Текст книги "Отмщение"
Автор книги: Кэролайн Хаддад
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 27 страниц)
Глава 8
Как влюбляются дуры
Почему иногда так не везет? Это злая судьба или просто случайное стечение обстоятельств? Вот какие вопросы задавала себе Одель, созерцая в химической лаборатории длинные черные столы, уставленные склянками с химическими реактивами. Какая жуть, разве можно разобраться во всей этой науке? Да и нужна ли Одель эта наука? Наука вполне может обойтись без нее.
Прошедшее лето выдалось чудесным и жарким. Одель провела его с Тони Мануэлло – они вместе работали спасателями в общественном бассейне Ричавена. Заигрывание с великолепным Тони было для Одель в некотором роде бунтом. Дело в том, что однажды в ночном клубе мать сказала ей ненавязчиво:
– Он итальянец, дорогая, да к тому же католик. Есть много других…
Да, разумеется, Одель и сама знает, что есть много других парней, которые, в отличие от Тони, равны ей по происхождению. Но кто из них может сравниться с очаровательным Тони Мануэлло? Какие у него замечательные черные и кудрявые волосы! Какая обалденная белозубая улыбка! Запретный плод сладок, а потому теплыми и влажными летними вечерами, обнажив груди, Одель часто ласкалась с Тони на заднем сиденье автомобиля, который он заимствовал у своих родителей.
Но все это растаяло в прошлом, наступил сентябрь, Одель снова в Итаке, в Корнелльском колледже. Теперь не уйти от прохождения тех предметов, которые можно было пропустить на первом курсе. Одель предстояло изучать экономику, логику и, черт возьми, химию! (От физики Одель, слава Богу, отделалась еще в школе.)
Поселилась Одель теперь в том корпусе, где находился клуб «Каппа Каппа Каппа». Там было множество бумаг с ответами на экзаменационные вопросы прежних лет. Кроме того, у Одель было много советчиков, подсказывавших, как сделать бремя учебы менее тяжким. Среди прочего ей посоветовали для лабораторных работ найти себе партнера, основной специальностью которого является фармакология. Тогда на лабораторных, сказали ей, тебе ничего не придется делать, он будет проводить опыты сам, чтобы ты ему ничего не испортила.
Но похоже, что такие советы получили и остальные девушки. К тому времени, когда Одель пришла в лабораторию, все медики были уже расхватаны. На долю Одель остался невеселый выбор из трех претендентов: филолог, изучающий английский, будущий администратор бизнеса и Том Паттерсон.
О Боже! Что ему надо в ее химической лаборатории? Более того, этот нахал начал обращаться с Одель как со своей давней подругой!
В студгородке Тома Паттерсона знали все – он получил скандальную известность благодаря своей знаменитой брошюре. Чтобы спасти свою репутацию и репутацию клуба «Три каппы», Одель хотела держаться от Тома подальше.
Это ей удавалось до первого же промежуточного экзамена. Она получила «F». За лабораторные работы ее оценки были немногим лучше – колебались в районе «D». Одель и ее партнер, специализирующийся в английском, вынуждены были проводить опыты только в вытяжном шкафу, и даже в том случае, когда в этом не было необходимости, – преподаватель им не доверял и боялся, что они напортачат так, что взорвут и распотрошат всю лабораторию.
– Я могу помочь тебе, – предложил Одель свои услуги Том, заметив ее низкую оценку.
– Не надо, спасибо, – холодно отказалась Одель. Но заметила, на свою беду, как из его учебника химии вместе с логарифмической линейкой торчит экзаменационный листок с оценкой «А». – Ого, Том! – воскликнула Одель в спину отвернувшемуся Тому. Он обернулся, и она сладко улыбнулась ему той самой улыбкой, излучающей женскую слабость, беспомощность, мольбу и призыв, искусством которой все женщины владеют почти с момента рождения. – Ты и в самом деле можешь помочь мне?
