Текст книги "Отмщение"
Автор книги: Кэролайн Хаддад
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 27 страниц)
Одель быстро подошла к двери. Ведь это мог быть звонок женщины, за которой гонится разъяренный муж – такое уже было однажды. Тогда, помнится, тот разбушевавшийся муж ударил свою жену ногой как раз в тот момент, когда та уже начала входить к Одель в открывшуюся дверь. А Си этому ничуть не удивился. Что взять с мужчин? Но сегодня в дверь позвонила не страдающая соседка. Это была Труди Шурфут.
Одель широко распахнула дверь.
– Труди, я думала, ты уже спишь.
– В той гостинице, куда ты меня послала? – Труди вошла с удрученным видом. Впрочем, такой вид она имела почти всегда. – Одель, там у входа продают наркотики.
– Не говори глупости! В этой гостинице их не может быть. Это одна из лучших гостиниц в нашем районе.
– Неужели ты думаешь, что я не могу узнать торговца наркотиками?!
Одель задумалась. Труди знает, что говорит, когда речь идет о наркотиках. Неужели от них уже нигде нет спасения?
Помозговав, Одель пришла к выводу, что спасения действительно нет нигде. Если где-то нет наркотиков, там будут алкоголь, оружие, религия или телевидение. Вот на чем Томми сделал себе карьеру. Никто не хочет воспринимать жизнь такой, какова она есть. Всем хочется чем-то скрасить ее. Люди, как дети, верят, что жизнь может стать краше по воле какого-то волшебства, а сами палец о палец не хотят ударить, чтобы улучшить ее самим. Что это, всеобщее отчаяние или обычная лень?
– Можно переночевать у тебя? – смиренно спросила Труди.
– У тебя есть наркотики? – сурово взглянула на нее Одель.
– Нет, совсем нет, честно, Одель. Потому я и пришла к тебе. Я хочу завязать с ними. Я должна это сделать ради Томми.
– Ему ты ничего не должна. Ты должна сделать это ради себя, чтобы идти по жизни путем истинным.
– Но ведь Томми назначил меня начальницей его фонда. Если я буду продолжать употреблять наркотики, тогда как я смогу помочь другим людям?
– Да, об этом тебе тоже не следует забывать. – И Одель повела Труди в гостиную.
Труди села на дорогой диван, осмотрелась – обставленная со вкусом гостиная отличалась как небо от земли от ее собственной замызганной квартирки в Таосе, уставленной почти первобытными гончарными изделиями и застланной индейскими ковриками и покрывалами.
– Первый раз вижу все это, – восхитилась Труди.
Одель почувствовала себя с Труди так непринужденно, словно знала ее уже целую вечность. Впрочем, это было недалеко от истины – Одель была у Труди в гостях в Таосе, они поддерживали отношения несколько лет. Правда, Труди практически никогда не покидала юго-запада США, и в гостях у Одель никогда не была.
– Ты ужинала? – спросила Одель.
– Ой, нет. Я боялась заблудиться, поэтому никуда не ходила.
Да, нехорошо сложилась у Труди жизнь, подумала Одель и пошла на кухню приготовить сандвичи. Когда она вернулась, Труди все так же смущенно сидела на диване, напоминая стеснительную девочку, впервые приглашенную в гости на чай. Одель поставила поднос и заставила Труди первой взяться за сандвичи.
– Ты будешь лечиться в Ривер-Рэйндж-Клиник, – сказала Одель, – я тебя уже устроила туда. Это на севере нашего штата, почти на границе со штатом Висконсин. Мне кажется, тебе там понравится – Одель не стала вдаваться в подробности о том, каких трудов ей стоило вписать Труди в начало длинного списка наркоманов, нуждающихся в лечении и страстно желающих попасть в эту клинику. Для этого Одель пришлось уговорить свою подругу Маделин, с которой она познакомилась, когда начала обхаживать многочисленные инстанции в поисках денег для приюта. Одель туманно пообещала ей хорошо отблагодарить ее клинику, когда Труди вылечится от наркомании. Мол, скоро Одель будет иметь в своем распоряжении тысячи долларов. Маделин, конечно, этому не поверила.
– Если у тебя такие богатые спонсоры, тогда почему ты никак не можешь достать денег для своих «Сестер бури»? – резонно поинтересовалась тогда Маделин.
– Томми Паттерсон, – произнесла волшебные слова Одель.
И Маделин сразу смягчилась.
