал Исаак, осторожно сняв повязки с левой руки молодого человека. – Это очень важно. Костям потребуется намного больше времени, чтобы срастись, и необходимо, чтобы они находились под защитой плоти.

Ракель снова наложила повязку на рану на руке.

– Готово, отец.

– Отлично. Как только мы осмотрим рану на ноге, вы сможете принять свой новый облик.

– Какой? – удивленно спросил Жилберт.

– Облик монаха. Рясу скоро принесут. Вы наденете ее, а затем выедете под охраной двух дюжих солдат в замок Альтафулла, где будете скрываться столько, сколько потребуется.

– Но почему владелец замка согласится рисковать ради меня?

– Он многим обязан его преосвященству, хотя не знаю, чем именно. Возможно, это просто долг дружбы. Перевяжи ему ногу, Ракель, – сказал Исаак. – Мне нужно вернуться и закончить разговор с твоей матерью.

– Я не хочу уезжать отсюда, – сказал Жилберт, когда лекарь вышел из комнаты. – Но теперь я понимаю, что, оставаясь в этом доме, я подвергал опасности вашу жизнь. Именно поэтому я должен спрятаться под монашеским одеянием. Не могли бы вы принести мне вон ту коробочку со стола? – добавил он.

Ракель принесла.

Он открыл ее и вынул золотую цепочку.

– Возьмите это, – быстро сказал он. – Это свяжет меня с вами, что бы ни случилось. Я знаю, что вы должны выйти замуж, я тоже женюсь. Если я этого не сделаю, некому будет унаследовать мои земли. Но даже в этом случае наши души будут соединены, как звенья в этой цепочке. Носите ее и иногда вспоминайте обо мне.

Ракель взяла цепочку и выбежала из комнаты.

Но, когда Жилберт выехал на гнедой лошади из ворот дома Джошуа, Ракель вышла следом.

– Дон Жилберт, – сказала она. – Боюсь, ваше запястье перевязано недостаточно хорошо для долгого пути. Позвольте, я посмотрю.

Он вытащил руку из перевязи и протянул ее Ракели. Она быстро вытащила из рукава тонкую, изящную витую цепочку и быстро обернула ее вокруг его запястья.

– Пусть это защитит вас в пути, мой господин, – прошептала она. – Я буду молиться за вас.

В жаркий суматошный полдень из городских ворот Таррагоны выехал францисканский монах на гнедой лошади. Позади к седлу был привязан небольшой сверток. Никто не обратил внимания на монаха. Следом за ним, мирно беседуя, выехали двое солдат в дорожной пыли. Как только толпа поредела, лошадь монаха перешла на рысь, а затем – на легкий галоп. Солдаты, которых, очевидно, торопили неотложные дела, также пришпорили своих лошадей и не отставали от монаха.

Суббота, 3 мая

Всю ночь несчастная Ракель не сомкнула глаз, лишь на несколько мгновений погрузившись в сон. К счастью, в комнате, кроме нее, никого не было, поэтому никто не видел ее слез. Лишь когда во дворе защебетали птицы и солнце высоко поднялось над горизонтом, она перестала плакать. Она встала с постели, но не решалась покинуть комнату, пока обитатели дома спят, но оставаться в постели она больше не могла. Она умыла лицо, все в соленых слезах, а затем обтерлась губкой, словно страдание можно было смыть водой и стереть полотенцами. Потом надела свое самое простое платье и сюркот, строго зачесала волосы назад, одернула покрывало на постели, чтобы скрыть беспокойно проведенную ночь, и спустилась вниз по лестнице.

Повсюду ощущалась тишина Шабата. Стол в пустой столовой был накрыт еще вчера. На нем стояло блюдо с холодным рисом и блюдо с чечевицей, лежали сыр и хлеб. Все было накрыто льняными салфетками. Там же стояли два больших кувшина с холодным травяным отваром. Ракель налила себе мятного отвара и поднесла чашку к закрытому ставнями окну. Вдруг она почувствовала, что задыхается в этой темной комнате. Она поставила чашку на стол и попыталась открыть ставни.

– Позвольте мне помочь вам, – холодно произнес мужской голос у нее за спиной.