Он вовсе не так плох, как о нем говорят – в этом ей постоянно приходилось уверять своих «сестер» по женскому клубу. Естественно, что Том не заходил к ним после издания своей подлой брошюрки «Где больше шлюх». В течение того семестра Одель еще не встречалась с ним на любовных свиданиях. Но за это время она достаточно его изучила и обнаружила в нем неизвестные широкой публике более утонченные чувства. Да, не удивляйтесь, скрытые от посторонних глаз хорошие качества есть даже у таких людей, как Том Паттерсон.
Верно, впрочем, и то, что он был в некотором смысле деревенщиной, ему не хватало хороших манер, приобретенных Одель в Коннектикуте. Том был наглым и самоуверенным, он был ребенком, знающим о своих блестящих способностях, но еще не успевшим узнать, что одного интеллекта мало. Он не знал, чего хочет в этой жизни, кроме того, что хочет завоевать мир. Но под этой маской дерзости Одель сумела разглядеть в Томе неопытного мальчика, еще ребенка. Это юнец, лихо заказавший себе первую в своей жизни бутылку вина, но ему нужна такая девушка, как Одель, которая объяснит ему, как почувствовать его вкус, и вообще будет направлять Тома в его дальнейших опытах. Том был особенным. А эту особенность, так же как и в случае с Тони Мануэлло, Одель ставила выше всего остального, выше даже здравого смысла.
Тем не менее Одель не восстала против мнения своих «сестер». Она не создана для противостояния обществу. Давление «общественного мнения» женского клуба было для Одель столь невыносимым, что однажды в конце зимы она призналась Тому:
– Я и сама не знаю, зачем встречаюсь с тобой.
– Ты встречаешься со мной, потому что я нравлюсь тебе, – в свойственной ему самоуверенной манере ответил Том.
– А ты разве можешь кому-то нравиться?
– Надо прислушиваться к своим чувствам. Они и есть главное в нас. Только им можно верить. Одель, человек должен сам распоряжаться собой. – Много позже эта фраза Тома приобрела популярность, когда он начал широко проповедовать веру человека в свои собственные чувства.
Но распоряжаться собой оказалось нелегкой задачей, особенно в родительский день, наступивший, когда Одель заканчивала второй курс. На выходные ее родители приехали из Ричавена в Итаку. Хотя по случаю родительского дня женским клубом было запланировано немало праздничных мероприятий, все же студенткам удавалось выкроить немного времени для общения со своими мамами или папами наедине. В одну из таких неловких минут Одель представила своим родителям Тома.
Задолго до этого дня Одель совершила ошибку – рассказала маме о похождениях Тома Паттерсона и о его скандальной брошюрке «Где больше шлюх». И вот после этого она знакомила маму с тем самым пресловутым Томом, представляя его маме как своего друга. К несчастью, мать была рьяной республиканкой, да к тому же память у нее была не хуже, чем у слона. Во время знакомства она сделала вежливую улыбку и сказала Тому, пожимая руку: «Надеюсь, ты уже не балуешься писательством».
Увы! Том не прекратил писанину. Но слава Богу, мать Одель не знала об этом. К тому времени он успел написать целую книгу, она уже готовилась к публикации в издательстве «Блэк Маунтин Пресс». Этим судьбоносным фактом Том был очень взволнован.
– Если бы ты знала, что это для меня значит! – признался он в своих чувствах Одель. – Эти ребята из «Блэк Маунтин» любят публиковать все эзотерическое.
– Эзотерическое? – Одель не смогла скрыть своего беспокойства. – Том, тебе лучше бы не писать ничего…
– Ты обязательно должна прочитать мою книгу, – не унимался Том.
Так ей впервые попала в руки его книга «Полюбить телку».