– Не знаю, – засомневалась Труди, катая шарик из хлеба, – готова ли я к этому?
Одель нахмурилась. С Труди надо возиться как с маленьким ребенком. Так хочет или не хочет Труди избавиться от наркомании?
– Труди, уверяю тебя, эта клиника тебе очень понравится. Там очень хорошо лечат от наркомании. Тебе совсем не будет хотеться наркотиков. Кроме терапии там большое внимание уделяют и физическим тренировкам, тело может лечить само себя.
– А вылечат ли там мою душу? – все еще сомневалась Труди.
Что верно, то верно – мозг и душу Труди Шурфут современная медицина вряд ли сможет спасти. Однажды Труди призналась Одель, что принимает наркотики с десяти лет. Тяжелый случай. Лучше и не заглядывать в мозг Труди – страшно подумать, что там можно увидеть.
– Пошли, – сказала Одель, убедившись, что Труди наелась. – Я покажу тебе, где ты будешь спать.
Труди, словно застенчивая девочка, нерешительно поплелась за Одель. Через полчаса она уже спала. Тем временем Одель в своей спальне не выключала свет, пытаясь читать. Но глаза смотрели мимо строк, мысли были о другом. Вот к чему все пришло, размышляла она. Смерть, отчаяние, сплошные потери. Куда делось счастливое неведение молодости?
Глава 7
Начало
Весной, когда Одель Лэйси заканчивала среднюю школу, ей пришлось выдержать нелегкие словесные баталии со своей матерью. Одель пришлось выбирать между двумя колледжами – в Маунт-Холиок, где училась ее мать, и Корнелльским в Итаке. Мать хотела, чтобы Одель поступила в женский колледж в Маунт-Холиок, где в отсутствие мужчин лучше будет происходить «интеллектуальное стимулирование». Но Одель вовсе не прельщала строгая и почти монастырская жизнь, которую, как ей было известно, вели воспитанницы «Семи сестер» – семи престижных женских колледжей. Несравненно более привлекательной ей виделась жизнь рядом с такими парнями, как Конни Фрэнсис, герой одного из ее любимых фильмов. Поэтому Одель решительно выбрала Корнелльский колледж.
Кто не помнит тех сладостных дней молодости, тех первых дней пребывания в студенческом городке, когда до тебя со всей очевидностью вдруг доходит, что ты вырвалась на свободу из-под назойливой опеки родителей, и здесь они не будут каждый вечер перед сном подходить к твоей кровати, чтобы убедиться, что доченька соблюдает приличия, а здравый смысл торжествует! Если не считать воспитательниц в общежитии и строгого комендантского часа, существовавшего в студгородке в 1960 году, когда Одель поступила в Корнелльский колледж, свобода была полной, а потому вызывала неописуемый восторг. Особенно если учесть, что до этого вся жизнь подчинялась неумолимым правилам, царящим в семье республиканцев из штата Коннектикут. Воспитываясь у таких родителей, Одель всегда помнила, как обязана себя вести, какие рамки ни в коем случае нельзя преступать. И вот после всего этого представьте себе – просыпаешься в общежитии в своей комнате и внезапно осознаешь, что под дверью никто тебя не сторожит. Какая эмансипация! Даже жутко становится.
Подобно множеству других девушек ее возраста, Одель Лэйси поступила в колледж лишь потому, что так принято, просто таков порядок вещей. У нее не было четкого плана на будущее, она не стремилась сделать карьеру. Но это вовсе не означает, что Одель не знала, чего она хочет от жизни. Одель хотела выйти замуж, хотела рожать детей и жить в своем доме так же, как это делала ее мать в своем доме в штате Коннектикут, но только с одним отличием – в доме Одель не будет этого надоевшего бежевого цвета, встречающегося в родительском доме на каждом шагу. Короче говоря, Одель пала в Корнелль, как неостроумно выражались местные сексуально озабоченные шутники.
Итак, она ждала Мистера Правильного, этакого Очаровательного Принца на белом коне. А пока суд да дело, надо было изучать расписание, чтобы спланировать на семестр, какие предметы она будет изучать. Одель понятия не имела, что ей выбрать, а ее куратор тоже не мог подсказать ей ничего вразумительного. Если бы Одель имела склонность к тому или иному предмету, если бы она знала, кем хочет стать, тогда она смогла бы внятно объяснить хоть что-то куратору, и тот посоветовал бы, какие предметы ей выбрать. Но Одель ничего, кроме замужества, не интересовало. К счастью для нее, в начале шестидесятых в колледже еще существовал список обязательных предметов для первых двух курсов, поэтому выбор был невелик, и задача существенно облегчалась. Итак, первые два года по этому поводу можно было особенно не беспокоиться, а впоследствии Одель надеялась найти то, что ее заинтересует. И она нашла. Это был Том Паттерсон.