Она обернулась и оказалась лицом к лицу с Рубеном.

– Спасибо, – ответила она. – Здесь так душно, что мне трудно дышать.

– Это время дня приятно проводить во внутреннем дворе, – сказал он, открывая ставень. – Я собирался там позавтракать.

– Но я не хочу есть, – вздрогнув, ответила Ракель.

– Вы лучше меня разбираетесь в медицине, – сказал он. – Я думала, что вам следует что-нибудь съесть, но это не мое дело.

Уязвленная, она взяла со стола немного хлеба и свою чашку с напитком.

– Нам есть о чем поговорить, – сказала она. – Возможно, я присоединюсь к вам во внутреннем дворике, если там больше никого не будет.

– Не думаю, что нам есть о чем говорить, – сказал Рубен, и его лицо покрылось красными пятнами. – Но безусловно вы можете присоединиться ко мне.

– Что замышляет тетя Дина? – резко спросила Ракель.

– Заговор, – уныло ответил Рубен. – Я не хочу показаться грубым, и любой мужчина был бы счастлив иметь такую жену, как вы, но…

– Вы не хотите жениться на мне.

– Ну… – Он стал пунцовым от смущения. – Вы правы. Я не хочу жениться на вас. Я знаю, что вы были бы хорошей женой, но…

– Я тоже не хочу выходить за вас замуж, – сказала она. – И не потому, что вы мне неприятны, а просто…

– Тогда, наверно, вы тоже в кого-то влюблены, – сказал он уже дружелюбнее.

– Почему вы не можете жениться на той, которая вам нравится? – спросила Ракель.

– Она не столь богата, как вы, и не принадлежит к такой же семье, как вы. И она не так красива, как вы, но я думаю, что она очень милая и она любит меня. А вы – нет.

– Но как это вообще возможно? – спросила Ракель. – Мы же с вами сейчас впервые разговариваем. Но в любом случае я уверена, что этот брак не сделал бы вас счастливым.

– Что же нам делать? – беспомощно спросил Рубен. – Тетя Дина совершенно помешалась на этом браке.

– А дядя Джошуа?

– Не думаю, чтобы он очень настаивал.

– Ну вот. Я поговорю с отцом, а вы – с дядей Джошуа. Иначе эти две женщины все окончательно решат за нас, как только закончится Шабат. Я всю жизнь прожила с мамой, и очень люблю ее, но не думаю, что я хочу выйти замуж за человека, которого не знаю, и переехать к нему жить, как это когда-то сделала она.

Госпожа Эликсенда, аббатиса монастыря Святого Даниила и вышколенная дочь Церкви, а также представительница богатой и влиятельной семьи, ожидала у дверей кабинета архиепископа. Она была неподвижна и походила на мраморную статую. Рядом с ней стояли преподобная мать-настоятельница, сестра Марта и казначей таррагонского монастыря. Ее лицо было бесстрастным, но в душе она осознавала, какое сильное унижение ей придется испытать сегодня. К этому она не была готова.

Молодой паж архиепископа, поклонившись, пригласил их войти.

– Преподобная мать-настоятельница, госпожа Эликсенда, сестры, – обратился к ним дон Санчо. Женщины вышли на середину богато обставленной комнаты и склонили головы в приветствии. – Как удачно, – продолжал он, – что мы наконец смогли встретиться, чтобы поговорить о трудностях, возникших в монастыре Святого Даниила.

– Действительно, очень удачно, – несколько едко заметила преподобная мать-настоятельница. – Ваше преосвященство, госпожа Эликсенда просит вашего разрешения обратиться к вам.

Архиепископ улыбнулся.

– Госпожа Эликсенда, – наконец произнес он, – можете говорить.

Она снова опустилась на колени, потупив взор.

– Ваше преосвященство, мой грех очень велик. Я виновна в том, что не выполнила приказ вашего преосвященства сразу же, как только получила его. Могу только сказать, не извиняя, но лишь объясняя, что я поставила обычные проблемы женского монастыря превыше моего долга перед Церковью, моим орденом и вами, мой архиепископ. Я прошу ваше преосвященство поверить мне, что я никогда не потворствовала грехам сестры Агнет, а лишь ежедневно молилась о ее духовном здоровье.