Одель знала об английской литературе немало, прослушала по ней несколько спецкурсов, поэтому знала, что любая книга основана на личном жизненном опыте писателя. Читая книгу Тома, Одель ожидала узнать в ней Тома и его городок Онеонту с сельскими пейзажами за околицей. Но ничего подобного обнаружить ей не удалось. Тогда Одель подумала, что это просто фантазии на манер известной книги Оруэлла «1984». По всей видимости, решила Одель, телка в книге Тома является символом чего-то такого, чего она по своей тупости просто не может понять. Перечитав первые страницы, Одель наивно спросила у Тома:
– Разве у телки два вымени, да еще по одному соску в каждом?
– Ты что?! – театрально всплеснул руками Том. – Разве ты не поняла, что эта книга не о коровах? Это книга о женщинах и о сексе!
О сексе? О половых органах самцов и самок, о том, как они размножаются? Одель перечитала книгу. Разве это человеческий секс? Это голая физиология, медицинские подробности, никакой глубины и психологии, никакого проникновения в душу. Впрочем, может быть, размышляла Одель, Тому виднее. Ведь он знает, что ЭТО такое. Знает по собственному опыту, он уже испытал ЭТО, а у Одель такого опыта пока нет. Она еще только мечтает о настоящем сексе, лишь фантазирует о том, как ЭТО будет происходить. В силу своей невинности в этом вопросе Одель называла романтическими грезами то томление, которое она иногда испытывала в известном органе между ног. Половой акт ей представлялся вершиной взаимной нежности и глубочайших чувств, одним словом – вершиной настоящей любви. Секс для Одель был прежде всего возвышенным чувством, хотя, конечно, она знала, что тут замешаны и некоторые физиологические аспекты. И не только знала. Она, помнится, и ощущала на своем бедре твердость напрягшегося члена Тони Мануэлло, когда он ласкал ее обнаженные груди. Да и Том часто рассказывал ей кое-что, когда она прогуливалась с ним, а вокруг не было иных свидетелей, кроме травы и деревьев.
Но все-таки, как же происходит половой акт? В поисках хоть какой-то ясности в этом важном вопросе Одель когда-то перечитывала книги Д. Г. Лоуренса и Эрнеста Хемингуэя. И вдруг на тебе, книга «Полюбить телку» с полным описанием полового акта, со всеми его мельчайшими и тошнотворными подробностями. Возвращая Тому рукопись его книги, Одель изобразила серьезный вид, будто книга произвела на нее неизгладимое впечатление:
– Я уверена, что ты станешь таким же знаменитым, как и Джонатан Свифт.
По недоуменному виду Тома Одель поняла, что он понятия не имеет о том, кто такой Джонатан Свифт. Знал бы, тогда по достоинству оценил бы ее восторженный отзыв. Том Паттерсон относился к своим опусам вполне серьезно. Высоко оценивая свое нетленное гениальное произведение, он неоднократно говаривал ей:
– Я освобождаю целое поколение, я открываю перед ними их доселе скрытые сексуальные потребности и невысказанные желания.
Не это ли было началом его мании величия?
Но «величие» разума Тома было непостижимо для Одель с ее заурядными житейскими понятиями. Она не сознавала всей грандиозности его замыслов по внедрению в американское общество его сверхценных идей. Ее просто заинтересовал секс, ее собственные «скрытые сексуальные потребности и невысказанные желания» Чем дольше она встречалась с Томом, тем больше ей хотелось, чтобы он прикасался к ней, тем больше ей это нравилось. Безобидные ласки были вполне допустимы. Как и всякая добропорядочная девушка в Корнелльском колледже, Одель считала секс выходящим за рамки приличий. А просто ласкаться можно. В те времена еще считалось, что девственность – это самый ценный подарок в первую брачную ночь своему единственному рыцарю в сверкающих латах. Конечно, окровавленную простыню не выставляли напоказ, но все-таки этот неписаный закон тогда был еще жив, все знали его и соблюдали.