Одель познакомилась с Томом Паттерсоном во втором семестре первого курса. К тому времени она уже была членом женского клуба «Каппа Каппа Каппа», и проводила в нем большую часть выходных. Там она играла роль маленькой сестрички той, которая называлась двумя греческими буквами Хи-Фи, а верховодила всем Мисс Джейн Корнелль. Роберта Баркер, подружка Одель, вместе с которой она жила в комнате общежития и которая, в отличие от Одель, больше соответствовала бы женскому колледжу в Маунт-Холиоке, чем смешанному Корнелльскому колледжу, отзывалась о клубе неодобрительно и обзывала его «Краппа Краппа Краппа», а иногда короче – «Три краппы». Одель на это не возражала и просто посмеивалась.
Одель познакомилась с Томом Паттерсоном «окольным» путем – через Роберту Баркер. Роберта встречалась с парнем, который жил в одной комнате с Томом. Однажды в один из уик-эндов Роберта попросила Одель присоединиться к их компании – у них было четыре билета в театр, но Том недавно поссорился со своей подружкой, поэтому ему надо было составить пару. Одель не хотела идти в театр, не хотела пропускать вечеринку в клубе, которая обещала быть интересной, но согласилась только ради умолявшей ее Роберты.
Взглянув на Тома Паттерсона, Одель сразу подумала, что вечер с ним будет неинтересным – Том оказался не из тех, чья внешность мигом привлекает внимание. Он был не высок и не низок, не красив и не уродлив. У него как будто вообще не было никаких особых примет, если не считать его доброй улыбки.
Да уж, Том никак не тянул на Очаровательного Принца. Одель поняла это сразу, еще в самом начале, когда он не соизволил помочь ей надеть зимнюю куртку. Потом Роберта и ее парень пошли впереди, а Одель, оказавшись рядом с Томом, безуспешно пыталась поддерживать с ним беседу. Это было бы не так тяжело, отвечай он по-человечески, но он отделывался лишь односложным бормотанием. Когда Одель выяснила наконец, что он из Онеонто, штат Нью-Йорк, и спросила, что там есть интересного, в Онеонто, Том не мудрствуя лукаво ответил: «Коровы».
Путь до театра из-за этого показался долгим и утомительным. Одель буравила спину Роберты уничтожающими взглядами, а той хоть бы что, даже и не заметила. Ей, видать, было гораздо интереснее со своим парнем, тут уж не до Одель.
В театре они смотрели эксцентрически-гротесковую пьесу-притчу Эжена Ионеско «Лысая певица». Несомненно, пьеса понравилась бы Одель, если бы шла по-английски. Но актеры говорили на языке оригинала – по-французски. От посещения театра была только одна маленькая польза – преподаватель французского, тоже присутствовавший там, заметил Одель и глянул на нее с одобрением. Может быть, понадеялась она, это поможет ей удержаться на удовлетворительной оценке «С» До «В» она все равно не поднимется.
После они пошли в кафешку подкрепиться гамбургерами. К счастью, теперь они сидели все вместе, и непрерывная болтовня Роберты избавила Одель от непосильной задачи поддерживать неподдерживающуюся беседу. А потом надо было возвращаться в общагу, чтобы уложиться до наступления комендантского часа. В пятницу он наступал в двенадцать.
Без десяти двенадцать они подошли ко входу в женское общежитие – к деревянной двери, ведущей в длинный старомодный тамбур, или вестибюль, известный среди студентов как «целовальник». Внутри Том и Одель остановились посередине, им оставалось пройти последнюю дверь. Тут, в «целовальном месте», парочки обычно «обжимались», «лизались» и шептались до тех пор, пока общежитская воспитательница не включала светящуюся надпись, извещавшую, что до двенадцати часов осталась одна минута, в течение которой надо успеть проститься и войти внутрь. Роберта со своим парнем времени зря не теряли – сразу занялись «делом» в уголке вестибюля. А Одель неловко стояла рядом с Томом и ломала голову, как ей соблюсти приличия, то есть достаточно вежливо поблагодарить Тома за интересный вечер, и при этом одновременно дать ему ясно понять, что больше видеться с ним она не желает.