– Были ли успешны ваши молитвы?

– Нет, ваше преосвященство, несмотря на все мои молитвы и увещевания, она упорствует в своем грехе.

– Возможно, Бог не желает прислушаться к непослушной монахине, – заметил он.

– Ваше преосвященство, вы очень мудры. Я не хотела проявлять неповиновение, но я проявила небрежность, не приняв должных мер.

– Это верно, – сказал архиепископ. – Встаньте, госпожа Эликсенда. Вы можете вернуться в свой монастырь. Расскажите сестрам о своей ошибке, и приступайте к своим обязанностям. За исключением дел, касающихся денег монастыря, за них будет отвечать сестра Марта. Она мудра и опытна, и я уверен, что она уже отчасти выполняла эту работу.

– Это было давно, ваше преосвященство, – ответила Эликсенда.

– И она должна дважды в год отчитываться…

Пауза была такой длинной, что все четыре монахини решили, что он забыл, о чем говорил.

– Перед кем, ваше преосвященство? – наконец позволила себе спросить Эликсенда.

– Его преосвященству епископу Жироны, конечно. – Он улыбнулся. – А сестра Агнет до суда останется здесь, в монастыре Пресвятой Девы Марии, исполняя епитимью, которую вы сочтете целесообразным наложить на нее, преподобная мать-настоятельница.

* * *

– Эликсенда, дочь моя, вы легко отделались, – сказала преподобная мать-настоятельница, как только они благополучно вернулись в стены женского монастыря и оказались одни, подальше от любопытных глаз и длинных языков.

– Вы правы, преподобная мать-настоятельница, – ответила аббатиса. Ее лицо было белым, как обрамляющее его белоснежное полотно. – Очень легко. Я была готова к худшему. Я благодарна его преосвященству, – покорно добавила она, хотя эти слова дались ей с трудом.

– В надлежащее время я передам ему вашу благодарность. И я рада, что все обошлось.

Тихое майское утро было напоено ароматом роз. Дом Джошуа окутывало спокойствие Шабата. Исаак, присутствие которого во дворце было в то утро не обязательным, пришел, чтобы позавтракать вместе со своей семьей, и теперь вышел из дома вместе с шурином. Рубен исчез. Дина и Юдифь болтали, а Ракель снова сидела во внутреннем дворе под апельсиновым деревом, наслаждаясь одиночеством. Она прислонилась спиной к стволу дерева и сидела, глядя вверх и размышляя о том, как было бы хорошо забраться по веткам наверх и провести там остаток дня. Может, с помощью скамьи…

Ее размышления прервал грубый стук в ворота, затем отчаянно зазвонил дверной колокольчик. Она сразу же почувствовала, что кто бы это ни был, вряд ли ей доставит удовольствие его общество. Пусть кто-нибудь другой откроет ворота и займет незваного гостя.

За ее спиной находилась узкая лестница, ведущая к низкой дверце. За ней находилась каморка, где хранились продукты. Она бросилась туда и быстро проскользнула в дверь, оказавшись в комнатке, расположенной под самой крышей. Там висело множество сеток с высушенными плодами и овощами, вяленым мясом и рыбой. Вместо ставней окна были прикрыты тонкими досками, поверх которых можно было в случае непогоды опустить занавеску из толстой кожи. Ракель взяла абрикос и, откусив кусочек, подобралась поближе к окнам, выходящим во внутренний двор. Встав на колени, она с любопытством посмотрела в щель между досками.

Вышел один из слуг и открыл ворота.

В ворота ворвались шестеро вооруженных мужчин и разбежались по двору так, словно они ожидали, что против них выступит самое меньшее конный отряд.

– Где хозяин? – спросил офицер.

– Его нет дома, – решительно ответил слуга.

Офицер вытащил меч.

– Не обманывай меня. Ты знаешь, где он. Пойди и приведи его.

– Почему вы угрожаете моему слуге? – спросила Дина, спускаясь по лестнице и пряча лицо под накидкой. – Если вы немного подождете, мой муж вскоре вернется домой.