В начале шестидесятых годов к сексу относились не так, как теперь. Секс не считался тогда пустяком. Может быть, так было потому, что половой жизнью жили только женатые пары. О, разумеется, тут и там то и дело ходили слухи, будто та или иная неженатая парочка – подумать только! – занимается ЭТИМ. Но Одель презрительно считала это грязными сплетнями и клеветой. Да, именно таковы были нравы в те недалекие времена, таковы были стандарты жизни и правила игры. И все играли по правилам. А те, которые дерзали нарушить эти древние обычаи, становились изгоями общества.
Секс. Он нависал над ней и Томом, словно дамоклов меч. Или, как Одель иногда мерещилось, нависал, как налившийся кровью пенис. Она хотела Тома. Конечно, она ни за что не призналась бы ему в этом, если бы он прямо спросил у нее: «Хочешь меня?» Но, Боже ты мой, она действительно хотела его. Ей нравились его прикосновения, нравилось, когда он зарывался лицом в ее волосы около шеи, нравился его шепот Как страстно она жаждала его прикосновений к груди, как млела, когда его пальцы играли ее сосками! Он называл это накоплением материала для следующей книги. Она называла это блаженством.
Она с нетерпением ждала того сладостного момента, когда он снимет с нее бюстгальтер и его руки начнут ласкать ее обнаженную кожу. Но когда это произошло, он попытался продвинуться дальше, а она испытала страх. В своих мечтах она воображала, как однажды его рука будет замирать на ее голом бедре, и она от возбуждения будет испытывать сладостную пульсирующую боль в паху. Но когда они впервые разделись полностью, он положил ее руку на свое бедро.
– Возьми меня здесь, – попросил он, – ну возьми, пожалуйста.
Пожалуй, вначале она почувствовала отвращение. В своих наивных романтических грезах она не воображала себе эти органы, они были где-то на третьем плане. Одель не могла понять, как мужчины могут жить с такими несовершенными «совмещенными» органами, которые служат одновременно для секса и для мочеиспускания. Одель испугалась. Ей не хотелось прикасаться рукой к чьему бы то ни было мочеиспускательному органу, пусть даже и к органу Тома. Но он взял ее руку и самовольно пристроил ее к своему «совмещенному» органу, да еще при этом начал совершать кое-какие движения. Вскоре Одель услышала его стоны, почувствовала его содрогания, после чего он, измазав ее своей жидкостью, устало склонил голову к ней на плечо.
Он медленно доводил ее до страстного трепета, до чувственной дрожи, до невыносимого возбуждения. Он сводил ее с ума, вводил в искушение, неспешно ласкал ее вначале сквозь свитер и блузку, а потом медленно раздевал ее. Снимал бюстгальтер, покусывал нежно соски, вызывая у нее непреодолимое желание. Однажды он расстегнул свои штаны и показал ей, как она должна действовать своей рукой, чтобы он кончил. В другой раз он разделся, заставил ее стать перед ним на колени и ласкать его ртом. После этого Том объяснился ей в горячей любви.
Одель начала страдать. Когда после свиданий с Томом она спешила к себе в общежитие, чтобы успеть до комендантского часа, губы ее побаливали, внизу живота чувствовалась неприятная тяжесть от застоя и переизбытка крови, вызванного слишком долгим возбуждением, никак не находящим удовлетворения. Она пожаловалась на свое болезненное состояние Тому, и он сказал, что от такой болезни существует простое лекарство. И начал ее лечить – рука его заскользила по ее бедру. Одель пыталась сперва возразить, но он был для нее доктором, он знал, как избавить ее от страданий. Его рука проскользнула ей под трусы. Одель, как ей и следовало по ее понятиям в таком случае поступить, запротестовала: «Нет, Том, нет, нет». Но его рука уже ласкала ее лобок, ее ноги раздвинулись, поняв прикосновения как волшебное заклинание «сезам, откройся». Пальцы Тома от лобка постепенно переместились ниже и сладко вошли в нее. Одель была одновременно напугана и возбуждена. Она находилась в возбужденном состоянии уже месяцы, ей жутко требовалась разрядка. И она получила ее – наконец-то испытала оргазм. Начиная с этого момента Одель уже не могла жить без ЭТОГО, ей всегда было мало.