Одель протянула ему руку со словами:
– Приятно было познакомиться.
Том пробурчал пару невразумительных слов, взял ее руку, не спеша посмотрел по сторонам и добавил:
– В таком виде мы выглядим здесь неуместно.
Он действительно тут совсем неуместен, мысленно согласилась Одель.
И вдруг он сделал нечто невообразимое! Он мягко притянул ее к себе и поцеловал, и не слегка, а по-настоящему, раскрыл рот и начал впиваться в нее языком, пытаясь разжать ее стиснутые зубы!
Опомнившись, Одель вырвалась, не сразу даже пришла в себя, оглушенная такой наглостью. Французский поцелуй в первую встречу! Каков нахал!
– Это ни к чему, – сурово сказала она, чувствуя в своем голосе строгие нотки своей матери.
– Я просто хотел, чтобы ты поняла, как мне понравился этот вечер, – лицемерно заулыбался Том.
«Понравился только тебе», – хотела сказать Одель, но хорошее воспитание, как всегда, взяло верх. Поэтому она лишь едва заметно кивнула ему, развернулась и гордо удалилась в дверь, не дожидаясь, пока включится предупреждающая надпись.
– Знаешь, а ты ему понравилась, – сказала ей Роберта на следующей неделе.
Одель это нисколько не взволновало.
– Он не в моем вкусе, – равнодушно бросила Одель. И вдруг спохватилась: что за чертовщина, зачем она только что взяла с полки учебник по истории центральной Европы? Словно память отшибло. И эти в центральной Европе тоже хороши, недоумки, то и дело меняют названия своих стран да перекраивают границы! А нам все это учить надо.
– Он очень способный, – продолжала Роберта, оторвавшись от домашнего задания. Она изучала психологию и социологию. – Прошлый семестр он закончил круглым отличником. Он изучает медицину, или что-то в этом роде, но хочет стать писателем. Да, действительно не в твоем вкусе, он не конформист.
– А я конформистка! – крикнула Одель.
Роберта, не понимая в чем дело, удивленно вытаращила на подругу глаза. Как же все-таки эта Роберта умеет досаждать своими колкостями!
Конформизм. Быть конформистом – это хуже, чем быть коммунисткой, по крайней мере, для Одель. В школе она прочитала книгу «Человек в сером фланелевом костюме» и поэтому знает, до чего может довести пренебрежение индивидуальностью. Тем не менее сама Одель не была яркой личностью, а всегда лишь заурядным членом той или иной группы людей – дома в штате Коннектикут это была ватага знакомых детей, тут в колледже это женский клуб. Одель всегда легко принимала правила игры, сложившиеся в ее кругу. А разве можно жить как-то иначе?
Через неделю Том попытался пригласить ее снова вместе сходить куда-то, но Одель отказалась. А еще через три недели он опять позвонил ей. У Одель снова наготове был вежливый отказ и извинения, но Том сказал нечто другое:
– Я не собираюсь приглашать тебя куда-нибудь, я всего лишь хочу, чтобы ты помогла мне с анкетой моего социологического проекта.
– Анкета?
– Я просто задам тебе несколько вопросов, это займет не более десяти минут. Просто ответишь на несколько вопросов, и все. Пожалуйста, Одель, мне это очень нужно.
Одель, конечно, поверила ему, ведь у многих ее знакомых, изучающих социологию, были такие же проблемы – преподаватели требовали от них собственных демографических исследований. Ей уже не раз приходилось отвечать на вопросы их оригинальных анкет, порой самые неожиданные. Почему бы не помочь и Тому Паттерсону?
– Ладно, но не более десяти минут, – согласилась Одель.
Они договорились встретиться в студенческом клубе, где можно, занимаясь анкетой, заодно выпить и кока-колы.
Когда Одель вошла в клуб, Том уже стоял в очереди. Он заметил ее, помахал рукой. Одель нашла свободный столик и села. Вскоре он принес поднос с двумя бутылками кока-колы и огромное количество жареных орешков. Поднос он поставил на стол как раз между собой и Одель – это была граница. Потом из своего серого ранца Том вынул блокнот и открыл его на чистой странице. Уставился на Одель сквозь очки.
– Ты девственница?
– Что?!
– Я изучаю процент первокурсниц, испытывающих оргазм. Итак, ты девственница?
– Да, я девственница; но если бы не была, все равно не сказала бы тебе правду! – Одель оглянулась по сторонам и внезапно поняла, что ответила слишком громко. Окружающие с интересом повернули к ней головы.