Разумеется, она никогда не рассказывала своим «сестрам» по клубу о том, что с ней происходит. Но она боялась, что слишком часто пропускает многочисленные культурные мероприятия, проходящие в Корнелльском студгородке. Вот как, оказывается, секс отрывает людей от цивилизации.
– Что же нам делать? – спросила она Тома, чувствуя вину за слишком пылкое увлечение сладким запретным плодом.
– Наслаждаться, – просто ответил Том.
Ох, если бы тогда Одель одумалась и остановилась!
Заканчивая второй курс, Том и Одель искренне думали, что не могут жить друг без друга. Они занимались сексом не менее пяти раз в неделю и называли это любовью. Впрочем, в этом они не одиноки. В начале шестидесятых годов многие секс называли любовью. С так называемым свободным сексом, низведенным до уровня пустяка и заурядного бытового явления, столкнулось следующее поколение, заболевшее неизлечимым цинизмом. А в начале шестидесятых романтика еще прочно держала свои позиции. Секс был возможен только в виде любви, а любовь освящалась законным браком. В начале сентября в выходные, предшествующие Дню труда, Том и Одель радостно и торжественно обвенчались в Ричавене. Родители молодоженов поклялись, что их сын и дочь отныне всегда будут счастливы. Чего только люди не вытворяют, когда переберут шампанского!
К счастью для молодоженов, их родственники не догадывались, почему молодым так срочно приспичило вдруг жениться. Благодаря законному браку Одель и Том стали получать от родителей не только деньги на учебу в колледже, но и дополнительные карманные деньги, позволившие жить с комфортом. Накануне свадьбы Одель заметила, как ее мать неловко мнется, как бы не решаясь заговорить на трудную тему. Наверно, решила Одель, мама хочет просветить доченьку насчет некоторых физиологических аспектов, связанных с супружеским ложем. Но мать сказала ей всего лишь: «Надеюсь, ты закончишь колледж. Для меня это очень важно». Одель, избавленная от затруднительной необходимости признаться маме, что она уже знает, чего ей ожидать в первую брачную ночь, с радостью пообещала, что колледж она непременно закончит. Откуда ей было знать, что через несколько месяцев она забеременеет?
Радости Одель не было предела. Она осуществила Американскую Мечту! У нее есть любовь, она замужем, она беременна! Все шло так, как Одель и мечтала.
Том тоже был в некотором смысле беременным – он рожал первую серию статей на психосоциологические темы, которыми он надеялся завоевать американскую культурную сцену. Его редактор и издатель в «Блэк Маунтин Пресс» буквально умолял Тома дать ему рукопись второй книги. Первая книга «Полюбить телку» впоследствии канула в лету, но себя окупила, так что это издательство, выпускавшее мягкую порнографию, получило от книги доход. Успех следующей книги позволил бы издательству существовать и дальше, по крайней мере просуществовать еще год. Но Том не мог разорваться на части. Он был мужем, будущим отцом и вдобавок изучал социологию, поэтому у него почти не оставалось времени на создание целой книги мастурбационных фантазий. Вместо этого Том принялся писать статьи в духе «психосоцио»: почему мужчины предпочитают блондинок; почему человеку нравится тот или иной цвет и как это человека характеризует; действительно ли крайности сходятся; на что вы в первую очередь обращаете внимание, когда входите в наполненное людьми помещение? К сожалению, в те времена еще не существовало журналов, специализирующихся на публикации этих «важных» вопросов. Поэтому Том взял себе псевдоним Томми и начал посылать свои творения в женские журналы, а также в молодежные типа «Семнадцать». Редакторы вначале думали, что эти статьи выходят из-под пера женщины, настолько глубоко Том проникал в мир женской души. Одель считала это своей заслугой, а потому этим гордилась.
Юлия Лэйси Паттерсон родилась в первую неделю августа 1963 года. В тот момент, когда у Одель начали отходить околоплодные воды, она сидела за пишущей машинкой и печатала очередную статью Тома для его будущей книги «Правдивая история моей жизни». О своих творениях Том отзывался так: «Дешевка кормит». Впоследствии эти слова вошли в поговорку. Одель пыталась не обращать внимания на подступающие схватки, потому что рукопись в напечатанном виде нужна была Тому в тот же день, а сам он не любил печатать. Он жаловался на усталость. Да и сама Одель была не лучшей машинисткой, вдобавок работа замедлялась из-за ее переживаний – она близко к сердцу воспринимала рассказы, особенно такие, как этот, в котором молодая жена разрывалась между мужем и его младшим братом. Господи, как же Одель переживала! Слава Богу, у нее есть муж, способный защитить ее от подобных напастей.
Закончив работу, Одель оставила напечатанные листки на кухне вместе с запиской, кратко извещавшей Тома, что она отправилась в больницу рожать ребенка. Ведь Одель была из Коннектикута, а значит, хорошо воспитанной женщиной, поэтому сдержанность была образом ее жизни.
Естественные роды тогда не были в моде. Мать даже предлагала ей рожать под наркозом.
– Поверь мне, – выразительно сказала она, – лучше бы тебе не знать, что происходит при этом.
Но Одель по совету доктора согласилась только на местную анестезию в области таза.
Роды протекали быстро. Одель поместили в родильную палату еще до того, как успел прийти Том. Но это не имело никакого значения. В минувшие времена, когда женщины были женщинами, а мужчины были мужчинами, присутствие мужа при родах считалось излишним. Что удивило Одель, так это боль. Боль была жуткая. Одель орала всем, кто попадался ей под руку, что никогда-никогда и ни за что на свете она больше не будет рожать. А акушерки на это лишь добродушно улыбались. Очевидно, они слышали подобные клятвы несчетное количество раз от других рожениц.
Обезболивающий укол, вызвавший анестезию в области таза, принес некоторое облегчение. Врач приказывал тужиться, но Одель ничего не соображала. Ну и слава Богу. Вскоре акушерки закричали ей, что уже вышла головка ребенка, и заверили, что мучиться осталось уже недолго. А Одель лежала на спине, смотрела на лампы на потолке и причитала – за что ей выпали такие муки?
– Вот уже и плечики. Сейчас примем! – воскликнул врач так, словно ребенок был его собственным.
И тут Одель почувствовала облегчение. Ощущая одновременно и пот и холод, она услышала первый детский крик, а потом нечто вроде мяуканья тонущей кошки. Так у нее родилась дочь.
Доктор показал Одель ее дочь, потом ребенка взяла акушерка, чтобы врач мог взять послед. Подержать дочь в руках Одель не разрешили. Ребенок принадлежал уже не только ей. Пять следующих дней ребенком занимались врачи и медсестры.
– Все нормально? – поинтересовалась у них Одель.
– Очень красивая девочка. Все как надо, десять мальчиков на ручках и десять пальчиков на ножках.
– Очень хороший ребенок, – добавила другая акушерка, – вес шесть фунтов и тринадцать унций, рост девятнадцать и три четвертых дюйма. Все в норме, цвет кожи тоже очень хороший.
Итак, после родов девочку запеленали и унесли. Потом из родильной палаты на кровати на колесиках выкатили и Одель. В коридоре ее ждал Том.
– Я видел ее! – возбужденно заговорил он, схватив Одель за руку. – Она красивая.
– Ты прочитал мою записку? Рукопись…
– Я уже отослал ее. Одель, ты не представляешь, какое ты мне принесла счастье!
Тогда Одель почти не обратила внимания на эти его слова, ей было не до того. Но позже, то ли наследующий день, то ли через неделю или, может быть, через месяц, до нее дошло, что Том вначале зашел на почту отправить рукопись и только после этого пришел к Одель в роддом. Она задумалась – отчего Том был счастлив? Не оттого ли, что она успела напечатать его рукопись прежде чем пойти рожать его ребенка?