– Пожалуйста, говори правду, это необходимо науке, – заверил ее Том, наклоняясь ближе.
– Я сказала правду! – выпалила она.
– Видишь ли, я потерял девственность в четырнадцать лет. Это произошло на заднем сиденье школьного автобуса. Мы тогда возвращались из поездки в Албанию. Мы сделали это в позе на боку. Я еле успел засунуть ей, прежде чем кончить.
– О Господи! Как ты можешь говорить мне все это, да еще жуя при этом орешки!
– Я вижу, ты очень нежная. Может быть, тебе легче будет ответить письменно?
– Мне легче уйти отсюда! – Одель встала и пошла к выходу.
Том схватил блокнот и ранец и увязался за ней.
– Разве это плохо, что ты девственница? Скажи правду, – снова пристал он со своими дурацкими вопросами, когда они вышли из клуба.
– Я девственница, – повторила она.
– Тогда следующий вопрос, – произнес он и как-то умудрился на ходу записать этот вопрос в блокнот: – Часто ли ты предаешься сексуальным фантазиям?
– Я не фантазирую на темы секса, – соврала она.
– Значит, ты асексуальна?
– Чего?
– У тебя нет сексуального желания.
Она остановилась.
– Есть, конечно, – проинформировала она. – Но хорошо воспитанные люди не говорят об этом.
– Сколько времени в день ты проводишь в сексуальных фантазиях? Если можно, назови приблизительный процент времени.
Она резко рванула с места, ускорила шаг, стараясь оторваться от него побыстрее. Но Том не отставал.
– Занимаешься ли ты мастурбацией? – спросил он вдогонку. – Если занимаешься, то насколько часто, и доводишь ли этим себя до оргазма?
Этот тип определенно маньяк, решила Одель.
На следующем сборище в женском клубе «Три каппы» Одель с удивлением слушала речь президентши клуба Брентли Моффат, которая вполне серьезно заявила, держа в руках листки с текстом, отпечатанным на ротапринте:
– Девушки, передо мной стоит нелегкая задача изложить вам следующее. Как вы все знаете, мы, девушки клуба «Каппа Каппа Каппа», должны поддерживать свою хорошую репутацию. В Корнелле наш клуб всегда считался одним из лучших, и мы обязаны продолжать эту славную традицию. К сожалению, некоторые люди, не входящие в наш круг, распространяют о нас нехорошие слухи. Утверждают, будто мы холодные, никудышние женщины с очень суровыми нравами, а парни не хотят с нами встречаться, потому что разочарованы в нас. И не хихикайте, пожалуйста. Это серьезно.
Девушки, – продолжала президентша, – по всему студгородку, в том числе и по женским общежитиям, распространяются эти листки, в которых затрагиваются некоторые деликатные темы. Это анкеты с вопросами, касающимися половой жизни. Я провела несколько часов в тяжких раздумьях, прежде чем согласилась предложить эти анкеты вам. При этом я долго советовалась с миссис Свикли. Анкеты анонимные, вы можете не отвечать на не нравящиеся вам вопросы. Но если ответите, постарайтесь, пожалуйста, отвечать честно. Мы не хотим, чтобы о нас думали плохо. Мы не хотим выглядеть шлюхами, но мы не хотим казаться и холодными вечными девственницами.
Одель поняла, о чем толковала Брентли только тогда, когда посмотрела выданную ей анкету. Вверху было написано: «Верните, пожалуйста, Тому Паттерсону по адресу: абонентный ящик 320, почтовое отделение студгородка».
Результаты своего анкетирования Том опубликовал под провокационным заголовком «Где больше шлюх». Эти брошюрки вмиг были раскуплены по цене пять долларов за штуку и разошлись по всему студгородку как среди студентов, так и среди студенток. В брошюрах содержались не только пикантные ответы на некоторые щекотливые вопросы, но и карта студгородка с указанием, где жаждущему студенту легче всего найти подходящую девицу для скорого утоления томительного желания. Карта была цветной – красным отмечены «горячие» места, желтым – «умеренные», а синим цветом – «холодные». Женский клуб «Три каппы» оказался красным.
За это Тома Паттерсона лишили стипендии (он получал ее за отлично сданные вступительные экзамены), но это суровое наказание не произвело на него особого впечатления. После успешной продажи всего тиража брошюры у него было достаточно денег. А по социологии Том получил высшую оценку «А».
